Текст книги "Лифт (СИ)"

Автор книги: Крис Найрэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Я хочу объяснить им, что нет никакой любви, что все мы просто чьи-то шлюхи. И от этого мне становится грустно.

========== Часть 3 ==========

Кир Лис

Наконец-то меня взяли борзописцем в один из музыкальных вебзинов. Платили мало, но зато я всегда был обеспечен халявными проходками на концерты. За эти два месяца я прослушал столько невероятно отвратной музыки, что начинал плавно сходить с ума.

«Унылый саунд из 90-х навевает тоску прокуренных кабаков…», – охарактеризовал я странные звуки из-за окна. На улице орала музыка, я слышал её даже сквозь двойной стеклопакет и по привычке мыслил рецензиями.

«Ты самый отвратительный и злобный критик, которого я встречала», – сказала моя главредша. Я воспринял это как комплимент.

Я шатался по клубам и знакомился со всеми группами московского андеграунда и даже ниже. В них было много претенциозности и почти подростковой самоуверенности. Фанатичная задрочка на технике без видимого результата и какого-либо проявления творчества и собственного «я».

Ясно из этого было лишь одно – они все просто играют в рок-звёзд. Им нравилось подражать своим кумирам в устаревших музыкальных наворотах и стиле одежды. Среди них были девочки в корсетах, пытающиеся петь как Тарья Турунен, немытые металлисты, взрощённые на «Арии», пытающиеся стать вторыми или даже третьими «Iron Maiden », безликие клоны «Motley Crue», ебучая тёмная электронщина, и это не считая откровенно говнарских команд, от которых уши начинают кровоточить.

Я тогда подался играть на басу в группу, наполовину состоящую из баб. Мне нужна была практика и хоть какое-то движение, но вместо этого я получал только нервотрёпку.

Кролик снова нарисовалась рядом, чувствуя исходящую от меня ауру халявы.

Временами мы подрабатывали, снимаясь в разных передачах и сериалах в роли фриков и неформалов. Работа была непыльная и весьма халявная. От нас ничего не требовалось, кроме как выглядеть максимально дико. За это время я повидал немало странных личностей и одного известного актёра, который был вусмерть пьян и бегал по коридорам в женском платье. Большинство людей, что окружали меня на съёмках, свято верили, что это является для них путём к славе. Им казалось, что попадание в телеящик – это шанс стать звездой. Я же воспринимал это как очередное развлечение.

Самой халявой была массовка в передачах. Мы просто забирались под трибуны и сидели там весь съёмочный день. Там, снаружи, толпилось отвратительное быдло и пенсионеры, для которых эти полторы тысячи рублей за пять часов сидения на жопе были существенными деньгами. Нам же этого хватало на один рейд по барам. В конце мы выползали из подполья, забирали свои деньги и шли кутить.

В этом времени была какая-то сладкая беззаботность, наставшая после депрессивных обострений ранней осени. Мне было легко.

Кролик позвонила в одну из ноябрьских ночей:

– Ты идёшь на пати «Dark Night»?

– Придётся, – вздохнул я.

– Возьми меня с собой! Там будет кое-кто, кого мне надо увидеть! – она почти кричала.

– Тогда почему этот кое-кто не возьмёт тебя с собой? – скептически спросил я.

В трубке послышался тяжёлый вздох.

– Потому что я не могу просить, я стесняюсь.

– Ну ладно, – ответил я. – С тебя пиво… всю ночь.

– Раньше мужчины требовали секса всю ночь, теперь пиво, – рассмеялась она.

– Времена меняются.

В тот вечер я надел свой чёрный костюм из секонд-хенда. Мне казалось, что у него хорошая аура, что он мог принадлежать какому-то успешному человеку, а теперь его таскает полунищий и вечно голодный поэт. Я позволил себе слегка накрасить глаза, словно ностальгируя по второй половине нулевых, дням моего отрочества на Патриарших и Чистых прудах. Ныне тусовка переместилась в клубы, а через пару лет совсем рассосётся. Но это общество было слишком гнилым, чтобы по нему ностальгировать. Так альтернативная культура в России мутирует в клубную, чтобы потом перевариться целиком и без остатка.

Я наблюдал со стороны все метаморфозы уличной культуры. Алкоголично-наркоманская система постсовковых неохиппи мутирует в движение ролевиков и фолкеров. Молодая панковская поросль из непонятых обществом детей переходит в готы, те со временем, отбросив романтический флёр, становятся эмарями. А затем всё поглощают хипстеры и культура священного потреблядства. Вечно в России всё через задницу. Я много раз говорил и писал в своих статьях, что субкультуры здесь просто невозможны по причине того, что находясь в культурном вакууме, Россия не прошла тех вех развития общества, в которых зарождались те или иные субкультуры. Всё это было лишь объектом немого перенимания у Запада всего, что попадалось под руку – музыки, одежды, идеологии. Об этом можно рассуждать ещё долго, хватило бы на целую диссертацию.

А пока я торчал в клубе, наслаждаясь огнями угасающей альтернативной культуры. Я корябал заметки в своём блокноте, так как в те времена ещё не дружил с гаджетами вроде планшетов или смартфонов. Кролик крутилась вокруг меня, порой делая короткие пробежки по залу в поисках знакомых.

Первая группа играла унылый вторичный хеви. Играли они неплохо: мощные риффы, изъёбистое соло, высокий голос вокалиста. Ему немного не хватало диапазона, но здесь это мало кого волновало. Звук в наших клубах всегда оставался хреновым. Слушая это, я думал «Зачем? Зачем вообще играть, если ты не можешь сказать ничего нового?» Метал исчерпал себя, он так же мёртв, как и рок-н-ролл. Да всё здесь, чёрт возьми, давно было мертво. Этим мужикам лет за тридцать, а они продолжают лабать музыку юности своих отцов.

Далее вышла какая-то группа с девочкой на вокале. Что-то вроде заезженного поп-панка с текстами про любовь и быт. Через их музыку сквозило откровенное гаражное дилетантство. Я бы всё простил, если бы вокалистка так не лажала. Затем были какие-то безликие хипстеры с унылым инструменталом, что-то вроде пост-рока, но это совсем не отложилось в моей памяти.

Кролик всё же нашла, кого искала. Это был длинноволосый готичный чувак. Такой типаж слишком часто встречается в тусовке, чтобы быть хоть сколько-то примечательным.

– Это Герман, – сказала она, представив нас друг другу. – Он учил меня играть на гитаре.

– Мне тут кто-то передал, что ты обязательно напишешь про нас гадости, – сказал он, ухмыляясь.

– Если попросите, обязательно напишу, – ответил я.

Так я впервые узрел того, кому суждено было стать знаменитым. Мы ещё каких-то пару секунд продолжали буравить друг друга взглядом. Говорят, что «тему» видно сразу. Я усмехнулся про себя, отводя глаза к своему листку с заметками (главное не проебать).

– Мне пора на сцену, – сказал он, поспешно покидая нас.

– Это твоя вселенская любовь? – спросил я у Кролика. – Тяжело было найти кого-то получше?

Она ничего не ответила, садясь рядом.

Когда «Opium Crow» вышли на сцену, я ничего не почувствовал. На моём месте многие бы сказали, что сразу разглядели звезд, но тогда в них не было ровным счётом ничего выдающегося. Они напоминали мне не самый лучший клон «London After Midnight», разве что с менее электронным звучанием и русскими текстами. Они даже не казались мне группой, а просто набором из разных людей, которых заставили играть что-то одно.

Кролик расхваливала мне охуитительную игру Германа. Мне же было как-то наплевать – я не понимал, почему музыканты дрочат на технику и скорость, но забивают на красоту партий. Мир кишел техничными музыкантами, но был полон ***вых аранжировщиков.

Мне категорически не нравились клавиши и наличие в группе этой готишной бабы в корсете, это наводило на ассоциации с унылым симфо-готик-металом.

Вокалист с торчащими обесцвеченными волосами и адским макияжем напомнил мне всё того же Бреннана из «LAM» в период буйной молодости. Голос был слишком неуверенным, но, в то же время, это походило на блестящее дилетантство. Никаким академом там и не пахло, зато он обладал большим диапазоном. Тексты показались мне намеренно шизоидными, хотя мне попалась пара годных метафор.

Они закончили песней «Bauhaus» – «She’s In Parties». Я думаю, им самим было смешно от этих игр в готику и попыток воскресить «Batсave».

После выступления мы пили пиво в гримёрке. Я вообще все концерты и пати люблю проводить за сценой, так ты чувствуешь себя принадлежащим к чему-то высшему, хотя на деле всё это – игра. Моя игра в крутую прессу. Сейчас я мог мнить себя репортёром «Rolling Stone». На самом деле, журналисты – такие же вши рок-н-ролла, как и группис. Кролик обхаживала Германа, но он оставался холоден к её ****скому обаянию. У подобных пафосных типов есть доступ к шлюхам покруче, если его, конечно, вообще интересовали женщины.

Я наблюдал за вокалистом, который выстроил перед собой батарею из шотов текилы и мензурок с сиропом от кашля. Говорят, Макс Тот начал торчать в Лондоне, что его сгубила чужая среда, нет, он всегда был торчком. Он им родился. Сейчас он сидел передо мной на продавленном диване в душной гримёрке и обламывал длинные накладные ногти. Его грим размазывался по лицу маской скорби.

– Я стал музыкантом, потому что у меня не сложилось с карьерой серийного убийцы, – начал он нашу негласную игру в интервью. – И теперь я здесь, в ваших обоссанных клубах.

– Кто был твоим кумиром? – спросил я.

– Никто.

– Ты сам пишешь тексты?

Он кивнул, прикуривая сигарету.

– Кто твой любимый поэт?

– Лорка.

– Я почему-то думал, что Рембо. Ещё я заметил влияние Лотреамона.

– Это влияние спайса и кодеина, – усмехнулся он.

Тогда ещё подростки не начали массово откидываться от синтетики, и спайс не был синонимом смерти в луже блевотины. Со временем я стал думать о курительных смесях, как о символе эпохи.

Герман загрузил меня какой-то технической мурой. Потом и вовсе начал спорить сам с собой о превосходстве «BC Rich» над «Gibson». Закончил речь тем, что усилители «Marshall» уже не те.

Кролик активно ему поддакивала, хотя, как мне казалось, мало что понимала в его речах. Под конец она спросила, можем ли мы пойти к нему. Герман покачал головой и сказал, что они с Максом хотят побыть одни. Это подстегнуло мою догадку, на счёт того, что они являются парой. Тщетные попытки Кролика привлечь его внимание не могли не веселить меня.

Мы с Кроликом ушли в ночь, гулять по городу. Из-за хмеля мы не чувствали холода и плевали на дождь. Не было смысла тухнуть до утра в этом гадюшнике, я написал уже всё, что хотел. Она шла, спотыкаясь на своих огромных каблуках, меня самого тоже изрядно пошатывало.

– Я поняла, как привлечь его внимание, – сказала она.

– И? – спросил я без особого интереса.

– Я должна сама быть кем-то. Я всегда знала, что моё призвание – быть рок-музыкантом. Мне нужна своя группа, я хочу самый крутой проект на свете. Я верю, что мы можем сделать что-то.

Я вздохнул, вспоминая свою нынешнюю группу. Мне хватало одной больной на голову истерички, думающей, что она новая Кортни Лав. По правде говоря, и от старой тоже было мало толку.

– Я устал от идей с собиранием групп. В мой проект уже много лет никто не хочет идти. Я даже перестал на диктофон записывать свои грёбаные наработки.

– Но я, правда, хочу что-то сделать! Я поняла, что дальше будет поздно. Мне уже двадцать, а дальше – только пустота.

– Всё, что бы мы ни делали, обращается в пустоту. Никто из этих ребят не пройдёт дальше «Релакса», «Рок-хауса» или ещё какой-то обрыганской дыры. Эта музыка больше не нужна. Мы просрали своё время ещё лет двадцать назад. Мы сильно ошиблись страной.

Мы шли дальше, наши пути привели нас на Старый Арбат. У Кролика обнаружилась бутылка джина. Мы сели прямо за чугунный стол, из-за которого только что встал памятник Окуджавы в надежде покинуть чёрную арку.

– Я ему не нужна, – расплакалась она, делая большой глоток. – Я старая. Я ничего не добилась. Он в музыке уже десять лет, а я только начала осваивать гитару.

Она вытерла слёзы рукавом кожаной куртки, размазывая косметику. Я молча сделал глоток отвратнейшего напитка. Мне повезло, что я был слишком пьян, чтобы чувствовать вкус.

========== Часть 4 ==========

Я верю в спонтанность, это единственная сила, которая движет миром. Я верю в абсурдность жизни. Это не неисповедимые пути господние. Это всё то, чем мы живём. Когда мы с Кроликом стояли на станции метро Отрадное и не знали, куда пойти, я почувствовала, что начинается что-то интересное.

Часом ранее мы усердно искали вписку. Один приятель заявил, что можно остаться у его друга. Что за тип, я вообще не знала. Я была пьяна до уровня какого-то кристального безумия. Кролик не лучше, но всё же мы ещё держались на каблуках.

Мы ждали. Он сказал: «Вы его сразу узнаете», я сказал, чтобы встретил двух оголтелых баб – блондинку и брюнетку». Но мы не знали, чего ожидать. К нам подошёл довольно годныйдлинноволосый бородатый тип. Обычно я не люблю бородачей, но ему это нереально шло. Вообще мне показалось, что он похож на Хэшера. Даже ночью он носил тёмные очки. Это как отличительная черта всех наркоманов и асоциалов. Но меня мало чем запугаешь, я считаю, что все они – настоящие люди, в отличие от людской фекальной массы. Я ненавижу людей, я люблю грязь.

Мы пришли в квартиру с разноцветными стенами и запахом дешёвого табака. Здесь было чище, чем я себе представляла.

– Хотите чаю? – спросил он.

– Можно кофе? – спросила я, держась за голову, чтобы она не отвалилась. Он кивнул, и мы пошли на кухню. Кролик всё время молчала. Да и я была несколько растерянна, хоть и пьяна.

– Чем вы обычно занимаетесь? – спросил он.

– Я работаю в клинике, – сказала Кролик.

– А я пью, танцую и хожу по барам, – ответила я честно. – В свободное время читаю и мучаюсь похмельем.

– Кто твой любимый автор? – спросил он вдруг, в подобной среде такие разговоры – редкость.

– Мне нравится Уэлш, Буковски, Лейн, Достоевский, Блок и Довлатов.

– Я люблю Паланика и Кинга, – встряла Кролик, но все её проигнорировали.

– Я люблю Лимонова, – сказал он, наливая кофе в треснутую чашку. – Читала такого?

– Конечно. Особенно «Эдичку». Только всё равно не понимают, зачем этот ноющий слабак выливает на читателя всё своё душевное дерьмо. Зачем он везёт с собой из России в Америку свой багаж говна?

– Такова природа русского человека. Мы не можем без депрессии, рефлексии и самоедства.

– Мне бы хотелось перенять у американцев их волю к жизни. Я устала от русского дерьма в своей голове, когда каждый день ты борешься с желанием петли при помощи ударных доз спирта, – сказала я.

– Отставить тоску, чувиха, – сказал он, и мы пошли за водкой в ночной магазин.

Мы сидели за компом, он говорил о своей группе, массируя мою ступню. Я слушала музло, понимая, что это даже мне нравится. Как перемолотые в блендере части разных тел , когда слушаешь и гадаешь: что у кого спёрто.

Кролик сидела рядом и сливалась с обоями. Мне был непривычно видеть её тихой. Они пили чистоганом, а я разбавляла с соком.

Я не не помню, как отрубилась в кресле. Мягкий полумрак, музыка в колонках и массаж ног делают своё дело. Когда я проснулась, увидела, что чувак с Кроликом лежат на кровати голые, переплетясь как корни дерева. Оба крепко спят. «У него классная задница», – подумала я тогда.

Я пошла на кухню, сделать себе ещё кофе. Потом вернулась, ложась на маленький диван в углу, чтобы никому не мешать. Они медленно просыпались, отклеиваясь друг от друга.

– Иди к нам! – первое, что он сказал мне, заглядывая прямо в глаза.

Я редко смотрю людям в глаза, но в этом взгляде тёмных, почти чёрных глаз был бесовский цыганский огонь. Я подошла к ним и опустилась на кровать. Он притянул меня к себе, одарив колючим поцелуем с щетиной. Его руки уже были под моей майкой. Меня никогда так быстро не раздевали, но я уже успела потечь. Он подмял меня под себя и вошёл. Я не буду писать про страсть и ощущение заполненности, про всякое бабское говно. Мы просто трахались.

– Твоя писечка самая лучшая, – простонал он мне в ухо.

– Будь мужиком… говори «пизда», – сказала я.

Он перевернул меня на живот и схватил за бёдра. Я подумала, что у меня останутся синяки. Он трахал меня жёстко, что было почти больно. Кончить мне так не удалось. Зато он, застонав как сучка, спустил тёплую сперму мне на спину.

Кролик лениво наблюдала за нашим трахом.

– Вы так трясёте диван, что я проснулась.

Я молча потянулась за сигаретой, он за стаканом.

– Знаешь, меня недавно баба бросила. Они все сначала нормальные, потом превращаются в ведьм и творят какой-то ад. Я две недели ширялся «винтом», потом бросил всё и завязал.

В глаза бросились его заживающие «дороги» на руках.

– Я кололась пару раз, – ответила я равнодушно. – Надеюсь, у тебя нет СПИДа или гепатита?

– Нет, я всегда использую только свои шприцы. И недавно проверялся.

Кролик пошла куда-то прогуляться, даже не удосужившись натянуть трусы. Мы остались разговаривать.

– Я когда-то сидел в тюрьме.

– За что?

– Я убил бомжа, когда мне было 15, но я сумел оттележиться от ментов.

– Это какой-то новый уровень дерьма, – сказала я. – У меня ещё не было убийц.

– Всё когда-нибудь бывает, – сказал он, снова притягивая меня к себе.

Тут вошла Кролик и попросила сигарету. Я дотянулась до стола и протянула ей одну, прикуривая себе вторую. Это не очень удобно делать в позиции догги-стайл.

– Люблю когда девушки курят в процессе, – сказал он, облизывая мою спину.

Мы сделали это ещё какое-то бесчисленное количество раз.

– Мне пора ставить новуювагину, – сказала я.

Кролика нигде не было. Я посмотрела везде и даже в сортире. Потом поняла, что в доме есть ещё одна комната. Войдя туда, обнаружила полутёмное помещение с кроватью и компом. На кровати кто-то поролся.

– Эй, я тут ещё чувака нашла! – крикнула мне Кролик. – Давай к нам.

– Нет, спасибо, – сказала я. – Мне одного хватило.

Я вернулась в комнату. Он сидел на кровати голый, перебирая струны гитары.

– Я хочу, чтобы ты блеванула мне в ротик, – сказал он.

– Я бы с радостью, но мне нечем.

– Тогда можешь нассать?

– Никогда этого не делала, но почему бы и нет. Только я не хотела бы, чтобы ты проделал это со мной.

– Нет. Я просто люблю, когда девочки унижают меня.

Мы пошли в ванную и включили душ. Я немного нервничала. Честно говоря, я даже в порнухе такие сцены наблюдать не могу. Но в жизни нужно попробовать всё. Он лёг, я встала над ним, опираясь о стены. Это сложно и непривычно мочиться, когда на тебя смотрят. Было какое-то неприятное чувство внизу живота, словно мой канал закрыт пробкой. Но всё же у меня получилось, пустить струю ему прямо в рот. Я старалась не смотреть, как жёлтые капли стекают по его подбородку и груди. Он ловил всё без остатка.

– Заебись, – сказал он, когда всё закончилось.

Затем почистил зубы и продезинфицировал рот водкой. Добро пожаловать на новый уровень дерьма! Я подошла сзади и обняла его. Мне нравится это ощущение мягкой мокрой кожи.

– Знаешь, у меня есть свои тупые фетиши. Я хотела бы трахнуть тебя в задницу.

– Я тоже люблю, когда меня трахают в жопу… – ответил он, – Но только, разумеется, девушки.

Я смазала руку мылом и ввела один палец внутрь. Этого было явно мало. В эту задницу мог проехать поезд. Я опустилась на колени, лаская руками его член, при этом не выпуская пальцев изего ануса. Надо же сделать мальчику приятное. Вскоре он кончил мне на грудь. Ненавижу глотать.

Я упала на кровать и закутавшись в полотенце. Хотелось спать. Он лёг рядом со мной, прижимая к своей волосатой груди. Я проснулась только посреди ночи, от того, что длинный язык щекотал мою промежность.

– Ты такая сладкая, – сказал он, на миг поднимая голову из окопа.

Лизал он неважно.

– Попробуй хуем, – сказала я.

Он последовал совету. В этот раз было лучше, чем в предыдущий, потому что я не была так чудовищно пьяна.

– Подрочи мне ногой, – попросил он вдруг. – Я торчу от этого.

Он вылил немного геля на свой член, я обхватила его пальцами ноги, продолжая стандартные движения вверх-вниз.

В процессе у него зазвонил телефон.

– Да, – ответил он невидимому собеседнику. – Я притащусь завтра на студию… да-а-а.

Он кончил, простонав прямо в трубку. Его тёплая сперма стекала по моим пальцам.

Потом мы оделись и пошли в ночной магазин. Мне невыносимо хотелось выпить. Начинало трясти. Я не знала, что водка переполнит сосуд моего желудка и польётся обратно раскалённой лавой. Я побежала блевать с балкона. Я люблю блевать, но только уединённо. Это особый ритуал.

Он пристроился ко мне сзади, обхватив за талию.

– Блевани мне в ротик, детка.

Я повернулась к нему и изгрыгнула в рот остатки водки. Я удивилась, как его не стошнило, но он проглотил всё до капли.

Пришлось залить в себя ещё водки для дезинфекции. На этот раз, она не пошла обратно.

Вернулась Кролик. На неё были чужие трусы и футболка. Мы снова о чём-то болтали, рассказывая друг другу мерзкие истории из жизни, связанные с говном и жареной спермой(опиши здесь, будет в тему), перебивая это философскими концепциями и историческими фактами.

Он встал, потянувшись к бутылке. И рухнул на пол на полуфразе. Глухой стук его затылка об пол запомнился мне надолго. Я никогда не видела приступов эпилепсии, но сразу поняла, что это оно. Он орал и метался, его конечности выкручивались под неестественным углом. Что же,блять, делать? Я слышала, что надо разжать зубы и вставить туда что-то, чтобы он не откусил себе язык. Кролик, как недоделанная медсестра остановила меня:

– Держи его голову.

– Может быть, позвонить в «скорую».

– Ты не помнишь, правила рок-н-ролла – никогда не звонить в «скорую».

Я держала его голову, чувствуя как ледяной пот, стекает по лбу, впитываясь в волосы. Вскоре его перестало трясти.

– Что было-то? – спросил он, открывая глаза.

– Тебя приступ ёбнул, – ответила кролик.

– Нихуя се.

– С тобой такое часто? – спросила я.

– В первый раз.

– Спасибо, тёлки! Без вас я бы подох, – сказал он, поднимаясь с грязного пола.

– Вот видишь, насколько мы милосердны, – сказала я. – Если бы такое случилось с тёлкой, вы бы, мужики, попробовали её выебать, чтобы почувствовать, сокращается ли влагалище при приступе.

– Да, было бы знатно, – попытался пошутить он.

Мы ещё немного посидели и решили двинуть домой. А что чувак? Я встретила его некоторое время спустя на одном из гигов. Он был с обычной серой герлой. Говорил, что бросает пить и скоро женится. Я вздохнула, понимая, что в ещё одном прикольном типе умер рок-н-ролл. Кролик ещё долго подъёбывала меня тем, что я могу затрахать до полусмерти любого.

========== Часть 5 ==========

Самоотвращение достигло того предала, когда перестаёшь смотреть в зеркало. Я вернулся к Кролику. Целыми днями курил, глядя в потолок и пытался строчить свои статейки. Вдохновения не было, как и желания жить.

– Не портит ли твою репутацию то, что твоя тёлка ебётся со всеми твоими друзьями? – спросил у меня кто-то.

– Портило бы, если бы я не знал об этом.

Мой похуизм граничил с буддизмом. Даже если её будут драть десять негров, я не поведу и бровью. Наверное, я настолько бесхребетный, что меня не хватает на ревность. Я тогда ещё не знал, что через год моё терпение лопнет и я слечу с катушек. Нельзя пороть жаб, которые тебя не уважают.

Я не знаю, почему я с ней, ведь это самое глубокое днище мира. Мне было скучно. Я ни дня не мог выдержать один. Именно поэтому я вечно кантовался по впискам. Мне нужно было разговаривать, или моя шизофрения вылезет наружу. И всё возвращается на пару лет назад. Залитый кровью пол, обрывки писем и рисунков. Красные рты моих вен открыты и смотрят в душу. Я просто хотел быть с ним. Я просто хотел.

А потом я занаркоманил так, что потерял счёт времени. Трава, колёса, фен, барбитура. Передоз. Остановка сердца и мир, сжимающийся до булавочной головки. Я мог бы уйти, но вернулся. После всего пережитого ада я долго не хохочу кого-то любить.

Мне одиноко. Я полон своей пустотой. Я слушаю музыку и дрочу.

Утром меня нагребла эйфория. Мне вдруг показалось, что неплохо было бы жениться. Всё равно я не найду бабу лучше чем Кролик. Я слишком пассивен для поиска новых отношений. И я всегда возвращаюсь к ней, потому что мне некуда идти. А вообще надо бы в КВД провериться. Порясь с одной бабой, ты словно ебёшься со всеми мужиками, кто был до тебя. Именно поэтому я не люблю лизать пизду.

Я хотел сказать Кролику что-то приятное, но вместо этого получилось: «Принеси мне пожрать».

«Зачем я ей?», – вдруг пронеслось у меня в голове. Я впервые задался этим вопросом за все полгода наших типа отношений. Я просто хамоватое быдло, которое даже не скрывает, что хочет от баб только жратву и секс. Возможно она тоже не нашла никого лучше. Она разжиревшая бывшая стриптизёрша, склонная давать всем, кто назовёт её красивой. Нам обоим просто некуда деваться.

Я не знал, что для неё сделать и просто достал проходку на концерт «69 глазьев». Я понял, что с карьерой журналиста пора завязывать, когда ощутил накатившую на меня пустоту во время песни «Lost Boys». Я ощущал себя потерянным говном. Это был странный приступ пустоты и одиночества, заставивший меня бухать всю ночь.

Я снова тяжело вздыхал, проклиная свою не сложившуюся карьеру рок-музыканта. Я снова хотел группу и Кролик тоже. Мы знали на что убить очередной год жизни и свободные деньги.

========== Часть 6 ==========

Кир.

Я проснулся утро и понял, что надо что-то делать. Жажда жизни кипела во мне. Первым делом я сходил за пивом. Когда ты просыпаешься, у тебя есть пятнадцать минут агонии, чтобы добежать до магазина, иначе агония перерастёт в ломку. Взяв пару литров сидра, я пулей вернулся обратно.

Меня радовал этот посёлок с покосившимися таун-хаусами, он напоминал мне какую-то упадническую Европу. Если убрать серые лица русских алкоголиков, то всё было как в Швеции или Норвегии. Суровые мрачные ели возвышались посреди ошмётков снега и пожухлой листвы.

Я вернулся и изложил Кролику свою концепцию, посвящённую нашей группе и предполгаемые планы развития.

– У тебя есть бас-гитара? – спросила она.

– Ты же знаешь, у меня нет нихуя.

– Поройся в своём мусоре, она должна там быть.

– Я порыщу на барахолке.

Дальше наша проблема встала в том, кого мы возьмём на вокал. Мэри пришла как раз кстати, чтобы попасть в поле нашего зрения.

– Ты пойдёшь к нам петь? – спросил я.

– Whay not-то, блять! – ответила она.

– Кого мы возьмём на драммы? – задался я вопросом.

– Терри, – предложила Кролик.

– Ты хочешь, чтобы вся группа состояла из людей, имевших с тобой половую связь? – я попытался как можно более картинно приподнять бровь, понимая, что у меня выходит нервный тик.

– А что в этом плохого?

– Ладно, *** с тобой. Звони ему. Терри хоть и объебос, но не самый хуёвый барабанщик.

Была поднята моя заначка на чёрный день и я купил себе бас за четыре килорубля у какого-то байкера. В придачу мне достался акустический комбарь и пожеванный шнур. Я сел и принялся вспоминать, как вообще делать музыку. Я, как обычно, не помнил ни одной песни, так что очень быстро взялся за сочинение своих собственных.

Я могу писать текста на английском только если сильно упорюсь. В этом мне на помощь приходит феназипам с пивом. Первую мы написали минут за десять. Нас хватило даже на небольшое диктофонное демо. Акустическая версия слезливой баллады про школьника, дружащего только с правой рукой.

И я и Кролик играли неважно. Но разве в этом была суть? Мы пропагандировали философию рок-н-ролльных лузеров. Нам не хотелось быть звёздами, мы стремились стать блестящими аутсайдерами. Я просто хотел делать то, что я делал. Мне важнее было донести свою идею и виденье мира через эту музыку.

Мы наваляли где-то пять трэков, выдержанных в идее полнейшего абсурда. Мы взялись насиловать глэм-метел, убивая всё весёлое, что было в нём, внося своё мрачное и деструктивное начало. Мы были уже на той стадии, когда больно веселиться.

– Знаешь, кажется это можно обозвать пост-глэмом, когда деперссивные чуваки с поникшими начёсами поют о том, что всё плохо и тёлка ушла к гранджеру.

– Герман говорил мне, что они тоже хотели играть глэм, но их мрачность мешала им делать весёлую музыку.

– Ну прекрати уже на них ровняться. У них куча бабла и связей.

– Не так много, как ты думаешь. Он просил меня покупать ему хот-доги на каждое занятие, потому что у него зачастую нет денег на еду.

Мы всё же вылезли из своей берлоги, чтобы собраться на полноценную репу. Через моего знакомого мы смогли бесплатно забуриться ночью на репбазу. Поначалу это всё же напоминало репетицию. Мы скинули всем табы из гитар-про, где худо бедно пытались обрисовать картину нашего трэка, оставив остальное на суд Терри и Марии.

Мы даже что-то сыграли, но это было трудно разобрать в гуле хреновой аппаратуры. У нас у всех проблемы с ритмом. Проблемы с восприятием звука. Были попытки зафигачить несколько каверов, чтобы просто научиться чувствовать друг друга. Мы худо-бедно попали в «Psycho Therapy» The Ramones. На этом решили, что всё збс и пора немного побухать и поджемить. Тут-то и начался ад.

Я быстро набрался коньяка и вырубился на диване. Проснулся от шатания дивана. Кролик поролась с хозяином базы, прямо рядом со мной. Я сделал вид, что мне похуй и пошёл в сортир. Возле толчка курили Мария и Терри. Они общались между собой одной единственной глубокомысленной фразой: «Пошли поёбёмся!», произнося её с разным ударением и интонацией. Кажется, это имело для них какой-то смысл.

Я молча встал и закурил рядом. Мне было некуда податься. Кролик подрулили минут через пять, снова не обременяя себя одеждой.

– Фу, он такой мерзкий, – сказала она. – Я лапала тебя за жопу, чтобы возбудиться.

Мы зашли в сортир все вместе. Мэри сделала вид, что она не с нами. И молча села на раковину.

– Давайте тройничёк, – сказала Кролик.

– Ну ладно, – равнодушно ответил я.

– Ха, поибёмся, – гыкнул Терри.

Я достал свой член и попросил отсосать только без зубов. Терри пристроился сзади.

– Бля, она сухая как ковролин, – выдал он, с трудом протискивая свой член.

Мэри протянула мне бутылку коньяка. Я решил снова припить. Зря я сделал такой большой глоток, потому что меня чуть не стошнило. Блевать во время ебли – это через чур.

– Разденься что ли! – сказал я ей. Не из сексуального интереса, а просто не люблю, когда рядом кто-то одет, когда все ебутся.

Она скинула с себя одежду, оставшись только в ботинках. Не знаю, что у неё за фетиш, выглядело забавно.

– Ну мож всё же поибёмся? – предложил Терри, лапая её за сиськи.

– Неа, – ехидно ответила она.

Мне быстро наскучила эта беспонтовая ебля и я свалил, оставив их втроём в этом зачуханном сортире. Кажется, я старею, и бухать нравится мне больше чем трахаться. Я снова разочаровывался во всех своих идеях. Я старый алкаш, они молодые ****уны, не беда, что мы ровесники. Где же весь рок-н-ролл среди всех сортов этого дерьма. Здесь есть всё кроме музыки. Все отжиги из «Грязи» и «Героиновых дневников». Секс и наркотики только без рок-н-ролла. Я упаковал бас и решил проспать остаток ночи.