Текст книги "На одинокой дороге (СИ)"

Автор книги: Константин Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4

– Слышишь клоун?! Так ты кто?! – спросил Эрик.

Старикан, вроде бы пришел уже в себя, смотрел настороженно, но упрямо. На вопрос не отвечал. Может, обиделся на клоуна, может не привык, чтобы с ним так разговаривали и теперь осваивался в новой для себя роли жертвы и старался придумать линию поведения. Примчавшиеся на шум ребята из команды привязали его к стулу, маленькая лысая голова потешно торчала из большого ему промокшего плаща.

Эрик кивнул Доходяге. Помощник ткнул неожиданного визитера в бок кулаком. Тот беззвучно охнул, еще больше сморщился и болезненно шипя, втянул воздух через рот.

– Гусем зови.

– С чего ты взял, что я тебя куда-то позову – удивился Эрик. А с таким именем дальше кухни и смысла нет звать. И это имя или все-таки кличка?

– Тебе не все равно фраер?

И тут же вновь скорчился от нового удара. Доходяга, потирая кулак объяснил:

– Слушай, Гусь или кто ты там. Вот это тебе сейчас не в обиду было, а чтобы ты сразу понял, что фраера, паханы, сявки и все остальные сидят на парашах, парафинят, держат мазу и творят всю остальную хрень, за пределами порта, но никак не здесь. Здесь у вас даже не второй номер, а двадцатый. Когда разговариваешь с капитаном, то изъясняйся на человеческом языке. Ты с джентльменом удачи разговариваешь.

«Бум-бум-бум» – послышалось с лестницы. Все в комнате, включая пленника, обернулись к двери, запереть которую пираты не удосужились. Пребывающего в нокауте здоровяка тащили вниз по лестнице за ноги, ступеньки пересчитывала голова. Ступеньки высокие, голова энергично подпрыгивала и кивала. Казалось, что крепыш горячо и безоговорочно одобряет все, что с ним делают.

– Нормальное имя у тебя есть? – продолжил Эрик.

– Птух – коротко представился старикан.

– Это ты пернул или имя свое назвал? – вежливо продолжил разговор Эрик.

– Ты спросил, я ответил.

– Подожди. Птух?! Птух, который предпочитает называть себя Гусем?!

– А что?!!

– Нет, ничего. Птух.

Доходяга смеялся.

– И как ты с таким именем до таких лет дожил? В такой-то среде. Хотя да. Ты же Гусь. Птица гордая.

Тихонько стоявший все это время в уголке молодой доктор впервые открыл рот:

– Извините, если это все из-за меня, то…

– Заткнись – Эрик к нему не повернулся – ты здесь не при чем. Я не выношу хамства. Взрослый уже вроде, даже старый, а за языком не следит. Я не злой, но некоторых учить надо. Несмотря на возраст.

– Так ты чего сюда приперся? Что от доктора надо было? – это уже к обладателю птичьей клички.

– Почему было? И сейчас надо. И срочно, – старик опять замолчал.

– Ну?!

– Он после того, как пациентку на операционном столе прирезал, нам должен. Наш пахан его, от её родственников отмазал. Теперь вместо того, чтобы в каталажке сидеть на нас работает.

– Подожди. Как прирезал?

– По пьяне. Операцию делал.

Эрик бросил взгляд на доктора. Тот молча стоял в углу. Поймав взгляд Эрика, глаза опустил.

– А час назад к пахану нашему его племяша привезли. С пером в боку. Хрен его знает, где поймал, но докторишка и понадобился. Вот только времени мало, загнуться его племяш может в любой момент.

– Ясно. – Эрик достал кинжал и подошел к старику. Тот сильнее вжался в стул, в глазах мелькнул ужас. Эрик перерезал связывающие Гуся-Птуха веревки.

– Забирай своего доктора и вали отсюда. И подумай, если бы нормально разговаривал, то этой беседы не было бы и время сэкономил бы для племяша вашего.

Гусь скинул остатки веревок. Молча, старательно пытаясь сохранить достоинство, мотнул головой доктору на выход.

– Хорошо, что инструменты с тобой. Ему нож под правую руку попал, мы и не сразу заметили его. Там нож странный – маленький, почти весь вошел, еще и рукоятка красная.

Стул под ним хрипло крякнул, когда Эрик быстрым рывком вернул старика на место.

– Такой нож?!! – он сунул Гусю под нос один из ножей погибшего Рыжего.

Обалдевший от резкого возвращения в статус кво, старик, непонимающе глядел на нож, на Эрика, но потом до него стало доходить. Глаза забегали.

– Я спрашиваю – такой нож!!! – почти зарычал Эрик.

Забыв про все попытки сохранить достоинство, Гусь испугано кивнул.

* * *

Ночной Ликеделл, несмотря на свою разбойничью славу, один из самых тихих, безобидных и в чем-то даже гостеприимных городов мира. Всё его «разбойство» распространяется только на море. В самом городе пираты криминала не терпят. Не удивительно учитывая, что корсары составляют значительную часть жителей. Ночью кабаки, как и все остальные заведения, которые принято называть злачными, благоденствуют.

Бессчетное количество треугольных крыш со ступенчатыми фасадами воткнулись в угрюмое небо. Дождь кончился, вода скатилась с покатых каменных мостовых и только кое-где поблескивали лужицы отражая масляные фонари и потухшие факелы, закрепленные в металлических настенных кольцах.

Но вот эта часть города не была освещена вовсе. Такие кварталы есть в каждом городе, и везде добропорядочные граждане их избегают.

Эрик подтолкнул Гуся к двери и слегка кивнул – «стучи мол». Но тот отвернулся, демонстративно сложив руки на груди. Эрик вздохнул, схватил его за лысую голову и трижды шарахнул об дверь. Гусь безмолвно рухнул.

– Кто стучал? – спросили из-за двери.

– Гусь – честно ответил Эрик.

– Что-то я твой голос не узнаю.

– А говорит не он. Он на земле валяется.

– А ты кто?

– Да открывай ты! Вы урки, в своем районе кого-то боитесь, что ли?!!

За дверью помолчали, затем щелкнул засов и дверь открылась. На пороге стоял невысокий тип, напоминавший крысу. Мелкие черты лица, вытянутый нос, бегающие глазенки.

– Какого…  – начал он.

– Я к вашему главному, – Эрик отодвинул крысенка в сторону и двинулся вперед.

– Э!!! Ты кто такой?!!

– Эрик.

Крысеныш моргнул:

– Бешеный, что ли?

Эрик на мгновенье остановился и коротко двинул ему в челюсть.

Георг, Доходяга, Каспар и Катыш, переступили через крысенка и вслед за Эриком поднялись. Доктор нерешительно последовал за ними.

Ни снаружи, ни внутри, дом не блистал роскошью. Но и нищей обстановка не была. Ничего лишнего и на удивление чисто. Три двери на втором этаже. Эрик направился к полуоткрытой, откуда доносились голоса.

На кровати лежал человек в окровавленной одежде, на столе стояли миски с водой, измазанные красным рванные тряпки. Вокруг постели толпились люди. Почти та же картина, что и недавно в «Каракатице». Только человек на кровати был живой и в сознании. Он громко стонал, молодое некрасивое лицо сморщилось от боли.

– К вам гости – Эрик, не останавливаясь в дверях прошел к кровати и внимательно уставился на лежащего на ней раненого. Остальные члены команды вошли в комнату за ним.

На пиратов недоуменно уставились.

– Э-э-э… начала какая-то дама.

– Заткнись – вежливо прервал Эрик. – Говорить я хотел бы с ним – он кивнул на раненого, но чувствую, что придется еще вот с этим хмурым дядькой. – Эрик повернулся к невысокому, плотного телосложения мужчине за пятьдесят. Тот не двигался, и, сложив на груди руки, недобро смотрел на капитана.

– Насколько вежливой будет беседа, зависит от того насколько он в курсе дел своего племяша.

– Выйдите все – приказал «хмурый дядька». Окружившая кровать толпа безропотно двинулась к выходу. Эрик кивком приказал своим последовать за ними.

В комнате висела тишина. Даже раненый не стонал.

– Слышал о тебе – произнес наконец хозяин.

– Мне от радости плясать? Или сказать, что я тоже о тебе слышал? Роган. Король ночного Ликеделла. Слышал, но мне и на тебя, и на твою кампанию, и на твои дела плевать с присвистом. Хотя нет, вру! Твоя компания влезла в мой огород и твои дела стали моими. «Ночные короли»! Как я понимаю, сами себе название придумали. Ты, стало быть, король королей. Так вот король битый – объясни мне, как оказалось, что твой племянник украл мои деньги и как в этом замешан ты?!

Роган чувствовалось, не привык, чтобы с ним так разговаривали, хотя орешек, судя по всему, был крепкий. Но и он ошалел от такого наглого напора.

– Слышишь ты, фраер! Ты, что с чиримисом разговариваешь?! Я Роган, король! Если есть, что сказать базарь нормально!

Эрик сокрушенно покачал головой:

– Не так часто я с вами барбосами общаюсь, но каждый раз удивляюсь. Вы почему-то уверены, что представляете из себя что-то. И считаете искренне. Если вор, то это звучит гордо. Какая-то блатная романтика, понятная только вам или недалекому дурачью из Черепашьего квартала. Хотя она и им непонятна, но они делают вид, раз это выглядит круто. Но в том то и дело, что только выглядит. А ты никто!

Роган набычился:

– Ты меня жизни учить пришел?! Вот уж точно Бешеный!

– Твою мать – с чувством сказал Эрик. Затем шагнул вперед, ударил «короля» под дых, не давая упасть, схватил за рубашку и кинул на кровать. Роган клацнул зубами о колено племянника, попытался подняться, но Эрик уперся своим коленом в его спину, а рукой схватил за волосы.

– Похожий разговор сегодня уже был, но повторю. Это ты среди своих урок что-то значишь и король чего-то там. Меня с собой не ровняй. Ты дешевка. Понты твои дешевые, сброд твой дешевый и поднялся ты среди них только потому, что остальные стоят еще дешевле тебя! Ты что?! Действительно думал, что я с тобой о чем-то нормально разговаривать буду?! Как с равным? Морской разбойник к ночному королю пришел? Собрат к собрату?! «Попутал», как вы выражаетесь. И я с тобой не «базарить» буду, а говорить, а ты слушать и когда надо отвечать, – потом наклонился к уху Рогана и уже спокойно добавил:

– И не зови меня «Бешеный».

– Ах ты сука – просипел Роган.

– Уже лучше – не стал спорить Эрик, но ты прав – сука и убить меня мало. – Теперь. Твой Птух, который Гусь, не знал, где в твоего племянничка нож воткнули. Мне интересно – знал ли ты, чем он был занят?

Раненый на кровати пошевелился и попытался что-то сказать. Эрик прервал его:

– Цыц! Ты главное пока не умирай, потерпи пару минут. Я пытаюсь определить, почему твой дядя такой недоумок – потому ли, что на меня решил наехать или потому что у него родственник еще больший придурок, чем он сам.

Рванул Рогана за голову и спросил:

– Ты убил моих людей и украл мои деньги?!!

Роган хрипел и продолжал ругаться. Что бы там Эрик не говорил, мужик он крепкий и не трус.

– Он не знает – голос умирающего доносился как будто издалека.

– Хорошо. Поверю. Но значит ты знаешь. Рассказывай!

Голос племянника вновь сорвался на слабый сип.

Эрик отпустил Рогана и повернулся к двери:

– Эй, доктор, как тебя там. Сюда.

За дверью зашумели, послышалась какая-то возня. Раздраженный голос Катыша кому-то выговаривал:

– Ты докторша что ли. Стой, не рыпайся!

В дверь вошел доктор. С ужасом посмотрел на поднимающегося с пола Рогана. Испугаться сильнее Эрик ему не дал. Кивком указал ему на умирающего:

– Лечи, как хочешь, но мне нужно, чтобы он заговорил.

Пьяница или нет, но доктор, кажется, был неплохой. Резво разложив у изголовья хитрый саквояж, он зазвенел какими-то щипцами, баночками, придвинул поближе такой же, как и в таверне таз с кипяченной водой и только наклонился к умирающему, как вытаращив глаза, откинулся назад. Эрик стремительно отпрыгнул в сторону, когда Роган, видимо забывший, что сейчас ему дороже всего племянник, бросился на посмевшего оскорбить его «фраера». Тяжелый кинжал, непонятно откуда взявшийся в руках пахана, коротко свистнул около уха. Первый удар не удался, но Роган быстро ударил Эрика в живот. И почти достал. Пират не успевая вытащить меч полностью, парировал удар полуобнаженным клинком плашмя. Роган ударил опять, но Эрик уже выхватил меч, отбил удар и молниеносным поворотом кисти, крутанув меч, выбил кинжал из руки. Не останавливая контратаку, сделал шаг вперед, сильно пнул Рогана в живот и приставил к горлу растянувшегося на полу пахана меч.

В комнату ввалились члены команды. За их спинами мелькали перепуганные домашние Рогана. Эрик отмахнувшись приказал всем выйти обратно. Вышли все кроме Георга, который, не вдаваясь в споры прислонился к стене и сложив руки на груди ясно дал понять, что никуда не уйдет.

Эрик не стал спорить, тем более что Георг, как его первый помощник, с которым они вместе прошли немалое, пользовался абсолютным доверием и мог позволить себе некоторую недисциплинированность.

Эрик слегка надавил на кожу на шее пахана и спросил:

– Тебя убить?

Тот смотрел злобно, отвечать не собирался.

Эрик перевел взгляд на доктора:

– Мы тебя не зацепили?

Доктор, на глазах которого рушился тяжелый незыблемый авторитет уголовного мира, коротко и испуганно мотнул головой.

– Тогда лечи!

Опять зазвенело.

Эрик поднял с пола кинжал. Повертел в руках.

– Здоровый какой. И откуда ты его вытащил?

Роган по-прежнему молчал, лишь снова воткнул злобный взгляд в Эрика.

– Операция нужна – сказал доктор.

– Делай, мешаю что ли.

– Я не знаю, переживет ли он ее. Рана глубокая, потерял много крови, и я боюсь, что внутреннее кровотечение продолжается.

– Сможешь сделать так, чтоб он сначала поговорил со мной? А уж потом делай с ним что хочешь.

– Могу попробовать.

– Пробуй.

В комнате сильно и резко запахло. Доктор поднес что-то к окровавленному носу. Паренек открыл глаза. Эрик убрал меч от горла Рогана, коротко бросил:

– Не вставай. В этот раз убью.

Подошел к кровати. Мальчишка перевел на него мутный взгляд и попытался, что-то сказать.

– Молчи – перебил Эрик. – Только отвечай на вопросы.

Он сел к изголовью:

– Ты участвовал в нападении на моих ребят на Кошачем острове?

– Да.

– Сколько вас было?

– Девятнадцать жохов.

– Кого?!

– Ну…  – малолетний грабитель и так был плох, а необходимость объясняться связанности его речи не прибавляла.

– Жохами налетчиков называют – вдруг подал голос доктор.

– Понятно. Девятнадцать рыл на шестерых моих ребят. Понятно, что храбрецы. Кто именно нападал?

– Кыванч, Серый, Вобла, Вдо…

– Да на черта мне их имена? Кто все организовал? Что за банда? Кто у вас главный?

– Мне Лимон сказал, что хватит на дядю работать. Пора взрослеть. За серьезные дела браться. Сказал, что…

– Короче! Отвечай на вопрос.

– Он привел меня к Гречине…

– Гречина?! – изумлено переспросил Эрик.

– Опаньки – равнодушно произнес подпиравший стену Георг.

Было чему изумиться. Гречина – мелкого пошиба капитан с небольшой командой, с небольшой же шхуны. Он даже самостоятельно пиратствовал не так часто. В основном «садился на хвост» более успешным собратьям и за небольшой процент с добычи помогал им в нападениях на купеческие корабли. Иногда заявлялся на места нападений и подбирал в воде завалявшееся. Таких было немало, называли их не иначе, как «мусорщики» и как понятно из прозвища, уважением они не пользовались. И такой мелкий деятель смог организовать нападение на казну одного из самых известных пиратов Борейского моря? Да как это возможно? Как смелости-то набрался?

Впрочем, если допустить, что он был уверен в том, что Эрик никогда не узнает, то наглости могло и хватить. Куш-то огромный. Тем более для «мусорщика». Но откуда он узнал, где Эрик хранил казну?!

Эрик задал этот вопрос племяшу, но тот лишь слабо пробормотал, что не знает, пошел вместе с остальными.

– Где мои деньги сейчас?!

– Не знаю, меня сразу сюда принесли.

– Хорошо, где ты с этим своим Лимоном встречался с Гречиной?

Племянник отвечал все слабее и адрес он уже почти прошептал. Впрочем, Эрик расслышал. Он поднялся и направился к выходу, по пути небрежно наступил на Рогана, остановился у двери и обернулся:

– Все. Можешь встать.

Трофейный кинжал он не метнул, а небрежно швырнул в главаря. Лезвие плашмя ударило бандита по лицу. Роган испугано дернулся.

– Пока, ночной король.

Собирался выйти.

– Ты меня не убьешь? – изумление в голосе непритворное. Грузный пахан с трудом поднимался с пола. Вся энергия ушла в короткую, но яростную схватку.

Эрик остановился в дверях:

– Тебе что, хочется?

– Я бы тебя убил.

Эрик почти ласково взглянул на него:

– Так-то ты. Я же говорил – меня с собой не ровняй. Ты бы меня убил, потому что я для тебя опасен. А ты для меня нет. Ночные короли?! Горшки вы ночные. И стоите столько же.

Георг вышел вслед за ним.

Глава 5

Весной, после полудня зал «Свиньи с кувшином» всегда забит. Китобои, грузчики, моряки со всего света. В тепле трактира оттаивали и телом, и душой. Камин горел, человеческая масса жарко дышала, и от разогретых немытых тел смердело. Но душа грелась вином, поэтому на запах, как и на многие другие неприятности всем было плевать.

Курти беспрерывно мотался от кухни к столам. Подавал хлеб, лук, рыбную или мясную кашу. Выбор меню днем невелик. Но для Еловы это было роскошью. Как и для Курти. Ныли расцарапанные о грязный пол пальцы, гудела голова, но больше всего хотелось есть. Днем после избиения Шмяком, чувство голода на какое-то время прошло, уступив место боли и обиде, но к вечеру голод вернулся – сердитый и требовательный. Курти поставил перед очередным клиентом порцию каши – на масле, горячая, с мясом и невольно сглотнул. Который раз за день. Запах сводил с ума. С позавчерашнего несытного обеда, прошло уже полтора дня. Руки сами тянулись стащить, что-нибудь с тарелки. Хоть кусочек. Подносы носил с кухни, где властвовала Анна. Воровать на ее глазах еду было невозможно. Дело не в подзатыльнике, болезненном, опять же унизительном, но вполне терпимым, а в том, что Анна тут же расскажет Шмяку или Бьорну. Что будет потом, даже думать не хотелось.

Из кухни дверь открывалась сразу в зал, и подчерпнуть хоть ложку каши на глазах клиентов тоже было невозможно. И жевать втихомолку не получилось бы. Ты здесь у всех на глазах. Дурость какая-то – воровать кошельки и то можно, руки не видны, все движения отработаны, а кусок хлеба в рот не положишь!

Клиент жадно чавкнул и засопев погрузил ложку в кашу, другой рукой ломая горбушку.

Корта быстро отвернулся.

Неделя без еды!!! Может просто по злобе сказал?! Ведь не может же так быть! Это слишком даже для такой скотины как Шмяк! Может послезавтра отойдет?! Или завтра?!! А вдруг! Хлеба, конечно, не даст, но как обычно, каши?!

– Чего встал?! Вина тащи. Видишь, грузчики пришли. Самые драчливые в порту. Значит, корабли с мукой разгружали. У них деньги сейчас из карманов вываливаться будут. А ты встал столбом! Бегом давай!

Бьорн аж плевался. Понравилось ему из себя начальника строить.

Курти сохраняя непроницаемую маску на лице, пошел на кухню за вином. Его можно ставить на стол сразу, не дожидаясь заказа. Итак, ясно, что эта компания вино потребует раньше, чем хлеб.

Да черт с этим Шмяком, с его ворюгой-племянничком и их проклятыми обедами! Завтра придет чудак-бородач, Колокольчик «свистнет» у него кошелек, деньги пополам и Курти заживет!!! Это сколько же у него денег в кошельке должно быть, если он так легко швырнул золотой?! Придурок толком кошелек и не прятал. Лишь бы только никто не стащил его раньше! Интересно, там, на юге все такие беспечные? Вот скоро Курти и узнает. С такой сумой можно навсегда свалить из Еловы.

Интересно – каково это жить на юге? Говорят, там круглый год в море купаться можно, настолько теплая там вода. Хотя это, скорее всего враки.

– Эй, щенок!

Это ему. Так здесь только его зовут. И только Шмяк.

– На дальнем столике грязные тарелки убери. Быстрее!

Курти поплелся к дальнему углу и стал сгребать посуду на поднос. Тарелки обычно были почти чистыми и, обычно их вытирали хлебом и затем съедали. Но здесь, видимо, сидела какая-то сытая кампания. На тарелках оставалось полно недоеденной каши, и несколько кусков хлеба валялись на тарелках и вокруг них прямо на столе! Да каких кусков!

Курти воровато оглянулся. Теперь осторожно. Здесь есть нельзя. Заметят, что он стоит и ничего не делает, а если еще и жует! Курти стал нарочито медленно ставить тарелки на поднос, подхватил один из кусков хлеба и не поворачиваясь направил кусок в карман…

– Курти!

Курти вздрогнул, хлеб выскочил из руки, прыгнул на стол и отлетел куда-то к стене на пол.

К нему подошел Бьорн:

– Стол у входа освободился, давай быстрее здесь убирай. Что тут?!

И удивленно добавил:

– Сколько жрачки осталось! Наверняка проглоты заморские сидели.

Курти молчал, не зная, что ответить, да и надо ли отвечать?

– Я говорил, что Анна ни хрена готовить не умеет. Только местным жрать.

– Сам себе готовить будешь. Тоже мне господин выискался, еда моя ему не нравится!!! – заорала с другого конца зала Анна.

– О! А я думал ты на кухне торчишь и ложки себе в уши засунула!

– Я сейчас тебе засуну!

– Ой, давай лучше я тебе – и заржал Курти в ухо, – всё она слышит… ты чё замер-то? Давай собирай и пошли.

Он пребывал в отличном расположении духа. И даже стал помогать Курти. Сволочь! И ведь не нарочно это делает, просто надо столы освобождать, для новых посетителей, вот и старается.

Немытую посуду притащили в кухню. Анна в зале, перепирается с кем-то из моряков, если Бьорн сейчас уйдет, то может быть…

В дверях Бьорн посторонился, пропуская входившего в кухню Шмяка.

– Щенок, соскребай остатки жратвы в ведро и пошли за мной.

Курти выполнил приказ.

Вместе с Шмяком они вышли на улицу, пересекли внутренний дворик и вошли в сарайчик. Здесь обитала главная радость жизни Шмяка по имени Рюха. Весила Рюха не меньше центнера, была здорово похожа на своего хозяина, и даже хрюкала также. А уж образ жизни у них был так и вовсе один в один. Жрать, спать и недовольно ворчать по любому поводу.

– Высыпай давай! – буркнул Шмяк, наклонился к Рюхе и бесстрашно потрепал ее за ухом. Это действительно требовало смелости, так как нрав у свиньи был скорей хряковский. Вот и сейчас она пронзительно взвизгнула и попыталась тяпнуть хозяина за руку. Тот ловко отдернул и засмеялся:

– Натерпелась милая, натерпелась. Тяжелая зима была. Во всем себе отказывали, но тебя выкормили. Не раз думал, что все! Пора закалывать. Но ничего выдержали, пояса, конечно, подтянули, но до весны тебя Ряха сохранили. Будет чем клиентов кормить. Да, моя хорошая, тобой, моя милая.

Градус любви в голосе не упал ни на одно деление.

– Высыпай, или так и будешь пялиться?!

Курти наклонил ведро. Остатки еды густо и тягуче перелились в корыто.

– Выгребай, выгребай давай. До последней крошки все… Теперь лезь туда – щели в полу проверь. Чтоб навоз не застаивался. А то накопится…

– Да все равно же колоть ее со дня на день! Чего там убирать…

Курти услышал этот то ли крик, то ли рык и с изумлением узнал собственный голос.

И тут же получил по голове.

– Ты чего это? Смелости, что ли набрался?! Работай, давай!! А не нравится – хоть сейчас вали! Я даже Зубу про твои художества говорить не буду. Как скоро тебе руку отрубят?! Есть догадки? Лезь в дерьмо!!!

Курти молча полез в отгороженную от Рюхи часть станка.

* * *

Руки по привычке отмыл снегом. Ссадины болели настолько привычно, что он и внимания не обращал.

В зале ничего не изменилось, единственно, хотя до вечера было далеко, сильнее надирались.

Курти взяв кувшин, вышел за прилавок.

– Кому долить, кому добавить? Вина себе налей – жизнь станет веселей, – заученно и со скукой пропел он.

– С моста иди, прыгни – поприветствовал кто – то из забулдыг – еще веселей будет.

– Ага, вслед за тобой – живо откликнулся Курти.

– Слышишь малыш – позвали его из угла – мне плесни.

Дагур – старый моряк, завсегдатай и полумифическая кабацкая личность. Был одновременно старым занудой и лучшим рассказчиком на всем побережье. Почти всю жизнь провел в море, а теперь пропивал ее остаток по кабакам. На что он пил непонятно, он уже давно не выходил в море, никогда не дрался в порту за работу грузчика. Но деньги у него были всегда. И он всегда пил, хотя и пьяным его никто никогда не видел. Курти подошел к столику, и алая бурда забулькала в кружке старика.

– Кулаки покажи.

– Что? – удивленно спросил Курти.

– Кулаки говорю, покажи.

– Тебе погрозить что ли? Так у меня не того размера руки. К морякам обратись.

– У тебя мозги не того размера, если здесь работаешь. Морда изукрашена, а кулаки чистые. Исцарапаны слегка, но с боевыми ссадинами не перепутать. Значит, тебя били, а ты терпел.

– Да, что ты знаешь?!

– Ты прав, ничего. Только много знать и не надо. И так все понятно. Тебя бьют, ты терпишь. Может все же лучше на улице, как раньше? Не говорю, что проще. Но лучше.

– Кому?

– Кому лучше? Любому! Чтобы человеком себя чувствовать. Понятно, что холодно, голодно, но по-человечески. Я вас воробьёв часто вижу. Кошельки срезаете. Какая-никакая, но вольница. А здесь?

– Дагур, ты вот везде плавал. На юге тоже был?

– Был. Отсюда куда ни плыви, везде юг.

– Я слышал, там острова есть. Мелкие, много их. По океану рассыпаны. Правда, что там вода такая теплая, что даже зимой купаться можно?

– Правда.

– И там плоды на деревьях растут. Очень сладкие. Слаще шиповника?

– И это правда.

– А ты купался?

– Я там много, что делал. Там есть развлечения поинтересней купания. И уж куда как послаще твоих плодов.

– Какие?

Дагур усмехнулся:

– Маленький еще. Вот подрастешь, глядишь и узнаешь.

– Вот подрасти я и хочу. Весь. И чтобы руки на месте были.

Дагур залпом осушил кружку и подвинул его к мальчику.

– Налей.

Курти послушался.

– Я тебя учить, конечно, не буду. Во-первых, бессмысленно, во-вторых, я в людях разбираюсь, и ты из тех, кто учится только на своих ошибках. Вижу, ты уже об этом думал, выводы для себя сделал. Но вот скажи, разве не лучше жить там – Дагур мотнул головой в сторону двери – пусть на холоде, голодным, но без мерзкого ублюдка, который тобой помыкает. Да! С риском! Но, все же мать твою – с ощущением свободы!

Курти слушал молча, без эмоций, обняв кувшин. Затем ответил:

– Вот именно, с ощущением. Самой свободы нет. Только ее ощущение.

Наклонился к Дагуру и едва не вылив на него содержимое кувшина, прошептал:

– Свободы вообще нет. Есть только те, кто в нее верят и стремятся ощутить. А есть те, кто давно понял, что ее нет, а одного ощущения мало. И что на улице, что здесь одинаково хреново. Так вот. Я из тех, кто это понял.

Дагур откинулся к стене.

– Быстро ты повзрослел, мальчик.

– Опять же. Здесь жизнь такая, что взрослеешь быстро. А значит и умнеешь. Потому как те, кто не поумнел, теряют руку. А я хочу быть грустный, избитый, отчаявшийся, но с рукой.

– А что не смоешься отсюда? В смысле из Еловы. Только что спрашивал про острова, про юг. Каждую весну приходящие капитаны мальчишек берут. На грязную работу, конечно, но все лучше, чем здесь.

– Полагаешь, я не думал об этом? Думал. Это же возможность. Если не на корабле юнгой устроится, то хотя бы из города смыться. Где бы ни был, хуже, чем здесь не будет.

– Так в чем дело? Капитаны состязания устраивают, кто по мачтам лучше карабкается – ты даром, что худющий, силы-то есть, я вижу.

Курти вздохнул:

– Они с родителями приходят. Те за них капитанов и просят. Я уже пробовал. Меня не подпустили.

– Я уже жалею, что затеял этот разговор. Что тебе сказать?! Держись тогда.

– За что? У меня ничего нет.

Старик повертел кружкой по столу:

– Даже надежды?

– Почему? Я надеюсь.

Курти еще ближе наклонился к Дагуру и почти шепотом закончил:

– Надеюсь выжить.

– Это не надежда.

– Другой нет. Надеяться можно, если веришь, что жизнь изменится к лучшему. Мне надеяться не на что. Я бы описал тебе мое будущее, да не буду. Хреновое оно. Хочу лишь выжить.

– Что это? Жизнь что ли? Куда уж хуже парень?

С улицы раздался крик. Посетители прекратили гомон и прислушались.

Дверь распахнулась. На порог прыгнул какой-то малый из местных моряков.

– Воришку поймали! С третьим предупреждением! Сейчас потеха будет! Айда все на площадь!

– Как видишь, может быть и хуже. – Курти смотрел перед собой. Лицо как мел.

* * *

Полицейские и судьи заметно торопились. Вечерело, но жечь факелы, даже ради единственного местного развлечения, городская управа не позволила бы, а про масляные фонари здесь никто и не слышал. От лукавого это.

Выпавший ночью снег превратился в грязь, и толпа размазала его по площади. День был ясный, по местным меркам, но как только начало темнеть, пороша вновь посыпалась на головы собравшихся.

Никакого эшафота не сооружалось. И без того площадь маленькая, чтоб загромождать ее. Редких висельников убирали уже через день. Для того, чтоб воришке руку отрубить, тащили плашку – широкую, грубую. Она уже стояла в центре площади, а рядом откровенно скучая, возвышался детина, чьи ладони судя по размерам, могли бы соперничать со створками городских ворот. Сейчас в этих створках был топор.

Толпа напирала и белый круг площади с плахой посредине становился все меньше. Детина безразлично наблюдал за людьми, но вдруг слегка оживился, с высоты своего роста заметив, что-то за их спинами.

– А ну разойдись!!! – гаркнул он. Люди шарахнулись, а с деревьев и крыш с хриплым карканьем в сизое небо брызнули вороны.

Людская масса расступилась.

Сквозь толпу тащили Колокольчика. Он толком не сопротивлялся, лишь слабо упирался ногами, но тащивший его на ошейнике Зуб этого не замечал. Колокольчик был бледен, но глаза черные. Из-за расширенных зрачки белки не видны.

Кто-то из толпы больно наступил Курти на ногу, но он не заметил, не сводя глаз с приятеля.

Зуб дотащил того до центра площади, ленивым рывком кинул к плашке. Колокольчик рухнул на колени перед палачом, вскочил и, забыв про поводок, нелепым прыжком шарахнулся в сторону. Петля кинула его обратно, опять упал, захрипел, закашлялся. Вновь попытался вскинуться, но палач небрежно, одной рукой схватил его за загривок, прижал к земле, отложил в сторону топор, второй рукой развязал узел на шее и одном ловким движением перекинул её Колокольчику на запястье.

Тот, с тоской в глазах, следил за действиями палача и больше не трепыхался. Зуб, на всякий случай, крепко держал его сзади. Колокольчик поднял голову и повел взглядом по лицам в толпе. Курти понял, что сейчас их глаза встретятся, и попятился назад. Не мог он видеть эти глаза!

Толпа напирала вперед, Курти не мог протиснуться. Судорожно заработал локтями, пятясь назад и не сводя взгляда с Колокольчика. Толпа не поддавалась, Курти сильно пихнул кого-то спиной, получил тычок в ответ, но сумел протиснуться и почти скрылся в людской толпе, когда встретился с взглядом Колокольчика. Затем спины сомкнулись, скрыв и его, и Зуба с палачом. Все так же пятясь, Курти выбрался из толпы, развернулся и лицом к лицу столкнулся с Бьорном.

– А ты куда? Все на площадь, а он с неё. Зрелище не по нраву? Ты ж всегда ходил смотреть раньше.

Курти не ответил и попытался пройти мимо, но Бьорн схватил его.

– Да куда ты? Или живот вдруг прихватило? Пойдем, посмотрим, что с тобой могло бы быть, – затем осклабился – Или еще будет?! А Курти?!

Курти молча пытался освободиться. Толпа загомонила активнее, Бьорн не выпуская Курти, заинтересовано оглянулся и Курти вырвался. Оглянувшись, увидел, как племянник хозяина нырнул в толпу, опасаясь пропустить самое интересное.