Текст книги "Токсичная Любовь (ЛП)"

Автор книги: Кристофер Триана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Мне всего было шесть. Шестилетние дети – идиоты.

Мой план провалился. Мои крики привлекли всех учеников, вместо того, чтобы привлечь только миссис Каммингс, и это, конечно же, чертовски помогло. Некоторые из мальчиков хихикали над моими слезами, только начиная познавать радость причинения боли другим, в то время как некоторые девочки просто смотрели на меня своими осуждающими маленькими глазками. Я завыл еще сильнее, и миссис Каммингс подбежала ко мне так быстро, как только могла ее большая задница, ее дряблые сиськи подпрыгивали над животом, когда она пришла мне на помощь. Но прежде чем она успела до меня дотянуться, милая Джоани Грабовски, единственная девочка, в которую я немного влюбился – точнее, это моя первая влюбленность – подошла ко мне, чтобы помочь встать. В этот момент я понял, что я ей тоже нравлюсь, но это должно было измениться. Ее нос сморщился, когда она взяла мою руку, ее хмурый взгляд стал глубже, а вместе с ним и веснушки.

– Фу, – сказала она.

Она огляделась по сторонам, пытаясь найти источник запаха. Я боялся вставать, не зная, что сделает моя какашка, если я пошевелюсь, но чувствовал, что, если я откажусь от ее помощи, это каким-то образом покажет, что я сделал. Поэтому я позволил Джоани помочь мне подняться на ноги, и в тот момент, когда я встал, я почувствовал, как маленькие липкие шарики выкатились из моих шорт, как дерьмо скользнуло по моим ногам, когда они скатились на песок детской площадки. Кое-кто из ребят начал смеяться. Другие закричали и отбежали на несколько футов, но тут же обернулись, чтобы посмотреть с безопасного подветренного расстояния. Джоани застыла на месте, слишком потрясенная, чтобы двигаться или говорить, все еще держа за руку мальчика, который с этого дня будет известен как ребенок, который обосрался.

После того дня другие дети стали называть меня Майк Эссбрук^[24]. Это прозвище не покидало меня до самого шестого класса. Слава Богу, мы переехали до того, как я пошел в среднюю школу, что дало мне шанс с новыми сверстниками, которые не знали о моем мятежном кишечнике.

В тот момент, когда я впервые почувствовал, как из меня вылетают какашки, когда я упал на землю, я почувствовал ужас, истинный, безбожный и лавкрафтианский. С того дня я испытывал его еще несколько раз, но чаще всего я чувствовал просто страх, стресс или смущение. Я не испытывал постоянного ужаса до тех пор, пока не встретил Сэйдж и не начал кататься голышом в запекшейся крови, пока не дошел до того, чтобы брызгать спермой на лица трупов. Но даже шок и ужас от всего этого со временем исчезли, оставив тошнотворную тоску и отвращение к себе там, где когда-то царил ужас.

Но здесь, на этом складе, ужас вернулся домой.

Я чувствовал, как он проникает в мой мозг и холодит зубы, как будто каждый нерв был обнажен. Ужас медленно пульсировал в моих венах. Мой пот стал холодным, как сосульки, тающие на рассвете.

– Подожди, – сказал я, но не знал, что сказать дальше.

– Так оно и есть, Мистер Майк, – сказал Лестер. – Я так понимаю, что если ты грохнешь этого придурка, то погрузишься в грязь настолько глубоко, что будешь бояться даже пикнуть перед гребаными копами. Потому что если ты настучишь на меня за убийство, то сдашь и себя. Ты перейдешь от соучастника к сообщнику, понимаешь? Это, мой друг, лучшая страховка.

Лестер продолжал целиться в меня из пистолета, а свободной рукой полез в карман пальто и вытащил еще один. Я ничего не смыслил в оружии, но знал, что это револьвер, может быть .38, в то время как у него был "Глок" или что-то в этом роде. Когда он протянул мне револьвер, его лицо стало еще страшнее. Я не потянулся за ним.

– Возьми, – сказал он.

Он шагнул немного вперед, ствол "Глока" медленно приближался к моему лицу. Я никогда раньше не стрелял из пистолета и боялся, что снова переживу инцидент с какашками на детской площадке. Я медленно потянулся за револьвером.

– Теперь я наблюдаю за тобой, – сказал Лестер. – Если ты направишь эту штуку куда-нибудь рядом со мной, я пробью в тебе столько дырок, что ты будешь выглядеть, как рыболовная сеть.

Я кивнул, заверяя его, что не посмею поднять на него пистолет.

– А теперь, – сказал Лестер, – я отойду, и ты всадишь пулю в череп этой жирной крысе. Ферштейн?^[25]

– Лестер, я…

– Послушай, парень. Не парься насчет этого. Дом переметнулся к нашим соперникам и попытался заставить меня сделать то же самое. Он создал вокруг меня кучу подозрений, которые мне ни хрена не нужны. В довершение всего, этот отброс дрочит на детское порно, ясно? Так что, ты не убьешь здесь ни в чем не повинного человека. Кроме того, у тебя нет особого выбора. Есть только один выбор: ты убьешь его, или я убью тебя, а потом и его. Не такое уж и трудное решение, не так ли?

Я посмотрел на Сэйдж, которая тоже смотрела на меня. Ее нижняя губа дрожала, но я не мог прочитать выражение ее глаз. Она выглядела очень отстраненной, и в этот момент я задался вопросом, знал ли я ее когда-нибудь по-настоящему.

– Не смотри на нее, – сказал Лестер. – Она ничем не может тебе помочь. Хочешь смотреть на кого-нибудь, посмотри, блядь, на него, – oн кивнул на Дома.

Это я и сделал. Я посмотрел на Дома.

Он сидел сгорбившись, уставившись в землю, так что я не мог видеть его лицо. Он мог молиться или плакать. Я заметил, что в его черных волосах появилась седина, и подумал, сколько же ему лет. Он был, по крайней мере, моего возраста. Интересно, сколько раз он испытывал настоящий ужас? Я полагал, что этот момент в его жизни занимает где-то на самом верху. Он был связан на полу залитого кровью склада с вооруженными преступниками, один из которых требовал, чтобы его застрелили. Я мог бы пожалеть его, но, возможно, он заслужил этот ужас. Лестер сказал, что он педофил и перебежчик. Может, он и заслужил хорошую взбучку или тюремный срок, но разве он заслужил пулю в голову? Я бы чувствовал себя немного лучше, если бы точно знал, что он тот, за кого его выдает Лестер, но сомневаюсь, что мне было бы легче его убить. Я не стал уклоняться от столкновения. Я твердо стоял на своем с такими придурками, как Галанос, и был готов преподать урок подонкам вроде придурка Тони, когда дело дойдет до этого. Но побить парня в продуктовом магазине было не совсем то же самое, что проделать дырку в его лице.

– Чего ты ждешь? – cпросил Лестер.

Я снова посмотрел на Сэйдж. Она бросила на меня быстрый взгляд, а затем сделала что-то такое, что заставило мой желудок напрячься. Она пожала плечами – совершенно слабый, уклончивый жест, столь же неопределенный, сколь и апатичный. Мне хотелось, чтобы она все еще лежала на полу, чтобы я мог ударить ее лицом в бетон еще сильнее, чем когда мы трахались.

– Сделай это! – закричал Лестер, с громким щелчком переключая что-то на своем пистолете.

Я положил обе руки на рукоятку револьвера и очень медленно поднял его. Каждый мускул в моем теле, казалось, напрягся, и все же я чувствовал, что вот-вот упаду в обморок. Мои ботинки увязли в луже крови под ногами, как в песке, когда я подошел ближе. Дом по-прежнему не поднимал на меня глаз. Так было лучше. Если бы мне пришлось посмотреть ему в глаза, то мои нервы не выдержали бы. Теперь я стоял перед ним, дрожа, затерявшись в толстых, удушливых объятиях ужаса.

Убийца. Я был на грани того, чтобы стать проклятым убийцей.

Достаточно хреново быть преступником, соучастником убийства, некрофилом и кровавым упырем. Теперь я был близок к тому, чтобы стать настоящим убийцей. Внезапно я задался вопросом, был ли это план Лестера и Сэйдж для меня с самого начала.

Ну и хрен с ним.

Я опустил пистолет и отошел в сторону.

– Лестер, я просто не могу…

– Ах ты, маленький педик!

Вот тогда он и набросился на меня. Он не выстрелил, а бросился вперед, как будто собирался схватить меня. Может быть, он собирался приставить пистолет к моему виску и кричать мне в ухо, пока я не застрелю Дома. Может быть, он собирался выбить из меня все дерьмо. Что бы он ни планировал, ему это не удалось. Я попятился от него, и Лестер быстро двинулся вперед, не обращая внимания на лужу крови, в которой я стоял. Его ковбойские сапоги, должно быть, не были достаточно тяжелыми, потому что его левая нога скользнула назад, а когда он попытался выпрямиться, другая нога тоже выскользнула из-под него. Падая лицом вниз, он попытался вытянуть руки, чтобы остановить падение, но не хотел отпускать пистолет. Приземлившись, он сделал это неуклюже, и я услышал, как хрустнули его пальцы, согнувшиеся в неправильном направлении. Его пистолет крутанулся в футе от него. Я хотел пнуть его еще дальше и, как последний идиот, поскользнулся в крови, как и он. Я упал на свою задницу. Боль пронзила мою левую руку, но револьвер я держал в правой. Я его не уронил. Я направил его на Лестера, когда он попытался встать.

– Не двигайся!

Но он не слушал. Он попытался схватить мой пистолет.

Ладно, – сказал я себе, – вот оно. Ты должен застрелить его!

Но к тому времени, как я нажал на спусковой крючок, он уже схватил револьвер в моих руках и отвел его в сторону. Раздался выстрел, и пуля исчезла в темноте. Сэйдж взвизгнула. Я все еще держал пистолет, но Лестер держал меня за руки. Мы боролись за контроль над оружием, а Сэйдж стояла над нами, разинув рот, как ошарашенный мул. Она была так близко к "Глоку" Лестера. Она могла бы взять пистолет и выбрать, кому помочь, но не сделала этого, а просто нависла над нами, уставившись на нас, как ребенок, сидящий слишком близко к телевизору.

Лестер был сильнее меня. Его здоровые пальцы обхватили ствол, и я почувствовал, как моя хватка ослабла, ладонь стала скользкой от пота. Изуродованное месиво другой его руки, которую он сломал, было близко, так что я открыл рот и прикусил скрюченные пальцы. Лестер взвыл, но поначалу не отпустил ее. Он пытался вытерпеть это, но я оказывал сильное давление на уже сломанные кости. Боль, должно быть, была невыносимой.

Внезапным рывком Лестер вырвал у меня руку, и я завладел револьвером. Я хотел сказать ему, чтобы он замер, и связать его, как Дома, пока я не придумаю, что с ним делать. Но Лестер не дал мне шанса, и, в общем, это было не совсем трудное решение, не так ли?

Когда он нырнул за своим "Глоком", я выстрелил. Его тело дернулось, и он упал грудью в красные лужи, в морозном воздухе дымилась свежая дыра в нижней части спины. Он должен был просто остаться лежать, но Лестер был действительно жестким типом. Он потянулся за пистолетом, все еще надеясь взять верх, и я выстрелил ему в затылок. Из его лба вылетело красное облачко, добавив свежей крови в лужу крови под ним, когда его лицо упало вперед, вызвав кучу брызг.

Меня вырвало так резко, что я даже не подумал открыть рот. Сначала оно вылетело из моих ноздрей, но потом я пришел в себя и широко раскрыл рот, остатки моего обеда с буррито выплеснулись на мертвого Лестера, отправив его в ад в одеяле из непереваренных пережаренных бобов.

* * *

Я не могу выразить, как это ужасно – убить кого-то. Несмотря на то, что это была самооборона – Лестер убил бы меня, если бы я не убил его – в тот момент, когда пуля вошла в его мозг, я испытал ужас, который сделал все мои другие моменты ужаса похожими на дешевые страхи Хэллоуина по сравнению с ними. В фильмах Рэмбо, Джон Макклейн и все эти парни кажутся крутыми, когда стреляют в злодеев. Они даже кидают шутеечки, прежде чем убить плохих парней. Но нет ничего легкого или смешного в том, чтобы быть настоящим палачом. Это поистине мучительный опыт.

Наверно, мне следовало быть осторожнее и схватить "Глок" Лестера прежде, чем Сэйдж успела бы взяться за него и попытаться отомстить за своего кузена. Но я был как в тумане. Впрочем, это не имело значения. Сэйдж не стала хвататься за пистолет и нападать на меня. Она просто стояла и мечтательно смотрела на Лестера, как маленькая девочка в Диснейленде на какого-то бедолагу в костюме Микки-Мауса.

– Срань господня, – сказал я, тяжело дыша. Остатки мозгов Лестера сочились из его размозженного лба. – О черт, о черт, о черт!!!

– Успокойся, – прошептала Сэйдж.

– Успокойся? Как, черт возьми, я должен успокоиться? Я только что вышиб мозги твоему кузену!

Ее глаза сузились.

– Да, я видела. Кстати, большое спасибо.

– Что?

– Мне нравился Лес.

– Сэйдж, у меня не было выбора.

– Да, это так. Все, что тебе нужно было сделать, это убить этого парня, – oна указала на Дома, который все еще стоял на коленях. – Но вместо этого ты убил единственную настоящую семью, которая у меня была. Так держать, придурок.

– Я вообще никого не хотел убивать!

– Ну, ты действительно все испортил.

Я осмотрел склад, не имея ни малейшего представления о том, что, черт возьми, я ищу, надеясь, что решение волшебным образом придет ко мне. Я поднял "Глок" и засунул его за пояс джинсов, все еще держа револьвер, из ствола которого струился дым.

– Ладно, давай подумаем.

Сэйдж вздохнула.

– Давай просто уйдем, Майк. Я очень устала.

– Мы не можем просто уйти.

– А почему бы и нет? Что сделано, то сделано. Я не в восторге от Лестера, но он пытался убить тебя. Я не могу винить тебя за то, что ты защищался. Я заботилась о нем, но по какой-то глупой причине я забочусь и о тебе тоже.

Я был удивлен тем, как хорошо это заставило меня чувствовать себя.

Я указал на Дома.

– А как же он?

Сэйдж только пожала плечами.

– Мы не можем просто так оставить его здесь, – сказал я. – А как насчет Эндрицци? Лестер, должно быть, разговаривал с кем-то, прежде чем прийти сюда. Кто-то знает, что мы здесь.

– Ну, кто-то знает, что ты здесь. Я сомневаюсь, что он говорил что-нибудь обо мне. Он всегда заботится о том, чтобы защитить меня, – oна шмыгнула носом. – Или, наверно, надо сказать, что он заботился.

Я снова оглядел склад.

– Возможно, они даже следят за нами прямо сейчас.

– Если бы это было так, ты бы уже был мертв.

– Ты так думаешь?

– Да, они бы уже приехали и убили тебя.

Это меня немного утешило. Может быть, никто еще не знал.

За моей спиной раздался мужской голос, заставивший меня вздрогнуть:

– Отпустите меня.

Мы с Сэйдж посмотрели на Дома сверху вниз. Когда он поднял голову, из разбитого носа потекла кровь.

– Кто вы такой, мистер? – cпросил я. – Кто вы на самом деле?

– Просто парень.

– Что это за дурацкий ответ?

– Просто ответ.

Я нахмурился.

– Тебе действительно нравится детское порно, как сказал Лестер?

– Нет. Никогда.

Сэйдж усмехнулась.

– Конечно, он скажет «нет», если ты спросишь его об этом, Майк. Не говори глупостей. У Леса не было причин выдумывать это.

– Зачем Лестер привел тебя сюда? – cпросил я Дома.

– Семья Эндрицци решила, что я имею дело с конкурирующей бандой. Они думали, что раскрываю их секреты Чиккаронам.

– А это правда?

– Неужели это так важно для тебя, парень?

– А чем ты занимался?

Он помедлил с ответом.

– Простой чепухой.

– Чепухой, да? – я усмехнулся. – Лестер говорил правду, не так ли? Ты ведь торговец детским порно, не так ли?

Дом сплюнул кровь на пол.

– Как я уже сказал, это действительно имеет для тебя значение?

Это действительно имело значение. Похоже, для Сэйдж это тоже имело значение. Может, она и не хотела иметь собственных детей, и не возражала против секса в комнате, где они умерли, но это не означало, что она желала им зла.

– Пристрели его, – сказала она. – Убей вонючего педофила.

– Послушай, – сказал Дом. – У меня есть деньги.

– Чтобы ты дальше издевался над детьми? – cказала Сэйдж. – Нет уж, придурок.

– Леди, вы не знаете, что вы такое…

– Заткнись, подонок, – перебил я его. Я повернулся к Сэйдж. – Может, нам стоит отпустить его?

– С чего бы, черт возьми?

– Выслушай. Если мы его отпустим, то сможем повесить на него убийство Лестера, скажем, ему удалось разорвать веревку и выхватить револьвер из кармана Лестера. Эндрицци должны поверить, если этот парень – перебежчик. Это спасет меня от их мести.

Сэйдж провела рукой по волосам. Некоторые из них были покрыты засохшей кровью. Дом ничего не ответил. Он, казалось, не возражал против такого предложения. Я думаю, он понял, что Эндрицци уже вынесли ему смертный приговор, так что же ему терять?

Сэйдж вздохнула.

– Значит, эта свинья продолжит трахать младенцев, чтобы ты мог оставаться на хорошем счету у мафии?

От ее слов меня затошнило.

– Если он действительно педофил.

– Вовсе нет, – ответил Дом.

– Ты же знаешь, что это так, Майк.

– Леди, я торгую угнанными машинами, ясно?

– У тебя было время придумать что-нибудь, верно, Доминик?

– Слушай, – сказал я, – этот парень в любом случае труп. Эндрицци позаботятся об этом. Он будет слишком занят, спасая свою жизнь, чтобы снимать фильмы.

– А если он сбежит? – cпросила Сэйдж.

Я вздохнул. Почему она решила именно сейчас учить меня морали?

– Я не могу убить его, Сэйдж. Я просто не могу этого сделать. Выстрелить в Лестера – совсем другое дело. Это была самозащита. Этот парень стоит на коленях со связанными за спиной руками.

– Ладно, – oна протянула руку. – Дай мне пистолет. Я сделаю это.

– Сэйдж, я только что убил человека, и позволь мне сказать тебе, что ты не хочешь, чтобы это было на твоей совести. Убивать…

– А почему ты решил, что я никого не убивала раньше?

Ее глаза были как бритвы, острые и неумолимые. Я сглотнул, когда холодная реальность обрушилась на меня. Я не знал эту женщину. Я ее совсем не знал.

– Ты уже убивала раньше?

На ее лице появилась ухмылка.

– Эй, когда у тебя развивается фетиш на кровь, ты в конечном итоге делаешь некоторые сумасшедшие вещи, чтобы избавиться от этого.

Время замедлилось для меня, когда Сэйдж хлопнула пальцами по ладони, прося пистолет.

– Значит, ты любитель острых ощущений? – cпросил я.

Она закатила глаза.

– Просто дай мне этот чертов пистолет, Майк. Я уже хочу домой – может быть, выпить вина, покрасить ногти на ногах и посмотреть «Девочек Гилмор»^[26]. По-твоему, так поступают все женщины, верно? Они не могли быть убийцами. Я не твоя тупая жена, футбольная мамочка, приятель. Если ты еще не заметил, я немного не в себе.

Я отступил еще на шаг.

– Если ты убиваешь людей только ради сексуального возбуждения, то это делает тебя такой же плохой, как и он, – я указал на Дома.

– Черт возьми, не сравнивай! – зарычала она. – Я никогда не обижала маленьких детей! Это чертовски хуже, чем убивать бродяг, автостопщиков и проституток, людей без каких-либо ценностей, людей, которых общество никогда не замечает, когда они пропадают. И я всегда давала им сначала горячую еду и место для ночлега. Их последний день со мной был, вероятно, одним из лучших дней в их жалкой маленькой жизни. Черт возьми, я оказала им услугу, убив их!

Я опустил голову.

– Иисусe.

– Не смей меня судить, Майк Эшбрук. Я не нуждаюсь в том, чтобы меня судил какой-то гребаный неудачник! Да, я прикончила парочку ничтожеств. Да. Кроме того, их было не так уж и много. Я была молода, понятно? Я была новичком во всем этом. Я должна была что-то сделать.

Я приложил руку ко лбу и провел ею по лицу.

– Значит, только потому, что они были бедны, они были расходным материалом, да? Только потому, что их отцы не были богаты, они заслуживали смерти?

– Избавь меня от этих кровожадных либеральных штучек. Я не говорила, что они этого заслуживают, я просто сказала, что это не имеет значения. Я выбрала их, потому что они были одни. У них не было ни семьи, ни друзей. Никто не станет искать их.

– Ты говоришь как настоящий серийный убийца.

Дом рассмеялся:

– Вот видишь! Сумасшедшая сука признает это. Это ее ты должен убить.

– Заткнись, – сказал я.

Я не сказал ему, что он прав.

– Тогда как насчет этого, – сказала Сэйдж. – Если у этого жирного итaльяшки действительно есть связи с конкурирующей бандой, что помешает ему использовать их, чтобы отомстить нам?

– Я этого не сделаю, – сказал Дом.

– Заткнись нахуй! – cказал я, направляя пистолет, которым не собирался пользоваться.

Но он не заткнулся.

– Зачем мне мстить, если ты меня отпустишь?

– Потому что вы, мафия, все одинаковы, – сказала Сэйдж. – Вы все жаждете мести.

– Леди, это не кино. Может быть, тебе стоит просто присесть в уголке и дать мужчинам поговорить?

Все замолчали. Сэйдж подошла и пнула Дома в лицо. Кровь хлынула из его уже сломанного носа багровым туманом, и он упал боком на пол.

– Чертов педофил-женоненавистник! – сказала она, пнув его по почкам. – Если я не могу застрелить тебя, то уж точно затопчу насмерть!

Она брыкалась и пиналась, избивая сапогами. Дом попытался откатиться в сторону, но это было бесполезно. Он был связан, беззащитен, а Сэйдж бушевала.

– Я проломлю тебе череп и трахну твои мозги!

К горлу подступила желчь, и я проглотил ее цитрусовый привкус. Я был свидетелем буйства маньяка, психопата-убийцы. Сэйдж была не просто молодой женщиной с причудливым фетишем, она была чудовищем. И без мафиозных разборок ее кузена, без ее работы по уборке с Райкером или без такого любовника, как я, у нее больше не было бы доступа к крови, которая ее возбуждала. Видя ее гнев, я не сомневался, во что она превратилась, удовлетворяя свой сексуальный аппетит. Будет больше бездомных, больше проституток, больше невинных жертв. И она была достаточно богата, чтобы это сошло ей с рук. Если Сэйдж не сможет найти кровь, она сделает это. Она прольет всю кровь до последней капли, чтобы сделать себя счастливой, и каким-то образом найдет способ заставить меня сделать это с ней.

Я потянулся к ней, но она оттолкнула меня. Когда я отшатнулся, она вытащила из кармана пилочку для ногтей и начала быстрыми толчками колоть Дома в горло. Должно быть, она попала в главную вену, потому что кровь хлынула из его шеи, как гейзер. Я снова потянулся к Сэйдж, больше для того, чтобы спасти ее от самой себя, чем для того, чтобы спасти Дома, и когда она повернулась ко мне на этот раз, в ее глазах была безумная ярость, которая заставила мои внутренности превратиться в лед.

Она бросилась на меня с окровавленной пилочкой для ногтей.

Я поднял пистолет и дважды выстрелил.

ГЛАВА 17

Сэйдж уже была вся в крови, когда я стрелял в нее, и было трудно сказать, попал ли я в нее вообще. Она отшатнулась назад, но не упала. По крайней мере, поначалу. Она просто остановилась, моргая, как будто только что очнулась от странного сна.

– Майк?

Ее слова были влажными, в горле открылось, подмигивая, пулевое отверстие. Кровь хлынула из раны и потекла по уголкам ее рта. Ее глаза остекленели, и когда она снова отшатнулась назад, я подбежал к ней – инстинктивно – поймав ее, прежде чем она успела рухнуть на бетон. Она была липким тряпичным свертком мертвого тела, но все еще дышала, все еще была жива. Пока я укладывал ее на пол, она бормотала, пуская пузыри крови через свою новую дырочку.

– Му… Ми… Майк…

Я пристально посмотрел ей в глаза.

К тому времени, как я застрелил Сэйдж, Дом был уже мертв. Он не только истек кровью, но и, по-видимому, ее ботинки были со стальными носками, потому что на затылке у него была вмятина. Я предположил, что это не было большой потерей, поскольку я действительно верил, что он торговал детской порнографией, но это все равно разрушило мой план повесить на него смерть Лестера. Я не стрелял в Сэйдж, пытаясь спасти Дома. Мне было противно убить человека, но она была опасна для всех, особенно для меня. Даже если она не пыталась причинить мне серьезную боль, а только пугала меня пилочкой для ногтей, чтобы заставить отступить, у нее была странная власть надо мной, и независимо от того, как сильно я пытался бороться с ее чарами, ей всегда удавалось затащить меня обратно в свой темный и мерзкий мир. Убийство ее было такой же самозащитой, как и убийство Лестера, и все же это было нечто большее. Я защищал себя, а также общество, и я сделал это для Сэйдж, когда нажал на курок.

Это было убийство из милосердия. У нее была неизлечимая болезнь, зависимость, от которой она не хотела отказываться. Эта женщина безнадежно сошла с ума, вероятно, задолго до того, как я с ней познакомился, и ее порочность теперь была непостижима, потому что она всегда плыла так глубоко, как только могла, ища несуществующее дно. Ужасающая внутренняя вселенная Сэйдж Яворжин была бесконечной и беззвездной – жестокой, черной бесконечностью. Ее смерть принесла ей больше пользы, чем кому-либо другому.

Я навис над ней, палач во мне превратился в сиделку. Рука Сэйдж потянулась к животу, и от этого легкого прикосновения сквозь одежду хлынул поток крови. Я осторожно убрал ее руку и закатал рубашку, чтобы обнажить вторую рану, чуть выше правого бедра. Я погладил ее по голове, мое лицо было достаточно близко, чтобы поцеловать ее, надеясь отвлечь ее от того, что мы видели.

– Все в порядке, – тупо сказал я. – Все в порядке.

Но ничего не было в порядке и никогда не будет.

– Ми… Майк… тра…

Она закашлялась, брызнув кровью мне в лицо. Я захлопал глазами и отвернулся, чтобы сплюнуть теплую кровь, а ее руки упали мне на плечи, сжимая их. Когда я снова посмотрел на нее, одна из ее рук скользнула вниз по моей груди и ущипнула меня за сосок.

– Трах… ме…

Ее рука опустилась ниже, кровь начала собираться под нами.

– Сэйдж, просто постарайся успокоиться, хорошо?

Она повернула голову и сплюнула кровавую желтоватую жижу. Ее дыхание со свистом вырывалось из раны на шее. Прочистив на мгновение горло, она наконец-то произнесла то, что хотела сказать. Ее последние слова. Ее последнее желание.

– Трахни м-м-меня, Майк!

Ее рука легла на мою промежность, лаская так сладко, как девственница. Моя грудь сжалась, и ужас вернулся ко мне черным шквалом. Сэйдж умирала подо мной, от моей собственной руки, и она хотела, чтобы я трахнул ее в последний раз. В ее глазах не было ни паники, ни признаков горя, промелькнувших на лице. Даже злости на меня за то, что я в нее выстрелил, не было. Было только желание, такое же чистое и непоколебимое, как в тот первый день, когда я трахал ее в теплой детской крови.

– Трахни меня, Майк!

Я ахнул, но не был так потрясен. У Сэйдж была навязчивая сексуальная одержимость кровью и кишками, и она делала почти все извращенные вещи, которые человек может делать с мертвыми телами. У нее остался только один порок и единственный шанс принять в нем участие.

– Трахни меня… в м-моей собственной крови.

Я начал отстраняться, но она схватила меня за пояс и притянула ближе.

– Пожалуйста, Майк. Один… последний раз.

Когда она расстегнула мне ремень, я посмотрел на мягкую и прекрасную девушку, которая овладела мной. Даже залитая кровью и кромсающая себя на куски, она была сексуальна – мертвенно сексуальна. Большинство мужчин не увидели бы ее такой в этот момент, но я так привык к крови, что это было уже не тревожно. За эти последние месяцы безумия я перешел от того, чтобы не обращать внимание на человеческие отходы во время секса, к тому, чтобы трахать кучу трупов без малейшего намека на тошноту. Я мог сквозь кровь, которой была покрыта женщина, увидеть красоту под поверхностью, даже под плотью. А Сэйдж была прекрасна; так было всегда, и так будет всегда, по крайней мере в моих воспоминаниях о ней. Она была больным, извращенным монстром, но она дала мне так много, все то, что нужно изголодавшемуся по любви мужчине, чтобы вернуть свою душу после того, как ее разозлили отказом. Мне пришлось застрелить Сэйдж в целях самообороны, но, хотя это был мой лучший и, возможно, единственный вариант, я все еще оплакивал ее уход. Я все еще заботился о ней, даже любил ее.

Я чувствовал, что должен выполнить ее последнюю просьбу.

Если я могу трахать мертвых, то уж точно могу трахать умирающих.

Когда она вытащила меня из моих штанов, я расстегнул ее джинсы и спустил их вниз вместе с трусиками, вытянув одну ногу, чтобы я мог раздвинуть их. Не было времени раздеваться дальше, не было времени на прелюдию. Я просто плюнул в свою руку, чтобы открыть ее "киску" и протолкнул свой член внутрь. Она застонала, кровь забилась в ее горле, но когда я посмотрел на нее, она улыбалась с горящими глазами. Я толкнул в нее членом еще несколько раз, прежде чем она отпрянула назад, выталкивая меня из себя, и слегка повернулась на бок. Сначала я подумал, что она хочет, чтобы я помог ей перевернуться, чтобы я мог трахнуть ее в задницу, но она взяла мой член и направила головку в другую дырочку.

Пулевая рана на ее боку была теплой и липкой, когда она вела меня внутрь. Сэйдж застонала – наполовину от боли, наполовину от экстаза – когда то немногое, что я мог вставить в нее, вошло в ее свежее отверстие, моя жесткость раздирала мясо на части, как лом сквозь тушу животного. Кровь стекала по моему стволу, красные капли свисали с мошонки. Я дрожал, возбужденный, но в то же время испытывая отвращение и даже немного страх. Не от Сэйдж, а от меня самого. Я толкнул ее, чувствуя, как ее рана немного поддается, открывая ее шире. Она сочилась и засасывала меня. Все ее тело сжалось, но она не сделала никаких движений, чтобы я остановился, и издала еще один влажный стон. Она закатила глаза. Пальцы ее ног подогнулись. Я толкнул сильнее, пытаясь пробиться сквозь ее поврежденную ткань живота, чтобы найти мягкие внутренности под ней. Это было теплее, чем вагинальный и даже анальный секс, и хотя кровь – плохая смазка, ее было достаточно, чтобы держать мой член скользким и твердым. Ткань Сэйдж рвалась, по четверти дюйма за раз, каждый толчок углублял и расширял рваную рану. Я ласкал ее влагалище, пока трахал живот, а она извивалась, вздрагивала и сплевывала кровь, теряясь в сексуальном безумии всего этого, входя в предсмертную агонию.

Когда я почувствовал, что мое семяизвержение приближается, я подумал о том, чтобы кончить в ее рану, но затем до меня дошло, что на этот раз я наконец могу кончить в ее "киску". Я всегда выходил из нее и кончал только в ее задницу или рот. Но не было никакой необходимости беспокоиться о том, что мертвая женщина забеременеет. Я выскользнул из ее раны, но прежде чем я смог войти в нее, Сэйдж скользнула вниз подо мной, как она часто делала, когда я собирался кончить, так что ее голова была достаточно близко, чтобы либо позволить мне кончить ей на лицо, либо заставить ее засунуть мой член в рот и высосать все до последней капли. Догадавшись, что именно этого она и хотела, я присел над ней и начал дрочить, но она потянула меня за бедра, опуская вниз так, что мой член ударил ее по ключице. Она придвинулась ближе, широко улыбаясь и направляя головку моего члена в рану на горле.

Мясо здесь было мягче и податливее. Я вошел легко, самодельная трахеотомия открылась с влажным хлопком, раздвинув плотные занавесы ее шеи. Мой член скользнул по ее языку, двигаясь в противоположном от обычного направлении, когда она отсасывала мне, и я схватил ее волосы обоими кулаками, погружаясь в нее, глубоко в горло. Я чувствовал ее зубы, задевающие головку моего члена, когда эякулировал, и когда я открыл глаза, я увидел мой член, торчащий из губ Сэйдж, ее губы сжимали его крепко, а моя сперма забрызгала ее кровавое лицо. Ее глаза расширились, затем закатились в череп, смерть и оргазм слились в одно сладкое, одновременное содрогание.