Текст книги "Собственность мажора (СИ)"

Автор книги: Кристина Зайцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Боже…

Я… так влюбилась, что теперь боюсь.

– А ты? – спрашиваю его.

Тихий смех, и я закрываю глаза.

– Нет, – вздыхает, – Не выспался. Я у твоего дома, выходи.

Распахиваю глаза, спрашивая:

– Зачем?

– Отвезу тебя на экзамен, – расслабленно поясняет он.

Секунду кручу в голове его слова, а потом сокрушенно выдыхаю:

– Барков…

– М-м-м?

Акустика в этом коридоре, как в опере, поэтому говорю тихо, чтобы меня никто не услышал:

– Сейчас без пяти девять…

– К половине как раз доберемся, – продолжает он. – Выходи. Или ты позже хотела?

– Ник, – опять вздыхаю, неимоверно расстраиваясь от того, что мы разминулись. – Я уже в универе.

– На чем ты добралась? – спрашивает смурным голосом.

Очень хороший вопрос. Но если бы он просто предупредил о том, что собирается меня отвезти.

Я… даже не подумала.

Он приехал за мной.

Будто это само собой разумеется.

Будто мы… пара.

Почему так пляшет сердце?

– На Коле, – говорю ему.

– На ком? – удивляется Ник.

– Сосед сверху. Закинул по дороге на работу, – поясняю я.

– Че за сосед? – спрашивает он.

– Обычный сосед.

– Обычный значит, – тянет Никита.

– Да, – улыбаюсь я. – Двое детей и собака. Ну знаешь, как у всех…

– Работяга то есть?

– Да, и очень порядочный.

– Ладно, раз так, – слышу, как после короткого жужжания начинает работать двигатель машины на том конце провода.

– Ты забрал машину? – спрашиваю, не желая класть трубку.

– Нет, одолжил, – говорит Ник.

– У кого?

– У крёстного. Слушай, мелкая, – заявляет он рассеянно, – отец застрял где-то за городом, в какой-то деревне или посёлке, мне надо до него доехать, а потом приеду за тобой.

– Барков, сам ты мелкий! – возмущаюсь я.

– Я не мелкий, – смеется этот дурень. – Совсем не мелкий, Аленушка.

Мое имя он произносит так, что мои щеки вспыхивают, как красные стяги.

Кусаю губу, жмурясь.

– Я пошла, у меня экзамен…

– Олененок, кто на экзамен приезжает к девяти? Ты че, родная? – вздыхает Барков.

– А к скольки нужно приезжать на экзамен, который начинается в девять? – интересуюсь я, закатив глаза.

– К одиннадцати.

Гениально!

– Это мой первый экзамен, ничего? – спрашиваю его звонко. – Вообще первый. Первый в жизни экзамен в университете.

– А, – тянет Ник. – Ну да, точно. Тогда ломись в первую пятерку. Я должен был догадаться, что ты так и планировала.

– А что такого?

– Ничего, – хмыкает он. – Ты иногда предсказуема.

– Это значит скучна? – спрашиваю каменным голосом.

– Нет, – отвечает он. – Это значит – ты правильная настолько, что мне хочется тебя попортить.

Поперхнувшись воздухом, вспыхиваю каждой клеткой тела.

– Размечтался! – выпаливаю я.

– Да, – хрипло смеется он. – Наверное. Заберу тебя в районе двенадцати. Дождись меня.

– Не знаю… – бормочу я.

– Никуда не уходи.

Не уйду.

– Ни пуха ни пера.

– У меня автомат.

Шумный вдох, а потом вкрадчивое:

– Город стоит. Дождись меня. Буду к двенадцати.

На этом он кладёт трубку, оставляя меня одну.

Оттолкнувшись от стены, печально смотрю на свой телефон, но давящая тишина вокруг заставляет обернуться.

Тринадцать моих придурков-одногруппников хихикают и тычут друг другу под рёбра локтями, прикрывая ладонями смеющиеся рты.

Ощетиниваюсь, запихивая телефон в карман.

– Морозова, – тянет удивленно Вася, наш староста. – У тебя что, мужик появился?

От этой бестактности открываю рот. Тринадцать пар глаз смотрят на меня удивленно.

– Офигеть… – хрюкает кто-то.

– Теперь дашь списать?

– Кто он? Руку бы пожать…

– Ну ты, мать, ему пистолетом угрожала?

Бегаю глазами по скалящимся лицам, чувствуя, как горят щеки. Рыкнув, проталкиваюсь через кучу безмозглых тел, процедив:

– Придурки…

Глава 33

В третий раз нажимаю отбой, прислоняясь лбом к холодному стеклу, за которым порхают мелкие снежинки.

Внизу дворник чистит дорожки, размахивая деревянной лопатой. Дорожки парка, как и коридоры университета выглядят вымершими.

Свесив с подоконника ноги, набираю сообщение Ане: «Ты меня пугаешь. Где ты есть?»

Это последнее что я успеваю сделать перед тем, как мой телефон выключается, потеряв последний процент зарядки.

– Класс… – шепчу, стуча бесполезным гаджетом по колену.

Аня не берет трубку и она совершенно точно просто забила на экзамен по высшей математике. И это совершенно не укладывается в моей голове. Я знаю ее всего полгода, но точно могу сказать – это абсолютно не в ее стиле!

Что-то случилось.

Мне пришлось наврать всем, включая нашего столетнего профессора, с три короба, чтобы как-то оправдать ее отсутствие, так как никто в нашей группе не знает, где она вообще находится.

Это ненормально. Это ненормально, и я не могу просто сидеть и ждать неизвестно чего. Решаю не ждать Никиту, а отправиться к Аньке домой прямо сейчас.

Спрыгнув с подоконника, заталкиваю в сумку телефон, зачетку, недоеденный пирожок с повидлом и весь тот бардак, который развела, пока сидела без дела и ждала весточки от Баркова.

Когда я стала такой послушной? Он велел ждать и я жду. Просить Никита Игоревич не умеет принципиально. Он умеет только приказывать, но меня и это почему-то больше не бесит!

Он такой и… это можно терпеть. Терпеть – это не подходящее слово. С ним можно быть, и при этом не так уж сильно хотеть его убить.

Улыбаюсь.

Кажется, сегодня все решили обо мне забыть.

Даже моя мама не берет трубку. Что вообще творится?

Уже почти час дня, а от Ника ни слуху, ни духу.

Следуя дурацкой сегодняшней традиции, он тоже не берет трубку. Решаю позвонить ему из дома, когда доберусь до своей зарядки и розетки. Надеюсь он поймёт, что я поехала домой, ведь он опаздывает на час, а то и больше.

Завернувшись в свою шубу, заматываюсь шарфом и покидаю универ, на ходу проверяя наличие мелочи на проезд в своем кармане.

В последних классах школы я всерьёз продумывала о том, что могла бы переехать куда-нибудь, где не бывает зимы, ну или хотя бы стрелка термометра никогда не опускается ниже десяти градусов мороза, потому что к тому времени, как я добираюсь до дома своей подруги, всерьез опасаюсь того, что отморозила свой нос.

Дом Ани и ее деда находится в студенческом городке здесь же, на территории Универа. Это целая улица типовых одноэтажных домов с деревянными ставнями и верандами, которые строились для преподавателей еще в прошлом веке.

Эта улица и эти домики как взрыв из прошлого, но они безумно колоритные, особенно те, за которыми ухаживают.

Чтобы до этой улицы добраться мне приходится преодолеть парк и стадион, старый заброшенный кинотеатр, который уже лет сто не работает, конечную остановку нашего родного универского маршрута и аллею из столетних клёнов.

Подойдя к деревянной зеленой калитке со старинным металлическим почтовым ящиком, нажимаю на звонок, пытаясь разглядеть в окнах дома какое-нибудь движение.

Света в окнах нет, хотя сегодня пасмурно. Наверное опять повалит снег. Встав на цыпочки, хватаюсь варежками за частокол деревянного забора и, осмотревшись, кричу:

– Калинина! Аня!

На мой ор раздаётся остервенелый лай Анькиной собаки, которая гремя цепью, мечется за воротами.

– Тихо, Демон! – шикаю, и собака тут же умолкает.

Это дрессированная немецкая овчарка, и здесь главное сделать правильный голос.

Набрав в лёгкие холодного воздуха, кричу опять:

– Аня!

Кроме Демона на мое присутствие больше никто не реагирует.

Что за странный день?!

Куда все подевались?

Плетусь по аллее назад, чувствуя себя одной в постапокалиптическом мире, потому что вокруг ни единой души.

Добравшись до остановки трамвая, не чувствую пальцев на руках, но прежде чем ехать домой, решаю заглянуть в какой-нибудь фаст-фуд и порадовать себя кофе с рогаликом.

Пристроившись у окошка, достаю из сумки детектив Агаты Кристи и сама не замечаю, как пролетает время. Когда выхожу из кафе на улице уже зажглись фонари. Это ещё одна причина, по которой я ненавижу зиму. Такой короткий день, будто мы Северном Полюсе.

Сойдя с трамвая на магазине «Центральный», решаю зайти и купить чего-нибудь. Долго брожу между полок, не зная, чего хочу. Беру мороженое и колбасу, еще мандаринов и банку икры. Оставив на кассе половину своей стипендии, тащусь домой, жуя прихваченную на улице ириску.

Во дворе моего дома какой-то кретин припарковал огромный черный Джип, заблокировав выезд трем машинам.

– Офигеть, – возмущенно рычу, на всякий случай запоминая номер.

Войдя в подъезд, дую на замёрзший кулак, поднимаясь по лестнице, и замираю на первой ступеньке пролета своего этажа, когда вижу сидящего у себя под дверью Баркова.

Мое сердце в прямом смысле останавливается.

Его глаза, похожие на две щелки, а губы сжаты так, что на скулах пляшут желваки. Угрожающий колючий взгляд поднимается от моих угг вверх по ногам, одетым в красные обтягивающие джинсы, по моему короткому полушубку и замотанному вокруг головы шарфу, а когда заглядывает в мои глаза, я начинаю хлопать ресницами.

Его сцепленные в замок руки висят между колен, сам он сидит на верхних ступеньках лестницы, похожий на злого всклокоченного черта! Одетый в кожаную куртку на меховой подкладке, толстовку и синие джинсы. Светлые волосы растрёпанный, а не щеках немного светлой щетины…

Мамочки, я люблю каждую его черту! Особенно глаза…

– Как день прошёл? – спрашивает обманчиво спокойно.

Глава 34

– Нормально… – мнусь внизу, пытаясь понять его странное настроение. – А у тебя?

– У меня? – почти не разжимая зубов, говорит он. – Да просто офигенно.

Я вижу прекрасно, что он ломает дешевую комедию.

Он психованный и злой.

Он что, собирается орать?

Из-за того, что я не дождалась?

Я знаю его полгода и никогда не видела, чтобы он… орал. Тем более, на свою Леру. На неё он не орал никогда! На меня тоже никогда не орали.

– Ты трубку не брал, – ощетиниваюсь, складывая на груди руки.

– Да-а-а? – тянет он издевательски. – Хммм…

– Я тебе четыре раза звонила, – говорю обвинительно.

– А я тебе семнадцать! – вдруг взрывается он, хлопая себя по бедру.

Семнадцать?!

Открываю рот.

– Зачем звонить, если понятно, что у меня телефон сдох…

– Потому что я тупой?! – рычит Ник, выскакивая на ноги.

– Ты не тупой! – вскипаю я, глядя на него с подножья лестницы.

Он кто угодно, но не тупица! И мне не нравится, когда он так о себе говорит даже в чертову шутку!

– Правда?! – смотрит на меня, положив ладони на бедра и сверкая глазами.

– Да! – топаю я ногой. – В чем вообще проблема, а?!

– В чем проблема? – снова рычит он. – В чем, твою мать, проблема, Алёна? Как ты думаешь? Ты время видела?

– Я…

Приблизительно…

– Познакомился с твоим старостой Васей, – жестко перебивает он. – И с соседом Колей, – мотает головой в сторону верхнего этажа.

Молчит, сверля меня яркими голубыми глазами.

У меня в горле формируется нежданный, позорный… просто душащий ком.

Он меня искал? То есть… потерял?

Меня… никто и никогда не искал. То есть… не терял. Вернее… никому бы не пришло в голову посчитать меня потерянной, потому что моя мама знает, что я бы никогда не стала теряться. И моя пропавшая подруга тоже. И мой дед. И даже мой староста Вася знает это, поэтому если бы на экзамен не явилась я, все бы решили, что так оно и надо, и все идет по плану, потому что Морозова сама знает, что и когда надо…

А он меня… искал?

– Что ты ему сказал? – хрипло спрашиваю я, мечтая забраться в его куртку и обвиться вокруг его большого сильного тела руками и ногами.

Прижаться носом к его шее, потому что соскучилась…

– Кому? – раздраженно бросает мой Барков.

– Васе… – полушепчу я, опуская на пол свой пакет.

– Что я ему сказал по-твоему? – психует Никита. – Что девушку свою потерял? И по городу ношусь, как отбитый?!

Его слова окутывают нутро чем-то мягким и очень розовым.

Боже, теперь весь универ будет в курсе, что мы… вместе?

Я его девушка?

Я девушка Никиты Баркова? О котором принято мечтать и вздыхать всем первокурсницам нашего Универа? А потом заесть неразделенные чувства конфетами и найти себе парня в соседней группе?

– Тебя после десяти утра никто не видел! – расхаживает перед моей дверью. – Хорошо, что охранник на КПП не спал и видел, что ты в час дня из Универа вышла! Думал убью тебя, когда найду, – тычет в меня пальцем.

Я почти два часа его ждала, сидя на окне третьего этажа, чтобы меня никто не беспокоил. Но вместо этого я говорю:

– Вот она я. Убивай.

– Иди сюда, твою мать, – указывает пальцем на пол прямо перед собой.

– У-у… – отступаю назад. – Я тебя боюсь…

– Иди сюда, сказал.

Стягиваю с шеи шарф, снова мотая головой.

Он наблюдает исподлобья. Как злой и… голодный волк. Меня с головы до ног встряхивает от… возбуждения. Это новое, неизведанное мной ощущение, которое теперь является, когда я меньше всего жду. Когда он рядом. Или когда он в моей голове.

Мои глаза скользят по его длинным ногам, по широким плечам, а когда он легкой трусцой сбегает вниз, вжимаюсь в стену и закрываю глаза.

Потревоженный им воздух мягко ударяет по щекам. Втягиваю его носом вместе с запахом Никиты.

– Глаза открой… – велит, окружив меня собой.

Медленно поднимаю веки, глядя в его склоненное надо мной лицо. Его губы приоткрыты, взгляд приклеен к моим губам. Горящий и жесткий. Мои руки ложатся на его грудь. Под мягкой тканью его толстовки чувствую мышцы и его сердце.

– Соскучился? – спрашиваю, глядя на его прямую сильную шею, к которой хочу… прижаться губами.

– Ты меня напугала, – говорит жестко. – Это все вообще не смешно, ты это понимаешь?

– Да…

Кажется…

У меня в голове пусто, так что я ни в чем не уверена,

Мои руки ползут вверх.

Встав на носочки, обнимаю его шею. Он сжимает меня в ответ. Сжимает мою талию так, что ноги почти отрываются от пола.

Смотрю в его глаза, плавясь от ощущений. От того, что чувствую его бедра своими, его грудь напротив своей. Я никогда не думала, что это так потрясающе – прижиматься к парню.

Кажется, все это написано на моем лице, потому что глаза Ника темнеют. Зачарованно наблюдаю за тем, как расширяются его зрачки, поглощая яркую голубую радужку.

Зарываюсь пальцами в мягкие отросшие волосы на его затылке и тяну к себе его голову…

– Подожди… – выдыхает, сопротивляясь. – Аленушка…

Мои веки падают. Прижимаюсь к его губам своими, издав тихий предательский стон.

Качнувшись, Ник сжимает меня сильнее и… полностью расслабляет свои губы, позволяя мне делать все, что захочу.

Я так много хочу. Хочу его вкус. Он пускает меня внутрь, и его тело каменеет, а мое встряхивает. Наклоняю голову, и мой Барков бросается вперед, теряя свою тактичность. Становится самим собой. Нетерпеливым, грубоватым и напористым. Тяну его за волосы, и он тут же сдает назад. Он сдерживает себя, и от этого у меня мурашки!

Да… вот так… мамочки…

Его ладони оказываются внизу, и через секунду я обвиваю ногами его талию. Вжав меня собой в стену, он сжимает пальцы на моей попе так, что из моих глаз сыпятся фейерверки…

– Алёна… – хрипит мне в губы. – Тормози…

Целую его колючую щеку, опять нахожу губы.

Мне мало, я хочу ещё…

– Аленушка…

Глажу его волосы, целую шею…

– Стой…

Кусаю…

И…

Смотрю на него потрясено, когда чувствую что он… он…

Зажмурив глаза, он морщится, бормоча:

– Зараза…

– Мамочки… Барков… – сиплю я, колотясь с ног до головы и пытаясь сделать вдох. – Ты… у тебя…

– М-м-м… – выдыхает, прижавшись лбом к стене рядом с моим ухом. – А у тебя что, нет?

У меня?

Мои щеки загораются, когда понимаю, о чем он.

– Краснеешь? – спрашивает Ник, не поднимая головы.

– Не смотри… – прячу лицо у него на плече, сильнее сжимая шею.

До меня вдруг доходит, что мы находимся посреди моего подъезда!

– Пошли… ко мне… – выпаливаю я. – У меня никого и…

– Нет, – отрезает он, выпрямляясь и отпуская мою попу.

Ставлю ноги на пол, пряча от него глаза и со стыдом лепеча:

– Я одна… мы можем… ну ты знаешь…

– Нет, – повторяет он, пытаясь снять с себя мои руки.

– Нет? – повторяю растерянно, выпуская его шею.

От стыда я готова провалиться сквозь землю!

– Нет. Рано нам еще, – буркает Барков, поднимая с пола мой пакет.

Рано?!

Он серьезно?!

– Но… – понизив голос, хватаюсь за рукав его куртки. – Я сама хочу.

– Ты даже слово это произнести вслух не можешь, – смотрит на меня раздраженно.

– Я не маленькая, Барков, – злюсь, пихая его в грудь.

– Ну, да, – кивает он.

– Что значит «ну да»?!

– Это значит тема закрыта.

– Ты серьезно?! – взвиваюсь я. – Я тебя что, должна уговаривать?!

– Алёна, – вздыхает он. – Разговор окончен.

Я никогда в жизни не вела себя, как капризный ребёнок, даже когда им и была! Но сейчас мне хочется ударить его по голове чем-нибудь тяжелым.

– Отлично! – выхватив у него свой пакет, взбегаю по лестнице и вгоняю ключ в замок. – Хорошего вечера!

– Заеду за тобой через пару часов, – спокойно говорит он. – Мне нужно машину крестному вернуть и свою забрать.

– Ну и катись! – хлопаю дверью и дважды проворачиваю замок.

Придурок!

Глава 35

Никита

– Привет, сынок, – хлопает меня по плечу крестный, встречая на пороге своего дома в спортивках и тапочках.

– Привет, дядь Миш, – скалюсь, рассматривая его домашний босяцкий образ.

Судьи тоже люди – так он обычно говорит, особенно когда водку икрой заедает.

– Когда игра у вас? – спрашивает довольно. – Кубок берёте в этом году?

– На следующей неделе, – отдаю ключи от его Мерседеса. – Берем, – заявляю безапелляционно.

Грядёт финальный хоккейный матч городского чемпионата между командами «бизнеса» и «прокурорского состава», и мы их планируем безжалостно нагнуть. Отец в команде «бизнеса» уже лет семь, а меня два года назад взяли. Меня и Дубцова, свет, гения атаки. Он у нас нападающий, сынок маменькин, но играет, как черт.

У меня самого тестостерон зашкаливает. Так и хочется толи железо таскать, толи пару километров в бассейне дать… толи…

Перед глазами встают расфокусированные голубые глаза. Доверчивые настолько, что хочется рычать и убить любого, кто тронет. Эти губы розовые. Влажные, мягкие и, блин, жадные. Обмотанное вокруг меня тело. Тонкое и хрупкое. И стоны. Эти убийственные тихие стоны…

В крестце взрыв, руки в карманах сжимаются в кулаки.

Твою мать, Алёна.

Как можно быть одновременно такой очевидной девственницей, и такой чувственной, блин, заразой?!

Она чувствует меня так, что сносить крышу. Чувствует, ощущает, называйте как хотите. Это касается и физических, и всех остальных аспектов. Она меня чувствует… звучит так слюняво, что хочется блевануть.

Провожу рукой по лицу, переспрашивая:

– А?

– Отец твой где? – повторяет наш Всея Области судья. – Дозвониться не могу, хотел с днём рождения поздравить.

– В командировке, – вру не моргнув глазом.

У меня нет никаких указаний насчет того, что я должен говорить.

По факту мой отец просто на все забил уже второй день. Я и сам бы хотел поздравить его с днём рождения, но та же проблема – у него телефон выключен, а его местоположение – какой-то неведомый мне посёлок в тридцати километрах от города, где сейчас обитает мать Алёны со своим… то есть, с их общим с отцом пассажиром.

Там в посёлке старый дом, шпаклеванный ещё до моего рождения, судя по всему. С деревянными ставнями и петухом на флигеле. Полное ретро и глухомань, поэтому я уже немного переживаю, чем он там может второй день заниматься, да ещё с выключенным телефоном.

Вчера отец застрял наглухо. Прямо там, рядом с домом. Откапывали в восемь рук. Там еще дед Аленин был и сосед под градусом, который только мешал.

После знакомства с ее дедом я хотя бы понимаю, откуда у неё эти ноги и руки.

Собственно, машину-то мы достали, и с тех пор я отца больше не видел и не слышал.

– Никита? – слышу голос Натальи, а потом в проеме появляется ее седая голова. – Привет, зайдёшь?

– Не, – сую в карманы джинсов руки. – Дела.

– Ух, – журит она пальцем. – Деловой. Что ты, что отец твой.

– Наследственность, – пожимаю я плечом.

Она выходит из дома и берет под руку мужа.

Не помню, когда в жизни отца Бродсманы появились. Кажется, мне лет десять было. У них собственные дети к тому времени оперились и из семейного трехэтажного гнезда разлетелись, поэтому каким-то образом у меня появился личный детский сад, в который отец меня частенько отдавал на передержку.

Это Наталья придумала меня крестить в пятнадцать. Нам как-то всем пофиг было, но я ее не хотел расстраивать, поэтому согласился. Вроде от меня не убыло. Даже крестик ношу. Как-то по привычке.

На мой телефон прилетает уведомление от такси, поэтому пожимаю руку главе семьи и целую щеку его супруги, а потом сбегаю по ступенькам, поднимая воротник.

От нетерпения немного дергает.

Усевшись в машину, проверяю телефон.

Чем она там занимается?

Психует конечно, чем ещё.

Дам ей время, я не жадный. Пусть психует.

Если бы она знала, как психую я сам, офигела бы, но я лучше ногу себе отстрелю, чем прогнусь в вопросе, который Алёна сегодня подняла.

Если бы я Алене рассказал, что и как «пробовал», у неё бы уши загорелись. Не уверен, что о некоторых вещах она вообще слышала. Я даже не знаю, с какой стороны к ней подступиться, она же из кожи выпрыгнет, если я ей руку на грудь положу. Покраснеет и, вполне возможно, замкнется.

Запрокинув голову, закрываю глаза.

Черт. Я не хочу шокировать ее ненароком.

Она у нас такая храбрая, что готова на клетки с львами бросаться, но она всего навсего неопытная девственница, хоть и упертая, как баран.

Хочу, чтобы она мне полностью доверяла. И чтобы мы были на одной волне, когда дойдет до дела. Только так. И это не обсуждается.

Хочу скорее до нее добраться.

Город убийственно стоит. До выезда добираемся битый час, а потом тащимся по трассе.

Ненавижу такси. Прежде всего потому, что люблю сам контролировать любой процесс, в том числе управление автомобилем. Еще я немного клаустрофоб, отец к врачу возил одно время, и сейчас вроде отпустило.

В «Трех пескарях» опять аншлаг, но территория вычищена до блеска. Мою машину тоже разгребли. Она заводится с первого раза, несмотря на лютый сегодняшний мороз. Хорошенько прогрев двигатель, отъезжаю, но на выезде из ворот сигналю тюнингованному «Форду», который перегородил проезд мне и еще двум машинам.

Что это за дебил, я понимаю сразу. Эту броскую тачку я уже видел и не раз.

Зажав клаксон, начинаю сигналить так, что у самого уши заложило.

Долбанный «Трактор» Колесов продолжает спокойно высаживать пассажиров, собрав за собой очередь. Он таксует часто, мне кто-то об этом говорил.

– Урод, – рычу, когда машина, наконец, трогается.

Не теряя времени, обхожу его сразу по выезде на трассу, потому что физически тяжело глотать выхлоп его разукрашенной колымаги.

Он всю жизнь старается выглядеть круче, чем только возможно. Своим поведением, броскими тачками, шмотками. Всем тем дерьмом, которым можно пустить пыль в глаза, но как бы не изворачивался, уровень его «связей» так и остался ограничен членами его футбольной команды. Он так упорно стремился пролезть в «золотую тусовку», что даже с Дубцовым пытался брататься, придурок.

В «тусовку» его не примут никогда, и мне для этого даже делать ничего не надо. У меня своих дел хватает.

Может быть у меня золотая вилка во рту, но далеко не все в жизни можно купить за деньги. За них не купишь знания и опыт, который нужен мне для того, чтобы стать в этой жизни кем-то. И когда я решу, кем хочу стать, мне все это пригодится.

Выжимаю газ и оставляю «Форд» позади, торопясь вернуться в город. Он притих, но не совсем. Проезжая через городской парк вижу там настоящее столпотворение. Дети, санки и прочее.

Въехав в знакомый двор, пригибаюсь к рулю и нахожу два нужных мне окна. Оба горят. Отлично.

Достав телефон, набираю сообщение: «Я собираюсь тебе позвонить. Прямо сейчас»

«Звони, кто тебе не даёт», – получаю тут же.

«Я внизу», – печатаю быстро и снова смотрю на окна.

Она появляется там через минуту. Убирает штору и упирается рукой в подоконник.

При виде тонкого силуэта делаю глубокий вдох и звоню.

– Алло.

Голос звучит прохладно, но я все равно закрываю глаза.

– Хочешь прогуляться?

– Нет, не хочу, – равнодушно.

– В кафе посидеть?

– Нет.

– В кино?

– Нет.

– На коньках покататься?

Небольшая пауза и тихое:

– Я не умею.

Мои губы разъезжаются в улыбке.

– Я думал, ты у нас все умеешь.

– Нет… – бормочет она. – Не все.

Вздыхаю, рассматривая ее в окне.

– Я тебя научу, – обещаю. – Только оденься нормально, не в этот свой кусок кролика.

– Спасибо за комплимент, Барков, – бросает она.

– Обращайся, – усмехаюсь я.

Она молчит, а я наблюдаю за ней там, в окне.

Сопит, продолжая смотреть на мою машину и положив на стекло ладонь.

– Иди ко мне, малыш, – прошу хрипловато. – Можешь меня ударить, если хочешь.

– Дурак… – выдыхает она, а потом в сердцах добавляет. – Я хочу, чтобы ты набил морду Дубцову!

Глава 36

– Гхм… за что-то конкретно? – слышу хрипловатый голос в трубке. – Или он просто тебе не нравится?

Глядя на фары черного БМВ под своим окном, хмурюсь.

Очень приятно, что этот самодур не ставит под сомнение мою просьбу, а только ее мотивы.

– Дубцов урод, – сообщаю зло.

– Это спорный вопрос, – нейтрально отвечает Барков.

Ну, разумеется. Ворон ворону глаз не выклюет.

– Он обидел мою подругу, – говорю, задергивая штору.

– Ммм… – тянет Никита в трубку. – Кхм… я должен набить ему морду в ближайшее время, или этот вопрос терпит?

– Терпит, – бросаю обиженно. – Мы можем засунуть его голову в унитаз? Или типа того…

На том конце провода я слышу смех.

– Это не смешно, Ник…

Вздохнув, он говорит:

– Алёна, ты что, Армия спасения?

В этот момент я понимаю, что он в курсе.

Он прекрасно знает, в чем дело!

Я видела фотографии Дубцова. Ими пестрит инстаграм университетской «желтой прессы» – так называется страница, на которой публикуют всю фигню, творящуюся в универе и не только. На этих фотографиях Дубцов закидывается разноцветными шотами и курит кальян, а на его коленях сидит какая-то мымра!

Это было вчера, судя по всему.

И Анька, она так и не ответила ни на один мой звонок…

– Она моя подруга, – отрезаю я.

– Их дела нас не касаются.

– Еще как касаются!

– Ты выйдешь? – раздраженно спрашивает он. – Или мне прийти за тобой самому?

Сжав губы, бросаю коротко:

– Выйду.

Кладу трубку и заталкиваю ноги в свои угги.

Я скучала без него даже те три часа, что мы не виделись. Я пыталась злиться. Я и сейчас злюсь. Меня злит, что он считает меня маленькой.

Уверена, со своей Лерой Никита Игоревич завалился в койку прямо после первого свидания, а мне… можно только конфету с елки достать.

Теперь я боюсь того, что ему со мной не понравится.

Не знаю, о чем думала. Я не думала. Мне так… хотелось с ним. Всего. А теперь мне страшно. Я никогда ему не признаюсь, но теперь я все время думаю о том, что вдруг у нас ничего не получится. Вдруг мы не подходим друг другу в этом смысле…

Чувствую себя деревянной. И неуклюжей.

От этого мне становится страшно. Ему не понравится, и на этом все. Он уйдёт, а я останусь с разбитым сердцем, потому что я…

Боже…

Я влюбилась в него поуши.

Иногда он такой идиот. Иногда дурак. Упрямый и прямолинейный до невозможности. С такими людьми общаться, все равно что есть стекло, но мне, Боже, мне даже это в нем нравится. А иногда он такой… нежный. Я просто… я… боюсь представить завтрашний день без него.

Подойдя к шкафу в прихожей, смотрю на свое отражение и сглатываю слюну.

«Люблю тебя, Барков», – произношу беззвучно, с испугом глядя в свои глаза.

В сердце поселяется что-то новое. Пугающее. Такого со мной никогда не было.

Дернув за ручку шкафа, достаю оттуда пуховик.

Чёрный сидит на тумбочке и смотрит на меня своими желтыми глазами.

– Не жди меня, – говорю ему, надевая шапку и выходя за дверь.

Не трудясь застегивать пуховик, сбегаю по ступенькам и вырываюсь из подъезда.

Ник открывает для меня дверь своей машины, перегнувшись через пассажирское сиденье, а когда я оказываюсь внутри, осматривает с ног до головы.

На мне теплые лосины и свитер, а на нем все та же кожаная куртка на меху и хмурое выражение лица.

На моем оно аналогичное!

– Если… – говорю, упрямо посмотрев перед собой. – Если я тебе тоже надоем… – стараюсь звучать непринужденно, но не выходит. – Просто скажи мне об этом сразу, ладно? Я… я не буду за тобой бегать или преследовать…

– Что за хрень долбанную ты несёшь? – зло обрывает он меня.

– Просто сделай, как я прошу! – выкраиваю, посмотрев на него.

Выбросив руку, он хватает меня за куртку и дергает на себя. Его губы впиваются в мои так жестко, что я даже вдохнуть не могу, ладонь обхватывает лицо и сжимает.

Он злой, но и я тоже, поэтому отвечаю на его грубый поцелуй с таким рвение, будто сама хочу его сожрать.

– Захлопни варежку, ладно? – просит хрипло, прижавшись своим лбом к моему. – Если ты мне надоешь, в Землю комета долбанет.

Все еще пытаюсь дышать, цепляясь пальцами за рукав его куртки. От его слов я жмурюсь и опять ищу его губы. Он позволяет мне их найти, а потом целует по настоящему. Так глубоко, что я боюсь потерять сознание. Он ни разу не целовал меня так. Это совсем другой поцелуй… не такой, как другие. Этот… он обещающий. Что-то большее.

Боже…

Он оставляет меня в состоянии шока. С выражением полной дезориентации на лице…

– Вот так-то лучше, – бормочет, сделав глубокий вдох.

Опустив одну руку на руль, трогается с места. Второй своей рукой он хватает мою и, сплетя наши пальцы, кладет на свое бедро.

Его ладонь сухая, теплая и немного шершавая. И через нее в меня будто перетекает его энергия.

– Перекусим? – спрашивает просто.

– Да… – отвечаю тонким голосом, как ручная.

– Там сегодня вторая часть «Броска кобры» в прокат выходит, – продолжает он. – Сходим?

Не перевариваю боевики.

– Да…

– Потом мне нужно в одно место заехать.

– Ладно…

– Ремень накинь.

– Угу…

Откинувшись на сиденье, я просто смотрю в окно, за которым мелькает город. Смотрю и улыбаюсь, как полная дура…

Глава 37

Втянув носом воздух, закрываю глаза и скручиваю в ботинках пальцы. Звуки киношной погони и взрывов падают со всех сторон, но мне не до них…

– Расслабься… – щекочут мое ухо теплые губы.

Впиваюсь пальцами в его плечо.

Я расслаблена…

Обвожу языком свои губы и издаю тихий-тихий стон, точно зная, что его услышим только я и он.

Прижавшись носом к моему виску, Никита делает глубокий вдох, а меня… меня просто трясёт.

Его тело подо мной, как камень.

Во всех местах!

Чувствую это своей попой, которая устроена у него на коленях.

Щеки обдает жаром.

Его ладонь под моим свитером. Гладит рёбра в опасной близости от края лифчика. Его ладонь такая большая, что может накрыть их все разом.

Трусь носом о его шею, вдыхая запах его мыла и кожи.

Я от его запаха просто с ума схожу, как и от того, что творится под моими ягодицами.

В моём теле безумные всплески, от которых трясёт.

Дышу коротко, ткнувшись лбом в его плечо.

Он дышит также рядом с моим ухом.

По спине бегут мурашки.

Взяв мою ладонь, Ник просовывает ее под свою футболку и кладет на живот.

– Твоя очередь… – сообщает.

Боже.

Обжиматься на киносеансе. Что может быть банальнее? Мне плевать. Даже если бы мы находились в первых рядах на вручении премии Оскар, я бы не заметила даже Бреда Питта.