Текст книги "Дикая охота"

Автор книги: Кристина Стайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава пятая

Шли дни. Путники упрямо пробирались через мрачные, неприветливые Кезанкийские горы на северо-восток, стараясь не попасть на территорию Гипербореи. Конану уже несколько раз приходилось сталкиваться с жестокими обитателями этой страны, и, хоть победа всегда оставалась за ним, киммерийцу вовсе не хотелось подвергать ни мага, ни девушку лишним опасностям. Им вполне хватало трудностей, которые в изобилии поставляли дикие горы, где даже звери селились неохотно.

Однако путь их лежал в холодную снежную Ветланию, потому их одежда совсем не годилась для такого путешествия. Обсудив с Джеримом все за и против, варвар все же решился спуститься к крохотному поселению, лежавшему у подножия гор. Гордость смелого и удачливого воина невыразимо страдала оттого, что ему пришлось воспользоваться мастерством чародея, но здравый смысл все же подсказывал Конану, что не стоит лишний раз рисковать, ибо сейчас он отвечал не только и не столько за свою жизнь, сколько за жизнь Анкали, доверенной ему ее погибшим братом, который ради счастья сестры отказался от успокоения своей души.

То ли великий Кром покровительствовал своему отчаянному сыну, то ли Джерим постарался изо всех сил, в очередной раз создавая блистательную иллюзию, но гиперборейцы встретили их вполне мирно и даже согласились г продать необходимую теплую одежду, не задавая лишних вопросов и не покушаясь на жизнь и свободу непрошенных гостей. Правда, гости оказались сговорчивыми и в обмен на нужные им вещи легко предлагали любой товар, какой только могли представить себе поселенцы. Не прошло и двух дней, как гиперборейцы с изумлением обнаружили, что выторговали всего-навсего груду мелких грязных камушков да кусочков подгнившей коры, но было уже поздно, и за обманщиками никто не захотел гнаться.

Теперь путешественники были снабжены самым необходимым: меховыми куртками и штанами, прочной обувью и кое-какой провизией. Им оставалось рассчитывать только на собственные силы и желание достичь цели, а этого как раз у них было с избытком. Конан вырос в горах, и потому для него самые узкие тропинки и отвесные стены не представляли никакой сложности. Джерим также довольно легко переносил все тяготы пути, а вот Анкале было очень и очень трудно. Ей еще никогда не приходилось попадать в такие суровые условия, но, проникнувшись к своим спасителям доверием, она во всем полагалась на них, а они поддерживали ее как могли. Она все еще относилась несколько настороженно к вендийцу, ибо, как и киммериец, побаивалась любой магии, но, видя, что варвар, которого она полюбила как собственного брата, считает Джерима своим другом, постепенно оттаивала.

Они благополучно достигли перевала, а еще через пару дней спустились с гор и ступили в тундру. Здесь Анкаля почувствовала себя гораздо лучше, ибо наконец-то ее окружал привычный пейзаж. Она делилась со своими спутниками всем, что знала и умела, а они оказались благодарными учениками. Особых опасностей ожидать было неоткуда, ибо в тундре обитали в основном мелкие хищники, а людей путники и вовсе не встречали. Добычи тут было хоть отбавляй, и уже в первый вечер Конан и Анкаля, сидя у тихонько потрескивавшего костра, с наслаждением жевали свежую оленину, а Джерим, даже причмокивая от удовольствия, хлебал некое подобие супа из коры и пахучих мхов.

Анкаля много рассказывала о своей жизни, об обычаях и нравах своего народа, о Великом Шамане. Киммерийцу порой казалось, что он уже прожил жизнь среди ветланов, он видел лица людей, которых называла девушка, он всей душой ненавидел Великого и жаждал его крови. И неизвестно, чья душа, его или Млеткена, пылала более яростным деланием отомстить, да, собственно, для варвара это было совсем не важно. Джерима больше всего интересовали рассказы о Шамане. Тогда он весь превращался в слух, время от времени кивая и едва заметно улыбаясь своим мыслям.

Постепенно тундра, и так не отличавшаяся разнообразием и буйной растительностью, начала редеть, сильные порывы ветра стали изредка доносить дыхание моря. По всей вероятности, до Ветлании было уже совсем близко. Яркое солнце, светившее и днем, и ночью, что поначалу раздражало киммерийца, разрыхлило снег, в воздухе запахло весной. Прошло больше года с тех пор, как Анкаля покинула свой дом, и теперь сердце девушки трепетало от ожидания встречи с близкими ей людьми. У нее словно открылось второе дыхание, и она начала торопить своих спутников, подгоняя их вперед и вперед.

Однажды днем (день это был, утро или вечер, Конан ни за что не сумел бы определить, но Анкаля, повинуясь природному чутью, прекрасно отличала день от ночи, несмотря на то что солнце вовсе не покидало небосвод) девушка вдруг схватила киммерийца за руку и воскликнула:

– Смотри! Вот она.

Впереди виднелся небольшой холмик, который вполне можно было принять за аккуратную кочку, ничем не отличающуюся от себе подобных, довольно часто встречающихся в тундре. Но память Млеткена подсказала варвару, что иго землянка, которую охотник устроил для сестры. Ее сильно занесло снегом, но, подойдя поближе, Конан рассмотрел едва заметное отверстие – вход, возле которого валялся оторванный полог.

– Значит, до твоего дома совсем недалеко? – обрадовался киммериец.

– Да, – кивнула Анкаля. – Давайте переночуем здесь, а потом уже двинемся дальше.

– Зачем? – удивился Джерим. – Зачем ночевать в лесу когда идти осталось совсем немного?

– Я не могу этого объяснить, – вспыхнула девушка, – Я так долго ждала этого дня… Мне надо подготовиться

Люди Шамана так спешили утащить Анкалю отсюда что все вещи, которые принес для нее Млеткен, остались на месте. Опытный охотник правильно выбрал место для убежища: за прошедший год его никто так и не нашел. Конан прикрепил сорванный полог, Анкаля вытряхнула грязь, накопившуюся за время ее отсутствия, подобрала опрокинутую плошку, положила в нее кусочек алпачьего жира, растопила его, подожгла и помешала тоненькой костяной палочкой. Маленький жирник быстро прогрел землянку и осветил ее ровным, уютным светом. Здесь было очень тесно, но никто не жаловался, ибо ни один из путников не вырос в роскошных дворцах. Для них было главным, что есть крыша над головой, что крохотный огонек отогревает тела и души. Поужинав, все тесно прижались друг к другу, свернувшись в какой-то невероятный клубок, и заснули.

Конану снился светлый и добрый сон, в котором он разговаривал с Млеткеном, и суровый охотник говорил ему, что очень жалеет об одном: им так и не привелось стать друзьями. Затем ветлан поблагодарил киммерийца за его мужество и доброту и попросил потерпеть еще совсем немного: как только Шаман будет наказан, душа Млеткена предстанет перед старой Рультаной и поселится в хорошем умране, где будет поджидать Уквуну. Конан пытался ему ответить, но, как и прежде, не мог произнести в своем сне ни слова.

Несмотря на тесноту, путники прилично выспались и, подкрепившись, решительно направились к стойбищу Анкали. Они не знали, какой прием их ждет, ведь Млеткен и его сестра бросили вызов самому Великому Шаману, но надеялись, что природная мягкость и гостеприимство ветланов не откажут им и на сей раз. Уж очень не хотелось начинать отношения с незнакомыми людьми, к которым ни Конан, ни Джерим не испытывали ни вражды, ни злобы, с потасовки. Тем более, зная, что у этого северного народа нет воинов, киммериец прекрасно понимал, чем могла бы кончиться любая стычка. А он вовсе не жаждал крови соплеменников Анкали.

Они шли совсем недолго, когда перед глазами путников открылся ослепительный простор: лучи солнца, становившегося день ото дня все жарче и жарче, растопили льды, и Северное море явило людям свой лик. А между ним и тундрой, из которой вышли путники, вдоль побережья раскинулось стойбище – ряд совершенно необычных для глаз варвара и вендийца остроконечных строений, затянутых шкурами. Людей не было видно, но Анкаля пояснила, что женщины, скорее всего, занимаются домашними делами, дети играют где-нибудь на берегу, а мужчины, видимо, готовятся к охоте, ибо открывшаяся вода означает великое событие – пришло время ловить морских быков.

Из умрана, стоявшего на краю стойбища, появилась миловидная женщина. Конан сразу же узнал ее: Уквуна, жена Млеткена, которую он не раз видел в своих странных свах. Уквуна подняла руку и, приложив ее к глазам как козырек, пристально посмотрела на путников, затем охнула, сделала два нерешительных шага в их сторону и вдруг медленно осела на подтаявший снег. Анкаля со всех ног бросилась к ней и помогла подняться. Женщины обнялись и заплакали.

– Не может быть, – бормотала сквозь слезы Уквуна, – не может быть. Все думали, что ты умерла, и лишь Млеткен верил, что найдет тебя.

– Он меня и нашел.

– Но где? Где он?! – вскричала Уквуна, – Что это за люди? Почему его нет с вами?

– Я все объясню тебе, – со вздохом ответила Анкаля, предвкушая нелегкий разговор. – Что же ты не зовешь нас в дом?

Нехитрое убранство умрана несказанно удивило и Конана, и Джерима. Им еще никогда не приходилось бывать в таких домах. Все казалось странным: и то, что на столь В небольшом пространстве помещалось все необходимое для вполне удобного существования, и то, что маленькие жирники давали достаточно и тепла, и света, и то, что на стенах, сделанных из шкур, не видно ни малейшего следа копоти, хотя мыть умран было явно не принято. Ветланы практически не использовали металлов, посуда была сделана из кости или камня. Все здесь было непривычным и чужим, но ощущение покоя и уюта не оставляло гостей.

Разговор с Уквуной получился нелегким. Как объяснишь женщине, что в этом черноволосом гиганте, заполнившем своим могучим телом почти все свободное пространство, живет душа ее мужа? Как докажешь ветланке, свято соблюдавшей обычаи своего народа, что Великий Шаман – лгун и мерзавец? Как расскажешь ей о далеких странах, лежавших отсюда на расстоянии многих дней пути, когда она даже представить себе не могла, что где-то далеко за тундрой вообще живут люди, причем такие разные, совершенно непохожие друг на друга?

Спасибо Джериму, он оказался прекрасным рассказчиком. Терпеливо, словно маленькому ребенку, он сумел так красочно и доходчиво описать Уквуне все их похождения, что в конце концов несчастная женщина поверила им. Да и как не поверить собственным глазам, когда вот она, Анкаля, сидит рядом, живая и невредимая, и, слушая юношу со странными рыжими глазами, все время кивает, во всем соглашаясь с ним?

В умране было жарко, и Анкаля, сбросив с себя век, лишнюю одежду и оставшись в узенькой набедренной повязке, предложила гостям тоже раздеться, что они с радостью и сделали. Уквуна подала ароматный отвар из множества трав, которые собрала еще прошлым летом, и Конан, с удовольствием прихлебывая горячий напиток, вдруг впервые со дня знакомства с Анкалей заметил, как необычайно хороша спасенная им девушка. Ему нестерпимо захотелось обнять ее худенькие плечи, коснуться губами изящной шеи. посадить прелестницу себе на колени, но в тот же миг он вздрогнул, словно уже протянул руку за спелым, сочным плодом, а кто-то изо всех сил шлепнул его по руке. «Я понимаю, это твоя сестра, – мысленно обратился он к душе Млеткена. – Я тоже готов полюбить ее всей душой, но тело-то, надеюсь, принадлежит все-таки мне?» Затем, поняв нелепость происходящего, варвар криво усмехнулся и завел длинную беседу с Уквуной, чтобы не думать о прелестях девушки.

Уквуна, довольно быстро свыкнувшись с тем, что услышала от вендийца, немного ожила и начала рассказывать о жизни стойбища. Зима прошла спокойно, и лишь несколько самых старых людей отправились к Рультане. Светлый бог Тнарган не разлюбил свой народ и вовремя одарил его теплом и светом, Таграй часто навещал Уквуну, помогал ей перезимовать, делясь своей добычей, и, похоже, надеялся на возвращение Анкали, ибо все это время даже не посмотрел ни на одну девушку. При этих словах Анкаля вспыхнула, и киммериец понял, почему Млеткен столь яростно пресек его вожделение.

– А почему не видно никого в стойбище? – поинтересовался Джерим. – Куда все делись?

– Да никуда, – пожала плечами Уквуна. – Наступил Сезон охоты на морских быков, и мужчины вышли в норе.

Неожиданно перед глазами Конана предстала такая ясная картина, словно он не сидел в умране, а охотился сейчас вместе с мужчинами стойбища. Это снова проснулась память Млеткена. Охота была излюбленным его занятием. Да это и не удивительно, ибо каждый морской бык давал мяса не меньше, чем двадцать алпачей, а к охоте на них готовились задолго до начала сезона. Выход в море был настоящим праздником для любого ветлана.

Внутренним зрением Конан увидел Северное море, скинувшее тяжелые льды и дышавшее полной грудью. На темной воде, которая казалась плотной, играли морские быки. Откуда-то из глубин показывались их головы, похожие на старые пни, огромные, с белыми острыми бивнями, с большими губами, на которых торчали жесткие щетинистые усы. Быки, открыв зубастую пасть, набирали воздух, взмахивали ластами и снова ныряли. Только опытный охотник мог определить, где снова покажется голова зверя. Для этого нужно было знать, как он ныряет, заметить, в какую сторону направлены клыки, как глубоко он ушел под воду. Замешкаешься или ошибешься – не видать удачи.

Для охоты на морских быков у каждого охотника были заготовлены специальные ремни, один конец которых привязывали к гарпуну, а к другому концу прикрепляли поплавки: надутые мешки из алпачьей кожи. Если не подготовить поплавок, то убитый бык камнем уйдет на дно и добыча пропадет. Алпачий же мешок либо показывал, куда нырнул раненый зверь, либо удерживал мертвого быка на плаву, пока охотники не подбирали его.

Киммериец тряхнул головой, отгоняя наваждение, и услышал, как Джерим задает следующий вопрос:

– А женщины?

– Так ведь весна, – пожала плечами Уквуна.

– Ну и что?

– Лед-то сошел, вот женщины и вышли на берег за морской капустой. Ее сейчас много на мелководье. И рыбы тоже. Ребятишки постарше бросают в нее камни, а потом собирают добычу, которую море выкидывает на берег. Хорошее началось время. Сытное.

– Значит, мы пропустили праздник спуска лодок на воду? – спросила Анкаля. – Жаль. Я очень его люблю.

– Ты вообще любишь праздники, – рассмеялась Уквуна. – Погоди, вернутся мужчины с охоты, повеселишься. Пусть твои друзья увидят, как ты танцуешь.

– Не знаю, – внезапно погрустнела Анкаля. – Какие тут танцы! Шаман не даст мне жизни.

– Шаман – не твоя забота, – отрезал Конан.

– И, похоже, не твоя, – вдруг вмешался Джерим. – Он, видимо, сильный колдун, и ты вряд ли сумеешь одолеть его. Мне бы хотелось встретиться с Великим.

– Не горячись, – остановил его киммериец. – Млеткен доверился мне. Его душа успокоится только после того, как Великий будет наказан. Я должен хотя бы увидеть это Негралово отродье. Где он живет?

– На противоположном краю стойбища, – ответила Анкаля. – Его умран стоит отдельно. А рядом – еще несколько. Там живут его женщины и помощники.

– Неплохо устроился, пень трухлявый, – усмехнулся варвар. – Ладно, чего выжидать? Прямо сейчас к нему и схожу.

– Его не победить мечом, – предупредил чародей, – Можешь мне поверить, в магии я разбираюсь гораздо лучше тебя.

– И не таких видали!

Конан оделся, ловко выполз из умрана и зашагал к жилищу Великого. Подумаешь, могущественный маг! За свою недолгую жизнь киммерийцу не раз приходилось вызывать на бой всякую нечисть, бросать вызов не только людям, а даже спорить с богами. Надо еще посмотреть, что представляет собой этот гнусный старикашка. Ясно одно: хватит ему поганить землю, пора отправляться к Нергалу. Там его место!

Дом Великого киммериец нашел сразу. Ругнувшись сквозь зубы, варвар встал на четвереньки, еще раз выругался по поводу неудобного входа и забрался в умран. Шаман восседал на груде белоснежных песцовых мехов. Его седые длинные волосы были тщательно уложены в замысловатую прическу, на морщинистых щеках чернели и краснели магические знаки, помогающие беседовать с келе. На коленях Великого лежали два бубна, и он тихонько выбивал на к них какой-то сложный ритм. Судя по всему, старик знал заранее о приходе Конана и тщательно готовился к нему.

– Так ты и есть Шаман? – поинтересовался варвар.

– Великий Шаман, – поправил его старик.

– Это кому как, – пожал плечами дерзкий киммериец.

– Тебя привел Млеткен. – Шаман не спрашивал, он утверждал.

– Млеткен мертв, к твоей радости. Но радоваться тебе, старик, рано, потому что жив я, и я пришел разобраться с тобой.

– Ты? – Губы Великого скривились в усмешке. – Попробуй.

– А тут и пробовать нечего. Я вырежу твою гнилую печень и забью ее в глотку Нергала. Пусть полакомится своим детищем.

С этими словами Конан решительно шагнул вперед схватил старика за волосы и поднял его. Шаман сморщился от боли, но, быстро взяв себя в руки, что-то забормотал не переставая бить в бубны.

Не успел киммериец и глазом моргнуть, как в его кулаке остался лишь клочок седых волос, а возле ног растеклась шипящая лужа, в которой плавали глаза старика и его рот, нагло ухмыляющийся. Глаза насмешливо следили за варваром. Тот с силой швырнул на пол начавшие шевелиться космы и смачно плюнул в середину лужи, стараясь попасть в глаз.

Жидкость, окружавшая глаза и рот старика, задымилась, и из образовавшегося белого облака снова возникла фигура Шамана, довольно потиравшего руки.

– Справился? – хихикнул Великий.

Конан зарычал и в стремительном прыжке сомкнул свои сильные руки на тонком горле веселившегося мерзавца. Однако горло в его кулаке вдруг зашевелилось, и киммериец с ужасом и отвращением увидел, что держит маленькую серебристую змейку. Она открыла рот, и на самом кончике белого зуба выступила крохотная капелька смертельного яда. Варвар отбросил гадину и собрался было раздавить ее ногой, но она увернулась и вспорхнула под крышу умрана маленькой птичкой. Звонко чирикнув, птичка устремилась вниз, и перед Конаном снова возник Шаман.

– А ты еще мечом меня попробуй, – захохотал старик. – Ты ведь великий воин, киммериец! Что тебе стоит пронзить мне сердце?

– Нет у тебя сердца, гнусный демон! – воскликнул Конан, – Но жить ты не будешь!

С этими словами он выхватил клинок, который отобрал у одного из перепуганных насмерть стражей Святилища Тнихе, и, издав пронзительный боевой клич, бросился на Великого. Будь на месте Шамана обычный человек, стальное лезвие развалило бы его на две части, но меч легко, словно резал туман, прошел сквозь тело колдуна. И в этот же миг Конан увидел, что рядом с Шаманом, на которого напал, стоит еще один, зашедшийся в смехе так, что слезы брызнули из его выцветших от старости глаз.

– Порадовал старика, повеселил от души, – закудахтал Великий. – Спасибо тебе, сынок! Я давно так не смеялся.

– Грязный шакал твой сынок! Рано радуешься, Нергалов пес! Тебе все равно не жить!

Он принялся рубить мечом без разбора, рассекая меха, разбивая посуду, опрокидывая жирники. Но чем сильнее бил киммериец, тем больше фигур Шамана возникало вокруг него. В конце концов варвара окружила целая толпа корчившихся от хохота омерзительных стариков, которые прыгали, показывали языки, улюлюкали и махали руками, показывая на ошалевшего от всего увиденного Конана кривыми желтыми пальцами. Кто из этих старых шутов был настоящим Шаманом, определить оказалось невозможно, и, в очередной раз махнув клинком наугад, Конан остановился.

– Посмейся напоследок, сын крысы и змеи! Я скоро вернусь за тобой, и тогда посмотрим, кто из нас засмеется громче.

С этими словами киммериец сунул меч в ножны и, резко развернувшись, покинул жилище старика. Однако он не стал наклоняться, чтобы выползти из умрана, а двумя руками разорвал прочную шкуру, и в стене образовалась огромная дыра, в которую со свистом ворвался ветер. Вслед Варвару несся язвительный смех Великого, и Конан прибавил шагу, чтобы поскорее убраться отсюда. Похоже, Джерим был прав. Надо придумывать иной ход, чтобы совладать с Шаманом.

Вернувшись в умран Уквуны, Конан рассказал всем о происшедшем. Вендиец внимательно слушал, кивая, и наконец сказал:

– Ты еще раз подтвердил мою правоту. Шаман – не просто колдун. Это очень сильный маг. И очень злобный. Оставь его, Конан. Это теперь моя битва.

– Так что же ты медлишь?!

– Все не так просто, – покачал головой Джерим, – Шаман много раз встречал восход солнца, и с каждым восходом его мощь росла. Для борьбы с ним надо привлечь такие силы, о которых ты даже не подозреваешь.

– Ты боишься? – изумился киммериец.

– Нет, – даже не обиделся чародей, – Он не сможет победить меня. Но если я не подготовлюсь к решающей схватке, пострадают люди. Ты ведь не хочешь этого?

– Не хочу. Но как долго еще ждать?

– Он сам должен бросить мне вызов. Думаю, это скоро произойдет.

Конан не любил и не умел ждать, однако приготовился поскучать немного, пока не наступит пора распрощаться с душой Млеткена и отправляться назад, где его ждет совсем другая жизнь, полная приключений, опасностей, бед и наслаждений. Но долго скучать ему не пришлось. К вечеру вернулись охотники. Боги и море были милостивы к ним, и добыча оказалась великолепной. В этот вечер во всех домах появилось мясо, так много мяса, что его должно было хватить надолго. По этому поводу решили устроить праздник, самый настоящий: с угощением, песнями и танцами.

Побродив по свету и насмотревшись на всякие диковинки, киммериец думал, что его уже трудно чем бы то ни было удивить. Однако он ошибался. На праздник собралось все стойбище. Старики и дети образовали круг, а все остальные устроились позади. Почетных гостей, вернувших Анкалю домой, усадили вместе со стариками, оказывая тем самым Конану и Джериму великую честь.

Сначала самый старый охотник рассказал гостям длинную легенду о том, как бог моря Ульвурган, бог солнца Тнарган и богиня тундры Уакат породили ветланов и обучили их жить в мире и трудах. Затем Араро, лучший певец стойбища, спел несколько охотничьих песен, которые тут же подхватили все собравшиеся. Песни были длинными, заунывными, и не толкни Джерим в бок киммерийца острым локтем, тот непременно бы захрапел и насмерть обидел бы гостеприимных хозяев. Анкаля, за время своих мытарств научившаяся говорить на других языках, переводила гостям и легенду, и песни, но варвару от этого было не легче: песни ветланов казались Конану простым перечислением всего, что замечали вокруг зоркие глаза опытных охотников. Он зевнул, с большим трудом скрывая скуку, и подумал, что лучше бы им принесли чего-нибудь доесть…

Словно отвечая на невысказанное пожелание гостя, ветланы расступились, и несколько человек внесли в круг угощение. Сначала гостям предложили отведать тонко наструганной сырой рыбы. Конан, понимая, что обижать хозяев нельзя, осторожно положил в рот маленький кусочек. К его удивлению, это оказалось довольно вкусно, и если бы добавить немного соли, то такая еда даже могла доставить определенное удовольствие. Но соли ветланы не дали и никогда не употребляли ее. Так что пришлось киммерийцу довольствоваться совершенно пресной пищей, что, однако, нисколько не испортило ему аппетита. Следующим блюдом была мороженая оленина, которая показалась варвару безвкусной, но он покорно сжевал ее и даже нашел в себе силы благодарно улыбнуться. Однако долго ему улыбаться не пришлось, ибо щедрые хозяева предложили дорогому гостю изысканное лакомство: найденные в желудке оленя непереваренные остатки ягеля. Собрав все свое мужество, Конан решительно проглотил отвратительную, на его вкус, чуть кисловатую кашку. И буквально через несколько мгновений почувствовал, что, если прямо сейчас не покинет сборище, лакомство брызнет из него фонтаном. Он пробормотал слова извинения и стремглав кинулся прочь. Анкаля быстро проговорила что-то, и старики удовлетворенно закивали головами. Когда слегка побледневший киммериец вернулся в круг, уже произошла очередная смена блюд, и теперь все радостно жевали сырое мясо только что пойманного морского быка. После ягеля Конану было все равно, что есть, и он присоединился к пирующим. Правда, на какой-то миг он в душе позавидовал Джериму, который не ел ничего мясного и сумел объяснить эту свою странность ветланам так, что никто не обиделся на него. Когда подали горячий травяной отвар, варвар испытал невыразимое облегчение: праздничный обед закончился.

Однако за все свои мучения Конан был вознагражден ибо теперь наступило время танцев. Такого блистательного зрелища ему еще никогда не приходилось видеть и вряд л» впредь посчастливится увидеть что-либо подобное. Ветланы не просто танцевали. Выросшие среди дикой природы, они были необычайно наблюдательными, и их танцы-игры скорее походили на удивительное представление.

Все присутствующие подвинулись, освободив побольше места для танцующих. Кто-то взял в руки бубен и начал тихо-тихо выстукивать мелодию. В круг вошел юноша, слегка согнув спину и плавно взмахивая руками. Он остановился, прислушиваясь, наклонил голову набок и вдруг стал удивительно похожим на ворона, выискивающего добычу. Долго ждать ему не пришлось, ибо в круге появилась «утка»: девушка, вразвалку передвигавшаяся на корточках, пропустив руки под коленями, и время от времени почесывавшая носом, словно клювом, плечо.

«Ворон» замер на миг и тут же бросился к «утке», зависнув над ней с расправленными крыльями. Еще чуть-чуть – и он бросится на жертву и начнет клевать ее. Но тут внимание «ворона» привлекла иная добыча. Повернув голову в другую сторону, он вытянул шею и, несколько раз взмахнув крыльями, отправился туда, где неожиданно показалась раненая нарма. Худощавый юноша, изображавший ее, медленно вползал в круг, выбрасывая вперед руки, как ласты. Плотно прижатые друг к другу ноги волочились, напоминая хвост. Но силы, похоже, совсем покинули «нарму», и, вздрогнув несколько раз, она замерла.

Появился еще один «ворон», и оба набросились на «нарму», не подававшую никаких признаков жизни. Один «ворон» уселся на спину добычи и начал носом долбить ее спину. Второй «ворон» тем временем выклевывал жертве глаза. Неожиданно послышался глухой рык, и в круг медленно вошел «медведь». Испуганные «птицы» шарахнулись от «нармы». Однако они не спешили улетать, а уселись неподалеку, чтобы дождаться, когда «медведь» насытится и уйдет, оставив им объедки. «Медведь» острыми когтями (растопыренной пятерней) провел по животу «нармы», как бы вспарывая его, затем облизнулся и смачно зачавкал…

Конан не отрываясь смотрел на блестящее представление и потому не заметил, как в кругу появилось еще одно действующее лицо – самый страшный хищник. Шаман. Его сопровождали три женщины, каждая из которых держала в руках по два бубна. Великий словно возник из-под земли, и на миг все замолчали. Музыка смолкла, танцующие замерли, а потом попятились, освобождая Шаману место. Не говоря ни слова, старик сделал знак женщинам, и они начали выстукивать разные мелодии, удивительным образом вливавшиеся друг с другом. Великий вышел на середину, поднял руки над головой и застыл словно статуя.

– Не слушай музыку, – шепнул Джерим Конану. – Старайся думать о чем-нибудь постороннем.

Киммериец удивленно взглянул на него, но ничего не ответил. Чародей не сводил с Шамана глаз и только время от времени потряхивал головой, как будто пытался отогнать наваждение. Варвар же, повинуясь приятелю, старательно вспоминал свою лихую жизнь контрабандиста, одноглазого Ордо, красоток из различных таверн, извивавшихся под музыку. Музыка… Она манила, убаюкивала, покачивала, как в люльке…

Сам того не замечая, Конан полностью подчинился ритму, выстукиваемому на бубнах. Великий между тем: уже не стоял как каменное изваяние. Прямо на глазах у изумленных людей черты его лица начали меняться, фигура приобретать совершенно иные очертания, и вот в середине круга возвышался уже не глубокий старик в длинной В меховой куртке, а огромный морской бык с желтыми бивнями и получеловеческим лицом – сам Ульвурган, бог моря. Ветланы попадали на колени и спрятали свои лица в ладонях, боясь навлечь на себя гнев божества, ибо, хоть охота и оказалась удачной, жертву Ульвургану еще не приносили. Неужели он явился за ней сам?

Морской бык поднял один из ластов и громовым голосом потребовал:

– Поднимите головы и слушайте меня!

Все подчинились, хотя в большинстве глаз горел панический страх. Ветланы понимали, что прогневали Ульвургана, и готовы были заплатить любую цену, которую он сейчас им назначит. Но божество не успело произнести больше ни слова. Едва оно открыло рот, как Джерим зашелся в кашле, словно его грудь терзали десятки демонов, И прямо на глазах собравшихся грозный бог снова превратился в Шамана. Едва превращение закончилось, приступ кашля у вендийца прошел. Великий повернулся к дерзкому и сурово спросил:

– Кто ты?

Джерим ответил длинной фразой на языке, совершенно незнакомом ни Конану, ни тем более ветланам. Лицо старика исказила немыслимая гримаса, он резко развернулся и вышел из круга. Шаман собрал все свои силы, чтобы не побежать. Впервые за долгие годы ему было страшно, страшно так, что мысли путались в голове и земля уходила из-под ног. Фраза, которую он услышал от незнакомца, напомнила Великому о самом страшном преступлении, свершенном им много лет назад. Ужас ледяной волной окатил старика. Этот высокий стройный юноша с такими странными рыжими глазами принес ему смерть. Угроз Конана Шаман не испугался, ибо обладал такой силой, что ни один смертный не мог причинить ему вреда, но второй чужак… Слова, произнесенные им, огненными буквами горели в мозгу колдуна, терзали его душу, пробуждая воспоминания, которые он столько лет старался заглушить. И вот теперь, когда ему это удалось, когда он успокоился и уверовал в свое бессмертие, все рухнуло. Не думал он, что смерть все-таки настигнет его, придет так внезапно, так не вовремя. А может, и киммериец не так прост, как кажется? О боги! Сколько неразрешимых вопросов сразу обрушилось на его седую голову!

Животный ужас гнал Великого домой, но лицо старика не выражало ничего, напоминая застывшую маску, в то время как его мозг лихорадочно работал. Надо было срочно избавляться от непрошенных гостей. Но как? Ветланы – народ миролюбивый и добросердечный, они никогда не нарушат законов гостеприимства и не причинят гостям никакого вреда. Значит, надо убедить их, что чужаки принесли с собой зло. Что с их приходом на северный народ обрушатся всевозможные беды. И тут Великого осенило. Он остановился, и по морщинистому лицу разлилась блаженная улыбка. Он придумал, как настроить людей против чужаков! Пусть ни у кого не поднимется рука на гостей, но ведь их можно прогнать! А издалека этот рыжеглазый юнец не сможет дотянуться до него. Вряд ли он обладает достаточной для этого силой. Во всяком случае, свою драгоценную жизнь Шаман сумеет сохранить.