Текст книги "Хрустальные сны"

Автор книги: Константин Рогов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

4

Кто же это ему говорил? Димка, Димка, его однокурсник, как же его фамилия была? Нет, фамилию Толик не помнил, а Димку вот помнил отлично, Димку со зло прищуренными глазами, пулей вылетевшего из главного корпуса университета, притормозившего у печального каменного льва возле входа, стрельнувшего у кого-то сигарету, нервно, быстро курившего, нахохлившись под промозглым, мелким дождем.

– Что случилось?

– Да придурок этот Румянцев. Козел он, вот кто!

– Ты чего это?

Их ректор Румянцев был, конечно, человеком с определенными прибабахами, с непомерными амбициями и гипертрофированным, как и у большинства университетских преподавателей, самомнением, но отношения со студентами поддерживал ровные и особой придирчивостью не отличался.

– Завалил.

– Курсовую? Что, правда?! Румянцев?!

Димка отрывисто кивнул.

– Ты что там написал-то?

– Что-что... То и написал! Про глубину, написал, понял?

– Понял. Про глубину, а дальше?

– В том-то и дело, что дальше. Этапы развития виртуального пространства и все в таком духе. Типа экстраполяция, – Димка сплюнул, махнул проходящим мимо однокурсникам и глубоко затянулся. – На том и погорел.

Анатолий медленно кивнул, начиная понимать.

– Ты про перенос реальных политических и экономических институтов в глубину написал что ли?

– И про перенос, и про трансформацию. А маразматик этот, знаешь, что мне говорит? Вы, мол, юноша, не учитываете, что человек всегда стремился, на хрен, к прекрасному и совершенному обществу. И, мол, виртуальная реальность, глубина, дает ему прекрасную возможность реализовать его самые возвышенные мечты и устремления. Дерьмо какое-то!.. А я ему говорю, что с глубиной, люди поступят так же как и со всем прочим. Сначала одиночки натащат туда разной дряни, а потом придет время коммерческих и криминальных структур, органов власти и тогда вообще никому мало не покажется. Румянцев, пень старый, ясное дело слушает, кивает, но только все свое талдычит: настанет время, и в виртуальной реальности люди будут заниматься исключительно искусствами и наукой... Вот, Толь, ты мне скажи, может нормальный шестидесятилетний мужик верить в такую ерунду?

– Идеалист – может.

– Кретин он, а не идеалист! Дай-ка еще сигаретку...

– Он не кретин, а вот ты... На, держи.

– Кто? Кто я?!

– Не заводись. Сам, небось, знаешь, лекции слушал. Молодежь резка и склонна к категоричным суждениям. А кто у нас молодежь? Ты, Дим, у нас эта молодежь и есть. Румянцев просто не хочет, чтобы все было так, как ты описал. Потому и курсовую твою на корню зарубил, понял? Перепиши и всего делов!

Когда все это было? Тысячу лет назад? Да нет. Четыре года. Пять. Тогда, хоть и не сказав этого, Толик был согласен с Румянцевым – ну не могло быть все так плохо, как Димка описывал. Зато сейчас он наблюдал, как воздушные замки былых фантазий истлевают, рассыпаясь пылью.

– Глубина меняется, Вика, – выдавил он. В горле словно застрял, мешая говорить, колючий ком. – Она меняется у нас на глазах. Глубина, та глубина какую мы знали и любили, умирает. Вспомни, когда ты впервые сюда пришла. Вспомни.

– Сюда? Двенадцать... Нет, тринадцать лет назад. Мне было тогда пятнадцать, десятый, кажется, класс школы. До этого я год гуляла по глубине, но понемногу, было очень дорого, а потом папа, он тогда еще был жив, устроился работать в крупный банк и нам домой провели выделенную линию – бесплатное подключение. И я, – Вика чему-то улыбнулась, вспоминая. – Я однажды наткнулась на это место.

Кафе "Гинза". В центре столика, застеленного тонкой белой скатертью, стояла пепельница погребенная под трупиками умерших окурков. Короткие, темно-оранжевые фильтры, пепел и грязь. Табачный дым клубившийся в воздухе настолько реален, что слезились глаза. Толик курил одну сигарету за другой, желтыми от никотина пальцами вытряхивая их из бело-красной пачки с надписью "Malboro".

Это заведение, крохотное и неприметное, знал и Толик. И ему здесь нравилось. В глубине так легко потеряться, что когда у двух людей находится что-то общее, то это сразу сближает.

– Хорошо здесь, правда? – Анатолий огляделся. – Кажется, что таких заведений в Диптауне – сколько угодно, разве что бесплатное пиво здесь получше, чем в большинстве других, но ты часто сюда заходишь... Можешь мне сказать почему?

– Здесь уютно.

– Здесь привычно. Я прихожу сюда уже четыре года и почти ничего не изменилось. Обстановка все та же, почти всех посетителей знаешь в лицо, никаких тебе галдящих туристов, сующих куда не надо свои носы в поисках развлечений, никаких тебе унылых белых воротничков, треплющихся о налогах и прибылях, никаких тебе рекламных баннеров.

– А вот тут ты ошибаешься! Вон там, посмотри.

Анатолий даже не повернул головы. Он и без того уже заметил плоский черный прямоугольник на стене, словно намеренно копирующий старые интернетовские баннеры. Вспыхивающая неоновым светом надпись "DeepRunner" – название рекламируемого фильма, хита сезона, снятого Люком Бессоном. Название да несколько полуразмытых образов – лица голливудских кинозвезд, одетых в нечто нелепо-футуристическое, по мнению режиссера – в типичную одежду таинственных дайверов.

– Да. Об этом я и говорю. Даже здесь, это дерьмо! – Дипзайнер скрипнул зубами. – Они выживают нас, они меняют глубину по своему усмотрению, перекраивают ее на свой лад.

– И ты с ними не согласен? Тебе не нравится реклама и ты из-за этого так психуешь?

– Не в рекламе дело. Реклама – это только симптом. Глубина больна и она умирает, Вика.

Девушка задумчиво барабанила пальцами по столешнице, отстукивая какой-то, не узнанный Толиком, ритм.

– Многие с тобой не согласятся. Реклама – это лишь внешний атрибут. Что плохого в коммерции? Диптаун вырос только потому, что кто-то делает здесь деньги. Не будет денег – не будет и Диптауна. Не будет глубины, вообще ничего. Не лучше ли смирится?

– Вначале глубина была не более чем сплоченным братством энтузиастов, – сказал Толик. – Люди рисовали дома и улицы, собирали виртуальность по кусочкам, как мозаику, и никто из них не требовал за это денег. Появились маленькие магазинчики, потом питейные заведения, притоны, публичные дома, казино. Сюда, в глубину, начали переносить офисы крупные софтверные компании, пришли страховые компании, банки, юридические фирмы – сначала крупные, потом те, что помельче и вот сюда уже переселяются государственные органы, представительства общественных организаций, движений, партий.

– Ты забыл сказать еще про фанатов кино– и рокзвезд, болельщиков футбольных команд. Видел, кто-то написал "Спартак – чемпион!" рядом со входом в кафе? Вон уже и копы трудятся, надпись оттирают, – девушка кивнула в сторону окна. – Да, глубина становится все больше и больше похожа на реальный мир, но это естественный процесс, с этим ничего не поделаешь. Да и места здесь хватит всем.

– Правда? Свободная глубина умирает, Вика, потому что люди, не понимающие ее, не любящие ее, люди для которых глубина – лишь еще одно приложение для реализации своих амбиций, пришли в нее. Эти люди губят глубину и в конце концов убьют ее. Нашими с тобой руками в том числе. Ты знаешь, что было на месте игрового центра РЗР, который я разрабатывал? Один из бесплатных клубов, основанных энтузиастами в первый год появления глубины. Контракт истек, "Русская Зона" предложила за этот участок больше...

– Переедут в другое место.

– Из центра русского квартала? Знаешь, это все-таки не одно и то же. Я сам бывал в том клубе не раз и не два. Мне там нравилось, по-настоящему нравилось и меня там принимали, как своего, а теперь я чувствую себя предателем, последней падалью, потому что помог разработать этот сраный игровой центр!

– Ты просто делал свою работу.

– Очень многие люди просто делают свою работу. В том-то и беда.

– Я и не думала, что твои взгляды столь радикальны.

– Ага, как же! – Анатолий криво усмехнулся. – А зачем же тогда затеяла этот разговор? Ты ведь хотела все услышать. Хотела что-то решить для себя. И как? Решила?

– Пожалуй, что да. – Она ответила ему зеркальной усмешкой. – Я решила, что тебе можно доверять. Я люблю глубину, Толик, не меньше, чем ты. И я сделаю все, чтобы сделать ее такой, какой она должна быть. Кроме того, – Вика бросила взгляд в сторону баннера. – Мне никогда не нравились фильмы Бессона. Я хотела бы, чтобы эту дрянь отсюда убрали.

– И у тебя есть предложения?

Девушка улыбнулась.

5

Здесь крутили новый альбом «Garbage». Звуковые колонки футуристической формы, каждая размером с трейлер, надрываясь пульсировали в такт музыке. Какой-то доморощенный дипзайнер постарался на славу. Любители порой работают более профессионально, чем сами профессионалы – это факт.

Я не спеша допил пиво и попрощался со своей новой знакомой. Она обиженно надула пухлые, подведенные ярко-пурпурной помадой губки.

Очередная искательница приключений. Готов поспорить – в реале ей не больше пятнадцати и она не ходит в ночные клубы: во-первых, потому что еще не научилась самостоятельно зарабатывать необходимые для этого деньги, а во-вторых, потому что папа с мамой решительно против подобных развлечений. Это слишком опасно. В глубине, конечно, совсем иное дело. Физически девственности здесь не лишишься, на маньяка-убийцу не нарвешься, не забеременеешь, да и болезней специфических не подцепишь, а что еще для спокойствия родителей надо?

– Ты извини, но у меня время кончается, – беззастенчиво соврал я. – Как-нибудь еще увидимся, а?

Она огорчилась, даже не став изображать обычное в таких случаях показное равнодушие. Точно – лет пятнадцать, никак не больше.

– Вот мой пейджер.

Я записал ее номер и дал ей свой, который выдумал на ходу.

В реальности она и не посмотрела бы на меня дважды, но глубина совсем другое дело, правда? Нет, я не страдаю комплексом неполноценности, а просто адекватно оцениваю свою внешность и финансовые возможности. Да, черт возьми, в реальности я и сам вряд ли ей заинтересовался бы. Зачем мне этот геморрой? Перепихнулись, разбежались и все дела. Это глубина. Люди стараются не подпускать других слишком близко. Простое знакомство может перерасти в нечто более, породить чувства более глубокие, чем это допустимо с точки зрения благоразумия. Жители Диптауна знают, что следует за этим: разочарование, горечь и боль. Здесь мы чувствуем страдания других людей более остро и не желаем стать причиной всего этого. По крайней мере некоторые из нас поступают именно так.

Я задумался, отвлекся, грустно улыбнулся своим мыслям и махнул на прощание рукой.

– Ладно, до встречи.

– Пока...

Я покинул это милое заведение, сделав пометку в записной книжке. Дома Солома спал как убитый, а я последовательно повторял его маршрут.

Где моего приятеля "прихватило"? Что именно вызвало такой эффект? Я не мог выдать ни одной более-менее правдоподобной версии, только сходил с ума от злости. Ведь как, черт возьми, это не вовремя! Завтра воскресенье и мы должны были наведаться в пресловутый клуб. Кто теперь будет меня там страховать?

По плану Солома должен был войти в Диптаун из дома, а я – со своей служебной машины. Мне пришлось потратить почти час на разные бюрократические процедуры, чтобы оформить пропуск выходного дня, но дело того стоило, потому что таким образом у нас будут две разные системы защиты, которые так просто не сломать. Вернее – были бы, а теперь, если даже Солома к утру оклемается, я не разрешу ему лезть со мной в глубину. Его состояние вряд ли сильно улучшится, а он, признаться, сегодня очень сильно меня напугал.

Выйдя из музыкального кафе, я, как и Солома несколькими часами ранее, дошел пешком до крохотного магазинчика, где доля пиратской продукции явно превышала долю лицензионного товара. Такие заведения закрывают десятками, но на их месте вырастают новые. Они лезут из-под земли как поганки после дождя, появляются там и сям как паразиты.

Ребята из отдела ДСН по защите авторских прав спят по пять-шесть часов в сутки, но видимый эффект их усилий в лупу-то не разглядишь. Я думаю, это будет продолжаться до тех пор, пока компании не прекратят заламывать за свою продукцию астрономические суммы. Они хотят жить в роскоши, покупать лимузины и летать VIP-классом в комфортабельных лайнерах – это их право, я не спорю. Но и совесть тоже надо иметь, ребята. Двенадцать баксов за лицензионный виртуальный альбом или два за такой же, но пиратский! Так куда же идут десять баксов при том, что музыканты вечно ноют о том, какие они бедные и несчастные? Несложно догадаться, что выберет простой обыватель. И с книгами та же история. И с фильмами. Никто еще не сумел повторить новомодную и чудовищно дорогостоящую технологию гипнозаписи, но и это лишь вопрос времени.

Я переговорил с продавцом, облаченным в кожаный прикид. Черные, обтягивающие штаны, заправленные в сапоги, и кожаная жилетка на голое тело. Интересно, может ли он и в реале похвастать такой мускулатурой?

Он вспомнил Солому без труда. Оказывается, мой приятель был здесь постоянным клиентом.

– Прослушал несколько вещей в разделах джаза. Просмотрел новинки, – продавец пожал плечами. – Ничего не купил.

– Он не выглядел как-то необычно? Странно?

– Не страннее, чем ты. Или вот он. Или любой другой. Я торгую записями, и мне все равно кто как выглядит. Извини.

Ни единой зацепки. Я был готов к очередному разочарованию, но на всякий случай уточнил, какие записи прослушивал Солома и быстро прокрутил их сам. Музыка из числа тех, что ему нравится. Скорее всего, он просто заглянул сюда с целью что-нибудь купить и я просто трачу зря время.

Я уже собрался уходить, когда Кожаный что-то вспомнил.

– Эй, погоди-ка! Он спрашивал про какого-то парня по имени Бард.

– Бард?

– Ты же знаешь, каких только погонял сейчас не придумывают! – Продавец несколько смущенно улыбнулся, потеребив отливающее серебром кольцо в правом ухе. Интересно, какой у него самого ник?

– Бард, значит. Кто он такой?

– Понятия не имею. Никогда о таком не слышал. Так ему и сказал. Я не спрашиваю имен, ты же понимаешь.

– Да, конечно. Спасибо.

Выйдя из магазина я стрельнул у прохожего сигарету. Парень по имени Бард. Кто это и почему Солома спрашивал о нем? Связано ли это как-то с произошедшим? Как бы то ни было, пока мой приятель в храпит, я вряд ли смогу у него спросить. Можно было бы подождать, но почему-то я не мог отделаться от ощущения, что Солома вряд ли сможет вспомнить, что в точности с ним произошло.

Я стоял и курил. Мимо, шелестя по асфальту, неслись машины, в основном ярко-желтые такси, вошедшие недавно в моду белые и черные типовые легковушки, да грузовые трейлеры транспортных компаний. Поднявшийся ветер играл опавшей листвой, кружил в воздухе обрывки бумаг, катал по мостовой окурки и программный мусор. На противоположной стороне улицы сверкал красными и синими огнями рекламный щит. Тяжелое свинцовое небо нависло над городом листом металла.

Осень в Диптауне – это патология. Для большинства приходящих сюда здесь всегда лето, но я попадаю в ту микроскопически малую долю процента, для которых восприятие виртуальной реальности несколько искажено. Не знаю почему. Опытный психиатр мог дать мне ответ, но я просто не желаю этого знать.

Итак, гипотеза: в одном из тех заведений, что я посетил, Солома встречался с кем-то и этот кто-то назвал ему имя Бард. Конечно, это могло произойти и несколькими днями раньше, но я уверен, что в таком случае Солома рассказал бы мне о нем просто, чтобы проверить знаю ли я о чем речь.

Бард. Музыкант-самоучка? Уличный певец? Хардкорный поклонник ролевых игр? Или человек которого в реале зовут... зовут... Ну как-нибудь там зовут именем, которое в сокращенном виде звучит как Бард. Интересно, есть ли такие имена? Ник может означать все что угодно, а может не означать ничего. Статьи психологов о значении имен в виртуальности пишутся ламерами и публикуются исключительно в толстых глянцевых журналах, которые читают тоже ламеры. Ники сами по себе ничего не значат. Можно назваться Тварью и быть милейшим собеседником, а человек именующий себя Добряком может оказаться порядочной сволочью.

Я выбросил окурок, перебежал улицу, пропустив мимо ушей ругань едва успевшего затормозить мотоциклиста, и, распахнув стеклянную дверь, нырнул в царство громких голосов и световой мишуры. По периметру круглого зала – ряды кабинок, в центре – огромный стол.

Поисковые центры отвратительны. Здесь все, что можно забито той самой рекламной дрянью, которая тормозит ваш компьютер, перегружает каналы ненужным хламом и, естественно, отнимает у вас время, которое – суть деньги. Я, как и любой другой "рекламщик", как любой из работников Диптаунской Службы Надзора, ненавижу подобные места, но вынужден мириться с их существованием. Кто-то платит огромные деньги за рекламу, кто-то зарабатывает на ней не меньшие суммы, и я ничего не могу сделать. Такая вот паршивая у меня работа.

– Справочный терминал. Полный тариф.

Девушка, которая могла бы быть урожденной жительницей какого-нибудь островка в Тихом океане, если бы не была сидящей за столом нарисованной картинкой, тут же включила все свое обаяние и очаровательно улыбнулась, продемонстрировав мне жемчужно-белые зубы.

– За счет заведения, – добавил я.

Улыбка стала растерянной. Я предъявил удостоверение. Теперь – обескураженной.

– Минутку, я позову менеджера, – сказала она.

Я ей подмигнул. Менеджер! Ха. В наше время каждая шавка, выбившаяся в мелкое начальство, предпочитает именовать себя менеджером. Мало кто знает, что это такое, но иностранное слово ласкает гордецам слух и внушительно выглядит на визитных карточках.

– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался немедленно нарисовавшийся мужчина средних лет, одетый в стильный костюм-тройку. – Мы совсем недавно прошли проверку ДСН!

– Служебная необходимость, – объяснил я. – Это крайне срочно. Я был бы вам очень и очень признателен за сотрудничество.

Менеджер задумчиво посмотрел на меня.

– Вы не могли бы еще раз?..

Я снова продемонстрировал документы в предписанной служебной инструкцией форме. Всему свое место и время. Даже татуировкам.

– Дарья, обеспечь отдельную кабинку, будь добра, – менеджер, приняв решение, повернулся к девушке. Тихий океан, значит? Размечтался ты, Лир! – По полному тарифу. Счет внеси в непредвиденные служебные расходы.

– Спасибо вам большое, – поблагодарил я.

Не скажу, что у него был более привлекательный выбор. Никому не хочется лишний раз сносить придирки инспекции ДСН. Конечно, незаконно пользоваться своим служебным положением в личных целях и все в таком роде, но в конце концов я же сказал "спасибо", разве не так?

6

– Все в порядке, Питер?

– Все тип-топ, Вэнди.

Волнение ушло само собой. Легкий мандраж ни в счет. Ну, или почти ни в счет. Вика присела на лавочку возле входа в торговый центр и закурила, пытаясь справиться с беспокойством.

– Все в порядке? – в свою очередь осведомился Питер. – Параметры немного выше нормы, Вэнди.

– Все нормально. Продолжаем, Питер.

Она старалась выглядеть еще одной слегка скучающей девицей, решившей прогуляться по городу в поисках приключений. Присела покурить, ждет когда подвернется кто-нибудь достаточно интересный, чтобы закрутить с ним интрижку. Не шлюха, боже упаси, за такое можно и "по морде лица" схлопотать, просто захотелось поразвлечься, что тут такого?

Шеффилду-Шустову, несмотря на все его нытье, удалось достать пароли. Они обменялись файлами и Вика клятвенно заверила его, что копий не осталось. Вряд ли он поверил и правильно не поверил, но выбора у него особого не было. На том и расстались.

Анатолий уже вошел внутрь. Сама Вика заходить в заведение не собиралась. Сегодня ее дело вести внешнее наблюдение, оценивать происходящее, запоминать, как все будет происходить. Если ее программа окажется достаточно эффективной, то представление можно будет повторить в гораздо большем масштабе. Если нет, придется доработать.

– Давно не виделись, а? – на лице присевшего рядом играла ироническая улыбка. Даже и не улыбка, а так – гаденькая такая улыбочка из разряда "а я что-то о тебе знаю". – Привет, Вэнди.

– Виктор Кривцов собственной персоной, – медленно протянула Вика. Она даже не повернула голову в его сторону. Пытаясь вычислить, что он здесь делает, можно сойти с ума. Это могло быть все, что угодно. Кривцов брался за любую работу. – Только не говори, что просто проходил мимо.

– Да нет, работаю. Так же как и ты, – он бросил на нее косой взгляд. – Только ты не говори, что просто присела отдохнуть. Что у тебя за дело?

– У меня свидание и он опаздывает. Обычная история.

– Скорее в Диптаун придет рассвет, чем ты найдешь себе кого-нибудь.

– О чем это ты говоришь?

– А. Извини, – Виктор махнул рукой. – Я не хотел. Ничего личного. Мир?

– Мир, – согласилась Вика, и, прежде чем он успел задать еще один неудобный вопрос, спросила: – Так с кем ты работаешь?

– Да есть тут один человечек, – неопределенно отозвался Кривцов. – Рутина.

В последний раз она видела Кривцова вместе с двумя парнями, одним из которых был Анатолий. Оставалось лишь молиться, чтобы Кривцов не имел в виду именно его. Или – спросить прямо.

– Его случайно не Анатолием зовут?

Кривцов ухмыльнулся.

– Твой коллега, да?

– Я видела вас вместе несколько дней назад. Ты ходил за ним, как привязанный. Что он ухитрился натворить?

– Не знаю. Я над ним не работаю. Пока не работаю, – заявил Кривцов.

Вика не обольщалась насчет его правдивости. Конечно, в сравнении с легендарной Грейс Кривцов – само прямодушие, но в сравнении с ней, все они лишь глупые и наивные щенки.

– Кто же тогда?

– Слишком много вопросов, тебе не кажется?

– А что – спросить нельзя?

– Темнишь ты что-то сегодня, – прищурился Виктор. – Ты на работе. Я – тоже. И мы оба знаем, что обсуждать работу себе дороже.

– Я вообще-то дипзайнером работаю. И сегодня у меня выходной.

– Дипзайнером? – Кривцов засмеялся. – Ну-ну... Дипзайнерша нашлась, светило мировой архитектуры...

– Что смешного?

– С твоими способностями и дипзайнером?

– А может прежняя работа мне надоела до смерти? Решила завязать.

– Верится с трудом.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, – Вика пожала плечами.

Кривцов снова ухмыльнулся.

От него просто так не избавишься. Их пути никогда по-настоящему не пересекались, но Вика знала, что он хорош. Ей придется поднапрячься. Или выкинуть какой-нибудь грязный трюк.

Питер зашептал. Вика слушала.