Текст книги "Убить Хемингуэя"

Автор книги: Крейг Макдоналд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Криди

Он начал бегом спускаться по лестнице, как только увидел, что Полсон направляется к входной двери в Дозорный дом. Выскочил на лужайку, промчался через дорогу и побежал наверх по холму к Дозорному дому.

Все теперь пошло наперекосяк – или грозило пойти наперекосяк. Один несчастный случай можно как-то покрыть. Но списать на помешавшуюся вдову три трупа, и все с огнестрельными ранениями, будет трудно, а в этом может возникнуть необходимость, если Мэри в самом деле пристрелит Ласситера или Полсона.

Черт, профессор угрозы не представлял, но Ласситер? О нем поговаривали, что он ходит с винтажным кольтом и довольно свободно прибегает к его услугам. Если Мэри начнет с того, что уложит Ласситера, тогда, возможно, ситуация изменится.

Если это произойдет, Мэри, возможно, избавит Криди от необходимости организовывать для нее «самоубийство». Вместо этого он сможет дать ей хорошую порцию зелья из бутылки из-под виски, что у него в кармане. Тогда Мэри будет петь песни, которые он вздумает вложить в ее голову, пока окончательно не лишится последних капель рассудка.

Криди стоял в коридоре Дозорного дома и взвешивал варианты. Он мог видеть спину Ричарда и заметил, что тот трясется. Криди принял решение. Он вышел, обошел дом и прижался к стеклу окна кладовой, чтобы наблюдать за Ласситером. Если тому суждено умереть, Криди хотел это видеть.

Мэри

Явный ужас ученого заставил вдову улыбнуться.

Да, ученый мудак, ты должен меня бояться! Я хочу, чтобы это выражение всегда было в твоих глазах – страх!

Мэри опустила ружье и приложила палец к губам, требуя от Ричарда молчания.

Не делай ничего неприятного, старушка, сказала Мэри себе. Выясни сначала, не сговорились ли Полсон с Ласситером. Ведь пристрелить эту парочку можно и позже. Времени будет сколько угодно…

Гектор

Процесс был медленным и трудным. Гектор бережно разворачивал каждый листок, исписанный почерком Хема, осторожно возвращал рукопись в отведенное для нее отделение. После длительных поисков, с остановками то там, то здесь, чтобы насладиться кусками прозы Хема, в которой все еще чувствовалась его былая магия, вспоминая сорок лет дружбы, ссор и поздних ночных разговоров за выпивкой, Гектор нашел оригинал «утерянной главы» о нем. Он также нашел несколько собственных отрывков, которые не рассчитывал когда-нибудь еще увидеть, – неподписанные рассказы, которые наверняка были в украденном чемодане Хема. Очевидно, Мэри решила, что это написал ее муж.

Что, черт возьми, происходит?

Как могли давно украденные рукописи Гектора оказаться одновременно на коллекционном рынке и в подвале Хемингуэя? Какого черта?

Гектор, тихо чертыхаясь, продолжал копаться. Он не нашел здесь всего, что потерял в Париже в 1922 году, но несколько рассказов нашел, причем с рукописными пометками на полях вроде бы почерком Мэри: «Сохранить для первого сборника Папиных рассказов, не вошедших в ранние сборники» или – и это встревожило Гектора сильнее – «Изменить имя героя на Ник Адамс для возможной антологии Адамса».

Милостивый боже,он не мог позволить, чтобы его произведения публиковались как юношеские работы Папы. Господи…

В конце концов, уверившись, что он выбрал все, что принадлежит ему, Гектор полез глубже и обнаружил довольно большую рукопись, касающуюся политических дел на Кубе, которая на первый взгляд показалась ему порочащей Эрнеста несколько странным образом. Из рукописи можно было сделать вывод, что Эрнест являлся своего рода фиделистом,апологетом Кастро.

Все еще стоя спиной к двери, Гектор засунул рукопись за ремень своих слаксов сзади, где бы ее не было видно под спортивной курткой.

Тут он повернулся, и сердце его упало.

Перед ним стояла Мэри – с ружьем, направленным ему в голову. Руки не дрожали, глаза дикие. За ней стоял Полсон, у этого глаза были расширенными и ненавидящими.

Голосом, охрипшим от алкоголя и таинственного зелья, Мэри сказала:

– Спрашивай меня! Спроси меня о том, что вы оба так хотите знать. Валяй, Лассо… профессор… задавай вопрос, который вы всехотите задать!

Гектор поднял руки и вспомнил, как он впервые увидел Мэри – на аэродроме в Гаване в 1959 году. Тогда ему показалось, что она немного не в себе. Теперь он подумал – не повлияла ли близость к Хему, особенно в его последние безумные дни, на без того хрупкий рассудок Мэри? Не подпитывали ли ее боль Хема и его переменчивый темперамент? Его злость и нерациональность? Гектор облизал губы и подумал. И если так, то не тоскует ли она об этом настолько, что попытается все вернуть, пристрелив меня?

Он взглянул поверх ее плеча на Ричарда. Неужели профессор снова подмешал Мэри зелье, привел ее в безумное состояние? Возможно. Или он сам употреблял это зелье, потому что выглядел таким же безумным, как и Мэри: сильно вспотел и странно раскраснелся. Зрачки Мэри и Ричарда были величиной с десятицентовик. Ричард таращился в затылок Мэри, как будто мог просверлить его своим злым и испуганным взглядом.

Мэри этого всего не видела, она смотрела поверх ружья на Гектора. Ее щеки дергались, как будто ею управляла какая-то сила, которая старалась взять свое и явно одерживала победу.

– Тебе даже не нужно ничего говорить, – сказала Мэри. – Я все вижу по твоим глазам. Убила ли я старого негодяя? Черт бы все побрал! Да! Да, я убилаЭрнеста!

Они стояли в тесной комнатушке, Гектор все еще в самом низу, под прицелом ружья Мэри. Мэри – ступенькой выше, Ричард за ней и еще чуть повыше. Слова Мэри эхом отлетели от стен. Гектор и Ричард пытались переварить это признание.

Мэри заявила это с неистовой гордостью. Гектор почувствовал, как подгибаются колени, и ощутил страх за свою жизнь.

Этот безумный ученый теперь торопливо записывал ее признание в свой блокнот, даже когда палец Мэри начал подрагивать на первом курке.

Самое настоящее безумие.

Гектор подумал: я действительно сейчас умру, и ничего с этим не поделаешь. Милостивый боже!

Теперь все тело вдовы тряслось. Она шагнула вперед, как будто хотела прижать стволы к голове Гектора, прежде чем отправить его в небытие.

На секунду Гектор подумал, какие появятся заголовки в газетах. Наверное, что-нибудь вроде «Друг Хемингуэя убит в футе от того места, где умер Папа»… Возможно, даже выскажут предположение, что он умер, имитируя Хема. Мать твою!

Тут глаза Мэри закатились, и она потеряла сознание.

Гектор поймал ружье, прежде чем оно упало на пол и случайно выстрелило.

Теперь ружье было в его руках. Гектор поднял глаза и увидел, что ученый замер и смотрит на него. Гектор попытался обуздать свой собственный адреналин – это же надо, быть так близко к смерти от руки Мэри… Он снова взглянул на Ричарда. Гребаный ученый всеслышал. Что теперь Гектору делать с этим клятым ученым?

Ричард трясся как осиновый лист. Он это получил, он получил признание, которое собирался вытрясти из Мэри. Но, бог мой, как она это сказала… это было мрачное, более драматическое признание, чем он когда-либо мечтал получить от вдовы. И Ласситер тоже слышал. Черт бы все побрал!

Увидев ружье в руках Ласситера и вообразив, что он может направить его на него, Ричард завизжал и побежал вверх по ступенькам.

Гектор чертыхнулся. Когда входная дверь захлопнулась за удирающим ученым, Гектор посмотрел, что такое с Мэри… она лежала с широко открытыми глазами и дергалась. Она напомнила ему обдолбанного наркомана, у нее даже пена на губах появилась. Что же, ситуация становится все мрачнее и мрачнее, не так ли?

Книга четвертая
Война мужчин

14. Фаворит

Огромное преимущество писателей в том, что они могут подглядывать за людьми.

Грэм Грин

Двое мужчин сидели друг напротив друга за столом. Немного превозмогая себя, Ричард смирился с мыслью: оба они – мужчины, привыкшие, чтобы их слушали. Люди прислушиваются к их словам, обоих можно назвать собирателями информации. Но, будучи профессором, Ричард полагался на метод Сократа: ставь вопрос и добивайся ответа. Человек, сидевший напротив него за столом, больше напоминал киноактера, а другой, ну, другой был больше похож на бандита.

Ричард понимал, что попал в чуждую среду. Испуганный и затюканный, Ричард поморщился, когда Криди наклонился к нему через маленький столик в пабе и сказал угрожающе:

– Ты меня разочаровываешь,Ричард. Ты сказал, что, после того как ты получил, чего добивался – этого признания Мэри в убийстве Хемингуэя, – после того как ты получил материал для своей драгоценной биографии, Мэри потеряла сознание. Горничной не было. Весь дом и этот Ласситер были в твоем распоряжении. Дверь в комнату с рукописями была открыта. Ты должен был раньше Ласситера выхватить у Мэри ружье, отправить его в ад, выполнить свое задание в комнате с документами, затем оставить их обоих там. Пусть местная полиция разбирается. Они бы решили, что Мэри Хемингуэй убила Ласситера. Ты бы остался чистым.

Нет, подумал Ричард. Так не могло произойти, даже если бы он мог убить Ласситера, а он знал, что на такое не способен. И Ханна знала, что Ричард вернулся в Дозорный дом. Он бы не смог все убедительно объяснить жене. И с его счастьем его приезд или отъезд обязательно заметил бы какой-нибудь сосед.

И вообще, теперь, когда у него было признание Мэри, он не мог рисковать своим собственным арестом или смертью от рук помощников этого человека. Кроме того, теперь Ричард уже видел кучу бумаг – кипы рукописей Хемингуэя, его письма. Настоящий кладезь. Ему хотелось вернуться туда, решительно все просмотреть. Подкрепить удивительное признание Мэри массой новых откровений Папы. С этой целью Ричард уже побеспокоился об оперативном просторе для себя. Он соврал Ханне, что возвращается в Бойсе раньше, чем он на самом деле собирался. Он снимет еще номер в гостинице, запасется хорошим вином, блокнотами и ручками. Он так же поступит и с этим человеком. Скажет ему, что возвращается в Бойсе, а сам будет планировать, как ему снова попасть в ту комнату с рукописями в Дозорном доме.

– Не было времени, – сказал Ричард. – Мы боролись из-за ружья…

Криди приблизился вплотную к его лицу:

– Это все вранье, Ричард. У меня в доме кругом жучки. Более того, я стоял прямо за Ласситером. Смотрел в окно. Слышал, как ты завизжал по-бабьи. Слышал, как ты топал по лестнице, удирая в ужасе. Слышал, как хлопнула дверь. Затем, выглянув из-за угла, я увидел, как ты бежишь из дома. Трус!

Криди сурово посмотрел на Ричарда, губы его кривились. Теоретически ему самому было довольно просто проникнуть в Дозорный дом. Опоить вдову, украсть ключ и не полагаться на пьяного, трусливого профессора.

Но в подобных ситуациях всегда предпочтительнее избрать короткий путь. Годились старые, испытанные методы. Найди мужика, который больше всех теряет, если влезет туда, надави на него посильнее, чтобы этот кретин именно так бы и поступил. С этого момента он навсегда принадлежит тебе с потрохами. Так что главное найти типа с такой отчаянной страстью, что он полезет туда без особого принуждения.

Типа вроде Ричарда Полсона.

Типа, который живет так близко к краю, так далеко от общепринятых норм и точек зрения, что, если он в один прекрасный день сорвется со скалы или вмажется в стену с печальными последствиями, никто не будет слишком удивляться и раздумывать, что именно столкнуло его со скалы.

Такие люди были определенно не в себе – одиночки, готовые в любой момент сорваться. От них этого ждут… потом качают головой, затем закрывают дело и забывают.

Да, именно таким образом нужно вести эту игру.

Ричард спросил:

– Вам от меня больше ничего не нужно? Мы ведь закончили, так?

К лицу профессора приклеилась такая полная надежды улыбка, что Криди захотелось его ударить.

Но вместо этого он улыбнулся:

–  Нет.Видишь ли, Ричард, если работаешь на меня, нечего и думать о конце. Я не увольняю людей, подать в отставку тоже нельзя. Но в случае неудачи? За неудачу наказывают. Последствия могут быть непредсказуемыми. А теперь я знаю, что ты способен мне соврать. Так что теперь тебе придется за многое отслужить.

Ричард слабо кивнул.

Криди спросил:

– Когда ты собираешься вернуться в дом Хемингуэя?

– Мне надо съездить в Бойсе. Но я вернусь через пару дней. Тогда и встречусь снова с Мэри. По крайней мере, собирался, если бы не сегодняшний день…

– Мэри ничего из этих событий не вспомнит… или почти ничего, – резко сказал Криди. – Она даже не вспомнит, что вы с Ласситером там были. У нее могут быть всплески памяти. Может вспомнить что-то по мелочи, но спишет это на сны или выпивку. Те, кто принимает это зелье, всегда так реагируют.

Ричард покачал головой:

– Зато Ласситер знает, что там случилось.

– Это так, – сказал Криди. – Но если у Ласситера есть свои цели и он заметит, так сказать, забывчивость Мэри, у него не будет оснований говорить ей о тебе или о том, что с вами со всеми произошло. Особенно из-за того, что он сам там повсюду шарил. Безвыходное положение – обе стороны могут пользоваться оперативным простором. Считай, что это вранье по общему согласию. – Криди был в этом уверен, он все предусмотрел.

– Я не знаю… – начал Ричард.

– Мне плевать, что ты думаешь и на что надеешься, и что ты «знаешь», как ты наивно полагаешь, Ричард, – сказал Криди. – Во всем этом у тебя нет никакого выбора. Ты принадлежишь мне.Я на тебя рассчитываю, Ричард. Ты ведь не захочешьснова меня разочаровать.

– Я понимаю, – сказал Ричард, чувствуя, как внутри него все скрутило. Ему захотелось найти бутылку и необитаемый остров.

– В самом деле важно, чтобы ты действительно понимал, Ричард. Потому что, если ты еще раз подведешь меня, ты потеряешь значительно больше, чем просто деньги.

15. Работа для лопаты

Когда у меня случаются неудачи, критика меня жалит. Я решаю, что больше никогда не стану писать пьесы. Но я аллигатор. Только аллигаторы остаются. Другие покидают воду.

Артур Миллер

Гектор сидел в своем углу в гостиной со стаканом «Уайт Бул» и думал о Мэри Хемингуэй. Он мысленным взором возвращался к маленькой сумасшедшей женщине, которая держала его на мушке и кричала: «Я убилаЭрнеста!»

Он не знал, что думать по поводу этого заявления. Одна часть Гектора почтиверила Мэри, другая списывала это как пьяный бред… как галлюцинацию безумной женщины.

Он ушел, уложив Мэри, которая все еще была без сознания, в постель. Горничная принялась названивать врачу.

Что, если Мэри будет продолжать этот бред? Говорить всем, кто станет ее слушать, что вышибла Хему мозги?

Гектор понимал, что ему, скорее всего, придется вернуться в Дозорный дом и проверить, как чувствует себя Мэри. Но она может снова взять его на мушку и на этот раз успеть нажать на спуск до того, как потеряет сознание.

Гектор отпил еще глоток из стакана и взвесил в руке книгу в бумажном переплете, которую захватил с собой, – единственный триллер Донована Криди в дешевом издании, который он нашел в проволочной корзине в местной аптеке.

Книга называлась «Убить Хрущева». На обложке гримасничающий мужик, слегка напоминающий Шона О'Коннери. Псевдо-Шон красиво ухмылялся, стреляя из автомата в лицо какого-то лысого, чересчур мускулистого типа. Шон стрелял, весь отдавшись сражению и не обращая внимания на полуголую блондинку, обвившуюся вокруг его торса. Черт, телка буквально висела на правой руке Джеймса Бонда. Милосердный боже…

Гектор посмотрел на корешок – «Силвер Медэллион Пресс». Он знал этого издателя. Парень много лет гонялся за Гектором, просил написать предисловие или аннотацию к его изданиям в бумажных переплетах. Однажды даже предложил включить его в выходные данные, что дало бы ему возможность сформировать свое крыло детективной литературы. Гектор ответил коротко: – Нет,твою мать …

Он отпил еще глоток и прочел первый параграф романа Криди:

Эстер Прил напоминала высокий бокал с выпивкой. У нее были привлекательные длинные волосы, голубые, как кобальт, глаза, и, черт, у нее было тело. И она знала, как этим телом пользоваться.

Гектор покачал головой. Он потянулся за ручкой, но вовремя остановился. Вместо того чтобы писать на полях, Гектор начал редактировать текст мысленно. Имя Эстер Прил не катило совсем.Если женщина была хороша, ее следовало назвать… может быть… Митци Бишоп.Верно, в этом есть нечто сексапильное. Ее надо сделать рыжей, с красивой грудью и крутыми бедрами. «Привлекательные волосы» не годится. Что касается остального, то подошло бы: «У нее были голубые глаза и привлекательная фигура». Это вполне сгодилось бы для читателей подобной макулатуры. Читателей, которым хочется только, чтобы герой скорее стащил с Митци платье и чтобы дальше под его утробное рычание шли три или четыре параграфа мягкой, но откровенной порнографии.

Тихонько фыркнув, Гектор швырнул книжонку на соседний столик. Пусть кто-нибудь из яйцеголовых развлечется.

Он сжал шею сзади и покрутил головой. Гектор сжег свою копию утерянной главы, а украденный оригинал спрятал в тайном отделении, которое устроил несколько лет назад в своей машине. Он также прочитал странную длинную рукопись, которую он выкрал из Дозорного дома, – путаный неоконченный роман, который читался как любовное письмо к Фиделю и Че Геваре. Подразумевалось, что автором сочтут Хемингуэя, но рукопись даже на пародию прозы Хема не тянула. Гектор сжег ее в камине в той комнате гостиницы, где останавливался Эрнест.

Хотя рукописи уже не существовало, Гектору отчаянно хотелось узнать, откуда она вообще взялась… как попала в подвал и, самое главное, кто, черт возьми, ее написал. Прочитав первый абзац книги Донована Криди, Гектор начал испытывать определенные подозрения относительно происхождения этой рукописи о Кастро. Вряд ли два разных писателя могли проявить столь одинаковую беспомощность, описывая привлекательных женщин.

Гектор приложился к своему слишком сладкому напитку, снял очки и потер уставшие глаза. Когда он стал видеть яснее, то заметил темноволосую женщину-ученого, которую уже не раз видел в гостиной. Он прищурился – черт, она вполне могла бы отвлечь его от мыслей о проклятой, возможно, преступной Мэри Хемингуэй.

Женщине не мешало бы причесаться. Это не было небрежностью, просто она не заботилась о прическе. Волосы длинные и распущенные, не по моде. Гектор не мог сказать наверняка, но, возможно, у нее была неплохая фигура под этими неудачными и плохо сидящими тряпками.

Гектор прекрасно знал свой вкус. Его всегда трогали хорошенькие женщины в беде. «Птицы со сломанным крылом» – как называл их его коллега по литературной халтуре Ян Флеминг. Но женщина-ученый, как показалось Гектору, грустила по собственному желанию – и, следовательно, не совсем подходила под его тип. Однако она могла знать кое-что о других яйцеголовых, которые в последнее время досаждали Гектору.

Она пила что-то на вид женское из высокого стакана.

Он допил свой напиток и жестом позвал себе в кабинку приятеля-бармена.

– Привет, мистер Ласситер.

– Привет, Дейв. Та женщина у стойки… что она пьет?

Бармен поморщился:

– Абрикосовую шипучку.

Гектора передернуло.

– Значит так, когда она прикончит эту дрянь, подай ей двойную порцию и покажи на меня пальцем, ладно?

Бармен кивнул и нахмурился:

– Она по-моему хорошенькая, мистер Ласситер. Но она была тут уже несколько раз. Кто-то вроде учительницы, так я думаю. Вы знаете, они собрались сюда на конференцию. – Бармен покачал головой. – Господи, ну и рот у этой дамочки.

Гектор недоуменно моргнул…

– Что? Ты хочешь сказать, что она вульгарна? Матерится?

– Я имею в виду, не закрывается. Никогда.

– А… Но все равно сделай то, что я прошу, идет?

– А как же. Еще один «Уайт Бул», мистер Ласситер?

– Господи, нет, – сказал Гектор. Дейв явно обрадовался. – Я пишу роман о сюрреалистическом искусстве, – объяснил Гектор. – А «Уайт Бул» – любимый напиток этой публики. Говорят, один сюрреалист изобрел этот коктейль в свою честь. Так что я пробовал его… из любопытства.

– И что скажете?

Гектор скорчил гримасу:

– Похоже на молочный коктейль, в котором молоко скисло. Господь, изобретая текилу, никогда не думал, что ее можно так изгадить.

– Так что вам принести, мистер Ласситер?

– На три пальца «Талискера» [21]21
  Сорт шотландского солодового виски.


[Закрыть]. Идет?

Дейв поднял большой палец.

– Претцелей желаете?

– С превеликим удовольствием.

Гектор открыл старый блокнот и начал просматривать некоторые записи, которые делал для себя в 1947 году.

Кто-то откашлялся у него над головой, заставив его поднять глаза.

– Гектор Ласситер, не так ли? – спросила она.

Он улыбнулся ученой брюнетке:

– Совершенно верно, мисс…

– Патриция Стилберн.

– Я видел вас здесь однажды, Патриция, – сказал Гектор. – Вы профессор?

– Штат Луизиана.

Гектор улыбнулся и жестом предложил ее сесть:

– Это там вы полюбили абрикосовую шипучку?

Она пожала плечами:

– Там ее делают из слив.

– Ну, мы же в Айдахо, наконец. – Он положил свой блокнот и ручку в нагрудный карман своей спортивной куртки.

Патриция улыбнулась и тихо сказала:

– Не говорите никому из моих ищеек-коллег, но я ваша большая поклонница, мистер Ласситер.

– Гектор. – Ее признание удивило его. Он даже спросил: – В самом деле? Вы моя читательница?

– В самом деле, – подтвердила она. – «Земля ужаса и страха» – одна из трех моих любимых книг за прошлый год.

Она не ошиблась в названии. Гектор подумал, что она действительно может оказаться его читателем.

– Как вы достали книгу? Насколько я могу судить, я ведь вне радара «Нортон антолоджи».

– Вы удивитесь. – Она отпила из чересчур высокого стакана и сказала: – Пару лет назад моя способная студентка написала доклад, который назвала «Гектор Ласситер и агония постмодернистского детектива». Она убедительно доказала, что вы – один из пионеров постмодернистской художественной литературы, хотя многие критики и относят вас к жанровым писателям.

– Умный ребенок, – сказал Ласситер. – К тому же девушка. А мне необходимо расширять круг своих фанатов.

– Разумеется, я уже имела представление о вас как о личности, – сказала Патриция. – Я многие годы специализировалась по Хемингуэю, поэтому знала о вашей связи с Эрнестом. Но именно доклад моей студентки сделал из меня вашу читательницу.

– Я должен признаться, – сказал он, – в тот вечер я подслушал, что вы здесь говорили. Я следил за вами, Патриция. (Она тогда сидела за столом с Ричардом Полсоном и другими учеными.)

Она улыбнулась уже несколько пьяной улыбкой:

– Почему?

– Потому что мне придется выступать перед парой сотен таких, как вы. Это пугающая перспектива для постмодернистского пионера и автора бульварного чтива со средним образованием.

Она помешала свой коктейль пальцем, выловила вишню, съела и сунула черенок в рот. Гектор прищурившись следил за ней. Она улыбнулась, вытащила черенок изо рта и уронила его на стол. Оказалось, что она языком завязала черенок узлом. Довольно тугим узлом, надо сказать.

Ну и ну,подумал Гектор.

– Прошел слух, что вы отделываетесь от всех ученых, кто пытается с вами заговорить, мистер Ласситер. Но вот мы разговариваем. – Она улыбнулась, заметив его реакцию на черенок.

Он закусил губу, оторвал взгляд от черенка и посмотрел ей в глаза.

– Ну, Патриция, бывает разговор, а случается и допрос. Последнее меня не интересует. И у этих «всех ученых» нет ваших глаз и улыбки. (И, – подумал он, – они не умеют проделывать такие фокусы с черенком вишни своими маленькими розовыми язычками.)

– Значит, мне должно льстить, что вы со мной разговариваете, Гектор? У этого разговора есть какая-то цель?

Гектор пожал плечами:

– Расскажите мне про этого Ричарда Полсона. Я его немного знаю, но недостаточно. Видел его вчера за вашим столиком.

Патриция улыбнулась:

– Он написал одну хорошую книгу о парижских годах Хемингуэя.

– Да, я читал. Не такой уж кошмар.

– Как близко Ричарду удалось подобраться?

Гектор улыбнулся:

– Наверное, довольно близко. Во всяком случае, он уловил дух времени.

– Расскажите подробнее, – попросила она, расстегивая сумку и доставая оттуда инкрустированный мундштук.

Гектор выудил свою старую «Зиппо» из кармана и дал ей прикурить. Она посмотрела на гравировку на зажигалке.

Гектору Ласситеру

«Одно настоящее предложение»

Э. X.

Ки-Уэст, 1932

– Боже мой, – воскликнула Патриция, – я читала об этой зажигалке и о вашей игре, когда вы заканчивали предложение друг за друга. – Она улыбнулась. – Знаменитое «настоящее предложение», когда вы с Папой выдавали друг другу идеально построенные предложения, открывающие бесспорную правду, изложенную экономно, просто и стилистически идеально.

Гектор, пожалуй, не так бы сказал, но суть она уловила.

– Попали, – сказал он.

– И надо же, тысяча девятьсот тридцать второй год. Они делали эти зажигалки надолго, верно?

– «Зиппо» предлагает бесплатную ремонтную программу, – сказал Гектор. Он заметил, как ее рука соскользнула с зажигалки на его пальцы. Ее тонкие пальцы поглаживали его руку. Ногти Патриции были выкрашены красным лаком, но обгрызены. Гектор еще не знал, двинется ли он в этом направлении в жизни, но в голову ему уже пришла первая строчка нового рассказа или романа: Когда ты начинаешь спать с женщиной моложе твоей зажигалки, ты знаешь, что сделал шаг в сторону печали.

Он запомнил фразу, чтобы обдумать позднее.

– Какую политику поддерживает Ричард? Он не за правое крыло?

Патриция сморщила нос:

– Господи, да нет. Мы почти все марксисты, а Ричард еще левее меня.

– Я всегда слышал, что все левые носят длинные волосы.

– Тогда зачем вы спрашиваете?

Гектор улыбнулся:

– Допустим, мне не хочется с вами расставаться, тяну время.

Она одарила его заслуженной улыбкой и склонила голову набок. Теперь она показалась Гектору более симпатичной. Сексуальный взгляд, полные губы, длинная шея.

И Гектор вдруг почувствовал, что ее нога прижалась к его ноге и слегка двигается вверх-вниз.

Она неожиданно нахмурилась:

– Сколько сейчас времени?

Гектор взглянул на свой «Таймекс».

– Без десяти двенадцать.

– Черт! – сказала Патриция. – Мне надо лететь… я провожу занятия в секции. «Хемингуэй и другие». Вроде как рассматриваем Папу через призму Юнга. Вы можете прийти, а потом…

Ее нога снова потерлась о его ногу.

Довольно приятно, но на секцию его терпения не хватит.

– У меня на ближайшие два часа есть дела. Так что боюсь, пойти я не смогу, дорогуша. Вы здесь на все время конференции?

– Да, – разочарованно сказала она. – Вы тоже?

– До грустного конца. Давайте продолжим позднее, идет?

Патриция улыбнулась:

– Договорились.