Текст книги "Они ведь едят щенков, правда?"

Автор книги: Кристофер Тэйлор Бакли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Нам нужно было торопиться, – сказал Гарри.

Жук крепко сжал свой стакан с водкой и тоником. Гарри подмигнул Жуку.

– Но, пожалуй, я все-таки немножко разбираюсь в торговле лошадьми. Если бы чуть-чуть запоздали, то эти лошади уже ехали бы сейчас в конюшни принца Вазнара в Кентукки. Так что мы ловко его обошли!

Жук вспыхнул.

– Ну, – сказал Гарри, хлопнув Жука по плечу, – вы должны чертовски гордиться ею. Бен! Эй, старина, где же тебя носит? Джилл! Выглядишь сегодня на миллион евро! Уф! Я хотел сказать, швейцарских франков!

И Жука оглушило, будто пощечина, их веселое ржанье. Он отправился в бар за новой порцией водки. По дороге он заметил Мин и, взяв ее под локоток, оттащил от толпы поклонников.

– Гарри только что похвалил меня за спортивный азарт. За то, что я разрешил ему купить для тебя лошадей.

– Дорогой, я собиралась сама тебе рассказать. Нам нужно было действовать очень быстро. Я пыталась тебе звонить, но ты же сидел в своем потайном бункере и работал наблаго мира, занимаясь гонкой вооружения. Ты ведь обещал мне поговорить с банком, а потом сообщить мне об этом? Или тыне помнишь?

Она поправила его галстук-бабочку с узором из ракет.

– Меня уже начинает это доставать. Кстати, что это за ракеты? И что – мы их сейчас против кого-нибудь применяем, а?

К ним приближались супруги Вандер-Кто-то.

– Минди! По-здрав-ляем! Мы так тобой гордимся! Уолтер, вы гордитесь этой девушкой или как?

Стол был уже накрыт для ужина.

Пока остальные рассаживались, Жук успел сходить в бар и еще раз заправиться. Это был уже который… пятый раз? Шестой?

Минди сидела рядом – с кем бы вы думали? – с Гарри. Жука усадили рядом – с кем бы вы думали? – с женой саудовского военного атташе. Когда все расселись по местам, Минди шепнула Жуку:

– Гарри подумал, она может оказаться тебе полезной. Покажи ей свой пояс и галстук.

Жук пытался завязать разговор с миссис Аль-Хазим, но дело продвигалось очень медленно. Она явно не испытывала ни малейшего интереса к Жуку, безошибочно почуяв, что он не миллиардер. Но после долгих стараний ему все-таки удалось добиться от нее поистине очаровательного признания, что Вашингтон кажется ей «приятнее Нью-Йорка».

У Жука появилась какая-то легкость в голове, и он вдруг заметил, что до сих пор не притронулся к еде.

– Я понимаю, куда вы клоните. – И Жук подмигнул миссис Аль-Хазим. – Тут у нас, в Вашингтоне, не так много евреев.

Миссис Аль-Хазим изумленно уставилась на него.

– Но, знаете, – продолжал Жук, – они не такие уж плохие ребята. К ним нужно только привыкнуть.

– Я говорила о нью-йоркских уличных пробках, – высокомерно отчеканила миссис Аль-Хазим и повернулась вправо на сорок пять градусов, за весь вечер она не сказала Жуку ни слова больше.

Жук, воспользовавшись неожиданно обретенной свободой, еще раз сходил к бару за шестой – или седьмой – порцией водки с тоником.

Гарри с Минди и все остальные смеялись и болтали. До Жука наконец-то дошло, что на ужине отсутствует нынешняя миссис Бринкерхофф. И только потом он вспомнил, что онавот-вот должна статьбывшей,а не нынешней миссис Бринкерхофф.

Разговор зашел о том, как назвать лошадей. Похоже, Минди предоставила Гарри право дать имена своим двум новым лошадкам. Почему бы и нет? Великодушно настроенный Гарри пригласил всех выдвигать свои предложения.

– Раппанаханнок!

– Бегунья!

– Терпсихора!

– Да, мы можем![35]

Жук постучал вилкой по стакану.

– Ка-ак-на-назывался тот ф-фильм…

Оказывается, его язык превратился в неповоротливую тряпку и совершенно не слушался команд, поступающих от мозга. Минди бросила на него взгляд, полный ледяного ужаса.

– Ну, помните, – продолжал заплетающимся языком Жук, – тот фильм, где этот чокнутый мальчишка ослепляет лошадей, а потом поджигает сарай? И все они горят заживо. Ят-так люблю этот фильм!

Общий разговор, заскрежетав тормозами, остановился. Все потрясенно смотрели на Жука. А Жук, нисколько не смущаясь, продолжал:

– Классный фильм. Хэнк, ты смотрел этот фильм? Ты же такой любитель лошадей. Погодите-ка, молчите все, – сейчас, тпру! Вспомнил. «Эквуш»![36]

– Я еще никогда – никогда в своей жизни – не испытывала такого унижения, – говорила Минди, ведя машину и смертельной хваткой вцепившись в руль.

– Ш-шовершенно классная кличка, – отвечал ей Жук, занимавший горизонтальное положение на заднем сиденье. – «Эквуш»!

– От тебя разит водкой.

Жук принялся напевать увертюру к опере «Вильгельм Телль»:

– Та-та-там, та-та-там, та-та-там-там-та-а-а-ам…

– Уолтер! Прекрати! Прекрати немедленно, говорю тебе!

– Та-та-там, там-та-а-а-а-а-а-а-ам… та… там…

Жук проснулся на следующее утро. Он все еще лежал на заднем сиденье машины, в своем вчерашнем вечернем наряде. И у него болела голова. Ох, как же она болела!

Он прошагал на кухню, как зомби – заблудшая душа в поисках ибупрофена. Мин сидела за столом с чашкой кофе. Она отлично выглядела в блузе, штанах для верховой езды и сапогах.

– Доброе утро, – поздоровался Жук. Может, она всё забыла?

– Ты сказал мне «доброе утро», я не ослышалась?

Жук попытался сфокусировать взгляд на наручных часах.

– А что, разве уже вечер? Ого. Вот так вечеринка.

– Уолтер, у тебя проблемы с алкоголем. Я кое-что нашла для тебя. Сегодня в десять часов – в десять утра, имей в виду, – состоится встреча «Анонимных алкоголиков» – в Унитарной церкви в Даунерз-Корнер. Я тебе тут все записала на бумажке. Ты должен туда пойти – я ставлю это условием твоего дальнейшего пребывания в этом доме.

И она ушла. Стук сапог по кафелю, затем – звук хлопающей проволочной сетки на двери.

Бьюкс застал брата сидящим на крыльце – тот, все еще в вечернем наряде, прижимал ко лбу пакет с замороженным горошком.

– Хорошо выглядишь, старший братец.

– Угу, гм.

– Я и не знал, что вы, аристократы, любите кутить по полной. Знал бы – может, тоже присоединился бы.

– Сядь, – сказал Жук, – и да потекут из уст твоих мягкие, тихие речи.

– У вас с Мин сейчас нелады?

– Почему ты об этом спрашиваешь? – проговорил Жук, не раскрывая глаз.

– Да нипочему. Ну, просто мне показалось, что она только что попыталась меня переехать своей машиной.

– Бьюкс, – спросил Жук, – а что, у Мин роман на стороне?

Бьюкс пожал плечами.

– Не знаю, вряд ли. Похоже, она только и думает, что о своей верховой езде. Здорово, что она прошла в команду. Ты должен гордиться ею.

Жук застонал.

– Я не видел, чтобы из дома с черного входа на цыпочках, крадучись, выходили какие-нибудь инструкторы по йоге или еще кто-нибудь. Если ты об этом.

– Да ему и не пришлось бы красться на цыпочках. У него есть собственный самолет. Семьсот пятьдесят семь.

– Ну, если ей уж правда хочется переспать с кем-то на стороне, то почему бы не с владельцем семьсот пятьдесят седьмого?

– Он возит на нем своих лошадей. Его лошадям делают массаж.

– Ну, тогда я и сам был бы не прочь закрутить с ним роман.

Некоторое время братья посидели молча.

Потом Бьюкс сказал:

– Сочувствую тебе. Но, если уж она собралась убежать с этим парнем, то, скорее всего, тебе не придется выплачивать алименты.

– Ты никогда не задумывался о карьере утешителя страждущих? Ох, голова моя, голова…

Над полями в жарком летнем воздухе с гуденьем летали стрекозы. Из пруда неподалеку доносилось трубное кваканье лягушек-быков.

– А как поживает твоя Гражданская война? – поинтересовался Жук. – Продвигается понемногу?

– В прошлые выходные мы здорово подрались в Калпепере. Но горячие схватки еще впереди.

– Бьюкс, – сказал Жук, – только не сочти за критику, ладно? У тебя никогда не было соблазна послать это всё на фиг и найти себе нормальную работу, а?

– А! Да уже бывало такое, проходил. Слушай, а ты следишь за этой историей с Далай-ламой?

Жук слегка приоткрыл глаза.

– Ну, немного. А что?

– Я вчера вечером смотрел по телику передачу с этой Пенелопой Кент.

– С Пенелопой Кент? Бьюкс, у этой тетки крыша давно набок съехала.

– Да я знаю – но все равно, ее забавно послушать. Язык у нее – как у комодского дракона.

– Если бы я был комодским драконом и вдруг увидел, что ко мне направляется Пенелопа Кент, – сказал Жук, – я бы мигом побежал в противоположную сторону. Не могу поверить, что она и вправду была губернатором большого штата.

– Ну так вот, она заявляет, что это на сто процентов достоверный факт – что Далай-ламу заразили этим фемо-раком китайцы. Ну и гады же эти китайцы!

Жук искоса поглядел на брата. Он ощутил – как это называл Джойс? —agenbite of inwit:«укол совести»[37].Одно дело – врать всему миру, и совсем другое – врать родному младшему брату.

Жук сказал:

– Да откуда это может знать такая дурочка, как Пенелопа Кент?

– Не знаю. Она говорит, что у американского правительства есть все доказательства, но боится их озвучить, чтобы не рассердить китайцев. Иначе они перестанут давать нам деньги в долг.

– Все это прекрасно, но я бы на твоем месте потребовал от мисс Кент каких-то более надежных доказательств. Она просто болтает, что ей в голову придет, – лишь бы за выступления хорошо платили.

– Ну, может быть, и так. И все равно, это ведь настоящая человеческая трагедия – то, что китайцы сделали с этой бедной страной.

– С какой страной?

– С Тибетом.

– А-а. Ну, наверно, у них были на то свои причины.

– Да ты сам-то на чьей стороне, а? – спросил Бьюкс. – Знаешь, они же почти уничтожили ее.

Жук вздохнул.

– Знаю.

– Я вчера смотрел шоу с Крисом Мэтьюзом, – сказал Бьюкс. – У него в студии была эта женщина – Энджел Темплтон. Ты про такую слышал?

– Мы с ней как-то встречались. Один раз.

– Ну, это лиса так лиса! Язык у нее как нож. Не хотел бы я под руку такой девчонке попасться. Нет уж!

– Ты что-то много телевизор смотришь в последнее время, Бьюкс.

– Стараюсь не отставать от жизни. Я ведь и так в глуши тут живу. Да к тому же большую часть времени провожу вообще в девятнадцатом веке, так сказать. Ну так вот, Энджел Темплтон говорила, что раз бедный Далай-лама умирает, то самое меньше, что могли бы сделать китайцы, – это позволить ему вернуться в Тибет, чтобы он мог мирно умереть на родине. И там еще была другая женщина, какая-то Минни Чин, или Чан, или Чун? Я что-то плохо запоминаю их имена. И они сцепились между собой, как парочка вымазанных грязью борцов из Вегаса. От них прямо искры летели. – Бьюкс рассмеялся. – У Криса Мэтьюза был такой вид, будто он умер и в рай вознесся.

– Жалко, я пропустил эту передачу. Я был занят. Портил Минди вечер.

– Винни Чан. Или Чун, – сказал Бьюкс. – И она, кстати, очень хорошенькая.

– Бьюкс, если ты выискиваешь хорошеньких женщин, тогда, может, лучше смотреть канал «Хутерс»?

– Но мне нравится, когда у них еще и мозги есть. Ну и вот, эта Винни, Минни, не важно, как ее зовут, – она говорила, что все это – наглая ложь. А Энджел Темплтон заявила, что правительству США следует подать официальную ноту протеста в ООН.

– Да уж, те точно нагонят на китайцев страха божьего.

Бьюкс принялся раскачиваться взад-вперед.

– Да, интересная ситуация складывается. А сегодня утром в новостях сообщили, что Китай сейчас приступает к масштабным военно-морским учениям. Зовут адмирала Перри![38]

– Так то было в Японии, Бьюкс. Знаешь, рано или поздно все утихнет.

– Ах да, – сказал Бьюкс, – я чуть не забыл, что с самого начала собирался тебе рассказать. Пару дней назад я ходил к Пекфассу – накричать на него за то, что он так и не починил изгородь на высоком поле. А там у него какие-то очень странные типы ошиваются.

– Это и есть твоя новость?

– Понимаешь, это не обычное трейлерное отребье, с каким обычно якшается Пекфасс. У этих типов такой вид, как будто они только что из тюрьмы вышли. А может, даже не вышли, а сбежали. У одного из них на пассажирском сиденье лежал пистолет триста пятьдесят седьмого калибра. Я спросил: «Эта штука заряжена?» Онтакна меня поглядел. Я уж подумал – сейчас возьмет и покажет.

– Ты хочешь сказать, – простонал Жук, – что смотритель моей усадьбы – отец компаньонки нашей матери – водится с вооруженными преступниками?

– Ну, на мой взгляд, они ни капельки не похожи на мормонов-миссионеров, – фыркнул Бьюкс. – Разве что мормоны с недавних пор совершенно переменили повадки и обличье. В общем, что-то там творится. И я не удивлюсь, если обнаружится, что это как-то связано с тем странным запахом.

Жук выплыл из своего кокона боли.

– Да, только этого мне сейчас не хватает – чтобы двери вышибали агенты из Эй-Ти-Эф[39].Ладно. Я с ним поговорю.

– Да, кстати, а Белла опять беременна.

– Опять? Господи, я сейчас разрыдаюсь. От кого же на этот раз?

– Не знаю, – ответил Бьюкс, – но очень надеюсь, что не от того парня, у которого пистолет триста пятьдесят седьмого калибра, потому что если от него – то ребенок получится просто чудовищно уродливый.

Жук решил, что сейчас самое лучшее – это лечь спать.

Минди вернулась домой около трех часов дня – красивая, растрепанная и сияющая.

– Ты был на собрании? – требовательным тоном спросила она.

– Был, – соврал Жук.

– А как ты туда добрался? – подозрительно спросила она. – Твоя машина даже с места не трогалась.

– Откуда ты знаешь? Ты что – одометр проверяла?

– Ну, ладно, – проговорила она, судя по голосу, все еще недоверчиво. – И как там все было?

– Отлично, – ответил Жук. – Очень милые люди собрались.

– Ты им сказал, что ты – алкоголик?

– Э… гм…

– Ну, и? Уолтер, почему я каждое слово из тебя клещами вытягивать должна? Что тебе сказали?

– Сказали, что раз уж я решил выпить шесть стаканов водки, то нужно было все-таки закусывать.

– Тебе там сказали… такое?

– А еще они мне посоветовали перейти на пиво. Пиво сытнее, чем водка или бурбон, так что пить можно и меньше. По-моему, разумно.

– Да что это за собрание анонимных алкоголиков такое?

– Это особая программа из четырех ступеней – вместо обычных двенадцати. Похоже, к алкоголизму нашли новый подход. Меня такой вполне устраивает. Я как-то и сам не был готов к резкому отказу от выпивки.

Жук оперся на локти и улыбнулся жене.

– Отлично выглядишь, детка. Может, поиграем в лошадку?

Минди уселась на край кровати.

– Уолтер, посмотри мне в глаза.

– Смотрю, дорогая. Ты так прекрасна, что глазам больно. Может, конечно, это с похмелья.

– Скажи мне правду. Ты был на собрании?

Жук ответил:

– Сначала – ты. Скажи мне правду: ты спишь с Гарри Бринкерхоффом?

Минди вскочила на ноги.

– Как тебе не стыдно так со мной разговаривать!

И, громко топая, она вышла из спальни.

Что-то Мин в последнее время все время топает, подумал Жук. Неудивительно, что лестница в таком плачевном состоянии.

Глава 15

Генри мне столько рассказал…

– Я слышал, у вас недавно опять была схватка с Драконшей, – сказал Жук. – У вас рейтинги уже выше, чем у пятничной «Вечерней борьбы».

– Да, все было всерьез, в ход шли и когти, и зубы. Я так понимаю, – сказала Энджел, – вы эту передачу пропустили?

– Да, я был занят другим. Разрушал свою семейную жизнь. Зато у меня это неплохо получилось.

– Вот как? Не всё спокойно на вирджинском фронте?

– Я вроде как надрался на одной вечеринке. В этом ее клубе. Я просто не очень умею поддерживать разговор о лошадях. Ну, а когда я все-таки попытался это сделать, то это никому не понравилось. Прежде всего, самой Мин – она была в ярости. Она и так нервничает из-за… – Тут Жук снова решил не упоминать о Кубке Тан. – Из-за этих конноспортивных состязаний. Шутка ли – она пробилась в команду США! Это большой успех.

– Действительно, – зевнула Энджел. – Нам только что передали, что в полдень сделают сообщение. И тогда, – Энджел потерла руки, – мы переходим от состояния готовности номер три к состоянию готовности номер два. Помню, как я впервые оказалась в Военной комнате – настоящей, Эн-Эм-Си-Си[40]в Пентагоне. Там прямо воздух искрил! А как поживает наш специальный комитет?

– На подходе. Подбираю хорошие имена.

– Покажите-ка.

Жук нажал несколько клавиш, и на экране компьютера показался список. Энджел стала читать его через плечо Жука. Потом поморщилась.

– Джейсон Стэнг? – спросила она. – А кто это такой, скажите на милость?

– Киноактер. Айкидошник. «Лодыжки смерти». «Завтра ты встретишь Дракона».

Энджел только моргнула.

– Я понимаю, вы не часто в кино ходите. Погуглите – и сами увидите. Он очень уважаемый человек в американо-тибетской буддистской общине. Как написано в его официальной биографии, он – десятое воплощение Рампонга Джинджампо.

Энджел это явно не впечатлило.

– Говорю вам, он очень известная личность.

Энджел дочитала список до конца.

– Я не слышала даже о половине этих людей. Я-то думала, вы соберете туда всяких религиозных шишек. Нам нужно раздуть ярость вселенского масштаба. Как насчет архиепископа Кентерберийского?

– Я пытался связаться с ним.

– А как насчет американских епископов-католиков? Для них-то это должна быть лакомая пожива. А уж они, видит бог, охочи до лакомств.

– Я разговаривал с их монсиньором. Он сказал, что делу они сочувствуют, но не могут войти в комитет. Они предпочли бы действовать за кулисами.

– Ага, значит, подпольно – по примеру самого Иисуса Христа?

Жук пожал плечами.

– Он сказал, что сейчас в Китае католикам и без того туго приходится. Там постоянно закрывают их церкви, а священников бросают в тюрьмы. Им опасно встревать в это.

– Трусишки, – проворчала Энджел. – Ну, а евреи? Вы обещали мне влиятельных евреев. Где же Эли Визель? Почему его нет в списке?

– Его сейчас нет в городе. С тех пор, как его обобрал Мэдофф[41],ему приходится ездить повсюду с платными лекциями. Я попытаюсь до него дозвониться. Зато в моем списке есть Норман Подгорец[42].

– Норман Подгорец? Это он-то, по-вашему, влиятельный еврей? Ага!

– Ну, так позовите своего приятеля Генри Киссинджера. Он – самый влиятельный еврей со времен Моисея.

Энджел рассмеялась.

– Генри? В антикитайский комитет? Вот смех-то. Кстати, раз уж о нем зашла речь… – Энджел огляделась по сторонам и понизила голос. – Вчера я целых сорок пять минут разговаривала с ним по телефону.

– Да? И как – он спрашивал обо мне? – поинтересовался Жук.

– Боже мой, Жук, что там творится! И он по уши во всем этом.

– Ну, он-то должен быть в восторге от вашего недавнего вклада в сино-американские отношения.

– Он просто вне себя. – Энджел застенчиво улыбнулась. – Но он меня обожает. Помимо собственной воли. Я же его протеже-хулиганка. Он мне столько всего рассказал! Онже знает там абсолютно всех. А они чуть ли не молятся на него. Ну, в общем, в Пекине сейчас серьезная каша заварилась. Очень серьезная.

– А именно?

– Вот этого я не могу сказать.

– Да ладно, чего уж там. Я же весь в этом увяз – по самые уши.

– Генри мне доверяет. Он мне как родной дядя.

– Ага, значит, теперь я – неблагонадежный элемент, да? А кто вам вообще рассказал про «Тельца», интересно? И про мюоны?

Энджел заколебалась.

– Ладно, но только – могила. Договорились?

– Да, да. Давайте выкладывайте.

– Похоже, что в Постоянном комитете произошел большой раскол. Из-за того, пускать ли Шафранового Человека на родину. В Постоянном комитете – вы меня понимаете?

– Понимаю. – Жук закатил глаза. – Постоянный комитет Политбюро. Девять человек, которые правят Китаем. Мне что – их всех поименно перечислить? Со-Ня, Вор-Чун, Чи-Хун…

Энджел заговорила шепотом:

– Генерал Хань, министр обороны, и Ло, министр госбезопасности, – закоренелые ненавистники Далай-ламы. Будь их воля, они бы заасфальтировали весь Тибет и устроилибы там автостоянку. Но Генри говорит, что парочка других членов Постоянного комитета считает, что сейчас подворачивается удобный случай немножко умаслить США – разрешить Шафрановому Человеку вернуться, чтобы он отдал концы на родной земле. А между тем, по слухам, Фа – президент – готов не то в штаны наложить, не то спятить. Если помните, его в свое время так и не сделали председателем Центрального военного комитета. Ну, это… как если бы – вообразите – у Президента США не был в полном подчинении Пентагон. Скользкое положение. Так что ему приходится быть начеку – а не то генерал Хань швырнет гранату ему в задницу. Ну, а Хань с Ло считают, что Фа слишком нянчится с Тибетом. Почему – никто этого точно не знает. Когда Фа был партийным боссом в Лхасе, расстрельные команды работали сверхурочно. А потом он как-то утихомирил мятежников – причем всех их ставить к стенке не пришлось. – Тут Энджел хихикнула. – Однажды этого болвана стошнило, когда он произносил свою речь. Высотная болезнь напала. Выстрелил блевотиной поверх кафедры – и прямо на колени делегатам из Зимбабве. Отличная мишень попалась! Я бы дорого дала, чтобы оказаться там в тот момент. В общем, Генри считает, что дела там могут обернуться довольно скверно. Очень скверно. – Она усмехнулась. – Это было бы просто ужасно, правда?

– Но мы ведь этого ужасного и хотим?

Энджел проговорила почти нежно:

– Милый мой Жук, нам просто необходимо уделить внимание вашему стратегическому мышлению. Я дам вам почитать кое-какие книжки. Ну, хорошо: итак, нам известно, что между теми девятью, которые правят Китаем, сейчас идет борьба за власть. Есть там и коршуны, и утки. Если допустить, что Генри прав – а в отношении Китая он всегда прав, – то вожак уток – это Фа. Что очень логично – ведь Фа всегда стремится к гармонии. Его прозвище означает «Ледяной Чай», или «Прохладная Прозрачность» – что-то в этомроде. Хочет, чтобы все было тихо и спокойно. Такая в целом складывается картина. Ну, а для нас важнее всего ответить на вопрос: что в этом для нас? Ну-ка, скажите. Почему мамочка и Жук делают все то, что они делают?

Жук ответил:

– Ну, мне кажется, я догадываюсь, почему вы это делаете. Вы так развлекаетесь. А почему это делаю я – ну, я уже объяснял: мой заказчик хочет показать миру… – Голос уЖука вдруг сделался очень усталым, – …истинную природу китайской угрозы. И тому подобное.

– Милый мой, – сказала Энджел, – такое ощущение, будто вы читаете текст по шпаргалке. Ладно, тогда послушайте мамочку. Вот Фа. Он источает гармонию. Лучится улыбками. Похож на зубного врача. Его можно представить себе среди внуков, которых он качает на коленях. Ну, так как же нам выступать с заявлениями о том, что Китай – это нашВраг Народа Номер Один, – если глава Китая держится так, будто он все время под кайфом от экстази? Он же рта не может раскрыть, чтобы оттуда не вылетело какой-нибудьгармонии,иливзаимопонимания,илипанглобализма,иливзаимосвязанностии тому подобной дряни. Но если генерал Хань – который и выглядит, и разговаривает, как сегодняшняя реинкарнация Чингисхана, только на сей раз он Еще-Менее-Добродушный-Хан, – и Ло, глядя на которого легко вообразить, как перед уходом на работу он истязает щенков, – если эти двое сумеют вытолкать Фа за дверь, то тут-то американцыи увидят настоящее лицо Китая. Точнее, клыкастую морду. И перепугаются до поросячьего визга. – Энджел улыбнулась. – И тогда работать нам станет гораздо легче. Есть еще вопросы? – Она сверилась с часами. – Боже, да я опаздываю.

– Я вроде бы все понял. Мы ведь не хотим настоящей войны с Китаем? Или хотим?

– Ну, – улыбнулась Энджел, – я не уверена, что тут вы угадали.

– Энджел!

– Ну, успокойтесь. Конечно, речь не идет о полномасштабной войне. Но я была бы не против небольшой военно-морской стычки в Тайваньском проливе или небольшой мобилизации вдоль границы. Ну, или чтобы самолеты чуть-чуть позадевали друг друга крыльями в спорном воздушном пространстве. Нет, против этого я ничего не имею. Подобные моменты обычно многое помогают прояснить.

Жук изумленно смотрел на нее.

– Дорогой мой, – проговорила Энджел и взъерошила Жуку волосы. – Иногда мне кажется, что, разыгрывая тупость, вы просто пытаетесь флиртовать со мной. Хорошо, допустим, вы в самом деле тупы, но разве вы не видите? Поставленная цель гораздо шире. Если наша страна – величайшая страна в мире, величайшая во всей мировой истории – намерена оставаться сильной, то нам необходимо отлучить себя от этой здоровенной желтой сиськи!

– От какой еще сиськи?

– От Центрального банка Китая. Вот от какой сиськи. Но, поскольку мы никак не можем собрать в кулак свою волю, то продолжаем сосать из нее молоко и влезать в долги. Вдолги, которые потом передадим по наследству нашим детям. У вас нет детей, потому что – извините за прямоту – деторождение может помешать миссис Макинтайр серьезно заниматься выездкой. А вот я – мать. И когда-нибудь, если все и дальше будет продолжаться в том же духе, мой сынок Барри подойдет к банкомату, а банкомат спросит у него: «Хотите продолжить на мандаринском или на кантонском?» Я не допущу этого. Эта страна должна наконец поглядеть на Китай трезвыми глазами – пускай даже мне придется для этого перебить всю посуду в шкафу!

Она встала, и тут ее мини-юбка задралась чересчур высоко. Она вспыхнула, неожиданно сделавшись похожей на девчонку, и одернула подол.

– Ай-ай-яй, непорядок с гардеробом!

И в ту же секунду в «Военную комнату» вошли ее телохранители – Бёрка и двое новых парней.

– Знаю, – сказала она. – Я просто катастрофически опаздываю.

Из-за того, что Энджел стала все чаще показываться на телевидении, в ее адрес поступало все больше угроз физической расправы. В свите ее охранников появилось два новых клеврета: неулыбчивые, коротко стриженные амбалы в темных очках, с наушниками и в объемных ребристых жилетах. При ходьбе внутри у них что-то позвякивало.

– «Дельта», – пояснила она Жуку. – Дорогущие. Но это как раз тот случай, когда экономить неразумно.

– Да уж, – сказал Жук. – Как, по-вашему, они могут зайти к нам как-нибудь вечерком поиграть в шарады и выпить по чашке шоколада?

Жук, напротив, старался светиться на публике как можно меньше. Куда бы это годилось, если бы якобы «бывшего» главного лоббиста «Гроуппинг-Спранта» разоблачили как подельника Энджел по разжиганию антикитайских настроений? Ведь «Пантихоокеанские решения» существовали только на бумаге. Любой репортер-ищейка, даже только что окончивший журфак, в одну наносекунду сделал бы правильные выводы.

Была и еще одна, гораздо более веская причина, по которой Жук старался держаться тише воды ниже травы. Его домашние дела и без того были не ахти какие – не хватало еще, чтобы Минди вдруг узнала, что ее муженек целыми днями строит козни против страны, где должны состояться Международные конноспортивные состязания – Кубок Тан! Во имя высоконравственной цели – получить в Конгрессе «добро» на покупку какой-то загадочной системы вооружения.

Однако держаться тише воды ниже травы становилось все труднее. Теперь Далай-лама находился на американской земле, в Кливленде, и стал героем последних новостей. Через несколько часов весь мир должен был узнать, что у него подтвердился смертельный диагноз. А поскольку Энджел оставалась в авангарде, она и вызывала у СМИ острый интерес. Тротуар перед Институтом постоянных конфликтов превратился в бивак для караванов со спутниковыми тарелками и репортеров с камерами наготове. Жук вынужден был прокрадываться в ИПК через подвальный этаж. Пожалуй, скоро ему придется проникать внутрь и возвращаться оттуда тайком, да еще переодетым разносчиком пиццы. Хоть все это и будоражило воображение Жука, в душе он негодовал на постыдные условия – входить в здание через черный ход, находившийся поблизости от мусорных контейнеров, откуда воняло помоями. Он утешал себя мыслью, что все это – отличная пища для его романа, который продвигался семимильными шагами.

Глава 16

Мы хотим «шафрановой революции»

День был по-настоящему изматывающим. Фа так устал, что не в силах был дожидаться сообщения, и удалился в спальню в одиннадцать часов. Ган должен был разбудить его.

Он мгновенно уснул, как только голова его коснулась подушки. Уснул – но отнюдь не здоровым крепким сном: из синаптической щели опять выплыло мрачное наваждение.

И снова он – Прохладная Прозрачность – в жарком поту метался в постели, глядя на дымящуюся миску с пельменями, откуда на него смотрело причудливое и вместе с тем отчетливо узнаваемое лицо блаженной памяти отца, покойного Фа Ван Гуозея.

Президент КНР пробудился с тяжелым хрипом. Мадам Фа сейчас не было дома, она отправилась в Шэньчжэнь открывать новый родильный дом в рамках очередной пропагандистской кампании – требовалось как-то уравновесить недавнюю злополучную шумиху, поднятую из-за того, что на китайских помойках обнаружили множество мертвых новорожденных девочек.

Фа чувствовал, как сильно колотится у него сердце. Рукавом пижамы он вытер с лица пот, из термоса, стоявшего на прикроватном столике, налил стакан воды со льдом и выпил залпом.

Потом включил свет и посмотрел, который час. Четверть второго. Он подумал, не принять ли ему таблетку снотворного.Надо взять себя в руки.Сердце у него забилось еще быстрее – будто стучал барабан. Наверняка такое сердцебиение опасно. Чудовищный кошмар заставил его начисто забыть о том, что происходит сейчас на другом конце света. А в эти самые минуты…

…на кафедре в аудитории Института Дункана Нойхаузера в Кливленде стоял некий доктор Дэниел Койт, а подпись на миллионах телеэкранов гласила:

ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНЫЙ СПЕЦИАЛИСТ ПО ФЕОХРОМОЦИТОМАМ.

Этому доктору Койту – человеку с приятным лицом, в белом халате – выпало сообщить миру серьезное известие, а именно – что болезнь Его Святейшества Далай-ламы достигла «неоперабельной», «завершающей» стадии. Когда доктора стали засыпать вопросами, он избегал таких слов, как «смертельный», «конечный» и «весьма прискорбный».

Тем временем, на другой стороне земного шара, президент Фа окончательно решил: да, он примет таблетку. Пожалуй, даже две таблетки. Хорошо, что мадам Фа сейчас в отъезде: она запретила бы ему принимать вторую.

Когда он отвинчивал крышечку флакона, послышался тихий стук в дверь: это пришел верный Ган. И этот стук напомнил Фа о событиях, произошедших в Огайо, США. О том, какими оказались новости, он догадался по выражению лица Гана.

– Сколько ему остается?

– Врач, который сделал заявление, пытался представить дело так, будто речь идет о банальной простуде, – сказал Ган. – Жизнерадостность – вот самая сильная американская страсть. Им всегда хочется веселиться. Быть может, месяц. Излечение невозможно – даже в Кливленде, штат Огайо, США.

Они поглядели друг на друга и кивнули. Поняв намек, Ган произнес:

– Значит, наш министр Ло все-таки оказался прав.

– Да, – ответил Фа ровным тоном, следуя заготовленному сценарию. – А я оказался неправ. Китаю очень повезло, что у него есть такой человек, как Ло. Он настоящий слуга партии. Мне не следовало сомневаться в его чутье.

Эти банальные похвалы президент произнес с максимальным энтузиазмом, на какой он был способен посреди ночи, еще не успокоив нервы после увиденного кошмара. Он сделал Гану гримасу, которая означала:Ладно, хватит уже этого.

Ган поглядел на своего начальника с беспокойством. Он заметил, насколько тот расстроен и напуган.