Текст книги "Карта мира (сборник)"

Автор книги: Кристиан Крахт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Все забытое скапливается на одеяле
Посещение Афганистана.2006

Половина левой руки внизу онемела, затекла, от мизинца до возвышения большого пальца. У Барбары – то же самое, как и у Али. Мы подумали, что причина в курении, долгое время никто из нас не решался пойти к врачу от страха, что уже слишком поздно. Зудело и кололо так, будто оперся на игольницу, и, если надавить, кожа долго оставалась белой, как после сильного солнечного ожога. В действительности было не больно, только все онемело.

Было несколько причин отправиться в Афганистан. Прогрессировало онемение конечностей; Национальный музей в Кабуле представлял большую, великолепную выставку деревянных полуязыческих идолов из Нуристана; и французский кинорежиссер Кристоф де Понфилли снимал там при условиях, которые более чем неблагоприятно скажутся позднее, художественный фильм – наверху в Панджшерском ущелье [47]47
  Панджшерское ущелье (дари: Dara-ye Panjšēr – ущелье пяти львов) – ущелье на севере Афганистана (провинция Парван) в 150 км к северу от Кабула. Река Панджшер является одним из основных притоков реки Кабул, которая, в свою очередь, является частью бассейна реки Инд. Центр Панджшера – кишлак Руха. Длина долины 115 км с востока на запад, площадь – 3526 кв. км. Средняя высота долины Панджшер 2217 м над уровнем моря, а наиболее высокие горы доходят до 6000 м. Численность населения долины, по результатам переписи населения Афганистана, проведенной в 1985 г., составляла 95 422 человека, которые проживали в 200 населенных пунктах. Ущелье населяют афганские таджики. Основное природное богатство ущелья Панджшер – залежи изумрудов. Основная достопримечательность – мавзолей Ахмад Шаха Масуда. За 10 лет советского военного присутствия в Афганистане советские войска несколько раз проводили масштабные военные операции в Панджшерском ущелье против сил этого полевого командира.


[Закрыть], в пяти часах езды от Кабула на север.

Панджшерское ущелье широко известно, там со своей армией жил Ахмад Шах Масуд [48]48
  Ахмад Шах Масуд (известен также под прозвищем Панджшерский лев) (1953–2001) – афганский полевой командир, министр обороны Афганистана. Масуд – прозвище (лакаб), что по-арабски означает «Счастливый», которое он получил в 1975 году, во время мятежа в долине Панджшера – первого вооруженного выступления исламской оппозиции в Афганистане.


[Закрыть]– Панджшерский лев, военный руководитель Северного альянса, победитель Советов, победитель Талибана, герой из героев, самый харизматический моджахед. Масуд погиб 9 сентября 2001 года в результате покушения Аль-Кайды, которое стало прелюдией к большой симфонии «Разрушение Всемирного торгового центра», исполненной два дня спустя. Два араба, выдававшие себя за марокканскую съемочную группу взорвали себя и принесенную кинокамеру в непосредственной близости от Масуда, который через полчаса скончался от полученных ранений. Ахмад Шах Масуд всегда доверял камерам, он тогда всем, кто имел свободный доступ в ущелье, давал интервью, в конце концов, он даже позволил французскому кинодокументалисту, старому другу, вышеупомянутому Кристофу де Понфилли, несколько лет – пока снимались два фильма – следовать за собой.

В весьма несимпатичном аэропорту Стамбула, который пытался Irish Pub’ами, освещенными галогенным светом, имитировать интернациональный модерн – тягостное ожидание рейса на Кабул, Ariana Afghan Airways, шесть часов опоздания. На летном поле рядом с самолетом столпились американцы в солнечных очках и тяжелых ботинках, внизу у сопла стоял один из них, явно педерастического вида, оживленно жестикулируя, он разговаривал по укрепленному на ухе телефону, возле багажного трактора примостились еще два американца, а мужчина в комбинезоне, который, дирижируя двумя светящимися жезлами, выводил затем самолет на взлетно-посадочную полосу, тоже не очень походил на турка.

Два коренастых чернокожих в желтых светоотражающих куртках сперва осмотрели кабину, потом обмахнули светлыми тряпицами щели, по одному проверили пассажиров, сверяя фамилии со списками на пюпитре, уселись впереди, поблизости от кокпита, и полетели вместе с нами. Они были неторопливы в движениях, методичны, размеренны, они осторожными глотками пили из принесенных с собой бутылочек минеральную воду – молча, уставившись взглядом вперед, а не глядя в иллюминатор.

Внизу протянулось Анатолийское нагорье, потом Курдистан и через некоторое время – Иранские плато; быстро промелькнул идеально симметричный город Месхед, потом, наконец, – всегда неизменная, коричневая и охряная глушь, как будто на мир мягко наброшено пыльное покрывало; вечно те же самые горы, как гребни волн в грязно-коричневом море, иногда сверху я видел снег на горных вершинах, нечистый и покрытый пятнышками небрежно разбросанных скал, все вместе напоминало смесь перца и соли, это был Афганистан.

Время от времени один из американцев в желтых куртках проходил к задним туалетам, но совершенно ничего не происходило, и над Кабулом самолет совершил резкий нырок, не так, как бывает при спокойном, нормальном заходе на посадку, а два близко друг к другу вращающихся винта повели его вниз, чтобы он не оказался удобной мишенью для ракеты; потом последовало быстрое, ухабистое приземление.

Орехово-смуглые, суровые лица; таджики, хазарейцы, пуштуны, узбеки. Много мужчин с оружием. Паспортный контроль в зеленой будке из гофрированного железа. Пассажиры много курили, полицейские изымали бутылки с виски из багажа прибывших индийцев, которые сперва ругались, но потом предпочли угомониться, поскольку афганцы смотрели свирепо, были крепкими и высокорослыми.

Водитель такси крикнул «Хайль Гитлер!» – он-де любит немцев, он любит Гитлера, и очень здорово, что немецкие солдаты были опять в Кабуле. В конце концов, и афганцы, и немцы – арийцы. Потом он таки поехал.

Германия имеет долгую историю влияния в Афганистане – Вернер Отто фон Хентиг [49]49
  Вернер Отто фон Хентиг (1886–1984), немецкий дипломат. В 1909 г. работал атташе немецкой миссии в Пекине, затем был переведен в Константинополь и в Тегеран; в 1915–1917 гг. – посол в Афганистане; в 1920 г. – дипломатическая работа в Польше; в 1921 г. – временный поверенный в Эстонии, позднее на Балканах – в Софии; в 1930-х годах был назначен генеральным консулом в Сан-Франциско, затем в Боготе; после Второй мировой войны был германским послом в Индонезии, после выхода на пенсию работал личным советником саудовской королевской семьи. Умер в Норвегии.


[Закрыть]и Оскар фон Нидермайер (Хаджи Мирза) [50]50
  Оскар фон Нидермайер (1885–1948), известный немецкий военный, ученый и пу тешественник. Произведенный после окончания училища в лейтенанты, он отправляется в Иран для изучения географии, естествознания и персидского языка. С сентября 1912 г. он совершает переход в Индию, во время которого первым из европейцев пересекает пустыню Лут. 15 сентября 1914 г. военное руководство посылает Нидермайера с небольшой экспедицией в Афганистан, чтобы помочь центрально-азиатским народам сбросить колониальное иго англичан, во время этой экспедиции (вместе с Вернером Отто фон Хентигом) прошел Персию, Афганистан до восточного побережья Китая. Вернулся на родину в мае 1916 г. После этого – представитель немецкой военной миссии в Османской империи. Награжден орденом Макса-Йозефа. После войны учился в Мюнхенском университете. Уволился официально из армии, а неофициально работает в офисе рейхсвера в Москве до 1936 г. В 1933 г. защищает доктор скую диссертацию «Рост и странствие в теле русского народа». С 1939 г. – ординарный профессор. Во время Второй мировой войны в звании полковника (позднее – генерала) занимался формированием воинских подразделений из азиатских добровольцев. В августе 1944 г. был арестован и предстал перед военным трибуналом, приговорен к тюремному заключению в Торгау, откуда был освобожден американцами в мае 1945 г. Но по пути в родной Регенсбург опять арестован, на этот раз советскими властями. Отправлен в московскую тюрьму, приговорен к 25 годам заключения, в сентябре 1948 г. умирает от туберкулеза в тюремной больнице Владимира.


[Закрыть], которые в 1915 году посетили эмира Кабула, чтобы вмешаться в большую мировую политику, в Great Game [51]51
  «Большая игра» (англ.)– под таким названием вошло в историю продолжающееся уже не одно столетие противостояние и борьба за сферы влияния России и Англии в Центральной Азии. «Большая игра» продолжается и сегодня, и «будет продолжаться, – по словам Р. Киплинга, – пока мы живы».


[Закрыть]между русскими и англичанами, были первыми, кто туда пришел, хотя Германия, собственно, никогда не играла там большой роли, она очень поздно стала колониальной державой. По поручению императорского Министерства иностранных дел молодой баварский артиллерийский офицер Нидермайер в 1915 году передал эмиру в Кабуле письмо от Вильгельма II с предложением союзничества. Таким образом, он заложил основы длящегося вот уже почти столетие немецко-афганского сотрудничества в сферах экономики, образования, культуры, военного дела. А через несколько лет Альберт Шпеер [52]52
  Альберт Шпеер (1905–1981) – государственный деятель Германии, архитектор. Рейхс министр вооружений и военной промышленности (1943–1945).


[Закрыть]представил эмиру планы развития Кабула, о них напоминает теперь только ровная, многокилометровая прекрасная дорога, ведущая из центра города к разбомбленному сегодня королевскому дворцу.

Достаточная причина, чтобы посетить Общество технического сотрудничества и потом Гете-институт, разместившийся в прежнем посольстве ГДР, в очень элегантном доме шестидесятых годов. Внутри на втором этаже сидел доктор Норберт Шпитц и ровно час говорил о трудностях культурного содействия в этой стране. Он был изысканно вежливым человеком, он угостил меня чашкой фильтрованного кофе, а под конец пригласил в ноябре вместе с ним посмотреть фестиваль лирики в Герате.

Гостиница «Мустафа» располагалась слева от Чикен-стрит, бар «Мустафа» был одной из излюбленных целей ракетных и гранатных атак, поэтому наверху, на третьем этаже, занавеси день и ночь оставались задернутыми, на стойке робко стояли выдвинутые бутылки Bud Light и Stella Artois, на потолке висели маленькие зеркала, в них отражалась сотня свечей, электричество время от времени пропадало, тогда запускали генератор, и из магнитофона опять лилась индийская поп-музыка. В «Мустафе» жили турецкие торговцы недвижимостью, американские продавцы кафеля, южноафриканские наемники, пакистанские торговцы информацией и Хэннинг Кобер, когда бывал здесь. И все они сходились в баре «Мустафа», пили пиво, и один раз в месяц кто-нибудь по-молодецки стрелял в потолок, хотя в «Мустафе» давно уже нельзя было появляться с оружием.

Это был темный город, очень привлекательный, очень бедный, и тот, кто отправлялся гулять ночью, чего делать не следовало, на обратной дороге слышал голоса, они сотнями проникали в ухо, из углов, из кустов дрока, из-за высоких каменных стен: «Вы видите, как муха гуляет по куску сахара? Ау!»

Кто это говорит? Чей это голос?

«Таджики делали так: они цепью подвешивали хазарейца на крюк, отрезали ему уши и бросали их в угол».

«Хазарейцы делали так: они распиливали мертвому пуштуну крышку черепа и сверху вливали в голову кипящее масло, на мозг, труп дергался и плясал, как будто на сцене».

«Пуштуны делали так: они связывали таджику руки за спиной и стреляли ему в левое колено. Потом они заставляли его босиком стоять на снегу. Если он сгибался от боли или уже не мог стоять на раненой ноге, они грозили прострелить ему и другое колено. Ночи здесь холодные, и они играли с ним так много часов. В конце концов, они стреляли ему в голову и уходили».

А сейчас?

«Хуже всего были чеченцы, крупные мужчины с иссиня-черной кожей на бритых головах и темными бородами. Они были как звери. Когда шли чеченцы, мы переходили на другую сторону и опускали взгляд в землю, чтобы не смотреть им в глаза. Когда боевики Талибана бежали из Кабула, шесть чеченцев окопались в парке Шар-э-Нав и без разбора стреляли оттуда по всему, что двигалось, по детям, такси, старикам – безразлично, что попадется. Они обвязались взрывчаткой и собирались взорвать себя, когда подойдут американцы. Их застрелили снайперы Северного альянса. Но это ровным счетом ничего не изменило. Сегодня эти люди за деньги охотятся за головами, работают в Executive Outcomes [53]53
  Executive Outcomes («Ауткамз») – частная военная компания, основана в Южной Африке подполковником Айбеном Барлоу в 1989 г., вербует наемников, ведет подготовку военных кадров и обеспечивает клиентам материально-техническую поддержку. «Ауткамз» часто обвиняют в предоставлении военной силы для корпораций, для контроля природных ресурсов в недееспособных государствах или конфликтных зонах, поскольку эти правительства в основном расплачиваются за их услуги горнодобывающей концессией.


[Закрыть]и состоят в частных армиях. Мы переходим на другую сторону улицы и по-прежнему смотрим в землю».

А кто говорит сейчас? Чье это воспоминание?

«Вначале темнота пугает неопределенностью, потом – определенностью, точно и конкретно, она обостряет чувства; прогулка ночью, неоновое освещение на торгующем кебабом киоске, дым, лужи, визг шин, крики, распоряжения; одна машина впереди – поперек, блокируя вторую позади, выскакивают люди, холщовый мешок на голову, голова прижата вниз рядом с задним сиденьем, запах машины, запах обувной кожи, сандалий, ног. Езда, колени накрест, шепот.

Потом, спустя долгое время, холщовый мешок снимают. Слепота от хлынувшего света, до боли режущий яркий прожектор, видеокамера перед одним, полотнища с лозунгом – за другим, черное на зеленом, закутанные мужчины с оружием, их предводитель с длинным кухонным ножом. Желобок пилы. Голова. Аллах Акбар. War Porn [54]54
  Порнография войны, военное порно (англ.).Термин возник сравнительно недавно в связи с феноменом отражения в западных СМИ кровавых событий на Ближнем Востоке и в Ираке.


[Закрыть]».

Но когда утром кошмары отступали, и Кабул снова был светел, и город освещался, и сигналили такси, тогда голоса словно сдувало ветром, и ты охотно отправлялся куда-нибудь недалеко, к европейскому кладбищу. Там древний кладбищенский сторож Рамимулла, гордо рассказывая, что сам-де мулла Омар [55]55
  Мулла Мохаммед Омар, родился в 1959 г. в Нодехе близ Кандагара, часто именуется просто муллой Омаром, лидер движения Талибан в Афганистане и фактический руководитель государства Афганистан с 1996 по 2001 г. Разыскиваемый за укрывательство Усамы бен Ладена американцами, скрывается, предположительно, в Пакистане.


[Закрыть]однажды побил его, показывал могилу великого венгерского исследователя сэра Аурела Штайна [56]56
  Марк Аурел Штайн (Стейн, 1862–1943), венгерский археолог еврейского происхождения, перешел в христианство и стал британским подданным. Он преподавал в ряде индийских университетов. Был приглашен Свеном Хедином для совместного путешествия по Азии.


[Закрыть]; этот спутник Свена Хедина [57]57
  Андерс Свен Хедин (1865–1952), шведский исследователь, географ и геополитик. В числе его достижений – создание первой подробной карты обширных районов Памира, Такламаканской пустыни, Тибета, древнего Шелкового пути и Гималайских гор. Он был, по-видимому, первым, кто понял, что Гималаи представляют собой единый хребет.


[Закрыть]умер здесь в Кабуле, от инфаркта в 1943 году.

Здесь также покоились солдаты ISAF [58]58
  International Security Assistance Force – международные силы содействия безопасности (англ.)– сводная военная группировка в Афганистане, состоящая как из натовских подразделений, так и из подразделений других стран.


[Закрыть]: британцы, испанцы, немцы. На их могилах лежали цветы. Несколько запущенные надгробные камни молодых хиппи, преимущественно немцев, которые умерли здесь в конце шестидесятых – начале семидесятых годов. Там можно было прочитать имена: «Майке», «Бритта» и «Штефан». Они последовали зову Freak Street [59]59
  Улица хиппи (Freak Street) – самая известная точка в Катманду, столице Непала, облюбованная хиппи в 1960 – 1970-х гг., находится к югу от сквера Базантапур. Настоящее название – Йохне, но начиная с 1970-х годов эта улица стала больше известна как Freak Street. На улице есть и нищета, и неотразимая красота: запах сладкого ладана, трепетная детвора, играющая с колесиками, дешевые гостиницы, вывески ресторанов, магазины, продающие просветление и прозрение – что угодно. Не удивительно, что все это ассоциируется с грязноволосатыми «чудаками» (freaks – люди, или явления, выходящие за рамки обычного), что и дало улице новое имя. Эра хиппи в прошлом, но история Freak Street и она сама, расположенная в сердце старого Катманду, по-прежнему популярны.


[Закрыть]или запаху «черного афганца» [60]60
  Гашиш.


[Закрыть], и на длинной дороге от Берлина либо Штутгарта до Катманду пали в Кабуле, длинноволосые солдаты любви и мира.

За Панджшерским ущельем, там, где Кристоф де Понфилли снимал свой фильм, расположен Нуристан, Долина Света. Жители Нуристана, говорят, являются потомками солдат Александра Македонского; они только в XIX веке были насильственно обращены в ислам, у них рыжеватые волосы, они возделывают виноградную лозу и из плодов давят вино. Их обряды, от которых они до конца так и не отказались, похоже, дионисийского происхождения, они танцуют и опьяняют себя вином, их женщины ходят без чадры, гордо, и в мужья берут кого захотят.

Часть области Нуристан – здесь, на афганской стороне, другая часть – там, в Шитрале, в Пакистане. Нуристанцам от этого нелегко.

Их деревянные статуи в человеческий рост демонстрировались в Национальном музее в Кабуле, это были чудесные, таинственные фигуры, изваянные из дерева с большой энергией и изяществом, некоторые производили впечатление скифских, другие – кельтских или инуитских [61]61
  Инуиты – другое название эскимосов.


[Закрыть]скульптур. Многие из этих великолепных идолов были склеены, у некоторых отсутствовали рука, голова, на других я заметил глубокие следы от ножа, талибы оскверняли их топором.

Въезд в ущелье проходил через узкую скальную теснину, затем открывался Панджшер, едва ли в километр шириной и семьдесят километров длиной. Изумрудного цвета река, местами бурлящая белой пеной на маленьких порогах, тянулась подобно охлаждающей ленте вдоль галечной трассы; советские танки, дошедшие до нижнего течения Панджшера, и не дальше, обрамляли дорогу, их пустые металлические каркасы казались останками больших мертвых слепых жуков. Теперь на них играли дети.

Через некоторое время «лэндкрузер» добрался до мавзолея Ахмад Шаха Масуда. Масуда похоронили на возвышенности, недалеко от родной деревни Янгалак, так чтобы он мог окидывать взором свое любимое Панджшерское ущелье. Внутри мавзолея сидел старый мулла и молился на этом мирном месте над простой зеленой надгробной плитой.

Выйдя снова наружу, я столкнулся с седоволосым, хорошо выглядящим французом; мы разговорились, и он узнал, что его старый друг и товарищ по оружию Кристоф де Понфилли в нескольких километрах дальше по ущелью снимал художественный фильм. Он непременно хотел бы присоединиться ко мне, сказал француз, и представился. Это был генерал Морийон, бывший командир подразделений ООН, человек, который со своими солдатами два года сдерживал бойню в Сребренице. Мы вместе поехали на съемочную площадку, Кристоф де Понфилли, похоже, обрадовался встрече, на сегодня съемки были закончены, последовал ужин – рис, чай и нан, плоская лепешка.

Французы как держались кучкой, так кучкой и сели за стол, немецкие пиротехники уселись кушать с афганцами на полу. Мимо проходил швейцарский журналист из Tribune de Geneve, он направлялся дальше вверх по ущелью, на границу с Нуристаном. Он не имел при себе никаких вещей, даже одеяла.

Вечером в лагере – храп, пердеж, испарения, мужские разговоры. Лежали на полу, стены дома, в котором располагался лагерь, были из глины. Немецкоязычные собрались вместе, после того как французы вернулись к своему языку и в свою комнату. Немцы ели жевательных мишек Haribo и вафли Hanuta, которые пиротехники привезли с собой из Лейпцига.

– Ты еще долго пробудешь в Афганистане?

– Я приглашен на фестиваль лирики в Герате, в ноябре.

– В Герате, в Герате, там мужчины прогуливаются с розой, зажатой в зубах. Здесь, наверху, в Панджшере такого нет. А в Кандагаре они на прошлой неделе одному итальянскому инженеру отрубили голову.

– Мы уже семь недель едим рис. Я больше не могу.

– Ты можешь пососать бульонный кубик.

– Слушай, ты: пе-е-р!

– Ха-ха-ха!

– Пе-е-е-ер.

Снаружи с гор выли волки, афганские серебристые волки, было холодно. Внутри один из пиротехников опрыскивать жгучим дезодорантом ноги своему спящему коллеге, который все эти семь недель не менял носков.

Французы тоже были людьми весьма странными, они жили, казалось, интенсивнее, чем немцы, они больше повидали свет, были менее флегматичны, но и слишком много о себе мнили. Они носили на шее каффию [62]62
  Каффия (араб.kűfîyä) – традиционная головная накидка арабских и других ближневосточных мужчин, изготавливается обычно из хлопка в виде большого квадрата.


[Закрыть], щетина на их лицах представляла собой нечто среднее между последствием многодневного непользования бритвой и полноценной бородой, они демонстративно говорили по-французски, а не по-английски, хотя английский был языком, на котором, собственно, могли бы понять друг друга и русские, и немцы, и афганцы, и французы.

Фильм, похоже, должен был получиться интересным. Светило солнце. Панджшерское ущелье было великолепно. Декоративные деревья, яблоневые сады, бесконечные пятна прохладной тени, персиковые и сливовые деревья, бесчисленные шелковицы различного сорта – с черными, белыми и пурпурными ягодами, платаны, высоко вытянувшиеся тополя, сладковато пахнущие красные и белые ивы, в том числе и плакучие, зеленые луга, стремительно сбегающие вниз ручьи и живые изгороди из кустов алых, белых и желтых роз, – все смотрелось просто великолепно, словно Господь непосредственно сотворил это. Русские парни, переодетые в форму советских солдат, совершали рейд по яблоневым садам, вскинув автоматы Калашникова. Старые моджахеды, которые тридцать лет назад боролись против Советов, теперь сидели на земле рядом со съемочной площадкой, глядели на происходящее перед камерой, поглаживали длинные седые бороды, улыбались и ели абрикосы.

Вечером двадцать афганских статистов заявили об уходе; они хотели отправиться в Кабул на выборы, они потребовали расчет за работу, их вызывали по одному, они ставили в ведомость синий отпечаток большого пальца, каждый получил по несколько денежных купюр, и потом все двадцать покинули лагерь, ушли в ночь; автобусного сообщения с Кабулом не было, они собирались идти пешком. Французы ругались, но ничего не помогло.

На другой день генерал Морийон, герой Сребреницы, уехал. Масуд – герой Панджшера. Саша Бурдо – французско-русский герой фильма. Кристоф де Понфилли, моджахеды, статисты, военные советники, операторы… Все они были здесь героями, все, со своими ярко выраженными мужскими качествами, – так или иначе, но герои. Лагерь сворачивался, завтрашняя съемочная площадка будет находиться дальше вниз по ущелью.

Молодая помощница режиссера истерично заплакала, увидев новый лагерь. В единственном туалете нельзя было спускать воду, а если ты все-таки делал это, из дыры в стене рядом с тобой брызгала коричневатая пенистая струя. Электричества не было. Не было даже свечей. Она сидела, упав на пластиковый стул, закрыв руками лицо, и плакала. Кристоф де Понфилли сказал, что ему все это безразлично, он должен снимать фильм, а если кому-то здесь, в Афганистане, не нравится, он никого не держит, пусть убирается хоть сейчас.

И после этого он продиктовал корреспонденту Die Zeit, который тоже писал здесь, наверху, в Панджерском ущелье, историю для своей газеты: «Пожалуй, когда фильм будет снят, я больше никогда не поеду в Афганистан. Все, что их сегодня интересует, это деньги, деньги, деньги. Тип благородного афганца исчез навсегда. Таких афганцев, каких я знал когда-то, больше нет. Забудем это. У меня свои воспоминания. Au revoir [63]63
  До свидания (франц.).


[Закрыть]».

Забыл в конце упомянуть, что в руках у меня больше не было онемения, они никогда больше не будут неметь, Афганистан их вылечил.

В стране черного золота
Баку. 1998

Итак, Кавказ. Что же я о нем знаю? В колледже у нас был один учитель, географ, так тот на Кавказе отморозил себе пальцы ног, когда Гитлер вознамерился захватить тамошние нефтяные промыслы. Предполагалось взять все это как бы в клещи: сперва румынские нефтяные промыслы, потом дальше на восток, кавказские; нефть нужна была для похода в Россию – ну и, понятное дело, как противовес британской нефти в Месопотамии. Стоит только заговорить или подумать об этом, как переносишься в иное, мифическое пространство – Месопотамия, Кавказ…

Здесь, в этом регионе, когда-то шла крупная игра – перед Первой мировой. Great Game: Южная Персия и Индия, обе тогда британские, против Северной Персии, там засели русские, а где-то между – сфера германских интересов. Переплетающихся, в свою очередь, с интересами турок, которые мечтали пройти насквозь Азию и создать пантюркскую империю от Босфора до Китая. И ко всему этому примешивались интересы – не столь амбициозные – еще двух народов, которых их соседи упорно искореняли: армян и курдов. Киплинг или кто-то другой однажды написал о Закавказье, что оно – центр мира. Но этот центр, позволю себе заметить, может любому задурить голову, как мы вскоре увидим.

Еще я читал о турке Энвер-паше [64]64
  Энвер-паша (1881–1922) – турецкий военный и политический деятель эпохи заката Османской империи, идеолог пантюркизма и панисламизма, участник Младотурецкой революции 1908 года, соратник, а затем оппонент Кемаля Ататюрка.


[Закрыть], виновнике геноцида армян, и о Вильгельме Вассмусе [65]65
  Вильгельм Вассмус (Wilhelm Wassmuss) (1880–1931) – немецкий дипломат времен кайзера Вильгельма II, служил консулом в Иране, во время Первой мировой войны лоббировал интересы Германии по всему Ближнему Востоку, за что заслужил прозвище Вассмус Персидский по аналогии с Лоуренсом Аравийским.


[Закрыть], немецком Т.Э. Лоуренсе [66]66
  Томас Эдвард Лоуренс (1988–1935) – «Лоуренс Аравийский», британский археолог, писатель и общественный деятель. Инициатор и участник военных действий арабских племен против турецкой (османской) регулярной армии. Отстаивал интересы Британской империи на Ближнем Востоке. В ряде стран региона до сих пор считается национальным героем.


[Закрыть], который в Первую мировую войну попытался создать новый фронт против британцев, действуя из Афганистана, но дело кончилось тем, что он просто застрял в Кабуле и без толку проторчал там два года вместе со своими приятелями – капитаном Оскаром фон Нимейером и Отто фон Хентигом; от скуки не знал, куда ему податься, потому что никто из местных властей этих немцев всерьез не воспринимал. Вассмус, по слухам, имел одну слабость – он любил напяливать на себя дамское шмотье, – а у тогдашнего кабульского эмира такая привычка симпатии не вызывала.

Читал я и о 23 [67]67
  Так в оригинале.


[Закрыть]комиссарах советского временного правительства в Баку, которых однажды ночью вывезли за пределы города и расстреляли на железнодорожных путях. Рассказывают, что английские офицеры стояли рядом и наблюдали эту сцену и что в Баку и сейчас должна где-то храниться картина, написанная революционным художником Исааком Бродским [68]68
  Имеется в виду картина «Расстрел 26 бакинских комиссаров» (1925), которая до отделения Азербайджана от Советского Союза экспонировалась в филиале Центрального музея В.И. Ленина в Баку.


[Закрыть]: изображение в ее левом нижнем углу будто бы подтверждает соучастие англичан в этом убийстве.

Ну и, конечно же, в последнее время ко всему перечисленному добавились чеченская война, которая вновь и вновь возобновляется в самый неподходящий момент, прерывая поступление нефти из Каспийского моря в Россию, – и уверенность в том, что великий кризис, финальный Армагеддон, если он все-таки разразится, начнется именно в этом таинственном центре мира, на Кавказе. Все в этом регионе, насколько я помню, так или иначе связано с запутанным геополитическим узлом – переплетением трех нефтепроводов: первый тянется через ту самую Чечню, второй – через Грузию, президент которой Эдуард Шеварднадзе недавно в десятый раз подвергся покушению и чудом избежал смерти, третий же – через Иран и Турцию, а уже оттуда – к нефтеперегонным заводам и бензозаправочным станциям Европы.

Подведем итоги: и раньше, и сейчас все в Баку вертелось и вертится вокруг нефти. Под Каспийским морем ее больше, чем в Саудовской Аравии и Кувейте вместе взятых. Самолеты Lufthansa сегодня летают в Баку трижды в неделю, самолеты компаний British Airlines и KLM – столь же часто, а вскоре к ним присоединятся еще и лайнеры SwissAir. И, тем не менее, о Баку широкой публике почти ничего не известно. В специализированных книжных магазинах для туристов путеводителей по Кавказу днем с огнем не сыскать – даже в гамбургском Dr. Goetze Land & Karte, даже в крупнейшем в мире заведении такого рода, лондонском. Забудьте, мол, о своей затее, туда никто даже и не помышляет ехать… Что ж, а мне сразу же захотелось туда, причем немедленно.

уьз1

Чтобы сесть на самолет, следующий рейсом Франкфурт – Баку, пришлось спуститься на один из нижних подземных этажей, так сказать, в пенитенциарное подземелье Франкфуртского аэропорта. И в этом подземелье повсюду валялся какой-то мусор, скомканные бумажки, сигаретные бычки. Несколько американцев с непроницаемыми лицами, все в бежевых костюмах, ждали того же самолета, что и я. У них буквально на лбах было написано, как лихорадочно алчут они черного золота. Упитанные богатые пенджабцы, в сикхских тюрбанах и серебристой спортивной обуви от фирмы Nike Air Max, стояли полукругом, курили и каблуками давили на полу окурки, хотя курить здесь запрещено.

Да и в самом полете было что-то «пенитенциарное», по крайней мере, для стюардесс. Первое, что меня поразило: все пассажиры разговаривают гораздо громче, чем принято, намного громче, чем в других самолетах. Какие-то типы в черных, плохого покроя пиджаках и черных же, помятых суконных шляпах, уже изначально далеко не трезвые, раз за разом требовали для себя виски, потом, когда его не осталось, – теплой водки. От них воняло немытой распаренной плотью и еще – козлиной или овечьей шерстью. Всю дорогу они пили, горланили, хрюкали, а стюардессы только негодующе закатывали глаза, зато на посадку мы пошли под аккомпанемент ‘Barbie Girl’ группы Acqua.

Самолет «Люфтганзы» опустился на летное поле, замер, и уже сквозь поцарапанное окно было видно, что здесь никому нет до тебя дела. Это, подумал я, как раз и есть тот безошибочный признак, что отличает интересную часть мира от неинтересной: ты выходишь из самолета со своим ручным багажом и сам топаешь через все летное поле к зданию авиавокзала – никто здесь ради тебя, как говорится, и пальцем не шевельнет, автобуса, сколько ни жди, не дождешься.

А вот и таможенный контроль. Пара дощатых выгородок, более ничего. За барьером, размахивая руками, орали друг на друга похожие на турок солдаты в советской военной форме, вооруженные автоматами Калашникова. Только вместо красных звезд у них на фуражках и в петлицах были выпуклые полумесяцы на зелено-красном поле. В зале ожидания пахло мастикой для натирки полов. Потрескивали неоновые трубки, когда менялись тексты на световых табло. И еще пахло люля-кебабом – типично турецкий запах, подумал я, турецкий и отдающий седой стариной.

Поскольку я не имел въездной визы – по той простой причине, что в Германии на протяжении трех недель в азербайджанском посольстве, куда я звонил, никто не подходил к телефону, – у меня отобрали паспорт. Не волнуйтесь, сказали мне, вы сможете получить его обратно в любой из рабочих дней в Министерстве иностранных дел. Да, но назавтра как раз должна была быть суббота… Мой паспорт исчез в портфеле таможенного чиновника, на чьей голове красовалась большая каракулевая шапка, чиновник взамен выдал мне розовую квитанцию размером с медицинский рецепт и строго предупредил, что ее ни в коем случае нельзя терять.

Как ни странно, после разговора с этим таможенником мой багаж еще раз подвергли рентгеновскому просвечиванию, хотя никто из вооруженных автоматами солдат в нелепых фуражках даже не взглянул на экран. Я быстро поймал такси – белую «волгу» – и договорился с шофером, что он отвезет меня в центр, в отель «Старый Интурист», за двадцать пять долларов. Мы проезжали мимо бесчисленных автозаправочных станций, литр дизельного топлива стоил, как я прикинул, около пятнадцати пфеннигов. По дороге к Баку я насчитал в общей сложности сорок четыре бензоколонки.

Здесь теперь все сразу же – наглядно – начинается с бензина, и нефти, и продуктов ее переработки, прежде это вряд ли так бросалось в глаза. Здесь, в Баку, все вертится вокруг этого удивительного, одновременно грязного и чистого, вещества, которое поначалу пахнет плохо, а после – вполне терпимо, и которое, можно сказать, поддерживает в движении все, что способно двигаться. Лет девяносто назад Баку поставлял половину потребляемой в мире нефти. Армяне, турки, русские, англичане, евреи, немцы и американцы строили здесь для себя роскошные виллы, династии Ротшильдов и Нобелей именно здесь закладывали основы своего состояния. И сегодня, наконец, все должно опять вернуться на круги своя. Большие консорциумы уже сюда вернулись, а вместе с консорциумами, понятное дело, – большие капиталы и надежды на бензин, который должен потечь и обязательно потечет отсюда в Европу.

Ну конечно, а как же иначе, здесь испокон веков все вертелось вокруг бензина. Сегодня вы, приземлившись в аэропорту и даже еще не доехав до города, уже на шоссе можете купить бензин по баснословно низким ценам. Вот только как получилось, что здесь имеется этот дистиллят нефти, дистиллят crude [69]69
  Неочищенная нефть (англ.).


[Закрыть], уже вполне готовый, готовый даже к тому, чтобы его можно было залить через шланг в белую «волгу», – этого я пока не мог сообразить.

В отеле «Старый Интурист» царила мертвая тишина. Других постояльцев, кроме меня, не было. Вестибюль, я заметил, оформлен в оранжево-золотистых тонах – два цвета, которые способны, как говорят, нейтрализовать все неблагоприятно воздействующие на человека факторы. В углу на диване лежала какая-то женщина с плохо покрашенными светлыми волосами и еще худшего качества зубами – лежала, уставившись на экран цветного телевизора «Грюндиг».

Когда я вошел, она на мгновение подняла на меня глаза, после чего ее взгляд снова уперся в телевизор. Я с трудом извлек из своей памяти те три слова, которые знал по-русски, но она ответила по-немецки: 280 долларов за ночь, оплата вперед.

Номер оказался именно таким, о каком мы все, осознанно или неосознанно, мечтаем: сталинские строгость и аскетизм в сочетании с турецкой безалаберностью. На стене фотообои, под ними – застеленная коричневым покрывалом кровать. На обоях – горное озеро, зеленый луг, елки и пихты, желтые цветы. Снималось это явно в Швейцарии. Я начал с того, что проинспектировал ванную комнату. Туалетная бумага представляла собой аккуратно разрезанную на квадраты газету.

Сидя на бортике ванной и глядя в пожелтевшее зеркало, в котором лицо мое сперва казалось неестественно бледным, а после, когда с запозданием в две минуты внезапно вспыхнуло-таки неоновое освещение, приобрело экзотический бирюзовый оттенок, я разворачивал – поштучно – эту туалетную бумагу и пытался мысленно подсчитать, какая доля от моих 280 долларов была израсходована на ее приобретение: меня, в сущности, интересовал характер взаимосвязи между такой вот туалетной бумагой, бакинским отелем, моими деньгами и швейцарскими фотообоями. Безрезультатно поразмышляв некоторое время над этой проблемой, я вернулся в спальню.

Я хотел позвонить по телефону. Но оказалось, что позвонить из этого отеля нельзя. Администраторша из вестибюля, которая ровно после четырнадцатого сигнала все-таки оторвалась от передачи канала RTL и с недовольным ворчанием взяла трубку, подтвердила, что это действительно так. Не без злорадства она довела до моего сведения, что сегодня вечером я, как и любой гость отеля, могу внести свое имя в особый список, и тогда – не завтра, а еще через день – мне обеспечат телефонную связь с нужным абонентом… Что поделаешь – это Кавказ, воплощение хрупкого равновесия между Турцией, Ираном и Россией, стрелка на весах общемирового нефтехозяйства, а значит, и залог мира во всем мире. Я лег на кровать, прочитал пару-другую страниц из «Путешествия в страну варваров» Уиндема Льюиса [70]70
  Уиндем Льюис (1882–1957) – английский художник, писатель, критик. Основатель вортицизма, одного из течений британского авангарда в изобразительном искусстве.


[Закрыть]и очень скоро заснул. Мне снились – подождите-ка – огромные подземные пещеры, в которых горели синим пламенем целые озера бензина.

На следующее утро я произвел ревизию сверкающего, как зубная эмаль, буфета «Старого Интуриста», после чего заявил на рецепции о своем отбытии. Солнце сияло, я стоял с чемоданчиком на улице и курил сигарету. Рядом притормозила черная «волга», бородатый водитель выглянул из окна и спросил, не ищу ли я отель. От него я узнал, что в Баку имеется отель, принадлежащий международной компании «Хаятт». Что ж, пусть будет «Хаятт», не все ли равно. Я договорился, что он отвезет меня туда за 20 долларов.

Самый дешевый номер в «Хаятте» стоил 380 долларов за ночь. Но зато я прямо из своего номера мог звонить по телефону и принимать звонки. Большие, изысканные бухарские ковры устилали пол вестибюля, а под портретом президента Алиева располагалась цветочная композиция из белых лилий. Британское консульство тоже размещалось в «Хаятте», и перед отелем весело трепетал на ветру «Юнион Джек», а по вестибюлю шмыгали в разных направлениях невзрачные британцы, которые все выглядели в точности так, как меланхоличный герой Джона Ле Карре – секретный агент Джордж Смайли. Все было замечательно. Я тут же снял номер.

Но бакинский «Хаятт» мог гордиться не только изобилием телефонных аппаратов и тем, что предоставил кров консульству Великобритании, – сверх всего этого он приютил в своих стенах крупнейшее на Кавказе казино. Вполне вероятно, думал я, что по вечерам сюда подъезжают бронированные мерседесы, и шикарные дамы в тесно облегающих фигуру платьях собираются вокруг крупье, и что здесь тусуются колоритные местные миллиардеры, от скуки швыряющие своим охранникам десятитысячные долларовые купюры, чтобы те вместо них подсаживались к игорным столам, – потому что было бы, согласитесь, очень странно, если бы люди такого высокого полета самолично вступали в борьбу за смехотворные выигрыши. Может, все это я увижу уже сегодня вечером. И это даст мне первоклассный материал для репортажа, ради которого я, собственно, и приехал в Баку. Нефть, золото, женщины, шампанское в хрустале, непостижимый декаданс, миллиардеры с золотыми зубами – безотказно действующая адская смесь. Но получилось совсем иначе…