Текст книги "Кровавый меридиан"

Автор книги: Кормак Маккарти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

II

Через прерию – Отшельник – Сердце негра – Ночная гроза – Снова на запад – Погонщики скота – Их доброта – Снова в дороге – Повозка с мертвецами – Сан-Антонио-де-Бехар – Мексиканский бар – Ещё одна драка – Заброшенная церковь – Мертвецы в ризнице – У брода – Купание в реке

Настали дни, когда приходилось и побираться, и воровать. Порой за целый день пути не встречалось ни души. Край сосновых лесов остался за спиной, а впереди, за бесконечными болотистыми низинами, клонится к закату вечернее солнце, темнота настигает, как удар молнии, и трава скрежещет под холодным ветром. Ночное небо так усыпано звёздами, что черноте не остаётся места, и они падают всю ночь напролёт, описывая горестные дуги, но меньше их почему-то не становится.

Он старается держаться подальше от главной дороги, опасаясь на кого-нибудь нарваться. Всю ночь воют мелкие степные волки, и рассвет застаёт его в травянистой лощине, где он укрылся от ветра. Стреноженный мул стоит над ним и смотрит на восток, ожидая рассвета.

Восходящее солнце отливает стальным блеском. Тень от его фигуры верхом на муле простирается перед ним на целые мили. На голове у него шляпа из листьев – они высохли на солнце и потрескались, теперь он смахивает на пугало, что забрело сюда из сада, где отпугивало птиц.

К вечеру среди невысоких холмов он замечает косую спираль дымка, и ещё до темноты стоит в дверях землянки старика-анахорета, который обосновался здесь среди дёрна, как мегатерий. Одинокий, полубезумный, веки покрасневшие, будто глаза заперты в клетку раскалённой проволоки. Тело при этом далеко не измождённое. Он молча наблюдал, как малец одеревенело слезает с мула. Лохмотья старика развевались на сильном ветру.

Дым твой увидел, сказал малец. Подумал, может, у тебя найдётся глоток воды.

Старик-отшельник почесал грязную шевелюру и опустил глаза. Повернувшись, зашёл в землянку, и малец последовал за ним.

Внутри было темно и пахло землёй. На земляном полу горел костерок; из обстановки – лишь кипа шкур в углу. Старик шаркал в полумраке, склонив голову, чтобы не задевать низкий потолок из сплетённых и замазанных глиной веток. Ткнул пальцем – на земле стояло ведро. Наклонившись, малец достал из ведра выдолбленную тыкву, зачерпнул и стал пить. Солоноватая вода отдавала серой. Он пил и пил.

У меня там мул, могу я его напоить, как считаешь?

Старик стал постукивать кулаком о ладонь и стрелять вокруг глазами.

С удовольствием принесу свежей воды. Только скажи, где набрать.

Из чего ты собрался его поить?

Малец бросил взгляд на ведро и огляделся в сумрачной землянке.

Я после мула пить не буду, заявил отшельник.

А старого ведра какого нет?

Нет, вскричал отшельник. Нет у меня ничего. Он прижимал руки к груди и стучал кулаком о кулак.

Малец выпрямился, глянул в сторону двери. Что-нибудь да найду. Где колодец?

Выше по холму, по тропинке иди.

Темно уже совсем, ни зги не видно.

Там тропа протоптанная. Ступай, куда ноги поведут. За мулом ступай. Я не могу.

Малец вышел навстречу ветру и огляделся, ища мула, но мула не было. Далеко на юге беззвучно сверкнула молния. Он зашагал по тропе, где по ногам хлестала трава, и нашёл мула у колодца.

Яма в песке, вокруг навалены камни. Сверху сухая шкура, тоже придавлена камнем. Ведро из сыромятной кожи, сыромятная ручка, скользкая кожаная верёвка. К ручке привязан камень, чтобы легче было зачерпывать. Малец опускал ведро, пока верёвка не ослабла, а из-за плеча за ним следил мул.

Он трижды набрал ведро и держал его перед мулом, чтобы тот не расплескал воду. Потом снова накрыл колодец и повёл мула назад по тропе к землянке.

Спасибо за воду, крикнул он.

В двери тёмной тенью показался отшельник.

Оставайся-ка ты у меня, предложил он.

Да ладно.

Лучше оставайся. Идёт гроза.

Думаешь?

Думаю. И не ошибаюсь.

Хорошо.

Принеси себе на чём спать. Еду себе принеси.

Малец отпустил подпругу, сбросил седло, стреножил мула и занёс в землянку скатку. Светло было только у костра, где примостился, поджав под себя ноги, старик.

Устраивайся, устраивайся, где хочешь, сказал он. Седло твоё где?

Малец мотнул подбородком в сторону выхода.

Не оставляй его там, сожрут. Тут все вокруг голодные.

Выходя, малец наткнулся на мула в темноте. Тот стоял, заглядывая внутрь на костёр.

Пошёл вон, дурак. Малец взял седло и зашёл с ним обратно.

А теперь прикрой дверь, пока нас не сдуло, велел старик.

Дверью у него было нагромождение досок на кожаных петлях. Малец протащил «дверь» по земле и закрыл на кожаный засов.

Ты, я понимаю, заблудился, сказал отшельник.

Нет, сам сюда свернул.

Я не об этом, быстро замахал на него рукой старик. Раз попал сюда, значит, заблудился. Что было – пыльная буря? Тёмная ночь? Воры?

Малец поразмыслил.

Ну да. С дороги-то мы всё ж таки сбились.

Я так и понял.

А ты давно здесь?

Где здесь?

Малец сидел у костра на скатке с одеялом, старик – напротив. Здесь, сказал малец. В этих местах.

Старик ответил не сразу. Он вдруг отвернулся, двумя пальцами зажал нос, высморкал на пол две нитки соплей и вытер руку о джинсы. Я сам из Миссисипи. Был работорговцем и не скрываю. Хорошие деньги зашибал. Никто меня так и не поймал. Просто осточертело всё. Негры осточертели. Погоди, сейчас покажу тебе кое-что.

Он повернулся, пошарил среди шкур и передал над огнём какой-то маленький тёмный предмет. Малец повертел его в руках. Человеческое сердце, высохшее и почерневшее. Он вернул сердце старику, и тот подержал его в ладони, словно прикидывая, сколько весит.

Есть четыре вещи, которые могут погубить мир, сказал он. Женщины, виски, деньги и негры.

Они посидели молча. Над головой в дымоходе, что выводил дым из землянки, постанывал ветер. Подержав сердце ещё немного, старик убрал его.

Двести долларов мне стоила эта штуковина, сказал он.

Ты отдал за это двести долларов?

Ну да, столько и заломили за того чёрного сукина сына, из которого его вынули.

Повозившись в углу, старик вытащил старый почерневший медный котелок, снял крышку и потыкал пальцем в содержимое – останки поджарого степного зайца, погребённые в застывшем жире и отороченные лёгкой голубоватой плесенью. Снова закрыв котелок крышкой, старик поставил его на огонь. Не густо, но мы поделимся, сказал он.

Спасибо.

Потерял ты путь свой во мраке, проговорил старик. Он поворошил огонь, и среди пепла обнажились тонкие косточки.

Малец промолчал.

Путь беззаконных жесток, [8]8
  Прит 13: 16.


[Закрыть]покачал головой старик. Господь сотворил мир сей, но не так, чтоб он устраивал всех и каждого, верно?

Обо мне он, похоже, мало задумывался.

Ну да, согласился старик. Но вот куда заводят человека его представления? Видел ли он мир, который нравился бы ему больше?

Я так думаю, что бывают и места получше, и жизнь.

А сделать их сущими можешь?

Нет.

Нет. Сие есть тайна. Человеку не дано познать, что у него на уме, потому что не умом суждено это познавать. Он может познать душу свою, но не хочет. И правильно делает. Лучше туда не заглядывать. Никак не устремлена душа твари Божией, куда назначено Господом. Низкое найдёшь в самой малой из тварей сих, но ведь когда Господь создавал человека, дьявол стоял за плечом Его. Тварь, которой по силам всё. Сотворить машину. И машину, творящую другие машины. И зло, что может работать само по себе тысячу лет, как машина, за которой не нужно присматривать. Веришь ты в это?

Не знаю.

А ты поверь.

Стряпня старика разогрелась, он разделил её пополам, и они молча принялись за еду. Раскаты грома переметались на север, вскоре уже грохотало над головой, и из печной трубы тонкой струйкой сыпалась ржавчина. Сгорбившись над мисками, они пальцами обтёрли с них жир и напились из тыквы.

Малец вышел из землянки, почистил песком кружку и миску и вернулся, колотя этими жестянками, словно отгоняя призрака, спрятавшегося во мраке сухого ущелья. Вдали на наэлектризованном небе, дрожа, вырастали грозовые облака, а потом их снова поглощала тьма. Старик сидел, прислушиваясь к вою стихии снаружи. Малец закрыл за собой дверь.

У тебя ведь деньжат с собой нет, а?

Нет, подтвердил малец.

Я так и думал.

Как, по-твоему, дождь будет?

Такая возможность всегда есть. Хотя, похоже, не будет.

Малец смотрел на огонь. Он уже клевал носом. В конце концов встал и тряхнул головой. Отшельник наблюдал за ним сквозь гаснущее пламя. Устраивайся-ка ты спать, сказал он.

Малец так и сделал. Расстелил на утоптанной земле одеяла и стянул вонючие сапоги. В дымоходе завывало, малец слышал, как снаружи бьёт копытами и фыркает мул, и, уже заснув, подёргивал ногами и руками и повизгивал, как спящая собака.

Посреди ночи он проснулся: в землянке царил почти полный мрак, и над мальцом склонился отшельник, который чуть ли не забрался к нему в постель.

Чего тебе? спросил малец. Но отшельник отполз. Утром, проснувшись в пустой землянке, малец собрал свои пожитки и уехал.

Весь день на севере виднелась тонкая полоска пыли. Казалось, она стоит на месте, и только поздно вечером стало заметно, что она приближается. Он проехал через рощицу вечнозелёных дубов, набрал воды в ручье, в сумерках двинулся дальше и устроился на ночь, не разводя костра. Там, среди сухих и пыльных веток, его и разбудили птицы.

К полудню он уже снова ехал по прерии, и пыль на севере простиралась от края до края земли. К вечеру показалось первое стадо. Поджарые норовистые животные с огромными, широко раскинутыми рогами. Ту ночь он провёл в лагере пастухов, уминая бобы с галетами и слушая рассказы о кочевой жизни.

Они шли из Абилина, что в сорока днях пути, и направлялись на рынки Луизианы. За ними следовали стаи волков, койотов, индейцев. На мили вокруг из темноты доносился рёв скота.

Такие же оборванцы, они не задавали вопросов. Полукровки, освободившиеся негры, пара индейцев.

Все пожитки у меня украли, рассказывал он.

Они кивали в свете костра.

Обобрали подчистую. Даже ножа не осталось.

А то давай к нам. У нас тут ушли двое. Назад повернули, в Калифорнию.

Мне вон туда надо.

Видать, ты и сам не прочь в Калифорнию двинуть.

Не прочь. Не решил ещё.

Эти наши ребята связались с какими-то из Арканзаса. Те направлялись в Бехар. Собирались в Мексику и на запад.

Спорим, эти молодцы пьют сейчас в Бехаре до умопомрачения.

Спорим, старина Лонни уже всех тёток в городке оприходовал.

А далеко до Бехара?

Дня два пути.

Ну да, дня два – больше. Дня четыре.

Как туда добраться, если охота?

Двигай прямо на юг, и где-то через полдня выйдешь на дорогу.

В Бехар, что ли, собрался?

Может, и так.

Увидишь там старину Лонни, скажи, чтоб мне кого нашёл. Скажи, мол, старина Орен просил. Он пригласит тебя выпить, если ещё не просадил все деньги.

Наутро они поели лепёшек с патокой, пастухи оседлали коней и двинулись дальше. Разыскав своего мула, он обнаружил, что к поводьям привязан маленький мешочек из древесного волокна, а внутри горсть сушёных бобов, перец и старый нож «гринривер» с ручкой из бечёвки. Он оседлал мула: стёртая спина с залысинами, треснутые подковы. Рёбра торчат, как рыбьи кости. И они потащились дальше по бескрайней равнине.

До Бехара он добрался вечером четвёртого дня. Сидя на муле, этой старой развалине, он с пригорка осмотрел городок: тихие глинобитные домишки, зеленеющая полоска дубов и тополей вдоль реки, рыночная площадь, где сгрудились повозки с крышами из мешковины, крашенные известью общественные здания, возвышающийся среди деревьев церковный купол в мавританском стиле, а чуть подальше – казармы гарнизона и высокий каменный пороховой склад. Под лёгким ветерком колыхались оборванные, как листы папоротника, края его шляпы, развевались спутанные сальные волосы. На заострившемся измученном лице тёмными норами чернели ввалившиеся глаза, а из раструбов сапог поднималась отвратительная вонь. Солнце только что село, на западе утёсами вставали кроваво-красные тучи, и из них, будто спасаясь от великого пожара на краю земли, поднимались в небо маленькие пустынные козодои. Сплюнув сухим белым плевком, он прижал потрескавшиеся деревянные стремена к бокам мула, и они заковыляли дальше.

На узкой тропе ему встретились похоронные дроги с мертвецами: раздавался звон колокольчика, на дуге покачивался фонарь. Трое на облучке и сами смахивали на мертвецов или духов: все в извести, они чуть ли не светились белым в сумерках. Пара лошадей протащила повозку мимо, и всё вокруг окутало слабым запахом карболки. Он проводил повозку взглядом. Голые окоченевшие ноги мертвецов болтались из стороны в сторону.

Когда он въехал в городок, уже стемнело, вслед нёсся лай собак, в освещённых окнах раздвигались шторы, из-за них выглядывали лица. Лёгкое цоканье копыт эхом отзывалось в пустынных улочках. Принюхавшись, мул свернул в проулок, что выходил на площадь, где в свете звёзд стояли колодец, корыто и коновязь. Малец спешился, взял с каменной приступки ведро и опустил в колодец. Донёсся тихий всплеск. Малец вытащил ведро, расплёскивая в темноте воду. Наполнив ковш, стал пить, а мул тыкался мордой ему в локоть. Напившись, малец поставил ведро, сел на приступку и стал смотреть, как пьёт мул.

Он шёл по городку, ведя мула в поводу. Вокруг не было ни души. Вскоре он очутился на рыночной площади, где звучали гитары и труба. Из кафе на другой стороне площади струился свет, доносились пронзительные крики и смех. На этот свет он и повёл мула через площадь вдоль длинного портика.

На улице он увидел танцоров в цветастых костюмах – все громко болтали по-испански. Малец и мул застыли у границы света и стали смотреть. У стены постоялого двора сидели старики, в пыли играли дети. Наряды у всех были очень странные: мужчины в тёмных шляпах с плоской тульёй, в белых ночных сорочках, в брюках, застёгнутых на пуговицы сбоку по шву; у ярко накрашенных девиц – черепаховые гребни в иссиня-чёрных волосах. Малец перевёл мула через улицу, привязал и вошёл в кафе. Несколько человек беседовали у стойки, но, увидев его, тут же замолчали. Он прошёл по чисто выметенному земляному полу мимо спящей собаки, которая глянула на него одним глазом, остановился у стойки и положил руки на плитки. Dígame, [9]9
  Что угодно (исп.).


[Закрыть]кивнул ему бармен.

У меня нет денег, но мне нужно выпить. Я вынесу помои, подмету пол, сделаю, что скажешь.

Бармен бросил взгляд через зал, туда, где за столом двое играли в домино. Abuelito, [10]10
  Дедуля (исп.).


[Закрыть]позвал он.

Тот, что постарше, поднял голову.

Qué dice el muchacho. [11]11
  Что говорит этот парень (исп.).


[Закрыть]

Старик глянул на мальца и снова обратился к своим костяшкам.

Бармен пожал плечами.

Малец повернулся к старику. Говоришь по-американски?

Старик оторвался от игры. Он смотрел на мальца пустыми глазами.

Скажи, что выпивку я отработаю. Денег у меня нет.

Старик вскинул подбородок и прищёлкнул языком.

Малец перевёл взгляд на бармена.

Старик показал кулак, выставил большой палец, оттопырил мизинец, откинул голову и опрокинул в рот воображаемую выпивку. Quieie hecharse una сора, [12]12
  Хочет пропустить стаканчик (исп.).


[Закрыть]сказал он. Pero по puede pagar. [13]13
  Но ему расплатиться нечем (исп.).


[Закрыть]

Люди у стойки не сводили с него глаз.

Бармен посмотрел на мальца.

Quiere trabajo, [14]14
  Работу хочет (исп.).


[Закрыть]сказал старик. Quién sabe. [15]15
  Кто его знает (исп.).


[Закрыть]Он снова переключился на костяшки домино и продолжил игру, больше не обращая на них внимания.

Quieres trabajar, [16]16
  Поработать хочешь (исп.).


[Закрыть]проговорил один у стойки.

Они засмеялись.

Чего смеётесь? спросил малец.

Смех прекратился. Одни смотрели на него, другие кривили губы или пожимали плечами. Малец повернулся к человеку за стойкой. У тебя наверняка найдётся, что сделать за пару стаканов, и я это прекрасно знаю, чёрт подери.

Один у стойки произнёс что-то по-испански. Малец глянул на него яростно. Подмигнув друг другу, мексиканцы подняли стаканы.

Он снова повернулся к бармену. Глаза у него потемнели и сузились. Подметать пол, сказал он.

Бармен захлопал глазами.

Отступив назад, малец сделал вид, что подметает, и от этой пантомимы посетители согнулись над своими стаканами, беззвучно хохоча. Подметать, повторил он, указывая на пол.

No está sucio, [17]17
  Он не грязный (исп.).


[Закрыть]сказал бармен.

Малец снова сделал вид, будто подметает. Подметать, чёрт бы тебя побрал.

Бармен пожал плечами. Сходил к концу стойки, вернулся с метлой. Малец взял её и направился вглубь бара.

Зал был немаленьким. Он мёл тёмные углы, где в горшках стояли безмолвные деревья. Мёл вокруг плевательниц, вокруг игроков за столом, вокруг собаки. Подмёл перед стойкой, а дойдя туда, где стояли посетители, выпрямился и уставился на них, опершись на метлу. Они молча переглянулись, и наконец один взял со стойки стакан и отошёл. Остальные последовали за ним. Малец стал мести мимо них к двери.

Танцоров уже не было, музыки тоже. В тусклом свете из двери кафе было видно, что на скамейке на другой стороне улицы кто-то сидит. Мул стоял, где был привязан. Малец обстучал метлу о ступеньки, зашёл обратно и поставил её в тот угол, откуда её взял бармен. Потом подошёл к стойке.

Бармен не обращал на него внимания.

Малец побарабанил по стойке костяшками пальцев.

Бармен обернулся, подбоченился и скривил губы.

Ну, а теперь как насчёт выпить? спросил малец.

Бармен продолжал стоять, как стоял.

Малец повторил жест старика – будто пьёт, – но бармен лениво махнул на него полотенцем.

Ándale, [18]18
  Давай отсюда (исп.).


[Закрыть]произнёс он. И помахал ладонью, словно прогоняя.

Малец помрачнел. Сукин ты сын, произнёс он. И двинулся вдоль стойки. Выражение лица бармена не изменилось. Он вытащил из-под стойки старинный армейский пистоль с кремнёвым замком и запястьем взвёл курок. Громкий деревянный щелчок в тишине. Звон стаканов по всей длине стойки. Скрежет стульев, откинутых игроками у стены.

Малец замер. Старик, произнёс он.

Тот не ответил. В кафе повисла тишина. Малец обернулся, нашёл его глазами.

Está borracho, [19]19
  Он пьян (исп.).


[Закрыть]произнёс старик.

Малец следил за глазами бармена.

Тот махнул пистолетом на дверь.

Старик обратился ко всем по-испански. Затем что-то сказал бармену. Затем надел шляпу и вышел.

Бармен побледнел и вышел из-за стойки. Пистолет он уже отложил, а в его руке был деревянный молоток, каким выбивают пробки из винных бочек.

Малец отступил на середину зала; бармен приближался тяжеловесно, будто ему предстояла нелёгкая работа. Дважды молоток просвистел над головой у мальца, и оба раза он уклонялся вправо. Потом шагнул назад. Бармен замер. Малец легко перескочил через стойку и схватил пистолет. Никто не шелохнулся. Он открыл затравочную полку об стойку, высыпал заряд пороха и положил пистолет. Затем взял с полок за стойкой пару бутылок и вышел в зал, держа по бутылке в каждой руке.

Бармен стоял посреди зала. Он тяжело дышал и поворачивался вслед за движениями мальца. Когда тот приблизился, бармен занёс молоток. Малец чуть пригнулся, сделал ложный выпад, а потом разнёс бутылку в правой руке о голову бармена. Кровь и спиртное брызнули во все стороны, колени у бармена подогнулись, глаза закатились. Малец уже отпустил горлышко первой бутылки, перебросил в правую руку вторую, как заправский разбойник с большой дороги, с лёту ударил ею бармена по черепу слева, а пока тот падал, ткнул ему в глаз острыми краями оставшейся в руке «розочки».

Потом огляделся. Кое у кого из посетителей за поясом были пистолеты, но ни один не шелохнулся. Малец перемахнул через стойку, взял ещё бутылку, сунул подмышку и вышел. Собаки уже не было. Человека на скамейке тоже. Малец отвязал мула и повёл его через площадь.

Он проснулся в нефе разрушенной церкви и, моргая, уставился на сводчатый потолок и высокие стены с фестонами и стёршимися фресками. Пол был покрыт толстым слоем высохшего гуано, коровьего и овечьего навоза. В пыльных потоках солнечного света порхали голуби, а в алтаре три грифа вразвалочку топтались по обглоданному скелету какого-то животного.

Голова раскалывалась, а язык вспух от жажды. Малец сел и огляделся. Нашёл спрятанную под седлом бутылку, поболтал, вытащил пробку и приложился к горлышку. Посидел с закрытыми глазами, на лбу выступили крупные капли пота. Потом открыл глаза и выпил ещё. Грифы один за другим спустились со скелета и торопливо проследовали в ризницу. Через некоторое время малец встал и пошёл искать мула.

Мула нигде не было. Огороженная миссия занимала восемь-десять акров – бесплодный участок, на котором паслись несколько ослов и коз. В руинах глинобитной стены вокруг миссии устроили жилища семьи поселенцев, и вились дымки очагов, еле видные в солнечном свете. Малец обошёл церковь и вошёл в ризницу. Грифы отбежали прочь, словно огромные куры, шаркая лапами по соломе и штукатурке. Купольные своды над головой облепила тёмная шерстяная масса – она двигалась, дышала и вскрикивала. В ризнице стоял деревянный стол с глиняными горшками, а у дальней стены лежали останки нескольких трупов, в том числе ребёнка. Малец вернулся в церковь и взял седло. Допил бутылку, закинул седло на плечо и вышел наружу.

В нишах на фасаде выстроился целый отряд святых, по которым американские солдаты пристреливали винтовки, и фигуры с отбитыми ушами и носами были усеяны тёмными пятнами окислившегося свинца. Огромные резные филёнчатые двери повисли на петлях, а высеченная из камня Богоматерь держала на руках безголового младенца. Малец стоял, щурясь на полуденной жаре. Потом заметил следы мула. Не следы, а еле взбитая пыль, и вели они через весь участок от двери церкви к воротам в восточной стене. Он забросил седло повыше на плечо и зашагал по этим следам.

Когда он проходил мимо, собака, лежавшая в тени ворот, с угрюмым видом вылезла на солнце, а потом забилась обратно в тень. Он зашагал по дороге, что вела с холма к реке, оборванец оборванцем. В густом лесу пеканов и дубов дорога пошла вверх, и внизу показалась речка. На переправе трое негров мыли экипаж, и малец спустился с холма, постоял у воды и через некоторое время их окликнул.

Негры окатывали водой чёрный лакированный корпус; один выпрямился и повернулся к мальцу. Лошади стояли по колено в воде.

Чего говоришь? крикнул негр.

Мула не видели?

Мула?

Мул у меня потерялся. Вроде в эту сторону пошёл.

Негр утёрся тыльной стороной руки.

С час назад по дороге прошёл кто-то. По-моему, вон туда, вдоль реки. Может, и мул. Про хвост и гриву не скажу, а уши были длинные.

Два других негра ухмыльнулись. Малец поглядел вдоль реки, сплюнул и двинулся по тропе, через ивняк и хлюпающую траву.

В сотне ярдов он нашёл у реки мула. Мокрый по брюхо, тот поднял голову, а затем снова потянулся к сочной прибрежной траве. Малец сбросил седло, поднял волочившиеся поводья, привязал мула к какому-то суку и неохотно пнул. Мул подался чуть в сторону и продолжал щипать траву. Малец ощупал голову, но свою умопомрачительную шляпу он уже где-то потерял. Пробравшись сквозь деревья, он остановился и посмотрел на холодные речные водовороты. И стал заходить в реку, как никуда не годный крещающийся.