Текст книги "Дорога ведет назад"

Автор книги: Кришан Чандар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Наутро лавки открылись в обычное время. Засуетился народ. Торговцы паном, фруктами, водители такси – каждый был занят своим делом. Поджигатели стояли в очереди на автобусной остановке с корзинками провизии. Те, кто вчера бесчестил цыганок, сегодня несли своим женам букеты цветов. Жизнь протекала нормально, размеренно, по-будничному.

Она была такой, какой должна быть. Только Гулю она показалась странной. Когда он в день свидания рассказал обо всем случившемся Лачи, сердце ее сжалось от боли. Она вспомнила о бесконечной неизведанной дороге, идущей через горы, долины, степи, по которой все время идет караван цыган в поисках неведомой судьбы.

Лачи прижалась головой к груди Гуля и громко зарыдала.

ГЛАВА 12

Несмотря на запрещение Хуб Чанда, разговоры о том, что он пишет портрет Лачи, распространились по всей тюрьме. Это, естественно, вызвало интерес, и женщины одна за другой приходили посмотреть на Лачи. Среди них была и известная кинозвезда Диляра, осужденная за вымогательство на три с половиной года. Это была высокая красивая девушка с чистой, как зеркало, кожей и румяными, как лепестки роз, щечками. Глядя на нее, никто не сказал бы, что она способна на мошенничество, поэтому Лачи была очень удивлена, когда узнала причину ее тюремного заключения. Она выпалывала траву под деревом, когда к ней подошла Диляра. Они, болтая, продолжали работать вместе.

– Я бы никогда не подумала, что ты можешь обмануть кого-нибудь. Я просто не верю этому! – улыбаясь, сказала Лачи.

– Нет, это правда. О! Этот Синдхи Сетх был очень хитер, но я все-таки вытянула из него тридцать тысяч рупий, – засмеялась Диляра.

– Зачем?

– Мне нужны были деньги!

Лачи вспомнила свое положение. Деньги, конечно, нужны всегда, но иногда нужна бывает крупная сумма. Нет ничего удивительного в том, что Диляра обманным путем выманила тридцать тысяч. Наверное, они были ей очень нужны, поэтому она и пошла на это. Сердце Лачи сжалось от боли.

– А сколько ты зарабатываешь в кино?

– Тысяч пятнадцать-двадцать в месяц.

– Так зачем же ты шла на преступление из-за тридцати тысяч?

– Я хотела купить машину. Один махараджа продавал ее за восемьдесят тысяч. Для такой красивой машины это было совсем недорого, но у меня не было нужной суммы. Этот Синдхи Сетх уже давно увивался за мной, вот я его и одурачила.

– Из-за машины?! А раньше у тебя машины не было?

– У меня было две, но мне хотелось новую. Ты увидишь, все лопнут от зависти, когда увидят ее. Машина просто прелестная! Серебристо-серая!

Диляра бросила мотыгу и стояла, прижав руки к груди. Перед глазами у нее поблескивала серебристо-серая машина.

Лачи долго молчала. Задумчиво опустив голову, она выпалывала траву.

У нее были сестры. Они стали жертвами старых обычаев, нищеты, голода и дикости. Лачи могла понять их, когда они воровали, обманывали, но не могла понять, как можно мошенничать ради новой машины, да еще если уже имеешь две. Лачи подняла голову и посмотрела на Диляру. Какая она милая, симпатичная. Никакая машина не может быть красивее ее. Почему человек продает истинную красоту и покупает грубую, дешевую? Что это за сделка?

Она выпрямилась и вдруг гневно обрушилась на Диляру:

– А тебе не стыдно было совершать обман из-за какой-то машины?

Та спокойно взглянула на Лачи и слегка улыбнулась. Но, прочитав в глазах Лачи искреннее негодование, она смутилась, отвела глаза и сказала:

– Мать и отец продали меня за восемьсот рупий, когда мне было семь лет. Ты не поверишь этому.

– Отчего же? У нас это обычное явление. Со мной была такая же история.

– В течение десяти лет меня продавали раз десять. Каждый год у меня бывал новый отец. Каждый год я попадала в другие руки. С каждым годом цена на меня росла. Ведь я же очень красива, не правда ли?

– О, ты очень красивая, просто куколка!

– Пока я была маленькая, хозяева выдавали себя за моих родителей. Когда я подросла, они стали моими мужьями. В кино у меня уже не было ни матери, ни отца, ни мужа – все стали сводниками. Разве это не обман? О таких вещах, как мораль, нравственность, я и не знаю!

– А я знаю! – уверенно заявила Лачи.

Некоторое время обе молчали, не спеша двигая мотыгами. Наконец Лачи нарушила молчание:

– Как ты думаешь, я могу стать киноактрисой?

– Ну-ка выпрямись!

Лачи отбросила мотыгу и встала во весь рост. Диляра окинула ее опытным взглядом:

– О да, из тебя выйдет прекрасная актриса!

Лачи засмеялась:

– Хамида тоже так говорил.

– Какой Хамида?

– Водитель такси.

– Фи, да разве может тебя сделать киноактрисой водитель такси? Вот я из тебя сделаю кинозвезду!

– Правда? А что нужно для этого? – нетерпеливо спросила Лачи.

– Прежде всего стать любовницей режиссера!

Лачи удрученно села под деревом.

– И ты тоже, Диляра! И ты говоришь об этом же. Лучше уж тюрьма, – твердо сказала она и снова взялась за мотыгу.

В это время за Дилярой прибежала Джинан Бай:

– Пойдем скорее в контору. Тебя зовет господин Кали Чаран.

– А в чем дело? – вздрогнула Диляра.

– Какой-то продюсер хочет видеть тебя!

Диляра бросила мотыгу, вымыла руки под водопроводным краном и отправилась в сопровождении Джинан Бай в контору.

* * *

В кабинете Кали Чарана сидели Хаджи Абдул Салам и Мир Чандани. Диляра вошла в комнату и тут же уселась на колени к Мир Чандани. Она взяла из его портсигара сигарету и приготовилась прикурить. Оба щелкнули зажигалками и потянулись к ней. Перед нею было две зажигалки. Диляра посмотрела на обе и склонилась над зажигалкой Мир Чандани. Ее красивые тонкие губы выпускали легкие струйки дыма.

Хаджи, поникнув, погасил зажигалку. Он был влюблен в Диляру, день и ночь думал о ней, готов был потратить на нее хоть двадцать тысяч рупий, но та не соглашается меньше чем на сто тысяч. Но ведь это любовь, а не бизнес, где он мог потратить сто тысяч и выручить миллион. Когда делаешь бизнес, приходится рисковать деньгами, но идти на такие расходы ради любви – это уж слишком. Шла бы речь о пятнадцати-двадцати тысячах, так бог с ним. Он мог бы пожертвовать ими ради Диляры. Но эта негодница хочет сделать бизнес из любви. Как ей втолковать, что любовь – это любовь, а бизнес есть бизнес. К бизнесу надо подходить по-деловому, а любовь – это развлечение, так к ней и нужно подходить. Да бог с ней. Не хочет – не надо, найдется другая. Мало, что ли, женщин на свете?

Мир Чандани, наоборот, был чрезмерно бережлив, и Диляра не вызывала в нем никаких чувств. Он смотрел на нее, как на средство развлечения, как на подругу на несколько минут. Оба любили бридж, хорошие сигары, красивое платье, машины, знали толк в вине. На связь женщины и мужчины Мир Чандани смотрел как на что-то побочное, дополнительное. Женщины ему нравились только потому, что они были источником наслаждения. Как милы их наивные мордочки, затянутые в яркие сари тела и глупые речи. Оказавшись в их гостиной, человек мгновенно из атмосферы черного рынка и спекуляций, из делового мира лжи и мошенничества переносится в мир спокойствия, нежности, красоты. После изнуряющей работы и усталости женщина нужна бизнесмену как таблетка анальгина, обернутая в тонкую, красивую бумагу. Между женщиной и таблеткой от головной боли большой разницы нет. Во всяком случае Мир Чандани считал так. Удивительно то, что Диляра была вполне согласна с ним. Она была вынуждена признать его абсолютную правоту, вспоминая, как ее продавали и покупали, как ею торговали на рынке жизни. Затягиваясь сигаретой, Диляра положила свою изящную ручку на плечо Чандани и невинно улыбнулась.

– Дядюшка Хаджи! Что же мы будем делать? Черномазенький! Ты зачем звал меня? – метнула она стрелами глаз в Кали Чарана. В обществе мужчин женщина всегда бывает вооружена стрелами и луком. Что же делать бедняжке? Если сердце мужчины не будет пронзено стрелой взгляда, разве он будет уделять ей внимание?

Сердце Кали Чарана при виде Диляры начинало громко стучать. Она отлично понимала, почему оно стучит и чего хочет. Стоит ей удовлетворить его желание, как его сердце станет биться ритмично, он высокомерно задерет нос и будет гордо взирать на мир и презрительно на Диляру. Поэтому лучше уж называть этого негодяя «черномазеньким», а когда он очень рассердится, дать ему взятку в пятьдесят-сто рупий – он ведь очень жадный. Если уж нельзя удовлетворить его страсть, нужно хотя бы удовлетворить его алчность. Чувства Кали Чарана были очень изменчивы. Но в конце концов все сводилось к деньгам: любовь женщины, матери, болезнь отца, отпуска заключенных. Он на все смотрел одинаково, словно брал в руки, взвешивал, оценивал чувства и, наконец, приклеивал ценник. Заплатите такую-то сумму за это чувство и такую-то за покровительство, и Кали Чаран будет ваш!

– Что-то захотелось съездить на Далдар Роуд к танцовщицам, я давно там не был. Поехали, послушаем музыку! – предложил Хаджи.

Диляра всегда готова была принять участие в подобных увеселениях.

– О! Это будет чудесно! Я тоже в Лакнау два года занималась этим. О! Что за деньки были! Я тоже буду петь.

– Так ты со мной едешь? – уточнил Хаджи.

– А разве ты не едешь? – обратилась она к Мир Чандани.

– Я собирался вечерком навестить тетку жены старшего брата.

– Эту несчастную англо-индианку с Дарлинг Роуд?! Нет, ты не поедешь туда. Если ты сделаешь это, я напишу рапорт начальнику. Целую неделю я не выезжала из тюрьмы. Ты что же хочешь, чтобы я зачахла здесь?!

– Ну, хорошо, мадам! Сегодня едем слушать музыку. Поедем туда, куда вы пожелаете, – сказал Мир Чандани склонив перед ней голову.

Лицо Хаджи вытянулось. Они договорились с Мир Чандани, что тот поедет к своей англо-индианке на Дарлинг Роуд. Но эта негодяйка расстроила все его планы. Теперь, куда бы они ни поехали, она будет сидеть на коленях Мир Чандани. А что за удовольствие ему от этого? Никакого! Он с таким трудом договорился с Кали Чараном, чтобы тот отпустил их сегодня вдвоем. Ему пришлось заплатить за это пятьсот рупий.

– А как же я? – спросил бедняга.

– Не беспокойтесь, дядя! Мы для вас тоже захватим кое-кого!

– Кого?

– Лачи!

– Лачи?! Она женщина?

– Не женщина, а динамит! – ответил Мир Чан-дани.

– Я думал, что вас будет только трое, – сказал, кашлянув, Кали Чаран. – Теперь вас будет больше, мне придется послать с вами еще одного надзирателя. Это будет стоит еще двести рупий.

– Друг мой, ты требуешь столько денег, сколько проститутка не берет за вечер, – Мир Чандани протянул ему двести рупий.

Кали Чаран спрятал деньги в карман, позвонил и приказал посыльному позвать Джинан Бай.

Было решено, что уход Диляры из тюрьмы будет оформлен официально, якобы для пробных съемок по просьбе мнимого продюсера. Она покинет тюрьму в девять часов. В десять, после смены караула, машина будет ждать за воротами Мир Чандани, Хаджи и Лачи. Их будут сопровождать три надзирателя, а Диляру два. Все должны вернуться до смены караула в пять часов утра, чтобы никто ничего не узнал.

Диляра уговорила Лачи. Та согласилась, потому что до сих пор ей не приходилось бывать в домах танцовщиц.

Диляра, дав ей кучу советов и наставлений, в девять часов покинула тюрьму. За воротами ее ждала зеленая машина. Она приказала отогнать ее от ворот и принялась ждать остальных.

Около десяти подъехал черный «Кадиллак» Хаджи, в котором сидел он сам, Мир Чандани, Лачи и три надзирателя. Диляра выпорхнула из своей машины. В «Кадиллаке» сидело уже шесть человек, свободных мест не было, поэтому она преспокойно уселась на колени к Чандани. С нею были два надзирателя. Одного посадили на переднее сиденье, а для того, чтобы освободить место для другого, Диляра предложила Лачи сесть на колени к Хаджи.

– Я не сяду ни к кому на колени! – гневно воскликнула Лачи.

– О, боже! Да ведь всего на несколько минут! – уговаривала ее Диляра. – Ты же видишь, что нет места.

– Пусть на колени к бородатому Хаджи садится ваш надзиратель, – решительно ответила Лачи.

Ее так и не удалось уговорить. Бедный надзиратель с большим трудом втиснулся в машину, и все отправились на Далдар Роуд.

ГЛАВА 13

Далдар Роуд представляет собой своеобразный рынок. По одну его сторону тянутся дома проституток, по другую – груды дров и лавки, собранные из кусков старого железа. Здесь можно найти различных женщин и любое дерево. В кучах лежат доски из бамбука, акации, тикового дерева, изъеденный белыми муравьями шишим[47]47
  Шишим – дерево с прочной древесиной, используется в корабельном деле и для изготовления мебели.


[Закрыть].

У порогов своих домов, поджидая клиентов, сидели женщины с лицами, обезображенными венерическими болезнями. Из канав шел зловонный запах мочи и винной рвоты, на поверхности плавали увядшие цветы жасмина. Слышались звуки барабана, скрипки, свирели, пошлых песенок из кинофильмов. И над всем этим нависла глубокая темнота, подобная исчадию ада. Кто эти женщины – человеческие создания или тоже обломки деревьев? А маклеры – это люди или куски железа? Что это звучит – песни живого мира или завывание ада и смерти? Это рынок мира живых или сборище заблудших душ?! На минуту забываешь, что это тот самый мир, в котором невинные дети прижимаются к материнской груди, где непорочные женщины с красной полоской на проборе[48]48
  По индийским обычаям замужние женщины окрашивают пробор красной краской.


[Закрыть], прикрыв лицо концом сари и стыдливо опустив глаза, подносят пищу своим усталым мужьям.

* * *

Лачи вдруг показалось, что это она поет в каждом доме, она танцует, что это ею торгуют. Она гневно сплюнула:

– Отвезите меня обратно!

– Ночь только еще началась, дорогая! – ответил Хаджи, беря ее за руку. Он уже успел выпить четыре рюмки виски и был навеселе.

Лачи попыталась высвободить руку, но Хаджи силой привлек её и усадил подле себя.

– На, выпей!

Лачи взяла стакан и выплеснула виски ему на голову:

– Сын свиньи! Негодяй!

Мир Чандани, рассердившись, ударил ее по лицу. Лачи рассвирепела. Она набросилась на Чандани и повалила на землю, а когда Хаджи поспешил ему на помощь, повалила и его и, отбивая дробь на их головах, имитируя барабанный бой, громко подпевала:

– Так дхана, дхан тхайя! Так дхана дхан, так дхана дхан! Так… Так!!

Мир Чандани и Хаджи подняли крик. Началась суматоха. Лачи, надзиратели, посетители, музыканты, торговец ароматическими маслами – все кричали, колотили, били друг друга. Лачи, как взбесившаяся тигрица, набрасывалась на всех – одного била, другого толкала, третьего дергала за волосы, впивалась ногтями в лица, при этом дико кричала и пританцовывала.

Появилась полиция. Вмиг наступила тишина. Все были арестованы. Надзиратели пытались договориться о чем-то с полицейскими, но безрезультатно.

– Будете объясняться в полицейском участке, – заявил сержант.

Всех заперли в темной комнате. Один из надзирателей получил позволение позвонить Кали Чарану, и тот вскоре прибежал, задыхаясь, с испариной на лбу и трясущимися руками. Если полиция не замнет это дело, то его уволят, а быть может, и засадят в тюрьму.

Инспектор и заместитель начальника тюрьмы переговорили с глазу на глаз. Кали Чарану устроили свидание с Хаджи и Мир Чандани. Из одного кармана кое-что перекочевало в другой, из другого в третий. Все было улажено. Мир Чандани и Хаджи и не беспокоились: они отлично знали, что в мире нет ничего сильнее денег.

Кали Чаран облегченно вздохнул, когда группа развлекающихся вернулась в тюрьму. Чуть было не лишился работы!

ГЛАВА 14

Будь это во власти Кали Чарана, он заковал бы Лачи в кандалы, потому что из-за ее упрямства завязалась эта драка. Если бы полицейский инспектор не пошел ему навстречу, газеты и корреспонденты, падкие до сенсаций, имели бы полное право задать вопрос: «А каким образом заключенные попали в полицейский участок?» Он очень злился на Лачи. «Подлая цыганка, гроша ломаного не стоит, а строит из себя бог весть что!» Ему хотелось связать ее и исхлестать розгами. Мысленно он проделал это и получил какое-то удовлетворение. Но в действительности… Хуб Чанд писал портрет Лачи, она каждый день бывала у него и, несомненно, рассказала бы ему, стоило только Кали Чарану не то что выпороть ее, а даже просто плохо обойтись с ней. А тогда положение его было бы незавидным, поэтому Кали Чаран и не придирался к Лачи, чтобы она никому не рассказывала о происшедшем, иначе будут большие неприятности ей, Джинан. Лачи не хотелось причинять ей зло, и она молчала. Само собой разумеется, что после этого случая Лачи и Диляра перестали разговаривать друг с другом. Причиной была не личная неприязнь. Они не ругались между собой, нельзя сказать, что они ненавидели друг друга. Это была борьба взглядов. Диляра считала, что Лачи слишком большое значение придает своей чести, которая, по мнению Лачи, связана с душой и всем существом женщины.

Диляра же полагала, что честь – своего рода оружие в руках женщины. Она должна умело пользоваться им. Не нужно связывать это с какими-то чувствами.

Кто знает, что было на сердце Лачи. Она ведь была неграмотной, необразованной девушкой и не могла, как Диляра, выразить то, что творилось в ее душе.

Лачи твердила лишь одно:

– Я не продамся! Ни за что не продамся! Эта Диляра такая красивая, но беспутная, испорченная женщина. Я никогда не буду дружить с ней!

Если можно сказать, что у Лачи были убеждения, то это и было ее убеждением. Но мир, в котором мы с вами живем, не любит отклонений. Если вдруг появляется, подобно Лачи, заблудшая душа, все стремятся к одному – направить ее по проторенному пути. И делается это ради нее самой. Женщина с такими нелепыми, глупыми убеждениями не может и дня прожить в этом мире.

Поэтому-то Джинан Бай и другие женщины принялись переубеждать Лачи. Воспитание продолжалось полтора-два года. Хаджи и Мир Чандани помогали в этом деле деньгами. После той бурной, чреватой опасностями ночи они решили всеми силами сломить гордость Лачи, обесчестить ее. Оба банкира выделили для этой цели пятьдесят тысяч рупий. Те, кто считал безрассудным потратить на Диляру пятнадцать-двадцать тысяч рупий, теперь, не моргнув глазом, были готовы пожертвовать пятьюдесятью тысячами рупий. Даже злость у них находила выражение в виде денег. Если люди такого склада ударяются в религию, они жертвуют тысячи рупий на строительство храмов и мечетей. Если решат мстить, не постоят ни перед какими расходами и согнут своего врага в бараний рог. Если влюбятся, то осыпают свою возлюбленную золотом. Где уж бедному человеку тягаться с ними? До каких пор такая бедная, беспомощная девушка, как Лачи, может отказываться от золота? Они разработали план и приступили к его исполнению. Но все их попытки были напрасными.

Лачи по-прежнему твердо стояла на своем:

– Я не продамся! Лучше умру, но не продамся!

– Пятьдесят тысяч – это немаленькие деньги. Не будь дурой. Согласись. Ты обеспечишь себя на долгие годы, – убеждала Джинан.

– И обмануть Гуля?

– Да он ничего не узнает!

– А разве обман только тогда обман, когда об этом узнают? Сама-то я буду знать. Я никого никогда не обманывала.

– Ну какой здесь обман? Все это будет временно, только в стенах тюрьмы. Выйдешь из тюрьмы, сможешь начать новую жизнь на эти деньги.

– А что я скажу Гулю?

– Захочешь – скажешь, что выиграла по лотерее, а захочешь – скажешь правду. И ты увидишь, как глаза твоего возлюбленного заблестят при виде этих денег, и он, даже выслушав твой рассказ об измене, не рассердится на тебя.

– Нет, он не такой!

– Давай поспорим!

– Нет, я не хочу спорить! Не потому, что я не верю Гулю. Я ему верю и буду всегда верить. Мой Гуль… Зачем я из-за какого-то глупого спора пойду на это грязное дело?

– Что в этом плохого? Ты хозяйка своего тела. Оно твое, а не чье-нибудь. Любовь, верность – это все красивые слова. Ведь как в жизни бывает: десять раз влюбляешься, двадцать – разочаровываешься, потом снова влюбляешься. Я сама, знаешь, сколько раз любила, когда была молода. Надоест один, я его бросаю и влюбляюсь в другого.

– О, боже! – гневно воскликнула Лачи. – Это получается не любовь, а водопроводный кран! Захочешь – откроешь, напьешься воды, захочешь – закроешь.

Джинан Бай замолчала, но позднее не раз возвращалась к этому разговору под разными предлогами. Лачи в ответ твердила лишь одно, и это не было упрямством. Она и не могла ответить что-нибудь другое. Иногда она считала, что лучше промолчать, казалось даже, что она соглашается, но уже через минуту кровь ее кипела от возмущения, ярости и бешенства. Она топала ножкой:

– Нет, нет! Пусть только кто-нибудь посмеет прикоснуться ко мне, я ему горло перегрызу!

Перегрызать горло, она, конечно, не могла. Джинан Бай отлично знала, что можно было пощекотать кинжалом ее шею, и гордость вмиг слетела бы с нее, но никто не решался на это – все боялись Хуб Чанда. Пока он в тюрьме, Лачи нельзя трогать.

* * *

Интересные вещи узнавала Лачи в тюрьме. Однажды она разговорилась с красивой девушкой Гангой Бай. Ее обвиняли чуть ли не в десятках краж.

– Ты воровала кур? – спросила Лачи.

Ганга Бай в ответ громко расхохоталась. Ее нежный, как звон серебряных колокольчиков, смех отдавался далеко-далеко. С трудом пересилив смех, она сказала:

– Нет, я воровала одежду.

– Как?

– Мы работали втроем: я и двое мужчин. В полночь они осторожно вырезали стекло витрины, я пролезала в нее и раздевала манекены. Прихватывала и другие вещи, которые украшали витрину. Мужчины ждали меня внизу.

– А если появлялся полицейский?

– Они убегали в разные стороны, а я стояла в витрине, как манекен, и полицейский уходил, приняв меня за пластмассовую куклу.

Теперь хохотала Лачи. Ей очень понравилась эта хитрость.

– Это замечательно! Нужно же додуматься!

– Да, но полиция все-таки поймала нас.

– А что ты будешь делать после тюрьмы?

– То же, что и раньше!

– Какой же смысл в том, что тебя наказали?

– Отбытие наказания – это всего лишь отсрочка для совершения нового преступления, – задумчиво ответила Ганга. – Другого пути ведь нет!

– Ты не замужем?

– Можно сказать, что я замужем за теми, с которыми я работаю.

– За обоими?! – поразилась Лачи.

– Да, – несколько уныло ответила Ганга. Лицо ее было задумчиво, даже печально. Потом она вновь оживилась: – Они очень заботятся обо мне.

Лачи подумала было: не заняться ли ей этим делом, когда выйдет из тюрьмы, уж очень ей захотелось проделать такой же номер, как Ганга. Она любила рисковать. Но рассказ о двух мужьях ей пришелся не по вкусу. Она готова наравне с ними рисковать, работать, но почему она должна отдавать им все? Ведь это разврат, а не равноправный союз.

Странной показалась Лачи и Каушалия. У нее было несколько имен: Икбал Бану, Мэри Десуза, Сурджат Кор и еще бог знает какие. Это была вполне современная, образованная девушка. Кроме английского и французского она немного знала урду, хинди, пенджаби, маратхи, бенгали, тамили, малаяли. До тюрьмы она занималась вымогательством денег у безработных девушек и юношей. Завлекала их обещаниями устроить на работу, расписывая свои широкие связи с министрами и крупными чиновниками. Выманив у своих жертв денежки, Каушалия скрывалась. Так она одурачила не одну сотню жертв и выманила десятки тысяч рупий.

– Каушалия, ты ведь образованная! Могла бы честным трудом заработать двести-триста рупий в месяц, – обратилась к ней Лачи.

– Разве этого хватило бы?!

– Нужно было уменьшить расходы!

– О, это невозможно!

– Почему?

– Я люблю жить на широкую ногу.

– А что значит жить на широкую ногу?

– Жизнь может быть хорошей, если ты имеешь дорогие украшения и много-много денег.

– Деньги! Деньги! Деньги!!! Неужели счастье в этом мире можно получить только за деньги?

– А как, по-твоему, еще может добиться счастья женщина? – гневно спросила Каушалия. – Мой отец и мать выдали меня замуж за старика, позарившись на его деньги. После его смерти первая жена и дети выгнали меня из дому. Меня обманули свои, родные. Какой же грех в том, что я обманываю чужих? Я очень хотела выйти замуж за серьезного, порядочного человека, продать себя ему, стать его женой и спокойно жить. Но ведь ни один порядочный человек не хочет жениться на мне.

– Ты даже о замужестве говоришь, как о торге.

– Женщина, выходящая замуж, продает свое тело. Как же иначе назвать это?

– По-твоему, любовь и не существует?

– Может быть, и существует, – горько ответила Каушалия, – мне она не встречалась.

– Мне кажется, что ты очень хорошая и каждый порядочный человек будет рад жениться на тебе, только не надо рассказывать ему о своем прошлом, – задумчиво сказала Лачи.

– Как я могу что-то скрывать от человека, за которого выхожу замуж? Нет, ему пришлось бы все рассказать. Всякий раз, когда меня выпускают из тюрьмы, я принимаю решение, что буду заниматься честным трудом, выйду замуж за уважаемого, благородного человека. Находится такой, но стоит ему узнать о моем прошлом, как он отворачивается от меня.

– А кого ты считаешь благородным человеком?

– Как кого? Ну, такого, который зарабатывал бы не менее тысячи рупий в месяц.

– Ах, вот как! – невольно вскрикнула Лачи. – Тогда тебе действительно никто не может помочь.

Каушалия, она же Икбал Бану, она же Сурджат Кор, тряхнула коротко стриженной головой, словно ей было наплевать на весь мир, грубо выругалась в адрес мужчин и отправилась в свою камеру.

Лачи весь день не давала покоя какая-то мысль. Когда она позировала Хуб Чанду, лицо ее не было веселым и оживленным, как всегда. Хуб Чанд был поглощен работой.

– Супритан! – вдруг обратилась к нему Лачи.

– Что, Лачи?

– Если деньги доставляют счастье, то его может дать и одна рупия, и тысяча?

– Да!

Она помолчала, потом снова заговорила:

– Супритан!

– Я слушаю, Лачи!

– А вы благородный человек?

– Что ты имеешь в виду?

– Какую вы получаете зарплату?

– Шестьсот рупий.

– Шестьсот? Значит, вы не благородный человек!

Кисточка застыла в его руке. Он взглянул на Лачи и сказал:

– А почему? Разве я обидел тебя когда-нибудь?

– Нет, но Каушалия говорит, что благородным человеком считается тот, кто получает не менее тысячи рупий.

Хуб Чанд расхохотался.

– Да, конечно. Все так считают, поэтому-то в нашей жизни так много обмана.

Лачи долго сидела задумавшись.

– Супритан!

– Да, Лачи?

– А разве тот, кто получает тысячу рупий, не обманывает?

– Обманывает, конечно, и даже больше, чем остальные.

– А что же такое благородство?

– Ты задаешь очень сложный вопрос, – подойдя к ней близко, сказал он и вынул из кармана письмо. – Ответ на твой вопрос в этом письме.

– Это от Гуля?!

– Да!

Она соскочила с помоста и, как ребенок, стремительно подбежала к нему. Он стал убегать от нее. Так они бегали друг за другом вокруг стола. В конце концов Лачи догнала его и выхватила письмо. Распечатала его, повертела в руках и подала Хуб Чанду, а сама отошла к мольберту и сделала вид, что наносит кистью мазки.

– А теперь прочитайте мне письмо, а не то я смою все краски.

– Не делай этого, бога ради! Я прочитаю!

Он сел на помост и начал читать. Лачи подбежала и уселась у его ног, подперев подбородок рукой.

– «Больше жизни любимая Лачи!»

Лачи замахнулась, чтобы ударить его.

– Сумасшедшая! – остановил он ее. – Это же не я тебе говорю, это пишет Гуль.

– Ну ладно. Только смотрите, читайте все как есть. Не прибавляйте от себя, а не то…

– «Я все время думаю о тебе. Ты всегда стоишь у меня перед глазами. Не проходит ни минуты, чтобы я не вспомнил о своей милой Лачи. Я буду любить тебя до самой смерти, до последнего вздоха».

Лачи слушала, закрыв глаза. Ей казалось, что это не слова, а мед, разливающийся в ее сердце. Будто она плывет в воздухе на мягких, нежных, шелковистых крыльях.

Гуль… Гуль… Гуль… мой цветок[49]49
  Гуль на языке урду – цветок.


[Закрыть]!