Текст книги "Первый любовник Англии"
Автор книги: Кристина Додд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– А потом увидел тебя на сцене. – Сэр Дэнни задумчиво кивнул. – Тогда неудивительно, что он вскочил злой как черт. Он подумал, что целовал мальчика!
Роузи пронзило воспоминание о горячей руке Тони, поглаживающей ее грудь.
– Он может узнать о нашем маскараде, – пробормотала она. – Нет, он знает! Мы должны немедленно уехать отсюда!
– Это еще почему?
Вопрос сэра Дэнни ошеломил Роузи.
– Что значит – почему? Потому что он знает, что я женщина. Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь знал про это? Что мы нарушили законы и традиции старой доброй Англии? Если кто-нибудь еще пронюхает об этом, нас схватят, измажут в дерьме и протащат в таком виде по улицам.
Сэр Дэнни огляделся вокруг.
– Не вижу здесь ни одной улицы…
– Ни одной… – у Роузи не хватило слов.
– Для исполнения женских ролей у нас есть юный Алейн Брюэр.
– Но я сама хочу их играть!
Сэр Дэнни похлопал ее по руке.
– Я берегу тебя для более крупной, настоящей роли. Роли пропавшего наследника.
– Но наследником был мальчик, разве нет?
Сэр Дэнни пригладил свои пышные усы и задумчиво взглянул на Роузи.
– Что – разве нет?
– Разве наследником был не мальчик? – настойчиво переспросила Роузи.
– С этого времени ты будешь носить только мужскую одежду.
– Но Тони знает! – воскликнула Роузи.
Сэр Дэнни воздержался от замечания насчет Тони.
– Все, что я от тебя хочу, – это чтобы ты великолепно сыграла свою роль наследника.
– Но он трогал мою грудь!
– Ерунда! – махнул рукой сэр Дэнни. – Не такая уж она большая, эта твоя грудь! Была бы это грудь Крошки Мэри, у него бы и двух рук не хватило. – Сэр Дэнни хихикнул, но, увидев сосредоточенный взгляд Роузи, торопливо продолжил: – Все должны считать тебя молодым человеком. Выставляй себя напоказ перед сэром Энтони! Стань его лучшим другом! Выведай его тайны! Ходи с важным видом, хвастайся, ухаживай за женщинами…
– Сэр Дэнни! Вы сошли с ума! – на повышенных тонах заявила Роузи.
Сэр Дэнни сладко заулыбался – такая улыбка была припасена у него только для Роузи.
– Послушай, я когда-нибудь подводил тебя словом или делом?
– Никогда!
– Я когда-нибудь просил тебя сделать что-нибудь лично для меня?
– Нет, – чуть помедлив, ответила Роузи.
– Тогда доверься мне, делай то, о чем я тебя прошу. Эдуард Беллот, лорд Сэдлер и его наследник исчезли много лет назад. Это поместье получил Райклиф, но он всего лишь внебрачный сын знатного лорда и ничуть не важнее, чем мы с тобой. Почему бы ему не поделиться своим богатством?
Роузи покачала головой. Она еще никогда не слышала, чтобы сэр Дэнни говорил так безрассудно. Прививая Роузи чувство добра и милосердия, приучал делиться последним куском хлеба с голодным ребенком, воспитывая в ней честность, был честным сам. И он достиг своей цели. Поэтому теперь девушка находилась в полном смятении.
– Но объявить Райклифу, что я – наследник Сэдлера, и требовать компенсации за отказ от предъявления прав на собственность!
– А что? По-моему, это совсем не глупый план. Ты как раз в том возрасте, чтобы быть наследником.
– Сэр Энтони не производит впечатление человека, готового выложить деньги по первому безосновательному заявлению. Кроме того, он знает, что я женщина, а не мальчик, исчезнувший когда-то.
– Райклиф сделает то, что ему будет сказано. Я навел о нем справки – он костьми ляжет, лишь бы сохранить за собой это поместье. – Разочарование Роузи в сэре Дэнни было столь явным, что лицо у него пошло красными пятнами. – Ты думаешь, в моем характере произошли разительные перемены? Если со мной что-то и произошло, то это вызвано только тем, что старый актер хочет под старость лет свить себе гнездо, а не закончить свою жизнь на улице.
– Ничего подобного с вами не может случиться, – горячо возразила Роузи. – Вы – сэр Дэнни Плаймптон, эсквайр, величайший актер всех времен!
Сэр Дэнни вскинул голову.
– Да, это правда. И эта роль будет моей величайшей ролью! – Он поднялся с земли и отряхнул штаны. – Итак, ты сделаешь то, о чем я тебя прошу?
Роузи с несчастным видом покорно кивнула.
– Вот и умница, – сказал сэр Дэнни и быстро ушел.
Если бы сэр Энтони знал правду, подумала между тем Роузи, она бы выпуталась из этой ситуации, в которой сэр Дэнни проявил удивительную беспечность. Но неужели она на самом деле такая плоская?
Роузи украдкой взглянула на свою грудь. Она не была похожа на те мужские груди, которые ей доводилось видеть, но, с другой стороны, не очень-то много Роузи их и видела. В этом ветхом театральном мирке сэр Дэнни сделал все так, чтобы Роузи оставалась от него в стороне. Именно поэтому она проводила большую часть в одиночестве в их фургоне, в то время как остальные актеры проводили свободные вечера в обществе бутылок и разбитных молодых крестьянок. Это вынужденное заточение злило Роузи, но жизнь с сэром Дэнни не давала скучать слишком долго: опасностей и приключений в ней было столько, что не приснится даже во сне.
Конечно, именно поэтому она и ощутила мрачное предчувствие от перспективы остаться в этом месте. Ей хотелось избавиться и от Тони, и от того сладкого потайного желания, которое он пробудил в ней. Но еще больше Роузи хотелось убежать прочь из поместья Одиси, подальше от дома, который так загадочно манил ее.
Дядюшка Уилл писал в своих пьесах о таких людях, как она, о людях, находящихся на краю безумия и влачащих жалкое плебейское существование, блуждая в запутанных лабиринтах своего больного разума.
Всю жизнь она хотела играть на сцене и стать гордостью сэра Дэнни. Роузи представляла себе возбужденный шум толпы, которую она заставляет то плакать, то смеяться; она мечтала о том, как будет показывать людям их собственную душевную чистоту и бичевать безнравственность, и эта мечта всецело поглотила Роузи.
Но сейчас все это казалось не столь важным по сравнению с острой тоской по прошлому, сказочной фантазией, ворвавшейся в ее тяжелую жизнь. И необъяснимое чувство, что она знает Одиси, росло, а не уменьшалось по мере ее пребывания в поместье. Это чувство овладело ее разумом, оно волновало и пугало ее сильнее, чем выход на сцену.
– Эй! – донесся до Роузи громкий мужской голос. – Что ты здесь делаешь? Мы не позволяем бездельникам-комедиантам подходить так близко к дому!
Подняв глаза, Роузи увидела седеющего мужчину, изо всех сил спешащего к ней. На нем была надета теплая накидка, из-под которой виднелась короткая кожаная куртка. Все выдавало в нем преданного слугу, и он так размахивал руками, словно у него чесались кулаки.
Роузи осторожно попыталась подняться на ноги.
– Прости меня, добрый человек! – Но пышные юбки зацепились за пятку, и Роузи, приподняв подол, отчаянно пыталась освободить его. – Я сейчас же уйду отсюда.
– Так уходи!
– Я стараюсь!
Освободив пятку, Роузи постаралась встать, но теперь ей мешала тяжелая нижняя юбка.
– Ради Бога! – Мужчина всеми своими порами источал враждебность. Он схватил Роузи за руку и поднял сильным рывком. – А теперь убирайся, пока я…
Подняв голову, Роузи впервые посмотрела мужчине в лицо и…
Не оставляй меня с ним, папочка! Я буду хорошей, пожалуйста, не оставляй…
Всхлипнув, она бросилась наутек, почти ничего не видя перед собой. Оглянись Роузи назад, ее ужас, несомненно, стал бы еще сильнее. Седеющий мужчина мчался в противоположную сторону, и рыдания девушки отражались на его лице беззвучным эхом.
6.
Тони, наблюдающий, как Роузи крадется вокруг Одиси, незаметно последовал за ней. Честно говоря, его не очень-то волновало, что она собирается делать. Ему бы уже давно следовало рассказать всем об этом гнусном маскараде, который она разыгрывала здесь вот уже пять дней, но слишком уж забавно она выглядела, пытаясь расхаживать перед ним мужской походкой, одетая в костюм юноши. Подбитый войлоком камзол скрывал женские атрибуты, и Розенкранц воспользовался этим, а также широкополой шляпой, надвинув ее почти на лицо.
Да Тони и не хотел видеть его лицо.
Но зачем Розенкранц все время подпрыгивает, стараясь заглянуть в окна? Это ужасно интриговало Тони, тем более, что девчонка никогда не пыталась зайти в дом. В самом деле, если ей так интересно, почему бы просто не войти внутрь? Или она считает, что ее тут же кто-нибудь схватит и выкинет вон, предварительно надавав по шее?
После его довольно жесткого разговора с Хэлом, управляющим Одиси, актерам позволили заходить в нижний этаж, в частности на кухню, где они и ели. Годы, прожитые в холодном доме своей матери, научили Тони радушию и гостеприимству, поэтому сейчас, видя, как Розенкранц шарахается от дома, словно в нем поселилась бубонная чума, он чувствовал некоторую обиду.
Тони не давал насчет нее никаких особых указаний, хотя должен был бы это сделать. На своем веку он целовался со многими распутницами, поэтому сейчас, исходя из собственного опыта, был убежден, что перед ним девственница, изумительная и даже опасная актриса. Кто знает, что она затевает, прикрываясь маской невинного младенца?
Вот потому-то он и следил за ней. Чтобы уберечь и своих гостей, и домочадцев от возможных неприятностей. Конечно, его забавляло, когда она понижала голос, широко, по-мужски, размахивала руками и отрыгивала после каждого глотка пива. Но никто бы не поверил в то, что она мужчина, если бы обратил на это чуть больше внимания. Даже Джин, бросив на Тони ироничный и проницательный взгляд, выбросила Роузи из головы.
Фактически, если бы она не соблюдала необходимых мер предосторожности, то была бы обличена первой же служанкой, которой попалась бы на глаза… Это бы тоже могло оказаться весьма забавным.
Тони взглянул на свои пальцы, которые гладили ее грудь, и возблагодарил Господа за свое пытливое нетерпение. Если бы он не был так смел с ней в первый раз, то корчился бы сейчас в адских муках, думая, что целовался с мальчиком.
Хм! Зачем это, интересно, Розенкранц крадется теперь по лестнице, ведущей на галерею? Тони смотрел, как Роузи осторожно поднимается наверх, изо всех сил стараясь ступать как можно тише, и наконец остановилась, не дойдя до конца четырех ступеней. Словно споткнувшись о невидимую преграду, девушка топталась на месте. Ей очень хотелось идти дальше, но она не шла.
Почему? Чего эта женщина, этот Розенкранц, так боится?
Тони начал подниматься по лестнице. Он шел так, как ходил всегда, твердой поступью, но Розенкранц продолжал не шевелясь смотреть вверх на заветную дверь. Когда Тони подошел совсем близко, девушка покачала головой, и он услышал тихое бормотание:
– Ты глупец, глупец и сумасшедший! Убирайся прочь, пока боги не покарали тебя!
Девушка обернулась так резко, что Тони вздрогнул. Увидев его, она оступилась и упала, широко раскинув руки. Тони услышал треск ломающейся кости. Девушка, побелев как полотно, коротко вскрикнула.
– Не двигайся, – приказал Тони, но она схватила себя за руку и скорчилась от боли. – Позволь мне. – Он попытался взять сломанную руку, но Роузи еще крепче прижала ее к телу.
Тони уже доводилось сталкиваться с такой реакцией во время боев на континенте – там раненые солдаты тоже отказывались от помощи, боясь, что она принесет им еще большие страдания. Ее страх имел основание, ведь для начала нужно было выправить руку, Тони доводилось проделывать такое, и он знал, что это очень болезненная процедура. Так или иначе, рука нуждалась в крепкой повязке, но сначала требовалось перенести девушку в дом. Крепко взяв Роузи за подбородок, Тони заставил ее смотреть ему прямо в глаза.
– У тебя болит где-нибудь еще?
Роузи жалобно всхлипнула.
– Скажи мне, – настаивал Тони. – Может быть, спина? Шея? – Он осторожно повертел ее голову. – Ребра?
Тони попытался проверить их целостность, но она вздрогнула и застонала.
– Ты… чувствуешь… боль… в ребрах? – он произносил слова отдельно в надежде, что так его вопрос дойдет до девушки быстрее.
Она отрицательно покачала головой.
– Тогда придерживай свою руку.
Зайдя к девушке со стороны неповрежденной руки, Тони медленно начал приподнимать ее. Роузи снова вздрогнула от боли и пронзительно вскрикнула, когда он наконец выпрямился, держа ее на руках.
– Прости, я не хотел…
Роузи подавила готовый вырваться крик, и Тони показалось, что он сам ощущает ее боль. Пинком отворив дверь в дом, он громко позвал:
– Хэл!
Служанка проворно бросилась за управляющим, и Тони крикнул ей вслед:
– Пусть принесет лубки и повязки!
Другой слуга бежал впереди Тони, открывая двери. Так, галерея позади, теперь вверх по лестнице, ведущей к спальням… Тут Тони словно споткнулся. Все двадцать семь спален были заняты. Правда, в каждой стояли по две кровати – одна огромная, другая низенькая, поменьше, но кто из его гостей согласится разделить комнату с комедиантом? Кроме того, Розенкранцу требовалось отдельное помещение, причем в значительно большей степени, чем остальным юношам.
Маленькая обманщица!
Единственное безопасное место, где бы он мог поместить ее, было в его прихожей, но Тони совершенно не хотелось, чтобы девчонка крутилась у него под ногами. Впрочем, ее можно отнести на кухню и там заняться сломанной рукой, а уж потом сэр Дэн-ни заберет ее.
Тут он заметил, что его бархатный воротник стал совсем мокрым. Роузи уткнулась лицом в камзол Тони, пытаясь скрыть гримасу боли и смущаясь своих слез, словно растерянный ребенок. Тони вдруг осознал, что укладывает ее на свою собственную кровать.
– Хэл! – снова позвал он.
– Я здесь, хозяин. Чего изволите?
– Один из актеров сломал руку. Когда я буду ее вправлять, мне понадобится твоя помощь.
Ответом послужило долгое молчание. Настолько долгое, что Тони пришлось оглянуться на дверь, где стоял Хэл.
– Ну, давай же, не видишь разве, как он страдает?
– Актер? – Хэл приблизился к кровати и прорычал: – Не стоит вам марать об него руки. Я отнесу его на кухню, где о нем позаботятся слуги.
Тони отверг это предложение с таким видом, словно сам он не думал даже об этом всего лишь несколько минут назад.
– Я сделаю это здесь.
– Тогда я приведу цирюльника вам на подмогу, ведь я всего лишь старый неуклюжий конюх и буду…
Если бы Тони не знал Хэла лучше, он сказал бы, что тот испуган.
– Тогда ты повидал на своем веку достаточно переломов. Мне нужен ты.
Изумление Тони возросло бы еще сильнее, ведь он никогда не видел, чтобы Хэла била дрожь. Замкнутый, угрюмый и преданный, Хэл всегда делал то, что ему говорят, никогда не отлынивал от работы и не обсуждал приказаний. Когда Тони появился в Одиси, Хэл уже находился здесь на службе, но его фанатичная преданность этому поместью и самому Тони выдвинула его из конюхов в управляющие, под началом которого находились все остальные слуги. Тони знал, что может положиться на него во всем, и потому доверял свои самые сокровенные тайны. А Хэл очень легко мог раскрыть тайну Розенкран-ца, когда они будут возиться с его рукой.
– Это тот самый актер, которого зовут Розен-кранцем? – Обычно зычный голос Хэла звучал почти неслышно.
– Хэл, ради Бога! – Стоны, доносящиеся с кровати, превратились в жалобные всхлипывания, которые лишили Тони последних остатков терпения. – Неси же наконец лубки и повязки – пора начинать!
Хэл подошел ближе и, положив на стол все необходимое, пробормотал:
– Вот оно, наказание Господне за все мои прегрешения!
– Я сейчас сам тебе устрою наказание, если ты не… – Тони сдержался и продолжил: – Я займусь переломом, а ты держи руку неподвижно.
Хэл беспомощно взглянул на Розенкранца, словно не зная, с чего начать.
– Подойди к кровати и сядь на него сверху, – приказал Тони.
Неуклюже поставив на матрас одно колено, затем другое, Хэл наконец взобрался на кровать. Никакие увещевания Тони не могли заставить его поторопиться. Его руки нерешительно зависли над девушкой.
– Вот здесь! – Тони сам положил запястья Хэла на ее колени.
От этого прикосновения Роузи забилась на кровати и сбросила с себя одеяло. Роузи только один-единственный раз взглянула на лицо Хэла и пронзительно завизжала. Мороз пробежал по спине Тони, когда он услышал:
– Он не останется здесь, папочка! Не бросай меня одну!
Что это? Припадок? Тони озадаченно посмотрел на девушку. Что за безумный бред?
Хэл застыл, словно прикованный к месту этим неистовым взрывом, однако Роузи изо всех сил оттолкнула его здоровой рукой.
– Уходи от меня, злой человек! Злой человек, уходи!
Хэл набросился на нее. Тони взревел и бросился к ним, но Хэл всего лишь прижал ладонь ей ко рту и сказал:
– Теперь я намерен помочь тебе. Понимаешь? Я не причиню тебе никакого вреда. – Расширенные глаза Роузи смотрели на Хэла с нескрываемым подозрением, и он повторил: – Клянусь, что я хочу помочь тебе!
Роузи задышала так глубоко, словно ей не хватало воздуха. Наконец она покорно кивнула головой.
– Вы можете помочь мне, но только никогда больше не приближайтесь ко мне.
* * *
– Т-с-с! Роузи, ты не спишь?
Она отмахнулась от сэра Дэнни, попыталась удержать ускользающий сон, но сэр Дэнни был известен своей настойчивостью.
– Роузи, как ты себя чувствуешь?
– А как, по-вашему, я должна себя чувствовать? – спросила Роузи, не открывая глаз.
– Да, сломанная рука и все остальное… Ты, возможно, слишком больна, чтобы играть на сцене, – сэр Дэнни пристально вгляделся в ее лицо, – но не настолько, чтобы скорбеть об этом, а?
Сломанная рука? Роузи открыла глаза, оглядела роскошную спальню и застонала.
Итак, она пыталась незаметно проникнуть в дом и получила по заслугам. Сломанная рука и поверженная гордыня. Последнее, что она помнила, – неожиданная рвота, подставленный таз и благородный сэр Энтони Райклиф, поддерживающий ей голову. Теперь она лежала в постели – самой удобной из всех постелей, когда-либо виденных ей в жизни. Пылающий камин наполнял комнату теплом. Повсюду стояли канделябры с зажженными свечами – не дешевыми сальными, распространявшими жуткое зловоние, а с восковыми – они давали мягкий свет и не пахли.
Сэр Дэнни, стоявший рядом с кроватью, бросил на нее встревоженный взгляд и спросил, как маленького ребенка:
– Болит?
Болит? Да у нее болело все – болело плечо, после того как толкнул Людовик, болела спина после падения на каменные ступени, болели ноги… Даже горло болело от криков. Болит? Да, но эта боль служила лишь прикрытием ее внутренней боли, вот почему ложь еще более необходима.
– Нет, не очень…
– Может быть, тебе принести чего-нибудь? Вина, эля, воды?
– Нет. Мне просто хочется домой. С вами…
Сэр Дэнни переступил с ноги на ногу и, дернув за шнурок камзола, спросил:
– Куда домой?
– В наш фургон, – пылко ответила Роузи и, поскольку сэр Дэнни не ответил, продолжила: – Мы можем быстро собраться и уехать обратно в Лондон. Я поправлюсь, и вы сможете поставить «Гамлета» дядюшки Уилла. За это вы получите почти столько же денег, сколько за наш шантаж…
– Здесь за тобой присмотрят намного лучше.
– Нет! Я не могу здесь оставаться.
– Если сэр Тони сказал, что можешь, значит, можешь. – Сэр Дэнни улыбнулся и ласково потрепал ее по плечу. – Не каждый день доводится тебе спать в хозяйской спальне.
– Это не спальня! – Не обращая внимания на острую боль, Роузи показала рукой на дверь. – Спальня вон там!
– Да нет, там только прихожая.
– Нет! Спальня именно там! Разве вы не помните? Когда…
Что, собственно, когда? Что заставило ее подумать, что хозяйская спальня расположена именно там? Она ведь никогда не была здесь раньше! Наверное, эта мысль, должно быть, часть того безумия. Или предверие безумия, готового поглотить ее разум?
– Нет, ничего, – закончила Роузи. – Наверное, я просто видела сон. – Видела сон, что изучала каждый дюйм этого дома? – Мы можем покинуть это поместье прямо сейчас? Он вправил мою руку, перевязал ее, и она почти не болит.
– Я могу заставить уйти любую боль, – успокаивающе сказал сэр Дэнни. – Хочешь, чтобы я это сделал?
Да, конечно, она хочет, но подозрения уже зародились в ней.
– А после этого вы отведете меня в фургон?
– Если будешь чувствовать себя лучше.
После лечения сэра Дэнни Роузи всегда чувствовала себя гораздо лучше.
– Пожалуйста.
Сэр Дэнни взял руку девушки и нежно погладил.
– Посмотри на меня. Думай о том, что, когда ты начнешь засыпать, боль исчезнет. Представь себе: твоя кость цела и невредима, вот она срастается…
Не отрываясь от его пристального взгляда, Роузи, следуя инструкциям сэра Дэнни, думала о сне, о расслабленности, первой его предвестнице, о том, как кость ее руки срастается… Расслабиться под чарами сэра Дэнни на этот раз оказалось не так легко, как раньше: Роузи тяготило это незнакомое помещение. Но постепенно близость сэра Дэнни успокоила ее, Роузи сомкнула веки, слушая тихий голос.
Легко касаясь кончиками пальцев лица Роузи, сэр Дэнни бормотал:
– Сон баюкает тебя на своих руках. Он мягко Держит тебя в своих объятиях, принося облегчение и спокойствие… Ты будешь спать здесь до самого утра и, когда проснешься…
Слишком поздно обнаружила она западню. Сэр Дэнни обещал забрать ее отсюда, как только она почувствует себя лучше. Но как она могла сообщить ему, что чувствует себя лучше, если погружается в сон? Роузи изо всех сил постаралась сбросить с себя чары голоса сэра Дэнни и попыталась сесть на постели, но ни один мускул не подчинился ей. Роузи откинулась на спину, и две руки заботливо поддержали ее.
Одна рука принадлежала сэру Дэнни, другая – Тони.
Она посмотрела на Тони – понимание и сочувствие обострили его черты – и закрыла глаза. Может быть, если она притворится, что не видит его, он исчезнет? Может быть, тогда он не услышит ее бессвязный бред? И, что самое важное, тогда она, может быть, сможет забыть странное выражение его лица – точно такое, какое было тогда, когда он поцеловал ее в первый раз?
Заботливая рука приподняла ее голову и поправила подушки.
– Сэр Дэнни?
– Делай то, что говорит тебе сэр Энтони. – Голос его звучал откуда-то издалека, и Роузи испуганно открыла глаза.
Сэр Дэнни уже стоял у самых дверей, собираясь оставить ее одну. Наедине с ним. Просто потому, что она еще слишком слаба для того, чтобы перебраться в их жалкий, тесный цыганский фургон.
– Не уходите!
– Я навещу тебя завтра, Роузи. Будь умницей. – Он уговаривал ее, как ребенка. – И не плачь.
– Я никогда не плачу!
Сэр Дэнни хлопнул дверью, оставляя ее наедине с человеком, который пугал ее. Пугал в любом случае.
С того самого момента, как она спрыгнула со сцены, Тони, казалось, перестал обращать на нее всякое внимание. Но теперь все изменилось. Теперь он развалившись сидел в кресле около самой кровати и ядовито ухмылялся. Роузи в первый раз видела его без камзола и рюшей – на Тони была только тонкая рубаха с распахнутым воротом, обнажающая шею. Золотистый свет свечей выхватывал из темноты его крепкий торс, играя тенями на коже и мускулах.
– Сдается мне, что нам придется улечься вместе, – наконец сказал Тони.
Роузи не знала, что ответить, как отреагировать на это. Холодная отчужденность последних дней, казалось, полностью исчезла, как исчез и тот самоуверенный обольститель, каким она запомнила его при первой встрече. Этот обольститель, казалось, исчез совершенно и, подозревала она, не вернется никогда. И слава Богу!
– Мне нравится твой сэр Дэнни. Он совершеннейший негодяй, не так ли?
– У него доброе сердце.
– О, тем лучше! – Тони старался выглядеть веселым и не предъявлял никаких обвинений. – И любит тебя, словно ты его собственность. Он следил за тобой, вот почему и нашел нас еще до того, как я закончил возиться с твоей рукой. С тех пор и суетится вокруг тебя, не отходя ни на шаг. Сколько я ни пытался убедить его, что сон для тебя – лучшее лекарство, стоило мне отвернуться, он тут же разбудил тебя.
Значит, пока она спала, Тони тоже был здесь.
– Он называет тебя Роузи.
– Это сокращенно от Розенкранца.
Тони многозначительно кивнул.
– Так я и подумал.
Сознавая, насколько неубедительным и глупым был ее ответ, Роузи тем не менее испытывала искушение поддаться очарованию этих сияющих глаз. Но она сопротивлялась. Кто в конце концов этот сэр Энтони Райклиф? Пылкий любовник или холодный аристократ? Или, как она опасалась, обманщик, скрывающий за доброй веселой внешностью злой ум?
– Я бы никогда не подумал назвать своего сына таким изысканным именем. – Тони насмешливо приподнял бровь. – Ведь ты доводишься ему сыном?
– Да, сыном. – Она повторила с ударением на последнем слове: – Его сыном.
– Странно, – нахмурился Тони, – а я думал, что он тебя усыновил.
– О! – Итак, он не ставит под сомнение ее пол, его интересует только ее родословная. Было безопаснее по ряду причин представить сэра Дэнни своим родным отцом, но кто знает, может быть, Тони уже разузнал правду? Роузи попыталась собраться с мыслями. Что он имел в виду, сказав, что сэр Дэнни любит ее как свою собственность? Она смущенно посмотрела в окно, в темноту.
– Уже двенадцать, – сказал Тони, словно предугадав ее вопрос. – Полночь, время ведьм и чародеев.
Он произнес это таким низким гробовым голосом, что Роузи снова инстинктивно взглянула в окно, почти уверенная, что увидит прильнувший к стеклу лик дьявола.
– Это очень плохо с моей стороны – не давать тебе заснуть, когда ты уже покоишься в объятиях Морфея. Хочешь, я спою тебе колыбельную?
Роузи растерянно покачала головой.
– Ну, значит, тогда ты уже слышала мое пение! – Тони неожиданно хмыкнул, и Роузи прижала здоровую руку к губам, чтобы не засмеяться вместе с ним.
Тони подошел к канделябрам и начал задувать свечи, однако, потушив лишь несколько, обернулся к Роузи.
– Сэр Дэнни говорит, что ты боишься темноты.
По мнению Роузи, сэр Дэнни и так сказал Тони слишком много, а ей совсем не хотелось, чтобы Райклиф знал ее слабости. Тем более, что она не желала иметь никаких слабостей.
– Мужчины не должны бояться!
– Не должны. – Тони прошелся по комнате и загасил все свечи, оставив только одну маленькую ночную свечку, стоявшую в изголовье огромной резной кровати. – Мужчины не должны бояться…
Огоньки в камине мерцали, бросая красноватые отблески. Холод ноябрьской ночи подступал все ближе, и Роузи натянула одеяло до самого подбородка. Тони, казалось, совершенно не замечал ее стеснительности.
– Моя повариха, миссис Чайлд, приготовила настойку из ивовой коры и макового сока – это уменьшит боль. Кстати, она выпорет меня, если узнает, что я послужил причиной твоего страдания.
Роузи невольно хихикнула и тут вдруг осознала, что устала гораздо больше, чем думала. Но только представив себе высокую, преисполненную чувства собственного достоинства женщину, наказывающую розгами сэра Энтони, не могла удержаться от улыбки.
– Тогда мне лучше не пить этот настой.
– Он ужасно противный, – одобрил ее решение Тони и вышел из темноты так внезапно, что Роузи вздрогнула. Мерцающий свет единственной свечи коснулся его светлых волос, и они неожиданно приобрели серебристый оттенок. Глаза Тони сияли, словно аметисты, отполированные умелой рукой ювелира, губы блестели, как гладкие камешки, которые Роузи нашла в ручье и до сих пор хранила, как драгоценные сокровища. Его голос порой был заботлив, как голос матери, которую она никогда не знала, порой насмешлив, как голос отца, которого она совершенно не помнила…
Она ожидала увидеть дьявола за окном?
Глупая девчонка! Дьявол находился здесь, в спальне, рядом с ней, он становился неотъемлемой частью ее дорогих воспоминаний, пробуждал несбыточные ожидания девушки, которой никогда не суждено стать женщиной.
– Выпей это, – настаивал он. – А потом я дам тебе немного похлебки, а то ты смотришь на меня, словно собираешься съесть.
Вздрогнув, Роузи поняла, что голодна так сильно, что Тони был не так уж далек от истины. Но ей действительно хотелось лизнуть его кожу цвета липового меда и попробовать, действительно ли она так вкусна, как кажется.
Тони поднес чашку к ее рту, и, едва жидкость коснулась губ, Роузи почувствовала мерзкий запах настоя. Она попыталась отпрянуть, но крепкая рука Тони удержала ее за затылок, и ей пришлось проглотить все, но не потому, что Тони хотел этого, а чтобы избавиться от его прикосновения. Это прикосновение как огнем обожгло Роузи, и ей опять пришла в голову мысль о дьяволе.
– Ужасно, не правда ли? – спросил он. – Сейчас я принесу тебе бульон, он поможет избавиться от этого мерзкого привкуса.
Тони соскользнул с кровати, и Роузи задрожала. Почему от одного его прикосновения ее бросает в жар, а когда его нет рядом, ее бьет озноб? Не переходит ли у нее это в пагубную привычку?
– И как же сэр Дэнни удостоился такой чести?
– Какой чести? – не поняла Роузи.
Тони вернулся, осторожно неся миску с чем-то очень горячим. Роузи обратила внимание на его руки – с широкими ладонями и длинными пальцами. Да, Тони был крупным мужчиной, и его руки казались способными не только на милосердие, но и на жестокость.
– Сэр Дэнни Плаймптон – эсквайр. Кто превознес его так высоко?
Тони присел на кровать и начал кормить Роузи с ложки. Огромной столовой ложки. Когда после первого глотка к ней вернулось дыхание, Роузи, не раздумывая, ответила:
– Он сам это выдумал.
– Ага, я поступаю так же, как и твой сэр Дэнни. – Тони коротко рассмеялся. – А как он усыновил тебя?
– Меня оставили в придорожной канаве… – Смешно, но, сознавшись в этом, Роузи напрочь потеряла аппетит и решительно отвела протянутую ей ложку с похлебкой. – Мне тогда было года четыре.
– Ты это помнишь?
Помнила ли она? Только в своих снах, которые причиняли ей такую боль.
– Я ничего не помню.
– И родителей тоже?
– Вы называете их родителями? Какие же родители бросят своего ребенка умирать с голоду? – Похоже, Тони собирался задать очередной вопрос. – Какая же мать выгонит ребенка из дома?
– Ты уверен, что все так и было? – Тони поднес к ее носу полную ложку.
– Больше не нужно. – Роузи имела в виду, что не нужно больше вопросов.
Тони не понял смысл последней фразы и убрал ложку.
– Ты назвал Хэла папочкой.
– Хэла?
– Ну да, человека, помогавшего мне вправлять твою кость.
Хэл… Да, его звали Хэл, и что-то необъяснимое пугало Роузи в этом человеке. Пугало до такой степени, что она не могла оставаться ночью одна.
– Я не помню…
– Ну что ж, я бы поверил, что ты не помнишь своих родителей, если бы ты не назвал Хэла отцом всего лишь несколько часов назад, когда мы занимались твоей рукой. Ты должен знать, почему ты назвал Хэла папочкой.
– Почему бы вам не спросить об этом у самого Хэла? – Может быть, у Роузи не хватило силы раскрыть эту тайну, а может быть, ей просто хотелось заснуть и не просыпаться до тех пор, пока у нее не будет достаточно сил, чтобы умчаться отсюда.
Тони внимательно посмотрел в лицо Роузи и, отставив миску, медленно прошелся по комнате. Закрыв глаза, Роузи молила про себя, чтобы он ушел, потому что она боялась его и в то же время страстно желала, чтобы он остался, потому что без него ей было еще страшнее.
