Текст книги "Молот ведьм"
Автор книги: Константин Образцов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Она встряхнула волосами, прогоняя ненужные воспоминания, и посмотрела на часы. Длинная стрелка на циферблате с изображением капитана Френсиса Дрейка указывала вертикально вниз: полчаса назад наступило воскресенье.
Алина положила поверх счета деньги и вызвала такси.
– … зомби.
Она повернулась.
Слева от нее один из постоянных гостей разговаривал с Дэном. Алина вспомнила, что у него странное имя – Пауль, а еще что первое время смотрела на него, пытаясь определить возраст: у Пауля был тот тип внешности, обладатели которого пожизненно обречены на обращение «молодой человек». Сейчас Пауль был уже изрядно навеселе и что-то рассказывал вежливо улыбающемуся Дэну. Сквозь грохот музыки до Алины доносились обрывки фраз:
– На фольклорную практику когда ездили, студентами еще…нас восемь человек, отделились от остальных, добрались до этой деревни по узкоколейке…бабка…точно тебе говорю, я сам видел…мертвецы из могил…зомби…
Алина улыбнулась и покачала головой. Зомби. Ей стало весело.
На телефон одновременно позвонили и прислали сообщение: такси ждало у входа. Алина надела пальто, кивком попрощалась с Дэном и Паулем и вышла на улицу.
С темного неба сыпалось и летело все подряд: крупный ледяной дождь, мокрый снег, мелкая морось, а ветер, как разбушевавшийся пьяница, швырял все это яростными порывами то в лицо, то за воротник пальто.
Алина быстро нырнула на заднее сидение автомобиля. Немолодой водитель, поглядывая на нее в зеркало, сначала молчал, а потом все-таки не выдержал, откашлялся и произнес:
– Что ж, когда же весна настанет?
– Никогда, – ответила Алина и закрыла глаза.
Водитель отвел взгляд и включил радио.
В убаюкивающем тепле салона машины Алина расслабилась, откинувшись на спинку сидения, и вдруг, сильно и неожиданно вздрогнув, широко распахнула глаза.
Она будто уснула на мгновение и увидела, как где-то далеко, среди темных пустых пространств, дряхлый поезд преодолевал последние километры до города, одышливо выстукивая чугунные ритмы. Потом оказалась в полумраке купе, ощутила запахи, звуки, а напротив нее сидел незнакомец, лицо которого было скрыто в тени. В нем не было ничего необычного или страшного, но Алина очнулась от этого короткого видения с бьющимся от ужаса сердцем.
«Дьявольщина какая-то».
Некоторое время она ехала с открытыми глазами, но потом мерное качание автомобиля, негромкая музыка и уютное тепло сделали свое дело. К дому Алина приехала совершенно раскисшей. Она выбралась из машины, расплатилась, и поднялась на одиннадцатый этаж. В лифте она снова чуть не уснула, а когда вошла в квартиру, то споткнулась, снимая сапоги, и едва не упала на том самом месте, где несколько месяцев назад получила жестокий удар в лицо от ворвавшихся головорезов. Впрочем, призраки погибших здесь людей ее не тревожили, а после ремонта, когда заменили разбитую мебель в прихожей и заделали дырки от пуль, перестали тревожить и воспоминания. Здесь снова был ее дом.
Квартира встретила тишиной, спокойствием, и вульгарным, приторным запахом роз.
– О Господи, – простонала Алина, – забыла совсем…
Ведь действительно, даже и не вспомнила, когда час назад думала за барной стойкой о несостоявшейся личной жизни. Наверное, потому, что источник происхождения ста и одной розы в ее квартире, занявших единственную вазу и два пластиковых ведра, никак с личной жизнью не ассоциировался. И пара вечеров в ресторане вкупе с настойчивыми знаками внимания ничего не меняли: уважение, вежливость и нежелание обидеть не имеют ничего общего с чувствами или даже с мыслями о возможности отношений. Семен Чекан, красивый мужик, спортсмен, тридцать пять лет, разведен, детей нет, оперативник – «убойщик» уголовного розыска городского ГУВД. Мастер рукопашного боя и эффектного ухаживания. Многие незамужние коллеги женского пола, наверное, назвали бы ее дурой. Да что там, она и сама иногда называла себя дурой, но поделать ничего не могла: все равно что убеждать себя съесть что-то невкусное, только потому, что это очень полезно.
Значит, дура. Ну и прекрасно. Ей так нравится.
За два дня розы пропитали тошнотворным сладковатым запахом все квартиру и жадно высосали почти всю воду из ведер, но менять ее и заново переставлять цветы сил уже не было. Видимо, он считает, что это круто – подарить сотню роз. Хорошо еще, что на асфальте под окнами ничего не пишет. Хотя нет, это слишком мелко: скорее, он составит ей признание в любви из полицейских автомобилей. И попросит включить сирены и мигалки.
Уже проваливаясь в сон и снова ощутив липкий розовый аромат из другой комнаты, она подумала: вот Гронский никогда бы такого не сделал. Не стал бы дарить ей цветы целыми клумбами. Ну да, он ведь и не дарил, и вообще не делал ничего такого.
И не собирался.
* * *
Огромная фигура в плаще с капюшоном неподвижно застыла в арке двора, освещенная сзади бледным уличным фонарем. В руке тускло блестит изогнутое лезвие огромного ножа. Алина узнает его сразу. Она понимает, что он давно уже мертв, но здесь, в ее сне, по-прежнему жив и опасен. Алина разворачивается и бежит.
Город во сне оживает, сбросив потертую маску, едва прикрывающую его истинный лик, изъеденный проказой кошмара: высокие дома обступают со всех сторон, вытягиваются кверху, нависают кривыми, пропитанными сыростью стенами, почти закрывая черное небо, в котором яростно клубятся серые тучи, источающие стылую морось. Алина петляет в тесном сумрачном лабиринте дворов, пробегает через темные изогнутые арки, но куда бы она не бежала, куда бы ни сворачивала, впереди раз за разом появляется исполинская тень в капюшоне.
С треском ломается каблук. Алина сбрасывает туфли и бежит босиком через холодные осклизлые лужи, растекающиеся под ногами, словно инфернальные медузы, поднявшиеся из бесконечных зловонных болот, погребенных под городом. Алина бросается к неровной узкой щели между двух домов и начинает протискиваться, чувствуя, как сжимает грудь влажный камень, а в ноги впивается колючий сор, скопившийся тут за многие, многие годы. Ей удается выбраться с другой стороны, и она оказывается в следующем дворе, к стене которого прислонился дощатый сарай с железной заржавленной крышей. Алина тянет на себя ветхую дверь, изнутри несет густой кислой вонью гниющей помойки. Она отшатывается, но из арки напротив доносятся тяжелые шаги, отдаваясь гулким эхом. Медлить нельзя; Алина знает, что это западня, но все же прячется в теплом зловонии, плотно прикрыв за собой скрипучую дверь. В темноте она видит огромную гору мусора и нечистот: размокший картон, какие-то тряпки, остатки еды, пустые консервные банки – они заполняют все пространство от стены дома, к которому пристроен сарай, почти до самой двери, возвышаясь в человеческий рост и едва не касаясь крыши. Отвратительные миазмы заставляют Алину задержать дыхание; она стоит босиком в вонючей гнилостной жиже, и слышит, как ее преследователь входит во двор, бродит подле сарая, и с шумом сопит, пытаясь учуять сбежавшую жертву. Алина замирает, и в этот момент груда мусора приходит в движение.
Осыпается мелкий сор, пивные жестянки раскатываются в стороны, гора нечистот словно дышит, колыхаясь боками, вздувается, а потом разваливается надвое, когда из нее вырываются наружу руки с корявыми пальцами, а за ними высовывается по пояс кошмарная старуха в истлевших лохмотьях. Старуха раскачивается, подобно жуткому клоуну из адской шкатулки с сюрпризом, хрипло причитая и бормоча; красные глаза вцепляются в Алину острым взглядом, из-под толстого лохматого платка выбиваются жирные космы. Она протягивает вперед свои руки, все в чешуе омертвевшей разлагающейся кожи, Алина кричит от ужаса и, не помня себя, выскакивает наружу, прямо навстречу гигантской фигуре с кривым тесаком в кулаке…
* * *
Телефон звонил долго и настойчиво, как судебный пристав, стучащийся в дверь. Алина лежала с закрытыми глазами и ждала. Звонок умолк, но через секунду снова завел свои настырные громкие трели. Когда он сделал передышку и зазвонил в третий раз, сердито жужжа и ерзая по тумбочке, Алина застонала и открыла глаза.
На табло электронных часов светились зеленые цифры: 8.30 утра. Ничего доброго от звонка в такое время в воскресенье ждать нельзя. Алина протянула руку, с третьей попытки нащупала телефон и, щурясь от тусклого серого света из окна, посмотрела на экран. «Семен Опер». Тот самый, который предпочел бы быть записанным как «Любимый». Алина чертыхнулась и, не поднимая головы, приложила телефон к уху.
– Алё!
– Привет, ты не спишь? – голос звучал сквозь уличный шум. Удивительно, каким оживленным может быть город ранним утром выходного дня.
– Сплю. У меня выходной.
– Слушай, ну прости, что разбудил, доброе утро, – было слышно, как хлопнула дверца машины, и шум улицы стих.
Алина молчала.
– Ты можешь за полчаса собраться? Я за тобой заеду.
Алина подумала, что он вдруг решил устроить ей какой-то нелепый сюрприз, типа неожиданной поездки за город ранним утром. А то и за границу: «Дорогая, собирайся, мы летим в Париж!». Это бы хорошо рифмовалось с сотней роз, превративших квартиру в пахучую оранжерею. Предположение было так ужасно, что Алина даже проснулась.
– А что случилось? – осторожно поинтересовалась она.
– Ребята из области позвонили, попросили приехать на труп. И мне очень нужна твоя помощь.
Слава Богу, не Париж. В голове мелькнула мысль о том, что она все-таки дура, если перспектива осмотра криминального трупа где-то в лесу для нее предпочтительнее поездки заграницу, но додумывать ее Алина не стала.
– Не понимаю, – сказала она. – У них же в области свои эксперты есть? Да и оперативники тоже, зачем нам ехать?
Чекан как-то скорбно вздохнул.
– Долго объяснять, давай я тебе по дороге расскажу, ладно?
Теперь сон прошел окончательно. Видимо, ситуация действительно была нетривиальная, если сотрудники областной полиции вызвали оперативника из питерского ГУВД, а тому понадобилась помощь начальника отдела экспертизы трупов из центрального Бюро.
– Ну хорошо, если надо…
– Спасибо огромное! Значит, через полчаса я у тебя.
– Через сорок минут. Я реально спала, когда ты позвонил.
– Договорились, когда подъеду, наберу тебя. И прости еще раз, что разбудил, – сказал он, и Алина повесила трубку.
Собралась она все-таки за полчаса. Приняла душ, высушила и расчесала волосы, немного накрасилась, оделась, посмотрелась в зеркало и подумала, что ей бы не помешал «Визин». А еще, наверное, «антиполицай». Впрочем, подойдет и кофе: она успела выпить одну чашку и как раз заканчивала вторую, когда снова зазвонил телефон. Ровно сорок минут. Наверное, последние четверть часа Чекан сидел и ждал в машине с секундомером в руках.
– Я внизу.
– Да, сейчас спущусь.
Немолодая, но все еще бодрая черная «Мазда» стояла рядом с подъездом. Чекан сидел в машине с телефоном в руке, но, увидев выходящую Алину, тут же прервал разговор и выскочил навстречу. Высокий, атлетичный, светлые волосы коротко стрижены, на мужественном, красивом лице немного смущенная улыбка.
– Привет, извини, что пришлось разбудить, я не стал бы, если…
– Привет. Все в порядке, хватит уже извиняться.
Алина обошла машину и увернулась от неловкой попытки то ли обнять себя, то ли поцеловать в щеку. Чекан быстро забежал вперед и открыл перед ней дверцу. Алина слегка улыбнулась и села, закинув рабочий чемодан на заднее сидение.
– Рассказывай, что там стряслось.
Но сразу рассказать не получилось. Первые десять минут телефон Чекана постоянно звонил, раз за разом повторяя первые ноты мелодии из «Крестного отца». Алина сначала пыталась прислушиваться к разговорам, а потом бросила это занятие, откинулась на сидении и стала смотреть в окно.
Они ехали в сторону северной окраины города и почти миновали его границу. По обе стороны от широкого проспекта высились неправдоподобно огромные, серые и безрадостные новые дома, образующие беспорядочные кварталы, выстроенные на плоских, как доска, пустырях. Лохматые тучи низко проплывали над крышами, как чудовища из воинства небесного Ктулху, и тусклое небо было словно неподвижная поверхность воды, скрывающая молчаливый город, спящий на дне сумрачного водоема. Сколько хватало взгляда, кругом были только исполинские бетонные коробки домов, ветер и промозглая пустота; редкие чахлые деревца растерянно торчали из мокрой земли узких газонов, как заблудившиеся дети. Алина подумала, сколько лет должно пройти, чтобы эти мелкие саженцы хоть как-то оживили здешний пейзаж, но потом решила, что вряд ли у них получится: в этих местах никогда не было лесов, ни триста, ни четыреста лет назад – лишь бескрайние болотистые пустоши, изрезанные поймами молчаливых медленных рек с темной водой.
Чекан наконец убрал телефон в карман и сказал:
– В общем, дело такое. У нас, похоже, серия. Помнишь труп месяц назад?
Алина покачала головой.
– Я помню разные трупы. Давай с самого начала, ладно? А то я туго соображаю сегодня. И мы можем остановиться где-нибудь? Хочу воды купить.
Семен покосился на Алину, собирался что-то ответить, но промолчал.
Они остановились на заправке за кольцевой дорогой, купили воды, жевательную резинку, и долили бензин в бак. Потом сели в машину и выехали на трассу, ведущую дальше на север. Алина пила воду маленькими глотками и слушала.
Ранним утром в полицию позвонили. Неизвестный сообщил об убийстве и подробно рассказал, как найти труп. Звонивший не представился, попытки связаться с ним по номеру, с которого был сделан звонок, не принесли результата – телефон был уже выключен. Наряд патрульно-постовой службы прибыл в указанное место и подтвердил обнаружение тела с внешними признаками насильственной смерти. Туда немедленно выехали оперативники из районного отдела полиции и следственная группа областного ГСУ. Старшему группы хватило одного взгляда на труп, чтобы позвонить в Городское управление уголовного розыска, откуда потом связались с Чеканом, а потом и в следственное управление.
– Заинтриговал, – призналась Алина. – Не томи, говори, что они нашли?
– Ну, ты же сама просила с самого начала. Так вот, возвращаемся к моему вопросу про труп месяц назад. Вспоминаешь?
Алина выразительно взглянула на Чекана.
– Ведьма, – подсказал он.
Алина вспомнила.
– О Господи, – сказала она, и добавила – Вот черт.
– В самую точку, – прокомментировал Чекан.
Труп шестидесятилетней женщины, который лег на прозекторский стол почти месяц назад, был не случаем тривиальным. Детальное описание зафиксированных прижизненных повреждений заняло шестнадцать страниц. Переломы и раздробления пальцев ног и костей обеих стоп; перелом коленных чашечек со смещением; переломы лицевых костей черепа и носа; травматическое удаление третьего пальца правой руки. Причина смерти – ожоговый шок. Бензин, которым облили жертву, вспыхнул, когда та еще была жива. Да, Алина не забыла этот случай. При всем том количестве трупов, которые город каждую ночь выбрасывает на свои улицы и дворы, при всем пугающем многообразии того, что совершается ежедневно в квартирах, домах, парках, на заброшенных автостоянках или в темных лабиринтах гаражей на окраинах, следы таких пыток и истязаний встречаются нечасто. Алина помнила и кое-что еще: по данным протокола осмотра места происшествия, рядом с истерзанным обгоревшим телом была обнаружена фанерная доска с надписью «ВЕДЬМА».
– Хотя труп тогда обнаружили в области, в дачном поселке, дело передали нам, на том основании, что жертва была похищена на территории города, и только потом вывезена за его пределы. По месту совершения более тяжкого преступления должна была, конечно, заниматься область, но там своя история… в общем, мы взяли. Дело попало ко мне и Максу – ты ведь знаешь Макса?
Алина кивнула. Конечно, она знала Макса, как и многих других оперов – «убойщиков» Главного управления. Невысокий, жилистый, темноволосый, всегда собранный и внимательный. Приятель и напарник Семена. Рядом с ним Макс смотрелся, как пинчер возле бульмастифа, но если бы Алине пришлось решать, с кем иметь дело, то она выбрала бы Чекана: от него скорее можно было ожидать снисхождения, а во взгляде Максима Штольца читалась только спокойная и темная неизбежность. Прекрасное качество для оперативника.
– Так вот, от Главка ведем дело мы, – продолжал Чекан. – Деталей в сводках по факту обнаружения тела не было, но проходила информация между нами и областью: короче, эта тема с надписью и сгоревшим трупом так или иначе на слуху. Поэтому, когда сегодня областные опера и следователь увидели то же самое, то сразу позвонили в город, а оттуда уже сообщили мне и Максу. Вот так.
– Сочувствую, – сказала Алина. – И первое убийство совсем не подарок, а если это серия, то резонанс обеспечен.
– Еще какой, – Чекан нервно кусал губы. – Возбудятся все: и наше руководство, и Прокуратура, и Следственный комитет, а то и Москва поучаствует. Повезло, если еще никто не слил подробности на «Геникеевку», потому что если туда попадет – все. Месяц назад у них проскочила заметка, но этим ограничилось. А сейчас материал горячий…во всех смыслах слова, подхватят остальные – и мы потом будем не дело расследовать, а на совещания ходить три раза в день и выслушивать.
Крупнейший городской новостной портал «Геникеевка.ру» носил имя ныне несуществующей петербургской речки, замурованной в подземных тоннелях при застройке центральных кварталов еще в позапрошлом веке. Вероятно, создатели портала видели в этом глубокий смысл: «мы находим то, что надежно скрыто». Или, например, «сюда стекает грязь со всего города». Алина знала, что отношения полиции и Следственного комитета с «Геникеевкой» были специфическими и паритетными. Интернет-издание зависело от новостей, которые получало всеми правдами и неправдами из сводок и от своих информаторов: они обеспечивали контент и возможность первыми размещать репортажи о происшествиях. Полицейское руководство информаторов не преследовало, источниками у журналистов не интересовалось, охотно участвовало в экспертных интервью, но оставляло за собой право в случае необходимости влиять на то, какие материалы должны появиться в новостях, а какие нет. Однако тут все зависело от скорости реакции: иногда информация публиковалась раньше, чем ее успевали остановить, и тогда процесс становился неуправляемым. Новость мгновенно расходилась по всем интернет-изданиям, а оттуда, если была достаточно шокирующей и скандальной, попадала в печатные СМИ и, в конце концов, на телевидение, обеспечивая тот самый резонанс. Конечно, это случалось, только если новость могла успешно выдержать конкуренцию с политическими скандалами, войнами, катастрофами и подробностями запутанной интимной жизни телевизионных кумиров, но Алина была уверена, что серия жестоких убийств с пикантным нюансом в виде зловещей надписи «ВЕДЬМА» легко выйдет в лидеры общественного интереса.
– Понимаю. Но ты же знаешь, мое дело дать ответы на вопросы следствия в экспертизе. Все равно тело к нам привезут вместе с протоколами по месту, сейчас я чем могу помочь?
– Вот как раз с точки зрения серии. Ты видела первый труп, проводила исследование, читала протоколы с места происшествия. Я бы хотел, чтобы ты сама сейчас взглянула и сказала, до всякой экспертизы, это серия или нет. Есть же какие-то характерные повреждения… не знаю, почерк индивидуальный у злодея, который это делает.
– Семен, – мягко сказала Алина, – ты не хуже меня понимаешь, что так не делается. Есть запрос от следствия, формулировка вопросов для исследования, наверняка еще понадобится гистология, токсикология. Я, конечно, могу просто посмотреть и высказать свое мнение, но это будет мнение и не больше, понимаешь? И не факт, что его потом подтвердят результаты экспертизы.
– Я все понимаю, но для нас это вопрос времени. У следствия свои задачи, а у нас – злодея найти, и чем быстрее мы этим займемся, тем больше шансов. И потом, – Чекан широко улыбнулся и посмотрел на Алину. – Твои слова для меня важнее любой экспертизы, ты же знаешь. Я тебе верю.
– Грубая лесть засчитана, – Алина чуть улыбнулась в ответ. – И пожалуйста, следи за дорогой, я хочу живой доехать.
Она откинулась на спинку сидения и стала смотреть в окно. Вдоль узкого шоссе мелькали пустые поля в неряшливых пятнах грязного снега, их сменили редеющие серые перелески, потом высокие тонкие сосны прозрачного леса, сквозь которые виднелись пустыри и недостроенные коттеджные поселки с домами, похожими на кирпичные мавзолеи местечковых вождей. Низкое небо набухло сумрачной влагой, и застыло, как будто решая, пролиться дождем или осыпаться снегом.
Машина свернула с шоссе, и некоторое время они тряслись по ямам грунтового проселка, спускавшегося к железной дороге. Затем миновали переезд, проехали еще пару километров по сравнительно ровному асфальту и въехали в поселок. Узкие улицы с огромными грязными лужами петляли между заборами из штакетника и проволочными оградами. Поселок был старый и тихий: не разграфленное на шахматные квадраты плоское поле с сараями и вагончиками на шести сотках, а настоящее респектабельное селение, с соснами и елями на песчаных холмах, зарослями дикого кустарника вдоль обширных участков, на которых стояли большие дома, построенные еще дедами и прадедами тех, кто сейчас приезжал сюда в дачный сезон.
– Хорошее место, – сказала Алина. – Летом, наверное, очень красиво.
Чекан свернул направо, проехал по короткому проселку, уходящему в лес, и остановился.
– Все, мы на месте.
Лес был окутан серым влажным туманом. Воздух густой и влажный, пах прелой хвоей и талой водой. Тревожная резкая вонь бензина, горелого пластика и плоти висела в нем, словно дым. Впереди на дороге стояло несколько автомобилей: два невнятных седана, видавшая виды просевшая зеленая «шестерка», и серый джип «Прада» Штольца. Вокруг возвышались неподвижные деревья, слева на невысоком пологом склоне стоял обветшавший дом. Облупившаяся краска была когда-то зеленой, а сейчас стала цвета дождя и леса. То, ради чего приехала Алина, находилось рядом с невысоким бетонным столбом на половине расстояния от дороги до дома: бесформенная почерневшая масса, вытянутая кверху и увенчанная обугленным шаром. Рядом топтался и мерз, как часовой, высокий пожилой мужчина в сизом коротком плаще. Между машинами и домом в утренней дымке бродили люди: входили и выходили из покосившейся задней двери, что-то рассматривали в грязи и талом снегу, негромко переговаривались.
Сюрреалистичный пикник по случаю насильственной смерти.
Два человека, стоявших возле джипа, подошли к ним.
– Привет, Семен! Заждались. Алина, доброе утро.
Штольц был в черной водолазке под кожаной курткой, блестящих черных ботинках, подтянутый, собранный, бодрый. Он окинул Чекана и Алину быстрым внимательным взглядом, и ей почему-то захотелось начать оправдываться.
– Привет, Макс, – сказала она.
Штольц представил второго, молодого человека с всклокоченными светлыми волосами и одетого так, словно собирался он наспех и в темноте.
– Никита Соловейчик, следователь из областного управления. Это он нам звонил.
Приветствия, обмен рукопожатиями. Алина отошла к машине, достала из салона свой чемоданчик и пару резиновых перчаток, а когда вернулась, Штольц говорил:
– Когда «пэпсы» приехали, то даже в дом не сунулись: стояли и ждали оперов. Те осмотрели дом, там пусто, только в первой комнате следы: кровь, мебель сдвинута. А потом уже Никита подъехал со своей группой и увидел вот это.
Трое мужчин развернулись в сторону, куда показывал Штольц. Алина тоже взглянула. В мокрый песок проселка был криво воткнут деревянный неструганный брусок с прибитым листом фанеры.
Несколько секунд все молча смотрели на надпись. Потом Чекан отвернулся и спросил:
– Уже есть что-нибудь?
– Не очень много, – Макс покачал головой. – «Пэпсы» с местными операми поехали в поселок на обход и поиск свидетелей, только они вряд ли кого найдут: здесь до лета все вымерло. Следы автомобиля или людей снять не получится: снег, дождь, все, что не смыло, то растаяло. В доме криминалисты работают, но пока ничего. Владельца дома устанавливаем. Но есть и хорошие новости.
Он достал из кармана свернутый прозрачный пакет и протянул Чекану. Там был паспорт в яркой обложке и веселой надписью: «Паспорт блондинки».
– Вот, лежал рядом с табличкой. Осторожнее только, лучше перчатками.
Алина натянула перчатки и подошла к Чекану. Он раскрыл пакет, а она осторожно достала паспорт. С фотографии на нее смотрела серьезная большеглазая блондинка с пухлыми губами.
Титова Оксана Валерьевна. Судя по году рождения, двадцать восемь лет. Судя по отметкам в паспорте, одинокая мама шестилетней дочки.
Где-то недалеко зазвонил телефон. Скрипнула и хлопнула задняя дверь. С низкой ветки сосны сорвалась тяжелая капля.
– Сейчас, конечно, на свою фотографию Оксана Валерьевна мало похожа, – продолжал Штольц, – но если это она, то вот, смотри еще.
На экране смартфона Штольца была открыта страница Социальной сети. С нее томно улыбалась, стоя в длинном платье на фоне стены с черно-белым узором, та же блондинка, только теперь она называлась Oksana «Chanel» Titova. Над именем было написано: «заходила вчера в 20.37».
– Сколько времени нужно, чтобы подготовить опознание?
– Стандартно, после всех экспертиз, – ответила Алина. – Сутки минимум. Лучше двое, я еще труп не видела. Может быть, там сутки только туалет займет. Сейчас посмотрю и скажу.
Каблуки мягко вдавливались в слой прелых листьев. Сразу стало казаться, что ноги промокли.
Высокий мужчина в сизом плаще услышал ее шаги и обернулся. На нем были большие очки в толстой старомодной оправе. Седые короткие волосы торчали, как сапожная щетка.
– Здравствуйте, я Назарова Алина Сергеевна, руководитель отдела экспертизы трупов городского Бюро.
Пожилой мужчина посмотрел на нее сверху вниз с выражением безразличия и пожевал губами.
– Знаю, наслышан. А я Осадчий Федор Федорович. Районный судебно-медицинский эксперт.
Он кивнул и переступил ногами в неуклюжих ботинках. Алина поставила чемоданчик на землю, присела на корточки и взглянула на тело.
Стало ясно, почему издали труп показался бесформенным: полностью скрывая бедра, низ живота и ноги до колен, на теле расплылась обгоревшая куча оплавленных слоев ткани и пластика, из которой торчал почерневший изогнутый металл.
– Синтетика, – бесцветным голосом сообщил Федор Федорович. – Это она так горит. А железки от чемодана: ребята рядом пластмассовое колесико нашли.
Алина подняла голову: старый эксперт нависал над ней и смотрел через очки. Она пожала плечами и отвернулась.
Кроме бедер, слипшихся с оплавленной массой, пострадали голова, плечи, груди сморщились, как сушеные ягоды, остатки волос на голове запеклись и порыжели, распухшее, будто шар, лицо покрылось слоем копоти, обгоревшие веки запали. Обуглившаяся кожа полопалась, покрывшись длинными тонкими трещинами, сочащимися желтой сукровицей. Между грудей чернел какой-то пригоревший ошметок.
– Сожгли уже мертвую, – опять подал голос Осадчий. – Складок нет на лице. И кожа без волдырей.
Алина снова посмотрела вверх.
– Вы это в протокол осмотра тела занесли? – спросила она.
– Не успел, – ответил старик, и Алине показалось, что слышит в его голосе оскорбленные нотки.
– Что значит, не успели? Вы уже почти два часа здесь.
– Так я начал. А потом сказали, что начальство из города приедет. Вы, то есть. Ну я и решил подождать, не заполнять ничего. Вам ведь виднее.
Тон, каким это было сказано, предполагал, что Алине немедленно должно было стать стыдно за все: работу в городе, кандидатскую степень, должность, зарплату, а более всего – за внешность, возраст и пол. Она хотела было ответить, но подумала про стоящую рядом с джипом Штольца изнуренную жизнью «шестерку», взглянула на топчущиеся по талой грязи башмаки, на нитки, торчащие из полы плаща, вздохнула и сказала:
– Отсутствие складок и морщин без копоти еще ничего не значит. Но я с Вами согласна, сжигали труп.
Алина прикоснулась кончиками пальцев в перчатках к обугленным складкам кожи на шее.
– Посмотрите, видели это?
Осадчий, кряхтя, согнулся, расставив скрипнувшие суставами ноги.
– Видел, проволока. Прикрутили к столбу, когда усаживали. Вокруг груди такая же.
– Нет, кроме нее. Вот здесь, блестит.
Старик прищурился и всмотрелся в тонкую медную полоску, утопленную глубоко в черной коже.
– Удавка как будто.
– Провод. Пластик сгорел и оплавился, а медные жилы остались.
Алина заглянула за спину покойницы: руки согнулись в локтях от жара, на запястьях оплавилась широкая клейкая лента. Все пальцы были на месте.
Алина встала, взглянула на белые ноги, торчащие из обугленной груды, и вздрогнула. Одна стопа была целой, темно-вишневый лак на ногтях краснел, как поздние ягоды на снегу. Пальцы левой были раздроблены и торчали осколками костей из толстой корки запекшейся крови.
– Можете продолжать составление протокола, – сказала Алина. – Начальство разрешает. Потом передадите его мне. За доставку тела в город не беспокойтесь: я сама все организую.
Она отошла на несколько шагов в сторону и остановилась. Тусклый мир вокруг будто качнулся.
…За тонкими стенами старого дома люди в защитных костюмах собирают кровь и мочу, ищут мельчайшие следы происшедшего – археологи новейшей истории, изучающие очередной ее эпизод. Один из них выходит наружу, стоит, вдыхая влажный, с холодной испариной воздух, и возвращается в тьму, скрывающую комнату, ставшую камерой пыток. На пологом склоне глубокая борозда, вспаханный след среди влажных листьев и талого снега – здесь волокли труп к месту последней сцены рокового спектакля. В конце борозды сидит, свесив голову, обгоревшее тело женщины, носившей паспорт в веселой обложке «Блондинка»: оно в черных пятнах обугленной кожи, а там, где нет черноты, зияет багровый и желтый. Три сыщика ходят по кромке спящего леса, как гончие, которые чувствуют зверя, но не могут взять его след. Рядом с ними на короткой доске надпись «ВЕДЬМА», вбитая в мокрый песок чужой неизвестной рукой, а над ними деревья – высокие, старые, тянутся вверх, как струны, до самого неба. Оно словно призрак нависло над миром, охватив туманным саваном от края до края, и кажется, будто небо смотрит на все холодным бесстрастным взглядом никогда не мигающих глаз…
Алина помотала головой, прогоняя накативший морок. От всего этого веяло какой-то запредельной, стылой жутью, как будто здесь произошло что-то большее, чем просто истязания и убийство; и ей показалось, что все, кто тут есть сейчас, ощущают прикосновение к этой пугающей тайне, но стараются не думать об этом и не подавать вида. Алина уже испытывала однажды подобное чувство, когда в октябре вместе с Гронским раскладывала на столе жуткий пасьянс из фотографий жертв зловещего ночного охотника. Сейчас это чувство вернулось предвестьем грядущих кошмаров.
