Текст книги "Камни вместо сердец"

Автор книги: Кристофер Дж. Сэнсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Наконец мы въехали в крохотный городок Эшер, где остановились, чтобы пообедать. Винсент по-прежнему пребывал не в духе и потому обругал Фиверйира, когда тот пролил немного похлебки на стол. Клерк покраснел и принялся извиняться. А я удивился тому, сколь много значило для него мнение его господина.

Путешествие после полудня сделалось неторопливым и тягучим. На юг направлялось все больше и больше возов, полных бочонков со съестным и пивом. Другие повозки перевозили всякий плотницкий припас, ткани и оружие – одна из них была доверху нагружена полотняными колчанами, набитыми тысячами стрел. Однажды нам пришлось отъехать на обочину, чтобы пропустить массивную телегу на прочных колесах, груженную прочно перевязанными веревками бочками, на боках которых был выведен крупный крест. Пушечный порох, понял я. Чуть позже мы пропустили ватагу иностранных наемников, рослых мужчин в ярких мундирах: в разрезах их желтых рукавов и штанов виднелся красный материал. Они прошли мимо уверенным шагом, переговариваясь по-немецки.

К середине дня небо потемнело, и сильный ливень, промочив нас, превратил дорогу в болото. Путь наш пошел в гору: мы покидали долину Темзы, поднимаясь на холмы Суррейской гряды. К тому времени, когда мы добрались до Кобхэма, деревушки, длинная центральная улица которой вытянулась вдоль реки, я уже выдохся. Седло натерло мне ноги и зад, а бока коня покрывал пот. Барак и Дирик также выглядели уставшими, a тощий Сэмюель навалился всем телом на луку седла.

Местечко оказалось многолюдным. Повсюду возле дороги стояли телеги, и возле многих из них скучали на страже местные мальчишки. За дорогой на широком лугу люди торопливо ставили квадратом белые конические шатры. Все они были молодыми, крепкими, выше среднего роста и широкоплечими, а волосы их были коротко пострижены. Облачены они были в короткие куртки без рукавов, по большей части, коричневой или какой-нибудь светлой окраски, обычной для бедняков, хотя я заметил и несколько кожаных. На дальней стороне поля располагались шесть больших фургонов. Дюжину могучих коней уже уводили к реке, а остальные люди устраивали кухонные очаги и копали латрины. Пожилой и седобородый мужчина в превосходном дублете и с мечом у пояса неторопливо объезжал группу по краю на поджарой охотничьей лошади.

– Похоже, солдаты, – заметил я. В группе было человек сто.

– Где же их белые плащи? – спросил Дирик. Завербованным на войну солдатам обыкновенно выдавали белые плащи с красными крестами, какие мы видели на барже.

Поглядев на поле, я заметил коренастого и краснолицего мужчину лет сорока с мечом на поясе, указывавшим на офицерский чин, подбежавшего к двум молодым парням, выгружавшим сложенные палатки из фургона. Один из них, высокий и стройный молодой человек, как раз выронил свой конец свертка, приземлившийся в коровью лепешку.

– Голубь – ты гребаный идиот! – завопил офицер, и его крик раскатился по всему полю. – Хрен неуклюжий!

– Солдаты, никаких сомнений, – произнес Барак за моей спиной.

– И на юг идут, как все остальные, – добавил я.

Охваченный внезапным гневом Дирик повернулся ко мне:

– Кровь господня, ну и времечко вы выбрали, чтобы навязать мне это путешествие! Что, если в конце концов французская армия отрежет меня от моих детей?

– Не слишком патриотично, – пробормотал державшийся за нами Джек.

Винсент повернулся в его сторону:

– Последи за своим языком, клерк!

Барак ответил ему равнодушным взглядом.

– Вот что, – проговорил я. – Нам надо попытаться найти себе место на ночлег.

К моему облегчению, конюх самой большой из гостиниц сказал, что у них свободны три небольшие комнаты. Спешившись, мы направились в дом на усталых ногах. Барак и Фиверйир потащили наши корзины. Сэм с тремя коробами, казалось, падал под тяжестью груза, и мой помощник предложил взять у него одну из корзин.

– Спасибо, – простонал молодой клерк. – Я уже выдохся.

Это было первое вежливое слово, которым они с Дириком удостоили нас.

Я поднялся по лестнице в тесную комнатушку, с облегчением стянул сапоги и смыл пыль с лица в тазике холодной воды. А потом спустился вниз, ощущая волчий голод. Просторная гостиная была полна возчиков, запивавших пивом похлебку за длинными столами. По большей части, они провели на дороге весь день, и потому в зале стоял крепкий запашок. В комнате было сумрачно, так как уже темнело, и на столах уже расставили свечи. Я заметил Барака, сидевшего в углу за небольшим столиком с кружкой пива, и присоединился к нему.

– Какая тебе досталась комната? – спросил он.

– Небольшая. С соломенным тюфяком.

– Что ж, во всяком случае, тебе не приходится делить ее с Фиверйиром. Едва мы закрыли дверь, как он стянул с себя сапоги, явив миру пару лодыжек, настолько тонких, что их постыдилась бы и курица, а затем преклонил колена и задрал задницу выше головы. Какое-то мгновение я уже не знал, что и думать, но тут он начал молиться и просить Бога сохранить нас в путешествии. – Джек грустно вздохнул. – Если бы я не обошелся так нагло с этой задницей Гудриком, то ночевал бы сегодня рядом с Тамасин, а не с ним.

– Когда мы доберемся до приората Хойленд, тебя разместят поудобнее.

Мой клерк сделал большой глоток.

– Любуйся-любуйся, – посоветовал я, понимая, что вид солдат напоминает ему о той участи, которой он едва избежал.

– Жду не дождусь возможности провести время в более приятном обществе, – едко проговорил Джек.

Появились Дирик и Фиверйир.

– Не разрешите ли присоединиться к вам, брат Шардлейк? – спросил мой коллега. – Другой хорошей компании здесь не найдешь.

Мы заказали еду, и нам принесли похлебку, которой угощались все присутствующие. Вкуса в ней не было никакого, а по жирной поверхности плавали противные с виду клочья хрящей. Мы ели в молчании. Появилась стайка девиц, одетых в платья с большим вырезом. Возницы принялись подзывать их и брякать кружками по столам, и вскоре девицы перебрались к ним на колени. Барак наблюдал за происходящим с интересом, Винсент с полным цинизма любопытством, а его помощник с неодобрением.

– Не нравится этот спектакль, так, Сэм? – поинтересовался Дирик с улыбкой.

– Нет, сэр, – покачал тот головой. – Но мне лучше подняться наверх. Я устал.

С этими словами Фиверйир неторопливо побрел прочь. Я заметил, что уголком глаза он приглядывает за девчонками. Винсент расхохотался.

– При всей своей праведности этот парень не прочь увидеть пару сисек, – проговорил он и вдруг добавил: – Впрочем, Сэм достаточно проницателен и умен, чтобы доказать, что обвинение против Хоббеев является истинной чушью, как то и должно быть.

Я осматривал комнату, не желая затевать препирательство. Один из возчиков уже зарылся лицом в грудь девицы. Затем мое внимание привлек офицер в белом солдатском плаще и с мечом у пояса. Он сидел у угла стола, согнувшись над грудой бумаг и явно не обращая внимания на шум. Я пригляделся внимательнее, поскольку обильная кудрявая светлая шевелюра и правильные черты лица этого человека показались мне знакомыми. Я толкнул Барака:

– Видишь вон того офицера… узнаешь его?

Мой помощник вгляделся в окружавший нас полумрак:

– Сержант Ликон? Не уверен, что это он… Он ведь уволился из армии?

– Ты прав, уволился. Но давай подойдем, посмотрим. Брат Дирик, простите нас, кажется, я узнал старого клиента.

– Какого-нибудь типа, которому вы помогли завладеть землями его лендлорда?

– Именно так.

Мы с Бараком принялись протискиваться между столиков. Заметив нас, солдат повернулся, и я понял, что перед нами действительно Джордж Ликон, молодой кентский сержант, с которым мы познакомились четыре года назад в Йорке. Тогда я допустил несправедливость в отношении Ликона, но сумел исправить ее, отсудив его родителям их собственную ферму, которую намеревался отобрать загребущий лендлорд. Джордж тогда только перевалил за третий десяток, но теперь у его глаз появились морщинки, и выглядел он десятью годами старше. Голубые широко поставленные глаза его стали более заметными на лице.

– Джордж? – позвал его я.

На лице моего старого знакомого появилась та самая широкая улыбка, которую я помнил:

– Мастер Шардлейк. И Джек Барак… – Он поднялся и поклонился. – Что вы делаете здесь? Святая дева, мы же виделись в последний раз три года назад!

– Едем в Хэмпшир по судебному делу. А ты вернулся в армию?

– Ага. В прошлом году меня хотели отправить во Францию. Им нужны были опытные вояки. А теперь еще больше – при угрозе вторжения. Веду сотню стрелков из Миддлсекса в Портсмут. Вы, наверно, видели их на лугу.

– Да, они ставили свои палатки. А кто тот разодетый джентльмен, что ездил верхом на коне?

Ликон скривился:

– Сэр Франклин Гиффард, капитан роты. Один из лучших людей на севере Миддлсекса. Воевал во Франции тридцать лет назад во время первой войны, которую вел там король. Однако, между нами говоря, – произнес он, чуть помедлив, – чуточку староват для командования.

– Да уж, не молод.

– Им нужен был важный джентльмен, чтобы солдаты относились к нему с почтением, но меня послали туда, чтобы собрать сотню добрых стрелков из лука и быть его заместителем. Я теперь вице-капитан, получил повышение в прошлом году, на поле боя возле Булони.

– Поздравляю.

Джордж кивнул, и лицо его на мгновение сделалось бесстрастным. Затем он спросил:

– А как ваши дела?

– Закон не дает мне скучать, – ответил я.

– Рад снова видеть вас.

– А ты помнишь Тамасин Ридбурн? – спросил Барак.

– Помню.

– Мы поженились, – с гордостью проговорил мой клерк. – В будущем месяце ждем ребенка.

Ликон с пылом потряс его руку:

– Тогда и ты заслуживаешь поздравлений!

– А как поживают твои родители? – поинтересовался я.

– Вроде бы хорошо, сэр. По-прежнему заняты на ферме, которую вы отстояли для нас. Но постарели и говорят, что им теперь трудно работать. Мне следовало бы взять дело на себя, – Джордж снова скривился, – но сейчас в армию короля попасть много проще, чем выйти из нее.

– Воистину так, – с чувством согласился Джек.

Ликон указал рукой на лежавшие перед ним бумаги:

– Счета моих поставщиков, выставленные за питание солдат. Их надо оплачивать в каждом городе, и мне выделены на это деньги. Но при новой испорченной монете местные торговцы всякий раз запрашивают слишком много.

Нетерпеливым жестом он отодвинул бумаги в сторону.

– И сколько же солдат идет в Портсмут? – спросил Барак. – Дороги забиты людьми.

– Шесть тысяч уже там или в дороге, и местное ополчение по всему южному побережью готово выступить в случае вторжения французов.

– Иисусе! – охнул мой помощник.

– Там уже находится большая часть военных кораблей короля, пять или шесть десятков, а на них – несколько тысяч матросов. Через четыре дня я должен привести своих солдат в Портсмут. Если нужно, идти придется в субботу.

– Ожидается, что сам король приедет с инспекцией.

Ликон посмотрел на нас серьезными глазами:

– Говорят, что французский флот в три раза больше нашего и везет тридцать тысяч солдат. Возможно, нас ждут горячие деньки. Мою роту обещали определить на корабли – воевать, если оба флота пойдут на абордаж.

Чуть помолчав, наш собеседник покачал головой:

– Сам я плавал в прошлом году на военном корабле, но многие из моих людей не видели ничего шире сельского пруда. Но мы обязаны отразить вторжение, у нас нет другого выхода.

Тень усталости и едва ли не отчаяния промелькнула в его голосе. Мне показалось, что он хотел сказать что-то еще, но внезапно он переменил тему:

– Вы путешествуете вдвоем?

– Если бы так! – вздохнул Барак.

– Нет, с нами другой адвокат и его клерк. Спутники не из легких. – Я повернулся, чтобы отыскать взглядом Дирика, но тот уже ушел. – Мой собрат по юридическому делу намеревался совершить путешествие за четыре – пять дней, но, похоже, нам не удастся этого сделать. Сегодня нам пришлось всю дорогу брести позади телег.

Ликон поднял на меня глаза:

– Возможно, здесь я смогу помочь вам.

– Как так?

– По приказу я должен привести своих людей в Портсмут к пятому числу. Срок требует хорошего марша. У меня есть право останавливать телеги, командовать на дороге. Если вы со своими спутниками готовы ехать впереди нашего обоза, это ускорит ваше путешествие.

– Мы будем весьма благодарны, – ответил я.

– Предупреждаю: мы выходим завтра в пять утра.

Я посмотрел на Джека, и тот немедленно закивал:

– Чем скорей мы попадем в Хойленд, тем скорей вернемся домой.

– Мы будем на месте, – проговорил я. – Спасибо тебе.

– Рад чем-то отплатить за помощь, которую вы оказали моей семье. – Джордж нерешительно посмотрел в сторону документов. – А теперь, если вы простите меня, я должен привести к разумному виду эти цифры, а потом вернуться в свой лагерь.

– Ты не остаешься в гостинице? – уточнил я.

– Нет. Я сплю среди своих людей.

– Тогда мы уходим.

Мы с помощником направились к двери. Один из возниц уже разложил на полу девицу, а прочие подзадоривали его.

– Зайду в комнату Дирика и сообщу ему новость, – сказал я.

– Быть может, эта задница хотя бы поблагодарит нас, – усмехнулся мой клерк.

– Сомневаюсь, – повернулся я к нему. – Джек, а что, по-твоему, произошло с Джорджем Ликоном?

Он покачал головой:

– Не знаю. Могу сказать, что были какие-то неприятности.

Я посмотрел назад. Светлая солдатская голова уже склонялась над бумагами, по столбцам цифр на которых двигался его палец. Другая его рука, покоившаяся на столе, чуть подрагивала.

Глава 13

К тому времени, когда я попал в свою комнату, спина моя и ноги мучительно затекли. По пути я заглянул к Дирику: тот сидел, разложив на постели и на коленях документы из какого-то дела. Он бросил в мою сторону недовольный взгляд, но когда я рассказал ему о предложении Ликона, немедленно согласился.

– Итак, ваш клиент оказался полезным человеком, – проговорил Винсент, и эту фразу пришлось считать ближайшим возможным для него приближением к благодарности.

Уснул я очень не скоро: постоянные шаги на лестнице и ноющие конечности мешали мне погрузиться в сон. Даже когда все утихомирились, я все еще вертелся с боку на бок. А когда я, наконец, забылся, меня посетил страшный сон: я утопал в воде, в ее глубинах, и чьи-то руки, стиснувшие мое горло, не позволяли мне вынырнуть на поверхность. Я попытался вцепиться в них, однако они казались сделанными из стали. Я взглянул на того, кто держал меня, и увидел жесткое лицо и холодные глаза сэра Вильяма Паулита, обрамленные стальным шлемом.

Я мгновенно проснулся. Сердце мое лихорадочно колотилось от перенесенного ужаса. Я нередко вижу подобные сны. Два года назад я едва не утонул в мерзкой сточной канаве вместе с убийцей, a до того сам утопил человека, пытавшегося убить меня. Подойдя к окну, я распахнул ставни. Внутрь комнаты хлынул солнечный свет, и по длинным теням я догадался, что время приближается к пяти утра.

За окном уже грузили на телеги палатки вместе с прочим снаряжением под присмотром краснолицего офицера, вовсю костерившего своих людей так, что было слышно у меня в комнате. Рослые кони уже стояли между оглоблями и жевали охапки сена. В сторонке две дюжины солдат тренировались в стрельбе из боевого лука, расстреливая дублет, прибитый к дубу на дальней стороне поля. Стрелы чертили дуги в небе, и солдаты то и дело разражались восклицаниями, когда кто-то попадал в цель – впрочем, будучи хорошими стрелками, мазали они редко. Стоявший рядом Ликон наблюдал за ними. Торопливо одевшись, я спустился в гостиную, где обнаружил одного только Барака, завтракавшего в собственном обществе. Я подошел к нему:

– Хвала небесам, ты еще здесь!

– Солдаты грузят свое добро. А я написал Тамми… хозяин гостиницы передаст его первому почтовому гонцу, который проедет здесь.

Я торопливо поел, а затем мы вышли наружу. У некоторых солдат, как я заметил, были белые плащи: в том числе и у краснолицего офицера, приглядывавшего за погрузкой телег, и солдата, вешавшего себе на живот барабан. На плече его на перевязи висела труба. Мы подошли к Дирику и Фиверйиру, занятым разговором с седобородым мужчиной, которого я видел прошлым вечером.

– A, брат Шардлейк! – промолвил Винсент с укоризной. – Встали, наконец! Надеюсь, скоро отъедем. А эти возчики пусть спят со своими шлюхами. Вот капитан Гиффард хочет тронуться в дорогу раньше их. Сегодня нам предстоит одолеть четырнадцать миль до Годалминга.

Голос его увещевал.

Седобородый повернулся ко мне. Голову его покрывала шляпа с павлиньим пером, а дублет с высоким воротником украшали пуговицы, на которых были изображены золотые листья. У него было круглое лицо, румяные щеки и водянистые голубые глаза. Я поклонился, и он ответил мне надменным кивком:

– Вы и есть тот самый адвокат, которого мой вице-капитан пригласил путешествовать с нами? Я – сэр Франклин Гиффард, капитан этой роты.

– Мэтью Шардлейк. Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы мы присоединились к вам, сэр.

– Нет-нет. Ликон знает, что делает. – Франклин посмотрел на стрелков.

– Ваши люди хорошо стреляют, – заметил я.

– Это так, однако рукопашная – более благородный вид боя. Тем не менее стрелки принесли нам победу при Азенкуре. Непохоже на ваш привычный инн, не так ли? – добавил мой новый знакомый. – Этот шум, эти телеги… Но пора выступать. Прошу вас сходить и передать это Ликону.

Не без колебаний, ибо он обратился ко мне, как к своему солдату, я ответил:

– Как вам угодно.

Затем я отправился на поле мимо возов. В ближайшем из них я заметил груду круглых шлемов и больших и толстых, пропахших сыростью курток.

Подходя к Ликону, я заметил, что он сильно похудел: его широкоплечая фигура сделалась какой-то жилистой. Я остановился возле него, наблюдая за стрелками. Вперед со своим луком шагнул симпатичный и темноволосый парень, на вид еще не переваливший за третий десяток. Он был невысоким, но коренастым и мускулистым, с такими же тяжелыми плечами, как и большинство этих людей. В руках у него был боевой лук в два ярда длиной, украшенный роговыми наконечниками на каждом конце.

– Давай, Ллевеллин! – воскликнул один из солдат. – Покажи нам, что вы, валлийцы, не только овец можете натягивать!

Парень широко ухмыльнулся:

– Не прикопаешься, Карсвелл!

В траву были воткнуты стрелы, и он взял одну из них.

Ликон наклонился вперед.

– Ллевеллин, – проговорил он, – отступи немного. И попытайся поразить мишень, отклонив корпус назад, как мы это делали позавчера.

– Да, сэр. – Парень отошел на несколько ярдов и повернулся к дереву лицом, после чего за какое-то мгновение натянул лук и выстрелил. Стрела его угодила прямо в середину дублета, и солдаты одобрительно загоготали.

– Больше, – проговорил Джордж. – Пусть там будет шесть стрел.

С невиданной мной прежде скоростью парень выпустил еще пять стрел, также вонзившихся в дублет. Повернувшись, он поклонился одобрительно настроенной толпе зрителей, блеснув белыми зубами на загорелом лице.

– Вот так мы всадим их в брюхо проклятым французам! – выкрикнул кто-то под всеобщий довольный гомон.

Ликон повернулся ко мне:

– Ну, как вам мои черти?

Я вопросительно посмотрел на него, и он улыбнулся моей растерянности:

– Так называют себя английские лучники.

– Никогда не видел подобного мастерства! – похвалил я лучников. – Джордж, капитан Гиффард говорит, что пора в путь. Прости, мне следовало сказать это сразу, однако зрелище захватило меня.

Джордж повернулся к своим людям:

– Довольно, ребята! Выступаем!

Что-то бурча себе под нос, стрелки принялись снимать тетивы с луков, а я проводил Ликона назад к дороге.

– И все эти люди набраны в одной местности? – спросил я.

– Нет. Они родом с северо-запада Миддлсекса. Команда разношерстная, сыновья йоменов[24]24
  Йомены, йоменри – в феодальной Англии свободные мелкие землевладельцы, которые, в отличие от джентри, самостоятельно занимались обработкой земли.


[Закрыть], ремесленников и бедных поденщиков. Вербовщиков часто обвиняют в том, что они собирают по деревням всякий сброд, однако мне было приказано набрать роту крепких и опытных стрелков – основных лучников, как мы зовем их, – и я это сделал. Хотя научить их действовать вместе так и не удалось – при том, что большая часть дня проходит на марше.

– Этот парень, стрелявший последним, просто великолепен, но похоже, что по возрасту ему еще рано служить.

– Тому Ллевеллину еще нет девятнадцати лет, однако лучшего лучника, чем он, на смотрах я не видал. Ученик кузнеца, сын валлийца.

– Они завербовались добровольно?

– Некоторые да, некоторые не очень. В Лондоне у нас сбежали несколько человек, так что теперь до ровного счета не хватает четверых. И ротный проповедник заболел. А времени отыскать ему замену у нас не нашлось.

Я расхохотался:

– Вы не сумели найти проповедника в Лондоне? Удивительно… в наше-то время!

– Да, их сейчас много, только вот в армии служить они что-то не хотят.

Я кивнул в сторону офицера, следившего за погрузкой возов, уже подходившей к концу. Он все похаживал вокруг, покрикивая на солдат и ругаясь.

– Раздражительный человек, – заметил я, кивнув на него.

– Да, это мастер Снодин, наш герольд. Он – опытный ветеран, умеет держать людей в порядке.

– Так. – На память мне пришел Гудрик.

– Выпивает, однако, и выпив, приходит в гнев, – продолжал Джордж. – Остается только надеяться, что на него не накатит до того, когда мы придем в Портсмут. Это единственный офицер в моем подчинении, если не считать винтинариев.

– Кого?

– Сотни делятся на пять двадцаток, каждой командует назначенный мной капрал.

– Меня удивило малое количество людей в форменных плащах.

Мой собеседник усмехнулся:

– Запасы белых плащей в арсенале короля исчерпаны, а новые шить некогда. Даже вместо панцирей мы получили какое-то старье. Ей-богу, часть его относится еще к временам войн между Йорками и Ланкастерами, если не Азенкура!

– Я видел на одной из телег какие-то вонючие стеганые куртки.

Ликон кивнул:

– Солдатские безрукавки, джеки. Защищают от стрел. Увы, многие из них годами лежали в церковных ризницах, и некоторые погрызли мыши. Я заставляю людей чинить их, когда находится свободное время.

Солдаты тем временем закончили погрузку.

– Джордж, – проговорил я, – насколько я понимаю, наш путь пролегает возле границы с Сассексом?

– Да, между Липхуком и Питерсфилдом. Если повезет, мы можем оказаться там послезавтра.

– Там, в Сассексе, есть небольшой городок… Рольфсвуд. У меня там дело.

– Я знаю только наши стоянки вдоль дороги, – улыбнулся Ликон. – Сам я из Кента, и чем меньше сассекской грязи прилипнет к нашим сапогам, тем лучше. Спросите лучше тогда, когда мы окажемся в том краю.

Мы подошли к остальным.

– Пора выступать, Ликон, – проговорил сэр Франклин.

– Мы почти готовы, сэр, – отрапортовал Джордж.

– Хорошо. Значит, надо искать своих коней. И я хочу поговорить с тобой о пуговицах наших людей.

– Мне казалось, что мы уже уладили этот вопрос, сэр. – В голосе Ликона промелькнуло легкое раздражение.

Капитан нахмурился:

– Мы говорили об этом, сэр, но вопрос так и остался нерешенным. Или ты думаешь, что у меня нет памяти?

– Нет, сэр. Но…

– Пойдем-ка. – Капитан Гиффард повернулся и направился к гостинице. Джордж следовал за ним: его ладная и скорая походка подчеркивала неторопливость неловкой поступи сэра Франклина.

Дирик покачал головой:

– О пуговицах? С чего бы? Старый дурак!

Мы повернулись на поднявшийся крик. Телеги были загружены, и рекруты крепили к поясам емкие кисеты с пожитками возле длинных ножей, имевшихся у каждого из них. Двое солдат у телег затеяли драку. Стройный парень, уронивший вчера палатку в коровье дерьмо, и рослый светловолосый мужчина со встрепанной головой осыпали друг друга ударами. Остальные тут же окружили их.

– Валяй, Голубь. Такого нельзя спускать!

– И что ты теперь сказал ему, Угрюм?

Разойдясь подальше, противники, пыхтя, стали кружить друг вокруг друга.

– Ближе, ближе, Голубь, шелудивый урод! – выкрикнул светловолосый. – И покрепче там на ногах! Не то ветер дунет как следует в твои уши – и улетишь, словно птица!

Послышались смешки. Голубь принадлежал к числу тех несчастных, уши которых лопухами торчали по обе стороны головы. Дополняло впечатление узкое лицо и отсутствие подбородка. На взгляд, ему было не больше двадцати, в то время как противник его был на несколько лет старше: на его неприглядном костистом лице сверкали с раздражительностью прирожденного задиры злобные глазки. Мне было приятно увидеть, что Голубь застиг этого мужчину врасплох, ударив его ногой в колено, так что тот пошатнулся и взвыл.

Кружок зрителей расступился, и к драчунам прорвался краснорожий герольд Снодин с полным ярости выражением на лице. Подбежав к Голубю, он отвесил тому оплеуху.

– Что за хрень тут творится?! – завопил Снодин. – Опять ты, Голубь… вечно там, где оказываешься ты, одни неприятности происходят! Дерьмо бесполезное!

– Угрюм мне прохода не дает, – огрызнулся в ответ молодой человек. – Только и слышу от него одни оскорбления. В нашей деревне я, конечно, терпел, но тут не деревня.

Среди собравшихся пробежал одобрительный гомон, а кое-кто рассмеялся. Герольд от этого остервенел еще пуще. Побагровев, как свекла, он рявкнул:

– Заткнитесь!!! Теперь вы – люди короля и должны забыть свои деревенские дрязги!

Потом он окинул толпу злобным взором и продолжил:

– Сегодня утром вы получили возможность пройтись в шлемах и джеках. A двадцатка Голубя будет гулять в бригандинах[25]25
  Доспех из пластин, наклепанных под суконную или стеганую льняную основу.


[Закрыть]. Вините в этом его. – Раздавшиеся недовольные стоны Снодин пресек коротким рыком: – Молчать! Вам надо привыкнуть к доспехам, в них вы пойдете навстречу французам! Первый десяток, на разгрузку!

Десятеро парней торопливо отделились от остальных и, подбежав к возу, принялись разгружать плотно облегающие голову стальные шлемы, стеганые джеки и другие куртки, оснащенные металлическими пластинами, позвякивавшими, словно монеты. Я слышал, что бригандины могут остановить стрелу. Угрюм, чуть прихрамывая, поднялся на ноги и повернулся к Голубю с победоносной улыбкой.

– Солдатам придется идти во всем этом? – спросил я Барака.

– Похоже на то. Слава богу, что не мне!

– Как только что сказал герольд, им придется в этом сражаться, – заметил Дирик. – Смотрите-ка, вот едут Ликон и капитан. Пошли, пора в путь!

Джордж и сэр Франклин уже верхом подъехали к герольду и принялись негромко переговариваться с ним о чем-то. Ликон явно не соглашался с герольдом, однако Гиффард внезапно объявил:

– Ерунда! Это преподаст им урок.

Чем и завершил дискуссию, выехав на дорогу.

Люди надевали джеки, кроме самой последней двадцатерицы, в которой состояли Угрюм и Голубь, а кроме того, юный стрелок Ллевеллин: эти невезучие солдаты натягивали бригандины. Как и джеки, многие из них истрепались, и из прорех выглядывали металлические пластины. Надевавшие их люди недовольно ворчали – впрочем, Угрюм, в новом на вид красном доспехе, блестящие пластины которого удерживались медными клепками, явно гордился этим «нарядом» – как я понял, своей личной собственностью. Прочие признаков довольства, как я уже сказал, не обнаруживали. Капрал, крепкий и остроглазый молодой человек с приятным живым лицом, подбадривал их:

– Действуйте, парни, делать нечего. Ведь это только до обеда!

По команде Снодина солдаты выстроились в ряды по пять человек. Сэр Франклин, Ликон и барабанщик заняли места спереди. Барабанщик начал мерный ритм, и солдаты пошли с поля. Я снова отметил, как они молоды: почти всем было меньше тридцати лет, а нескольким явно еще не исполнилось и двадцати. Все были в кожаной обуви, у некоторых потертой и поношенной. Снодин занял место в хвосте колонны, так чтобы видеть всю сотню. Мы, четверо штатских, заняли места за его спиной. С коня я видел плешь на его макушке, а когда он поворачивал голову, получал возможность узреть во всей красе украшенный сиреневыми прожилками нос пьянчуги. Позади, выезжая на дорогу, покряхтывали телеги. Когда мы проезжали по пустынной главной улице Кобхэма, из верхнего окна одного из домов высунулся старик, крикнувший:

– С вами Бог, солдаты! Боже, спаси короля Гарри!

Я уже начинал привязываться к собственному коню, откликавшемуся на кличку Нечет по причине единственного белого чулка на ноге. Кроткий нравом, он шел ровным и мерным шагом и как будто бы с утра обрадовался мне. Сотня маршировала по сельской дороге под заданный барабаном ритм, топоту ног подпевали доносящийся сзади грохот тележных колес, конская поступь и звучащий впереди неожиданно тонкий монетный звон бригандин. Один из солдат завел песню, и остальные нестройным хором подхватили непристойную вариацию «Зеленых рукавов», причем каждый следующий куплет блистал все большей выдумкой.

Спустя некоторое время Ликон приказал барабанщику умолкнуть. Теперь мы взбирались на Суррейские холмы, и дорога превратилась в сухой мел. Ноги марширующих солдат поднимали тучу пыли, и скоро мы, ехавшие в конце колонны, густо покрылись ею. Облик окрестностей переменился. Все больше полей возделывалось здесь по старинной системе, когда огромные участки земли делились на узкие полоски различными видами растений. Пшеница и вика здесь казались более зрелыми и не столь потрепанными: возможно, грозы не дошли до этих южных краев. Крестьяне, распрямляясь, смотрели на нас, но без особого интереса. Эта солдатская колонна шла здесь не первой.

Через пару миль певцы выдохлись. Замедлился и шаг, так что барабанщику пришлось вновь задавать ритм. Я решил затеять новый разговор с Дириком. Даже под широкополой шляпой его узкое строгое лицо начинало подгорать, как это обычно бывает с рыжеволосыми людьми.

– Бедные сукины сыны, – проговорил я, кивнув в сторону парней в бригандинах, – сегодня им пришлось попотеть!

– Ну, когда мы придем в Портсмут, одним по́том они не отделаются, – мрачным тоном заметил Винсент.

– Ну да. Лучше бы король вообще не затевал эту войну.

– Что ж… возможно, пришло время окончательно поквитаться с французом. Желаю только одного: чтобы по вашей милости мне не пришлось застрять в самой сердцевине заварушки.

Я расхохотался:

– Ну, знаете ли, брат Дирик! Должна же найтись хотя бы одна тема, в отношении которой мы сошлись бы во мнениях.

Мой спутник бросил на меня враждебный взгляд:

– Не могу представить себе такой темы.

Я сдался. И, невзирая на невежливость подобного поступка, отстал, чтобы поговорить с Бараком. Фиверйир неодобрительно посмотрел на меня.

Мы уверенно продвигались вперед. Услышав сигнал трубы, телеги раз за разом выезжали на обочину, a однажды нас пропустила бригада, занятая ремонтом дороги. Через два часа мы остановились у моста, чтобы напоить коней из протекавшего под ним ручья. Когда мы повели животных к воде, солдаты оставили строй и сели завтракать прямо на дороге и на обочине, доставая хлеб и сыр из висевших на поясе кисетов. Одетые в джеки и бригандины, они казались совсем уставшими.

– Едва ли я сумел бы выдержать этот переход так же, как они, – принялся рассуждать Барак. – Пять лет назад, возможно. Эта задница, то есть Гудрик… его же не интересовало, получится из меня хороший солдат или нет. Ему хотелось превратить меня в назидательный пример.