Текст книги "Они ведь едят щенков, правда?"

Автор книги: Кристофер Тэйлор Бакли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Энджел. Забудьте на минутку про картошку-фри и нос Брендана. Нам снова пора за работу.

– Что это значит?

– Пора опять браться за работу. Угадайте, кто только что грохнулся на пол во время встречи с принцем Чарльзом?

– Кто?

– Далай-лама, недотепа!

Молчание.

– Здорово, правда? Теперь вам не придется нанимать своих друзей, чтобы его прикончить!

Молчание.

– Алло! Энджел?

Ее голос прозвучал лишь на градус выше точки замерзания.

– Я понятия не имею, кто это – и о чем идет речь.

– Это Жук. Бросайте вы этих спиногрызов! Включите телевизор. Через час я буду ждать вас у вашего офиса. Мы снова беремся за работу!

– Вы, должно быть, ошиблись номером.

И Энджел вырубила связь.

Это еще что за шуточки? – оторопел Жук.

Через несколько часов Жук сидел у себя в «военно-промышленном дуплексе» и одним глазом смотрел телевизор, одновременно перелопачивая кибер-пространство в поисках любых крупиц информации об обмороке Далай-ламы в Кларенс-хаусе. Вот что ему уже удалось выяснить:

Его Святейшество потерял сознание во время частной беседы с Его Королевским Высочеством. Это сопровождалось кровохарканьем. По словам одного ехидного британского комментатора, «поговорив с принцем Чарльза в течение часа, любой начал бы харкать кровью». Боже, храни принца.

Из каких-то соображений Его Святейшество отвезли в госпиталь тропических болезней. Его вверили заботам команды опытных врачей – сэра Элдрида Перри и профессора Дэвида Мура. Особой информации оттуда пока не поступало. Звучало слово «гемоптизис» – похоже, медицинский термин, обозначавший кровохарканье. Высказывались гипотезы, что это как-то связано с глистами.

Возле университетской больницы собралась толпа, которая росла с каждой минутой. Люди возлагали цветы – так много цветов, что Мортимер-стрит оказалась перегорожена. И зажигали свечи. Доктор Мур вышел сказать несколько слов толпе. Его Святейшество «находился в сознании и отдыхал в комфортных условиях». Он всех благодарил за молитвы и приносил принцу Чарльзу извинения за то, что «так бесцеремонно покинул его».

В прихожей зазвонил домофон.

– Впустите меня, – послышался голос Энджел.

Жук открыл дверь. Энджел с пылающим лицом буквально ворвалась в дом, сметая с пути Жука. Она сразу напустилась на него.

– Идиот! – закричала она. – «Нам снова пора за работу»? И это – по мобильному телефону?!

– Я… просто подумал, что вам захочется об этом узнать, – запинаясь, пробормотал Жук.

– «Теперь вам не придется нанимать своих друзей – своихдрузей! – чтобы прикончить его»? Я ушам своим до сих пор не могу поверить. Может, всему миру об этом в сети растрезвонить, а?

– Извините. Я был перевозбужден. Но все-таки – поразительная новость, правда?

– «Извините». Хотите сказать – «Ладно, не переживайте», да?

– «Не тревожьтесь» – так правильнее.

– Нет уж! Сегодня никаких уроков грамматики не будет! О господи! Какой же вы тупица.

– Да из-за чего весь этот сыр-бор? Вы что – достоверно знаете, что ваш мобильный прослушивается? – Жук подошел к окну, занимавшему всю стену, и поглядел вниз. – Что-то я не вижу там пока ни полицейских, ни фэбээровских машин. Ух ты – или там целая снайперская команда, а?

– Это же сотовая связь, недоумок! Вы хоть знаете, что представляет собой звонок по сотовому? Это маленькие цифровые сигналы, которые порхают по воздуху, как стаи бабочек. Знаете, где я была, когда вы мне позвонили? На севере Вирджинии. Вы хоть представляете себе, сколько базируется на севере Вирджинии разведслужб США? Да практически все! И все прислушиваются. К этим маленьким цифровым бабочкам, порхающим по воздуху. О господи…

Энджел швырнула на пол свою сумочку. Послышался твердый, металлический звук, и Жук вдруг подумал: неужели она носит с собой пистолет? И хотя он не допускал мысли, что она и в самом деле способна пристрелить его, зато поразмахивать сейчас оружием перед его носом она еще как могла бы.

– Вы хоть понимаете, – кипятилась она, – что вы тем самым подвергаете риску и свою, и мою жизнь?

Жук подумал:Постой-постой.И поднял руки вверх.

– Я раскаиваюсь. Искренне. Чистосердечно. Предлагаю мир. – Он выставил мизинец. – Или, может, мне отрубить его? Как делается в японских фильмах про бандитов?

Энджел по-прежнему была вне себя и стояла, скрестив руки на своей прелестной груди.

– Но прежде чем мы отрежем палец – давайте выпьем, – сказал Жук, отправился к холодильнику и вытащил бутылку водки. Налил полстакана и протянул Энджел.

– Кстати, Чарли вынул картошку-фри из носа Брендана?

Энджел смотрела сквозь окно – от пола до потолка – на захватывающую панораму Эспланады со светящимися памятниками.

– Хороший отсюда вид, – сказала она.

– Вам нравится? А вот моей жене он кажется шаблонным.

– Вашей жене. А она не… она ведь не здесь, правда?

– Нет, нет. Она почти никогда здесь и не бывает. У нас есть дом – за городом, в Вирджинии. Она наездница. Ну, катается на лошадях.

– Понимаю, что не на верблюдах.

– Она очень серьезно занимается. Собирается попасть в команду США. Скоро состоится это большое соревнование в… – Тут Жук решил, что ему и так уже хватает неприятностей с женщинами, и не стал говорить Энджел о своей проблеме с Минди и ее Кубком Тан.

Энджел опять повернулась полюбоваться видом на Эспланаду.

– Я видела ее фотографию в «Вашингтон лайф». На каком-то конноспортивном мероприятии. Средне-высший свет. Она хорошенькая.

– Ну, – засмущался Жук, – да. Это точно.

– А почему у вас нет детей? Я это тоже выяснила.

– Она… Ну, у нее все время тренировки, скачки и так далее. Это бы надолго… Но они у нас обязательно будут. Дети – это здорово. Интересно, они все засовывают картошку-фри в чужие носы?

– Расслабьтесь, – сказала Энджел.

– Простите?

– Вы совсем заболтались. Расслабьтесь. Я пришла сюда не для того, чтобы с вами переспать.

Жук нервно рассмеялся и глотнул водки.

– У меня и мыслей таких не было! Скорее – по тому, как вы сюда вошли, я решил, что вы собираетесь меня застрелить.

– Я уже думала, не переспать ли с вами. Но потом вы сделали этот ляп – со звонком на сотовый, – и оказалось, что вы полный тупица. А у меня есть правило: я не сплю с тупицами.

– Очень благоразумно.

Энджел допила водку и с громким стуком поставила стакан на стеклянную столешницу.

– Всё, я пошла. Домой. К мужчине моей жизни.

– Вот как?

– К Барри. Это мой сын.

– А, Барри? Что ж, отлично. Барри.

– Я читаю ему вслух. Каждый вечер.

– Моя мама тоже читала нам с братом. Это очень объединяет, правда? И что же вы ему читаете?

– «Надвигающуюся бурю».

– Доктора Сьюза?[25]

– Уинстона Черчилля – первый том «Второй мировой войны».

– Ах, вот какая это «Надвигающаяся буря». Ну и ну. Ничего себе. А сколько лет Барри?

– Восемь.

– Восемь? И вы ему читаете Уинстона Черчилля?

– Он у меня не по годам развит.

– Когда мне было восемь, я «Быка Фердинанда»[26]едва осилил. Черчилль. Вторая мировая. Вы меня прямо огорошили.

– Его учитель считает меня странной. Зато к десяти годам этот ребенок будет знать историю лучше, чем все его одноклассники, вместе взятые. А к шестнадцати станет первокурсником в Гарварде.

– А ему не снятся кошмары после всех этих историй – ну, про Гитлера и Сталина? Мне кажется, я вообще впервые услышал про Вторую мировую, когда мне было лет десять.

– Спит сном младенца до самого утра. И просыпается с улыбкой. Мой маленький мишка коала! Мы с ним делим пополам валиум. Половинку – маме, половинку – малышу Барри.

– Вы что – даете ему препараты?

– Ну, не все время.

– Вы могли бы написать книгу о воспитании детей. Вас бы все время приглашали в ток-шоу.

– Меня и так приглашают.

Энджел подняла с пола сумочку.

– Ладно, – сказала она. – Как вы выразились – причем по сотовому, – нам пора опять браться за работу. Увидимся у меня в офисе, в десять утра.

У двери Энджел вдруг остановилась. И еще раз поглядела на Эспланаду.

– Кстати говоря. Это вовсе не шаблонный вид, – сказала она. – Это сама Америка.

Жук долго ворочался в постели. Наконец, часа в два ночи, он принял таблетку. Почему бы нет? Раз уж Барри их принимает.

Глава 10

Да, это нам не Афганистан, Тото

– Нельзя ли нам как-то придержать эту версию с ядом – хотя бы до тех пор, пока мы не услышим, что у него там на самом деле нашли? – сказала Энджел.

Они находились в недавно обустроенной «Военной комнате» в ИПК – в помещении, лишенном окон и непроницаемом (как Энджел заверила Жука) для электронных устройств. Сотрудники сидели в отгороженных кабинках, снабженных табличками: Далай-Лама, Пекин, Лхаса, Правительство США, Медицина, Дезинформация, Будда, СМИ, Разведка.

Энджел самолично отбирала кадры среди «сливок общества» орео-конов. Она заставила их подписать пугающие юридические документы, где они давали клятву хранить тайну пожизненно. Причем уговорить их оказалось совсем нетрудно. Спровоцировать конфликт с Китаем? Да ведь орео-коны и жили ради подобных вещей. Остальным сотрудникам ИПК объяснили временное отсутствие коллег тем, что, мол, их срочно откомандировали в Пентагон – там они должны были представить сценарий развития событий после военного вмешательства в Северную Корею.

Орео-коны были озадачены. Китай был настоящим Великаном. Один из них кисло заметил другому: «Да, это нам не Афганистан, Тото».

Жук барабанил по клавиатуре.

– Почему бы не подготовиться заранее? – заявил он Энджел. Он подозвал сотрудника, что сидел под табличкой Медицина, – молодого человека с землистым лицом, которого звали Твент. – Вы что-нибудь нашли про пандовые ферменты?

– Нет, – ответил Твент таким тоном, как будто ему уже много раз задавали этот вопрос.

– Ну, когда же вы…

– Я работаю над этим.

– Вы все еще никак не оставите в покое этих панд, Жук? – спросила Энджел. – Мы что, теперь так и будем зацикливаться на мелочах? А чем плох мышьяк или цианид?

– Мышьяк? – переспросил Жук. – Мышьяк оставляет такие следы, что их заметит даже слепой патологоанатом. А что вам не нравится? Мы же работаем.

– Ну, или какие-нибудь обычные фосфорные эфиры, – продолжала Энджел. – Малатион, паратион…

– Энджел, – резко оборвал ее Жук. – Может быть, предоставим это специалистам?

– Вы что же, думаете, я со всем этим незнакома? К вашему сведению, о Химический Али, когда я работала в Пентагоне, то чуть ли не ежедневно сталкивалась со всей этой ерундой.

– Я лишь предлагаю вам, о Злая Волшебница Запада[27],предоставить вашему собственному эксперту, присутствующему здесь доктору Твенту, выполнять свою работу. Кстати говоря, у него магистерская степень, полученная в Высшем военно-морском колледже, где он специализировался на биохимическом оружии.

– Сдается мне, что вы пытаетесь позолотить лилию, возясь с этой версией с пандами. И, кстати говоря, там, на телевидении, удары придутся на мою задницу, а не на вашу.

– Не «позолотить», а «побелить», – сказал Жук. – Все перевирают это выражение[28].

– Учту на будущее. Послушайте, я вовсе не собираюсь жертвовать собственным добрым именем только из-за того, что вы втемяшили в голову эту идею – отправить его Святейшество на тот свет именно с помощью эссенции, извлеченной из печени панды. Имейте в виду: это вам не какой-нибудь из ваших неопубликованных романов.

Жук поднял голову.

– Ну это уже удар ниже пояса.

Только на прошлой неделе он подарил Энджел красиво оформленные, в кожаных переплетах, распечатки своей трилогии «Армагеддон». Жук заметил, что они так и остались лежать на ее столе, куда она их положила, несколько небрежно его поблагодарив.

– Я не хотела, – извинилась Энджел.

– К вашему сведению, есть разница между «неопубликованным» и «непубликабельным». Первую книжку Роулинг о Гарри Потере поначалу тоже завернули. А теперь она богаче английской королевы.

– Ну, и что вы этим хотите сказать?

– Почему бы вам не заняться подготовкой к поединку с Драконшей? – спросил Жук. – Я слышал, она превосходна. Стоит того, чтобы посмотреть и послушать.

– Да я разделаюсь с ней за пару раундов.

Сотрудники смотрели на них.

– Может, скажете ей в лицо, что она «наживается на войне», как сказали маме рядового Райана? – Жук снова уткнулся в компьютер. – И вы еще беспокоитесь о своем «добром имени»? Просто обхохочешься.

– Ну, а вы, если все-таки найдете этот неуловимый пандовый фермент, – ответила Энджел, – не забудьте первым делом испытать его на себе.

– До следующего вторника! – огрызнулся Жук.

Энджел, не оборачиваясь, ушла, показав Жуку пальцами неприличный жест.

Жук утешал свое чувство оскорбленного писательского достоинства мыслью о том, что теперь он может спокойно работать над четвертым романом. Его трилогия «Армагеддон» уже переросла в незавершенную тетралогию. Новая часть внушала Жуку уверенность в своих силах. Она выходила у него более зрелой, чем предыдущие три. Ее рабочим названием было «Переаттестация ‘Армагеддон’». Герой, Бак Турок Макмастер, получил от вашингтонских политиков очередное невероятно трудное задание – спасти Великого Ксаму из Ниббута, некогда гордого теократического королевства, которое подверглось жестокому нападению и завоеванию соседней Мантаголией. Отличная проза, гораздо выше обычной писанины в жанре триллера; Жук ощущал, что эта вещь действительно может подняться до уровня настоящей литературы.

Миссии, порученной Турку, он дал кодовое название «Красный Бык». Жук некоторое время раздумывал, не назвать ли ее «Тельцом», но побоялся, что тогда Чика Девлина, пожалуй, еще кондрашка хватит. Потом он задумался: а не возникнет ли каких-нибудь проблем с производителем одноименного энергетического напитка? Если вдуматься, это только бы им польстило; так или иначе, он не собирался так просто отказываться от удачного названия, не получив надлежаще заявленных требований. Все это будет улаживать его агент. Да, кстати, нужно наконец обзавестись агентом. Последний агент, с которым он пытался наладить отношения, перестал реагировать на его телефонные звонки.

Он продвигался отличными темпами. Дошел уже до десятой главы. Турок только что совершил парашютную высадку с ошеломительными показателямиHALO (большая высотность, низкое раскрывание) в суровой и неумолимой горной местности Ниббута, да еще и с мюонной бомбой, притороченной к спине. Стоило ему приземлиться, как его начал преследовать старый заклятый недруг – полковник Цзун. В Вашингтоне явно произошла очередная утечка информации! До чего коварны эти улыбчивые политики, которые проводят всю жизнь за столом, просиживая штаны! Снова Турка предали те самые люди, что послали его сюда на верную смерть. Ну, ничего, он и с ними расправится, когда придет черед.

Отличная проза. Жук с нетерпением дожидался того момента, когда можно будет снова усесться за ноутбук.

Он вышел из «Военной комнаты». Потянулся. Он очень устал. Нужно будет еще принять «Аддеролл», если он хочет написать вечером еще одну главу. Классная штука, этот «Аддеролл»: от него текст словно сам собой течет.

Жук проверил поступившие на мобильный сообщения. Пришло полдюжины голосовых: пять из них от Минди. Энджел была права: «Военная комната» оказалась действительно непроницаемой для электронных сигналов. Он прослушал сообщения. С каждым разом голос Минди звучал все более сердито.

– Привет, дорогая, – сказал он.

– Уолтер, где ты был? Я весь день к тебе пробиться не могла!

– Боюсь, что не могу тебе этого сообщить, дорогая.

– Это еще почему?

– В высшей степени секретный проект. Я работаю не у себя. Не подлежащее огласке местонахождение, бронированные помещения. Сюда не поступают звонки.

– Бронированные? Ну ладно. Хочешь узнать, из-за чего я звонила? Или тебе все равно?

Жук вздохнул.

– Мне не все равно.

Ее голос смягчился.

– Угадай, что произошло?

– Ты забеременела?

– Уолтер, – ответила она прежним суровым тоном, – ты сам прекрасно знаешь, что я не могла забеременеть.

– Ладно. Сдаюсь.

– Меня взяли в команду!

– О, детка, отлично, поздравляю. Это надо отметить. Приезжай сюда. Я закажу столик в кафе «Милано».

– Никак не смогу. Слишком много дел. Но теперь, дорогой, раз я попала в команду, мне нужна будет еще одна лошадь. Сэм даже говорит, что две лошади.

– Мин! Надеюсь, ты шутишь.

– Уолтер, я только что попала в конноспортивную команду США. Ты хоть представляешь себе, что это значит?

– В придачу к тому, что будет мне стоить еще очередной руки и ноги? При таких темпах я скоро стану четырехкратно ампутированным калекой.

– Ну, ты просто… Я ушам своим не верю.

– Мин, может быть, поговорим лучше об этом – а не об очередном рыцарском турнире?

– Я звоню тебе, чтобы поделиться самой большой радостью в моей жизни, – а ты сыплешь этими инвалидскими шуточками!

– Тпру!

– Перестань говорить «тпру»! Ты же знаешь, я терпеть этого не могу!

Жук пожалел о том, что покинул непроницаемую для электронной связи «Военную комнату».

– И, пожалуйста, не вздыхай, – добавила Минди. – Ты знаешь, этого я тоже терпеть не могу.

– Мин! Я страшно рад, что ты вошла в команду. Я горжусь, моя дорогая девочка, что ты будешь представлять нашу страну в…

– Китайской Народной Республике. Я просто… трепещу, Уолтер.

– Да, дорогая, я тоже ликую всей душой. Но, являясь финансовым директором компании «Мистер и миссис Макинтайр», я лишь выражаю разумную обеспокоенность, когда ты звонишь мне и заявляешь: «Дорогой, мне нужно еще полмиллиона долларов на двух лошадей». У нас уже две закладных под «Разор». И чего ты от меня ждешь?

Молчание.

– Мин! Алло!

– Гарри Бринкерхофф предложил мне свою помощь.

Бринкерхофф, миллиардер, владеющий хедж-фондом, – их друг по клубу «Хвост и грива». Скорее, друг Минди, чем Жука. У него было, похоже, больше лошадей, чем их насчитывалось в кавалерии США во время войн с индейцами. Он возил их с собой по миру в специально оборудованном «Боинге-757», по сути, в летающей конюшне. Жук, в некотором смысле, и сам был капиталистом, как и многие, но эти воздушно-десантные конюшни Бринкерхоффа – их шикарные фотографии появлялись в свежих выпусках журнала «Плутократ» —были явным вызовом обществу в нынешнюю пору, когда уровень безработицы в стране превышал десять процентов. Бринкерхофф сейчас добивался развода с третьей – или четвертой – женой. Второй – или третьей – была кузина султана Брунея.

– Уолтер? Почему ты молчишь, Уолтер?

– Мне кажется, принимать столь ценный подарок – неприлично.

– Дорогой, – рассмеялась Минди. – Но ведь для Гарри такая сумма – всего лишь ошибка округления.

– Не важно.

– Он патриот. Он так болеет за нас! Еще бы – Кубок Тан! Он нас всех повезет туда на своем самолете. Здорово, правда? Он хочет, чтобы мы завоевали золото.

– Я так понимаю, ты уже говорила об этом с Бринкерхоффом? До разговора со мной?

– Это было совершенно спонтанно. Мы случайно встретились на прошлой неделе в клубе. Он сказал, что будет рад помочь мне, если я пробьюсь в команду. Ну, просто заметил между прочим.

– Полмиллиона баксов? Ничего себе, «между прочим».

– Если это ранит твою гордость, дорогой, он может дать их тебе взаймы.

– Брать взаймы? У «Первого банка Гарри»?

– Знаешь что, Уолтер? Вот это уже просто некрасиво. Я стараюсь изо всех сил помочь тебе, а ты думаешь только о деньгах.

– Давай поговорим об этом в выходные.

– Меня не будет здесь в выходные.

– Почему это?

– Уолтер! Если бы ты хоть иногда меня слушал! Мы это обсуждали три недели назад. Я буду в Саратога-Спрингс.

– Отлично. Не важно. Но я не допущу, чтобы ты принимала подарок, или заем, от какого-то…

– От какого-то – кого?

– От какого-то типа, который возит лошадей в самолетах.

– Хватит. Не ты тут решаешь.

– Что ты хочешь сказать?

– Я с четырех лет мечтала выступить на соревнованиях международного уровня! И я не позволю, чтобы ты помешал моей мечте осуществиться. Уолтер! Я с тобой говорю, Уолтер! Уолтер?

Жук мысленно выключился и погрузился в самые неприятные грезы. Год спустя. Они – в клубе. Все поздравляют Минди – и Бринкерхоффа – с тем, что они «завоевали золото». Увидел он и самого себя – в качестве наблюдателя, Безденежного Мужа-Который-Тут-Ни-При-Чем. Люди перешептываются, тычут пальцами. Бросают косые понимающие взгляды:Ну, не чудесно ли, что Минди с Гарри так подружились?

В тот вечер он принял двойную против обычной дозу «Аддеролла» и как следует поднажал на десятую главу. Посреди отчаянной перестрелки Турка с людьми полковника Цзуна Жук вдруг снял руки с клавиатуры. Сегодня он впервые сам оборвал разговор с Минди. Он задумался: прогресс ли это?

Глава 11

Интересно, мы уже перешли на Темную сторону?

Будучи председателем Американо-китайского соподчиненного совета, Винни Чан пользовалась значительным влиянием в столице. Она де-факто была главным неправительственным представителем Китая в США.

Цель миссии Совета была обозначена просто: «Способствовать торговле, взаимопониманию и гармоничным отношениям между Китайской Народной Республикой и Соединенными Штатами Америки». (Перевести это можно так: мы вас, американцев, держим под башмаком, но давайте делать вид, будто мы друзья.)

Нельзя сказать, что Винни не навлекала на себя критики. Сторонники жесткого антикитайского политического курса считали ее всего-навсего высокопоставленной пешкой и давали ей разные неприятные прозвища, вроде «пекинской болонки». Но даже они, пускай неохотно, соглашались с тем, что она чрезвычайно обаятельная дама, обладающая приятными и живыми манерами. На большинстве фотоснимков она появлялась рядом с мужчинами – такими, как Президент США, министр торговли или какой-нибудь важный сенатор; и эти мужчины почти всегда улыбались, смеялись или показывали всем своим видом, что они совсем не прочь уделить общению с ней часть своего личного досуга.

Винни была заметной фигурой в вашингтонском светском кругу. Соподчиненный совет щедро жертвовал в пользу местных видных учреждений: Центра имени Кеннеди, Вашингтонской Национальной оперы, Шекспировского театра и библиотеки Фольджера, больниц, музеев, а также всяких модных наваждений. Ее резиденция в «престижном» (т. е. дорогом) районе Калорамы становилась местом роскошных вечеринок, где собирались разные «шишки» и знаменитости. Однажды «Вашингтон лайф» поместил на обложку фотографию Винни – в великолепном, изысканном и нежном платье «чонсам» из красного шелка, сопроводив ее очевидным, но не таким уж неточным заголовком: «Китайская куколка».

Важной частью ее работы – помимо налаживания гармоничных отношений и взаимопонимания между двумя странами – были выступления по телевидению и по радио, а также сочинение публицистических статей для газет, где доходчиво разъяснялись и оправдывались очередные наглые действия или случаи произвола со стороны Пекина (будь то бряцание оружием в Тайване или скандал, когда в китайских мусорных контейнерах обнаружили чудовищное количество новорожденных девочек). Когда на нее нападали, рыча и лая, бойцовые псы из числа «правых», она отвечала им столь легкими, грациозными выпадами, что их бешенство выглядело несуразным или бессмысленным. Винни олицетворяла китайскую мудрость: «Если не в твоих силах сделать так, чтобы птицы не гадили тебе на голову, то не позволяй им вить гнезда у тебя в волосах – это вполне в твоих силах».

Винни болтала с гримершей, когда в дверях появилась Энджел.

Молодая практикантка, сопровождавшая Энджел, осознала свой промах, но было уже поздно. Зеркало уже покрылось коркой льда. Обе женщины сидели в антарктическом безмолвии, пока гримерши заканчивали колдовать над ними с поспешностью санитаров «скорой помощи», прибывших к месту катастрофы.

– Энджел Темплтон, добро пожаловать, – произнес ведущий телешоу «Бомбовый удар» Крис Мэтьюз. – В последнее время вы выступали с довольно жесткими обвинениями. Но есть ли у вас какие-нибудь реальные, достоверные доказательства того, что Китай действительно пытался отравить Далай-ламу?

Энджел покачала головой.

– Я бы очень хотела, Крис, чтобы у меня их не было. Но скоро эти доказательства предстанут перед всеми. Вот увидите. Тем временем мы в Институте постоянных конфликтов денно и нощно молимся о выздоровлении Его Святейшества. Но одновременно мы направляем в Казначейство США официальную просьбу о немедленном предоставлении Далай-ламе охраны со стороны секретной службы. У нас имеется информация о том, что Пекин собирается повторить попытку покушения. Они хотят во что бы то ни стало заставить замолчать этого доброго человека.

– Винни Чан, председатель Американо-китайского соподчиненного совета. Благодарю вас, что согласились принять участие в передаче «Бомбовый удар». Но, прежде чем вступить в диалог, позвольте задать вам один вопрос. Вы действительно шпионка? Недавно «Нэшнл ревью» назвал вас главным тайным агентом Китая. Скажите: это правда?

Винни просияла.

– Ну что я могу на это ответить, Крис? Если я действительно шпионка, то, наверное, очень плохая, – раз все называют меня шпионкой.

– Понятно. Ну, так что вы ответите на обвинения мисс Темплтон, которая утверждает, что ваши предполагаемые пекинские хозяева, ваши боссы, – тут он рассмеялся, – пытаются убить Далай-ламу? Что вы на это все скажете?

Винни рассмеялась.

– Даже не знаю, что ответить, Крис. Скажу по правде, мне кажется, что мисс Темплтон – явно человек очень умный – пытается воспользоваться этим нелепым предлогом, чтобы лишний раз получить финансирование для своего института, который – как гласит его название – занимается раздуванием конфликтов по всему миру. По сравнению с ней покойный сенатор Джозеф Маккарти начинает казаться просто Малышкой Бо-Бип[29].

Энджел фыркнула. Схватка началась.

– Знаете, Крис, – сказала Энджел. – Это уж чересчур – выслушивать такое от человека, который зарабатывает на жизнь, рекламируя тоталитарный режим, который, помимо прочего, казнит по пятнадцать тысяч людей в год и швыряет в тюрьмы тысячи других за такие тяжкие преступления, как, например, жалоба на плохую уборку мусора.

– Интересно, что же вы на самом деле думаете о Китае? – рассмеялся Крис. – Ладно. Однако, справедливости ради, ответьте на мой вопрос. Вы говорите, что у вас есть доказательства. Где же они? И зачем Китаю покушаться на жизнь человека, которому – сколько? – семьдесят шесть лет? Ну, сколько еще ему остается?

– Крис, здесь нужно понимать, что такое тоталитарное мышление, – ответила Энджел с таким видом, будто вела семинар по этой теме. – Понимать психологию – если угодно, – патологию зла. Зло не выносит критики. И речь тут идет не о стратегии. Речь идет о мести. И, разумеется, Китай ждет не дождется, когда же можно будет посадить собственного марионеточного Далай-ламу, – а для этого нынешний должен уйти со сцены.

Винни Чан грустно покачала головой и улыбнулась.

– Вот видите, Крис? Вы задали мисс Темплтон вопрос о доказательствах – а в ответ она сыплет опрометчивыми обвинениями. И поэтому мне хочется сказать ей начистоту: милая дама, ваши слова просто лишены смысла. Может быть, вам стоит обратиться за помощью к профессионалам?

Энджел рассмеялась.

– Значит, я – сумасшедшая, да? Господи, как мне это нравится. – Она повернулась к Мэтьюзу, который в этот момент думал:Какое отличное шоу получается. – Как вам известно, Крис, еще одна характерная особенность тоталитарных режимов – это обвинение несогласных в том, что они – душевнобольные. Это дает им основание бросать всех несогласных в так называемые психиатрические больницы и пичкать их там психотропными препаратами до тех пор, пока те сами не выбрасываются из окон. Кстати говоря, вчера в Гуандуне с крыши фабрики бросилась очередная несчастная труженица. Каковы, интересно, показатели смертности на том предприятии? Думаю, счет идет на десятки.

– Постойте, постойте, – вмешался Мэтьюз. – Мы отклонились от темы.

– Нисколько, – улыбнулась Винни. – Мне кажется, мы очень даже близки к теме – а именно, к злополучному умственному расстройству мисс Темплтон.

– Благодарю вас, мадам Чан, но, мне кажется, я не обязана выслушивать подобный вздор от особы, состоящей в услужении у режима, который занимается уборкой улиц, давя студентов танками.

Улыбка Винни стала чуть менее лучезарной, но она и не думала сдавать позиции.

– Да, Крис, теперь последовало почти непременное упоминание о событиях на площади Тяньаньмэнь. Когда же это было? О боже. Так давно, что я уже не могу точно вспомнить. В тысяча девятьсот восемьдесят девятом? Похоже, мисс Темплтон даже не отдает себе отчет в том, что сейчас страной не правит ни один из тех, кто стоял у кормила власти тогда. Но для мисс Темплтон, разумеется, мой довод – это так называемая неудобная истина.

Энджел снова рассмеялась.

– О, до меня наконец-то дошло. Это – древняя история! Как и Великий скачок, когда Мао уморил голодом… Крис, вы ведь изучали историю, подскажите мне – сколько именномиллионов людей? Двадцать? Тридцать?

– Подождите обе – минуточку, минуточку, – сказал Мэтьюз. – Мы не обсуждаем сейчас председателя Мао. Мы сейчас говорим о Далай-ламе.

– Вы правы, Крис, – сказала Винни. – Поэтому я даже не стану вспоминать о побоище в Кентском университете[30].

– В Кентском университете! – повторила Энджел. – В Кентском университете! Боже мой, Крис, – вы слышали это? Она сравнивает Кентский инцидент с площадью Тяньаньмэнь! Замрите все, запомните этот момент. Америка, такое ты услышала впервые!

– Хорошо, позвольте задать вам один вопрос, – обратился Мэтьюз к Энджел. – Признайтесь: вы ведь очень не любите Китай?

– Я не испытываю ненависти к Китаю, – фыркнула Энджел. – Просто мне не по душе коммунистические диктатуры.

– Сейчас я зачитаю отрывок из вашей статьи, которую вы написали два месяца назад для «Нэшнл ревью». Цитата: «Сегодня существует одна целая три десятых миллиарда причин бояться – всерьез бояться – Китая. Там самые высокие в мире показатели вынесения смертных приговоров. Китай – источник самого мощного промышленного загрязнения среды на планете. Китайцы расправляются с диссидентами, бросая их в лагеря, давят студентов танками, заигрывают с такими отвратительными режимами, как Северная Корея, Иран, Венесуэла, Зимбабве. Они укрепляют свой военный флот, навязывают свой контроль мировым рыночным ценам на основное минеральное сырье. Они устроили мировую эпидемию атипичной пневмонии, а потом – ай-ай-ай! – забыли известить об этом Всемирную организацию здравоохранения. Ну, а если всего это мало, чтобы потерять сон, – то не забывайте: они ведь едят щенков, правда?»

Мэтьюз, смеясь, покачал головой.

– «Одна целая три десятых миллиарда причин? Они ведь едят щенков, правда?» И вы еще говорите, что не испытываете ненависти к Китаю? Неужели? Ну, лично я тут не вижу особой любви к Китаю.

Энджел пожала плечами.

– Ну, я не знаю, есть ли у них, на китайском телевидении, свои кулинарные шоу. Но если есть, то ставлюженьминьби– не знаю уж, сколько это в реальных деньгах, – что шеф-повар дает там мастер-класс: как правильно изрубить щенка пекинеса для жаркого. Кстати, собачье мясо – какоеоно на вкус, мисс Чан? Попробую угадать – похоже на курицу?