Текст книги "История Православной Церкви до начала разделения Церквей"

Автор книги: Константин Победоносцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

XXIII. Возвышение папской власти

Начало разделения церквей

На первых Вселенских соборах определены были права пяти первенствующих епископов Вселенской Церкви, и усвоено им названиепатриархов. Права их были совершенно равные, и только по порядку старшинства столиц и городов Римский патриарх именовался первым и занимал первое место, Константинопольский считался вторым, Александрийский третьим, Антиохийский четвертым и Иерусалимский пятым. Римский патриарх назывался папою (название, которое и доныне находится в титуле Александрийского патриарха). Но никакого преимущества власти не соединялось с этим порядком счисления. Как ни возвышены были права патриархов по церковному управлению перед другими епископами, в каноническом отношении все они равны между собой: это различные только виды одной степени епископской. Отличительные права епископства: рукополагать пресвитеров и диаконов и соборно – епископов, освящать храмы, антиминсы, миро – принадлежали и принадлежат равно всем епископам.

Но в течение времени, особенно с VII века, силою внешних обстоятельств изменилось положение всех патриархов. Области Александрийская, Антиохийская и Иерусалимская потерпели такое страшное разорение от арабов-мусульман и от варваров-ариан, что потом уже не могли оправиться. Область Константинопольских патриархов не уменьшилась в своем объеме, но патриаршество утратило много достоинства и силы от иконоборческой смуты, продолжавшейся целое столетие, и от гонения неверных императоров. Напротив, область Римского патриарха распространилась по всей западной Европе, и власть Римских пап возвысилась.

Рим был некогда столицей вселенной. После того, как Константин Великий перенес столицу в Константинополь, Рим, конечно, утратил часть своего значения; но зато в Риме с каждым годом усиливалась новая власть, власть папы, по мере того, как падало значение императорской власти. На Востоке признанное равенство главных кафедр не допускало одного епископа властвовать над прочими, на Западе же никто не мог оспаривать первенства епископа Рима, древней столицы и единственной апостольской кафедры. В глазах православных христиан Запада Рим был главным представителем и защитником истинного, Никейского вероисповедания. Для варваров имя Рима, всемирной столицы, имело еще сильное обаяние, и епископ Римский представлялся им духовным главой всего христианства. Новые племена, основавшие на развалинах Римской империи новые европейские государства, оказывали Римскому папе великое уважение; и духовенство из Африки, Галлии, Испании обращалось к папе, чтобы получать защиту. И с Востока, во время церковных раздоров и гонений, преследуемые епископы искали в Риме защиты и оправдания.

Таким образом, папа представлялся заступником всего христианства и единственным духовным владыкой на Западе. Богатство его уже было значительно и давало ему возможность оказывать щедрую помощь нуждающимся: во время голода, наводнения, других бедствий за помощью обращались к папе; когда нападали варвары, он духовной силой своей укрощал ярость суровых победителей – и народонаселение Италии постепенно привыкало смотреть на власть папскую как на единственную прочную власть в эти времена смут и переворотов и от папы ожидать защиты и помощи. Духовная власть Рима утверждалась на развалинах утраченного им всемирного владычества, и к началу IX века во всех западных Церквях папа считался уже верховным судьей и главой Церкви.

К этому же времени на Западе появился новый канонический сборник, известный в истории под именем "Лжеисидоровских декреталий": ими подтверждались все те права и преимущества, которые папа желал себе присвоить. Где именно и кем были составлены эти декреталии, восходящие, как уверяли, к первым временам христианства, к епископу Клименту, ученику святого апостола Петра, никому не было известно. Несмотря на явную подложность декреталий, они были внесены на Западе в церковный закон, и папы стали указывать на них как на свидетельство того божественного права, которое поставляло их на высоту необычайную, делая из папы верховного епископа, от власти которого всякая другая власть получала свое освящение: епископы становились лишь послушным орудием его воли и ему беспрекословно повиновались, он один имел право назначать и низлагать их; он созывал соборы, и постановления, составленные без его ведома или согласия, не могли иметь силы; его власть превышала власть Вселенского собора, ибо, по уверению папы, Сам Христос поставил его главой Церкви Вселенской.

Однако Восток не признавал этого главенства. Восточная Церковь, сильная древним преданием, постоянно отвергала притязания римских первосвященников: подчинить ее себе сделалось главной целью их стремлений.

Во второй половине IX века представились удобные, по-видимому, для этого обстоятельства: в Константинопольской Церкви, едва отдохнувшей от бури иконоборческой, возникли новые волнения, и враждовавшие партии сами предоставили папе возможность вмешаться в их дела. В Константинополе неправильно низведен был с патриаршего престола святой Игнатий, по проискам регента Империи Варды, которого патриарх обличал в беззаконной жизни и за открытое нечестие, причинявшее великий соблазн народу, лишил Святого Причащения. Когда Игнатий был уже низведен, тогда вполне законно возведен был на патриарший престол Фотий, бывший прежде одним из высших сановников государства и известный необыкновенными дарованиями и редкой богословской ученостью. Жители Константинополя, издавна склонные к церковным спорам, разделились на две партии: одни стали за патриарха Игнатия, другие за Фотия; разногласие это положено было умирить на Поместном Константинопольском соборе, на который приглашен был и Римский папа. Папою в это время был Николай I. Его более, чем кого-либо из его предшественников, одушевляла мысль о всевластии папы: он первый из пап стал называть себя наместником Христа на земле, властно провозглашая, что его надзору подлежит весь христианский мир, а суду его – всякое нарушение нравственного закона, где бы и кем бы оно совершено ни было, всякое нарушение порядка и благочиния церковного. Сам он не поехал на Собор, а прислал легатов. Собор утвердил возведение Фотия на патриарший престол, и легаты папы были согласны с этим; но папа Николай осудил своих легатов и присвоил себе власть отменить соборное решение, показывая тем, что ставит себя выше Собора.

По просьбе болгарского царя Бориса патриарх Фотий, имевший особенное попечение о просвещении славян, отправил к болгарам миссионеров-проповедников, святых Кирилла и Мефодия. Они проповедовали народу на родном его языке, на который перевели для него и Священное Писание, и богослужебные книги, и их проповедью насаждено было с Востока православие в Болгарии и Моравии. Но эти страны принадлежали к области Римской Церкви, которая давно распространяла ложное учение о том, что совершение богослужения может быть допущено лишь на трех языках – еврейском, греческом и римском. Папа Николай I с изумительным дерзновением послал в Болгарию латинских священников, которые не только изгнали оттуда всех священников Восточной Церкви, но и объявили недействительными все совершенные ими над крещеными болгарами церковные таинства.

Невозможно было подчиниться такому притязанию Римского первосвященника, и необходимо было обличить всю его беззаконность.

Фотий собрал в Константинополе в 867 году собор, в котором участвовали и три епископа Западной Церкви. Собор этот, рассмотрев притязания папы, выраженные в его послании, объявил папу Николая недостойным епископского звания и отлучил его от церковного общения. Вслед за этим Фотий написал свое знаменитое окружное послание к другим Восточным патриархам, в котором обличал незаконные притязания папы и указал на допущенные в Западной Церкви отступления от православия. Самым важным отступлением было прибавление к Символу Веры в восьмом члене лишнего слова "filioque" и выраженное в этой прибавке учение об исхождении Святого Духа от Отца и Сына. Эта произвольная прибавка к символу возникла еще в VI веке, на поместном соборе Испанской Церкви в городе Толедо, когда принимали христианство вестготы, завоевавшие Испанию. Дабы предохранить их от арианства, разделявшего по естеству лица Святой Троицы, измыслили эту прибавку для лучшего изъяснения догмата; но оказалось, что она подавала повод к новым еретическим толкованиям. Вселенские же соборы утвердили единожды навсегда догмат о Святой Троице и положили оставить изложение его неизменным, дабы не возбуждались новые лжетолкования. В Западной Церкви распространилась испанская прибавка к Символу, и нововведение это было принято ею как догмат; но его не могла принять православная Восточная Церковь: она осталась верна учению Вселенских соборов. Кроме этого отступления Фотий обличил в Римской Церкви и многие другие.

Так положено было начало разделения Римской Церкви с Восточною Православною. Разделение это прискорбно для всякого верующего христианина, и Православная Церковь молится о прекращении оного – да будет в Церкви Христовой единое стадо и Единый Пастырь. Но она твердо верует в Единого Пастыря и Единую Главу Церкви – Господа Иисуса Христа, и не может признать непогрешимым и наместником Его для всей вселенной предстоятеля Римской Церкви.

Итак, среди внутренних бурь и волнений, ввиду опасности, грозившей со всех сторон, Православная Церковь сохранила в чистоте и целости святое учение христианское. От нее новые народы, народы славянские, приняли святое сокровище веры, и приняли совершенно, без утайки и примеси, приняли, по выражению Апостола: не как слово человеческое, но как слово Божие (1Фес. 2: 13). Они искали себе света на Востоке, и Церковь дала им Священное Писание, богослужение на народном языке, учила их покоряться не личному произволу одного человека, как это делалось на Западе, а Слову Божию и неизменным постановлениям Вселенских соборов.

Византия довершила свой трудный подвиг: семь Вселенских соборов ясно выразили и утвердили учение Церкви и определили церковные обряды как живое выражение церковного догмата.

Тогда приняла христианство и Россия, которая должна была сделаться самой могущественной из славянских держав и самой верной хранительницей вверенной ей истины. Она только что начинала свое историческое существование, и вера христианская легла глубоко в основу всей ее народной жизни: быть народом христианским стало главным ее стремлением. Это выразил ясно еще первый ее летописец, когда, исчисляя обычаи других народов, говорит: мы же един закон имамы: елицы во Христа крестихомся, во Христа облекохомся.