Текст книги "Трудно удержать"

Автор книги: Кристи Бромберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 17. Леннокс

– Ты меня избегаешь, – упрекает отец, и я прерываю пробежку (если ее можно так назвать) по длинному холму, ведущему к дому Джонни.

– Ничего подобного. – Еще как избегаю.

– Так ты в Лос-Анджелесе? – ответ ему уже известен.

– Да. – Ненавижу то, что чувствую себя как маленькая девочка, которую вот-вот отругают. Хотя отец предпочитает другие методы. Скорее, он позволит разочарованию или беспокойству в своем голосе сделать дело.

– И ты приняла предложение Кэннона?

– Приняла, – в ожидании его ответа я подхожу к обочине и, упираясь коленями в ограждение, кладу руку на бедро.

– Ты даже не подумала позвонить и спросить, почему я решил, что эта работа тебе не подходит? – В трубке слышится щелчок, и я легко могу представить отца. Он поднялся со стула, чтобы закрыть дверь кабинета и сделать нашу беседу более уединенной.

Данная черта восхищает. Будучи отцом-одиночкой, который воспитывает четырех дочек, он заботился о том, чтобы каждой из нас было уделено необходимое внимание… И очевидно, в данный момент внимание необходимо мне.

– А ты посоветовался со мной по поводу конференции в Чикаго, прежде чем отвергать мою кандидатуру? – бросаю я в ответ.

Его протяжный вздох говорит сам за себя. У него усталый голос, и все же я отгоняю мысль о том, что он стареет, а вещи, которые раньше мотивировали, теперь изматывают его.

– У меня на то были причины, Леннокс. – Он произносит это так, чтобы дать понять – возражения не принимаются. Из-за этого я снова чувствую себя ребенком, которому делают выговор. Между нами повисает молчание. – Не расскажешь, что с тобой происходит?

– Ничего такого. Все со мной в порядке.

От его смешка на глаза наворачиваются слезы. Ненавижу это. Почему, какими бы взрослыми мы ни становились, нам всегда необходимо одобрение родителей?

– Ладно. Можешь лгать. Ты ведь теперь взрослая, имеешь право. Но у меня четыре дочери, так что я точно знаю, что «cо мной все в порядке» значит полностью противоположное. Просто знай, что, когда тебе захочется поговорить, я всегда готов выслушать.

– Почему ты не дал мне новых клиентов, пап? Почему после разговора о том, что нам нужно объявить охоту на клиентов Финна, чтобы спасти агентство, ты так и не доверил мне даже одного?

– Дело не в доверии, дорогая, а в правильном моменте.

– Но Дек, Чейз и Брекс заняты делом, в то время как ты лишаешь меня шанса выступить с речью на конференции. Твоя отговорка о правильном моменте кажется подозрительной.

– И решение о конференции я принял тоже не просто так. Чейз сказала, что тебя это разозлило.

– В чем причина? – спрашиваю я.

– Я волнуюсь за тебя.

Это не назовешь ответом. Кеньон Кинкейд умеет увиливать.

– Я уже большая. Сама могу о себе позаботиться.

– Как и всегда, но это не лишает меня права, как отца, сказать, что я за тебя волнуюсь.

Я веду внутреннюю борьбу, потому что злюсь, что он отказывается отвечать прямо, но при этом все же беспокоится обо мне. Это глупая война, но я все равно ее веду.

– Но почему?

– Иногда я думаю, что втянул тебя в бизнес, а ты согласилась из чувства долга, а не потому, что тебе это действительно нравится, – говорит отец.

Меня будто бы ударили кинжалом в грудь. Его слова объясняют то, как я чувствовала себя в последнее время, но все же я люблю свою работу.

– Если раньше ты была фанатичной и расставляла все точки над i, теперь ты срезаешь углы и идешь на ненужный риск. Ты – ребенок, прогуливающий школу, в то время как твои сестры вовремя сдают все домашние задания.

Он дает мне шанс обдумать его слова, сделать паузу, вместо того чтобы продолжить возмущаться сравнением с сестрами. Ненавижу то, что хочу возразить ему, когда на самом деле он прав.

Я действительно срезала углы и думала больше о себе, чем о работе. Я страшилась рабочей рутины, потому что все острые ощущения исчезли.

И все же я люблю то, чем занимаюсь.

– Ты никогда не заставлял меня делать то, что я не хочу, пап. Просто… Наверное, мне становится скучно. Может, я нуждаюсь в вызове, в смене темпа, но это еще не значит, что я хочу все бросить.

– Твоя мама была такой, – его приглушенный, полный ностальгии смешок одновременно наполняет меня и радостью и печалью. Мне так хочется быть похожей на нее, сохранить связь с женщиной, которую с каждым днем я помню все меньше и меньше. – Иногда я забываю, как сильно вы похожи. Время от времени она смотрела на меня с мягкой улыбкой и говорила: «Мне нужны перемены, Кеньон». И я никогда не мог ей отказать. До вашего рождения перемены ограничивались уединенным домиком на пляже или поездкой в туристическое место на несколько недель. А потом я мог прийти домой, а мебель была переставлена или одна из комнат оказывалась перекрашенной. Ее неугомонность иногда сводила меня с ума, но и являлась частью того, почему я так сильно ее любил.

– Я и не догадывалась, – шепчу я.

– Поначалу я боялся, что однажды она почувствует то же самое и ко мне. Что я стану еще одной вещью, которую ей захочется изменить. Однажды я спросил ее об этом, а она рассмеялась и сказала: «Ты тот, кто усмиряет мою неугомонность, Кен. Так я и поняла, что ты тот, кто мне нужен».

Я стою на обочине дороги на Голливудских холмах, а по моему лицу текут слезы. Я злюсь на себя за то, что этого драгоценного кусочка воспоминаний хватило, чтобы снова почувствовать связь с семьей.

Конечно, я расстроена из-за конференции в Чикаго и всех тех вещей, что за последние недели заставили меня усомниться в собственных силах. Тем не менее это моя семья. Они – все, что у меня есть.

– Ты в порядке? – спрашивает папа, когда я в очередной раз шмыгаю носом.

– Я пытаюсь заполучить клиента, пап.

– Ох, – в его голосе звучит удивление, и я представляю, как он выпрямляется в своем огромном офисном кресле, как серебро его волос поблескивает в свете флуоресцентных ламп.

– Я это не планировала. Поначалу это была ситуация под названием «Мне нужны перемены, Кеньон», – продолжаю я, улыбаясь. – Возможность сама подвернулась. Если заполучу его, это окупит все ошибки, которые я совершила за последнее время.

– Леннокс. Ты же знаешь, я не жду…

– Это Раш Маккензи. – Я понимаю, что, если у меня не получится заставить его замолчать, одно это имя сможет.

– Твой напарник в ВЛПС?

– «Напарник» – не совсем подходящее слово, – говорю я и объясняю, чего именно ожидает от меня Кэннон. Когда я заканчиваю, отец молчит, а мимо меня проносится машина. – Пап?

– Думаешь, ты готова к подобному заданию? Он же важное имя в центре не менее важного скандала. Часто такие клиенты приходят не только с большим вознаграждением, но и с большими последствиями.

И это он еще не догадывается и о половине того, что произошло.

Я переминаюсь с ноги на ногу и чувствую восхитительную болезненность, оставшуюся после вчерашнего вечера, а затем внутренне съеживаюсь оттого, что утаиваю от отца подробности.

– Я понимаю.

– С ним нельзя ошибиться. Он в самом центре сцены, на которую смотрит весь спортивный мир. Раш нарушил правило, по которому живут все спортсмены, – не вреди товарищу по команде.

– Но я не думаю, что он виновен. – Я впервые произношу это вслух.

– Ты знакома с ним всего пару дней, а уже пришла к каким-то выводам?

– Да, – утверждаю я. – Думаю, это лишь впечатление. Да, он бунтарь, но что-то подсказывает мне, что он не так глуп, чтобы ставить на кон победу команды.

– Ты же знаешь, что так думают немногие?

– С каких это пор мне есть дело до всеобщего мнения?

– Для агента ситуация довольно щекотливая. Если он совершит еще одну ошибку, то, возможно, переживет последствия, а вот винить будут тех, кто был с ним рядом.

– Ты так сильно пытаешься меня отговорить, что возникает ощущение, будто ты не веришь, что я справлюсь.

– Это не то, что я сказал.

– Но он – клиент Финна. Разве не в этом наша цель?

– Наша цель улучшить то, что мы уже имеем. Собрать и склеить осколки, которые остались после его грязной игры.

– Другими словами, украсть, – смеюсь я.

– Знаю, ты этого не видишь, но прямо сейчас я качаю головой.

– Так я и думала.

– За этим стоит что-то еще, да? Что-то случилось на конференции?

На глаза наворачиваются слезы. Я ненавижу каждую каплю унижения, которое пробуждает нескрываемое сострадание в голосе отца.

– Нет. – Да. Мгновение я молчу, благодарная отцу за то, что он не настаивает. Но будь это иначе, что бы я сказала ему? Что должна сделать это ради себя? Чтобы убедиться, что в моем наборе навыков больше силы характера и жизнестойкости, чем недолговечной красоты? Вопреки тому, что конкурсы красоты пытались навязать претендентам. Навязать мне.

Не говоря уже о других обвинениях, особенно после того, как я переспала с Рашем.

– Так, значит, нет, Лен? И все? Потому что это «нет» прозвучало так, словно в этой истории есть что‐то еще.

– Мне нужно это сделать. Мне нужна смена обстановки. Вызов. Кто знает, что мне удастся отыскать.

Я почти вижу, как отец кивает, обдумывая мои аргументы. – Кто знает.

– Спасибо, что позвонил.

– В следующий раз не избегай меня.

– Есть, сэр, – отвечаю я сквозь смех. – Пока, пап.

– И да, Леннокс?

– Что?

– Даже если бы ты сказала, что приехала в Лос-Анджелес, чтобы взять перерыв, а не охотиться на клиента, я ничего не имел бы против.

В горле образуется ком, пока я не позволяю слезам пролиться. Потому что этот человек, невероятный, но в то же время обладающий собственными недостатками, только что сказал мне то, что я так надеялась услышать. Наша семья не идеальна. Мы чаще ссоримся, чем смеемся. Но прямо в этот момент мой отец показал мне, почему я такая, какая есть.

Его любовь и вера в меня не зависят от обстоятельств.

Но мне нужно больше. Я хочу, чтобы его уверенность во мне стала непоколебимой.

– Люблю тебя, пап.

И, закончив вызов, я знаю наверняка: я обязательно справлюсь с поставленной задачей.

Глава 18. Леннокс

Когда я, запыхавшись, заканчиваю пробежку и вхожу в дом, то твердо решаю стать лучше. Я пересекла черту… успокоила этот зуд прошлым вечером.

И как же восхитительно это было!

Проблема лишь в том, что чем больше чешешь зудящее место, тем сильнее оно распухает и скорее причиняет боль, а не облегчение. Становится проблемой, которую ты пытаешься игнорировать.

Шрамом, от которого не можешь избавиться, а у меня и так достаточно отметин.

Вот как я вижу мужчин, отношения и секс. Сначала все идеально, но вскоре мне приходится отдаляться.

А после сегодняшнего разговора с отцом мне необходимо сделать именно это – отступить на приличное расстояние. Не только из-за себя самой, но и из-за обещаний, которые я дала семье.

По крайней мере, так я говорю себе, пока ищу Раша. Только вот отыскать его не составляет труда.

Он, в одних шортах, с растрепанными волосами, сидит за столиком, на котором целая куча заказанной еды. Прямо перед ним – оставшаяся четверть огромной стопки блинчиков с сиропом, а в каждой черточке лица Раша виднеется невероятное блаженство.

Я тут же вспоминаю прошлый вечер. Секс на кухонной столешнице. Как Раш надрывно выкрикнул мое имя, когда кончил. Повисшее после этого молчание, потому что мы пытались определить, что же будет дальше. Мы смотрели повторы глупых ТВ-шоу и ели мороженое Джонни прямо из упаковки. Я уснула на диване, потому что побоялась сказать, что собираюсь наверх. Ведь не до конца понимала, значило ли это, что он поднимется со мной.

А проснулась я уже одна.

Но теперь, когда я натыкаюсь на него на кухне, меня охватывает новый приступ похоти. Такой, которая побуждает остановиться и хорошенько подумать, что именно я хочу сказать.

Тем не менее я понимаю, что должна произнести.

– Черт возьми, это настоящая вкуснятина, – бормочет Раш, когда поднимает взгляд и видит меня поверх вилки, на которую наколол новую порцию. – Блинчики – кулинарное чудо.

– Говорит человек, который, вероятно, каждый день ест тосты с бобами, – морщусь я.

– Это ваша версия тостов с бобами, и нет, для меня в них слишком много углеводов, – говорит он с набитым ртом, прежде чем подмигнуть мне. Я же с озадаченным выражением на лице указываю на его тарелку, в которой углеводов не меньше. – Хочешь? Я заказал для нас завтрак, который весит целую тонну.

– Я заметила, – я осматриваю горы еды и задаюсь вопросом, не пригласил ли Раш целую толпу, потому что мы втроем уж точно не сумеем все съесть.

– Хотя, секундочку, не ешь. Так мне больше достанется, – усмехается он и, откинувшись на спинку стула, осматривает меня, остановившуюся рядом. Я, полная решимости, упираю руки в бока.

– Нам нужно поговорить.

– А я думал, мы уже это делаем.

– Это не может повториться. – Ну вот. Я сказала, что хотела, но будь я проклята, если мое тело не восстает против моих же слов.

– Это? То есть невероятно хороший секс? Потому что если ты несешь такую чушь, то можешь просто выйти за дверь и забыть, что вообще сюда заходила. – Раш с широкой улыбкой взмахивает вилкой, но его улыбка начинает меркнуть, когда он, посмотрев мне в глаза, понимает, что все серьезно. – Ты же шутишь, да?

– Непрофессионально работать с тобой, в какой-то степени представлять твои интересы в лиге, а ночью… ложиться к тебе в постель, – пожимаю я плечами.

– По мнению кого? – Раш откладывает в сторону вилку и нож, а после скрещивает руки на груди.

– По мнению этических соображений. И всех тех, кто думает, что я использую свою внешность, чтобы завлечь клиентов. По мнению…

– Погоди-ка. Что там о твоей внешности и клиентах?

– Длинная история, – вздыхаю я, переминаясь с ноги на ногу. – К тому же это не имеет значения. Важно лишь то, что это… то, что между нами… Мы больше не можем этим заниматься. У нас чесалось в одном месте, мы успокоили зуд, получили удовлетворение.

– Получили удовлетворение? – фыркает Раш. – Говори за себя.

– Я серьезно. Подписав этот контракт, я обязалась представлять семейный бизнес. Если кто-то узнает, это отразится не только на мне, но и на «Кинкейд Спортс Менеджмент».

– Тогда мы не позволим об том узнать.

– Легче сказать, чем…

– Чем что? Никого, черт возьми, не касается, с кем ты спишь. – Раш поднимается и делает несколько шагов в моем направлении. Я ругаю себя за то, что каждая моя частичка реагирует на его близость. – Хочешь сказать, случившееся прошлым вечером тебе не понравилось, Леннокс? – понижает он голос. – Или что царапины на моих руках ненастоящие? Мы оба знаем, как хорошо нам было. И что в следующий раз будет даже лучше. Немного веселья никому не повредит.

– Вот именно. Мы немного повеселились. Дальше все может только усложниться, а я терпеть не могу сложности. Думаю, за последний месяц у тебя их было столько, что хватит на всю жизнь. – Когда я отступаю, Раш делает шаг вперед, так что мне не удается создать между нами дистанцию. – Прости, но я все решила.

– Почему? Ты же не мой агент и не пытаешься им стать…

– Успели уже нагулять аппетит? – спрашивает вошедший на кухню Джонни. У него взъерошенный вид: глаза спрятаны за солнцезащитными очками, волосы растрепаны, а предметы одежды совершенно не сочетаются друг с другом.

Раш бросает взгляд на Джонни, пока я все еще смотрю на него, думая, не выпал ли мне шанс спастись.

Но я знаю, что это не так. Этот разговор не окончен.

– Налетай, – говорит Раш. – Мне ужасно захотелось блинчиков.

– Спасибо, дружище, – отзывается Джонни, а потом бросает на нас еще один взгляд и так и не доносит кусок бекона до рта. – Господи, вы что, серьезно? – С театральным вздохом он снимает очки и морщится от яркого солнечного света. – Так и знал, что вчера, когда вернулся, в доме пахло сексом.

– Что? – смеюсь я, чувствуя, как краснеют щеки.

Джонни переводит взгляд с меня на Раша и обратно.

– Вы двое просто источаете феромоны. Что, не могли немного подождать? – стонет он, а затем плюхается на барный стул у столешницы и начинает накладывать еду на одну из бумажных тарелок, которые оставил Раш. – Теперь дом превратится в кроличью нору, потому что вы будете заниматься этим где ни попадя. На такое я не подписывался.

Я едва сдерживаю смех. В отличие от Раша.

– Ты поручился за нас, так что мы оправдали твои надежды.

– Ни за кого я не ручался, – достав из холодильника бутылочку пива, он открывает ее с хлопком, который разносится по кухне, и снова садится. – Я лишь отметил эти ухмылки на ваших лицах.

– Вот в чем дело, – шепчу я.

– И тебе не стыдно? – спрашивает меня Джонни.

– Говорит тот, кто страдает от похмелья, и, скорее всего, прячет наверху подружку.

– Ее зовут Хайди, – поправляет он с набитым ртом. – И нет, она не в моей постели. Потому что, проснись она здесь и увидь Раша, бросила бы меня, ведь он куда привлекательнее. Я решил сгладить эту неловкость, отослав ее до того, как вы, ребята, встанете.

– Ну, – начинает Раш. – Не стану винить твою подружку за подобные мысли.

За это замечание он получает злобный взгляд как от Джонни, так и от меня.

– Спасибо, что уберег нас от раздутого эго Раша.

– А это вкусно, – смотрит Джонни на один из контейнеров. – Нужно будет наведаться в это место. – И он продолжает есть. Продолжает потягивать пиво. – Я лишь прошу вас, ненасытных кроликов, не пачкать все поверхности в доме, – мы с Рашем быстро переглядываемся. – Чтоб тебя, мужик, – замирает Джонни.

Раш бросает красноречивый взгляд на столешницу, и Джонни отодвигается так резко, что его стул с лязгом ударяется о соседний.

– Серьезно? Кухонная столешница? – визжит он.

– Нет, приятель, – с усмешкой лжет Раш. – А вот кровать у тебя очень удобная.

Я больше не могу сдерживать смех, так что Джонни удостаивает меня разъяренным взглядом.

– Не занимались мы сексом в твоей кровати. Только господу богу известно, что там можно подцепить.

– Какие же вы придурки, – заявляет Джонни, возвращаясь к еде. – Только не… – взмахивает он рукой. – Ну вы понимаете. Не попадайтесь мне. Не хочу когда-нибудь наткнуться на подобное.

– Стоит ли мне чувствовать себя оскорбленной? – поддразниваю я.

– Нет, последняя вещь, которую я мечтаю увидеть, – это его член. Тогда буду комплексовать всю оставшуюся жизнь.

– Об этом не стоит беспокоиться, – уверяет Раш, прислоняясь бедром к столешнице и скрещивая руки на груди. Как будто мужчины постоянно жалуются о том, какими неполноценными себя чувствуют рядом с ним. – Перед тем как ты вошел, Леннокс как раз говорила, что мы больше не можем спать друг с другом.

Я злобно смотрю на Раша, потому что он посвящает Джонни в детали нашего разговора только для того, чтобы тот выбрал чью-то сторону.

– Умничка, – указывает на меня вилкой Джонни. – Пытается сделать все, чтобы я не лишился рассудка.

– Я сказал ей, что такого нельзя допустить, – продолжает Раш с улыбкой, от которой, как всегда, подкашиваются колени. – Зачем лишать себя такого удовольствия? – Он приобнимает меня за плечо, но я отступаю назад. Его близость – последнее, в чем я сейчас нуждаюсь.

– Этого больше не повторится, – заявляю я, схватив кусочек бекона.

– Уверена в этом? – уточняет Раш.

– Уверена, – со вздохом отвечаю я. – К тому же мне нужно принять душ и подготовиться к работе.

– В моей ванной? – уточняет Раш.

– Нет, в моей.

Я бросаю на Раша последний взгляд и неторопливо выхожу из кухни, оставив этих двоих в компании их тестостеронов.

Забавно, что даже после того, как я переспала с Рашем, меня не перестало к нему тянуть.

А ведь притяжение всегда проходит. Всегда теряет свой блеск.

Так почему же, поднимаясь по лестнице, я признаюсь сама себе, что все будет куда сложнее, чем должно быть?

Что работать с Рашем и при этом не прикасаться к нему станет для меня настоящим вызовом.

Глава 19. Раш

Она избегает меня.

Леннокс может говорить, что это не так. Может притворяться, что слишком занята звонками, которые совершает каждый день. В один момент она рассеивает сомнения какого-то спортсмена, а в следующий – становится жесткой, обсуждая свои требования с командой.

Это впечатляет.

Заводит.

У любого, кто говорит, что не любит уверенных в себе женщин, маленький член и еще более маленький мозг. Потому что Леннокс… Черт возьми, Леннокс – настоящая задира.

Это определенно делает ее сексуальной.

Но также и занозой в заднице, потому что, клянусь, эта женщина и ее вагина оставили на мне след. Скорее, не след (а точнее, царапины), а голод.

Но разве проблема не в этом? Я познал, как хорошо быть с ней. Не то что остальные придурки, которым остается только гадать, настолько ли она великолепна, как кажется.

Я готов поднять руку и поручиться – да, она именно такая.

Я обладал ею. И хочу этого снова.

Возможно, то, что она отшила меня, только подлило масла в огонь.

А может, я просто желаю ее.

В любом случае, даже восхищаясь сдержанностью Леннокс, я все еще считаю названные ею причины глупыми. И я готов заявить об том при первой же возможности, когда рядом с ней не будет Кэннона или других идиотов, жаждущих завладеть ее вниманием.

– На нее приятно смотреть, да?

Помяни черта. Я замечаю, что Кэннон смотрит на то же, что и я.

На Леннокс один из деловых костюмов – темно-синие брюки, пиджак в тон, а под ним мягкая шелковая кофточка – и бежевые туфли на высоких каблуках. Ее волосы заплетены в толстую косу, несколько выбившихся прядей обрамляют лицо. Она расхаживает по туннелю, ведущему на стадион, – на носу солнцезащитные очки, а к уху прижат телефон. Во время разговора она активно жестикулирует, и ее смех разносится по всему полю.

– Да уж, приятель, очень приятно, – бормочу я, хотя все во мне протестует против того факта, что он тоже смотрит на нее.

– Можешь поблагодарить меня за то, что привлек ее к работе над этим проектом. Знаешь, Финн пытался меня отговорить, но кто станет меня винить?

С какой стати Сандерсону делать подобное? Конечно же, Кэннон нанял Леннокс из-за мастерства и профессиональных заслуг, а не потому, что она горяча…

– Мы ужинали прошлым вечером. Она определенно умеет бросить мужчине вызов. Повезло, что мне нравится эти вызовы принимать.

Я рефлекторно сжимаю руки в кулаки. Черта с два ты притронешься к ней, придурок.

– Не знал, что между вами что-то есть.

– Ничего нет, – пожимает он плечами и издает смешок, который точно можно назвать идиотским. – По крайней мере, пока.

– Удачи. Слышал, она с кем-то встречается.

– Мистер Маккензи? Мы почти готовы, – сообщает один из сотрудников по связям с общественностью.

– Ладно. Скоро приду, – я перевожу взгляд с нее на Кэннона, прежде чем подойти к Леннокс.

Когда я приближаюсь, она заканчивает телефонный разговор. Мы встречаемся взглядами, и по тому, как шокированно она выглядит и как опускаются ее плечи, я понимаю: Леннокс действительно избегает меня.

– Ты здесь, – озвучиваю я очевидный факт, сократив разделяющее нас расстояние. Эта женщина пахнет солнцем и кокосовым маслом. Сексом и желанием. Тем, что только может желать мужчина.

– Быть здесь – моя работа, – отвечает она, глядя куда угодно, но только не на меня.

– Собираешься стоять, уткнувшись в телефон, и игнорировать меня, как делала последние несколько дней, или все же обратишь внимание?

– Я тебя не игнорирую. Я просто занята, ведь в мои обязанности входит не только это.

– Все дело в татуировках, да? Они либо отпугивают женщин, либо заставляют их слетаться, точно пчелы на мед.

– Пчелы? – улыбается Леннокс. – Сомневаюсь, что дело в татуировках, – бормочет она, но сквозь стекла очков я вижу, как она опускает глаза на чернила, что обвивают мой бицепс.

– Тогда все дело в размере моего члена. Хотя по этому поводу я жалоб не получал.

– Если ты пытаешься мне понравиться, то выбрал не лучший метод – болтовню о том, что собираешься оставить в мою честь засеку на спинке своей кровати.

– Собираюсь? Так ты все еще думаешь о нас в настоящем, не в прошлом? – вскидываю я брови.

– Ты знаешь, что я имела в виду, – закатывает Леннокс глаза.

– Понятия не имею, о чем ты. К тому же ты не просто засечка на спинке кровати. Совсем нет. Зато миссия выполнена – ты со мной разговариваешь. Признай уже, что скучаешь по мне. Ты сказала, что мы не можем проводить вместе время, но я начинаю подозревать, что ты все же этого хочешь. – Я наклоняюсь ближе, чтобы прошептать: – Не волнуйся. Я знаю, что при взгляде на меня каждая твоя частичка кричит «да», но, будучи столь чувствительной женщиной, ты пытаешься поступить правильно. Играть по правилам. Я понимаю. Правда. Но, Леннокс, иногда совершать плохие поступки ой как приятно.

Ее судорожный вдох подсказывает, что между нами есть еще что-то, что стоит исследовать. Например, кровать. Бассейн. Так много поверхностей. Чертовски много.

– Я восхищаюсь твоей настойчивостью. Правда. Но я никогда не говорила, что не хочу с тобой спать, – замечает она, оглядевшись, чтобы удостовериться, что нас никто не слышит. – Я сказала, что не могу, что это не профессионально.

Я издаю неопределенный звук, а затем, положив руку ей на затылок, целую. Это мимолетное касание, но я пользуюсь ее шоком, чтобы получить больше того, чего так безнадежно желаю.

И сделав это, я прерываю поцелуй, отступаю назад и не спешу ухмыляться, потому что не хочу дарить Леннокс чувство самоудовлетворения из-за того, что гоняюсь за ней. Другая же часть меня мечтает показать, что ее игра не работает, что я все еще намерен овладеть ею. И собственническая часть меня хочет, чтобы Кэннон заметил и задумался, что, мать его, происходит.

– Что… Что ты…

– Пора работать, – говорю я, подмигнув, и лишь смеюсь, оставляя это растерянное выражение на ее прекрасном лице.

Мне действительно нужно работать. Очередь из детей и взрослых растянулась по всему вестибюлю стадиона. В руках они держат экипировку «Ливерпуля», готовую к тому, чтобы я оставил на ней автограф.

– Спасибо, приятель, – говорю я стоящему передо мной парню.

– Однажды я хочу стать таким же, как вы, – признается он. – Ну то есть в том, что касается футбола. Не во всем остальном. Мама говорит, что вздернула бы вас за яйца за сделанное.

– Хэнк! – охает его отец. Слова сына приводят мужчину в ужас, но он все же явно пытается подавить смех.

Я сам с трудом сдерживаю улыбку, когда смотрю на этого десяти– или одиннадцатилетнего паренька и вспоминаю, каким умником был в его возрасте.

– Прошу прощения, – говорит его отец. – Не знаю…

– Все в порядке, – уверяю я и поднимаю руку, чтобы показать, что не оскорблен. Это ничуть не хуже намеков, которые сегодня сквозили в каждом вопросе прессы. – Знаешь, почему так сложно быть футболистом, Хэнк? Тебе приходится стать публичной личностью, даже если тебя волнует лишь игра на поле. Иногда люди говорят о тебе, говорят неправду – неважно, комментировал ли ты ситуацию или нет. Потому что в конечном итоге они сами выбирают, во что верить. Понимаешь, о чем я?

– Да, сэр.

– Поэтому тебе следует тренироваться каждый день. Отрабатывать работу ногами, приемы и пасы. А еще тебе следует быть сильным, потому что критика никуда не денется. Всегда будут ходить лживые слухи, а люди будут пытаться порвать тебя на куски. Ты можешь взять под контроль только самого себя. Поэтому усердно тренируйся, не сворачивай с пути и не обращай внимания на негатив. Идет?

Я тянусь через стол, чтобы удариться с ним кулачками, но, когда оглядываюсь, рядом стоит Леннокс, склонившая голову набок и не сводящая с меня глаз. Что-то в ее взгляде говорит, что она все слышала и все понимает.

Странное чувство, поскольку я не ожидал, что кто-то, едва знакомый со мной, подумает, что я не виновен во всей этой истории с Эсме. До сих пор. До того момента, пока Леннокс не улыбнулась.

– Да, сэр. Я буду усердно тренироваться. Обещаю.

– Вот и хорошо. Не могу дождаться, когда выпадет шанс сыграть с тобой или против тебя. Пока, Хэнк. Наслаждайся игрой.

Его отец кивает в знак признательности за то, что я так спокойно отнесся к словам мальчика. Черт, ведь паренек не виноват. Он всего лишь повторяет то, что сказали его родители.

Я провожаю их взглядом и поворачиваюсь, чтобы встретиться со следующим в очереди. Прежде чем паренек произносит хоть слово, я уже знаю его историю… По крайней мере, ее часть.

Потому что я будто смотрю на более молодую версию себя. У мальчика длинные волосы, впалые щеки. Его глаза широко раскрыты от волнения, вызванного встречей со мной, но за ними скрывается глубокая печаль, которую я не могу объяснить. Я просто знаю. Это усталость от постоянного осознания, что ты недостаточно хорош. Это усталость из-за беспокойства, не поддался ли ты голоду, не съел ли сегодня утром слишком много на завтрак, при этом не оставив достаточно для мамы. Ведь другой еды нет. Это усталость из-за страха, что кто-нибудь поймет, что у тебя грязные ногти, потому что дома отключили воду. Что люди заметят, что твоя одежда немного велика, ведь ее тебе дали в Армии спасения [10]10
  Армия спасения – международная христианская благотворительная организация, фактически ставшая протестантской деноминацией.


[Закрыть].

Все это отражается и на лице его матери. Отчаянное желание, чтобы другие увидели – она делает все, что может.

Я смертельно устала трудиться на двух работах, но пришла сюда, чтобы он увидел своего героя.

Я пытаюсь стать ему и матерью, и отцом, предоставить ему шанс на лучшую жизнь.

Я надеюсь, что от встречи с вами он проникнется энтузиазмом и захочет большего, чем я когда-либо смогу ему дать.

Бесчисленное количество раз моя мать поступала точно так же – брала на работе больничный, чтобы простоять в бесконечной очереди, лишь бы увидеться с легендарным футболистом Яном Рашем. Футболистом, которого я боготворил так, что лгал товарищам по команде, будто меня назвали в его честь.

Только на поле мы все были равны. На зеленой траве я был Рашем Маккензи, чьей целеустремленности и умению работать ногами завидовали другие мальчики. Там они забывали, что я был ребенком, которого никто по-настоящему не знал.

Эти двое напомнили мне о прошлом, которое привело к будущему, что я теперь имел. Из-за этого я не сразу нашел, что сказать.

– Привет. Кто тут у нас? – спрашиваю я, встречаясь взглядом сначала с мальчиком, а потом и с его мамой.

– Меня зовут Скотти, – робко отвечает он, потирая руки.

– Привет, Скотти. Как поживаете, мэм?

– У нас все хорошо, спасибо. – Она оглядывается на толпу, что ждет позади, прежде чем снова взглянуть на меня. – У нас нет ничего, что вы могли бы подписать. Мы не можем… – Ее голос срывается, пока она показывает на прилавок с товарами в дальнем левом углу. Я знаю – она хочет сказать, что они не могут ничего купить. – Но вы его любимый игрок, так что я была обязана убедиться, что он увидится с вами. Ведь у нас нет шанса посмотреть, как вы играете в Англии.

Улыбка не сходит с моего лица, даже когда я сглатываю застрявший в горле комок эмоций.

За последние годы я встречал таких мам несколько раз, но из-за быстро развивающихся событий никогда не задумывался, какие трудности приходилось преодолевать моей матери. Я узнаю этот взгляд, потому что годами наблюдал его в ее глазах. Но теперь с поразительной ясностью я вижу и кое-что еще.