Текст книги "Камни вместо сердец"

Автор книги: Кристофер Дж. Сэнсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Часть третья
Хойлендское приорство

Глава 17

Мы спешились. Управляющий скупо улыбнулся Фиверйиру:

– Как дела, мастер клерк?

Тот поклонился:

– Благодарствуйте, мастер Фальстоу.

Затем встретивший нас мужчина посмотрел на Барака:

– А вы, должно быть, клерк мастера Шардлейка?

– Да. Джек Барак, – ответил тот.

– Грум покажет вам обоим ваши комнаты. А я присмотрю за тем, чтобы багаж ваших господ был доставлен в их комнаты.

Я кивнул своему помощнику. Он вместе с Фиверйиром последовал за конюхом, а прочие слуги повели коней. Дирик улыбнулся:

– Вам будет не хватать вашего амануензиса[28]28
  Секретарь, переписчик (лат.).


[Закрыть], мастер Шардлейк. Ну что ж, пора знакомиться с нашими хозяевами и их подопечным.

Я последовал за ним вверх по ступенькам, к ожидавшей нас четверке людей, успев заметить при этом, что возле задней стены огороженного сада пристроено стрельбище, земляной вал с расположенной в центре круглой мишенью из ткани. За валом виднелось скопление могильных камней.

Николас Хоббей оказался тонким и худым сорокалетним мужчиной. Густая седеющая шевелюра обрамляла его узкое и жесткое лицо. На нем был синий летний дублет тонкой шерсти, покрытый коротким халатом. Тепло пожав руку Дирика, он произнес чистым и мелодичным голосом:

– Винсент, рад снова видеть вас у себя дома!

– Взаимно, Николас.

Хоббей повернулся ко мне и официальным тоном произнес:

– Мастер Шардлейк, надеюсь, что наше гостеприимство устроит вас. И надеюсь также успокоить тревогу тех, кто послал вас сюда. – Взгляд небольших карих глаз оценивал меня. – А это моя жена, мистрис Абигайль.

Я поклонился женщине, которую Майкл Кафхилл назвал безумной. Она оказалась такой же высокой и узколицей, как и ее муж. Порошок свинцовых белил на ее щеках не мог спрятать морщины. На ней было серое шелковое платье с широкой юбкой, желтыми с пуфами рукавами и коротким, расшитым жемчугом капюшоном. Челка светлых волос на ее лбу уже седела. Поклонившись, я разогнулся и обнаружил на себе ее внимательный взгляд. Сделав быстрый реверанс, она повернулась к стоявшим возле нее юношам, глубоко и напряженно вздохнула и высоким голосом произнесла:

– Мой сын, Дэвид. И подопечный моего мужа, Хью Кертис.

Коренастому и широкому Дэвиду чуть-чуть не хватало до среднего роста. На нем был темно-коричневый дублет и белая рубашка с длинным кружевным воротником. Он был брюнетом и носил короткую стрижку. Черные волоски выбивались также из-под воротника его рубашки. Преподобный Бротон называл Дэвида уродливым ребенком, и, похоже, это некрасивое дитя превращалось в уродливого мужчину. Круглое лицо молодого человека с тяжелыми и крупными чертами и полными губами было чисто выбрито, оставляя темную тень на щеках. Как и мать, он обладал голубыми глазами навыкате – единственной чертой сходства с кем-то из родителей. Дэвид посмотрел на меня с явным пренебрежением.

– Мастер Шардлейк, – отрывисто проговорил он, протягивая руку… жаркую, влажную и, к моему удивлению, мозолистую.

Я повернулся к молодому человеку, ради которого мы проделали путь более чем в шесть десятков миль. Хью Кертис также был в темном дублете и белой рубашке, и волосы его тоже были коротко подстрижены. Я вспомнил рассказ мистрис Кафхилл о том, как у него обнаружили гниды и он со смехом гонялся по комнате за сестрой, и ощутил у себя на шее крест Эммы, куда я поместил его надежности ради на время нашего путешествия.

Хью представлял собой полный контраст Дэвиду: высокий, атлетически сложенный, широкоплечий и с узкой талией. Полные губы, длинный подбородок, крупный нос… Если не считать пары небольших коричневых родинок, его лицо можно было бы назвать весьма и весьма симпатичным, кабы не шрамы и оспины, оставленные болезнью на нижней части его щек. Шея юноши была изуродована в еще большей степени, а верхнюю часть лица Кертиса покрывал густой загар, еще более подчеркивавший белизну его шрамов. Глаза его, необычного чистого сине-зеленого цвета, странным образом смотрели на меня без выражения. Невзирая на его очевидное хорошее здоровье, я ощутил в этом юноше какую-то печаль.

Он взял мою руку, и ладонь его оказалась сухой, твердой и также мозолистой.

– Мастер Шардлейк, – проговорил Хью низким и хрипловатым голосом, – оказывается, вы знакомы с матушкой Кафхилл.

– Знаком.

– Помню ее. Такая добрая и милая старая дама. – В глазах его не промелькнуло и тени выражения, они смотрели на меня настороженно.

Управляющий Фальстоу поднялся вверх по ступеням и остановился возле своего господина, внимательно следя за нами. У меня появилось странное ощущение того, что он проверяет, как мы исполняем свои роли – словно постановщик пьесы.

– Сегодня утром, мастер Шардлейк, прибыли два адресованных вам письма, – проговорил он. – Они находятся в вашей комнате. Как и письмо вашему клерку Бараку. Их доставил направлявшийся в Портсмут королевский почтовый гонец… думаю, он ехал всю ночь.

Управляющий внимательно посмотрел на меня и добавил:

– На одном из писем печать королевы.

– По счастью, солиситор королевы является моим другом. Он устроил так, чтобы почтовые гонцы доставляли и мои письма. A также забирали их из Кошэма, – объяснил я.

– Я могу посылать туда слуг с вашими письмами.

– Благодарю, – ответил я и подумал, что придется как следует запечатывать свою почту.

– Мастер Шардлейк скромничает, – заявил Дирик. – Подчас он получает дела от самой королевы. – Он многозначительно посмотрел на Хоббея: – Как я и писал вам в своем письме.

Николас отозвался ровным тоном:

– Не войти ли нам в дом? Моя жена не любит солнечную погоду.

Мы прошли через двери, некогда бывшие церковными. За ними, внутри, царил любопытный запах пыли и свежего дерева, накладывавшийся на настоявшийся аромат благовоний. Южный трансепт[29]29
  Поперечный неф в базиликальных и крестообразных по плану храмах, пересекающий основной (продольный) неф под прямым углом.


[Закрыть] был преображен в широкую лестницу, ведущую к старым сооружениям монастыря, в то время как прежний неф был превращен во впечатляющий своим видом приемный зал, кровля которого опиралась на консольные балки. Стены украшали яркие гобелены с изображением охотничьих сцен. Старые окна были заменены современными, со средниками, а кроме того, в стенах пробили и новые окна, отчего зал оказался превосходно освещенным. В шкафу стояла посуда венецианского стекла и вазы с превосходно подобранными цветами. Впрочем, в дальнем конце зала оставалось старое западное окно, где под огромной аркой сверкал первоначальный витраж, изображавший святых и учеников. Под ним располагался длинный обеденный стол, застеленный турецкой тканью. Пожилая служанка расставляла посуду. К одной из стен был пристроен камин. Подобное преображение должно было потребовать соответствующего времени и больших денег: одни только гобелены обошлись в изрядную сумму.

– Со времени моего последнего визита вы проделали большую работу, Николас, – с восхищением проговорил Винсент.

– Да, – в обыкновенной для него спокойной манере согласился Хоббей. – Осталось вставить простое стекло в западное окно, а все прочее уже готово, кроме этого несчастного сестринского кладбища.

– Я заметил надгробия у дальней стены, – проговорил я. – Возле стрелковой мишени.

– Местные жители никак не соглашаются повалить их. Что бы мы ни предлагали. – Хозяин дома покачал головой. – Что с них взять, суеверные крестьяне!

– Которыми руководит этот мошенник Эттис, – с горечью произнесла Абигайль. Я посмотрел на хозяйку: она показалась мне похожей на туго натянутый лук. Ее сложенные руки чуть подрагивали.

– Как только эта заварушка утихнет, моя дорогая, я приглашу кого-нибудь из Портсмута, – успокоительным тоном произнес Хоббей. – Вижу, вы восхищаетесь моими гобеленами, мастер Шардлейк?

Он подошел к стене, и мы с Дириком последовали за ним. Гобелены действительно оказались превосходными: последовательность из четырех полотнищ составляла сцену охоты. Объектом охоты служил единорог, которого всадники поднимали с лежки на первом гобелене, преследовали на втором и на третьем, в то время как на последнем, согласно древней легенде, это существо останавливалось на поляне и ложилось, опустив увенчанную рогом голову на колени улыбавшейся молодой девственницы. Однако улыбка девы была притворной, ибо ее беседку со всех сторон среди деревьев окружали лучники с натянутыми луками. Я вгляделся в причудливое плетение и яркие краски.

– Немецкие, – с гордостью произнес мастер Николас. – Я много торговал с Рейнской землей. Мне пришлось заплатить за них добрую цену. Их продавал торговец, разорившийся во время Крестьянской войны[30]30
  Крестьянская война в Германии – народное восстание в Центральной Европе, прежде всего на территории Священной Римской империи в 1524–1526 годах.


[Закрыть]. Эти гобелены – моя гордость и радость, они услаждают мне душу, как наш сад услаждает душу моей жены.

Он едва ли не с почтением провел ладонью по голове единорога:

– Видели бы вы, как мужики смотрят на эти гобелены, когда приходят ко мне на поместный суд! Они пялятся так, словно эти фигуры вот-вот соскочат со стены прямо на них.

И хозяин пренебрежительно усмехнулся.

Оба юноши подошли к нам. Дэвид смотрел на стрелков, готовых выпустить стрелы в единорога.

– Трудно промазать на таком расстоянии, – непринужденно проговорил он. – Олень никогда не подпустит тебя так близко.

Я вспомнил про мозолистые руки Хью и Дэвида спросил:

– Так это вы, молодые люди, практикуетесь на той мишени?

– Каждый день, – с гордостью ответил младший Хоббей. – Это наше любимое развлечение, лучше даже соколиной охоты. Лучшее многих развлечений. Не так ли, Хью? – Он хлопнул товарища по плечу, на мой взгляд сильнее, чем следовало бы. Движением этим Дэвид, на мой взгляд, пытался скрыть тревогу. Мать пристально наблюдала за ним.

– Так. – Кертис обратил ко мне свой непостижимый взгляд. – У меня есть экземпляр недавно напечатанной книги мастера Эшема «Токсофил», представленной королю в этом году. Мастер Хоббей подарил мне ее на день рождения.

– В самом деле? – удивился я. Эту же самую книгу, по словам королевы, читала леди Елизавета. – Мне хотелось бы познакомиться с ней.

– Вы интересуетесь стрельбой из лука, сэр? – вежливо осведомился Хью.

Я улыбнулся:

– Скорее, я интересуюсь книгами. Телосложение мое не создано для стрельбы.

– Я охотно покажу вам мою книгу. – На лице молодого Кертиса впервые появились признаки некоторого оживления.

– Как-нибудь попозже, – вмешался Хоббей-старший. – Наши гости провели в дороге пять дней. Горячая вода ждет вас в комнатах, господа, не дайте ей остыть. А потом спускайтесь к нам вниз. Я приказал слугам приготовить добрый ужин.

Щелкнув пальцами, он приказал пожилой служанке:

– Урсула, проводи мастеров Дирика и Шардлейка в их комнаты.

Женщина провела нас наверх, в коридор, сквозь стрельчатые окна которого я увидел старинный монастырь с его заново разбитыми клумбами, такой мирный в удлинявшихся тенях. Урсула открыла передо мной дверь в просторную гостевую комнату с кроватью под балдахином. На столе возле трех писем курилась парком лохань с водой.

– Благодарю вас, – проговорил я.

Служанка коротко кивнула. Позади нее, в дверях, Дирик наклонил голову.

– Теперь вы видите, насколько благоденствует мастер Кертис? – спросил он.

– Так может показаться. На первый взгляд.

Вздохнув, мой противник качнул головой и последовал за Урсулой. Я закрыл дверь и поспешил к постели за письмами. Одно было адресовано «Джеку Бараку» неловкой, непривычной к письму рукой. Я вскрыл два других. Первое, от Уорнера, датированное тремя днями назад, оказалось коротким. Он извинялся за то, что не смог послать с нами одного из своих людей, и сообщал, что король и королева выедут в Портсмут четвертого июля, то есть вчера, а это означало, что они уже находятся в пути. Еще он сообщал, что они рассчитывают прибыть пятнадцатого числа и остановятся в Портчестерском замке. Сам же он начал расследовать финансовую историю Хоббея, однако пока не мог сообщить мне ничего нового.

После этого я обратился к письму Гая, написанному в тот же самый день его мелким и аккуратным почерком:

«Дорогой Мэтью, в доме все спокойно. Колдайрон исполняет все мои пожелания, хотя и с недовольным видом. Настроение против иноземцев становится все хуже и хуже. Сегодня я ходил повидать Тамасин, которая, слава богу, чувствует себя хорошо, и претерпел несколько оскорблений на своем пути. Саймон говорит, что видел, как через Лондон проходили другие солдаты, и многие из них направлялись на южный берег. Я провел в Англии более двадцати лет и никогда не видел ничего подобного. Думается, что под своей бравадой люди скрывают страх. Странная вещь: вчера я вошел в гостиную, когда Джозефина стряхивала пыль. Вздрогнув, она уронила небольшую вазу, которая разбилась. Не сомневаюсь в том, что она проговорила при этом слово «merde», которое, как мне известно, является французским ругательством. Она, как всегда, испугалась и ударилась в извинения, и посему я не стал обращать внимания на случившееся, но, тем не менее, это было странно. Сегодня я схожу в Бедлам, чтобы повидать Эллен, после чего извещу тебя о ее состоянии. Многажды помолившись по сему поводу, я пришел к выводу, что лучшей помощью для нее с твоей стороны будет, если ты оставишь ее в покое. Но решать тебе самому. Твой верный и любящий друг, Гай Мальтон».

Я сложил письмо. Невзирая на его слова, я уже решил посетить Рольфсвуд на пути домой: я чувствовал, что просто обязан это сделать. Вздохнув, я поглядел в окно. Взгляд мой упал на крохотное кладбище – скопление камней в некошеной траве. Дирик прав, подумал я, Хью лучится здоровьем. A тон Николаса Хоббея ни на мгновение не отклонился от цивильной вежливости. Едва ли этот человек мог натравить на меня тех парней с угла. Однако что-то здесь было неладно, я уже ощущал это.

Обстоятельный ужин сервировали в большом зале. Сумерки уже сгущались, и в палате расставили канделябры со свечами. Хоббей восседал во главе стола, Хью и Дирик расположились с одной стороны от него, а Дэвид и Абигайль – с другой. Я занял оставшееся свободным кресло рядом с хозяйкой дома. Дворецкий расположился позади Николаса, руководя слугами, подававшими блюда. Поступь их звенела по потертым узорным плиткам пола старинной церкви. Почти вся прислуга, кроме Урсулы, оказалась молодыми людьми. Я попытался угадать, сколько же слуг содержит Хоббей – должно быть, с дюжину.

Возле меня то и дело раздавалось какое-то пыхтение и сопение. Посмотрев вниз, я заметил на коленях Абигайль какой-то меховой сверток. Не успел я понять, что это, как на меня с дружелюбным любопытством уставились два круглых глаза. Обладатель их оказался маленьким спаниелем, таким же, как у королевы, только очень толстым. Мистрис Хоббей улыбнулась ему с неожиданной нежностью.

– Отец, – недовольным тоном проговорил Дэвид, – мать опять посадила Ламкина себе на колени.

– Абигайль, – проговорил Николас спокойным и ровным голосом, – пожалуйста, позволь Амброузу забрать его. Ведь ты же не хочешь, чтобы он снова вылез на стол, так ведь?

Хозяйка позволила Фальстоу унести собачку, проводив взглядом до двери уносившего ее любимца слугу. Затем она посмотрела на меня, и в глазах ее промелькнуло нечто вроде ненависти. Вернувшись, Амброуз снова встал за креслом своего господина. Урсула внесла миску с ароматным имбирным соусом. Дирик изучал блюда с полной предвкушения улыбкой, а Хью смотрел вперед без всякого выражения на лице.

– Помолимся, – предложил Хоббей.

Трапеза оказалась великолепной, холодный гусь был подан с острыми соусами и отменным красным вином в серебряных кувшинах. Проголодавшись, мы с Дириком усердно приступили к еде.

– Как обстоят дела в Лондоне? – спросил хозяин. – Я слышал, что монета вновь обесценена.

– Да. И это вызывает многие неприятности и тревоги, – ответил я.

– Хорошо, что я перебрался в сельские края, – вздохнул Николас. – Как прошло ваше путешествие? У нас здесь были грозы, однако, мне говорили, что в Лондоне они оказались куда более сильными. Я думал, что дороги раскиснут и будут полны людей короля, едущих в Портсмут.

– Так оно и было, – подтвердил Винсент. – Однако нам повезло благодаря брату Шардлейку. Мы встретили его прежнего клиента, вице-капитана роты стрелков, который разрешил нам ехать в его колонне. По звуку военной трубы все уступали нам дорогу.

Я заметил, что Хью повернулся и внимательно смотрит на меня.

– Настолько благодарный клиент? – спросил с улыбкой Хоббей. – И что же вы выиграли для него?

– Небольшое земельное владение.

Николас кивнул, словно бы заранее рассчитывал услышать именно этот ответ:

– И эти ваши солдаты направлялись в Портсмут?

– Да. Деревенские парни из Миддлсекса. Один из них хочет перебраться в Лондон и сделаться драматургом, – рассказал я.

– Чтобы солдат-деревенщина писал пьесы? – Хоббей коротко и презрительно усмехнулся. – Никогда не слыхал ни о чем подобном!

– Полагаю, это он написал грубые песенки, которые солдаты пели в пути, – проговорил Дирик. – Простите за такое упоминание в вашем присутствии, мистрис Абигайль.

Хозяйка напряженно улыбнулась.

– Деревенские парни должны оставаться за плугом, – уверенным тоном заявил ее муж.

– Кроме тех случаев, когда их зовут защищать нас? – негромко спросил Хью.

– Да. Когда они становятся взрослыми. – Хоббей бросил на подопечного внезапно сделавшийся свирепым взгляд.

– На юг уходит все больше солдат, – снова заговорил Дирик. – И я слышал, что король и королева направляются в Портсмут, чтобы произвести смотр кораблей.

Хью повернулся ко мне:

– Это были стрелки, сэр?

– Да, мастер Кертис. И их умение обращаться с луком и стрелами стоило того, чтобы его увидеть, – кивнул я.

– Вам надо увидеть, как мы с Хью стреляем по мишени, – проговорил Дэвид, склоняясь к матери. – Я сильнее его, – добавил он с гордостью.

– Но в цель попадаю я, – невозмутимо возразил Кертис.

– Я и сам был в юности отменным стрелком, – обходительным тоном промолвил Винсент. – А теперь учу стрельбе моего сына. Впрочем, я благодарю Бога за то, что ему всего десять лет и его не могут забрать в армию.

– Мастер Шардлейк не захочет смотреть на то, как вы, мальчики, упражняетесь в этом опасном спорте, – проговорила Абигайль. – Настанет день, и один из наших слуг закончит свою жизнь пронзенным вашей стрелою.

Хью обратил к ней холодный взгляд:

– Погибнуть от стрелы, добрая госпожа, мы можем только в том случае, если высадятся французы. Говорят, что они собрали больше двух сотен судов.

Старший Хоббей покачал головой:

– Ох, эти слухи: сотня, две сотни… Какая суматоха! На севере Хэмпшира собрали три тысячи людей и отослали их в Портсмут. Деревня Хойленд, как и все прибрежные селения, освобождена от воинского набора, но наше ополчение готово отправиться на берег, когда маяки дадут знать о высадке.

– В Лондоне забирают в солдаты всех, кто подвернется под руку, – заметил Дирик.

– Я сопровождал нашего местного магистрата на смотре этого мужичья. При всем том, что среди них полно негодяев, это крепкие люди, из которых получатся добрые воины. – На лице хозяина появилось самодовольное выражение. – Как владельцу поместья, мне пришлось снабжать их снаряжением. К счастью, монахини сохранили достаточно старых пик и джеков. Нашлось даже несколько ржавых шлемов, так что поместье свои военные обязанности выполнило.

За столом на мгновение воцарилось молчание. Я представил себе людей Ликона, приводящих в порядок старые гнилые джеки, в которых им предстоит идти на бой. Николас посмотрел на меня, и в глазах его отразились огоньки свечей:

– Насколько я могу судить, мастер Шардлейк, вы лично знакомы с королевой?

– Да, действительно, я удостоен подобной чести, – по возможности осторожно признал я. – Мне довелось познакомиться с ее величеством еще в ту пору, когда она была леди Латимер.

Хоббей-старший развел руками и холодно улыбнулся:

– А я, увы, не удостоен покровительством высоких персон. Я возвысился только до того, чтобы стать сельским джентльменом.

– И вся честь за это принадлежит лично вам, сэр, – заявил Винсент. – Как и за этот прекрасный дом.

– Подобные небольшие религиозные заведения несложно перестроить в превосходную личную резиденцию. Единственным недостатком является то, что эта церковь служила приходской для жителей Хойленда, поэтому по воскресеньям нам приходится ездить в соседний приход.

– Как и всем местным деревенским олухам! – резко высказалась Абигайль.

– A положение в обществе заставляет нас делать это каждое воскресенье, – усталым тоном добавил ее супруг.

Нетрудно понять, подумал я, что семейство это религиозным не назовешь.

– Николас, а сколько монахинь жили здесь прежде? – спросил Дирик.

– Всего пять. Здесь находилось подворье аббатства Вервелл, расположенного на западе графства. В моем кабинете находится портрет предпоследней аббатисы, завтра я покажу его вам.

– Лицо ее почти целиком укрыто монашеским платом, – поежилась Абигайль.

– Сюда посылали непослушных монахинь, – рассказал Хоббей-младший. – Тех, кто позволял монахам снимать эти покрывала и так далее…

– Дэвид, фи, стыдно, – промолвил его отец, не слишком строго посмотрев на сына.

Хью негромко произнес:

– Иногда вечерами, сидя здесь, я как будто бы слышу слабые отголоски их молитв и псалмов. Так же, как все мы до сих пор ощущаем слабый запах ладана.

– Они не заслуживают сочувствия, – решительно возразил его опекун. – Они жили, как паразиты, на ренту от своей земли.

Как делаешь сейчас ты сам, подумал я.

– В наши дни они могли бы иметь недурной доход, – проговорил Винсент. – Цены на лес растут.

– Да. Сейчас – время продавать, пока идет война.

– Так что недурной доход будут давать и ваши земли с мастером Хью, – заметил я.

Подняв брови, мой оппонент повернулся ко мне:

– Мастер Хоббей отложил крупную сумму для Хью.

– Вы сможете посмотреть мои бухгалтерские книги, – добавил Николас.

– Благодарю вас, – ответил я нейтральным тоном, прекрасно понимая, что цифры в них могут оказаться не соответствующими действительности.

– До той поры, когда мне исполнится двадцать один год и я стану взрослым, – вновь негромко проговорил Хью, закончив свои слова коротким горьким смешком. Абигайль глубоко вздохнула. Женщина эта так взведена, что в любой момент может взорваться, подумалось мне.

Хоббей-старший пустил вино по кругу. Дирик прикрыл свой бокал ладонью.

– Спасибо, мне больше не надо, – заметил он, многозначительно посмотрев на меня. – Предпочитаю держать разум в трезвости.

– А что произошло с уехавшими отсюда монахинями? – вернулся я к прежней теме.

– Они получили хорошие пенсии, – сказал хозяин дома.

– Старая Урсула принадлежала к числу их служанок, – проговорила Абигайль. – И она хочет, чтобы они вернулись, это буквально видно по ней.

– Но нам нужен человек, знающий этот дом и его окрестности, – откликнулся ее муж, на сей раз уже с нетерпеливой ноткой в голосе.

– Она непочтительно смотрит на меня. A эти прочие слуги… все они из деревни. Они ненавидят нас, они убьют нас однажды ночью прямо в постелях! – вспыхнула мистрис Хоббей.

– Ох, Абигайль, – вздохнул Николас, – опять эти твои страхи и фантазии!

Вновь явились слуги с блюдами, полными сладких кремов и засахаренных фруктов. Пока мы ели, я заметил, что со светом происходит нечто странное. Огоньки свечей часто мерцали и постепенно тускнели. Я не сразу понял, что вокруг них летает огромное количество ночных бабочек, как было у лагерного костра прошлой ночью. Они то и дело обжигали свои крылышки на огне, падали вниз и умирали, хотя на освободившиеся места немедленно устремлялись новые мотыльки.

– Какой-то дурак из наших слуг оставил открытым окно! – возмутилась Абигайль.

Хоббей-старший с любопытством посмотрел на свечи:

– Ни разу в жизни не видел такого количества этой твари, как нынешним летом! Должно быть, это потому, что весь июнь стояла такая странная погода.

Дирик посмотрел на него, а потом на меня:

– Ну что ж, мастер Хоббей, обед был превосходным. Но теперь нам, наверное, пора обсудить приведшее нас сюда дело.

– Да, – согласился хозяин. – Абигайль, мальчики, вы можете оставить нас.

– Не следует ли Хью остаться? – спросил я.

– Нет, – решительно ответил Винсент. – Он еще юноша, а у нас дело мужское. Вы получите свой шанс поговорить с ним завтра утром.

Я посмотрел на молодого Кертиса. Сохраняя бесстрастное выражение на лице, он поднялся и вместе с Абигайль и Дэвидом вышел из зала. Как только дверь закрылась, я услышал голос мистрис Хоббей, подзывавшей к себе Ламкина. Фальстоу остался за спиной своего господина, стоя, как солдат на страже.

– Я хотел бы, чтобы Амброуз остался, – проговорил Хоббей. – Он ведет мои здешние дела.

– Безусловно, – согласился я.

Хозяин дома откинулся на спинку своего кресла:

– Итак, мастер Шардлейк, это странное дело. Неприятное для моей семьи. Здоровье моей жены так и не поправилось после смерти бедной Эммы.

– Сочувствую, – наклонил я голову.

– Она всегда хотела дочку, – добавил Николас.

Однако Хью, подумал я, не проявлял к ней симпатии и в холодной и официальной манере называл ее «мистрис». A Дэвид, похоже, попросту презирал свою матушку.

– Теперь она волнуется по поводу охоты, – добавил Хоббей уже более непринужденным тоном. – На моих землях предстоит охота, мастер Шардлейк. Это будет настоящее событие, первое в моем новом оленьем парке. – Негромкий голос его наполнился гордостью, как и в тот миг, когда он показывал мне свои гобелены. – Она должна была состояться на этой неделе, однако мы перенесли ее на следующий понедельник, чтобы получить возможность прежде уладить это дело. – Он покачал головой. – И все потому, что прошлой весной Майкл Кафхилл свалился на нас словно снег на голову!

– Могу ли я узнать, что произошло тогда? – осведомился я. – Пока что неофициально?

Хоббей посмотрел на Дирика, и тот кивнул.

– Все просто, – начал рассказывать хозяин дома. – Дело было в апреле. Однажды вечером мальчишки занимались стрельбой – после начала войны они не думают ни о чем другом, кроме своих луков. Я находился в своем кабинете, когда ко мне вдруг вбежал слуга и сказал, что во дворе появился странный человек, и человек этот кричит на Хью. Я позвал Амброуза, и мы вместе вышли наружу. Сперва я не узнал Кафхилла, ибо прошло пять лет с той поры, как он работал на меня. Буквально обезумев, он требовал, чтобы Хью вместе с ним оставил поместье. Он сказал, что любит его больше всех на свете. – Склонив голову, мастер Николас многозначительно посмотрел на меня, а потом повернулся к Фальстоу: – Это была чрезвычайно странная сцена, не правда ли, Амброуз?

Управляющий серьезно кивнул:

– Мастер Дэвид присутствовал при ней, и он был в ужасе.

– А какова была реакция Хью, мастер Хоббей? – поинтересовался я.

– Он был испуган. Оба мальчика сказали потом, что Кафхилл появился от старого монастырского кладбища.

– Должно быть, он прятался там, – добавил Фальстоу. – Оно так заросло…

– Итак, вы видите, – проговорил Винсент, – что Майкл Кафхилл всего лишь извращенец. Должно быть, мысли о том, что он хотел бы сделать с Хью, годами бурлили в его голове и в итоге довели его до безумия.

Протянув руку вперед, мой коллега прихлопнул трепыхавшегося на столе мотылька, отчаянно махавшего обгорелыми крыльями. Вытерев руку салфеткой, он проговорил:

– Простите, Николас, но эта тварь раздражала меня. А теперь, брат Шардлейк, вот что. Каким образом вы намереваетесь снимать показания?

Я обратился к Хоббею:

– Мне хотелось бы поговорить в первую очередь с Хью, потом, конечно, с вами и вашей женой.

Хозяин дома кивнул:

– Если мастер Дирик будет присутствовать во всех трех случаях.

– И мастер Дэвид.

– Нет, – твердо возразил Винсент. – Он несовершеннолетний. Хью, правда, тоже, однако суд захочет ознакомиться с его показаниями, невзирая на его молодость. Но Дэвид – другое дело.

– Кроме того, – продолжил я, – я хотел бы получить показания Фальстоу и тех слуг, которые имеют дело с мальчиками.

– Боже милостивый! – воскликнул Дирик. – Этак мы не уедем отсюда до осени.

– С Фальстоу? Конечно. – Хоббей наклонился вперед, произнося слова в своей спокойной и ровной манере, подпуская в нее, однако, стальную нотку. – Но мои слуги знают мальчиков только как своих господ.

– Кроме того, Опекунский суд не допустит выборочного допроса слуг, – уверенным тоном проговорил мой противник, – за исключением того случая, когда они обладают конкретным знанием. Такой допрос подрывает взаимоотношения между слугой и господином.

В этом он был прав, но я всего лишь прощупывал почву. Я не мог заставить слуг или Дэвида дать показания, кроме того случая, когда, по моему мнению, они знали нечто конкретное. Впрочем, мне хотелось бы поговорить с Дэвидом: под его испорченностью и глупостью явно скрывалось какое-то волнение. И потом, Абигайль проговорилась о том, что слуги могут убить их во сне, а Дирик сказал, что Хоббей хочет присоединить деревенские земли. Если им служили жители деревни, это вполне могло бы объяснить страхи хозяйки. И это, к тому же, означало, что у некоторых из них найдется что рассказать мне.

– Пока оставим Дэвида и слуг в стороне, – проговорил я, – на время.

– Раз и навсегда, – с ударением произнес Дирик.

– Тогда нам остается феодарий, – добавил я. – Сэр Квинтин Приддис.

Хоббей кивнул:

– Я уже написал ему и сегодня получил ответ. В данный момент он находится в Крайстчерче, но в пятницу прибудет в Портсмут. Я предложил бы посетить его там.

– Я предпочел бы встретиться с ним здесь, – ответил я. – За ближайшую пару дней я хотел бы осмотреть принадлежащие Хью лесные угодья и надеялся на то, что смогу сделать это в компании сэра Квинтина. Так, чтобы я мог расспросить его о том, какие участки леса были вырублены и какой доход они принесли.

– Сомневаюсь, что он способен на это, – ответил Николас. – Сэр Квинтин Приддис – человек немолодой и некрепкий телом, но не умом. A поездка по этим лесам – занятие утомительное. Когда приходится объезжать имения, это обыкновенно делает его сын Эдвард. A я не знаю, будет ли он в этот раз сопровождать сэра Квинтина.

Дирик согласно кивнул:

– Брат Шардлейк, полагаю, что суд рассчитывает на то, что вы будете пользоваться услугами мастера Хоббея там, где это возможно. Неужели вы не можете посетить сэра Квинтина в Портсмуте? Если сын находится с ним, быть может, он согласится вернуться вместе с нами и объехать угодья Хью.

Я задумался. Король со свитой будет ехать сюда еще десять дней. Портсмут пока еще открыт для меня…

– Очень хорошо, – согласился я. – При том условии, мастер Хоббей, что вы напишете ему о том, что я могу потребовать, чтобы он или сын все же приехали сюда.

Николас посмотрел на меня серьезными глазами:

– Я готов только сотрудничать с судом, мастер Шардлейк, и выполнять все разумные требования.

Слово «разумные» он выделил голосом.

– Я прикажу, чтобы мои бухгалтерские книги принесли в вашу комнату, – добавил хозяин дома.

– Благодарю вас. – Я поднялся. – Тогда до завтра, сэр. Фальстоу, я хотел бы передать это письмо Бараку. Жена его скоро родит. Быть может, вы расскажете мне, где его поместили?