Текст книги "Конрад, или ребёнок из консервной банки"

Автор книги: Кристине Нёстлингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Как ты смеешь оттаптывать мне пальцы! Это неслыханная дерзость! – раздраженно сказал господин Эгон, когда они спускались по лестнице.

– Жалко, что пришлось их оттаптывать, но другого способа не было, – ответила госпожа Бартолотти.

В действительности, ей совсем не было жалко. Она бы с радостью еще раз наступила на пальцы господина Эгона, так как считала, что он слишком вмешивается в их с Конрадом жизнь. Господин Эгон был обижен и похромал в аптеку.

«Может, он такой обиженный, что сегодня больше не явится», – сердито подумала госпожа Бартолотти. Но она ошиблась.

В полдень, в двенадцать часов, госпожа Бартолотти пришла в школу за Конрадом.

Перед воротами стоял господин Эгон. Все еще обиженный, он объяснил госпоже Бартолотти, что не знал, придет ли она за мальчиком или нет.

– Ты ведь никогда не бываешь точна, – сказал он.

Госпожа Бартолотти просто осатанела. Ведь она всегда была точна. Когда дело касалось чего-то важного, всегда была точна.

– Такие люди, как ты, – закричала она, – все валят на других. Только потому, что я не замужем, тку ковры и сильно крашу лицо, ты заявляешь, что я не точна! Это неслыханное нахальство!

– Не кричи, прошу тебя, не кричи, на нас уже смотрят! – сказал аптекарь. Потом вынул из кармана несколько ассигнаций и протянул: – Вот остаток алиментов. Первого числа следующего месяца ты снова получишь от меня деньги.

Госпожа Бартолотти спрятала деньги и попробовала улыбнуться. Хотя ей не так легко было улыбаться. В школе прозвенел звонок.

– Сейчас он выйдет, – сказал господин Эгон.

– Хоть бы ему там понравились, – сказала госпожа Бартолотти.

– Он наверно в первый же день получил пятерку, – сказал господин Эгон.

– Мне его оценки безразличны, – сказала госпожа Бартолотти.

Из школы сначала высыпалась толпа мальчишек, потом толпа девочек, затем толпа девочек и мальчиков, и только после них появился Конрад.

Он увидел госпожу Бартолотти и господина Эгона и направился к ним. Вслед ему кто-то крикнул:

– Бартолотти в болоте, Бартолотти в болоте!

Конрад не оглянулся.

– Хорошо тебе было в школе? – спросила госпожа Бартолотти.

– Ты получил пятерку? – спросил и господин Эгон.

Конрад покачал головою.

– Нет? Почему? – разочарованно спросил господин Эгон. – Может, лучше пойдем во второй класс?

– Не, предок, – ответил Конрад. – Нет, правда, нет. Эта муть, которой здесь учат, одинакова, и скучная до безумия. Я не получил пятерки, потому что не еще не раскрывал рта.

– Конрад, как ты говоришь?

Господин Эгон был так потрясен, что на лбу у него проступило семь морщин.

– Говорю по-детски, – ответил мальчик. – Именно так, как другие дети. – Он повернулся к госпоже Бартолотти. – Мне кажется, я понял, что вы имели в виду, когда утром говорили о моей взрослой речи, и кажется, я уже немного научился говорить по-детски. – Конрад снова повернулся к господину Эгону. – Я сегодня ничего не отвечал на уроках, потому что сначала хотел освоить правильное произношение. Завтра… – мальчик улыбнулся господину Эгону, – завтра я уже буду отвечать и наверно получу пятерку. Если она вас так радует!

Конрад шел по главной улице между госпожой Бартолотти и господином Эгоном.

– Мне очень трудно еще различать, что означает говорить по-детски, а что означает говорить невежливо. Мне надо еще хорошо изучить это различие.

Когда они повернули на улочку, где жила госпожа Бартолотти, то заметили, что за ними бежит Кити Рузика и машет рукой. Госпожа Бартолотти остановилась.

– Эта не та невежливая девочка, что живет под тобой? – спросил господин Эгон, а когда госпожа Бартолотти кивнула, добавил: – Я не хочу, чтобы Конрад общался с ней. Это девочка не раз показывала мне язык!

Кити Рузика сразу показалась госпоже Бартолотти еще приятнее.

– Мой сын будет общаться с этой девочкой сколько захочет! – воскликнула она.

– А мой нет! – воскликнул господин Эгон. Кити была уже совсем близко, поэтому Конрад спросил:

– Что мне теперь делать? Общаться с ней или нет?

– Ты должен… – начал господин Эгон, потом крикнул: «Ой!» – потому что госпожа Бартолотти снова наступила ему на ногу.

– Слышишь, что говорит отец? Ты должен общаться с нею, – улыбаясь, сказала госпожа Бартолотти.

Кити уже подошла к ним.

– Добрый день, госпожа Бартолотти, – сказала она. Господину Эгону девочка только поклонилась, а Конраду улыбнулась. – Сегодня у меня день рождения, – продолжила она, – и ко мне придут дети. Я была бы очень рада, если бы и ты пришел. Мы собираемся в три! Бывай! До трех!

Глава шестая

Кити побежала дальше. Наверно, она потому так спешила, что до трех нужно было сделать много дел. А Конрад с родителями шел медленно.

– Я против, – заявил господин Эгон. – Она невоспитанный ребенок!

– Не говори глупости! – рассердилась госпожа Бартолотти. – Она совершенно нормальная девочка. Да еще и красивая!

– Тебе очень хочется туда идти? – спросил Конрада господин Эгон.

Конрад подумал. Потом сказал, что еще хорошо не знает, очень ли ему хочется. Но Кити ему нравилась. А кроме того, ему кажется, что пойти к Кити наверно было бы полезно, он бы мог там лучше научиться говорить по-детски.

Господин Эгон вздохнул. И потому, что он ничего не хотел запрещать Конраду, и потому что боялся за свои пальцы. Ведь у госпожи Бартолотти снова появилось сердитое, грозное выражение на лице. Она сказала:

– Конрад, это дело очень простое: если ты сегодня пойдешь к Кити, ты мой сын, а если вечером тихонько ляжешь в кровать, то его!

– Понятно, мама, – сказал Конрад. Однако господин Эгон не сдавался.

Когда они подошли к дому, он неожиданно вспомнил, что собирался после обеда повести Конрада на чертово колесо.

– Эгон, иди в свою аптеку! – крикнула госпожа Бартолотти, дрожа от злости.

Но господин Эгон не торопился в аптеку. Сейчас был обеденный перерыв. Аптеку он открывал в два часа. У него был еще целый свободный час, и он хотел провести его в квартире госпожи Бартолотти. Однако она решительно запротестовала.

– Нам некогда! – сказала она. – У нас нет еще подарка на день рождения. И нет обеда для тебя. И вообще мы хотим побыть одни, понимаешь!

– Тогда до свидания, – сказал господин Эгон и печально поплелся в свою аптеку.

Конрад стоял и смотрел ему вслед. Он тоже погрустнел и тихо сказал:

– Мне жалко отца.

– Нечего его жалеть. Такого старого зануду!

Господин Бартолотти потянула его домой.

– Он мой отец, и я его люблю!

Конрад еще больше погрустнел. Поэтому госпожа Бартолотти торопливо заверила его, что и она любит Эгона. Всем сердцем любит! И Конрад снова повеселел.

Когда они пообедали, господин Бартолотти начала искать подарок для Кити. Доставая из шкафа в гостиной игрушечный сервиз, когда-то давно заказанный, она заметила, что Конрад хочет поговорить о господине Эгоне. Он начал с намеков: мол, родители должны мириться друг с другом, так лучше для детей, и если родители ссорятся, то в большинстве случаев виноваты оба. А еще сказал, что все люди разные и надо быть благожелательным к своим близким.

Госпожа Бартолотти мыла запыленный сервиз и тихо бубнила:

– Конечно. – Или: Да, да. – А сама думала: «Теперь мне нельзя и слова сказать про Эгона! Ведь я снова разозлюсь, начну ругать его, и Конрад снова загрустит».

Она решила при Конраде не говорить больше про аптекаря ничего плохого. И наступать ему на ноги только тогда, когда будет полностью уверена, что Конрад не увидит.

Без пяти минут три Конрад стоял уже у двери в прихожей, готовясь идти на день рождения. Он трижды умылся, дважды причесался и обулся в только что начищенные ботинки. В руках он держал коробку из-под обуви, завернутую в тонкую розовую бумагу. Сверху на коробке был приколот зеленый бант из двадцати петель. А розовую бумагу госпожа Бартолотти всю изрисовала маленькими красными сердечками. В коробке был упакованный игрушечный сервиз.

– Ну, Конрад, – сказала госпожа Бартолотти, – тебе можно уже идти.

– Еще нет трех, – заколебался мальчик.

– Несколько минут не имеют никакого значения, – сказала госпожа Бартолотти.

Но Конрад продолжал колебаться. На лестнице послышались голоса и смех. Голоса были детские.

– Слышишь, другие гости уже идут, – сказала госпожа Бартолотти.

Конрад кивнул, но не сдвинулся с места.

– И Флориана пригласили, – сказал он.

– А Флориан хороший мальчик? – спросила госпожа Бартолотти.

– Это тот, что кричал мне вслед: «Бартолотти в болоте», такой большой и толстый.

– Он просто пошутить хотел, – сказала госпожа Бартолотти и улыбнулась, чтобы её слова были убедительнее. Она не хотела, чтобы Конрад огорчался.

– Вы правда верите, что Флориан хотел пошутить? – спросил Конрад.

Он так внимательно смотрел в её лицо, что госпожа Бартолотти перестала улыбаться и сокрушенно покачала головой.

– Так зачем вы говорите, если совсем не верите в это?

– Чтобы ты не огорчался.

– Неужели вы думаете, что я не буду огорчаться, если вы будете говорить неправду? – сказал Конрад.

Потом он спросил, почему есть дети, которые безо всякой причины дразнят других детей.

– Мне этого не объясняли на фабрике, так объясните вы, – попросил он.

Однако госпожа Бартолотти не могла ему ничего объяснить, по крайней мере, не смогла найти объяснения так быстро. Она пообещала Конраду хорошо поразмышлять и ответить на его вопрос, когда он вернется из гостей.

– Честное слово, что я подумаю над этим, – сказала госпожа Бартолотти.

– А вы не обманываете меня? – спросил Конрад.

– Честное слово, – еще раз сказала госпожа Бартолотти.

– Ну, так я теперь пойду, – сказал Конрад.

Госпожа Бартолотти придержала дверь. Она стояла и смотрела ему вслед. Когда он был уже на лестнице, она крикнула ему вслед:

– Если этот Флориан, этот негодник, снова будет дразнить тебя, врежь ему пару горячих!

Конрад остановился.

– Врезать пару горячих? – спросил он. – А что это значит?

Госпожа Бартолотти только из дверей и воскликнула:

– Дай ему оплеуху, вот что это означает! Тресни его, сынок, по башке, съезди ему в ухо, врежь по морде так, чтобы у него звездочки перед глазами появились!

Конрад покачал головой.

– Этому меня тоже не научили! – сказал он и пошел вниз.

Госпожа Бартолотти уже не видела его, но слышала, как он позвонил в дверь Рузиков. Сразу же прозвучал голос Кити Рузики:

– Привет, Конрад, хорошо, что ты пришел! Заходи! Ой, какой красивая коробка, это будет, наверно, самый лучший подарок на мой день рождения.

Потом двери закрылись. Госпожа Бартолотти тоже закрыла дверь, зашла в ванную и густо изрисовала лицо: синим под глазами, красным рот и розовым щеки. Затем отправилась в рабочую комнату, села за станок и продолжила ткать ковер. Она ткала красный цветок с розовыми крапинками на синем фоне. Цветок выходил не таким красивым, как обычно, потому что госпожа Бартолотти думала не о нем, а о детях, которые дразнят других детей. Почему они дразнят их? Сначала госпожа Бартолотти нашла очень простое объяснение. «Просто это плохие дети, – подумала она. – Маленькие поганцы! Такие они уж злые уродились!» Но потом госпожа Бартолотти вспомнила, как ей когда-то говорила мать: «Деточка моя, бери пример со своей двоюродной сестры Луизы, она более вежливая чем ты». Маленькая Берта очень не любила слушать наставления и каждый раз, когда встречала свою двоюродную сестру Луизу, показывала ей язык и бекала. А еще госпожа Бартолотти вспомнила, как она в свое время кричала вслед маленькому Гансу, сыну соседки: «Слюнтяй! Слюнтяй!». И подумала: «Почему я это делала? Я же не была плохим ребенком, не была пакостницей. Наверно, я тогда очень гордилась тем, что у меня не текут слюни!» И госпожа Бартолотти вздохнула, потому что дело с этим обзыванием не такое простое и что очень трудно будет правильно объяснить все Конраду.

Тем временем Конрад сидел в комнате Кити Рузики за праздничным столом, на котором были выставлены какао, фруктовый торт, колбаски и яблочный сок. Под потолком висел большой цветной фонарь. Кроме Конрада и Кити, за столом сидело еще четверо детей: Флориан, Антон, Гити и Михи. Флориан и Гити ходили в третьей класс. В третий «А». Антон и Михи ходили во второй класс вместе с Кити. Флориан был на целую голову выше Конрада. Они сидели рядом. До сих пор Флориан еще ни одного раза не сказал Конраду «Бартолотти в болоте». Вообще он до сих пор не обзывал его. Конрад был очень рад этому. Гити и Михи относились к нему дружески. Они были любопытны, как обычные девочки, и все допытывались, почему он только теперь приехал к матери и почему аптекарь – его отец, если он не женат на госпоже Бартолотти. Конрад не знал, что им ответить, и очень обрадовался, когда Кити положила конец их расспросам, воскликнув:

– Оставьте его в покое!

Антон относился к Конраду недружелюбно. Он кривлялся и под столом бил его по ногам. Антону Конрад не нравился потому, что ему очень нравилась Кити. Антон любил Кити и ревновал её к Конраду. Но Конрад, конечно, не знал об этом. Он вообще не знал, что означает ревновать.

Потом Антон, доставая кусок торта с большого блюда посреди стола, толкнул локтем чашку с какао Конрада. Чашка опрокинулась, какао вылилось на розовую скатерть, потекло с края стола и закапало на белый ковер, которым был застелен пол.

– Мама, мама, беги быстрее, какао! – испуганно закричала Кити, ведь её мать больше всего любила этот белый ковер. Это была её гордость.

Госпожа Рузика прибежала с мокрой тряпкой и, охая, бросилась вытирать и вымачивать пятно на ковре.

– Неужели нельзя быть аккуратными? Вы же не маленькие дети!

Пятно от какао никак не исчезало.

– Это не я! Это не я! – закричал Антон. – Это он, это он! – Антон показал пальцем на Конрада.

– Это нечестно! – крикнула Кити. – Антон врет!

– Еще поругайтесь мне тут! – прикрикнула на детей госпожа Рузика.

Она яростно терла тряпкой, и лицо у неё смягчилось, потому что пятно стало светлее. Наконец госпожа Рузика сказала:

– Идите в гостиную, пусть пятно высохнет. Кроме того, там вам будет просторнее. Можете играть – прыгать в мешках и соревноваться, кто донесет до дверей яйцо в ложке. Но берите вареные яйца. Вон лежат на кухне на столе.

Дети перешли в гостиную, отодвинули в угол стол и стулья. Теперь им было где прыгать в мешках, соревноваться, кто донесет до дверей яйцо в ложке и стакан воды. Хотя Конрад еще никогда не играл в эти игры, он оказался очень ловким. Он первым допрыгал в мешке до дверей спальни, единственный донес яйцо в ложке до кухонных дверей и единственный не расплескал ни капли воды из полного стакана, пока донес его до дверей ванны. Флориан уронил яйцо, не сделав и двух шагов, расплескал полстакана воды, пока добежал до дверей ванны, и последним допрыгал в мешке до дверей спальни. Это его очень рассердило, и он закричал:

– Бартолотти в болоте, Бартолотти в болоте!

Антон подхватил:

– Бартолотти в болоте! Бартолотти в болоте!

– Если вы сейчас не замолчите, я вас выгоню прочь! – крикнула им Кити.

Антон и Флориан замолчали, но поглядывали на Конрада злобно.

Кити на день рождения подарили викторину, и она захотела сегодня же поиграть в неё. Она вытащила карточки с вопросами и ключ к игре. Антон и Флориан посмотрели вопросы.

– Глупые вопросы, – сказал Флориан.

– Глупая игра, – сказал Антон.

– Мы не будем играть в эту игру, – сказали оба в один голос.

Но сказали так только потому, что не знали ответов на вопросы. А когда потом Конрад посмотрел карточки и сказал, что вопросы совсем не глупые, они начали толкать друг друга локтями, стучать себя по лбу и смеяться над ним. Конрад решил им объяснить вопросы.

– Столица Польши, о которой здесь спрашивают, называется Варшава, – сказал он, – наклонная башня стоит в Пизе, а корень из ста сорока четырех будет двенадцать.

– Ты хвастун, бе-е-е, бе-е-е, бе-е-е! – закричал Антон.

– Этот хвастун жульничает, по правде он ничего не знает! – подхватил Флориан и ударил Конрада в живот.

– Дай ему сдачи, – шепнула Конраду Гити.

Конрад покачал головою.

– Да он никому не дает сдачи, он боится, бе-е-е! – крикнул Флориан. – Боягуз, боягуз!

– Да дай же ему сдачи! – снова шепнула Гити, но Конрад и в этот раз не ударил Флориана. Тогда она повернулась к Михи и сказала ей:

– Слушай, он действительно боягуз, его обижают, а он пальцем не пошевелит.

Михи была самой близкой подругой Гити и всегда соглашалась с ней. Теперь она тоже сказала:

– Да, он, правда, боягуз, все стерпит!

– Уйдем от него, слишком он слабохарактерный! – сказали Михи и Гити в один голос и сели с Флорианом и Антоном к столу делать бумажные самолётики.

– Может, поиграем с моей куклой? – предложила Кити Конраду.

– С радостью, но покажите мне, как с ней играть? – ответил Конрад. – Я умею только строить железную дорогу из кубиков и разглядывать картинки в книжке.

Кити достала новую куклу, игрушечную коляску и распаковала игрушечный сервиз, который ей подарил Конрад. Потом убрала уголок в гостиной, прикатила туда коляску с куклой, выставила на маленький столик сервиз и начала делать вид, словно наливает кофе в чашки из кофейника.

– Ты отец, я мать, а в коляске наш ребенок, – пояснила она Конраду. – Понимаешь?

Конрад сразу понял игру.

– Я аптекарь Эгон, а ты госпожа Бартолотти.

Кити кивнула. Скоро Конрад увлекся игрой. А Кити призналась ему, что ей ни с кем еще не было так приятно играть «дочки-матери», как с ним. Правда, им каждые две-три минуты мешал Антон. Он продолжал сидеть за столом с Флорианом и девочками, грыз орехи и швырял в Конрада или в Кити скорлупками. И каждый раз выкрикивал:

– Берегись!

Конрад в растерянности глянул на Кити и спросил:

– Ты тоже хочешь, чтобы я съездил ему в ухо!

– Только если тебе самому очень хочется съездить ему, – ответила Кити.

Конрада успокоил её ответ.

– Мы сделаем просто, – предложила Кити. – Играем дальше. А игра у нас будет такая: теперь жаркое лето, мы в селе, а там много мух. Как прилетит скорлупа, то это будет муха.

Конрад согласился, и каждый раз, когда в них летела скорлупка, они с Кити выкрикивали:

– О, снова муха! Сколько в этом году мух! – И хохотали.

Антона это так сердило, что он собрался идти домой. На прощание он снова крикнул:

– Берегись!

Теперь он уже угрожал не только Конраду, но и Кити. Он решил больше не любить её.

В шесть в гостиную зашла госпожа Рузика, включила телевизор и сказала, что день рождения закончился. Кити проводила своих гостей до дверей. На прощание Михи и Гити спросили её:

– Скажи, Кити, что тебе нравится в этом боягузе?

А Флориан сказал:

– Праздник был скучный. И все из-за этого придурковатого недомерка. И снова ударил Конрада в живот. Теперь он был уже полностью уверен, что тот не даст ему сдачи. Но он не принял в расчет Кити.

– Ну, это мне уже надоело! – закричала она и заехала Флориану в живот кулаком, другим кулаком в челюсть, а ногой в голень.

Флориан заревел и выскочил из квартиры. По дороге он крикнул:

– Я никогда больше не приду к тебе! Месть! Месть!

Гити сказала:

– Тю, она теперь дерется за этого боягуза!

Михи тоже не смолчала:

– Наверно, это её новая симпатия!

И пошли по домам.

Кити проводила Конрада на третий этаж, до двери госпожи Бартолотти.

– Эта девочка сказала, что я, наверно, твоя симпатия, – тихо сказал Конрад.

– Так оно и есть, – тоже тихо, как и он, ответила Кити.

– Правда?

– Правда, – Кити кивнула.

Конрад нерешительно спросил:

– Слушай, Кити, может, ты говоришь это только для того, чтобы я не огорчался?

– Что ты! – засмеялась Кити. – Ты мне, правда, нравишься, очень нравишься. Больше всех.

– Вот хорошо, – тихо сказал Конрад.

– Завтра мы вместе пойдем в школу! – воскликнула Кити. – И домой пойдем вместе. А после обеда пойдем в парк. И пусть только кто-нибудь тебя заденет, я ему покажу! Да они и побоятся, ведь я ого какая сильная.

– Благодарю, – сказал Конрад и позвонил в дверь.

Кити побежала на второй этаж. На лестнице она еще раз помахала ему рукой.

Глава седьмая

– Хороший был день рождения? – спросила госпожа Бартолотти, впуская Конрада.

– Много было плохого, – ответил Конрад, – но и много очень хорошего!

– Так оно преимущественно и бывает в жизни, сынок, – сказала госпожа Бартолотти и повела его в кухню.

На ужин был тунец, кекс, лакричные палочки и соленые плетуны. Госпожа Бартолотти снова забыла что-нибудь купить. Накладывая кусочки тунца на кекс, Конрад спросил:

– Пристало ли семилетней девочке защищать семилетнего мальчика? Или надо наоборот?

Госпожа Бартолотти лизнула лакричную палочку.

– Конрад, безразлично кто кого защищает! – сказала она. – Главное защищать того, кому нужна защита.

– А вам не кажется, – спросил Конрад, – что другие люди могут смеяться над таким защитником?

Госпожа Бартолотти вытащила лакричную палочку изо рта, обмакнула её в тунцовую подливку, облизала и сказала:

– Конрад, мальчик мой! Запомни одно. Это куда важнее, чем многое в жизни. Не надо думать о том, что скажут другие люди! – Госпожа Бартолотти снова макнула лакричную палочку в тунцовую подливку и, задумчиво помешивая её, продолжила: – Если ты всегда будешь думать о том, что делают другие, и будешь делать то, что делают другие, то, в конце концов, станешь таким же, как они, и сам себе опротивеешь. – Госпожа Бартолотти перестала мешать подливку лакричной палочкой, глянула на Конрада и спросила: – Ты понимаешь меня?

– К сожалению, не понимаю, – ответил Конрад и откусил кекс с тунцом. – Но Кити любит меня!

– Да ты что? Молодец! – обрадовалась госпожа Бартолотти. – За это надо выпить.

– Что вы, мама! – Конрад укоризненно покачал головой.

– Извини, – пробормотала госпожа Бартолотти, – я хотела сказать, что за это мне надо выпить! – Она достала из буфета бутылку и налила себе спиртного. – За твоё здоровье, сынок! – сказала она и одним махом выпила рюмку.

В тот момент, когда госпожа Бартолотти ставила пустую рюмку на стол, в дверь позвонили. Раз коротко и раз длинно, но не настырно. Госпожа Бартолотти вздохнула.

– Кто это так поздно? – спросил Конрад. Госпожа Бартолотти медленно поднялась и пошла к двери.

– Раз коротко и раз длинно, но не настырно, всегда звонит аптекарь Эгон, сынок! – сказала она.

Аптекарь Эгон вошел на кухню вслед за хозяйкой. В руках у него большая пластиковая сумка. Он поставил её у двери, уставился на объедки на столе и брезгливо поморщился.

– Может, тебя тут что-то не устраивает? – грозно спросила госпожа Бартолотти.

Господин Эгон поднял палец, покачал им перед носом у госпожи Бартолотти и сказал:

– Семилетнему мальчику нужен белок, животный белок, а не лакричные палочки! И витамины A, B, C и D!

– Завтра он получит их, – сердито сказала госпожа Бартолотти и ударила по пальцу, который качался у неё перед носом.

– Сегодня получит! – сказал господин Эгон, взял сумку и вытащил из неё пачку сухих ржаных хлебцев, яблоко и кусок сыра. – Вот, сынок, настоящая еда для мальчика.

– Спасибо, – пробормотал Конрад не очень радостно, потому что уже успел съесть четыре больших куска кекса с тунцом и три лакричных палочки.

– Он уже поужинал, – сказала госпожа Бартолотти.

– Это не ужин, сынок, а карикатура на ужин, которая только испортит тебе желудок. – Господин Эгон подвинул к Конраду сыр и ржаные хлебцы. – Тут, деточка моя, надо все коренным образом изменить! – добавил он.

Госпожа Бартолотти грозно посмотрела на него.

– Что надо изменить, скажи, пожалуйста?

Господин Эгон переложил со скамейки на подоконник то, что там лежало, – шпильки, ложки, яичную скорлупу, несколько стрелок лука и ножички, – и сел. По нему было видно, что он приготовился к долгому разговору. А еще было видно, что он побаивается сказать госпоже Бартолотти, какие именно изменения он хочет вводить.

– Ну, так что надо изменить? – еще раз спросила госпожа Бартолотти, все так же грозно смотря на него.

Аптекарь взволновано заморгал, потер руки и сказал:

– Деточка моя, ты очень добрая и милая, но совсем не способна воспитывать такого совершенного мальчика, как Конрад. Поэтому я решил взять его воспитание в свои руки.

Госпожа Бартолотти зло засмеялась. Потом взорвалась:

– Вот как, ты решил. Ну что же, замечательно! Только не туда ты со своими решениями попал! Заведи себе ребенка или закажи его! И делай со своим бедолагой, что тебе вздумается! Воспитывай его день и ночь, мне все равно! А к моему Конраду тебе нельзя, бутыль с дистиллированной водой! Мешок с рвотным порошком! Горчичник! Липучка для мух!

Хотя госпожа Эгон и хлопал глазами от испуга, но со скамейки не вставал.

– Деточка моя, – заявил он, – можешь меня оскорблять сколько угодно, я все выдержу, но не отступлю, когда речь идет о моем сыне.

Госпожа Бартолотти вскочила, подбежала к буфету, достала из ящика голубой конверт с документами Конрада и дрожащими руками вытащила из него метрику.

– На, посмотри! – крикнула она. – Прочитай, что тут написано! Может, «Аптекарь Эгон»? Нет! Написано «Август Бартолотти»! Его отца звать Август Бартолотти!

Но на господина Эгона её слова нисколько не повлияли. Он объяснил, что Конрад сам выбрал его своим отцом, и он этот выбор принял. Кроме того, Август Бартолотти много лет назад исчез неизвестно куда, поэтому его никак нельзя считать отцом. И даже она признала его, господина Эгона, отцом Конрада, потому что требовала от него алиментов.

– А кто платит алименты, тот и есть отец! – закончил господин Эгон.

Госпожа Бартолотти хотела еще и не так выругать господина Эгона, хотела даже вытурить его из квартиры. Просто схватить за шиворот и выкинуть за дверь. Но до этого не дошло. Потому что господин Эгон снова засунул руку в пластиковую сумку и вытащил оттуда авторучку, тетради, цветные карандаши, фломастеры и школьный ранец из красного брезента.

– О, какое все красивое, какое красивое! – воскликнул Конрад.

Он брал в руки каждую вещь и восхищено разглядывал её. Потом раскрутил ручку и написал на обложке тетради: «Конрад Бартолотти».

– Или, может, мать уже купила тебе школьные принадлежности? – язвительно спросил господин Эгон. – Хорошая мать о таком не забудет!

– Нет, я еще ничего не купила, – ответила госпожа Бартолотти и от стыда покраснела. И из-за этого еще сильнее разозлилась. – Кому это барахло нужно! – крикнула она. – Словно нет ничего важнее, чем дурацкие тетради, никчемные цветные карандаши и красный ранец!

– Мама, – ужаснулся Конрад, – как вы можете такое говорить! – В глазах у него заблестели слезы.

– Я хотел бы, чтобы Конрад перебрался ко мне, – сказал господин Эгон. – Я ответственнее отношусь к своим обязательствам и у меня больше денег, чем у тебя. Я могу нанять ему первоклассную воспитательницу, и послать его в первоклассную частную школу, могу обеспечить его первоклассным…

– Ты первоклассный болван! – перебила его госпожа Бартолотти.

И тогда Конрад правда заплакал. Слезы у него покатились по щекам, как горох, и закапали на сыр. Господин Эгон достал из кармана чистый платок, вытер Конраду нос, погладил по подбородку и сказал:

– Вот тебе еще одно доказательство, что ты не способна воспитывать ребенка! – Потом обратился к Конраду: – Так как, сынок, ты согласен дальше жить у меня?

Конрад сидел притихший и смотрел на стол. Господин Эгон ждал, нервно моргая. Морщины на его лбу тоже нервно дергались.

– Я не знаю, как надо, – тихо ответил Конрад. – На фабрике никто и мысли не допускал, что я окажусь в таких семейных обстоятельствах.

– Сынок! – Госпожа Бартолотти набрала полную грудь воздуха, стараясь говорить медленно и спокойно. И ей это удалось. – Сынок, так прислушайся к тому, что тебе говорит сердце! Ты должен чувствовать, как тебе лучше!

Конечно, Конрад что-то чувствовал. Чувствовал, что любит госпожу Бартолотти и господина Эгона тоже любит. Чувствовал, что ему становится грустно, когда они ссорятся. Чувствовал, что никак не может выбрать кого-нибудь одного – ни госпожу Бартолотти, ни господин Эгона.

Госпожа Бартолотти достала сумку и вытащила из неё коробку сигар. Она выбрала самую длинную и самую толстую сигару. Теперь сигара ей была очень нужна. Она курила и думала: «Как мне принудить Конрада, чтобы он выбрал меня?» Она трижды затянулась, и господин Эгон принялся отгонять дым от носа Конрада мокрым от слез платком.

– Ты портишь воздух, – пробормотал он, – А у меня в легкие Конрада не попадет ни чуточки никотина.

Госпожа Бартолотти затянулась еще дважды по три раза и тогда придумала, как ей принудить Конрада к выбору.

– Эгон, – вкрадчиво сказала она, – тебе нравится Кити Рузика?

– Это невоспитанный, страшный ребенок! – воскликнул господин Эгон. – Недавно в аптеке она несколько минут то вставала на весы, то спрыгивала с них! А кроме того, она часто показывает мне язык. Надо следить, чтобы эта невежа и близко не подходила к Конраду.

– А если она хочет дружить с ним? – сказала она еще вкрадчивее.

– Я уж сумею уберечь его от этого! – взволнованно сказал господин Эгон.

Услыхав эти слова, Конрад побелел как стена.

– Тебе плохо, сынок? – озабоченно спросил господин Эгон. Он решил, что Конраду стало плохо от тунца и лакричных палочек.

– Мне не плохо, – ответил мальчик, – Но я чувствую, что хочу остаться с матерью.

Госпожа Бартолотти облегченно вздохнула.

Господин Эгон печально скривился.

– Ты уже не любишь меня? – спросил он.

– Конечно, люблю, папа, – ответил Конрад. – Очень люблю, правда. Я всегда буду рад, когда вы будет приходить к нам, поверьте мне.

Господин Эгон верил ему, но что с того? У него испортилось настроение, и он скоро ушел домой.

Конрад уже неделю жил у госпожи Бартолотти. Каждый день без четверти восемь на втором этаже его, опершись на перила, ждала Кити, и они вместе шли в школу, и почти каждое утро их ждал Антон. Он шел за ними и бурчал:

– Берегись!

А на углу с главной улицей их ждал Флориан. Он присоединялся к Антону и вспоминал бранные слова на каждую букву алфавита. Он кричал:

– Аферист, болван, вурдалак, гадюка, дурак, ехидна, жаба, зубрила, иуда, кикимора, лоботряс, мокрица, недоумок, осел, придурок, размазня, свинья, тряпка, умник, фертик, хвастун, цуцик, чучело, шушера, щенок, эгоист, юродивый, ябеда.

Но близко они не подходили, и скорлупками или косточками не бросались тоже. Боялись Кити.

Кити охраняла Конрада и по дороге домой, когда они возвращались вместе. Но она ходила во второй класс, и в понедельник, в среду и в пятницу у неё было на один урок меньше, чем у Конрада. Ей нетрудно было подождать его час в раздевалке или возле школы. Дважды Кити так и сделала, но это страшно возмутило её мать, она устроила скандал.

– Чтобы ты не позднее, чем через пятнадцать минут была дома! – велела она дочери. – И если опоздаешь хоть на минуту, то тебе будет не до шуток!

Госпожа Рузика считала, что девочке защищать мальчика просто смешно.

– Я ничего не имею против Конрада, – сказала она. – Он очень воспитанный, вежливый, умный мальчик. Даже знает все ответы в викторине и всегда вежливо здоровается. Но пусть защищается сам! – А потом добавила: – Между прочим, удивительно, что эта странная женщина имеет такого воспитанного сына, и вообще меня интересует, откуда он вдруг взялся.