Текст книги "Рубин"

Автор книги: Кристина Скай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

– Четыре месяца, Angrezi. Возможно, пять, если муссон запоздает.

Она прикусила губу, пятна румянца покрыли ее щеки. Пять месяцев здесь, в забытой Богом дыре, и никого вокруг, кроме сборщиков чая, которые ни слова не понимали по-английски? Баррет вздернула подбородок.

– Я ненавижу тебя, Деверил Пэйджен. Запомни это, – прошипела она. – Я не похожа на твою Миту.

Быстро, опасаясь передумать, она поднялась на носки, прижала напряженно сомкнутые губы к его рту на долю секунды и отпрянула. Пэйджен поднял брови.

– Ты называешь этот символический жест поцелуем? Я надеюсь, что ты никогда не целовала своего мужа подобным образом.

– Мужа? Я не замужем! – Баррет снова прикусила нижнюю губу. – По крайней мере я не чувствую себя замужней.

– И я могу объяснить почему, если ты обращалась со своими поклонниками так холодно. Теперь попробуй снова, на этот раз по-настоящему.

Она задрожала от страстного желания отказаться и сжала руки в кулаки, не отводя гневного взгляда от лица Пэйджена.

– Боишься? – прошептал он.

– Тебя? Никогда!

С этими словами она резко вздохнула и бросилась к нему с такой силой, что они оба чуть не упали на землю. Потом ее руки почему-то обняли его упругие плечи. А его пальцы почему-то погрузились в великолепную копну ее волос.

– Держись спокойно, высокомерный грубиян.

– Я стараюсь, Angrezi. Но из-за тебя это чертовски трудно.

Ее живот уютно пристроился между его бедер, а дыхание коснулось его груди. Она закатила глаза и вытянула губы. В каждом мускуле ее напряженного тела сквозило отвращение. Поцелуй пришелся в верхнюю часть его челюсти. Пэйджен усмехнулся:

– Боюсь, у тебя вышло ненамного лучше.

– Ах ты, презренный червяк!

После секундной паузы она обхватила руками его голову и притянула к себе, прижавшись к его рту с сердитой страстностью. Невзирая на это, губы Пэйджена стали мягче. Он как бы приветствовал ее порыв.

Баррет почувствовала, что у нее перехватило дыхание, она крепче сжала его плечи, ощущая, что земля уходит из-под ног. Баррет открыла рот, чтобы вскрикнуть, и его язык тотчас глубоко скользнул внутрь. Мягкие осторожные движения возбудили в ней дикий голод. Она бессознательно округлила губы вокруг его языка и задрожала, когда он коснулся нежной поверхности рта.

– Вот так это должно быть, как я понимаю.

Баррет неистово пыталась овладеть своими чувствами, все еще ощущая волшебный вкус его языка и губ.

– Ты подлый, развращенный...

Вдруг ее тирада прервалась. Она посмотрела вниз на распущенный пояс своих бриджей, которые теперь спустились на бедра. Там, над краем ткани, висела кованая золотая цепочка с необычной изогнутой пластинкой в центре. Баррет лишилась дара речи от изумления и ярости при этой новой подлой проделке Пэйджена.

– Эта вещица тоже пришлась тебе впору, как я вижу. Я рад, что моя оценка была верна. – Он любовался своей работой с нескрываемым торжеством. – Как, впрочем, и все мои оценки.

Резкими сердитыми рывками Баррет дергала оскорбляющую ее цепь, безуспешно разыскивая застежку.

– Убери ее, – потребовала она, не отыскав замка.

– Цепь останется, Angrezi. Она означает, что ты – моя собственность, собственность Тигра. Если ты по какой-то причине ускользнешь от меня в джунглях, она может оказаться единственной вещью, которая сохранит твою жизнь. Аборигены знают, что я ревностно защищаю свое имущество.

Он мог бы с таким же успехом помахать красным флагом перед разъяренным быком.

– Собственность? Ах ты, напыщенный, высокомерный осел! Я не буду собственностью ни одного мужчины, слышишь?

– Теперь ты стала моей, Циннамон, – серьезно сказал Пэйджен. – Ты стала моей с того самого момента, когда ступила на мой берег. И не пытайся убедить меня, что тебе не понравилось то, что случилось между нами несколько минут назад, так же как и мне. Всего несколько минут назад ты была охвачена таким жаром и желанием, какого я не встречал ни у одной из женщин.

Но Пэйджен знал, что это было ложью. Ей не хватало той обжигающей невинности и удивительной честности, которым он удивился четыре месяца назад на углу лондонской улицы.

Но этот поцелуй убедил его хотя бы в одном: она была действительно его маленьким соколом, женщиной, о которой он мечтал каждую ночь после отъезда из Англии.

Его приводило в бешенство то, что она не знала этого, а он почему-то надеялся, что поцелуй мог бы пробудить ее память. Всего лишь детские фантазии, подумал он мрачно. Пэйджен отвернулся, боясь наговорить лишнего. Он молча собрал ее одежду и свернул в бесформенный узел.

– Я надеюсь, между прочим, что у тебя не войдет в привычку гулять во сне, пока мы находимся в джунглях.

Баррет мгновенно напряглась.

– Гулять во сне? – повторила она тихо, чувствуя, как тонкие щупальца памяти легко касаются ее мозга. Непонятный страх охватил ее, и она задрожала. – Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, – сумела невозмутимо ответить Баррет.

– Правда? – Его глаза блеснули. – Я только надеюсь, что отыщу тебя в джунглях раньше, чем это сделает леопард.

Вскоре они сменили направление. Ни Нигал, ни Мита не говорили об этом, но Баррет по положению солнца смогла определить, что они свернули на северо-запад. Пересохшее русло совсем пропало, и им пришлось пробираться через густой пожелтевший подлесок и заросли полузасохших деревьев.

Теперь Баррет понимала необходимость предосторожности Пэйджена в засушливых долинах перед началом муссонных ливней. Пожар пронесся бы ураганом по этому сухому пространству, и ничто не смогло бы удержать его. Какая ужасная смерть, подумала Баррет, унимая охватившую ее дрожь.

Она хмурилась, наблюдая за движением бронзовых плеч Пэйджена. Что-то подсказывало ей, что ни одно растение, ни один хищник не представлял для нее такой угрозы, как этот молчаливо идущий впереди человек.

Глава 26

Они разбили лагерь, когда солнце повисло уже над самыми верхушками деревьев. Баррет было жарко, она вспотела и страстно хотела выкупаться. Соленый запах моря безошибочно чувствовался в воздухе. Баррет отыскала Пэйджена, инструктирующего носильщиков на краю лагеря, и решительно шагнула к нему.

– Могу я поговорить с тобой?

Он обернулся и вопросительно поднял брови.

– Я хочу искупаться. Мита сказала мне, что мы недалеко от побережья, – добавила она, уверенная, что он не станет этого проверять. – Разреши мне, пожалуйста.

Темные брови поднялись еще выше.

– Вот как? Это приказ?

– Мне жарко. Я устала. Я вся покрыта потом, Пэйджен. Я прошу лишь небольшого одолжения.

Он на минуту задумался.

– Возможно, ты права. Я и сам не отказался бы поплавать. – Пэйджен стал серьезным. – После нашей последней прогулки по берегу ты и сама понимаешь, что нельзя идти одной.

Баррет предвидела такой ответ, но она надеялась, что Миты и одного из вооруженных носильщиков было бы достаточно для ее защиты. Но сейчас ей было слишком жарко, чтобы спорить.

– Очень хорошо. Можем мы идти прямо сейчас?

После недолгих переговоров с Нигалом Пэйджен забросил на плечо винтовку и шагнул в заросли сухого кустарника. Она заметила двух вооруженных носильщиков, следовавших за ними в нескольких шагах.

– Они будут наблюдать с опушки джунглей, – кратко пояснил Пэйджен.

К своему огорчению, Баррет поняла, что мечте об уединении не суждено сбыться. Но мысль о предстоящей прохладе и чистой воде хотя бы на несколько минут сделала ее более терпимой. И не зря, решила она через несколько минут, когда они вышли из зарослей в открытую всем ветрам бухту с белым песком, окруженную высокими раскидистыми пальмами. Пэйджен молча сбросил с плеча сумку и винтовку и протянул ей лоскут темно-красной шелковой ткани.

– Это – купальный костюм, diya redde[11]11
  Полоска ткани, используемая сингалезскими женщинами при купании. – Примеч. пер.


[Закрыть], как называют его сингалезцы. Женщины пользуются такой одеждой, когда купаются в бассейнах или высокогорных водопадах и озерах. Они в совершенстве постигли искусство скромности при купании на людях, хотя я не вижу в этом ни малейшей необходимости. В любом случае ты будешь спать в этой одежде сегодня ночью. Возможно, нам придется в спешке покидать лагерь, и мне не улыбается ждать, пока ты в темноте разыскиваешь свои бриджи.

Баррет развернула невесомый лоскут багряного шелка, чувствуя, как он прилипает к ее пальцам, подобно второй коже. И как только она ощутила его прикосновение, неясное видение пронеслось в ее мыслях. Красный шелк и золотые колокольчики. Господи, эта ткань появлялась в ее снах! Она затаила дыхание, вспоминая остальную часть этого фантастического сновидения.

«Не позволяй себе увлекаться, идиотка. Это всего лишь совпадение, и ничего больше».

Баррет нехотя зашла за растущий поблизости куст и расстегнула рубашку, затем небольшой лиф, который одолжила ей Мита. Он закрывал ее раны, не касаясь нижних, уже подживающих рубцов. Стянув бриджи, Баррет накинула воздушную шелковую полоску ткани, и ее глаза потемнели от смущения. Этот лоскут фактически ничего не закрывал. И как, черт возьми, он мог удержаться без единой пуговицы или шнурка?

С берега послышался негромкий скрип песка под шагами Пэйджена, направляющегося к воде. Скромность Баррет боролась с искушением, и искушение победило. Она вызывающе вздернула подбородок, обернула шелк вокруг груди, завязав концы под мышками, и наконец подошла к воде, почти не дыша, в восхищении от окружающей ее красоты. Мягкий ветерок шевелил волосы, лаская голые руки и плечи. Под босыми ногами шелестел теплый сухой песок. Прямо перед ней серебряные волны накатывались на кромку маленького, окруженного валунами пляжа.

На мгновение Баррет почти забыла, что она была здесь незваным гостем. Что даже теперь продолжалась жестокая схватка между двумя неустанными противниками, и она была пешкой в этой борьбе. И этого нельзя забывать.

Как только она приблизилась к морю, Пэйджен обернулся. На широких плечах уже блестели бусинки воды, солнце светило ему в спину, и лицо было скрыто в тени, так что она не могла видеть выражение его глаз.

– Тебе очень идет, Циннамон, – сказал он с тихой нежностью и резко отвернулся. – Только на этот раз постарайся, чтобы вода не поднималась выше твоей талии.

Баррет нахмурилась. Этот мужчина был невозможен! Он был так же изменчив, как небо в этом незнакомом мире. Сумеет ли она когда-либо понять его?

Мысленно послав Пэйджена в преисподнюю, где ему было самое место, она шагнула к воде и медленно пошла дальше, пока вода не поднялась до лодыжек. Прохладные бархатные волны набегали и отступали, унося с собой изнуряющий жар. Уголком глаза она увидела, что Пэйджен махнул рукой охранникам на опушке джунглей, потом развернулся и бросился в воду. Он двигался с плавным изяществом, которое говорило о его близком знакомстве с океаном. Последние лучи солнца ослепительным блеском обливали его плечи и руки, и Баррет подумала, что он вполне мог быть существом водяного царства.

Она отвернулась и побрела вдоль берега, наслаждаясь приятной убаюкивающей прохладой ветра и воды. Далеко в море Пэйджен прокладывал серебристую дорожку через беспокойные волны прямо к горизонту.

Баррет отыскала торчащие из воды камни в конце бухты. Она осторожно прислонилась спиной к прохладному граниту, свесив ноги в заполненное водой углубление.

Появившаяся в воздухе прохлада напомнила, что солнце уже садилось. Она, должно быть, задремала, потому что, открыв глаза, увидела, что небо стало цвета индиго и только тонкая темно-красная полоска еще светилась у горизонта. Она повернулась к воде, но Пэйджена нигде не было видно. По крайней мере, оба носильщика были на месте, их белые саронги неясными пятнами выделялись на фоне зарослей. Баррет встала, собираясь уходить, и вдруг услышала низкий загадочный напев, который, казалось, раздавался со всех сторон.

– Ты должна быть счастлива, Angrezi. – Голос Пэйджена раздался прямо над ее ухом. – Рыба поет для тебя сегодня вечером.

Она сжала губы, пытаясь скрыть дрожь при его внезапном появлении.

– Что... О чем ты говоришь?

– Аборигены называют это песней рыбы, хотя никто не знает, отчего появляются эти звуки. Возможно, они доносятся от коралловых рифов, или их издают какие-то моллюски. Звук бывает громче при восходе луны и полном приливе.

Пока Пэйджен говорил, странный напев все усиливался, напоминая какую-то древнюю таинственную победную песнь или бессловесное пение русалок. Звук, казалось, исходил из самого моря.

– Пойдем, – сказал он внезапно, схватив ее запястья и заставляя встать на ноги.

– К-куда ты меня тащишь?

– Делай, как я говорю.

– Прекрасно, но если я утону, я тебя убью! В ответ Пэйджен громко расхохотался:

– Если ты утонешь, Циннамон, я разрешаю тебе убить меня.

Они отошли от выступающих из воды камней и направились в другой конец бухты. Баррет недоуменно наблюдала, как Пэйджен разыскивал что-то на песке. Через минуту он выпрямился, торжествующе размахивая обломком дерева.

– Пойдем глубже.

Баррет неохотно подчинилась, задавая себе вопрос, не сошел ли Пэйджен с ума. С каждой секундой таинственный напев становился громче, обступая их жутковатой стеной переливчатых звуков. Пэйджен молча шагнул в черные волны, опустил на воду обломок дерева и прижался к нему ухом. Потом он жестом подозвал ее поближе.

Что за безумие накатило на него на этот раз? – спрашивала себя Баррет, осторожно приближаясь.

Он поднял ее над водой, чтобы спина оставалась сухой, и наклонил ее голову к лежащему на воде куску дерева. Его длинные пальцы сжимали ее талию, и ее тело покачивалось вверх и вниз на тихих волнах.

– Пэйджен! Что ты...

– Тише, Циннамон. Закрой рот и послушай для разнообразия.

Баррет неохотно приблизила ухо к дереву и все поняла. Напев, который был до сих пор не очень громким, в десятки раз усиливался куском дерева. Теперь песня неистово гремела, наполняя все ее тело великолепными переливами и руладами, как первобытный неземной хор.

– Это... Это чудесно!

Ее широко распахнутые глаза мечтательно остановились на покрытом тенями лице Пэйджена. Его пальцы незаметно сжались, рука скользнула вокруг талии, как только набежавшая волна подняла ее чуть выше. Окружающая красота захватила их. Ослепленные этим видением, они стояли, прижавшись друг к другу, не в силах стряхнуть с себя оцепенение. Лицо Пэйджена склонилось ближе, выступая темной бронзой в мягком сумраке ночи.

У Баррет перехватило дыхание. Сжав в пальцах обломок дерева, она неподвижно стояла перед ним, а неведомый хор пробуждал ее чувства. Позже она поняла, что должна была отвернуться. Но, так или иначе, она не смогла ничего сделать, потому что почувствовала, как этот миг изменил ее; и все произошло из-за величественной красоты, которую она разделила с этим мужчиной.

Никогда снова она не сможет стать прежней, поняла Баррет, независимо от того, вернется к ней память или нет. И в тот удивительный момент, чувствуя сладостную боль, она не могла заставить себя пошевельнуться, не могла противиться наслаждению этой странной ночью, даже несмотря на то что мужчина был частью этого наслаждения. Она просто неподвижно ждала, застыв у груди Пэйджена.

Внезапно Баррет поняла, что должна прикоснуться к нему, ощутить вкус соленой воды, блестевшей на его твердом подбородке и широких властных губах. Она заметила, как перекатывались тугие мускулы в напрягшихся плечах. Баррет с трудом перевела дыхание, ее огромные глаза безмолвно спрашивали, что чувствовал он в этот момент. Ответ прозвучал в ту же секунду.

– Красиво, – прошептал Пэйджен, и, когда он говорил, его пристальный взгляд был прикован к ее лицу, а не к океану.

Баррет моргнула, когда его пальцы осторожно отвели прядь медово-золотых волос с влажной щеки. У нее захватило дух от нежности жеста этого человека, кого она до сих пор считала воплощением непоколебимой твердости.

– Кто ты, Angrezi? – хрипло пробормотал он. – Кто ты такая? Бесплотный дух, явившийся, чтобы преследовать меня бессонными ночами? Или просто женщина, красивая языческая Ева, которая забрела в мой дикий сад?

Баррет не двигалась, не в силах произнести ни звука, загипнотизированная неуемной жаждой, горевшей на лице Пэйджена. Вокруг них дышало потемневшее море, нашептывая о коралловых дворцах и жемчужных башнях. О морском царстве, куда никогда не проникал взгляд человека. Волшебство плотно окутало ее звуками и запахами, и внезапно жуткий ужас прошлых дней и терзающая ее неуверенность из-за потери памяти исчезли. Важно было лишь то, что Баррет была жива и что она была женщиной. И что темный человек рядом с ней до последнего дюйма был мужчиной.

Она почувствовала ласковое прикосновение его твердых пальцев к своему бедру через влажный шелковый саронг так отчетливо, как если бы она была обнажена.

– Кто я? – переспросила она мгновенно пересохшими губами. – Я... я всего лишь только женщина. Женщина, которая чувствует себя странно. Очень странно.

– Не настолько странно, как я, Циннамон.

– Что происходит с нами?

Его пальцы крепче сжали ее талию.

– Почему бы нам не выяснить, Angrezi?

Прикосновение его губ было легким, как дуновение ветерка, жарким, как предзакатное небо, неуемным и беспокойным, как наступающий прилив. И после первого секундного замешательства Баррет полностью погрузилась в поцелуй, опрометчиво, отчаянно, чтобы наконец-то почувствовать его вкус. Результат был великолепен.

Его губы уподобились язычкам пламени, то дразнящим, то повелевающим. Как только она решила, что определила, каков он на вкус, Пэйджен шевельнулся, дым превратился в огонь, твердая сталь обратилась в неудержимую лаву.

Баррет смутно подумала, что она никогда не сумеет проникнуть в душу этого человека. И никогда не насытится им. Она открыла рот, чтобы сказать ему об этом, но он поймал ее нижнюю губу и держал в плену своего горячего рта, пока ее сердце не забилось в груди как пойманная птица, пока не исчезли все мысли в ее голове.

– Чудесно. Слишком чудесно.

Кто это произнес, он или она? Через секунду Баррет уже забыла. Пэйджен обнял ее и поднял, прижав к своей обнаженной груди и твердым бедрам. Его глаза мерцали, как ночное море мерцает странным фосфоресцирующим блеском. И она могла слышать гулкое биение его сердца.

Баррет изогнулась дугой, прижимаясь к нему. Он застонал. И она впервые осознала свою власть над этим твердым, несгибаемым мужчиной.

Она легкомысленно обрадовалась своему открытию, когда очевидное свидетельство его возбуждения прижалось к ее бедру. Какой-то демон заставил ее прижаться плотнее к этой горячей плоти, и она тотчас ощутила, что она стала твердой и начала пульсировать. Проклятие замерло на его губах.

Загипнотизированная красотой ночи, Баррет хотела большего. Открытие было перед нею, и она была намерена воспользоваться им. Но не в силах вымолвить ни слова, она говорила своими тонкими пальцами, сжимавшими его солено-гладкие плечи. Не останавливайся – хотела она крикнуть. Прекрати – возражало ее сознание.

Но тело не слушало ее, оно разговаривало только с его телом, как Ева однажды говорила с Адамом, прежде чем рай был закрыт для них.

Ее пальцы терзали его напряженные дрожащие плечи. Каждый резкий вздох прижимал увенчанные потемневшими напряженными сосками груди к его обнаженной коже. Пэйджен почти терял сознание. Все силы покинули его в одно мгновение. Он умирал в прекрасной сладостной агонии.

– Бог мой, я обожаю твои прикосновения, твой аромат. Больше всего на свете мне нравится вкус твоих губ, англичанка. Поцелуй меня снова, – прошептал он хрипло.

Баррет смутно вспомнила о пересохших и пожелтевших зарослях, окружающих ее. Внезапно она поняла, что она была подобна этим зарослям, а он был той искрой, которая сожжет ее дотла.

– Скорее, Циннамон. Господи, не отказывай мне!

Он склонился над ней, легко и нежно поцеловал в губы, и этот едва ощутимый поцелуй вызвал неудержимый взрыв чувств.

Он застыл в ожидании, каждым дюймом своего тела стараясь сдержать страсть. Где-то глубоко в подсознании Баррет возникла его просьба. Ее тело ответило на его мольбу, губы приоткрылись, мягко прижимаясь к его губам. Крепко. Требовательно. Повелительно. Именно так, как должно было быть в эту волшебную безумную ночь.

Навсегда, хотя ее сознание все еще не принимало этого факта. Она увидела яростное биение жилки на его виске.

– П-Пэйджен?

– Еще, Angrezi. Обхвати меня своими чудесными ножками и покажи мне, что такое настоящий огонь. О Боже, мне кажется, я был покрыт льдом всю жизнь до этого момента.

Баррет дрожала от непреодолимой силы его желания, упивалась могуществом своего тела, готовая отдать ему все, что бы он ни попросил. Она изгибалась под его всезнающими пальцами, превращаясь в огонь и ртуть в его руках, становясь волшебной блестящей русалкой в черном бархате моря. Она превращалась в женщину, а Он был ее мужчиной.

Ноги обхватили его талию, руки скользнули по шее и растрепали влажные после купания волосы. Снова волна дрожи сотрясла его тело, и она почувствовала себя на вулкане перед извержением лавы. Баррет закрыла глаза.

Красный шелк и золотые колокольчики. Счастливый смех в долгой страстной ночи.

Внезапно она осознала, что это был именно тот мужчина, о котором она мечтала. Она хотела прикасаться к нему, дарить ему наслаждение, пока оба не растворятся в сладостном горячем порыве. Даже сейчас его прикосновение было мучительно знакомым.

Она задрожала, прикоснувшись пылающей щекой к вьющимся волосам на его груди. Неторопливо и осторожно Пэйджен трогал языком каждый изгиб ее шеи и плеч. А потом в решительном натиске нагнулся ниже и захватил зубами напряженно-вздернутый сосок.

– Дрожи для меня, Angrezi. Стони. Раскрой для меня свою страсть.

Он не отрывал губ от ее шелковой кожи. Волны огня опаляли ее. Земля колебалась и дрожала у нее под ногами. Она казалась себе натянутым луком в руках искусного мастера.

Застонав, Пэйджен прижал ее к себе, заставив еще больше выгнуть спину. Он излучал нестерпимые волны огня, его губы и язык непрестанно касались ее кожи, и с каждым биением сердца он все крепче сжимал ее в своих объятиях.

Ее развязавшийся саронг сполз на бедра. Его руки ласкали ее наготу, сводя ее с ума, зажигая пламенем страсти, заставляя умирать и возрождаться каждую секунду.

Он тихо смеялся, шепча негромкие слова похвалы и торжества. Слова, которых она не могла понять. Как и все, что исходило от этого сурового непроницаемого человека. С каждым прикосновением он все больше овладевал ею. Кровь готова была разорвать ее сердце. И, наконец, само сердце готово было вырваться ему навстречу. Баррет не видела ничего вокруг, она не могла оторвать стиснутых пальцев от его шеи.

– П-Пэйджен, остановись! Я...

Но было уже слишком поздно для каких-либо просьб или обвинений. Ночь набрала силу и стерла все, кроме волшебного желания. А потом наслаждение подхватило ее широкой мощной волной и увлекло в мерцающую даль, к серебряной музыке моря.

Баррет все еще качалась на волнах восторга, слившись с волшебной ночью, ветром и водой, когда приглушенный далекий возглас заставил Пэйджена вздрогнуть.

У Баррет закружилась голова, как только раздался резкий вопросительный окрик Пэйджена, а потом он замер, ожидая ответа. Рассудок медленно начал возвращаться, неумолимо воспроизводя все подробности происходившего. Господи, что она наделала? Как он сумел заставить ее потерять голову? С приглушенным рыданием она отпрянула от него, стараясь сохранить спину сухой.

От кромки леса донесся еще один пронзительный возглас. Пэйджен пробормотал что-то себе под нос, потом повернулся и торопливо направился к берегу.

Она мрачно последовала за ним, укоряя себя с каждым шагом. Пэйджен обернулся и погладил ее влажную от слез щеку.

– Не говори ничего. Ни слова. И я... Я не плачу, – сказала она вызывающе. – Я никогда не плачу.

Его пальцы нестерпимо ласково коснулись ее века.

– Я и не думал этого, Angrezi.

Он колебался, как будто хотел сказать что-то еще. Но он только наклонился и поднял свою винтовку.

– Тебе надо одеться. Нигал только что заметил группу охотников, идущих к нам по гребню горы.