Текст книги "Пингвин Тамину и великий дух Маниту"

Автор книги: Кристиан Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Кристиан Берг
Пингвин Тамино и великий дух Маниту

Глава первая, в которой Тамино готовится к Рождеству, но Рождество откладывается

На бескрайних ледовых просторах Южного полюса царило оживление. Ноябрь подходил к концу, вовсю уже тянуло декабрем. Год, который еще одиннадцать месяцев назад называли новым, изрядно постарел. Дни стали длиннее, солнце изрядно припекало, и все почувствовали – наступило лето, которое на Южном полюсе продолжается до февраля. Конечно, лето тут совсем другое, не то что в Европе, но все равно пингвинам было жарковато, так что некоторые из них даже снимали свои фраки и загорали. Хотя загорать особо было некогда – приближалось Рождество, и в пингвиньем царстве началась предпраздничная суматоха: кругом все чистилось, драилось, ремонтировалось, во всех домах варили, жарили, пекли, сушили, солили и ждали.

Тамино тоже ждал с нетерпением наступления большого праздника – самого главного праздника в году, с самыми чудесными подарками.

Но, пожалуй, еще больше, чем подаркам, Тамино радовался предстоящим каникулам. Потому что тогда он сможет чаще видеться со своей любимой принцессой Нанумой. Ведь все это время они встречались только урывками, потому что Тамино нужно было много заниматься, нагонять пропущенный материал.

Принцесса Нанума пока еще не ходила в школу. Она сидела целыми днями у себя во дворце, боясь выйти на улицу, – вдруг опять какой-нибудь большелапый нападет и утащит ее с собой в Европу. Вот почему она тоже никак не могла дождаться каникул. Ведь тогда они будут гулять вместе! С Тамино она не боялась выходить на улицу. Он ведь храбрый, сильный и никому не даст ее в обиду!

Впрочем, до каникул еще было далеко – целых четыре недели, и за эти четыре недели Тамино нужно было переделать множество дел. И он бы их переделал, если бы однажды утром обстоятельства не сложились несколько иначе.

В то утро Тамино, как всегда, вышел из дому в половине восьмого и направился в школу, думая по дороге о том, какую историю расскажет сегодня господин Тюлень на уроке большелаповедения. По возвращении из Европы господин Тюлень сразу приступил к работе, и теперь он был самым любимым учителем всех учеников Южнополюсной школы.

Тамино как раз подошел к воротам школы и собирался уже завернуть во двор, как вдруг с неба что-то шмякнулось прямо к его лапам.

Оправившись от первого испуга, Тамино пригляделся и увидел, что это всего-навсего птица-буревестник, из тех, что имеют обыкновение камнем падать вниз, нацелившись на какую-нибудь рыбешку в море. Но Тамино не был рыбешкой, да и моря тут поблизости что-то не было видно.

«Чокнутая птица», – подумал Тамино.

Буревестник тем временем поднялся на лапы, отряхнулся, проверил, все ли перья у него на месте, и, покосившись на пингвина, неожиданно изрек:

– Стало быть, таким образом!

– Что значит «стало быть, таким образом»? – удивился Тамино. – Интересное дело, падаете тут с неба на голову и даже не считаете нужным извиниться… хоть каким-нибудь образом, – добавил он не без ехидства.

Птица снова отряхнулась и с важным видом выпятила грудь колесом.

– Кыш отсюда, мелюзга! Некогда мне тут перед всякими извиняться. У меня дела поважнее есть – мне велено отыскать пингвина Тамино, всемирно известного спасителя принцессы Нанумы, дочери досточтимого Большого Императорского Пингвина. Понял? Так что прочь с дороги!

Буревестник слегка пихнул обомлевшего Тамино и с важным видом прошествовал мимо него в сторону школы.

Тамино смотрел ему вслед с раскрытым клювом.

– Эй, постойте! – крикнул он, приходя в себя. – Я и есть пингвин Тамино!

Буревестник притормозил и медленно развернулся.

– Если ты – Тамино, то я павлин персидский, а мама моя – утка китайская! – бросил он небрежно, смерив пингвина презрительным взглядом.

– Повежливее, любезный, – решил поставить на место дерзкого незнакомца Тамино. – Если вы не верите, что я Тамино, спросите у любого, вам скажут. Я пошел. Кланяйтесь вашей матушке, китайской утке. – Тамино махнул крылом и направился к зданию школы.

Буревестник озадачился. Потоптавшись на месте, он припустил вприпрыжку за удаляющимся Тамино.

– А чем докажешь, почтеннейший, что ты и есть тот самый герой, которого я ищу? Мне было сказано, что у всемирно известного спасителя принцессы Нанумы на голове красная шапочка, которую подарил ему один большелапый, а у тебя на голове ничего подобного не наблюдается! Одни перья какие-то и никаких шапок!

Тамино остановился, потрогал крылом макушку. Действительно, куда же шапка-то подевалась? Он огляделся и обнаружил пропажу в нескольких метрах от себя. Она преспокойно лежала в сугробе. Тамино не спеша, вразвалочку прошествовал к сугробу, отряхнул шапку от снега и водрузил ее на голову.

– Тут не то, что шапку – голову потерять можно, когда такие туши с неба без предупреждения валятся, – сказал он, бросив сердитый взгляд на странную птицу, которая с нескрываемой тревогой наблюдала за его действиями.

Как только Тамино нацепил свою шапку, с птицей стало происходить что-то совсем уж непонятное: встрепенувшись, она вытянулась в струнку, а потом, отступив на шаг, склонилась в низком поклоне и застыла так, оттопырив хвост. Тамино сначала решил, что у нее радикулит, и хотел было уже помочь, но в этот момент птица ловко переменила лапы, и все повторилось снова – крылья по швам, шаг назад, поклон. «Что это с ним?» – удивился про себя пингвин, продолжая созерцать птичий хвост.

– Прошу прощения, дражайший пингвин Тамино, герой Южного полюса, друг драгоценнейшей принцессы Нанумы! Произошло досадное недоразумение! Простите меня великодушно, я ведь не знал…

– Да ладно, чего уж там, – миролюбиво сказал Тамино, которому уже порядком надоел весь этот цирк.

Буревестник еще раз низко поклонился и торжественно изрек:

– Позвольте представиться, Голиаф, Генеральный секретарь Большого совета Южнополюсного сообщества, посол при Совете пингвинов. К вашим услугам, Дражайший пингвин Тамино!

Теперь уже Тамино невольно вытянулся в струнку. Большой совет Южнополюсного сообщества – это тебе не шутки! Ему подчинялись все жители Южного полюса, и все его решения считались законом.

– Чем могу быть полезен, господин Голиаф? – осторожно спросил Тамино, который относился с большим почтением ко всему, что имело хотя бы отдаленное отношение к БСЮСу, как сокращенно называли все Большой совет.

Голиаф пододвинулся поближе и с заговорщицким видом зашептал Тамино прямо в ухо:

– Вы получили высокое назначение, господин Тамино!

Озираясь по сторонам, Голиаф быстро достал из-под крыла большую ледышку и начал читать нацарапанный на ней текст: «Сим сообщаем, что пингвин Тамино, спаситель принцессы Нанумы, в знак признания его заслуг перед Южнополюсным сообществом, назначается постоянным членом БСЮСа с предоставлением ему права голоса при решении всех вопросов. В связи с вышеупомянутым назначением предписываем пингвину Тамино незамедлительно явиться в Южнополюсный парламент».

Тамино потерял дар речи. То, что он услышал, никак не укладывалось у него в голове. Он – член Большого совета? Нет, это какая-то ошибка! Ведь он еще учится в школе! Разве он может принимать участие в таких важных делах?!

Тамино взглянул на Голиафа. Тот все еще стоял, вытянувшись в струнку, явно ожидая от Тамино какой-нибудь реакции. Надо что-то отвечать.

Тамино откашлялся.

– Могу я задать вам один вопрос? – спросил он, с трудом сдерживая волнение.

– Хоть сто, – бодро ответил буревестник.

– А как же школа?

– Дирекция уже поставлена в известность. Им отправлена копия уведомления о состоявшемся назначении и вменено в обязанность сообщить об этом решении вашим досточтимым родителям.

– А я вернусь к Рождеству домой? – поинтересовался Тамино, которому уже стало любопытно, что его ждет. Честно говоря, ему поднадоело ходить в школу, и он был даже рад, что сможет пропустить неделю-другую.

– Этого я не могу вам точно сказать, – ответил Голиаф. – Бывали заседания, которые тянулись по полгода, а бывали и такие, когда мы за полдня управлялись. Но в целом, я полагаю, государственные дела важнее, чем Рождество, – с важным видом добавил буревестник.

– Да, разумеется, – смутился Тамино. Он понял, что сморозил глупость. Конечно, если тебя назначают членом Большого совета, то какое уж там Рождество. – И когда я должен явиться, господин посол?

– Немедленно. Прошу вас следовать за мной, – Голиаф сделал приглашающий жест крылом. – Нам нужно поторапливаться, я и так потерял время из-за того, что не сразу узнал вас.

Голиаф с чинным видом тронулся в путь. Тамино поправил шапку и двинулся за ним. «Вот Нанума обрадуется, когда узнает, какими важными делами я теперь буду заниматься», – подумал он.

Глава вторая, в которой Тамино ждет глубокое разочарование

Прошло, наверное, два часа и шесть минут с тех пор, как Голиаф с Тамино отправились в путь, когда перед ними открылось бескрайнее заснеженное поле, а вдалеке показался огромный ледяной дворец, который сверкал и переливался в лучах ноябрьского солнца.

Увидев это величественное здание, Тамино даже остановился. Какая громадина! По сравнению с ней он сразу показался себе просто букашкой. Голиаф слегка притормозил, бросил на зазевавшегося пингвина неодобрительный взгляд, и Тамино снова припустил вдогонку за своим провожатым. Чем ближе становился дворец, тем больше отдельных деталей мог теперь различить Тамино, который все никак не мог надивиться на причудливое сооружение со множеством окон, дверей и замысловатых ворот. Дворец украшали четыре высокие башни, на каждой из которых стояло по пингвину. Перед центральными воротами несли караул два императорских пингвина, которые внимательно следили за всеми, кто входил и выходил из дворца.

От всего этого великолепия и непривычной обстановки Тамино стало не по себе – что-то его там ждет? Зачем его сюда позвали? Тревожные мысли крутились в голове.

– Стало быть, так… – оторвал Тамино от размышлений голос Голиафа. – Прибыли. Сейчас пройдем через контроль, дражайший Тамино.

– Через какой контроль? – не понял Тамино.

– Да ничего особенного, возьмут только отпечаток клюва, и всё, – успокоил его Голиаф и направился прямиком к центральным воротам, перед которыми был большой широкий канал. В настоящий момент в канале застрял здоровенный голубой кит, который по непонятным причинам лежал здесь, можно сказать посреди дороги, и, кажется, никуда не собирался двигаться. Слева от ворот виднелась небольшая пристройка. Возле нее застыли как изваяния два императорских пингвина. Голиаф взял курс на пристройку.

– Стой! Кто идет?! – гаркнул один из императорских пингвинов и преградил Голиафу путь.

Тамино похолодел от ужаса. «Ничего себе порядочки!» – подумал он и развернулся, решив дать дёру. Голиаф с трудом удержал его на месте, схватив за крыло.

– Куда? – шикнул он и тут же с величественным видом обратился к стражникам: – Я генеральный секретарь Голиаф, сопровождаю нового члена Большого совета пингвина Тамино. Нам назначено.

Второй императорский пингвин, не говоря ни слова, куда-то ушел и через некоторое время вернулся, неся на вытянутых крыльях ледяную пластину со странной выемкой посередине.

– Прошу вас, – вежливо сказал он, протягивая пластину Голиафу.

Тот покорно наклонился и приложил свой клюв к выемке. Стражник внимательно сверил, совпадают ли очертания выемки с Голиафовым клювом, и сказал:

– Всё в порядке, можете проходить, господин генеральный секретарь.

Первый императорский пингвин тем временем сходил за новой ледяной пластиной.

– Прошу вас, – так же вежливо обратился он к Тамино и подсунул ему под клюв пластину.

Тамино не понял, что ему нужно делать, и украдкой посмотрел на Голиафа.

– Кладите клюв, они срисуют фасон, и всё. Это не больно, – успокоил его Голиаф.

– Это чтобы потом можно было проверить, тот ли вы, за кого себя выдаете, – сурово добавил стражник.

Тамино покорно подставил клюв, и через минуту неприятная процедура закончилась.

– Добро пожаловать во дворец, господин Тамино! – крикнули хором стражники. – Дорогу господину Голиафу и господину Тамино!

Судя по всему, последнее относилось к толстому киту, который тут же начал погружаться в воду, так что его спина почти сровнялась с кромкой канала, и получилась гладкая дорога. Стражники дали знак, и Тамино с Голиафом смогли, наконец, пройти внутрь дворца.

Сначала они попали в просторный зал с широкой лестницей посередине, которая вела вниз. По стенам здесь висели разнообразные картины на темы из истории Южного полюса. На них были изображены различные пингвозавры, пингводактили, пингводертальцы, первые пингвины и даже большелапые. Потолок, расписанный причудливыми узорами, украшали чудесные ледяные кристаллы и ледяные цветы, а по углам стояли высеченные из льда скульптуры героев Южного полюса.

– Пойдем, пойдем, успеете еще насмотреться, – сказал Голиаф и потянул Тамино за собой.

Они спустились по лестнице и очутились в более скромном помещении – никаких украшений, никаких скульптур, голые стены и одна-единственная дверь, перед которой стоял пингвин, вооруженный длинной острой сосулькой.

Увидев Голиафа и Тамиио, он поклонился, отворил дверь и объявил зычным голосом:

– Достопочтенный генеральный секретарь Голиаф и герой Южного полюса господин Тамино!

За дверью оказался огромный зал, в конце которого, на возвышении, сидели четыре старых пингвина. Один из них был отец принцессы Нанумы, Большой Императорский Пингвин. Слева и справа расположилось около сорока четырех пингвинов очень важного вида.

Заметив вошедших Тамино и Голиафа, отец Нанумы вскочил и радостно воскликнул:

– Тамино! Я счастлив, что ты пришел! Глубокоуважаемые члены Совета, позвольте вам представить: пингвин Тамино, спаситель моей дочери, принцессы Нанумы!

В ответ на это все пингвины повставали со своих мест и захлопали крыльями. Тамино стянул с головы шапку и вежливо поклонился во все стороны, повторяя: «Благодарю вас, благодарю».

Когда аплодисменты стихли, Голиаф подтолкнул Тамино вперед и усадил в первый ряд, а сам занял место рядом с ним.

Большой Императорский пингвин сделал знак крылом, давая понять, что собирается сказать что-то крайне важное, и, дождавшись, когда в зале установилась абсолютная тишина, заговорил:

– Уважаемые члены Большого совета! Минуло уже почти сто лет с тех пор, как большелапый по имени Амундсен открыл нашу ледяную страну и проложил дорогу другим большелапым, которые с тех пор повадились к нам, чтобы изучать наши края и нас. Но если бы дело только этим и ограничивалось! Большелапые стали посягать на наших детей! Сколько их было похищено за эти годы! Сколько пропало без вести! До поры до времени мы мирились с таким положением дел, поскольку в общегосударственном смысле большелапые не представляли для нас угрозы ввиду особенностей нашего климата, непригодного для длительного проживания вышеозначенных субъектов. Но теперь положение изменилось. С недавних пор в центре Южного полюса появилась специальная станция, именуемая зимовкой. Она устроена большелапыми с одной целью – отлавливать моржей, пингвинов, морских слонов, китов и прочих обитателей наших краев. Если мы не положим конец этим хищническим действиям, мы погибнем. Не буду долго рассуждать на эту тему. Ясно одно: нужно что-то делать, и чем скорее, тем лучше. Пингвин Тамино – единственный пингвин, который имел непосредственные продолжительные контакты с большелапыми. Принцесса Нанума в этом смысле не в счет. Пингвин Тамино – единственный среди нас, кто располагает более или менее точной информацией о них и разбирается, так сказать, в этом вопросе. Вот почему мы сочли возможным призвать его в Большой совет.

Все пингвины опять захлопали крыльями. В зале послышались одобрительные возгласы.

Тамино поднялся со своего места и снова принялся раскланиваться во все стороны, польщенный оказанной ему честью.

Выждав, когда все угомонятся, Большой Императорский Пингвин продолжил свое выступление:

– По этой же причине совет старейшин принял решение назначить пингвина Тамино министром по борьбе с большелапыми. Одновременно мы вынесли постановление, согласно которому отныне всем обитателям Южного полюса категорически запрещается вступать в, какие бы то ни было, контакты с большелапыми.

– Правильно! Верно! Так и надо! – раздалось со всех сторон.

Пингвины пришли в невероятное возбуждение. В зале заседаний поднялся страшный шум. Все галдели, хлопали крыльями, топали лапами, и неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы кто-то не крикнул звонким голосом:

– Нет! Совершенно неправильно!

В одну секунду гомон стих. Кто это посмел высказываться против решения совета старейшин, единодушно поддержанного всеми членами Большого совета?

Тамино!

Это он забрался с лапами на сиденье и громко крикнул: «Нет!»

– Уважаемые члены Большого совета, – заговорил он, когда все замолчали, – прошу вас выслушать меня. Мне бы хотелось сердечно поблагодарить всех за оказанную мне честь. Я понимаю, насколько почетно назначение на такую должность. Но я не могу и не хочу быть никаким министром по борьбе с большелапыми, я совершенно не желаю с ними бороться, и я не согласен с постановлением, которое запрещает общаться с большелапыми! Для меня это совершенно неприемлемо, потому что у меня среди них есть друзья…

– Ты пингвин или кто? – перебил его чей-то голос.

– Я пингвин и горжусь этим, – спокойно ответил Тамино. – Но я считаю неверным объявлять большелапых нашими заклятыми врагами!

Тамино подумал в этот момент о своем друге Фите, который спас ему жизнь. Никогда, ни за что на свете не предаст его!

– Да что мы его тут слушаем, этого птенца желторотого! – возмутился кто-то.

– Сначала подрасти, а потом будешь советы давать! – послышалось из зала.

– Долой большелапых! Долой большелапых! Смерть большелапым! – неслось со всех сторон.

Громче всех голосил Голиаф, который теперь даже не глядел на Тамино.

Тамино посмотрел на обезумевшее собрание и направился к выходу.

Он уже был у самой двери, когда Большой Императорский Пингвин заметил, что новоиспеченный член Совета, кажется, собирается покинуть зал заседаний.

– Тамино! – зычным голосом крикнул он. – Никто не может самовольно уходить с заседания Большого совета!

Крики тут же смолкли, и стало так тихо, что, если бы кто-то уронил на пол косточку от макрели, это прозвучало бы как оглушительный залп.

Тамино спокойно обернулся:

– Я не могу здесь оставаться. Всего доброго, – сказал он и вышел, оставив Совет в полном недоумении. Такого еще в этих стенах не случалось.

Вне себя от возмущения, Тамино взлетел по лестнице, миновал большой зал со скульптурами, выскочил из ворот и помчался, не разбирая дороги.

Он был в ярости: «Еще Большой совет называется! Это же надо такое придумать – министр по борьбе с большелапыми! Постановления они, видите ли, принимают!» Первый раз в жизни он столкнулся с такой несправедливостью. Ему было горько.

Глава третья, в которой Тамино узнаёт кое-что об индейцах

«Ну, какая подлость! Как это гадко, скверно, мерзко, как противно!» – все еще ругался про себя Тамино, подходя к дому. Никогда прежде он так не сердился. Ни на кого и никогда. Даже когда Атце заехал ему снежком в глаз, и то он на него не рассердился!

«Ругают большелапых почем зря, а сами что затеяли – объявить им настоящую войну! Нет, господа хорошие, это без меня!» – Тамино все никак не мог успокоиться. В таком состоянии лучше маме на глаза не показываться. Тамино отправился к морю. Там, на берегу, у него было любимое место, куда он уходил, когда ему хотелось побыть одному. Вот и сейчас он вышел к морю и сел на ледяной валун, продолжая тихонько ругаться. «Тупицы! Идиоты! Придурки!» – не стеснялся он в выражениях. Слышала бы его сейчас мама…

Неизвестно, сколько бы он так просидел, отчаянно бранясь, если бы к нему не приплыл кит Эфраим.

– Что такое опять с тобой стряслось, Тамино? – пробасил он, пуская фонтан.

Увидев мудрого кита, Тамино обрадовался.

– Добрый день, господин Эфраим, – поприветствовал он своего давнего друга. – Вот сижу тут, ругаюсь, потому что это прямо безобразие какое-то!

– Оттого, что ты ругаешься, безобразие никуда не денется, – сказал кит Эфраим. – Лучше расскажи, что случилось, и мы вместе подумаем, как быть.

Тамино немого успокоился и поведал киту о том, что он сегодня пережил на заседании Большого совета Южнополюсного сообщества.

– И почему, спрашивается, обязательно нужно с кем-то бороться, почему большелапые и животные не могут жить в мире?! – закончил возмущенный Тамино свой рассказ.

– Я бы поставил вопрос по-другому, – отозвался кит. – Почему основная масса большелапых не может жить с животными в мире?

– И вы знаете ответ на этот вопрос? – с волнением спросил Тамино.

Эфраим задумался и снова пустил фонтан, высокий-превысокий. Тугие струи падали вниз, барабаня по гладкой китовой спине. Тамино ждал. Он уже знал, что, если кит пустил высокий фонтан, лучше ему не мешать. Пусть думает.

– Главное, – сказал, наконец, Эфраим, – не валить всех большелапых в одну кучу. Я вот знаю разновидность большелапых, которые превосходно ладят с животными.

– И что это за разновидность? – поинтересовался Тамино.

– Индейцы, – ответил кит. – Это такой народ, который живет в Америке. Мне доводилось бывать в тех краях. Нда… Чуть было не угодил в лапы к охотникам за китовым усом. Но это были не индейцы, а другие большелапые.

– Ну а индейцы, они что за существа? – Тамино не терпелось узнать побольше о неведомой разновидности большелапых.

– Не могу тебе больше сказать ничего определенного, – честно признался Эфраим. – Знаю только, что они отличаются от других большелапых, потому что думают совсем иначе. У них головы как-то по-другому устроены. В переносном смысле, конечно. Знаешь что, друг Тамино, – сказал кит, подумав еще немножко, – придется тебе опять отправляться в путешествие. Может, эти индейцы подскажут тебе, как сделать так, чтобы звери могли договориться с большелапыми.

Тамино просиял. Отличный план! И как удачно все складывается: в школе его отпустили, родители тоже думают, что он там заседает, в этом дурацком Большом совете. Он сто раз успеет обернуться туда-сюда!

– Хорошая мысль, господин Эфраим, – сказал Тамино. – Только вот как мне туда добраться? Вплавь все-таки далековато будет. Мне не дотянуть!

Кит опять задумался.

– Придумал! – радостно сообщил он через некоторое время, расплываясь в счастливой улыбке. – Знаешь сказку про Пиноккио?

– Конечно, – сказал Тамино. – Это про пингвина, у которого длиннющий клюв вырос, потому что он все время врал. Он потом еще из дому сбежал, и его кит проглотил, а потом этот же самый кит его обратно домой отвез.

– Верно, – пробасил Эфраим. – Вот и мы так сделаем. Залезешь ко мне в брюхо, и поплывем себе. Я все равно в те края собирался. В Канаду. Хочу там себе невесту подыскать. Америка – это по пути. Выпущу тебя там где-нибудь, и пойдешь искать индейцев.

Тамино озадачился. Перспектива ехать в брюхе у кита ему не очень нравилась. А вдруг он там на всю жизнь застрянет?

– Не трусь! Ничего с тобой не случится! Доставлю в целости и сохранности! – решил подбодрить Тамино кит, видя, что тот колеблется.

– Я не трушу, я обдумываю, – не слишком уверенным голосом ответил Тамино.

– Ну-ну, думай, думай. Только долго ждать я не могу. Дела, брат. Так что решай, – пробурчал Эфраим.

– Я решил, – твердо сказал Тамино, поднимаясь с валуна.

– Тогда ныряй! – скомандовал кит и раскрыл пасть. Тамино заглянул внутрь и похолодел: ну и зубищи!

Но отступать поздно. Зажмурившись, он кое-как перебрался через «частокол» и пошагал дальше, в глубь «китохода», как он мысленно назвал для себя это странное плавсредство.

– Ой, щекотно! Ой, не могу! – захихикал кит и весь заколыхался, так что Тамино чуть не упал. – Ой, давай скорее!

Тамино с удовольствием бы перестал щекотать кита, если бы хоть что-нибудь видел в этой кромешной тьме. Где же ему тут притулиться? Он продолжал вслепую двигаться вперед.

– Ой, ты меня уморишь! Погоди, – простонал кит, – сейчас свет зажгу!

– Как это? – крикнул пингвин.

– Сейчас увидишь! – ответил кит.

Тамино замер. Кит перестал колыхаться и, кажется, поплыл. В ту же минуту послышалось какое-то тихое журчание, и китоход осветился красноватым светом, который шел от заработавшей системы кровоснабжения. Тамино огляделся. Изнутри кит был похож на здоровенную палатку, натянутую на каркас из огромных костей. «Ничего, жить можно, – подумал Тамино, – вот только куда бы мне сесть?» Приглядевшись получше, он обнаружил множество каких-то предметов, которые неизвестно как сюда попали. «Вот чудак, – усмехнулся Тамино, – напихал себе в пузо всякой дряни!» Обозрев все эти странные вещи, среди которых были, например, сапоги, тряпки, плошки, жестяные банки и прочая ерунда, Тамино нашел себе небольшую досочку, на которую и уселся, приготовившись к долгому путешествию.

Не успел Тамино как следует устроиться, как китоход еще раз тряхнуло и снаружи донеслось:

– Полный вперед! Курс на Америку!