Текст книги "Обменный ребенок"

Автор книги: Кристине Нёстлингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Воскресенье, 2 августа

Мама решилась на большее, чем я рассчитывал. Она открыла кладовку и попросила Билли сообщить Джасперу, что он может когда угодно брать все, что ему заблагорассудится. В ответ Джаспер улыбнулся ей, правда нерешительно.

Папа встал с постели к обеду. Он сказал, что ему получше и не хотим ли мы куда-нибудь пойти. (Прошу обратить внимание: он не приказывал, а спрашивал о наших желаниях.) А Джасперу он сказал: «Have you a wish to for bring the day?» («У тебя есть пожелания на сегодняшний день?»)

Джаспер, улыбнувшись, ответил: «Да. Пойти в Пратер к автоматам!» (Джаспер говорит по-немецки лучше. Просто он хотел экономно высказать свои пожелания.)

Папа поехал с нами. И обошел все автоматы. Думаю, это доставило ему удовольствие. Билли нашла это трогательным и была права.

Понедельник, 3 августа. Вторник, 4 августа. Среда, 5 августа. Четверг, 6 августа. Пятница, 7 августа

Дома у нас потрясающе пахло, потому что мама четырежды в день жарила для Джаспера картошку и попеременно то макрель, то селедку, даже форель. Помните, его любимая еда – «Fish and Chips».

Джаспер ел как сумасшедший. И всякий раз одаривал маму широкой улыбкой, на которую мама отвечала тем же. Они улыбались друг другу, как свежепокрашенные игрушечные лошадки. Но чтобы поговорить – до этого еще не дошло.

Папа каждый вечер приносил Джасперу английские комиксы. Тот допоздна ими занимался. Но иногда он читал книгу, привезенную с собой. Это была «Finnegans Wake» («По следам Финегана») Джеймса Джойса. Джаспер сказал, что не все ему там понятно, но книга замечательная.

Вечером мы впятером играли в покер. Иногда – в кости. Выяснилось, что мама потрясающе играет и в кости, и в карты. Играет с азартом. «Как ее отец!» – сказал папа. А мама ответила: «Совершенно верно. Потому-то я и против карт».

Ночной фильм в пятницу мы тоже смотрели все вместе. И много смеялись над папой. Он периодически засыпал, но при громких выстрелах вскидывался и бормотал: «Какая жестокость!» Потом опять засыпал.

В пятницу вечером, перед фильмом, Джаспер вымылся сам. Без понуканий. Мама была горда.

– Мне его похвалить? – спросила она меня. Я считал это излишним. Но похвалить мою маму было не лишним. Я ей и сказал, что она просто «молоток».

Мама обрадовалась:

– Я ведь не изверг! Когда я знаю, в чем дело, не встану же я поперек. Я ведь понимаю.

Билли, услышав это, укоризненно сказала:

– Вот это мне и претит. Просто любить людей, без понимания, ты не можешь!

Я попытался успокоить Билли. Но она закусила удила:

– Ты любишь людей только за благоразумное поведение. А Джаспера ты не любишь. Ты ему сочувствуешь. Но любовь – это совсем другое. И нас ты не будешь любить, если мы не захотим учиться, будем красть деньги или курить гашиш.

Мама в течение ее речи становилась все бледней и растерянней.

– Перестань! – закричал я.

Мне это жутко не понравилось. Билли вела себя точно как мать Роберта. Было это так: Роберта ожидала трескучая двойка по математике. Он напрягся. Трудился как шмель и к концу года заслужил твердую тройку. С нею он гордо отправился домой. Но не дождался поздравлений матери, а выслушал долгую нотацию: дескать, он легко мог получить четверку или пятерку, если бы работал больше.

Когда кто-то старается, как сейчас моя мама или какой-то ребенок, его надо поддержать, похвалить, а не указывать, чего он еще не сделал.

А в остальном это была чудесная неделя. И если действительно в семьях бывает что-то похожее на гармонию, я ее почувствовал в эти дни.

Суббота, 8 августа. Воскресенье, 9 августа

Мы готовились к путешествию по Австрии. Мама сходила с Джаспером купить ему плавки и ласты. Папа подарил Джасперу мировой чемодан для камней. Снаружи – жестяной, внутри – бархатный, со многими отделениями и замками.

Джаспер прямо обалдел от счастья. Чтобы показать это папе, он вымылся в субботу и в воскресенье. И поднял все салфетки, брошенные перед этим.

А в воскресенье вечером он спросил меня, отчего так изменились мои родители. Понимаете? Ведь не мог я ему сказать, что они потрясены его историей. Поэтому ответил:

– Им всегда нужно время, чтобы проявить себя.

– Мне тоже,– сказал, улыбаясь, Джаспер.

ВТОРАЯ ПОЛОВИНА СРОКА. Понедельник, 10 августа. Вторник, 11 августа. Среда, 12 августа. Четверг, 13 августа. Пятница, 14 августа

Первые пять дней мы провели на Аттерзее. Все время светило солнце, но вода в озере оставалась зверски холодной. Джаспера это не пугало. Он плавал часами. У одного папиного друга там была парусная лодка. Джаспер был от нее в восторге. Когда он вырастет, сказал он, его отец помрет и завещает ему деньги, тогда он купит себе парусную лодку, отрастит длинную бороду и будет жить на воде.

Все служащие отеля называли Джаспера «Кетчупом», потому что в обед он неизменно заказывал себе три порции жареной картошки и бутылку кетчупа. Местная рыба ему не нравилась, хотя и была здесь фирменным блюдом. Мама говорила, у Джаспера какой-то вкусовой дефект: «Больше всего ему нравится почти обугленная рыба».

Вкус у Джаспера был действительно странный. Например, он брал пакетик леденцов, опускал их в воду, потом выкладывал на горячий от солнца подоконник и сушил до тех пор, пока леденцы не станут липкой массой. Затем совал их в холодильник, чтобы они затвердели. Только после этого, причмокивая, их сосал.

За завтраком он размешивал в молоке ложек шесть абрикосового джема. А пиво, которое ему заказывал на ужин папа, подслащивал. (Мама была против пива. Но папа ее успокоил, сказав, что в ее ореховом торте с ромом больше алкоголя, чем в стаканчике пива.)

В четверг мы собирались на прогулку под парусом. Джаспер хотел взять с собой жестяной чемодан: папин друг тоже интересовался камнями,

...И сейчас для меня загадка то, что случилось дальше. Билли, Джаспер и я стояли в вестибюле отеля. Чемодан Джаспера был у его ног. Мы ждали маму с папой. Они были еще в своей комнате. В вестибюле какой-то маленький мальчик играл с резиновым мячом. Мяч подкатился к нам. Джаспер его остановил и хотел было отфутболить к мальчику. Но... решив, что с такого расстояния мальчик его не поймает, сделал несколько шагов вперед. Мальчик поймал мяч. Мы с Билли крикнули: «Браво!» Малыш опять послал мяч, на этот раз мне. А я – ему. Игра длилась буквально минуту. Когда мы отвернулись от малыша, чемодана уже не было. Мы искали его везде. Напрасно! Билли удивлялась: «Это ведь глупо – красть камни!»

Джаспер был так расстроен, что не заметил, как упал маме на грудь и залился слезами, а мама гладила его по голове. В отеле засуетились, кинулись на поиски чемодана «Кетчупа». Джаспер же ничего этого не замечал. «I wish I was dead» («Я хочу умереть»),– бормотал он у мамы на груди. А мама шептала: «Oh, no, my dear, oh no» («Нет-нет, дорогой!»).

Джаспер сел в кресло и заплакал. Плакал так, что его живот стал мокрым. Тут пришли папа с мамой. Мама решила, что искать дальше бесполезно. Вор не знал, что там камни. Слишком роскошно выглядел чемодан. В такие чемоданы обычно упрятывают дорогую фотоаппаратуру. Потому-то на него и польстились.

Все это продолжалось довольно долго. Потом папа решительно заявил (за это я прощаю ему все его ошибки): «Jasper, my honour word! We drive first off, when all stones are back» («Джаспер, честное слово, мы не уедем, пока не найдем камни»). Джаспер перестал плакать, вытер глаза и нос о мамин рукав.

Прогулка, как вы понимаете, не состоялась. Папа, мама, Билли, Джаспер, я, папин друг, его жена, ее брат и еще трое незнакомых нам людей, сидя в вестибюле, написали следующее

ОБЪЯВЛЕНИЕ

«В вестибюле отеля «Шафберг» пропал чемодан (60×40×20 см). Его содержимое – коллекция камней – представляет интерес только для владельца – 14-летнего английского мальчика. Для него это чрезвычайная ценность! Просим ошибочно взятый чемодан вернуть в отель «Шафберг». Если для нынешнего владельца чемодана он дорог, просим вернуть только содержимое».

Джаспер перевел объявление на английский, жена папиного друга – на французский, брат жены друга – на итальянский, портье – на голландский. (Вор мог оказаться иностранцем.)

Мама отпечатала объявление на машинке, папа размножил его не ксероксе. Потом (было уже довольно поздно) отправились развешивать объявления. Оставляли их в гостиницах, кафе, ресторанах, на улицах – в общем, по всему озеру. Мы приклеивали их к столбам, к витринам, даже к сеновалам и коровникам. Если бы Джаспер так не страдал, это было бы потрясающее приключение.

Около полуночи, смертельно усталые, мы вернулись в отель, «We made, what we could» («Мы сделали все, что могли»),– сказал папа, утешая Джаспера,– «and tomorrow I think what other out» («Завтра подумаем, что делать дальше»). Однако утром папе не пришлось «out-think» («думать дальше»). Горничная обнаружила чемодан у дверей отеля. К его ручке был привязан мешочек. В нем находились: записка с единственным словом «Sorry» («Извините») и два камня. Один – плоский, красный, с белыми крапинками, другой – овальный, темно-серый, с белыми полосками. Джаспер от счастья не мог произнести ни слова. А мама сказала: «И у воров есть сердце».

Суббота, 15 августа (Праздник)

Мы приехали в Зальцбург и ели мороженое в знаменитом старинном кафе Томаселли. Джаспер не выпускал из рук свой чемодан, подумывал даже, как прикрепить его к кисти. В обед мы отправились дальше, по направлению к Инсбруку. В машине было адски жарко.

– Далеко ли от Инсбрука до Рима? – спросил меня Джаспер.

– Тысяча километров,– ответил я,– а зачем тебе? Джаспер сделал вид, что ему это безразлично.

В Инсбруке мы осмотрели «Золотую крышу» и отправились есть тирольские клецки. Джаспер, по обыкновению, заказал три порции жареной картошки и, поскольку здесь не оказалось кетчупа, опустошил целую упаковку горчицы.

Воскресенье, 16 августа

В Боцене мы разглядывали витрины. Целый день! Туфли, брюки, пуловеры и юбки так и мелькали у нас перед глазами. Кружилась голова, гудели ноги. Ночью Джаспер кошмарно храпел, ничего подобного я в своей жизни не слышал. И не только храпел, но еще бормотал и стонал. Временами это было похоже на плач.

Понедельник, 17 августа

Вечером папа, Джаспер и я пошли погулять, Билли с мамой остались в отеле, чтобы перемерить все накупленное. В этот день Билли и мама жили душа в душу. Мама вела себя, как старшая сестра. Некоторые матери часто говорят: «Я и моя дочь – прямо как сестры!» Так вот, эти боценские «сестры» просто с ума посходили. С нами они не разговаривали, потому что мы не покупали себе тряпок. «Получается так, будто мы – транжирки, а вы такие бережливые!» Но это не получалось, а было на самом деле.

Вторник, 18 августа

Опять ночь с храпом! Утром у Билли с мамой началась «тоска по югу». «Папа, darling (дорогой), ну хотя бы до Флоренции! – канючила Билли.– Наша учительница по искусству советовала осмотреть там музеи». Если что-либо рекомендует учитель – мама считает причину уважительной. (Вспомните английский колледж!)

Но папа и я были против из-за нашей кожи. Под южным солнцем, на море наша кожа покрывается красной сыпью и жутко зудит. Поэтому мы никогда не ездим к морю.

Решение было за Джаспером. Он спросил, не ближе ли Флоренция к Риму, чем Боцен. После уточнения высказался за Флоренцию. Нас с папой занимала проблема: почему Джасперу хотелось быть ближе к Риму?

После того как папа сообщил, что из-за больших расходов на Флоренцию нам придется сократить отпуск, мы туда и отправились.

Среда, 19 августа

Флоренция сияла загаром всех оттенков. Говорят, что это красиво. Не уверен. Мы с папой сидели под тентом открытого ресторанчика и чесали прыщи. Джаспер был с нами. Он был немножко растерян. Со всех сторон слышалась английская речь. Такого количества англичан, заметил он, не встретишь и у себя дома.

Джаспер опять спросил, далеко ли до Рима. Папа подсчитал: четыре-пять часов езды на машине.

– Only four (Только четыре),– повторил Джаспер и одарил папу тоскливым взглядом.

– Ты хочешь в Рим, Джаспер? – спросила мама, а папа от страха заглотнул непрожеванные спагетти.

Джаспер кивнул. Потом, поколебавшись, вынул из кармана потертую бумажку. Развернул ее и протянул маме. Это было письмо. Старое. Наверное, Джаспер приехал с ним в Вену. У нас он ничего не получал. Письмо было грязное, в жирных пятнах. Выглядело почти историческим, хотя, судя по дате наверху, всего от 5 июля.

Письмо было от Мэри. В нем говорилось, что у нее все в порядке и у ее мужа тоже. Две недели назад они переехали в маленький домик. Она часто работает в саду. Мэри надеется, что у Джаспера тоже все хорошо и он больше не делает глупостей. В конце письма Мэри сообщала, что в августе полетит с мужем в Рим – провести там отпуск. Будем жить возле фонтана Ди Треви,– сообщалось в письме (естественно, по-английски). «Я буду каждый день бросать в фонтан монетку, чтобы исполнились твои желания».

Прочитав письмо, мы не знали, что и сказать. Джаспер ведь не рассказывал нам о Мэри, и мы не знали, кто она. Судя по письму, ее можно было считать тетей Джаспера или его кузиной.

– Who is Mary? (Кто такая Мэри?),– лицемерно спросила мама.

– My mother (Моя мама),– ответил Джаспер и зло посмотрел на нас. Так зло, как уже давно не смотрел.

– And what is Mrs. Pickpeer? (А кто такая госпожа Пикпир?) – спросил нежно, как служитель в клетке со львами, папа.

Джаспер пожал плечами:

– Госпожа Пикпир меня родила. Но я ее не люблю. И она меня тоже. She only loves Tom (Она только Тома любит).

Мы кивнули, будто услышали самые обычные слова.

– Ну? – спросила мама, посмотрев на папу.

– Я не против,– пробормотал папа,– прыщей у меня и так хватает. Рим не добавит. Но ехать в неизвестность... Отель у фонтана – слишком неопределенно. Да и август – не конкретная дата.

В отеле папа подошел к портье. Из толстого справочника они выписали все римские отели, расположенные вблизи фонтана Треви. Потом портье принялся обзванивать своих римских коллег. Длилось это долго, так как итальянская телефонная связь не из лучших. Иногда ему приходилось по двадцать раз набирать номер, прежде чем дозвониться до какого-либо из отелей и спросить, проживают там господин и госпожа Гольденер. Все это время Джаспер стоял возле стойки и кусал ногти.

Маму раздирали сомнения. Вправе ли мы вмешиваться в жизнь других людей? – беспокоилась она и еще сомневалась: вряд ли господин и госпожа Гольденер отыщутся. Легко сказать – рядом с фонтаном Треви! В прошлом году мы жили в отеле, рекомендованном нам как отель «у озера». На самом же деле к воде надо было идти целую вечность.

Но портье повезло. Спустя час ему ответили, что господин и госпожа Гольденер действительно проживают по этому номеру. Но их сейчас нет. Папа попросил передать Мэри Гольденер, что мы с Джаспером во Флоренции. Джаспер хочет ее видеть. Ехать ли нам в Рим? Назвал наши имена и номер телефона. Римский портье обещал все в точности записать, а записочку положить рядом с ключом Гольденеров.

Ночь была невообразимой. Но на этот раз Джаспер не храпел, потому что не спал. Он говорил. Говорил столько, сколько не наговорил за все предыдущие дни. Как хороша собой Мэри! Увидев ее, мы вытаращим глаза. Как она мила, как добра! Одним словом, «wonderful» («чудесная»). Наверное, теперь он не вернется в Англию, а поедет с нами в Вену. Подождет, пока у Мэри с мужем не кончится «Europe trip» («путешествие по Европе»), а потом полетит в Америку. Ему ведь уже четырнадцать. А с четырнадцати дети могут выбирать, с кем из родителей жить.

– Но она ведь не родитель,– сказал я.

– Нет, родитель! – настаивал Джаспер. Госпожа Пикпир «подарила» его Мэри. А подарки не возвращают.– Когда я был с Мэри,– сказал Джаспер,– госпожа Пикпир меня не навещала и даже не писала. Разве матери так поступают?

– Но закон...– настаивал я.

Джаспер плевал на закон. На этом я сдался. Я очень устал и заснул. Еще некоторое время я слушал его сквозь сон. Слушала ли его Билли или тоже спала, сказать не могу. Во всяком случае, я что-то бурчал, когда просыпался. Чтобы он думал, что меня интересует его рассказ. А то ведь какой ужас – говорить в пустоту. Билли потом сказала, что поступила точно так же. Правда, она проявляла внимание по-другому: просыпаясь, отыскивала в темноте руку Джаспера и гладила ее. Я не делал этого из-за расположения наших постелей. Единственное, что я мог, обосновавшись на диване,– это дотянуться до ног Джаспера.

Четверг, 20 августа

Этот день я опишу по возможности подробно и точно, хотя мне тяжело.

Проснулся я оттого, что к нам в комнату вошла мама. Она села на краешек двуспальной кровати со стороны Джаспера. Тот вскочил и спросил, звонила ли Мэри. Мама кивнула, Джаспер хотел было выпрыгнуть из постели. Наверное, чтобы побыстрее одеться и ехать. Мама сдержала его порыв. Она сказала очень медленно и очень спокойно, по-немецки:

– Мэри не хочет, чтобы мы приезжали.

Джаспер, остолбенев, уставился на маму. Мама повторила то же самое по-английски. Джаспер молчал. Он сидел в кровати, как статуя.

– Мэри сказала, не нужно этого делать,– продолжала мама,– нет смысла. Разумнее, если вы не увидитесь.

Джаспер покачал головой:

– Ты врешь! Это неправда!

– Мама хотела притянуть его к себе, утешить, как после пропажи чемодана, но Джаспер вывернулся и застыл в кровати.

– Почему? – закричал он.– Почему?

Мама не ответила, лишь беспомощно пожала плечами.

– Tell me! (Скажи мне!) – закричал он еще громче. Так, что мама вздрогнула.

– Почему она не хочет? – спросила Билли.– Это же глупо! Я думала, она его любит!

– Конечно, любит! – подтвердила мама.– Она говорит, что не может изменить жизнь. А Джаспер уже большой, почти взрослый и должен смириться. Эта встреча, сказала она, разбередила бы старые раны.

– Ты не поняла ее,– сказал Джаспер.– Ты плохо говоришь по-английски, Она так не думает!

– Нет! – сказала мама.– Я поняла ее. И господина Гольденера. Он хорошо говорит по-немецки. С ним я тоже разговаривала. Года через два, сказала Мэри, когда ты повзрослеешь, вы увидитесь.

Джаспер все еще не верил маме. Тогда мама сняла телефонную трубку, набрала восьмерку и попросила портье соединить ее с римским отелем.

Ожидая звонка, она сказала Джасперу:

– Мэри не хотела этого. Но лучше поговори с ней сам.

Джаспер кивнул. Четыре пальца правой руки он засунул в рот и грыз ногти. Тут позвонил римский портье, и мама попросила пригласить к телефону госпожу Мэри Гольденер. Джаспер вынул пальцы изо рта и потянулся к трубке. Сначала он молчал, потом заорал: «Мэри! Мэри!» И опять замолчал. Говорила Мэри. Мы слышали ее голос. Высокий и даже крикливый. Я ее голос представлял себе другим.

Мама встала и кивнула нам, чтобы мы покинули комнату. Мы выкарабкались из постелей и вместе с мамой проскользнули через коридор в родительскую комнату. (Мы были еще в пижамах.)

Папа лежал в постели. Жутко возбужденный. Он сказал:

– Эта Мэри – настоящая гусыня! Что плохого в том, что они увидятся! Глупость какая!

Когда я рассказал о желании Джаспера поехать в Америку, папа немного утих. А мама заметила:

– Мы не настолько хорошо знаем Джаспера, чтобы решать, что для него лучше.

На это папа возразил:

– Жизнь Джаспера не из лучших. Он нуждается в доброте. А повидаться с ней – это и есть доброта.

Как только мама сказала, что Джаспер, вероятно, уже поговорил и надо о нем позаботиться, из коридора донесся ужасный грохот. Будто там бушевал разъяренный бык. Ну, а раз там находился только Джаспер, он и был этим быком. Слышались и другие звуки. Какой-то шум, треск, удары.

Мы кинулись в коридор. Папа был в пижаме. В комнате Джаспер, сидя на полу, рычал. Рычал оглушительно! Рядом с ним лежал чемодан с камнями. И Джаспер швырялся ими. Другие вещи он уже разбросал. Мои джинсы висели на лампе, Биллина сумка раскачивалась на двери. А все, что в ней было, валялось на полу. Один из камней угодил в зеркало и расколол его.

Мама кинулась к Джасперу. Навстречу ей полетел камень и ушиб колено. Она с трудом вырвала у Джаспера чемодан. Потеряв «боеприпасы», Джаспер стал биться об пол, и кричать, и плакать. У открытых дверей собрались горничные. Они беспомощно молчали. Появился официант в черном фраке. Постучал себе по лбу. Нагрянули любопытные жильцы. Папа схватил Джаспера.

– Jasper, shut up! (Замолчи!) Джаспер, послушай! Послушай же!

Мама, потирая колено, просила Билли:

– Может, ты его успокоишь. Он всегда тебя слушает.

Тем временем папа перенес орущего, трясущегося, отбивающегося Джаспера в постель и придавил его всей своей тяжестью. Билли нерешительно подошла к кровати и склонилась над Джаспером. Хотела ему что-то сказать. Но тут у Джаспера высвободилась рука, и он взмахнул ею. Билли получила настоящую пощечину. Неумышленную, конечно. Билли даже не пискнула. «Оставь его!» – сказала она папе.

Мама закрыла дверь перед носами любопытных зрителей. Папа отпустил Джаспера. Тот еще пару раз двинул кулаком в воздух, перевернулся на живот и уткнулся в подушку. Билли села рядом и стала тихонечко его гладить. Очень-очень нежно. Нам она кивнула, чтобы мы ушли. У дверей теперь стояла только горничная. Чуть позже мы спустились на лифте сообщить о разбитом зеркале. Мама сказала в лифте, что не хочет здесь больше оставаться. Все слышали крики. Теперь будут на нее пялиться. А ей от этого не по себе.

Папа заплатил по счету и за зеркало, и за долгий телефонный разговор. В обед мы покинули Флоренцию. Джаспер сидел сзади, между мной и Билли. И молчал. После приступа бешенства он не произнес ни слова. Только реагировал на приказы: «Иди оденься! Мы уезжаем», «Садись в машину!», «Выходи из машины!», «Пей кофе».

Даже о своей коллекции он не вспомнил. Билли собрала разбросанные камни в чемодан и подтащила его к машине.

Папа хотел было положить чемодан Джасперу на колени (он всегда так ездил), но тот покачал головой. Тогда папа сунул его в багажник.

Вечером мы приехали в Боцен. Джаспер по-прежнему молчал. И не ел. Только пил минеральную воду. Папа решил переночевать в Боцене. Стали искать, где остановиться. Но тут мама заявила, что у нее больше нет желания отдыхать. Она хочет домой. Согласны ли мы отправиться в Вену? Я согласился. Билли тоже. Джаспер по-прежнему молчал.

Мама уселась за руль, а папа прикорнул рядом. Думаю, мы ехали быстрее, чем разрешено. Обычно мама так не ездит. Она – очень осторожный водитель. К счастью, из-за позднего времени машин на дороге было мало.

Возле Инсбрука голова Джаспера скатилась на Биллино плечо. Джаспер спал и храпел. Я бы тоже заснул, но мне вешали его храп и шум мотора. Возле Зальцбурга голова Джаспера уткнулась в Биллины колени, храп стал потише: теперь он храпел в Биллин живот. А живот приглушает звуки.

Я заснул. Проснулся, когда мы подъехали к дому. Все у меня онемело, у Билли еще больше. Обе ноги затекли от тяжести спящего Джаспера. Мама сказала, она так устала, что готова спать в машине. Только папа был бодр. «Я спал, как ребенок»,– сказал он, потягиваясь.

Светало. Мама решила: багаж заберем потом, сначала – спать! Мы поднялись по винтовой лестнице. Четырежды повернули ключи. Обессилено кивнув друг другу, разбрелись по постелям. Бодрый папа хлопотал возле Джаспера. Помог ему раздеться, потом закрыл одеялом и опустил жалюзи, чтобы его не разбудило солнце.