Текст книги "Дикая охота"

Автор книги: Кристина Стайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава четвертая

Северо-восток Бритунии был наименее заселенной частью этой полудикой страны. Кезанкийские горы, испещренные узкими извилистыми долинами, вздымали к небесам острые высокие пики. Горцы, населявшие их, имели славу людей неприветливых, суровых и подчас жестоких, так что мало находилось желающих путешествовать по этим местам в поисках весьма сомнительных приключений. Но именно поэтому наиболее отважные или любопытные могли обнаружить в крохотных долинках много интересного. Мало кто, например, знал, что в одной из таких долин уже очень и очень давно располагалось Святилище Тнихе – богини плодородия и плотских утех.

Когда возник этот культ и какую страну можно считать его родиной – на этот вопрос вряд ли сумел бы ответить даже многоопытный ученый. Но он существовал и прижился на бритунских землях, может быть потому, что одной из наиболее почитаемых богинь здесь была Виккана – богиня природы. Жрицы Святилища Тнихе не стремились к известности, однако ручеек паломников и торговцев, хоть и очень скудный, не иссякал. Те, кому становилось известно об этой странной богине, надеялась вымолить у нее кто утраченную мужскую силу, кто обильные урожаи на своей земле, где не произрастало ничего, кроме сорняков.

Торговцы же, то есть наиболее отважные и сильные из них, ибо путешествие по Кезанкийским горам всегда было сопряжено с многочисленными опасностями, знали, что, они благополучно доберутся до ворот Святилища и вернутся обратно, их усилия будут щедро вознаграждены. Здесь никогда не скупились, если товар оказывался подходящим. Жрицы с удовольствием приобретали дорогие ткани, украшения, различную снедь, тонкие вина, рабов, как мужчин, так и женщин. Мужчины становились стражниками, женщины – послушницами, а иногда и жрицами.

Богиня Тнихе была незлобивой и щедрой на плотские утехи. Настолько щедрой, что, в отличие от большинства других богов, не взирала на свою паству с небес, а воплощалась в ту или иную жрицу и проживала вместе с нею ее жизнь, снисходя до избранных паломников и до старейшин окрестных поселений, если те обращались в Святилище за помощью, Когда земная жизнь воплощения Тнихе подходила к концу, богиня выбирала себе другое тело, каждый раз молодое, сильное и красивое.

Ей прислуживали лишь Высшие жрицы, обязанные своим высоким положением красоте, изощренности в искусстве любви и глубокому природному уму. Ступенькой ниже стояли жрицы обычные – те, кто с восторгом принял культ Тнихе и решил посвятить свою жизнь служению ей. Были в Святилище и послушницы. Ими становились женщины и девушки, либо приходившие сюда по доброй воле, либо присылаемые родными или старейшинами, либо купленные жрицами у работорговцев. Они ублажали паломников попроще и победнее, а также многочисленных стражников, охранявших Святилище.

Ниже послушниц в иерархии Святилища стояли лишь я, кто, как считалось, готовится к послушанию. Это в основном были рабыни, которые по тем или иным причинам не желали служить Тнихе. Их никто особо не неволил, но на их плечи ложилась вся тяжелая работа: стирка, Приготовление пищи, уборка, шитье, ткачество и многое Другое. Мало ли найдется занятий, когда надо обихаживать Несколько сотен людей! Однако если девушка из «готовящихся к послушанию», измученная нескончаемым трудом, изъявляла желание стать послушницей, это всячески поощрялось.

Всем женщинам без исключения строго-настрого запрещалось покидать пределы Святилища. Большую часть времени, не занятую культовыми обрядами, они проводили довольно-таки однообразно. Каждая стремилась как можно дольше сохранить свою привлекательность, и поэтому женщины постоянно следили за своей внешностью, что и отнимало у них большую часть дня. Когда паломников было много, конечно, скучать послушницам и жрицам не приходилось, но если по каким-то причинам ворота Святилища оставались долгое время закрытыми, то женщины с неменьшим удовольствием одаривали всевозможными ласками друг друга, ибо любые плотские утехи были угодны богине Тнихе. Здесь не существовало понятия недозволенного.

Сейчас шел сезон дождей. Бесконечные ливни обрушивались на землю непрекращающимся потоком, словно гигантские водоносы, сидя на тучах, без устали опрокидывали одну за другой огромные бочки. Узкие лесные и горные тропинки, по которым и в сухое время года было не так-то легко пробраться, сделались совершенно непроходимыми. На паломников нечего было и рассчитывать, разве что кого-нибудь могло погнать в дорогу полное отчаяние. Да и торговцы старались в это время года не забираться так далеко в горы. Однако один смельчак все-таки нашелся. Это был печально известный бритунец по имени Эктан. Он торговал людьми.

Свой товар Эктан находил повсюду. На юге он сбывал пользующихся большим спросом бритунских женщин, прельщавших южан белокурыми волосами и покорным нравом, а с юга вез экзотический товар: изящных кхитаянок, великолепно сложенных кушитских женщин, шемиток с глазами испуганного оленя, бойких замориек – всех, кого ему удалось так или иначе приобрести по случаю.

На сей раз Эктану не слишком повезло. На облепленной грязью повозке, безразлично уставившись во тьму, сидели всего четыре женщины и двое мужчин. Долгий путь вымотал несчастных до такой степени, что, предоставься им возможность бежать, никто не воспользовался бы ею. Да и куда бежать, когда дом каждого из них находился очень и очень далеко, а ни сил, ни денег, ни еды – ничего у них было. Да и охраняли их неплохо. Эктан всегда брал собой вооруженный до зубов отряд. Он хорошо платил своим людям и они были ему верны, насколько могут быть верны наемники хозяину, не забывавшему об их нуждах.

Все устали до предела, вымокли до нитки и продрогли до костей, и даже пленники обрадовались, когда впереди наконец-то показалась высокая стена с тяжелыми ворота-пи. Однако повозка направилась не к ним. Ворота предназначались только для паломников, а для торговцев существовало отдельное здание, дальше которого их никогда не пускали.

И даже если торговцы выражали желание встретиться с кем-нибудь из послушниц, чтобы в их лице выразить свое почтение богине Тнихе и пожертвовать немалые суммы на нужды Святилища, их общение проходило в специально отведенных для этого комнатах в том же здании. Двери этого строения выглядели гораздо скромнее, чем главные ворота, но ничуть не уступали им в прочности. Находились они недалеко от ворот, в той же неприступной стене,

Эктан несколько раз опустил кулак на массивные деревянные створки, обитые металлом. Никакого ответа. Подождав немного, он заколотил в дверь пяткой. Наконец в верхней части одной из створок приоткрылось маленькое окошко, и из-за толстой решетки показалось недовольное лицо стражника:

– Кого еще принесло в такую мерзкую погоду?

– Это Эктан! – Торговец изо всех сил старался перекричать вой ветра и шум ливня, – Товар привез!

– Вижу, вижу, – проворчал стражник, – Не товар, а грязные крысы какие-то.

– Не твоего ума это дело, – разозлился Эктан. – Долго еще будешь держать меня на холоде? Вот я расскажу, как тут встречают честных торговцев.

– Если ты честный, – пробурчал стражник, налегая на засов, – то я – левая пятка Тнихе. – Но, на его счастье Эктан его не слышал.

Дверь медленно, с противным скрипом отворилась, и повозка въехала в тесный внутренний дворик, над которым был сооружен навес. Хоть Эктана и знали в Святилище, на сторожки тут же выскочили несколько здоровенных детин вооруженных мечами и длинными ножами. Они обступили повозку и, пока не переворошили лежавшую на ней кладь и не ощупали каждого пленника, никому не разрешили сделать ни одного шага. Затем торговца проводили в здание, где обычно совершались сделки. Туда же отвели и рабов, но дальше порога их не пустили. Правда, измученные люди были рады и этому. Здесь, во всяком случае, не лил дождь и не свистел пронизывающий ветер.

Один из стражников отправился доложить о прибытии торговца. Живой товар обычно отбирали лишь Высшие жрицы, и поэтому Эктану пришлось немало подождать. Он уселся на лавке, вытянув ноги и всем своим видом показывая, что явился не как проситель или мелкий лавочник, а как постоянный поставщик, знающий цену и себе, и своему товару. «Товаром» же овладело полное безразличие. Они просто наслаждались теплом, как блаженствует дворовый пес, которого хозяева, неожиданно пожалев, пустили в дом, Все они уже не по одному разу сменили владельцев и потому достались Эктану почти даром, однако он, проделав такой трудный и долгий путь, не хотел продешевить и готовился к нелегким торгам. Обратно он собирался возвращаться без рабов, ибо больше сбыть их было негде.

Наконец маленькая, почти незаметная дверь в противоположном конце помещения отворилась. На пороге возникла высокая статная женщина в просторном одеянии незамысловатого покроя. Ее пышные волосы светло-пепельного цвета были уложены в простую прическу, сине-зеленые, как спокойная морская гладь, глаза смотрели строго и внимательно.

Высшая жрица кивнула Эктану и жестом приказала рабам встать в ряд. Мужчины, невысокие, но, видимо, когда-то обладавшие силой и ловкостью, а сейчас изнуренные выпавшими на их долю злосчастиями, явно приглянулись ей. Если их отмыть и откормить хоть немного, они смогут работать с полной отдачей. Но показывать свой интерес жрица не хотела и потому долго ощупывала мускулы, заглядывала в рот, осматривая зубы, словно выбирала себе лошадь, а потом все-таки кивнула:

– Этих возьму. За каждого по одному желтому самоцвету.

– Да продлит Тнихе твою красоту и молодость! – воскликнул Эктан. – Ты посмотри на них! Один камень? Три. За каждого.

– Чего мне смотреть? – усмехнулась жрица. – Я уже насмотрелась. Пока их откормишь, чтобы они вновь стали похожи на людей, потратишь в сто раз больше. Три за обоих.

– Нет, – покачал головой Эктан. – Три за каждого. Они сильные. Молодые.

– Как хочешь, – пожала плечами жрица. – Можешь оставить их себе, раз они так тебе нравятся.

– Ну ладно, – пошел на попятный торговец, опасаясь, что сделка сорвется, но все же не желая уступать, – По два камня за каждого, и они твои.

Жрица задумалась. Рабы стоили явно дороже, чем запрашивал Эктан. В конце концов, их можно будет сбыть кому-нибудь из паломников, когда прекратятся эти проклятые ливни и паломничество возобновится. Так или иначе, для Святилища это невеликая трата. Окинув мужчин еще одним долгим взглядом, жрица кивнула:

– Хорошо. По два камня.

Она подозвала одного из стражников и велела отвести свое приобретение к послушницам, жившим при сторожке. В их обязанности, кроме всего прочего, входил уход за новичками. Затем жрица повернулась к женщинам. Теперь она не торопилась, в Святилище не было дурнушек, не было и тех, фигура которых не могла вызвать великое желание, ибо даже те из паломников, кто уже начинал забывать, к какому полу он относится, пробуждались тут, словно рождаясь заново.

Конечно, не только соблазнительные формы послушниц или жриц были тому причиной. Обитательницы Святилища Тнихе знали и чудодейственные травы, и необходимые заклинания, и умопомрачительные приемы, с помощью которых можно было и мертвеца превратить в блистательного любовника, однако внешность служительниц Тнихе должна была быть безукоризненной.

Внимание жрицы сразу же привлекла темнокожая молодая женщина с роскошными черными волосами, завивающимися мелкими колечками. Жрица шагнула к ней, провела рукой по шелковистой коже, которую не испортили ни лишения, выпавшие на долю бедняжки, ни колючий ветер, ни холодный дождь,

– Разденься, – приказала жрица, и темнокожая красавица покорно скинула жалкое тряпье, и без того плохо скрывавшее ее наготу.

В зеленых глазах жрицы загорелся огонек: рабыня была сложена великолепно. За такую прелесть не жалко и заплатить. Жрица обернулась к торговцу:

– Десять алых самоцветов.

– Согласен, – прохрипел оторопевший от такой щедрости Эктан.

Две следующие девушки не слишком понравились жрице, но обе были молоды, милы, хотя принадлежали к тому типу женщин, у которых с возрастом очарование исчезает без следа. Однако пока юность делала их привлекательными, они вполне могли пригодиться в Святилище. Без особых споров и пререканий Эктан получил за каждую по четыре камня. Для него такая цена оказалась более чем приемлемой.

Последнюю девушку жрица рассматривала очень долго, пытаясь определить, к какому же народу принадлежит эта изящная, словно статуэтка, миниатюрная женщина, наделенная столь необычной красотой. Совершенно прямые, жесткие черные волосы тяжелым потоком спадали ей на спину, укрывая девушку не хуже плотной ткани. В мерцании множества свечей кожа красавицы отливала старой медью, раскосые черные глаза казались бездной, пухлые губы блестели, маня и вызывая головокружение. На высокой скуле, как будто готовая устремиться в полет, выделялась крохотная черная чайка.

– Как тебя зовут? – поинтересовалась жрица, и у Эктана от изумления глаза вылезли из орбит: жрица никогда прежде не снисходила до разговора с «товаром».

– Анкаля, – отозвалась девушка с равнодушием зомби.

Ей было уже все равно, что с ней произойдет дальше. После того как люди Шамана выволокли Анкалю из землянки, заботливо сооруженной Млеткеном, а затем Великий продал ее заезжему торговцу, к несчастью девушки прибывшему а соседнее стойбище, в ее жизни произошло столько событий, что ветланка словно окаменела. Ни одно воспоминание больше не мучило ее, не ранило душу. Девушка могла совершенно равнодушно размышлять о своей жизни, как будто это была жизнь другого, неизвестного ей человека.

Сначала торговец намеревался оставить Анкалю себе, ибо девушка привлекала его, вызывая жгучее желание. Но после того как он едва не лишился глаз, а его жирные щеки украсили несколько глубоких царапин и следы от острых зубов непокорной северянки, он поспешил избавиться от нее и попытался сбыть с рук в Гиркании. Гирканцы к его предложению отнеслись довольно равнодушно, но в конце концов нашелся один желающий за небольшие деньги обзавестись хорошенькой женщиной, которая, кроме всего прочего, занималась бы его хозяйством.

Однако Анкаля отказалась от еды и питья, и незадачливому покупателю пришлось вернуть покупку торговцу. Тот никак не хотел расторгать сделку, и гирканцу ничего не оставалось, как согласиться на очень невыгодные для себя условия.

Когда торговец, проклиная тот день и час, когда согласился купить дикарку, добрался до Заморы, он продал Анкалю первому же владельцу таверны, которому приглянулась девушка, после чего поспешно покинул страну. Однако и в таверне Анкаля не прижилась, ибо наотрез отказалась выходить к посетителям, а тем более танцевать перед ними. Первому же ловеласу, который ухватил ее за бок, она располосовала все лицо. После этого ей пришлось сменить хозяина. В следующей таверне все повторилось.

Она меняла хозяев, меняла города, но нигде не приживалась, ибо больше всего на свете хотела вернуться домой отчаянно тоскуя по своей заснеженной родине. Постепенно эта чувства сменялись тупым безразличием, но и оно вовсе не означало покорности. Девушка замкнулась в себе, глубоко в душе лелея мечту об освобождении. Сейчас она спокойно стояла перед жрицей, видя в ней лишь очередного покупателя и даже не задумываясь о том, зачем нужна, этой роскошной женщине.

– Откуда ты? – поинтересовалась жрица.

– С севера. Я ветланка.

– Никогда не слышала о таком народе, – удивилась жрица, но Анкаля промолчала в ответ. Тогда жрица повернулась к Эктану: – Двадцать самоцветов.

– Сколько? – подпрыгнул торговец.

– Двадцать пять.

– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Эктан, не веря своему счастью.

– Ты останешься на ночь? – спросила жрица.

– Только до рассвета.

– Тебе выделят комнату. И послушницу. Возблагодари Тнихе.

На это торговец даже не рассчитывал. Товар, который он считал бросовым, принес ему целое состояние. Лучше всего, конечно же, было немедленно убраться отсюда, пока жрица не поняла, каков характер у ее нового приобретения, но Эктан не мог заставить себя тронуться в путь ночью под проливным дождем. Он мысленно обратился ко всем богам, которых только смог припомнить, чтобы ему удалось благополучно унести ноги, и направился в комнату, где его ждала еда, мягкая постель и горячая женщина.

Жрица обратилась к Анкале:

– Я сама займусь тобой. Пойдем.

Она повела девушку за собой через маленькую дверь. За ней открылся большой внутренний двор, густо поросший травой. Ливни сделали свое дело, и земля превратилась в непроходимое месиво. Однако от здания, где принимали торговцев, а также от главных ворот куда-то в глубь двора вели дорожки, вымощенные старыми, потрескавшимися от в времени плитами. Анкаля шла словно во сне, не глядя под ноги, пока наконец не пересекла двор и не оказалась у входа в следующее помещение, вырубленное прямо в скале. Высшая жрица толкнула дверь, и та, легко поддавшись, отворилась.

На стенах длинного узкого коридора были укреплены факелы, дававшие довольно много света, но девушка не смотрела по сторонам. Коридор круто повернул, и за поворотом показался ряд дверей, тянувшийся по обе стороны коридора. Время от времени какая-нибудь дверь приоткрывалась и оттуда высовывали очаровательные головки женщины, провожавшие жрицу и ее спутницу любопытными взглядами. Наконец коридор закончился очередной дверью. Открыв ее, жрица вошла в небольшую комнату, посредине которой стояла глубокая деревянная ванна. Рядом располагались кувшины с водой, от которых поднимался горячий пар.

– Раздевайся, – велела жрица, – и садись в ванну. Я сама вымою тебя. Потом ты поешь и отдохнешь, а после этого мы с тобой побеседуем.

Анкаля скинула свое тряпье, однако нагой не осталась, ибо густые волосы укутали ее до пят, словно плащом. Жрица одобрительно хмыкнула. Анкаля шагнула в ванну, затем села и закрыла глаза, наслаждаясь теплом и невыразимой негой, которую после долгого пути, холода и сырости может дать только горячая вода. Жрица скинула свои одежды и тоже забралась в ванну. Густо намылив руки, она начала мыть девушку, задерживаясь на ее груди, животе, бедрах. Рот жрицы приоткрылся, дыхание стало прерывистым, но Анкаля не обращала на нее никакого внимания, а жрица, которой нельзя было отказать в уме и опытности, действовала очень аккуратно и осторожно. Она снова намылила руки, и ее тонкие пальцы заскользили по лобку девушки, чуть ниже, по внутренней стороне бедер…

Анкаля сидела словно статуя, высеченная из холодного мрамора, и лишь один раз приоткрыла глаза и удивленно взглянула на жрицу, когда та вдруг вскрикнула и испустила едва уловимый стон. Но жрица погладила ее по голове на миг прижавшись к девушке всем телом, и успокоила ее сказав, что все в порядке и не надо ни о чем волноваться. Собственно, Анкаля и не волновалась. Ей хотелось поскорее очутиться в постели и спать, спать, спать. Поэтому она даже отказалась от ужина. Жрица не стала настаивать и отвела девушку в отдельную комнату, в роскошной обстановке которой выделялась большая кровать, накрытая пуховой периной. Едва Анкаля донесла голову до подушки, как сон туг же сморил ее. Она не слышала, как жрица, стоя на пороге, тихо сказала:

– Спи, милая. Я подумаю, стоит ли тебе быть послушницей. Может, я оставлю тебя для своих утех.

Анкаля сладко спала и видела счастливые сны о том, как возвращается домой, а жрицу, утопавшую в пышных перинах на великолепном ложе, мучила бессонница. Не сразу стала Высшей жрицей красивая молодая женщина, по доброй воле выбравшая для себя служение богине Тнихе. Симонея пришла в Святилище много лет назад, и ее послушание длилось до тех пор, пока не услышала она в своем сердце зов богини. Тогда, все еще молодая и привлекательная, она удостоилась обряда посвящения в жрицы. И хоть минуло с тех пор немало лет, Симонея помнила все до мельчайших подробностей.

В то далекое утро ее разбудили на рассвете. Вознеся молитву сладострастной богине, Симонея приняла ванну из шести заговоренных трав, затем, поднявшись на каменную площадку, расположенную вровень с крышей Храма, обсушила свое тело, открыв его утренним солнечным лучам и ласковому ветру. Спустившись вниз, она направилась в крохотную келью, где послушницы расчесали ее пышные мягкие волосы, распустив их по нежным белым плечам будущей жрицы. Весь день до сумерек она провела в одиночестве, не принимая ни еды, ни питья. Все ее помыслы были направлены лишь к Тнихе, ибо Симонея готовилась к встрече с богиней.

Когда начало темнеть, за Симонеей явились три послушницы, которые отвели ее в Храм. В большом круглом зале на площадке из зеленого камня, выложенной в самом центре стоял постамент со статуей Тнихе: обнаженной женщиной из белого мрамора, которая сидела, согнув ноги в коленях и широко расставив их, так чтобы ее принадлежность в полу не оставляла сомнений. Изящные руки богини лежали на безупречной формы груди, как бы лаская жесткие соски. По стенам были укреплены факелы, сделанные из различных пород редких ароматических деревьев. Одурманивающий запах кружил голову, не позволяя отвлекаться на земные мысли. Откуда-то издалека доносился очень тихий стук барабанов, выбивающих один и тот же ритм.

Войдя в Храм, Симонея скинула с себя одежды и, почти не касаясь пола, вышла на середину зала. Послушницы и жрицы, присутствовавшие на обряде, отошли к стенам и стали почти невидимыми в тени. Откуда-то из стены, где располагалась потайная дверь, появились шесть Высших жриц. Все они были обнажены, их прелестные головки с распущенными волосами украшали венки из желтых цветов. Жрицы окружили Симонею, взялись за руки и начали танцевать, подчиняясь ритму, выбиваемому барабанами. Их крутые бедра колыхались, вызывая нестерпимую жажду наслаждений.

Постепенно они расцепили руки и закружились каждая А своем танце, который заканчивался тем, что жрицы, одна за другой, ложились у ног Симонеи, не нарушая круга. Теперь настал черед ее танца. Она танцевала долго, каждым движением и жестом выражая преданность богине и неземной восторг оттого, что посвятила Тнихе свою жизнь. Закончился танец только тогда, когда Симонея, совершенно обессиленная, мягко опустилась на зеленые плиты.

Жрицы поднялись на ноги и помогли встать Симонее, затем повели ее прочь из зала через ту же потайную дверь. За ней оказался узкий, темный коридор, в конце которого виднелся слабый свет. Пока Симонея шла к свету, чьи-то руки, невидимые в кромешной тьме, обтирали ее уставшее тело холодной водой, подогретыми маслами и г тонкими благовониями. Свет, как оказалось, исходил от факела, закрепленного над входом в пустую тесную комнату. Здесь Симонее предстояло провести ночь, чтобы встретиться с Тнихе. Если богиня не удостоит ее беседы, несчастной придется до конца своих дней оставаться послушницей, причем самого нижнего уровня, той, что дарит ласки лишь стражникам.

Симонея, дрожа не то от холода, не то от нервного возбуждения, напряженно ждала явления богини, и Тнихе предстала перед ней. И не просто предстала, а поведала, что для следующего своего воплощения изберет тело Симонеи, а потому до тех пор ни красота, ни молодость не покинут женщину.

Взяв с нее слово молчать обо всем происшедшем, богиня удалилась, а Симонея, едва дождавшись утра, вернулась в Храм. Там ее встретили Высшие жрицы. Одна из них, самая красивая, держала в руках тонкий костяной нож, остро заточенный. Уверенными движениями она сделала крестообразный надрез на внутренней стороне бедра Симонеи и окропила ее кровью гениталии богини.

Затем Симонее подали чашу козьего парного молока. Она сделала шесть глотков, а остатками жрицы омыли ее тело и лицо. Затем жрица, пролившая ее кровь, надела на голову вновь посвященной венок из желтых и красных цветов. Впереди был год испытаний, после которых Симонея получила право носить венок только из желтых цветов и участвовать в обрядах.

Шли годы, летели дни. Не счесть паломников, которым Симонея вернула радость жизни, и в конце концов ока перестала воспринимать мужчин как источник наслаждения. Она просто служила Тнихе, сея блаженство, восторг и плодородие. Но молодое горячее тело жаждало ласки, и Симонея научилась получать ее от женщин. Анкаля поразила жрицу своей необычной дикой красотой и разожгла в ее сердце, сама того не подозревая, всепоглощающую страсть. Ради этой великолепной северянки Симонея была готова на все и теперь со все возрастающим нетерпением ждала утра, когда сможет коснуться жестких черных волос, заглянуть в раскосые глаза и броситься в эту бездну, забыв обо всем на свете.

Наконец, не выдержав, Симонея решительно откинула одеяло и, кое-как набросив на себя одежду, поспешила к комнате Анкали. Постояв немного под дверью, жрица тихонько отворила ее, на цыпочках вошла внутрь, присела на край кровати и замерла, любуясь своим земным божеством. Ветланка спала, то всхлипывая, то улыбаясь во сне. Симонея протянула руку и осторожно коснулась кончиками пальцев нежной щеки. Анкаля вздрогнула и тут же открыла глаза.

– Кто ты? – испуганно спросила она, ничего не понимая спросонья.

– Симонея. Ты не узнала меня, милая?

– А… – Анкаля приподнялась на локте. – Прости, я не сразу поняла, что это ты. Пора вставать?

– Нет, – ласково улыбнулась жрица. – Еще очень рано. В Святилище обычно спят долго. Просто мне не терпелось увидеться с тобой и поболтать немного. Ты знаешь, куда попала?

Анкаля покачала головой, и Симонея принялась рассказывать:

– Это Святилище Тнихе – богини плодородия и плотских утех. Она дарует мужчинам силу, женщинам – детей, земле – урожай. Мы служим ей своими душами и телами. Время от времени Тнихе воплощается в тело кого-нибудь из нас, так что живая богиня всегда с нами. Ее нынешнее тело уже состарилось, и, когда ему придет пора покинуть этот мир, Тнихе выберет себе другое. Может, даже мое, – неожиданно для себя призналась Симонея и тут же поспешила исправиться: – Каждая из нас надеется на это.

– Ты такая красивая и добрая, – ответила Анкаля, – что Тнихе обязательно выберет тебя.

– Хочется верить. Ну да ладно. К нам приходят паломники. Мужчины. Женщины – очень редко, почти никогда. Мы выслушиваем их просьбы и помогаем, используя полученные здесь знания и умения. За это они щедро одаривают Святилище. Паломникам незначительным, у которых мелкие просьбы, помогают послушницы. Некоторым – жрицы. А если просьба сложна, если требуется особая сила – Высшие жрицы. В исключительных случаях до паломника нисходит само воплощение Тнихе. Еще Мы дарим лаской стражников. Все они – рабы, жизнь у них нелегкая, и мы стараемся скрасить ее, ибо Тнихе любит ласки, радость, наслаждение, а потому наш удел – дарить их как можно щедрее. Но стражников ублажают только послушницы, да и то не все, а только те, кто не блещет ни умом, ни умением. И это справедливо, ведь у рабов нет своей воли.

– А что буду делать здесь я? – испуганно спросила Анкаля. – Я не хочу дарить лаской незнакомых мужчин.

Симонея усмехнулась и погладила девушку по голове, затем, юркнув в ее постель, обняла и крепко прижала к себе:

– Я не дам тебя в обиду, не бойся.

Тонкие, чуть подрагивающие пальцы Симонеи пробежались по шее девушки, замерли на упругой груди, скользнули к животу, лобку, бедрам. Анкаля застыла от изумления. Ее никто никогда не ласкал, и ощущения, обрушившиеся на нее, ошеломили девушку. Жрица коснулась горячими губами ее щеки, быстро лизнула щею, затем, откинув одеяло, приникла жадным ртом к напрягшемуся соску. Анкаля вскрикнула и попыталась отодвинуться, но Симонея крепко держала ее в своих объятиях. Жрица исступленно целовала живот девушки, затем наклонилась ниже и быстро-быстро заработала языком. Анкале показалось, что она стала невесомой, свет померк, и ее захлестнула волна такого острого наслаждения, что она закричала и вонзила ногти в пышную шевелюру Симонеи.

– Я для тебя все сделаю, – бормотала жрица. – Только одари меня своей любовью, отдай мне нежность и ласку…

Анкаля слабо сопротивлялась. Неожиданно раздался резкий стук в дверь, и чей-то звонкий голос прокричал:

– Высшая жрица! Высшая жрица! Ты здесь?

– Здесь, – отозвалась Симонея, не скрывая злости и раздражения. – Кому я могла понадобиться?

– Паломники!

– Что?! Какие паломники в это время года? – изумилась жрица.

– Не знаю. Меня прислали сказать, что двое мужчин просят открыть ворота для паломников.

– Сейчас приду. Я вернусь, любовь моя, – добавила Симонея шепотом и поспешно покинула комнату.

Возле главных ворот стояли послушницы, которые, отталкивая друг друга, норовили заглянуть в маленькое смотровое окошко. Однако стоило появиться Симонее, как они тут же расступились. Жрица взглянула в окно. За воротами стояли двое мужчин. Оба были молоды, привлекательны и, по всей вероятности, сильны.

– Кто вы? – строго спросила жрица.

– Я паломник, – ответил один из мужчин, пристально взглянув на Симонею, и жрицу поразил необычайный цвет его глаз – светло-карий, почти рыжий. – Я проделал долгий путь, чтобы предстать перед светлыми очами благословенной Тнихе. У меня есть к ней просьба. С собой я принес дары, которые, надеюсь, светозарная богиня не побрезгует принять.

– А ты? – перевела взгляд жрица на второго мужчину, широкоплечего гиганта с ослепительно синими глазами.

– Это мой телохранитель, – ответил за него спутник. – Я никогда не отправляюсь из дома без него.

Жрица распахнула ворота, но когда синеглазый попытался шагнуть вслед за хозяином, остановила его:

– Твоему господину тут ничего не угрожает. Он пойдет один. А ты ступай к соседним воротам и скажи стражникам, что тебя послала Высшая жрица Симонея, Там тебя примут.

Гигант сжал зубы так, что желваки забегали по его скулам, однако возражать не стал, а, обменявшись быстрыми взглядами с господином, покорно направился к другому входу.

– Как зовут тебя, почтенный господин? – поинтересовалась жрица, – Откуда ты прибыл?

– Я из Вендии. Зовут меня Джерим. Вот, возьми, – и он протянул Симонее туго набитый мешочек.

В мешочке лежали самые обычные осколки горных пород не стоившие ровным счетом ничего. Но великое умение чародея наводить убедительные и прочные иллюзии превратило их в драгоценные камни чистейшей воды. Жрица однако, не приняла дар.

– Сначала умойся и отдохни с дороги. Потом изложишь свою просьбу. Подношение отдашь той жрице, которая придет оказать тебе помощь.

Джерима провели в одну из комнат для паломников, где он принял ванну, съел несколько ароматных фруктов и немного отдохнул. Когда ему начало казаться, что ожидание слишком затянулось, дверь его комнаты неслышно отворилась и на пороге возникла невысокая изящная женщина с огненно-рыжими волосами, одетая в прямое платье из грубой ткани.