Текст книги "Хоббит. Путешествие по книге"
Автор книги: Кори Олсен
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Эта загадка, как и загадка о ветре, имеет прямое отношение к внутреннему миру Голлума. Он обитает в темном мире у самых корней гор, а здешние подземные рыбы изменились с течением времени. Когда Бильбо впервые натыкается на озеро, то думает о рыбах, «чьи предки заплыли туда бог весть как давно да так и не выплыли на свет, глаза их все выпучивались и выпучивались оттого, что они силились видеть во мраке». Получается, что рыба составляет смысловую параллель образу Голлума, тому, как менялся сам Голлум, и их описание во многом совпадает. Рыба когда-то была естественной и нормальной, но потом заплыла в самое сердце гор, и оказалось, что пути назад нет. Нехватка света измучила рыб, и они превратились в «противные скользкие создания с выпученными слепыми глазами, извивающиеся в воде». Точно так же, судя по всему, за долгие годы пребывания в темных подземельях изменился и сам Голлум. Он превратился в «большую скользкую тварь» с «двумя громадными круглыми бесцветными глазами на узкой физиономии», «круглыми, как плошки». То, как Голлум описывает выдуманную им рыбью жажду («никогда не испытывает жажды, но все время пьет»), говорит о жизни, превратившейся в вечное поглощение и вечную неудовлетворенность. В мире Бильбо жарят яйца с беконом и наедаются в свое удовольствие; мир Голлума – это мир неудовлетворенных желаний.Бильбо отвечает на загадку о рыбе очень просто и очень характерно: он берет предмет предыдущей загадки Голлума и помещает его в явно бэг-эндовскую обстановку.
No-legs lay on one-leg, two-legs sat near on three legs, four-legs got some.
Безногое лежало на одноногом, двуногое сидело рядом на трехногом, четвероногому кое-что перепало.
Здесь Бильбо берет образ рыбы, из которого Голлум сделал было пародию на теплокровную жизнь, и помещает его в центр уютной домашней сценки. На трехногом стуле за одноногим столом сидит человек и ест рыбу, а рядом мурлычет кошка. Это воплощение уюта и довольства – нечто совершенно чуждое миру Голлума, где обитают скользкие пучеглазые рыбы. Так и видишь уютный огонь в очаге, у которого сидит персонаж загадки, и, думается мне, поев рыбы, он закурит трубочку. Обратим внимание и на дружеские отношения человека и кошки: он делится с ней рыбой. Словом, загадка Бильбо изображает картину во всех смыслах теплокровную, мирную, дружелюбную и полную жизни. Неудивительно, что Голлум наверняка долго ломал бы над ней голову, если бы только что не думал и не говорил о рыбе. Последняя загадка Голлума, нечто «непосильное и устрашающее», – это загадка о конечности всего сущего.
This thing all things devours:
Birds, beasts, trees, flowers;
Gnaws iron, bites steel;
Grinds hard stones to meal;
Slays king, ruins town,
And beats high mountain down.
Оно пожирает все на свете: / птиц, зверей, деревья, цветы; / истачивает железо, разгрызает сталь; / перемалывает камни в мелкую крошку; / убивает короля, разрушает город, / сравнивает с землей высокую гору.
Голлум описывает время, и в его загадке оно предстает разрушителем всего сущего. Загадка иллюстрирует идею, которая часто ассоциировалась со временем, особенно в эпоху Возрождения, и выражена в латинской поговорке «Tempus edax rerum», то есть «Время пожирает все».
В представлении этой традиционной идеи особенно интересно методичное изложение. Посмотрите, как последовательно Голлум перечисляет все то, что подвержено разрушению временем. Во второй строке время разрушает все живое, яркий, светлый, уютный мир, который Бильбо так настойчиво вызывал в памяти в своих загадках. В третьей и четвертой строке говорится, что время разрушает железо, сталь и камень, то есть стихии, которые ассоциируются с более мрачным и суровым миром, миром гномов и гоблинов. В четвертой строчке говорится, что время разрушает саму цивилизацию, уничтожает порядок и общество. Это упоминание особенно важно в повествовании, которое закончится возвращением короля, а также разрушением городов и основанием новых. Наконец, даже высокая гора подвластна разрушительной мощи времени, а значит, Голлум заявляет, что время способно разрушить даже его мир. Последняя строка загадки Голлума возвращает нас к началу, к его первой загадке про гору, где Голлум так хвастался своим темным и несокрушимым каменным обиталищем. Хотя в загадке про время гора сдается последней, однако Голлум признает, что время разрушит и ее.Загадка Голлума говорит о крайней степени безнадежности, о конце, который придет даже его жизни и его миру. «Старый Голлум» – древнее существо, и даже в первой, более жизнерадостной редакции «Хоббита» упоминалось, что он в одиночестве жил у подземного озера еще до появления гоблинов в этих горах. Голлум прожил долгую, одинокую и несчастную жизнь, он отлично понимает, что такое неумолимый ход времени, которое грызло, точило, гнуло и перемалывало его до тех пор, пока он, как пучеглазые рыбы, не изменился до неузнаваемости. В последней загадке Голлума звучат отчаяние и упрямство, и они – веское доказательство того, что Голлум и озлоблен, и несчастен. Его загадки говорят о страшной жизни в страшном мире, и Бильбо нечего на это ответить.
Выбор Бильбо. Сочувствие к Голлуму
После загадки Голлума о времени Бильбо уже не в силах придумать новую загадку. Последний вопрос, сыгравший решающую роль в состязании, – вопрос: «Что у меня в кармане?» – у хоббита вырывается случайно; он просто думает вслух, когда нашаривает в кармане кольцо – второй раз, и снова в темноте. Последний раунд игры в загадки окрашен иронией. Неочевидный правильный ответ на вопрос Бильбо – то единственное, чем Голлум дорожил многие годы. Напрасно Голлум, пытаясь отыскать разгадку, мысленно перебирает все, что завалялось у него в карманах, и гадает, что же держат в карманах другие, не столь коварные существа. Но правильный ответ – та самая вещь, которую он носил в кармане многие годы. Бильбо и сам еще не знает ответа на свой вопрос; он узнает, что у него в кармане, только от Голлума, который не смог угадать ответ с трех попыток.
Однако главная шутка судьбы, связанная с загадкой про карман, разъяснилась позже, потому что в 1937 году у Толкина этой иронии и в мыслях не было. Бильбо никак не найти ответ на загадку про время, но оказывается, что его последний вопрос – это в своем роде ответ. Когда Толкин позже решит сделать найденное хоббитом кольцо-невидимку Кольцом Всевластья, он объяснит: такие кольца способны преодолеть разрушительную силу времени и даровать своим смертным владельцам невероятное долголетие. В 1937 году, работая над первой редакцией «Хоббита», Толкин не мог сознательно и намеренно выстроить связь кольца с загадкой про время, потому что тогда он еще не представлял, что впоследствии снабдит кольцо такой силой и значением. И все же это примечательное совпадение.
Между тем основной акцент в тексте снова падает на удачливость Бильбо. Он нечаянно задал вопрос, который помог ему выиграть, и это уже третья улыбка фортуны в ходе игры в загадки. Первый раз Бильбо повезло, когда он ломал голову над загадкой о рыбе и тут ему на ногу из воды выпрыгнула скользкая холодная рыба, тем самым подсказав ответ. Второй раз хоббиту везет, когда он случайно дает правильный ответ на загадку про время, хотя на самом деле просто хотел попросить время на размышления и сумел выдавить лишь: «Время! Время!» Итак, его три раза спасает чистейшая случайность, в тексте так и говорится. Анализируя третью главу, я уже обращал ваше внимание на поразительную везучесть Бильбо и гномов, а здесь, в пятой главе, удача, судя по всему, еще сильнее старается уберечь Бильбо и направить его на верный путь.
Загадка-вопрос про карман заставляет нас также задуматься еще и о том, от какой участи спасает Бильбо его везение. В течение всего состязания Бильбо и Голлум выступали как глашатаи противоположных мировоззрений: Бильбо представительствует за свет, радость, цельность, Голлум за тьму, разрушение, отчаяние. Однако, как мы видим, игра заканчивается вопросом, который не разделяет соревнующихся, но становится для них связующим звеном. Мы видим, как Бильбо проделывает то, что проделывал Голлум многие годы: нащупывает в кармане кольцо и вслух беседует с ним. Голлум и Бильбо – два диаметрально противоположных персонажа, но в конечном итоге кажется, будто они могли бы быть изображениями одного и того же героя в стадиях «до» и «после». Хотя Бильбо и не осознает этого, но история Голлума должна служить ему предупреждением.
Однако Толкин несколько раз показывает нам связь между двумя персонажами задолго до загадки-вопроса про карман. Да, загадки Голлума открывают мировоззрение, отличающееся от взглядов Бильбо, но у хоббита получается их разгадать потому, что он «когда-то слыхал что-то вроде этого». У Голлума, в свою очередь, получается справиться с некоторыми загадками Бильбо лишь потому, что Голлум еще помнит «те далекие времена, когда он жил с бабушкой в норке на берегу реки», «когда он был не такой одинокий, не такой противный, не скрывался, не таился», а, судя по всему, вел вполне бэггинсовскую жизнь. Смутные воспоминания Голлума доказывают нам, что он не всегда был таким, как сейчас; и в то же время они содержат скрытое предупреждение для самого Бильбо. Хоббит тоже переживает перемену, метаморфозу, судьба переносит его из мирной привычной жизни в норке под холмом в новую жизнь. Воспоминания Голлума говорят о том, что подобные перемены не всегда оказываются к лучшему и даже Бэггинсы способны склониться ко злу и коварству.
Нам может показаться, будто поначалу Бильбо не видит эту связь и не слышит предупреждения. Когда до него доносятся отчаянные вопли несчастного Голлума, обнаружившего пропажу своего бесценного кольца, Бильбо остается холоден: «Как ни был несчастен Голлум, Бильбо все равно не мог проникнуться к нему сочувствием», вопли Голлума кажутся ему «плаксивыми». Однако в последние мгновения встречи с Голлумом хоббит, похоже, все-таки полностью понимает, чем грозят ему обида и гнев Голлума. Надев кольцо-невидимку, Бильбо бежит к двери, ведущей прочь из подземелий, и обнаруживает, что от нее его отделяет Голлум, который настороженно прислушивается. Тут Бильбо переживает серьезный моральный кризис, момент нравственного выбора. Паника и отчаянное желание вырваться на свободу поначалу подстрекают его к жестокому и безжалостному поступку. Он чувствует, что «надо бороться. Ударить кинжалом злобную тварь, убить, опередить его, пока он не убил Бильбо». Но у Бильбо тотчас просыпается совесть, более того, его бросает в другую крайность, и он испытывает к врагу снисходительную жалость. Бильбо убеждает себя, что Голлум «еще и не пытался убить его, Бильбо», и не угрожал сделать это, хотя и то и другое неверно. Голлум пытался поймать и убить Бильбо, когда гнался за ним по подземному туннелю, а бормотание Голлума, обсуждающего с самим собой, «можно ли его [хоббита] с-с-съес-с-сть», – веское доказательство его злых намерений: «Угощ-щ-щение на с-с-славу! С-с-сладкий кус-с-сочек для нас-с-с!»
Но снисходительность Бильбо здесь не вполне объективна. Она вызвана тем, что Бильбо в эти мгновения понял, какую жизнь ведет Голлум и в каком мире, а также осознал связь между собой и Голлумом. Бильбо представляет себя на его месте: «И потом, Голлум такой одинокий, такой несчастный и заброшенный. Внезапно сердце Бильбо наполнилось сочувствием, жалостью, смешанной со страхом, он представил себе череду бесконечных беспросветных дней, без всякой надежды на лучшую жизнь, – лишь жесткий камень, холодная рыба, вечное шныряние и бормотание. Все эти мысли молнией пронеслись у Бильбо в голове, он содрогнулся». В итоге у Бильбо открывается второе дыхание, и он буквально пробивает себе дорогу к свободе и свету, по которым так тосковал. Его нравственный выбор становится вспышкой веры, «рывком во тьме» и прочь из темноты, и Бильбо благополучно избегает обоих мрачных вариантов своей участи: или быть убитым Голлумом, или самому стать подобием Голлума.
Последнее действие Голлума в этой истории, его «душераздирающий крик, полный злобы и отчаяния», еще раз с новой силой акцентирует разницу между Голлумом и Бильбо и подчеркивает важность нравственного выбора, который совершил хоббит. Голлума поглощает безнадежность, ему ничего не остается, кроме ненависти к тому, кто только что проявил к нему милосердие. Бильбо в надежде на спасение продолжает бег к двери, ведущей из подземелий на свет, – бежит, несмотря на то что «у Бильбо от его крика чуть сердце от страха не выскочило».
В самом начале книги рассказчик предлагает нам узнать, «приобрел он [Бильбо] что-нибудь в конце концов или нет». В пятой главе до конца еще очень далеко, но мы уже начинаем понимать, чтó приобретает Бильбо. Он миновал поворотный момент в своей карьере. Бильбо перестал быть пассивной жертвой приключений и принял свою новую жизнь. Он даже начал получать удовольствие от осознания того, что его жизнь – это часть более масштабных преданий, которые он (хотя они и носили несомненно туковский авантюрный характер) с большим удовольствием слушал еще в бытность свою в Бэг-Энде. Когда Голлум спрашивает Бильбо о мече, хоббит гордо отвечает, что это «Меч, выкованный в Гондолине!» – и открыто хвалится своей недавно обретенной связью с древними легендами. Когда Бильбо обнаруживает, что случайно найденное им кольцо оказалось волшебным, точь-в-точь из сказок, которые он слышал, «в голове у него крутился вихрь – смесь надежды и отчаяния» [21] . Бильбо пришел к осознанию того, что хотя приключения на деле бывают «неприятными и неудобными» и лишают своевременного обеда и ужина, как он говорил в первой главе, но в то же время стать частичкой одной из таких великих историй – сладостно и почетно.
Первая встреча, которую переживает Бильбо после того, как усваивает новое отношение к приключениям, – это встреча с Голлумом. Она показывает хоббиту серьезную сторону мира приключений. В Голлуме Бильбо видит нечто во сто крат худшее, чем дорожные лишения или плен, пытки и смерть от лап гоблинов. В Голлуме он встречает своего нравственного антипода, темное существо, чей мир – полная противоположность миру Бильбо, что убедительно доказывают загадки, которыми они обмениваются. Однако Толкин показывает нам, что эти два полярных мира связаны – и их связь воплощена в кольце, которое оказывается ответом на последнюю и самую личную загадку Бильбо. В последнем порыве жалости и сострадания Бильбо, несмотря на отчаянные обстоятельства, вновь обретает нравственный стержень. И это тоже поворотный момент в его жизни – пожалуй, самый важный из всех. Бильбо протиснулся в узкую щель, спасся из темноты и выбрался на свет, и он никогда не вернется обратно, хотя ему и пришлось ради этого пожертвовать «красивыми медными пуговицами» и многим другим.
6. Там, где живут чудовища. Из огня да в полымя
Натура Бильбо. Знакомство заново
В пятой главе мы наблюдали за тем, как Бильбо проходит поворотный момент своей карьеры. Оставшись один-одинешенек, без помощи и поддержки, он не только выжил, но обрел нравственную целостность, не дав отчаянному положению толкнуть его на жестокие поступки. Тьма не победила и не извратила Бильбо, и в гаснущем свете дня он оставляет позади и Голлума, и гоблинов. Когда Бильбо, растеряв на пороге пуговицы, мчится вниз по склону горы, кажется, что худшие злоключения уже позади. Положение его по-прежнему нелегкое: как напоминает нам рассказчик, он «потерял капюшон, плащ, еду, пони, пуговицы и друзей». И все же поведение Бильбо в новой ситуации ясно показывает нам, как он возмужал. Хотя он многого лишился, да и неприятности никуда не делись, первым делом он вспоминает о своих спутниках. Тревожась об участи Гэндальфа и гномов, Бильбо размышляет, не стоит ли вернуться в гоблинские пещеры, разыскать друзей, а если понадобится, то и спасти их. Теперь, когда у него есть волшебное кольцо, он обладает средством, которое способно им помочь. Бильбо уже всерьез ощущает себя профессиональным искателем приключений, состоящим на службе у гномов, и долг его – обратить свой опыт и силы на то, чтобы выручить сотоварищей.
Эта перемена во взглядах и поведении Бильбо поистине разительна. В самом начале истории, в Бэг-Энде, когда он еще подумывал тишком покинуть гномов, «спрятаться в погребе между пивными бочками и не вылезать, пока гномы не уйдут», – невозможно было представить, что тот же Бильбо способен безо всякой помощи ускользнуть от гоблинов и благополучно выбраться из недр Туманных Гор. То, что он не только сумел со всем этим справиться, но и помышляет вернуться и в одиночку спасти своих спутников, – просто-напросто потрясающе.
Это, разумеется, не значит, что Бильбо переродился целиком и полностью. Мысль о возвращении все так же кажется ему «крайне неприятной», а свой страх перед гоблинскими пещерами он выражает достаточно ясно, когда называет их «кошмарными туннелями». Весь этот план повергает его в уныние, но, однако, он принимает решение вернуться. И хотя готовность Бильбо к самопожертвованию оказывается в итоге ненужной, она говорит нам, как сильно переменился робкий маленький мистер Бэггинс.
Когда Бильбо находит гномов и рассказывает им о своем приключении с Голлумом, он намеренно избегает всяческих упоминаний о волшебном кольце. Конечно, в начале «Властелина колец» Толкин придаст этому факту особенное значение. Во второй главе первой книги «Братство кольца» Гэндальф скажет Фродо, что эта изначальная ложь Бильбо – тревожный и зловещий знак, свидетельство того, что волшебное кольцо сразу же оказывает опасное влияние на своего владельца. Тем не менее, читая «Хоббита», надлежит помнить, что эта сторона истории с кольцом будет весьма хитроумно вплетена в нее позднее. Как я уже указывал во вступлении, кольцо в «Хоббите» по изначальному замыслу Толкина не было ни опасным, ни зловещим; это просто волшебное колечко, дарующее невидимость, – полезнейшая вещица в карьере профессионального взломщика.
В контексте «Хоббита» недомолвки Бильбо легко объяснимы: ему очень хочется повысить свой «личный рейтинг» в глазах гномов. Надобно помнить, что гномы по-прежнему не слишком высокого мнения о Бильбо. К тому времени они пробыли вместе уже довольно долго, однако вклад хоббита в общее дело пока еще весьма мал. Как я говорил в четвертой главе, пронзительный крик Бильбо в ту минуту, когда на отряд напали гоблины, – по сути, единственный его полезный поступок, а с тех пор произошло столько всяких событий, что гномам, пожалуй, простительно не помнить об этом случае. Общее отношение к Бильбо недвусмысленно ясно высказал один из гномов: «Пока что от него больше хлопот, чем пользы… Коли еще идти обратно искать его в темных туннелях, так плевать я на него хотел!» Добрым, конечно, такое мнение не назовешь, и жестокость его усугубляется тем, что сам Бильбо совсем недавно на наших глазах принял решение сделать для гномов то, в чем они сейчас отказывают ему. И тем не менее следует признать, что с чисто практической точки зрения этого безымянного гнома можно понять.
Бильбо это знает. В приключении с троллями мы уже видели, что он крайне чувствителен к неуважению, которое выказывают ему гномы. Он и в карман к Вильяму полез прежде всего потому, что не в силах был вернуться к гномам, не совершив прежде какого-нибудь деяния, подобающего взломщику. Здесь, в шестой главе, решение Бильбо «устроить им всем сюрприз», невидимкой прокравшись в лагерь гномов, порождено тем же горячим желанием: поднять себя в их глазах.
Рассказ Бильбо о том, что ему довелось совершить в одиночку, откровенно рассчитан на то, чтобы приукрасить свое якобы мастерство взломщика и искателя приключений. Он умаляет чудо своего внезапного появления среди гномов и того, что ему удалось незамеченным проскользнуть мимо Балина, небрежным тоном приписав эти свершения своему профессиональному таланту – дескать, «просто подкрался потихоньку, по-хоббитовски». Когда гномы спрашивают, были ли у двери гоблины-стражники, Бильбо отвечает нарочито легкомысленно: «Были! И еще сколько! Но я от них увернулся и удрал». Это выступление Бильбо явно рассчитано на то, чтобы сгладить довольно позорное происшествие в Бэг-Энде, когда он на глазах у всех гномов ударился в истерику на коврике у камина. Именно та сценка породила реплику Глойна, что Бильбо, дескать, больше смахивает на бакалейщика, чем на взломщика, – реплику, которая так оскорбила и рассердила нашего хоббита. Теперь, когда волшебное кольцо дало Бильбо такую замечательную возможность произвести благоприятное впечатление на своих спутников, он исполнился решимости укрепить свою репутацию взломщика.
И замысел Бильбо сработал, ибо сейчас гномы смотрят на него «по-новому, с уважением». То, что хоббит проскользнул мимо них незамеченным, как бы подкрепляет ту невероятную историю, которую он рассказал о собственных похождениях. Изменившееся к лучшему мнение гномов о Бильбо наиболее красноречиво выразилось в необычайно замысловатой реакции Балина на то, что Бильбо сумел обмануть его бдительность. Балин снимает перед ним капюшон и – вот чуднó – представляется, как при первой встрече. Рассказчик даже приводит полностью их чинный диалог:
«– Балин, к вашим услугам.
– Мистер Бэггинс, ваш слуга, – ответил Бильбо».
Здесь, по ту сторону Туманных Гор, Бильбо и гномы словно знакомятся заново, уже как равные.
Даже Гэндальф, который изначально отпускал (хотя и сомнительные) похвалы «опытному взломщику» Бильбо Бэггинсу, – даже он, судя по всему, впечатлен услышанным. В начале шестой главы Гэндальф относится к Бильбо совсем иначе, нежели гномы, однако при этом верит в силы хоббита ничуть не больше, чем они. Он может выказывать благосклонность и приязнь, называть Бильбо своим другом – но пока что вступается за него без особого рвения. Маг заявляет только, что Бильбо «не так уж плох» – довольно-таки жалкая похвала! – и прибавляет: «Я за него отвечаю». Ничуть не похоже, что речь тут идет о равном и высоко ценимом собрате, – скорей, можно подумать, что Бильбо для Гэндальфа то ли младенец, то ли ручной зверек, доверенный его попечению. Именно поэтому, когда Бильбо внезапно появляется в лагере, Гэндальф не просто оказывается «доволен больше» гномов, но и «изумлен не меньше других».
Таким образом, чудесное возвращение Бильбо знаменует начало новых отношений не только с гномами, но и с Гэндальфом. Маг с самого начала утверждал, что хоббита стоит взять с собой, однако его настойчивость была основана лишь на смутном намеке, что Бильбо когда-нибудь сыграет в этом приключении важную роль. До сих пор все речи Гэндальфа в защиту Бильбо произносились в будущем времени. Да, в первой главе маг властно заявил: «Если я сказал, что он Взломщик, – значит, он взломщик», однако счел своим долгом тут же уточнить: «Или будет взломщиком, когда понадобится». В шестой главе, заступаясь за Бильбо как раз перед его появлением, он поступает так же, когда предрекает: «А вот если мы найдем его, вы еще не раз поблагодарите меня». Может быть, Гэндальф и уверен, что в грядущем окажется прав, но пока что он даже не приводит ни единого доказательства своей правоты. Невероятное спасение Бильбо от подгорных ужасов и его внезапное появление в лагере становятся первыми сторонними доводами в пользу Гэндальфовой уверенности. Теперь, впервые за все время пути, маг может без колебаний использовать настоящее время и с гордостью произносит: «Что я вам говорил?.. Мистер Бэггинс не так прост, как вы думаете».
Впрочем, не следует думать, будто Бильбо полностью преобразился и стал теперь закаленным матерым искателем приключений. Во-первых, его кругозор прочно ограничен приземленными, обыденными заботами. Он остро ощущает материальные неудобства ситуации и сетует: «Пальцы на ногах у меня разбиты, ноги ноют, живот болтается, как пустой мешок». Даже посреди лихого рассказа о том, как ему удалось улизнуть на выходе от гоблинской стражи, Бильбо с сожалением вспоминает о потерянных пуговицах. Может быть, он и достиг поворотного пункта своей карьеры, однако по-прежнему считает, будто от приключений «одно беспокойство и неприятности», а уж из-за приключения под горами он и впрямь изрядноопоздал к обеду.
Во-вторых, участие во всех событиях, происходящих с отрядом, ему даже сейчас явно не по плечу – как не по росту гномий капюшон, одолженный Двалином. Может, Бильбо и не так прост, как кажется гномам, однако по большей части он остается совершенно беспомощным. Он оказался слишком мал, чтобы наравне с остальными удирать в туннелях от гоблинов: его пришлось нести на спине. Он – единственный, кто не сумел самостоятельно вскарабкаться на дерево на поляне варгов; Дори, помогая ему забраться, едва не погиб. Его явно не заметили орлы, прилетевшие спасать гномов от гоблинского огня, и, не уцепись он за ноги, его так бы и бросили одного.
Пускай гномы теперь и более высокого мнения о Бильбо, но это не мешает Дори чувствовать себя носильщиком, так как он вечно вынужден таскать хоббита на закорках, раз за разом унося его от беды. Да, в отношениях Бильбо с гномами начался новый этап – однако это всего лишь начало.
Гоблины. Жги лес! Огонь до небес!
Вторая встреча с гоблинами здесь, в шестой главе, дает нам еще один критерий мерзостности их натуры. Со злобностью и жестокостью гоблинов читателя познакомила песня, которую они пели, когда схватили Бильбо и его спутников. Толкин подчеркивает эту злобность теми же средствами, цитируя две песни, которые гоблины распевают под деревьями, где укрылись злосчастные путники.
Первую песню гоблинов в шестой главе рассказчик называет «страшной»:
Fifteen birds in five fir-trees,
their feathers were fanned in a fiery breeze!
But, funny little birds, they had no wings!
O what shall we do with the funny little things?
Roast ’em alive, or stew them in a pot;
fry them, boil them and eat them hot?
Пятнадцать птичек на пяти елках, / их перышки раздувал огненный ветер! / Но, смешные маленькие птички, у них не было крыльев! / О что нам делать с этими смешными крошками? / Зажарить их живьем или стушить в котле; / запечь их, сварить их и съесть горячими?
Страшной эту песню делает ее фривольный тон. Нам известно, что гоблины безумно злы и жаждут отомстить гномам за смерть Верховного Гоблина. Мы готовы увидеть, как они беснуются и ярятся. На деле же видно, что гоблины творят свою месть не с лютой злобой и даже не с мрачным удовлетворением, но с каким-то тошнотворным наслаждением. Их песня рисует в воображении забавную и даже мирную картинку: «смешные маленькие птички» расселись на деревьях и ветер ерошит их перышки. Повторы: «смешные маленькие птички», «смешные крошки» – придают первому куплету песни оттенок детского лепета, и эту черту обыгрывает Гэндальф, когда, пытаясь поддеть гоблинов, называет их «озорниками». Две последние строчки песни, конечно же, отвечают на риторический вопрос «Что нам делать с этими смешными крошками?». В этих строчках легкомысленно-проказливый тон песни резко сменяется жестоким и злобным. Слова «зажарить их живьем» обнажают злобную насмешку, которая таилась в притворно ребяческом начале песни.
Список способов, которыми можно приготовить стряпню из Бильбо и его друзей, живо напоминает читателю кулинарные дебаты, устроенные троллями во второй главе ( никто, похоже, не знает, как надо готовить гномов!). Впрочем, гоблинские рецепты в контексте песни производят куда более жуткое впечатление. Тролли, может, и злые существа, но их кулинарная дискуссия имеет чисто практическое значение. Для них гномы – просто пища, и они совершенно искренне спорят, как ее лучше приготовить. Перечисление рецептов в гоблинской песне – отнюдь не профессиональные дебаты поваров, но пространная фантазия пыточных дел мастера. Толкин выводит образчик этого жестокого юмора в самом названии главы [22] , пробуждая в воображении читателя образы раскаленных сковородок и жаркого огня в кухонной печи, – предвосхищение издевок, которыми гоблины, приплясывая у костра, осыпают Бильбо и его спутников. Гоблины вовсе не собираются сожрать хоббита и гномов; они просто веселятся, воображая все жестокие способы, какими можно умертвить будущих пленников.
Веселье это наглядно проявляется в насмешках, которыми гоблины сопровождают свое пение. Используя метафору из собственной песенки, они кричат гномам: «Летите, птички!» – и наслаждаются тем, что гномам, по сути, некуда бежать. Чудовищнее всего то, что в конце они велят гномам: «Пойте», несомненно, предвкушая мучительные вопли, которые наверняка будут издавать пленники, сгорая заживо. Эти душераздирающие крики и есть «пение», которое гоблины надеются услышать от «смешных маленьких птичек», – гоблинский юмор в чистом виде.Во второй песне, которую гоблины распевают у подножия горящих деревьев, они возвращаются к размеру, ритму и мотиву песни, которую исполняли в главе четвертой:
Burn, burn tree and fern!
Shrivel and scorch! A fizzling torch
To light the night for our delight,
Ya hey!
Гори, гори, дерево и папоротник! / Съеживайся и выгорай! Шипящий факел, / чтобы осветить ночь для нашего удовольствия, / йя-хей!
Первая строфа опять-таки наглядно демонстрирует омерзительную дальновидность гоблинов. В упоминании факелов отчасти кроется причина того, что гоблины сочли «замечательно остроумным» план сжечь гномов прямо на деревьях. Пылающие деревья послужат не только идеальным средством мучительной смерти для их заклятых врагов, но также обеспечат достаточное освещение, дабы гоблины смогли упиваться этим зрелищем. Убить своих врагов – это хорошо, но для гоблинов подлинное «удовольствие» состоит в том, чтобы любоваться их мучениями. По сути, наслаждение будущими муками гномов является единственной темой второго – сладострастно подробного – куплета песни:
Bake and toast ’em, fry and roast ’em!
till beards blaze, and eyes glaze;
till hair smells and skins crack,
fat melts, and bones black
in cinders lie
beneath the sky!
So dwarves shall die,
and light the night for our delight,
Ya hey!
Ya-harri-hey!
Ya hoy!
Запечь и подрумянить их, поджарить и прожарить! / Пока не вспыхнут бороды и не потускнеют глаза; / пока не запахнет горелым волосом и не лопнет кожа, / растопится жир, и почерневшие кости / будут лежать в золе / под небом! / Так умрут гномы / и осветят ночь для нашего удовольствия! / Йя-хэй! / Йя-харри-хэй! / Йя-хой!
Как и в предыдущей песне (четвертая глава), этот текст сосредоточен на сиюминутном восприятии. В первой песне гоблины начали с того, что описывали пленение гномов, и закончили предвкушением в третьем куплете ужаса и боли, которые неминуемо испытают пленники, обреченные на плен и муки. Точно так же первый куплет второй песни содержит описание примитивным и грубым языком огненного зрелища, которым любуются гоблины, а второй куплет переходит к ужасным страданиям, ожидающим пленников. Закончив первую песню, гоблины тотчас принялись радостно воплощать в жизнь «Хлещи, шлепай!» и «Вопи и скули!» из последнего куплета. В шестой главе они одновременно с заключительным «Йя-хой!» празднуют гибель в огне своих врагов, поджигая первое дерево.
