Текст книги "Рыцарь золотого веера"

Автор книги: Кристофер Николь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 3.

Твой спутник останется здесь, Уилл Адамс, – сказал Косукэ но-Сукэ. – А ты пойдёшь со мной. Пожалуйста, подражай мне во всём, что я буду делать, каким бы странным тебе это ни показалось.

Уилл кивнул и жестом остановил Мельхиора. Он сомневался, что Мельхиор что-нибудь понял. Он и сам едва понимал происходящее, в его голове метался вихрь взаимоисключающих эмоций и полуосознанных вопросов. Ну и где же твои Лондон, Париж или Амстердам, или даже Лиссабон и Мадрид? А ведь Осака, по словам Сукэ, была далеко не самым большим городом Японии.

Они высадились в порту, забитом таким количеством судёнышек, какого он никогда дотоле не видел. Пусть они были слишком малы и не могли пересекать океан, но все они были тяжело нагружены самыми разнообразными вещами. Они сновали вверх-вниз по реке за городом, некоторые направлялись во внутреннее море.

А вот и сам город – склады, в которых бы затерялся дворец Её Величества, бесконечные дома с узкими фронтонами, как и в Бунго. Как объяснил Сукэ, причиной этого странного явления было то, что налог с владельцев взимался соответственно занимаемой площади улицы. Все эти дома были такой же хрупкой постройки, как и виденные им раньше, но всё равно были ярко украшены. А если более прочные постройки не требовались, то зачем было строить из камня? Ещё большее впечатление на него произвели строжайший порядок и чистота улиц – не меньшая, чем людей. Но то, что каждая улица заканчивалась аркой с воротами и вооружённым стражником возле них, наполнило его душу дурными предчувствиями. Сейчас был день, ворота стояли открытыми, но, по словам Сукэ, на ночь они запирались, и для прохода из улицы в улицу требовался пропуск. Как бы смог Марло выжить и написать бессмертные строки, если бы ему запретили бродить по вечерам? Или в Японии не было своих Марло? Или такие пределы индивидуальной свободы казались излишними?

Вскоре они подошли к замку. Сукэ говорил о нём как об одном из мощнейших в стране, но без особых эмоций – что предполагало по крайней мере наличие множества похожих. Но ни Мельхиор, ни он сам в жизни своей не видели ничего подобного ни в одной из стран. Здесь лакированного дерева не было. По подземному мосту они пересекли глубокий ров и прошли сквозь ворота в нависающей над мостом башне. Вправо и влево тянулась высокая стена, сложенная из гигантских валунов, ничем между собою не скреплённых – ни цемента, ничего другого не было видно. Через равные интервалы виднелись амбразуры. Но всё это было только первым, внешним оборонительным поясом. Через триста шагов возвышалась вторая, не менее мощная стена, а за ней – ещё одна, на этот раз двенадцати футов высотой. В последней, внутренней, стене открывались ворота на большой двор, с одной стороны которого размещались конюшни, а с другой – казармы и склады оружия. Они сами были как маленькие деревни; по числу вооружённых часовых, по количеству женщин и детей Уилл прикинул, что тут может быть постоянный гарнизон в несколько тысяч человек, если только вообще можно допустить такую мысль. Но когда он спросил Сукэ, тот лишь пожал плечами и сказал, что регулярный гарнизон составляет двадцать тысяч солдат.

Двадцать тысяч солдат! Может быть, ложь? Рай или ад? Вся армия королевы Елизаветы не насчитывает двадцати тысяч солдат, а расположить их в одном постоянном лагере представило бы непреодолимую проблему по части провизии и болезней. Здесь же эти двадцать тысяч помещались в стенах крепости, а воздух был так же чист и свеж, как и в Бунго.

Но мощь крепости, количество защитников показались неважными, как только они дошли до центральной башни. Она возвышалась внутри ещё одного окружённого рвом с водой бастиона, на холме, господствовавшем над остальной крепостью, посреди огромного двора – не менее четверти мили в поперечнике, по периметру которого располагались многочисленные постройки и склады. Сама башня была шести этажей в высоту, над каждым нависала слегка загнутая кверху крыша, что делало всю башню похожей на огромную пагоду, хотя вместо окон были бойницы. Но что самое удивительное – башня была сделана из дерева. Огромные толстенные доски, двери, способные выдержать удар пушечного ядра, – все из дерева. Наверное, не было никакого риска, что враг когда-либо проникнет в сердце обороны квамбаку.

Истинная причина, решил он, в том, что это скорее дворец, чем крепость. Первое помещение, в которое они вошли, было полностью украшено богатыми орнаментами, коврами, подушками, бархатом, золотом, стены затянуты гобеленами с изображением сцен охоты, и, как всегда, вокруг было много народу – как мужчин, так и женщин. Все они были одеты в богатые шёлковые кимоно – изящную и очень удобную одежду.

Оставив Мельхиора, озиравшегося вокруг в полном изумлении, Уилл последовал за Сукэ в следующую комнату, где украшения были ещё богаче, хотя, как и во всех виденных им домах, здесь не было абсолютно никакой мебели. Неужели сам принц восседал на полу?

Момент настал. Сукэ помедлил перед огромной ширмой, охраняемой двумя воинами с копьями в руках.

– А теперь, Уилл Адамс, я тебя умоляю – покажи себя с наилучшей стороны, и всё будет в порядке.

Ширма раздвинулась, и Уилл судорожно вздохнул. Здесь соломенных циновок не было; пол покрывал голубой ковёр, а комната имела не менее сорока футов в длину. У дверей – обычная суета людей и ещё несколько стражников, однако ни одной женщины. На некотором расстоянии, в самом центре комнаты, как прикинул Уилл, цвет ковра меняется на ярко-красный. К небольшому возвышению вели две невысокие ступеньки. На этом помосте ковёр по краям был выткан золотом, а в середине, на плетёной циновке, сидел принц. Большего он сразу не разглядел, так как Сукэ уже двинулся вперёд, медленно и осторожно, жестом приказывая Уиллу следовать за ним.

Уилл шагнул следом, сжимая под мышкой свою сумку с картами и инструментами и жестоко сожалея, что платье его так ветхо и истерто, несмотря на старания Магоме Сикибу. Они приблизились к ступеням. Он хотел поднять голову и рассмотреть принца, но Сукэ уже опустился на колени и, опершись ладонями о ковёр, медленно склонился вперёд, пока голова его почти не коснулась голубого бархата. На взгляд Уилла, это была довольно унизительная поза, но он помнил о предупреждении – во всём подражать министру и, не раздумывая, сделал то же самое. Тут он понял по крайней мере одно из преимуществ кимоно. Его бриджи туго натянулись сзади, а изношенные чулки прилипли к ногам. В таком виде он выглядел гораздо несуразнее любого японца.

Несколько секунд они стояли на коленях, и в комнате не раздавалось ни звука. Потом заговорил принц. Его голос, низкий и негромкий, казалось, вечно будет отдаваться в этой пустой комнате, снова и снова отражаясь от стен.

– Пройди вперёд, – шепнул Сукэ по-португальски. – Поднимись и пройди вперёд, Уилл Адамс, а у ступеней снова встань на колени.

Уилл поднялся, расправил плечи и приблизился к возвышению. Теперь ему было видно получше. Вождь клана Токугава сидел, как все японцы, на коленях, поджав под себя ноги, верхнее кимоно мягко окутывало его фигуру. Всего их, кажется, было три – все зелёные, но верхнее короче и светлее нижних. В ножнах на поясе висели два самурайских меча, а голова была выбрита, за исключением пучка волос на макушке. Но больше всего Уилла поразило его лицо. Оно было квадратное, тяжёлое, более полное, чем можно было ожидать, однако достаточно плотное, чтобы не напоминать квашню. Широкий тонкогубый рот обрамляли тонкие усы, свисавшие книзу у уголков губ. Подбородок и нос не выдавались, но высокий лоб говорил о могучем уме так же, как аккуратно подстриженная короткая бородка делала его похожим на светского щёголя. Глаза – вот что было самым удивительным в его лице. Коричневые, мягкие, они казались даже более водянистыми, чем у большинства его соотечественников. Казалось, на лице Токугавы застыла вечная насмешка над этим миром, но, по крайней мере, примиряющая его с ним. И всё же… Уилл встал на колени у подножья помоста и поклонился. Он чувствовал, как взгляд принца заскользил по нему, словно тёплая волна, – вбирая его, засасывая, узнавая о нём все, хотя он ещё не произнёс ни слова. В ушах зазвенело от прилива крови, он понял, что решается его судьба, – чувство, какого он не испытывал со дня свадьбы. Тогда его постигло сокрушительное разочарование. А что сейчас? У него возникло странное ощущение, что он прожил тридцать пять лет и проплыл под парусами полмира именно ради этого момента, ради того, чтобы эта встреча состоялась именно сейчас, для того, чтобы преклонить колени именно перед этим человеком – Токугавой Минамото но-Иеясу.

Токугава произнёс что-то. Уилл поднял голову и медленно выпрямился – вряд ли эти слова могли означать что-нибудь ещё.

Принц заговорил снова. Уилл медленно покачал головой.

Взгляд Иеясу скользнул на Сукэ, и через несколько мгновений тот опустился на колени рядом с Уиллом.

– Мой господин принц Иеясу желает знать, Уилл Адамс, откуда ты появился в нашей стране, – перевёл Сукэ, – и с какой целью прибыл сюда.

– Скажите ему, что я из страны, которую называют Англией. Она, как и Япония, расположена на острове, но у континента Европы. Это очень далеко отсюда, за двумя океанами. Цель нашего путешествия сюда – торговля с народом Японии.

– Торговля на золото? – перевёл Сукэ следующий вопрос Иеясу.

– Скажите господину Иеясу, что золото – не единственный товар, который нам нужен, – ответил Уилл. – Я представляю народ Англии и соседнего государства – Голландии. В этих странах производится множество исключительно необходимых вещей, которых, однако, нет в Японии. И, по моим наблюдениям, здесь имеется много товаров, отсутствующих в Европе, которые были нам очень полезны. Торговля между нашими странами была бы очень выгодна для обеих сторон. – А эти товары, которые вы производите… – начал Сукэ. – Мой господин Иеясу спрашивает – это в основном порох и огнестрельное оружие?

– Мы производим порох и оружие для обороны, – осторожно ответил Уилл.

– И на борту вашего корабля много этих вещей? – спросил Иеясу через переводчика.

– Для собственной обороны, господин Иеясу.

Токугава помедлил несколько мгновений, не сводя глаз с Уилла.

– Эта Англия, о которой ты говоришь, – она воюет с другими странами?

– Да, господин Иеясу, – ответил Уилл. – Мы часто воюем. Но не с нашими друзьями и не с теми, кому мы можем доверять. Наши войны в основном с Испанией и Португалией, которые стремятся поработить нас.

Иеясу задумчиво кивнул.

– Каким богам вы поклоняетесь в Англии, Уилл Адамс?

– Только одному, господин принц, – богу, сотворившему небо и землю и управляющему всем миром.

Иеясу и Сукэ заговорили между собой – конечно же, подумал Уилл, о том, что уже обсуждалось раньше, на лодке. Наконец Сукэ повернулся к нему.

– Мой господин Иеясу хочет услышать твой рассказ о путешествии сюда. Сколько дней оно заняло?

Уилл прикинул в уме.

– Больше пятисот.

Глаза его похолодели.

– Преувеличивать нехорошо, – прошептал Сукэ.

– Но это правда, – возразил Уилл. – Если ваш господин взглянет на эти карты, я ему все объясню.

Сукэ перевёл, и Иеясу кивнул, подзывая Уилла ближе. Очевидно, это была большая честь: шёпот замечаний пролетел по комнате и стих. Уилл взошёл на помост, не забыв сесть на ступеньку ниже принца, и разложил свои карты. Он рассказал обо всём путешествии Токугаве, который, очевидно, заинтересовался повествованием. Казалось, Уилл рассказывает уже целую вечность, но Иеясу слушал с неослабевающим вниманием перевод Сукэ, говорившего негромким, сухим тоном, не меняя положения тела, хотя Уиллу пришло в голову, что тот должен испытывать поистине мучительные ощущения от такой позы. И на протяжении всего рассказа – час шёл за часом, его собственный желудок уже подводило от голода, – придворные и стража, находившиеся в комнате, ожидали так же терпеливо, почти не двигаясь, не произнося ни слова.

Наконец рассказ закончился, и Уилл перевёл дыхание. Он чувствовал, что сейчас мог бы выпить целую бочку воды.

– Мой господин говорит, что ты рассказал замечательную историю, – заметил Сукэ. – Рассказывание историй – большое искусство, которое высоко почитается в Японии, и в этой области ты мастер.

– Она может быть замечательной, господин Косукэ, но вы можете сказать принцу, что каждое слово в ней – правда.

Сукэ перевёл, и Уилл снова ощутил на себе тот оценивающий, внимательный взгляд. Наконец Иеясу кивнул и отдал распоряжение Сукэ. Министр нахмурился и ответил, не переводя. Снова глаза Иеясу стали жёсткими, и он повторил приказание – не повышая голоса, но другим тоном.

Сукэ поклонился.

– Уже поздно, и мой господин Иеясу считает, что ты достаточно высказался. Мы уходим. Делай, как я.

Министр низко поклонился и, выпрямившись, поднялся на ноги. Уилл проделал то же самое. Иеясу снова заговорил.

– Подожди, – перевёл Сукэ. – Он хочет знать, что было на борту твоего корабля. Всё, что там было.

– У меня есть здесь опись груза, – сказал Уилл. – Она довольно обширная, но, если господин принц желает потратить ещё час…

– Он желает.

Уилл перечислил всё, что было на борту судна. Иеясу внимательно слушал перевод Сукэ. Уилл закончил списком оружия и боеприпасов, вызвавших такой переполох в Бунго. Иеясу кивнул, размышляя о чём-то.

– Мой господин доволен твоим рассказом, – сказал Сукэ. – Теперь мы удаляемся, Уилл Адамс. Но мой господин желает, чтобы ты оставил здесь свои карты и инструменты.

Он заметил обеспокоенность Уилла.

– С ними ничего не случится, их вернут в надлежащее время.

Снова поклон, затем он последовал за Сукэ, который пятился к выходу через всю комнату, словно в присутствии правящего монарха. Стражники открыли дверь, выпуская их из комнаты. – О Боже! – Уилл вытер пот рукавом со лба. – Сколько же сейчас времени, господин Косукэ? Мне показалось, что мы пробыли там целую вечность.

– Сейчас наступил час крысы, – ответил Сукэ. – Другими словами, по португальским понятиям начался новый день.

– Миновала полночь? Бедный Мельхиор, должно быть, уже уснул.

Сукэ кивнул и провёл его через комнату, лицо его приобрело необычно суровое выражение. Следующие двери распахнулись, и они вышли в одну из прихожих, покинутую всеми вельможами, так что, кроме двух стражников, в ней никого не было. Сукэ провёл Уилла через эту комнату и остановился. Из двери в правом углу появились три женщины.

– На колени, – прошептал Сукэ. – На колени, Уилл Адамс. Быстро.

Уилл на секунду заколебался и медленно опустился на колени, затем склонил голову. Он услышал почти беззвучный шорох, вдохнул нежный аромат и увидел направляющуюся к нему пару великолепных ножек, обутых в сандалии. Кимоно было белое. Все их кимоно были белые.

Ближайшая к нему женщина сказала что-то, Сукэ ответил.

– Ты можешь выпрямиться, Уилл Адамс, – сказал он. – Но не вставай.

Уилл выпрямился. Увидев Асаи Едогими, он потерял дар речи. Он не был готов к такой красоте. Магоме Сикибу была очаровательным ребёнком, но явно восточной наружности. Конечно, эта женщина тоже имела восточную наружность – такая же невысокая, как остальные, но её красота, подчёркнутая блестящей белой краской, покрывавшей каждый дюйм её лица от подбородка до лба, выходила за рамки и расы, и цвета кожи, и, как ему подумалось, религии.

И, как перед этим с Иеясу, он почувствовал перед собой личность, значительно более сильную, чем все те, кого он знал прежде. И более жёсткую. Взгляд её чёрных глаз наводил на мысль о стали. Он вспомнил, как однажды стоял у самой обочины дороги, по которой верхом на лошади прогарцевала королева Елизавета в сопровождении своей свиты. Совершенно случайно он поймал её взгляд в тот момент, когда она поравнялась с ним. О красоте тут и речи не могло быть: он почувствовал совершенно определённое разочарование. Однако величественность её взора, абсолютная уверенность в себе в значительной мере компенсировали тусклую внешность. Сразу чувствовалось, что едет хозяйка всего окружающего. И сейчас он ощутил то же чувство – эта женщина владела этим замком и всем, что в нём находилось. И к тому же она была прекрасна.

Стоявшая рядом женщина была, очевидно, её сестрой – немного ниже ростом, те же точёные линии лица и фигуры. Но не было у неё ореола власти.

Сукэ заговорил снова, но Едогими прервала его взмахом веера и что-то сказала. Третья женщина, стоявшая до этого позади двух принцесс, вышла вперёд.

– Боже милостивый! – вырвалось у Уилла, прежде чем он смог взять себя в руки. Конечно же, это ему снится. Он, наверное, заснул, повествуя Иеясу о своих приключениях. И вот он снова видит свой старый сон – потому что эта девушка была японкой не более чем наполовину. Выше своей госпожи, распущенные чёрные волосы с сильным рыжеватым отливом, лицо, о котором любой мужчина мог бы мечтать во время своего самого романтического ночного свидания. Хотя она была очень молода, не возникало никаких сомнений в её женственности. Если кимоно принцессы скрадывало всю её фигуру ниже плеч, то у девушки оно подчёркивало её грудь и округлые бёдра. И ноги у неё длинные – это было видно. Женщина. Воплощение всего, чем женщина должна быть или могла бы быть, и это воплощение стояло перед ним после тридцати пяти лет неудовлетворённых желаний.

А стояла ли она хоть однажды у ванны, в которой купали обнажённого мужчину? О Господи, придай мне сил, подумал он.

– Ты тот самый человек из-за моря? – спросила она на прекрасном португальском. – Моя госпожа Асаи Едогими приветствует тебя в Японии от имени квамбаку.

Уилл облизнул губы. Как пересохло в горле!

– Это счастье – оказаться здесь, – ответил он. – Я благодарю вашу госпожу за её добрые слова.

Девушка перевела, и Едогими улыбнулась. У Уилла от удивления открылся рот – её зубы были выкрашены в чёрный цвет. Он быстро взглянул на девушку – у неё тоже? Но та не улыбнулась.

Едогими заговорила. – Мы слышали о твоём прибытии в Осаку, – перевела девушка. – Но ты пока что не посетил квамбаку.

Уилл взглянул на Сукэ, и тот ответил по-японски. Взгляд Едогими скользнул по нему, она нахмурилась и произнесла что-то.

– Как ваше имя? – прошептал Уилл.

– Меня зовут Пинто Магдалина, – ответила девушка.

– Так вы из Португалии?

– Португальцем был мой дед. Он был первым европейцем, высадившимся в Японии. – Она бросила встревоженный взгляд вправо – до неё вдруг дошло, что госпожа и Сукэ молчат, прислушиваясь к их разговору. Она поспешно перевела им свои слова.

В течение нескольких секунд Едогими рассматривала Уилла, потом снова улыбнулась и бросила несколько слов Сукэ.

И снова его ответ заставил её нахмуриться; какое-то мгновение она выглядела просто рассерженной, и, как и раньше, речь её ускорилась.

Сукэ упрямо ответил, настаивая на своём.

Едогими вскинула голову и сказала что-то Магдалине.

– Моя госпожа говорит, Уилл Адамс, что ты должен набраться терпения, и всё будет в порядке. Она хочет также, чтобы я сказала: ты должен выучить японский язык, если захочешь остаться с нами.

– С удовольствием сделаю это, синьорина Пинто, – ответил Уилл. – Если только у кого-нибудь найдётся достаточно терпения, чтобы обучить меня.

Снова беспокойство мелькнуло в её взгляде, обращённом к госпоже. Но Сукэ уже нагибался, выполняя традиционный коутоу, и Уилл поспешил последовать его примеру. Женщины прошли мимо и исчезли, оставив после себя слабый аромат.

Сукэ выпрямился.

– Идём, уже поздно.

– У меня единственное желание – поскорее забраться в постель.

Сукэ не ответил, но поспешил в следующую комнату, в дальнем углу которой они увидели Мельхиора. Тот сидел на полу, привалившись спиной к стене, и громко храпел.

– Эта женщина – супруга квамбаку? – спросил Уилл.

– Его мать, – поправил Сукэ. – Принцесса Асаи Едогими была фавориткой великого Хидееси. Она столь прекрасна, что он возвысил её над остальными женщинами, а её сына – над остальными сыновьями.

Он хлопнул в ладоши. Звук разнёсся по огромной пустой комнате.

– Да, она действительно очень красива, – согласился Уилл.

– Прекрасней её нет женщины в Японии.

Двери открылись, пропустив в комнату полдюжины стражников. Сукэ сказал им что-то по-японски.

– А вторая женщина?

– Принцесса Асаи Дзекоин. Младшая сестра Едогими.

– Я имел в виду португальскую девушку. Сукэ пожал плечами.

– Это одна из служанок принцессы. Я ничего о ней не знаю. Осака не является обычной резиденцией принца Иеясу. А теперь, Уилл Адамс, ты и твой спутник должны отправиться с этими людьми. Поверь, мне жаль, что так получилось; я могу только попросить тебя набраться терпения, как рекомендовала принцесса, и верить в своё будущее. И в Косукэ но-Сукэ. Не сомневайся, я буду делать всё, что смогу, чтобы облегчить твою участь.

Он поспешил прочь, оставив Уилла в недоумении.

– А? А? – Мельхиор зевнул и с трудом поднялся на ноги. – Уилл? Это ты? А я уже и не чаял увидеть тебя снова.

– Похоже, нас передали этим парням, – ответил Уилл. – Что вы от нас хотите?

Но на лицах воинов не отразилось и тени сочувствия. Их начальник просто указал на дверь и положил руку на эфес меча.

– Нас, конечно же, поместят на отдых вместе с солдатами гарнизона, – предположил Мельхиор, когда они шли следом за стражниками к воротам крепости. – Ты заметил, какие тут богатые драпировки, Уилл?

– Это жалкие тряпки по сравнению с приёмным покоем принца, – отозвался Уилл. – Здесь огромные богатства, Мельхиор. Больше даже, чем любые сокровища Англии, в том числе и во дворце Её Величества.

– Однако эти богатства проникают не всюду, – отметил Мельхиор. Они вышли из центральной крепости, пересекли двор и вошли в дверь наружного вала. Теперь они спускались по ступеням из тёсаного камня, освещённым колеблющимся светом факелов. – Так было всегда: в этом мире можно быть либо принцем, либо нищим, и нам суждено второе. Добродушный парень ещё не проснулся окончательно и, несомненно, был до сих пор под впечатлением доброты, проявлявшейся к ним с момента прибытия в Японию, подумал Уилл. Он же начинал понемногу беспокоиться. Каменная лестница привела на площадку, от которой ответвлялся коридор, по обеим сторонам которого тянулись помещения, более всего напоминавшие собой тюремные камеры. Но они остались позади, а группа продолжала спуск вниз по лестнице.

– Уилл? – сказал Мельхиор. – Довольно странное помещение для солдат гарнизона.

– Боюсь, что я чем-то разгневал принца, – ответил Уилл. – Либо он предпочёл согласиться с мнением португальцев на наш счёт.

Ступени привели к следующей площадке. Дальше коридора не было, лишь виднелась в стене крышка люка. И здесь благодушие вдруг оставило их. Зловонный воздух был наполнен неописуемо отвратительными звуками, словно стадо свиней боролось друг с другом. Только звуки эти издавались людьми.

Начальник стражи кивнул, и трое солдат направили копья на люк. Ещё один шагнул к нему и, зайдя сбоку, быстрым движением откинул крышку.

Зловоние и шум хлынули на пришедших, изнутри тотчас же высунулись руки и ноги. Но что это были за руки и ноги!

Здесь не было ничего от чистоты и опрятности, которые уже начали у Уилла ассоциироваться с этим народом. Это были скорее конечности, которые ожидаешь увидеть в какой-нибудь лондонской тюрьме, – покрытые грязью и гниющими язвами. Стражники начали быстро орудовать копьями, загоняя этих монстров обратно. Офицер мотнул головой.

– О Господи, Уилл! – закричал Мельхиор. – Неужели нас отправят туда?!

Уилл взглянул на стражников. Шесть вооружённых солдат. Неудивительно, что Сукэ выглядел расстроенным. Но такой же показалась и принцесса Едогими, когда узнала об их судьбе. И оба они посоветовали набраться терпения.

– Похоже, дорогой друг, у нас нет иного выхода.

– Я лучше умру!

– Спокойней, – сказал Уилл. – Прошу тебя, Мельхиор. Я не знаю, чем это вызвано, но у нас есть друзья. Я в этом уверен.

Жесты офицера стали нетерпеливыми. Уилл вздохнул и опустился на четвереньки. Копья сновали рядом, расчищая ему дорогу. Он едва мог дышать, настолько сильно было зловоние. Оно обтекало его, словно живое существо; казалось, оно бьёт по его телу. Он чувствовал, как по мере продвижения вглубь его одежда пропитывается вонючей жижей. Он протиснулся сквозь люк. Глаза смутно различили более дюжины силуэтов, корчащихся и извивающихся под ударами пик, загонявших их обратно. До сознания смутно доходили ворчание и стоны, визг и крики. Уилл подался в сторону, освобождая место Мельхиору. Мгновение спустя крышка захлопнулась, и в камере воцарился мрак. С одной стороны, подумал он, это хорошо – не видно всего ужаса их положения. Но с другой – стало ещё хуже, потому что из темноты к ним потянулись руки, ощупывая их одежду, разрывая её на куски, царапая, обследуя их лица, опустошая карманы – и, что ещё хуже, ища соски их грудей, забираясь в пах, набрасываясь на них, как голодные звери на мясо.

– Боже милостивый, – закричал Мельхиор. – Уилл? Уилл? Нас отправили в ад, в этом нет никаких сомнений.

Уилл сцепил руки, затем резко раскинул их в стороны. Если он обозлит их и они его убьют – что ж, тем лучше. Он наткнулся на тела, движущиеся взад и вперёд. Кто-то упал ему сзади на шею, притягивая руки книзу, словно какой-то отвратительный, иссохший призрак Марло. Уилл пошарил сзади и отшвырнул его через всю камеру, прислушиваясь к затихающему воплю боли. Он пробился назад и привалился спиной к каменной стене.

– Мельхиор! – крикнул он. – Мельхиор, где ты?

– Здесь, – простонал голландец.

– Подползай к стене, – приказал Уилл. – И держись ближе, Мельхиор! Держись ближе! Мы ещё поборемся!

Но атака уже выдыхалась. Руки больше не сновали в темноте, бесстыдные пальцы больше не царапали, отыскивая плоть. Он понял, что эти одичавшие существа слишком слабы и могут реагировать только на то, что происходит рядом. Они были возбуждены стражниками и поэтому напали – слепо, бездумно – на людей, появившихся в их аду. Однако их интерес уже угас, и они отступили. Они не знали, день сейчас или ночь, они просто существовали – стонали, завывали, разговаривали друг с другом, болтали, извивались, шуршали, издавали зловоние.

– Уилл, – прошептал Мельхиор, – эти люди, должно быть, приговорены.

– К смерти? Это, пожалуй, было бы спасительным избавлением. А если их просто заперли здесь, чтобы они гнили в этой яме? Спокойствие, Уилл Адамс. Спокойствие. Так сказала Едогими. Прекраснейшая женщина в Японии. Неправда. Как мечтал он об этой груди! Но ещё больше об этой чистоте, об этой возвышенности. Знала ли Пинто Магдалина, куда их ведут? Неважно; теперь она уже наверняка узнала. Будет ли ей всё равно? Поймёт ли она этот ужас, прожив всю свою жизнь наверху, в блистающем свете? Сможет ли она и захочет ли взглянуть на него снова иначе, чем как на кусок зловонного мяса? Будет ли у неё такая возможность?

– Уилл? – позвал Мельхиор. – Ты не спишь?

– Нет. – Но как он устал! Как обессилел! Было такое ощущение, словно он не спал всю жизнь.

– Я должен уснуть, Уилл. Но я боюсь за наши жизни.

– Спи, Мельхиор. Я посторожу, а потом ты меня сменишь. Хотя, по его мнению, особенно опасаться было нечего. Он ничего не видел в темноте даже теперь, когда глаза привыкли к ней. Он едва различал свою ладонь перед самым лицом, так что остальные заключённые вряд ли имели в этом преимущество. Нападение будет означать лишь непристойную суету ищущих рук, но при первом же прикосновении он сразу очнётся и сможет дать отпор.

Он закрыл глаза. Голова начала клониться и вскоре погрузилась в мягкое тепло этих грудей, скользнула ниже, к длинным, сильным ногам. У Мэри были такие ноги. Мэри Магдалина. Мария Магдалина…

Резкий скрежет разбудил их. И не только их. Это дикое завывание, хныканье раздавалось отовсюду. Теперь он испугался его. Теперь он увидел, слишком хорошо увидел, что представляли собой его товарищи по несчастью. Настало время раздачи пищи. Он не осознавал, который теперь час. Никогда ему этого больше не понять. Но люк поднялся, и внутрь втолкнули огромный котёл с рисом. В короткую секунду, прежде чем он захлопнулся снова, Уилл разглядел голые тела, сочащиеся гноем язвы, стекающую из углов рта слюну, непристойно возбуждённую плоть людей, которые перестали быть людьми.

Они не стали есть, Мельхиор и он. Голодны, конечно, но ринуться в эту людскую клоаку, не зная, чего коснёшься в темноте, что может коснуться тебя, – это было немыслимо. Так что лучше уж сидеть на месте и умереть с голоду. Но даже эта мысль приводила в ужас. Потому что в краткую секунду света окружающие разглядели их. И вспомнили о своём поражении прошлой ночью. Они знали, что им, даже дюжиной, не справиться с двумя молодыми сильными мужчинами. Но голод принесёт с собою слабость. Даже просто заключение здесь ослабит их, и довольно быстро. И как им тогда сопротивляться этим ищущим пальцам?

А какого ещё несчастья теперь ждать? Котёл риса приносили не так давно, и другой еды, скорее всего, не будет.

Крышка люка снова звякнула, древки копий ринулись внутрь, нанося удары по костям, пальцам, отгоняя завывающих призраков внутрь, в темноту.

– Уилл Адамс! – раздался голос Косукэ но-Сукэ. – Бери своего товарища и выбирайся. Быстро! Но подай голос, когда приблизишься к выходу.

– Мельхиор! – Уилл растолкал друга. – Идём, парень. – Он пополз к выходу, продираясь сквозь груду ужасных тел. – Эй, господин Косукэ, мы выходим! Не останавливайся, Мельхиор.

Он бросился в отверстие люка, вывалился в мерцающий свет факела, кинулся через проход и рухнул у противоположной стены. Он видел, как из люка выбрался Мельхиор, а за ним показались двое их бывших сокамерников. Но их тут же затолкали обратно ударами копий. На площадке остались шестеро стражников и Сукэ. Крышка люка захлопнулась.

– Идёмте, друзья, – сказал Сукэ. – Скорее уйдём из этого места.

– Боже мой, господин Косукэ! – Уилл помог Мельхиору подняться. – Неужели все японские тюрьмы такие?

– Нет, Уилл Адамс, обычные преступники сидят в других тюрьмах. Вы же побывали в аду.

– Об этом мы уже догадались. – Он двинулся вслед за другом, ибо теперь уже был уверен в расположении этого человека.

Они начали подниматься по каменной лестнице.

– Это не тот ад, что у португальцев, Уилл Адамс. Это название камеры. На нашем языке – гокуя.

– Но в Бунго нам говорили, что единственное наказание для преступников в Японии – это смерть.

– Действительно, – согласился Сукэ. – Но эти люди не подвергаются наказанию. Они лишь ожидают суда. Их подозревают – и не без оснований – в совершении грабежей. Но так как они всегда убивали своих жертв, то никаких свидетелей нет. Было бы несправедливо осуждать человека без всяких доказательств, поэтому их поместили в гокуя до тех пор, пока они не сознаются. Они уже некоторое время просидели там.