Текст книги "Первый любовник Англии"
Автор книги: Кристина Додд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Кристина ДОДД
ПЕРВЫЙ ЛЮБОВНИК АНГЛИИ
Часть первая
Весь мир – театр.
В нем женщины, мужчины —
все актеры.
У. Шекспир. «Как вам это понравится».
1.
Англия
Осень 1600 г.
– Ловите! Держите проклятых скоморохов!
Возбужденные крики пятерых солдат в тяжелых латах лишь подстегнули сэра Дэнни. Из-под его ног во все стороны летели брызги грязной слякоти, затопившей убогие лондонские улочки. Свинья, лежавшая в луже отвратительных помоев, загородила путь, и сэр Дэнни с разбегу перемахнул через нее.
– Хватайте их! Граф Эссекс заплатит за них звонкой монетой!
Любопытные прохожие оборачивались, чтобы посмотреть, как сэр Дэнни и его подопечный лихо поворачивают за угол. Однако никто не решился преградить дорогу солдатам, преследующим свои жертвы. Крики и изрыгаемые ругательства ясно показывали, что преследователи вовсе не шутят и не намерены отпускать убегающих живыми.
Сэр Дэнни обожал драмы подобного рода. Особенно если в них присутствовала интрига – тогда он чувствовал в себе силу и крепость молодого дуба, растущего на благодатной почве шумной суматохи жизни. Сэр Дэнни Плаймптон, эсквайр, жил ради развлечений, вина, удалых стычек и… театра. Посмотрев на ораву нищих, пьяниц и проституток, высовывающихся из дверей грязных таверн и жилых домов, составляющих эту улицу, он замедлил бег и простер руку к небу. Зычным голосом, достигшим ушей самых дальних зрителей, сэр Дэнни возопил:
– Черт бы побрал это проклятое солнце! Почему бы Господу Богу не наслать на Лондон туман, который скрыл бы от нас эти гнусные рожи, а заодно и спрятал нас от преследователей…
– Заткнитесь, и бежим дальше!
Крепким кулачком подопечный толкнул сэра Дэнни в спину, направляя его в залитый солнцем узкий проулок. «Дорогой Розенкранц! – пронеслось в голове у сэра Дэнни. – Он всегда так беспокоится обо мне, будучи уверен, что это приключение – последнее в жизни». Неужели Розенкранц до сих пор не понял, что сэр Дэнни, проживший на этой земле вот уже пять десятков лет, все еще не выполнил свое предназначение? Что зрители все еще с трепетом ожидали новых проявлений его актерского мастерства? Что он еще не защитил королеву Елизавету? И что пока сэр Дэнни не определил дальнейшую судьбу своего подопечного?
– Сворачивайте в переулок, Дэнни! Быстрее!
Сэр Дэнни усмехнулся, уловив в голосе Розенкранца, продолжающего подталкивать его в спину, панические нотки. Рванувшись вперед, он стрелой вылетел в узкий темный переулок с нависшими карнизами покосившихся двухэтажных домиков. Чуть было не сбив с ног огромную прачку, развешивающую простыни, и не обращая никакого внимания на ее яростный вопль, сэр Дэнни ловко нырнул под белые холстины. Однако прежде чем исчезнуть совсем, продолжая играть для уличной толпы, он обернулся и громко объявил:
– О, эта вонючая грязь под нашими ногами, мы не забудем тебя до самой смерти! Даже теперь ты напоминаешь нам о нашей бренности! Зловоние от трупов повешенных тяжело витает над нашим сказочным городом…
Между развевающимися простынями, схватив Розенкранца, неистовствовала прачка:
– Вот тебе! Вот тебе, проклятый маленький урод! Не будешь больше портить мое белье!
– Отстань, дай мне дорогу! – в панике кричал Розенкранц.
Обернувшись, сэр Дэнни увидел, что молодой человек отчаянно отбивался, но мускулистая прачка легко оторвала его от земли и, основательно встряхнув, грозно прорычала:
– Это моя улица! Не родился еще тот наглец, который прошел бы здесь без моего разрешения!
Ноги Розенкранца болтались высоко над землей.
– Конечно, миледи, – прохрипел он в ответ, – но только вон те солдаты собираются нас прикончить.
– Вон те солдаты? – Прачка швырнула Розенкранца на землю и обернулась в начало переулка, загородив при этом своими необъятными габаритами солнечный свет.
Высунувшись из-за мокрых простыней, словно из-за театрального занавеса, сэр Дэнни с пафосом воскликнул:
– Они идут! Они приближаются! Нечестивые варвары изрыгают проклятия на наши головы из пышущих жаром глоток, и сам великий Юпитер…
Поднырнув под простыню, Розенкранц схватил сэра Дэнни за руку и потащил его подальше от толпы возбужденных зрителей, сквозь которую пробивались солдаты Эссекса.
– Убирайтесь прочь, вы, неповоротливые бездельники! – взревела прачка. – Это мой проулок, и никто…
Солдаты отпихнули ее с такой силой, что прачка со всего размаха шлепнулась в лужу. Ее объемистая туша вызвала в луже небольшой шторм, залив стену дома. Прачка зашлась в истошном вопле, изрыгая ругательства, от которых и мужчины залились бы краской.
Не обращая внимания на беснующуюся прачку, солдаты проложили себе дорогу, разрубая шпагами простыни и топча башмаками белье. Сэр Дэнни и Розенкранц изо всех сил рванулись было вперед, чтобы достичь конца переулка, но тут острая, блестящая на солнце сталь клинков преградила им путь. Бежать было некуда.
– Словно бешеные собаки, – пробормотал сэр Дэнни, разглядывая солдат графа Эссекса. – Эй, ваши лица без слов говорят о вашем низком происхождении и дурных нравах!
– Дэнни, не надо… – Розенкранц едва мог говорить от страха. – Не дразни их… Не надо…
Сэр Дэнни взглянул на грозно нависших над ними воинов. Кожаные латы, испещренные шрамами лица и угрожающе поблескивающие мечи не предвещали ничего хорошего, и сэр Дэнни почувствовал, что им тоже начинает овладевать страх. Это уже было не театральное представление, не воображаемая опасность, которую можно одолеть бравыми словами. И сэр Дэнни сделал наихудшее, что мог только сделать в этой ситуации обычный человек. Он убедил себя, что должен встретить опасность, как подобает истинному дворянину, преступившему закон, и умереть за свою дерзость.
Но Розенкранц! Розенкранц не должен погибнуть! Боги, он, сэр Дэниэл Плаймптон, эсквайр, не допустит этого!
Призвав на помощь все свое театральное искусство, сэр Дэнни сгорбился, расслабил мускулы, и сразу же крепкий, живой пятидесятилетний мужчина превратился в беззащитную жертву. Голосом, в котором было больше вины, чем пафоса, сэр Дэнни сказал:
– Итак, моя мольба услышана: закатывается солнце этой жизни, столь долго пробывшей в земной юдоли. – Он оттолкнул от себя Розенкранца в ту сторону, откуда легче всего было улизнуть. – И все-таки молодость ускользает между кривыми ногами старости и, убегая от опасности, снова пробуждается для лучших времен…
Сэр Дэнни не сомневался, что Розенкранц понял, но тот отступил на шаг и, отрицательно помотав головой, твердо ответил в том же духе:
– Юность и старость умрут вместе и, объединившись, отдадут жизни этой благословенной земле!
В мгновение ока сэр Дэнни потерял все свое красноречие.
– Черт тебя подери, Розенкранц! Если эти болваны узнают…
– Болваны? – Командир отряда, одноглазый, огромный и нескладный, схватил Розенкранца за длинные волосы. – Не о нас ли ты говоришь? – Он накрутил нечесаные пряди на палец, рванул, и молодой человек со стоном полетел в грязь. – О нас?
– Нет-нет, что вы! – Сэр Дэнни с ужасом увидел, что солдат своей ручищей обхватил тонкую бледную шею Розенкранца и начал сжимать ее. – Я не могу без уважения относиться к вам, любезный сэр. Храбрый, сильный сэр. – Потыкав в руку солдата, он притворился, что изумлен его мускулами.
Одноглазый, бывший на добрый фут выше сэра Дэнни, стоял и довольно ухмылялся, как мясник, которому предстояло удовольствие разрубить на куски живого ягненка. Рванув себя за ворот, сэр Дэнни обнажил горло.
– Один лишь только взгляд сюда! Посмотрите, насколько моя шея лучше подходит для вашей цели!
– Нам больше по вкусу этот хорошенький мальчик. Прелестная головка твоего сыночка отлично украсит Лондонский мост. – Одноглазый снова сжал пальцы, и Розенкранц, задыхаясь, забился в его руках.
– Этот намного лучше, чем старик, – согласился другой солдат и, грубо отпихнув сэра Дэнни к стене, приставил к его горлу острый клинок.
Итак, сэра Дэнни ожидала смерть. Их ожидала смерть, а вместе с ними должны погибнуть и все мечты о грядущей славе. Сэр Дэнни возвел глаза к небу, произнося про себя короткую молитву. Лишь бы пришло избавление! Он обещал про себя исправиться, бросить вино и табак, необузданную жизнь, сцену… Нет, сцену – вряд ли. Да и с праведной жизнью тоже не выйдет: сэр Дэнни любил женщин. Но от всего остального он откажется ради собственного спасения, а самое главное – ради спасения Розенкранца.
Спасение пришло, однако пахло оно совсем иначе, нежели мог предположить сэр Дэнни. Целый поток еще теплой мочи обрушился из открытого окна на их головы, и пронзительный женский голос завопил:
– Может быть, хоть это вобьет в ваши тупые головы, что значит портить дело Крошке Мэри!
Второй потоп не заставил себя долго ждать, и ошеломленные солдаты выпустили из рук своих пленников. Взглянув наверх, сэр Дэнни обнаружил, что из всех окон у них над головой высунулись полураздетые женщины.
– Будете знать, как мешать честным шлюхам во время работы! – пронзительно закричала другая.
Сэр Дэнни громко расхохотался.
Осел! Боже, какой осел! Только сейчас он узнал и эту узкую улочку, и дородную Крошку Мэри. Его и Розенкранца занесло под окна известнейшего в Лондоне борделя, и потревоженные жрицы любви, оторванные от своего дела, атаковали отряд солдат.
Мокрые солдаты выделывали резвые танцевальные па, стараясь уклониться от летящего вниз содержимого ночных горшков. Они и представить себе не могли, что такое Крошка Мэри, напоминающая сейчас разъяренную козу, бьющую землю копытом перед последним решительным прыжком. Она ринулась в атаку, и трое солдат свалились на землю, как деревянные кегли; двое других удержались на ногах, шатаясь, отплевываясь и ругаясь на чем свет стоит.
Шлюхи разразились одобрительными воплями, и сэр Дэнни с радостью присоединился к ним: он и Розенкранц спасены, теперь сэр Дэнни ничуть не сомневался в этом. Небеса услышали его молитву, поскольку только он мог спасти ее величество королеву Елизавету от плетущегося против нее заговора; только он был в состоянии вернуть Розенкранцу законное положение в жизни. Сэр Дэнни снова рассмеялся, и Одноглазый сразу протер свой единственный глаз.
– Идиот, – пробормотал Розенкранц. – Старый глупый актеришко!
Когда Одноглазый, обнажив шпагу, повернул к нему голову, сэр Дэнни почти согласился с этим утверждением. В руке Розенкранца что-то блеснуло, и сэр Дэнни разглядел кухонный нож. Простой кухонный нож! Против вооруженного солдата!
Низко наклонив голову, сэр Дэнни боднул противника в пах. Одноглазый сложился пополам, но, падая, успел увлечь за собой сэра Дэнни и, перекатившись через него, крепко прижать к земле всем телом. Сэр Дэнни, стараясь освободиться, бился под Одноглазым, словно рыба, вытащенная на берег. Внезапно он ощутил, что держащие его руки разжались, а по тяжелой туше солдата, заоравшего нечеловеческим голосом, пробежала судорога.
Розенкранц потянул сэра Дэнни, помогая подняться, и крикнул:
– Бежим! Скорее! Нам нужно удирать отсюда!
Спотыкаясь, сэр Дэнни постарался обрести дыхание. Нет, теперь он больше никогда не станет шутить с судьбой! Рванув застежку, сэр Дэнни освободил судорожно вздымающуюся грудь.
Уже находясь на углу переулка, он оглянулся назад – тяжелые железные ночные горшки продолжали бомбардировать солдат, все еще стоящих на ногах; Крошка Мэри, сидя на двух лежащих мужчинах, обхватила их шеи и изо всех сил душила своими крепкими локтями; Одноглазый, корчась от боли, катался по земле, изрыгая страшные ругательства.
Возможно, впервые в жизни сэр Дэнни почувствовал себя в замешательстве.
– Что?.. Что?.. – только и мог он пробормотать, заикаясь.
По лицу Розенкранца пробежала гримаса зловещего удовлетворения.
– Я только показал ему, как острие моего кухонного ножа легко пропарывает войлочные штаны и входит прямо в…
– О Боже! – Сэр Дэнни схватился за грудь.
– Ага, – продолжал Розенкранц. – И теперь он не скоро бросится за нами в погоню.
* * *
Вытерев перепачканные руки о фартук, Крошка Мэри криво ухмыльнулась в сторону лежащего на земле Одноглазого:
– Ну что, достала она тебя в твои детородные яблоки?
Одноглазый прекратил исследовать интимные части своего тела и свирепо сверкнул глазами.
– Рана совсем нетяжелая, – проворчал он в ответ.
– Она показалась бы тебе еще легче, если бы эта девка вообще отрезала их!
По лицу раненого Одноглазого пробежала гримаса ярости.
– У меня еще достаточно сил, чтобы разделаться с тобой, слышишь, ты, пивная бочка?!
Крошка Мэри расхохоталась, откинув голову, – ее звонкий смех громким эхом отражался от стен, мощное тело сотрясалось от ликования.
– Эй, вы только посмотрите: этот хилый стручок никак не может пустить корни!
К веселью Мэри присоединились остальные женщины, и даже пришедшие в себя солдаты, на всякий случай пряча головы, сдавленно фыркали.
Одноглазый тут же пришел в себя и вскочил, нащупывая на боку шпагу.
– Уж не это ли ты разыскиваешь? – Крошка Мэри указала жирным пальцем на лежащую на земле шпагу. – Ты ее потерял, когда эта малявка ударила тебя ножом.
Прислонившись спиной к стене, Одноглазый застонал, стараясь держаться.
– Кажется, он потерял тогда гораздо больше, чем просто шпагу, – заметила одна из «девочек».
– Эй, Крошка Мэри, а ты разве знакома с ней? – спросила другая.
– Нет, – ответила Мэри, – но с таким кухонным ножом она вполне могла бы справиться с целым отрядом!
– Ты, старая глупая шлюха! – Кровь ручьем текла по ноге Одноглазого. – Это же был актер! Мужчина, который играет женские роли, а не женщина. Ты что, не знаешь, что женщины не могут играть на сцене? Это же неприлично!
– Ты, тупой старый солдафон! – передразнила его Крошка Мэри. – Это была женщина! Я не хуже тебя знаю, что говорит закон про женщин на сцене, но уж поверь, на своем веку я видела достаточно женщин. Кстати, зачем мужчине, убегая, прихватывать с собой женское белье, висящее на улице?
Взглянув на потрясенного солдата, она снова расхохоталась громким смехом, который был дружно подхвачен ее товарками.
Женщина? Женщина чуть было не кастрировала его кухонным ножом? Его победила женщина?!
– Это невозможно! – пробормотал себе под нос Одноглазый.
– Можешь подбить войлоком свои штаны хоть два раза, но даже такой дурак, как ты, способен понять, что мужчина никогда не станет колоть врага в задницу! Никакого сомнения! – Мэри беспощадно била не в бровь, а в глаз. – Нет, похоже, папистские монахи обладают большим житейским опытом, чем графские солдаты. У тебя осталась еще хоть капля здравого смысла?
Одноглазый припомнил худощавое, безбородое лицо, карие глаза… Он уже знал: все, что говорит эта толстуха, – горькая и постыдная для него правда. Его победила женщина! Его, убившего и изнасиловавшего женщин больше, чем гунн в припадке безумной ярости!
Кровь бросилась в голову Одноглазого, и он напрочь забыл о ране. С воплем «Розенкранц!» Одноглазый бросился из переулка, однако на его пути неожиданно возник какой-то мужчина. Резко затормозив, солдат потянулся за шпагой, но, не обнаружив ее на боку, выхватил нож, замахнулся, но…
– Ты! – Одноглазый вздрогнул от неожиданности и опустил руку, хотя мужчина даже не шелохнулся. – Ты! Я знаю тебя. Мы же вместе воевали…
– Очень давно.
Низкий гортанный голос с легким акцентом был полностью лишен каких-либо эмоций, но по спине у Одноглазого пробежала холодная дрожь. Несмотря на то, что мужчина был не в военной форме, его осанка, твердый, повелительный взгляд, от которого веяло жестокостью и готовностью вступить в схватку, говорили сами за себя. Лихорадочно пытаясь вспомнить имя этого человека, Одноглазый быстро заговорил:
– Помнишь, как тот французик поджег нашу казарму и проломил тебе наколенник? Помнишь, как мы выследили его и наконец схватили? А помнишь, как он орал, когда мы…
– Нет…
Одноглазый покосился на скудный солнечный свет и продолжил:
– Похоже, тот огонь не оставил шрам в твоей памяти. – Незнакомец хранил молчание. – Если бы ты отошел в сторону, я бы еще смог догнать эту мерзкую суку по имени…
– Розенкранц?
– Ага, Розенкранц, – согласно кивнул Одноглазый, не понимая, отчего в нем вдруг растет тревога.
– В таком случае, – в руке мужчины блеснул острый клинок, – тебе придется умереть.
Изумленный Одноглазый успел заметить, как лезвие очутилось у горла, и в следующее мгновение понял, что стоит на коленях, не чувствуя собственного дыхания. Боль… Затуманенное сознание пронзил страх, в ушах зазвенели крики сражающихся, шум битвы… Одноглазый поднял глаза вверх, чтобы в последний раз увидеть клинок, сеющий вокруг себя смерть. С безжалостной быстротой незнакомец убил остальных солдат. Крошка Мэри попыталась проскользнуть в дверь своего борделя, но незнакомец преградил ей путь.
Подняв меч Одноглазого, Мэри увидела, как с обнаженного клинка незнакомца капает кровь, и затряслась как пудинг на горячей сковородке. Даже сейчас, умирая, Одноглазый желал ее смерти и хрипел, подстрекая незнакомца к убийству. Тот повернул к нему голову, и на какое-то мгновение глаза их встретились. Казалось, в памяти у них воскресли общие воспоминания о безжалостном смехе и окровавленных клинках.
По лицу незнакомца пробежала тень холодной усмешки. Расправив плечи, он опустил меч и приказал:
– Иди в дом, толстуха!
Крошка Мэри не заставила его повторять дважды и, подстегиваемая страхом, проворно скрылась за дверью. Незнакомец снова перешел через переулок, наклоняясь то назад, то вперед, словно моряк на штормовой палубе.
– Мне не нравятся люди, помнящие мое прошлое, – поигрывая шпагой, сказал он Одноглазому, – но ты тяжело ранен, друг мой. Позволь мне вылечить тебя!
Кровь застыла от ужаса в жилах Одноглазого. Высоко подняв шпагу, незнакомец вонзил клинок в своего бывшего товарища и потом рывком выдернул его. Вытерев оружие плащом Одноглазого, незнакомец бросил взгляд в сторону театра. Теперь он пойдет туда.
Чтобы позаботиться о Розенкранце.
2.
– Сэр Дэнни Плаймптон в театре! Прекратите репетицию! – Дядюшка Уилл замахал одной рукой актерам на сцене «Глобуса», а в другой продолжал сжимать театральную пьесу. – Во имя Великого Зевса-громовержца, немедленно остановите игру! Не то он запомнит пьесу и поставит ее сам, прежде чем мы сможем получить свои жалкие гроши.
Актеры послушно прекратили репетицию, в то время как Роузи прислонилась к одной из колонн галереи нижнего этажа, чувствуя себя совершенно изможденной. Она все время оглядывалась вокруг, внимательно разглядывая каждый ряд, каждую скамейку трехъярусного помещения. Взглянув на входную дверь, из-за которой доносилась тяжелая поступь, Роузи постаралась убедить себя, что они с сэром Дэнни находятся в безопасности.
Усталость придавала девушке еще большее очарование. Да, она вывела из строя командира ударом своего ножа, но не убила! О, если бы этот нож был длинным и острым! Если бы она смогла ударить сильнее! Если бы сэр Дэнни не бросился навстречу опасности с голыми руками!..
Роузи зло рассмеялась, однако смех неожиданно перешел в рыдание. Утирая слезы, она знала, что, покуда сэр Дэнни остается сэром Дэнни – жизнерадостным, блестящим, неистовым и скандальным, – они никогда не будут в безопасности.
– Эй, Роузи! – окликнул ее Дики Джастин Макбрайд, и Роузи, вздрогнув, тут же перестала тереть заплаканные глаза: она не могла допустить, чтобы хоть один из актеров труппы дядюшки Уилла увидел ее в слезах. Все они в то или иное время работали в труппе сэра Дэнни. Все они думали, что она – мужчина, причем некоторые из них считали ее трусишкой. Нет! Не хватало еще, чтобы кто-то увидел ее плачущей!
– Привет, Дики!
Роузи терпеть не могла красавчика актера еще со времен их детства, поскольку у Дики была безобразная привычка дразнить всех, кто слабее его. Больше всего от него доставалось Роузи, в особенности когда они оставались вдвоем. Он превратил ее жизнь в сплошной кошмар. Вот и сейчас он спрыгнул со сцены на грязный пол и направился к ней развязной походкой.
– Я не видел тебя таким грязным с тех пор, как ты вывалялся в грязи в свинарнике. Тогда тебе было лет восемь… – Дики криво ухмыльнулся и посмотрел на остальных актеров, сгрудившихся позади него. – Эй, молодцы, собирайтесь в круг и послушайте замечательную историю о том, как Роузи визжал громче всех свиней, вместе взятых.
Заинтересованные актеры выдвинулись вперед, поближе к Роузи, и она поняла их тактику: собравшись на нижней галерее, они решили сначала окружить ее со всех сторон и после того, как путь к отступлению будет отрезан, дать волю своим насмешкам. Она была даже рада, когда Дики отступил в сторону.
– Ну, так что же? Неужто ты так и не умывался с того времени? – продолжал Дики.
Актеры протянули к Роузи руки и громко заулюлюкали. Вспотевшие ладони Роузи заскользили по колонне. Без сомнения, пахло от нее омерзительно, хотя они с сэром Дэнни добежали до берега седой Темзы и ополоснулись.
Взмахнув руками, вошедший сэр Дэнни провозгласил:
– Самый ужасный день в Лондоне, когда земляные черви насмехаются над прекрасной розой! Но серебряные потоки дождя прольются с небес! Они омоют эту розу, и прелестный цветок воспрянет во всем великолепии и снова станет благороднейшим из цветов. А черви останутся червями и так и будут ползать на брюхе в придорожной грязи!
– Точно, – подтвердил дядюшка Уилл. – И если эти червяки не прекратят немедленно свои мерзкие штуки, они даже не успеют удивиться, обнаружив себя с перерезанными глотками!
Не выпуская из рук текста пьесы, дядюшка Уилл свирепо посмотрел на притихших актеров. Те моментально и дружно повернулись к дверям и, толкая друг друга, бросились наутек.
– Итак, – обратился дядюшка Уилл к сэру Дэнни. – Они ушли. Что тебе нужно?
– А что заставило тебя думать, что мне что-то нужно? – вопросом на вопрос ответил сэр Дэнни.
– Ты никогда не приходишь просто так.
– Подозрительная скотина!
– Мерзкий плут! – парировал дядюшка Уилл и, протянув руку, ласково взъерошил волосы Роу-зи. – Рискуя быть обозванным червяком, должен все же сказать, что ты действительно перепачкан несколько сильнее, чем обычно, мой мальчик. Держу пари, здесь не обошлось без этого негодяя!
– «Этот негодяй» сам чуть было не оказался с перерезанным горлом. – Роузи поддержала сэра Дэнни под локоть, словно тот вот-вот потеряет сознание. – Нам необходимо перевязать его.
– Говорю тебе, что со мной не произошло ничего страшного! – рявкнул сэр Дэнни, вырывая у нее свои локоть. – Это тебя там чуть не придушили. – Он распахнул ей ворот. – Синяки и кровоподтеки на твоей коже напоминают пятна вина на слоновой кости. Да, твоя молодость могла бы оказаться более печальной, чем моя старость. Когда в следующий раз, черт побери, я прикажу тебе удирать – делай то, что велят!
– Не понял.
– Когда я говорю тебе, чтобы ты удирал, – повторил сэр Дании, слегка встряхнув Роузи, – ты должен делать это, не раздумывая!
– Только вместе с вами, – упрямо ответила Роузи.
– Когда я говорю удирать…
– Нет! Я не могу! – Она отошла от сэра Дэн-ни и повернулась к нему спиной. Новое страдание и старый страх смешались воедино, и Роузи изо всех сил старалась, чтобы все это не выплеснулось наружу. Она сложила руки в молчаливой мольбе. – Я не могу позволить вам снова уйти, отец!
– Посмотри на меня, Розенкранц, и слушай, что я скажу. – Сэр Дэнни погладил ее по спине.
– Нет! Я не позволю вам смотреть на меня вот такими большими глазами, чтобы изгнать страх из моего сердца, как вы это делаете, когда к вам приходит кто-нибудь из ваших актеров с больными зубами или с желчным камнем. Но здесь – совсем другое дело. Не стоит хитрить со мной, сэр Дэнни, по мне лучше умереть вместе, чем жить порознь!
– Тогда я тоже тебя не понимаю, – ответил сэр Дэнни совсем другим, мягким тоном.
Иногда страх появлялся неожиданно, как убийца из-за угла. Он сжимал ее сердце своими цепкими пальцами и выдергивал из реальности в мир, где царили тревога и опасность. Обычно привидения являлись только по ночам, но иногда призраки представали перед ней и среди бела дня.
Как сегодня. Вырвавшись из рук сэра Дэнни, Роузи тихо проговорила:
– Я ничего не буду слушать, отец, и ни за что не позволю вам уйти.
– Не кажется ли тебе, дядюшка Уилл, что наше молодое поколение слишком уж нахально? – прочистив горло, спросил сэр Дэнни после минутного молчания.
– Ну, если бы мой собственный сын был еще жив, он бы был более уважителен ко мне, – ответил дядюшка Уилл.
Роузи несколько раз взмахнула руками – вверх-вниз, вверх-вниз, – пытаясь стряхнуть с себя обуревавший ее страх. Внимательно посмотрев на нее, дядюшка Уилл наконец предположил:
– Судя по всему, вы снова попали в переплет?
– Да, – ответила Роузи.
– Нет, – ответил Дэнни.
– Значит, все-таки «да», – решил дядюшка Уилл.
– Только малодушный трус мог сказать «да»! – Сэр Дэнни гневно посмотрел на Роузи и пробормотал так, чтобы его слышал только дядюшка Уилл: – Но все-таки пошли за Людовиком.
– За Людовиком? – вздрогнул дядюшка Уилл. – Лучше назвать его Лазарем, восставшим из гроба, – от него веет смертью.
– Но он был верен мне все это время, я нанял его семь лет назад. – Сэр Дэнни прижал к носу надушенный носовой платок.
– Насколько я помню, – вмешалась Роузи, – он сам принял это решение.
– Да, – признал сэр Дэнни. Он очень сильный. От одного его взгляда трепещет вся труппа, и одно время я даже подумывал выгнать Людовика от греха подальше, но оставил, подозревая, что он попросту откажется уйти.
– Эй, ты! – Дядюшка Уилл ткнул пальцем в одного из рабочих. – Найди управляющего труппой сэра Дэнни и скажи, чтобы он распорядился привезти сюда всех. С реквизитом, декорациями и всем остальным. – Он взглянул на сэра Дэнни. – Ты сможешь спокойно исчезнуть из города в крытой повозке. Пойдем в мою комнату, там нас никто не сможет подслушать.
Еще не до конца убежденная, что сэр Дэнни пребывает в добром здравии, Роузи пошла по пятам за обоими мужчинами в маленькую комнатенку, в которой хранились деньги, билеты и кучи разных бумаг. Со стороны могло показаться, что сэр Дэнни и дядюшка Уилл вечно соперничают и не доверяют друг другу, но на самом деле их связывала крепкая дружба. Не в первый раз Роузи мысленно сравнила их с Давидом и Голиафом: они были словно подобраны под стать друг другу – по своим размерам физически сильный, плешивый дядюшка Уилл затмевал хрупкого, щеголеватого сэра Дэнни. Хотя агрессивная натура сэра Дэнни была полной противоположностью задумчивой меланхоличности дядюшки Уилла, именно он вдохновлял последнего на описание наиболее воинственных персонажей его многочисленных пьес.
Сняв с пояса огромный ключ, дядюшка Уилл отворил дверь и жестом пригласил их войти.
– Ну, кто теперь хочет вырезать вам сердце?
– Ох! – вздохнул сэр Дэнни, постучав по денежному ящику. – Больше никто.
– Всего лишь граф Эссекс и граф Саутгемптон, – грубовато заметила Роузи.
Даже при скудном освещении она увидела, как с лица дядюшки Уилла исчез обычный румянец.
– Граф Саутгемптон? Господи Боже, да он же мой покровитель!
При последних словах дядюшки Уилла сэр Дэнни подпрыгнул, словно примадонна блошиного цирка.
– Проклятый предатель, этот твой граф! Он заслуживает по меньшей мере смертной казни!
– Именно так сэр Дэнни ему и сказал. Это было во дворце графа Эссекса в присутствии многих лордов. – Сообщила Роузи дядюшке Уиллу, который обессиленно прислонился к стене, прижав руки к груди жестом, отточенным до совершенства в бесчисленных театральных постановках.
– Какое ужасное несчастье! Саутгемптон знает о нашей дружбе!
– Все началось с того, – продолжала Роузи, что он вызвал нас прямо с улицы и приказал доставить вам письмо.
Дядюшка Уилл уронил пьесу на стол.
– Какое письмо?
– Саутгемптон хочет, чтобы ты, – сэр Дэнни сверкнул глазами, – поставил «Ричарда II».
Подергав себя за редкую бородку, дядюшка Уилл спросил:
– А зачем? Это же старая пьеса, она давно потеряла интерес у публики, тем более, что речь в ней идет о свержении монарха.
Сэр Дэнни схватил его за грудки и начал трясти с остервенением терьера, вцепившегося в медведя.
– Поэтому он и хочет поставить эту пьесу, садовая твоя голова, без всякого стыда и осторожности. Господи, да ведь Эссекс говорил о мятеже!
– О мятеже?
– О бунте, о восстании, о революции – как тебе угодно.
– Я знаю, – раздраженно сказал дядюшка Уилл, – но ничего не понимаю.
– Ах, не понимаешь? – Сэр Дэнни стоял, упершись одной рукой в бедро, а другой указывая куда-то в небо; он был похож на монумент, олицетворяющий негодование. – Эссекс и Саутгемптон хотят, чтобы ты поставил «Ричарда II» для нагнетания обстановки волнения и беспокойства, чтобы поднять мятеж против того самого капитана, который ведет наш остров-корабль сквозь бурные воды войны и мира.
– Против самой королевы? Ты ошибаешься, быть того не может! – Дядюшка Уилл воззвал к Роузи: – Он ошибается, ведь так?
– Дай-то Бог, чтобы он ошибался! – Роузи подошла к столу и взглянула на груду бумаг. – Но, как вы знаете, королева Елизавета, будучи недовольной Эссексом, урезала его доходы.
Все еще не придя в себя, дядюшка Уилл вымолвил:
– Но мятеж? Эссекс – ее фаворит. Он, должно быть, сошел с ума, если думает, что добьется успеха.
– Да, королева избаловала его своими милостями, – кивнул сэр Дэнни, – что в сочетании с его красивой внешностью и богатством вскружило графу голову. Теперь он говорит о нашей доброй Елизавете такие вещи, что, я думаю, с его разумом действительно не все в порядке. Проклиная свою бедность, он заявляет, – сэр Дэнни понизил голос, – что все меры, предпринятые королевой по его обузданию, такие же горбатые, как она сама. Да, этот бедняк, если захочет, сможет скупить пол-Англии!
– Видит Бог, она получит его голову, – ахнул дядюшка Уилл, сжимая рукой собственное горло.
– Я молюсь, чтобы так оно и случилось. – Сэр Дэнни прошелся по темной комнатке, возбужденно размахивая руками и поднимая при этом тучи пыли. – Он заявил, что взбудоражит весь Лондон, пленит королеву и заставит ее плясать под свою дудку.
– Это он тебе так заявил? – с сомнением спросил дядюшка Уилл.
– Да еще как горячо! – ответил сэр Дэнни. – Говорю же тебе, он, по-моему, сошел с ума.
Роузи соскребла со лба кусочек засохшей грязи и напомнила:
– То же самое вы говорили и Саутгемптону. Вы заявили им обоим, что мы отправимся в Уайтхолл и сообщим королеве об их замыслах.
– Ты разве не согласен, что мы должны поступить именно так? – спросил сэр Дэнни, заметив на лице дядюшки Уилла недовольную гримасу.
– Я-то согласен. Но вот только мой скудный умишко говорит мне, что сначала мы должны поставить пьесу, а уж потом разглагольствовать.
– Нам нужно выбраться из Лондона! – заявил на это сэр Дэнни, не обращая никакого внимания на гнев Роузи.
– И как можно скорее, – ответил дядюшка Уилл, свирепо повернувшись к нему. – Только это не то, чего я хочу!
