Текст книги "Список"

Автор книги: Крис Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Дом Дэнни Шореза. Сент-Маркс, округ Вакулла, Флорида

Адвокат оказался довольно молодым, но уже сильно располневшим, неопрятным человеком с нездоровым, почти багровым цветом лица – что было неудивительно в такую жару, но все же недвусмысленно свидетельствовало о не слишком-то крепком здоровье. От него пахло спиртным, хотя вечер еще не начался. В отличие от миссис Мэнли, он даже не попытался предложить агентам выпить. Рубаха его была расстегнута, демонстрируя во всей красе бледный пузырь навалившегося на брюки живота.

– Слушайте, мне нечего скрывать! – рассмеялся Шорез. – Отношения с Джонни Сперанзой, скажете тоже! Какие у меня могут быть отношения с этим парнем, я же не голубой! Просто я пытался с ним договориться!

– О чем?

– Ну, как вам сказать… Пересмотр дела, назовем это таким образом.

– В связи с чем? Открылись новые обстоятельства?

Шорез нагловато улыбнулся – впрочем, возможно, что просто нетрезво. Он даже подмигнул Скалли, задавшей этот вопрос, и ту буквально передернуло от отвращения.

– Зачем обязательно новые? Можно и старые интерпретировать иначе, было бы желание…

– А у вас оно появилось?

– Ну да.

– Откуда вдруг?

– Видите ли… В свое время я представлял в суде Нича Мэнли. Ну, вы знаете. Я тогда был совсем молодым человеком, двадцать шесть лет, это было мое первое дело такого масштаба… Меня назначил суд. До этого я и не знал толком, как защищать смертников. Хотя, скажу вам честно, там и любой спасовал бы. Да еще этот кретин так вызывающе держался… В общем, мы проиграли, и этот болван решил, что я виноват во всех его бедах. А меня действительно мучила совесть!

– При чем тут Сперанза?

– Очень просто. Вы, конечно, слышали про список Нича? Те, кто присутствовал при казни, разнесли этот слух по всей округе. И я совсем не исключаю, что этот придурок мог зачислить туда и меня по старой памяти. Он же злопамятный, как дьявол! Вы его знали при жизни?

– Нет.

– Ваше счастье. Знакомство с такими особями не способствует воспитанию возвышенных чувств. Но со Сперанзой они дружили, это тоже не секрет. А тут пошел шепоток, что какие-то сообщники Нича на воле взялись и впрямь убивать тех, кого перед смертью, так сказать, проклял этот скунс. И вот я решил попробовать помочь его другу… не знаю, как сказать. Чтобы показать свои… дружеские чувства, что ли…

– Загладить вину? – очень серьезно спросил Молдер.

– О! – воскликнул Шорез, – Именно! Вы прекрасно сформулировали. Извините, я выпью немножко… – он поднялся и, шаркая домашними туфлями, подошел к бару. Нацедил себе в бокал пальца на три бурбона, поразмыслил о чем-то, поколебался, а потом, не разбавляя и не кинув в бокал ни кубика льда, выпил залпом. Вернулся на свое место.

– Вы очень напуганы? – почти участливо спросил Молдер.

Лицо Шореза стало очень серьезным, и ответил он не сразу.

– Пожалуй, да, – честно признался он.

– Вы и впрямь полагаете, что ваша помощь Сперанзе заставит сообщников Нича пересмотреть его решение? – спросила Скалли, – Если, конечно, предположить, что относительно вас принято такое решение.

– Я просто пытаюсь спастись, – ответил Шорез, – А что до Сперанзы… Я и вдове Нича хотел помочь. Приехал позавчера и предложил попробовать похлопотать о пособии… тут я тоже мог бы… То есть только хотел предложить, – Шорез хихикнул. Он быстро пьянел прямо на глазах, – Меня выпер оттуда в тридцать секунд этот ее новый парень… Выхватил пистолет и размахивал у меня перед носом, пока я не влетел обратно в свою машину… кричал, что не позволит мне приставать к бедной одинокой женщине…

– У миссис Мэнли есть парень?

– Да, здоровенный такой бычище, в тюрьме работает. Один из ближайших помощников Сэма Бакли.

– Молдер… – потрясенно сказала Скалли.

Через пару минут их уже не было в доме адвоката Дэнни Шореза.

Оставшись один, Шорез совсем скинул с себя рубашку – неряшливо, прямо на пол, ничуть не заботясь о ней; потом налил себе еще выпить. Сделал добрый глоток. Прямо с бокалом, не разуваясь, улегся на тахту, сопя и как-то всхлипывая горлом. Придерживая бокал рукой, поставил его себе на лоб. Закрыл глаза. Лоб пылал. Донце бокала было приятно прохладным.

Зажужжала муха. Потом вторая. Зато первая умолкла, и Шорез почувствовал щекотное шевеление на щеке. Хлопнул себя по щеке рукой, но промазал. Теперь снова загудели обе мухи. Шорез открыл глаза. Стакан выпал у него из руки. Крикнуть он не успел.

Парочка от души резвящихся, красиво отливающих зеленым глянцем, проворных Lucilia illustris – это было последнее, что он видел и слышал в своей жизни.

Ист-Пойнт, округ Леон Тюрьма штата Флорида

Сэм Бакли вошел в камеру Джонни Сперанзы с широкой, открытой улыбкой на осунувшемся лице.

– Здорово, Джонни, – сказал директор тюрьмы. – Здорово.

Если бы к нему в камеру в обнимку со своей Моникой забрел с предложением выпить по баночке пива президент Соединенных Штатов и немедленно впрямь проста-вился бы – Джонни Сперанза не изумился бы сильнее. Он вскочил. У него слегка отвалилась челюсть.

Впрочем, лишь на мгновение.

– Здорово, босс, – ответил он, и проволочная голова его задралась подбородком кверху гордо и непобедимо.

– Сядь, сядь, не вскакивай. Я пришел, чтобы сделать тебе одно доброе дело.

– К-как это?

– Я хочу быть на твоей стороне. Понимаешь?

Джонни Сперанза помолчал, собираясь с мыслями. «Ну и дела, – подумал он. – То Шорез, теперь сам Бакли… Что творится?»

– Нет, – сказал Сперанза.

– Ну что ты, – директор тюрьмы улыбнулся еще шире, – Все очень просто. Ты симпатичный парень, и я хочу, чтобы все было по справедливости. Я ведь очень справедливый человек. Подумаешь, побаловался неловко с девчонкой… Они сами хвостом вертят сперва, а потом изображают недотрог, я-то знаю… Вот что, Джонни. У меня к тебе предложение. Я попробую добиться пересмотра твоего дела. Свяжусь кое с кем в Таллахасси, надавлю даже… у меня есть связи, не думай, что я из тюрьмы нашей носа не кажу и меня никто не знает наверху.

– А что потребуется от меня? – хрипло спросил Сперанза.

– А ничего. Ничего особенного. Просто придержи собак. Помоги мне, а я помогу тебе, вот и все.

И Сэм Бакли подмигнул Сперанзе, как свой – своему.

Это добило Сперанзу. Он совершенно не понимал, о чем речь, но, набравшись наглости, ответил, как хозяин:

– Ну ладно…

Сэм Бакли внимательно посмотрел ему в глаза (Джонни вылупился на него со всей возможной самоуверенностью), кивнул, словно бы удовлетворившись результатами своих наблюдений, и вышел. Загремел ключ в замке.

Бакли шел по коридору, и мускулы его лица ломило от улыбки, которую он, словно долгую судорогу, так до сих пор и не мог прекратить. Его тошнило. Тошнило от собственной подлости, гнусности, трусости… Он своими руками придушил бы, будь его воля, этого подонка, этого вонючего скунса… Но Сэм Бакли хотел жить. Сэм Бакли нужен был своим детям. Ради своей жизни и ради детей он готов был хоть самого сатану целовать в задницу.

Дом миссис Мэнли, Сент-Маркс, округ Вакулла, Флорида

Стремительные тропические сумерки подходили к концу, со слепящей быстротой сменяясь бархатной тьмой ночи, когда Винсент Пармелли под множественный перезвон цикад подъехал к дому Даниэлы и остановил машину. Вышел. По-хозяйски прошел в дом.

Впрочем, встретили его неласково.

– Почему ты так поздно? Где ты был?

Пармелли понял, что снова предстоит либо скандал, либо истерика. Он глубоко вздохнул, беря себя в руки и готовясь к худшему. Он очень устал.

– Гулял, – ответил он.

– Гулял? Почему так поздно? Где? Я звонила в тюрьму – мне сказали, что твое дежурство кончилось три часа назад! Почему ты не поехал домой сразу?

– У меня были дела.

– Какие у мужчины могут быть дела в такое время?

– Какое такое время? До полуночи еще далеко… Ты что, ревнуешь? – он неуклюже, из последних сил попытался разрядить обстановку и превратить вулкан хотя бы в фонтан. Нет, ничего не получилось.

– Дурак. Идиот. При чем тут секс? Подойди-ка к кухонному окну! Вон, смотри, видишь – машина? Она там стоит минут двадцать. А знаешь, чья это машина? Тех федиков, которые приезжали днем. Глупые агенты ФБР приезжали сюда снова, расспрашивали о тебе, говорили, будто ты едва не застрелил какого-то адвоката прямо у меня перед домом…

Это меняло дело. Усталости как не бывало. Пармелли мягко и неслышно, словно громадная черная пантера, подобрался к окну. Да, действительно. С обратной стороны дома, в переулке маячил «таурус» этих столичных пижонов. Некстати.

– Ты же говорил, что про нас никто никогда не узнает!

– А почему, собственно, про нас не должны знать? Раньше или позже мы поженимся…

– Не смей так говорить! Прошло лишь одиннадцать дней!

– А сколько надо? – жестко спросил он, сразу поняв, что она имеет в виду. – Сорок? Опять его предсмертный бред тебе покоя не дает, Даниэла? Да?

– А если это не бред? Если это не бред?!

В темноте кухни, едва нарушаемой серебристым светом фонарей снаружи, он видел, что Даниэлу колотит дрожь. Как это она сказала днем? Котенок на ветру…

– Иди ко мне, котенок, – сказал он тихо. – Я укрою тебя от ветра.

Он любил эту женщину. Глупость какая. Истеричная, взбалмошная, то ли до сих пор влюбленная в своего громилу, то ли вообще не способная любить… А вот поди ж ты. И ведь ей не прожить без меня, думал он. Не вытянуть. Жизнь – жестокая гонка, в которой все стремятся обогнать друг друга любой ценой, но никто не стремится докатить до финиша первым. Просто каждый хочет ехать как можно дольше и обгонять как можно больше и чаще. Если у тебя лопнула шина или заглох мотор, к тебе бросаются не техники с запчастями, а грабители, чтобы тебя растащить на запчасти. А уж если ты – женщина… вдова казненного… Винсенту Пармелли было жалко эту истеричку едва ли не до слез. Наверное, если бы жизнь ее была нормальной, и она сама была бы нормальной.

«Хотя, – подумал Пар мел ли, кладя огромные ладони на хрупкие плечи, – это же самое мог бы сказать о себе каждый ненормальный.»

И Скалли, и Молдер отчетливо видели, как Винсент Пармелли подъехал к дому, вышел из машины и открыл дверь своим ключом. Некоторое время оба молчали. Все снова казалось очень ясным.

– Если женщине становится одиноко, – философски изрекла Скалли и провернула ключ зажигания, – ей некогда дожидаться реинкарнации мужа.

Ист-Пойнт, округ Леон Тюрьма штата Флорида

Сэм Бакли, почему-то избегая выпускать документы из рук, сам перебирал регистрационные документы своих подчиненных, а агенты ФБР, голова к голове, точно влюбленные голубки, следили за мелькающими перед ними фотографиями персонала.

Впрочем, выражения на их лицах были отнюдь не голубиные.

– Этот, – сказал Молдер.

– Да, – подтвердила Скалли.

– Винсент Пармелли, – сказал Сэм Бакли. – Тридцать два года, уроженец Иллинойса, некоторое время работал в полиции. У тамошнего начальства на хорошем счету. Был ранен и переведен на более спокойную,директор тюрьмы кривовато усмехнулся, – работу. Вы своими глазами видели его со вдовой Нича?

– Да, – ответила Скалли. Молдер только кивнул. – То есть не с нею, но… он вошел в ее дом, как человек, который там живет.

– Совсем забавно, – процедил Бакли и поднял трубку местного телефона. – Джози… Цыпонька, сделай мне срочно график дежурств Винсента Пармелли за последние две недели. Когда приходил, когда уходил… Срочно.

Положил трубку.

– И еще, – нерешительно проговорила Скалли.

– Да?

Она покусала губу.

– Я не рассказывала, но в первый же наш визит сюда, вчера… Этот человек подловил меня в темном углу… не усмехайся, Молдер, именно так!..

– Я и не думал усмехаться.

– И рассказал про список Нича. Собственно, от него я впервые и услышала это слово – список. Именно Пармелли навел меня на Рока.

– Так он и был связан с Роком! – удовлетворенно воскликнул Сэм Бакли и от избытка положительных чувств даже прихлопнул ладонью по личному делу Винсента Пармелли, лежавшему на его столе поверх других.

– А вы не думаете, – спросила Скалли, – что он не только связан с ним? Что он-то и убил Рока?

Сэм Бакли оттопырил нижнюю губу. Почему-то он не знал, что сказать.

– Я не так хорошо знаком с этим Пармелли, – промямлил он затем. Его замешательство было совершенно необъяснимым. Наверное, просто давало себя знать напряжение последних дней. И Скалли, и Молдер чувствовали, что у них в мозгах тоже распрямились все извилины и там не осталось уже ни единого поворота, из-за которого могла бы выскочить какая-нибудь неожиданная, свежая мысль. – Его перевели к нам каких-то полгода назад. Добросовестный, исполнительный… Вроде бы – честный. По-моему, толком он ни с кем за это время не сблизился… – Бакли опять криво усмехнулся, – За исключением жены Нича, похоже. Нет, не могу сказать определенно. Не исключено…

– Согласно показаниям адвоката Нича, на днях Пармелли выгнал его из дома миссис Мэнли, угрожая оружием, – уточнила Скалли.

– Что-о?!

– Именно так.

– Что это за адвокат Нича?

– Вы не помните? Дэнни Шорез.

Лицо Бакли дрогнуло, словно поверхность лужи, в которую кинули камень. Круги еще не пошли, но первое сотрясение всегда заметно, если присмотреться внимательно.

– Вы его знаете? – уточнила Скалли.

– Теперь его все знают, – после небольшой паузы ответил Бакли и тяжело вздохнул. – Интересно все скрутилось… Час назад Дэнни Шорез был найден мертвым в собственной квартире. Задушен.

– Господи, – сказала Скалли, – Мы же разговаривали с ним не более четырех часов назад…

– Он был дома один?

– Совершенно один. И довольно пьян.

– И сильно напуган чем-то, – добавил Молдер.

– Так, – сказал Сэм Бакли, – Когда, вы говорите, Винс Пармелли приехал к Даниэле?

– Минут через двадцать – двадцать пять после того, как подъехали к ее дому мы.

– Вы ехали туда прямо от Дэнни?

– Да?

– Если Винс тоже ехал туда прямо от Дэнни, как раз этих двадцати минут зазора ему вполне хватило бы, чтобы придушить Шореза. Дело-то, прости Господи, недолгое.

Несколько мгновений все трое молчали. Дикое, нелепое следствие, напоминавшее ледяную скользкую плоскость без единой зацепки, вдруг на глазах принялось пучиться, обретать определенные и отчетливые очертания, даже рычаги, за которые вполне можно было хвататься и рулить дальше… Так в перенасыщенном растворе, мгновение назад еще прозрачном, внезапно начинают расти кристаллы, наглядно и неопровержимо свидетельствуя о том, что это именно раствор, а не вода и не жижа, и даже не просто раствор – а вот такой-то и такой-то… Наконец-то. Даже Молдер ощутил облегчение. А уж Скалли…

А уж как это все было приятно Сэму Бакли – не мог знать никто, кроме самого Сэма Бакли.

– По-моему, – подал голос директор исправительного заведения Ист-Пойнт, – сейчас самое время арестовать Винсента Пармелли.

Дом миссис Мэнли, Сент-Маркс, округ Вакулла, Флорида

Даниэле Мэнли на спалось.

То ли было очень уж душно…

Но в это время года всегда душно.

То ли было очень уж страшно…

Но она уже забыла время, когда ей не было по тому ли, но другому ли поводу страшно, а частенько и очень страшно. Чего стоили одни дружки Нича, гуляющие как ни в чем не бывало на воле. От них так просто не отделаешься… А копы?

То ли потому, что она не пустила Винса к себе в постель, хотя ей самой очень этого хотелось…

Но она все равно не смогла бы ничего, потому что постоянно ощущала на себе взгляд мужа. Это бывало и прежде, когда он просто сидел в тюрьме; но со дня его казни – постоянно.

Она, в сотый раз рывком перевернувшись с одного бока на другой, открыла глаза, надеясь обмануть природу и бессонницу: полежать минуту с открытыми глазами, а потом закрыть их снова, и тогда получится, будто она только что легла, а не крутится среди пропотевших простыней без сна вот уже второй час. Когда только что лег – уснуть легче, чем когда крутишься второй час. Это знает всякий.

Нет, напрасно она открыла глаза.

В темном проеме двери, ведшей из спальни в коридор и дальше на кухню, стоял Нич.

Даниэла зажала себе рот обеими ладонями, чтобы не закричать.

Муж был такой же, как всегда – угрюмый, молчаливый и вечно недовольный. Вечно осуждающий. Он смотрел исподлобья, и все про нее знал. Его глаза не ведали ни ласки, ни пощады.

Даниэла села в постели, опустив ноги на пол, а руки – на колени. Ее снова заколотило.

– Нич… – тихонько, совершенно беспомощно произнесла она.

Муж презрительно глянул на нее напоследок, а потом молча повернулся и вышел. Растворился, утонул в темноте коридора.

В голове у Даниэлы мутилось. Из последних сил она попыталась собраться с мыслями.

И тогда все поняла.

Винс Пармелли тоже не спал. С тяжелым сердцем он стоял у кухонного окна, опираясь огромными руками о подоконник, сутуля необъятную, бугристую от мышц спину, и глядел в ночь. «Ничего не получится у нас с ней, – думал он, – Все бесполезно. Чудес не бывает. Два года она была замужем за этим скунсом, и потом еще одиннадцать лет он сидел в тюрьме, а она носилась то к нему, то от него – и даже теперь он не оставляет ее в покое. Наверное, она и впрямь чуть-чуть спятила. Мне ее не отогреть.»

– Это ты… – негромко сказала женщина, неслышно подойдя сзади.

Он обернулся. Хотел шагнуть к ней – но его взгляд напоролся на пистолет в ее руке, направленный ему прямо в грудь. Он рефлекторно замер.

– Даниэла, ты что? – он постарался говорить как можно спокойнее и не делать вообще никаких движений, только руки нарочито показывал так, чтобы сразу было видно – они пусты. Сработал опыт переговоров с подонками.

– Не подходи ко мне! – выкрикнула она, хотя он даже не пытался приблизиться к ней.

– Даниэла…

– Я его только что видела, – проговорила она.

– Кого? – похолодев, спросил он, хотя сразу понял, кого она имеет в виду. У нее был совершенно безумный взгляд. И совершенно замученный.

– Он постоял и ушел сюда. А тут – ты… Как я сразу не поняла. Ты – это и есть он.

– Даниэла, успокойся… ради Бога, успокойся. Не говори ерунды и не делай глупостей.

– Это ты, да?

Краем глаза Винсент Пармелли увидел приближающийся свет фар, потом – еще. Прямо напротив ворот в их сад остановились две полицейские машины.

– Даниэла, спрячь пистолет… Там полиция.

– Как же я сразу не поняла!

– Даниэла, там полиция! Убери пистолет! Тебя посадят, как его посадили!

Даже сейчас он думал не о себе, а о ней.

– Ведь можно было сразу догадаться… Как ты дотрагивался до меня, как ласкал… как звучал твой голос. Ты специально вернулся соблазнить меня, а потом казнить за то, что я тебе изменила! Тварь! Ублюдок проклятый! Я тоже в твоем списке, да? Говори! Да?!

– Миссис Мэнли! – донеслось снаружи. – Откройте! Это федеральная полиция, немедленно откройте!

Ей было не до того.

Только у Скалли хватило ума вместо того, чтобы молотить кулаками в дверь, сделать пять шагов до окна и заглянуть внутрь. Ни жалюзи не были опущены, ни занавеси не были задернуты – иди и смотри.

Обратные пять шагов Скалли преодолела в три прыжка.

– Она навела на Пармелли пистолет.

'rf Ломаем дверь!

– Миссис Мэнли, мы вынуждены выломать дверь!

– По счету «три»! Раз… Два…

– Я больше не могу! Слышишь, Нич? Я больше не могу! Убирайся обратно туда, откуда пришел!

Даниэла спустила курок. Потом еще раз. И еще дважды.

Агенты ФБР и полицейские ворвались в кухню как раз чтобы увидеть, как корчится, затихая, Пармелли, и чтобы, профессионально раскорячившись, со всех сторон взять на прицел неподвижно стоящую одинокую женщину с пистолетом в бессильно опущенной руке. И чтобы нестройным хором кричать:

– Бросай оружие!

– Кому сказано!

– Будем стрелять!

– Быстрее врача сюда!

Пистолет выпал из руки Даниэлы Мэнли и с оглушающим стуком ударился об пол.

– Это был Нич, – сказала женщина тихо. – Он вернулся. Я не хочу.

И она заплакала.

Ист-Пойнт, округ Леон Тюрьма штата Флорида

– Поднимайся, Джонни, – нехорошо улыбаясь, сказал охранник. – Поднимайся, лохматый, успеешь еще нахрапеться.

– Что такое? – ничего не понимая спросонок, пробормотал Джонни Сперанза. Спустил ноги с койки. – Что такое, а?

– Пошли, пошли. С тобой тут хотят потолковать.

– Ночью? Почему ночью?! Никуда не пойду! Я свои права знаю!

– А вот сейчас я тебе напомню и твои обязанности… – и охранник вполсилы, но с хорошим оттягом огрел Сперанзу резиновой дубинкой по почкам.

Сперанза охнул и понял, что спорить не время. Ну ладно. Когда директор Бакли сдержит свое слово, он, Сперанза, свое возьмет. Он безропотно подставил руки, чтобы на них застегнули браслеты, сам с наслаждением представляя, как, выйдя на волю, подстережет этого ублюдка где-нибудь и накуражится вдоволь. А лучше бы у того была дочка лет тринадцати. Надо будет первым делом узнать, нет ли у него дочки. Неважно, сколько лет пройдет– три, пять… Бакли – порядочный мужик, обычно раньше или позже он держит слово. А на память Сперанза никогда не жаловался.

Правда, совершенно непонятно, что ему от Сперанзы то в обмен надо. «Придержи собак…» Но, в конце концов, суметь дать понять, что ему надо, – это не проблема Сперанзы, а проблема самого директора. Не сумел – пеняй на себя.

– А почему в душевые? – не удержался от вопроса Сперанза.

– А потому что там хорошо, – оскалился охранник. Такое Сперанзе не понравилось, но в данный момент это была только его проблема никого, похоже, не волновало, что ему нравится, а что нет. «Сволочной мир, – подумал Сперанза совершенно искренне, – какой сволочной мир. И все люди в нем – сволочи.

Особенно копы и охранники.»

Увидев в душевой не кого-нибудь, а именно директора Бакли, Сперанза в первый момент обрадовался.

– Привет, Джонни, – ласково сказал директор, когда охранник, продолжая усмехаться, вышел. – Ты, верно, уж спал? Ну, извини.

Сперанза так растерялся, что не ответил. Просто не придумал, что тут ответить. Со стороны главного начальника в тюрьме – это было уж слишком. Это уж походило на издевку.

Через минуту он понял, что так оно и есть.

Сэм Бакли с отвращением и ненавистью мерил взглядом мерзкого коротышку, вонючего скунса, насильника и убийцу несовершеннолетних, прекрасно знающего все свои существующие и несуществующие права, – и оттого, что всего лишь несколько часов назад он, директор, порядочный и положительный человек, вынужден был заискивать перед ним, удесятеряло и ненависть, и отвращение. Сэм Бакли слетел с катушек. У него не было сил бороться с искусительным желанием раздавить наконец этого слизняка. Эту тварь. Эту… эту мушиную личинку.

Забыть свое унижение перед Сперанзой Сэм Бакли мог одним-единственным способом: отомстив за это унижение. Достойно отомстив.

– Слышал, что нынче случилось с твоим дружком Пармелли?

– Пармелли? Это из охраны? Какой он мне дружок? Он мне вовсе не дружок.

– А кто тебе дружок? Нич? А вот Пармелли, оказывается, последние дни сильно косил под Нича. А мы-то тут всполошились!

– Как это – косил?

– А ты не знал?

– Да откуда мне знать?! – уже не на шутку занервничав, вопросом на вопрос ответил Сперанза. Что-то произошло, а он не знал. Что-то сильно изменилось. Опять стало непонятно, как себя вести.

– Я думал, есть откуда. Ведь это ты вместе с Пармелли пудрил нам мозги этим дурацким списком.

«Так вот в чем дело», – подумал Сперанза; ему показалось, что он уразумел наконец суть происходящего. И проговорил:

– Список действительно есть. И в нем сейчас остался один-единственный…

Директор Бакли осклабился.

– Все, Джонни, кончился ваш список. Теперь пошел мой. И начинается он, Джонни-бой, с тебя.

Первым же ударом директор Бакли сломал Сперанзе челюсть. А потом, начав бить ногами, он снова уже не смог остановиться, потому что с каждым криком корчащегося на кафельном полу человечка директор ощущал себя все свободнее. А ведь сказано даже в Конституции США: все люди рождаются равными, свободными и наделенными стремлением к счастью.

И каждый стремится к нему, как умеет.