Текст книги "Поездка в Москву. Новейший Хлестаков"

Автор книги: Константин Станюкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

X

Это скандальное дело, показавшее обществу «au naturel» одного из наших капиталистов, снова затрагивает, между прочим, важный вопрос – вопрос о так называемых «незаконнорожденных» детях, не раз уже возбуждавшийся в нашей литературе и до сих пор остающийся нетронутым нашим законодательством. Положение наших «незаконнорожденных», по сравнению с положением их во всех странах Европы, едва ли не самое незавидное, напоминающее отчасти те времена, когда к «незаконному» ребенку относились как к существу отверженному, несущему на себе наказание, за рождение на свет вне узаконенного брачного союза, во всю свою жизнь.

Тогда-как во всех странах законодательство более или менее прогрессирует в отношении улучшения положения незаконнорожденных, у нас оно остается нетронутым, и закон не дает никаких средств для узаконения таких детей хотя бы позднейшим браком.

Пользуясь весьма интересной брошюрой г. А. И. – «Вопрос о незаконнорожденных» {Эта брошюра издана в 1875 году.}, знакомящей с историей этого вопроса, с современным законодательством о незаконнорожденных во всех странах Западной Европы и у нас, написанной с добрым намерением обратить внимание на этих несчастных, лишенных всяких прав, детей, – я приведу из нее некоторые извлечения, отсылая читателя, желающего познакомиться с вопросом более подробно, к самой брошюре.

С самых старых времен почти во всех странах участь незаконнорожденных и подкидышей была самая жалкая. Их выбрасывали, как сор, и даже Аристотель, Сократ и Платон защищали этот обычай. То же самое было и в Риме, где, как и в Греции, не допускались так называемые неравные браки. Ребенок, поднятый с площади, делался рабом, вещью благодетеля, спасшего его от смерти, и при обозначении собственных имен таких детей, им приписывались буквы S. P. (sine patre) без отца. Отец в те времена, как г. Солодовников в нынешние, считал себя свободным от всякой за них ответственности, и только после Августа участь «незаконнорожденных» несколько улучшилась тем, что детей, выкинутых на площадь и рожденных от лиц свободного состояния, дозволено было считать свободными и наследовать матери. Первый христианский император Константин запретил даже конкубинат, лишив как матерей, так и детей, происшедших от такой связи, не только права наследования, но и всякого пособия со стороны отца, и сравнивал детей от конкубината со всеми незаконнорожденными. Нельзя сказать, чтобы христианство значительно облегчило участь незаконнорожденных; правда, духовные лица устраивали приюты и воспитывали детей, но потом делали их, так, сказать, своими крепостными. Впоследствии церковь не мало ставила тормозов вопросу об улучшении участи детей, так что либеральные относительно законы Юстиниана Великого, первого снявшего рабство с подкидышей, допустившего детей наложниц до наследования и облегчившего усыновление, – впоследствии были отменены в IX веке папой Львом Философом, который торжественно назвал всех детей, вне брака рожденных, отверженными. Незаконнорожденные не могли вступать в духовный сан, и даже в половине XVI века незаконнорожденному не дозволяли держать экзамен на доктора богословского факультета в Париже.

В позднейшее время Франция первая обратила внимание на этот вопрос, и конвент поставил всех подкидышей под защиту государства; но гуманные постановления конвента были уничтожены Наполеоном, который в своем кодексе воспретил незаконнорожденному отыскивать своего отца. Однако, кодекс допускает его признание по желанию родителей и допускает в известных случаях право наследования, а в политических правах сравнивает законных и незаконных детей.

Лучшие из современных законодательств относительно незаконнорожденных детей – законодательства Пруссии, Баварии и Швеции. Вот что говорит автор брошюры о прусском законодательстве:

«Оно старается как о том, чтобы облегчить незаконнорожденному отыскание отца, так и о том, чтобы установить между отцом и незаконными детьми его отношения более нормальные. Связь нескольких сожителей с матерью одновременно за отговорку не принимается; опека имеет власть принудить каждого из них к выполнению долга относительно ребенка. До 4 лет воспитывает ребенка мать на деньги, доставляемые отцом. На пятом году отец может взять его к себе, но не иначе, как с разрешения опекуна. Обязанность воспитания незаконнорожденного с отца переходит на деда с отцовской стороны, потом на мать, потом на деда со стороны матери. Хотя незаконнорожденный не принадлежит к семье отца, не носит его фамилии, не состоит под его властью, но тем не менее он получает часть из отцовского наследства по закону, кроме того, что может получать по завещанию без всякого препятствия и ограничения; он носит фамилию матери и причисляется к тому званию, к которому она принадлежала в минуту его рождения, но дворянского сословия от нее не наследует. Если у незаконнорожденного не отыскивается ни отца, ни матери, то дитя поступает на попечение местных благотворительных учреждений.

Количество содержания, следующего незаконнорожденному от отца, не должно превышать нормы стоимости содержания дитяти законнорожденного из крестьянского или мещанского звания, с платою в школу и за обучение ремеслу. Это содержание родители обязаны доставлять ребенку до 14 лет, после чего он сам обязан себя содержать.

В видах большего преуспевания незаконнорожденного в гражданской жизни и с целью снять с нею незаслуженный им упрек в незаконности рождения, прусское законодательство допускает его узаконить (Allgemeines Landrecht für die Preussische Staaten, прилож. к § 94).

Узаконить прижитого вне законного брака ребенка можно:

1) По решению суда, имеющего власть признать за матерью дитяти полные права законной жены. Тогда права этого дитяти уравниваются с правами детей законных; только ему не предоставляется фамилии отца, но оно остается с фамилией матери. Суд может признать ребенка законным даже и в тех случаях, когда брак между родителями был отложен, замедлен со стороны отца и вовсе не состоялся по его же вине.

2) Чрез последующий брак между отцом и матерью прижитого вне брака ребенка все права незаконнорожденного, за немногими исключениями, уравниваются с правами детей законных; даже если незаконнорожденный умер до брака родителей, оставив по себе законных детей, то последние по отношению к деду и бабке имеют права прямых наследников.

3) Ребенок, родившийся от невесты, признается законным даже и тогда, когда брак её с женихом не состоялся, если только жених признает его своим.

4) С разрешения верховной власти, дети признаются законными, когда вовсе не было брака между родителями. Но при этом, по принятии прошения на высочайшее имя об узаконении, рассматривается, клонится ли желаемое узаконение к выгодам незаконнорожденного, и оно разрешается с условием назначения к ребенку опеки, если он еще несовершеннолетний

Вследствие такого узаконения дитя причисляется к сословию отца, получает все права законнорожденного, по фамилии отца не носит, вступает в его семью лишь по фамильному договору, и между ним и законными детьми того, кто ходатайствовал об узаконении, устанавливаются такие отношения, как между детьми сводными, т. е. от разных матерей и от одного отца. Точно также и относительно родственников матери, без особенного на то с их стороны согласия, узаконенный не имеет иных притязаний и прав, кроме прав, присвоенных незаконнорожденному.

Если во время узаконения дитяти отец его имел уже наследников от брака и желал наделить их указанною в законах частью, то незаконнорожденному такой части не полагается.

Дети от брака морганатического признаются прямыми наследниками отца лишь с разрешения верховной власти; принятие их в семью по фамильному соглашению».

Кроме всего этого, прусский кодекс допускает узаконение по просьбе того или другого из родителей, по просьбе самого незаконнорожденного и даже по ходатайству за него опекуна. Утверждение по этой просьбе подлежит местному обергерихту; но прочих отношений незаконнорожденного к родителям и родственникам их оно не изменяет.

Совсем не то мы видим, обратившись к нашему законодательству. В то время, как почти во всех странах законодательство облегчает усыновление, принимает под свою защиту брошенных детей, в пользовании политическими правами не делает никакого различия между законными и незаконными детьми и самое название «незаконнорожденный» не существует в официальном языке, – по нашему закону узаконить или усыновить незаконнорожденных: можно только двумя способами: или по особым высочайшим указам {В примечании к статьи 144, т. X, часть I сказано, что Высочайшим указом 29 июля 1828 г. все приносимые Его Императорскому Величеству прошения об узаконении незаконнорожденных детей или воспитанников, а также о сопричтении к законным детям, рожденным до брака с настоящею женою, повелено – не внося в комиссию прошении, оставлять без движения.}, или через приписку к своим семьям. Первый способ относится до лиц привилегированного сословия, второй к остальным сословиям, причем, во втором случае, можно «узаконят» только воспитанников или приемышей, а о незаконнорожденных детях ни слова не говорится. Они лишены всякой возможности быть признанными детьми своих родителей. Никакой опеки государства над незаконнорожденными детьми у нас не существует, и ребенка, отданного в воспитательный дом, может взять каждая женщина, представившая приемный билет; нечего и говорить, какое множество детей служить предметом эксплуатации, какое множество нищих по профессии воспитывается таким образом.

Делений на разряды, как то существуют в Европе, у нас нет. Все дети, прижитые вне брака, происшедшие от прелюбодеяния, родившиеся после смерти мужа и матери или по расторжении брака разводом по истечении более 306 дней и дети, прижитые в браке, признанном недействительным, – считаются незаконными и приписываются к сословию матери, исключая того случая, когда мать дворянка или почетная гражданка. Тогда незаконнорожденный приписывается к податному сословию. Ребенок, родившийся после изнасилования, даже от несовершеннолетней, равным образом считается незаконным.

Узаконение через последующий брак по нашему закону не допускается; наше законодательство не старается отыскать отца, но дозволяет матери указать его, и в таком случае обязывает содержать ребенка, вместе с матерью, известное время, но только в том случае, если отец и мать ребенка свободны от брачных уз. В противном случае, за прелюбодеяние налагается только наказание на того и другого, и то не иначе как по жалобе оскорбленного в своей чести супруга. Незаконных детей, по нашим законам, воспрещено определять в гражданскую службу с присвоением права на получение классных чинов, хотя бы они получили воспитание даже в гимназиях и равных им заведениях. По достижении 21 года они должны приписаться к городским или сельским обществам по их избранию (т. XIII, ст. 557).

Подкидыши или непомнящие родства, хотя бы они были воспитаны дворянами, тогда только могут быть принимаемы в гражданскую службу, когда были записаны сперва в податное состояние и из этого законным образом уволены, и окончат курс учения в каком-либо из учебных заведений, дающих, на основании Устава о службе по определению от правительства, права на вступление в службу (т. III, ст. 6).

Для воспитанных дворянами, таким образом, сделана льгота.

Незаконные дети, хотя бы и были воспитаны теми, которые именуются их родителями, не имеют права на законное после отца или матери имущество (т. X. ст. 136).

Лицо, рожденное от недействительного брака, хотя бы по Монаршей милости и был ему предоставлен какой-либо удел в родительском имении, не приобретает через то права на наследство после других родственников (ст. 137).

Таковы наши положения о «незаконнорожденных» детях, для приюта которых у нас только и есть два воспитательных дома, где в живых остаются не более половины приносимых детей. Еще Петр Великий приказывал в Москве и других городах, при церквах, где пристойно, подле ограды, построить для них «гошпиталии», в Москве каменную, а в других городах деревянные, но после смерти Петра эти «гошпиталии» были закрыты и, конечно, количество детоубийств увеличилось.

Не мешает, между прочим, в назидание мудрецов, полагающих, что от облегчения усыновления детей, рожденных вне брака, семейная жизнь, будто бы, расшатается – привести из упомянутой брошюры следующую табличку, доказывающую, что где легче усыновление и узаконение, там и меньше число рождающихся вне брака. Так, в Пруссии на 100 родившихся приходится 7, в Саксонии 15, а в Баварии 20 незаконных.

Мусульманское законодательство гораздо гуманнее относится к несчастным детям, чем относимся мы. Вот что говорит об этих детях Магомет:

«Покинутое дитя, несчастный плод преступления или нищеты, имеет полное право на сострадание со стороны своего собрата – человека. Потому каждый, нашедший младенца у дверей мечети, дома, купальни, на улице, или где бы то ни было, обязан оказать ему всевозможную помощь. Найденное дитя должно быть свободным от рабства, если б имело родителями даже рабов. Принявший на воспитание найденного младенца считается его приемным отцом. Он обязан ему все дать, без всяких корыстных видов, а также возвратить его по востребованию родителей, представивших надлежащие доказательства их прав на ребенка. Приемный отец обязан научить найденное дитя такому ремеслу, которое доставляло бы ему средства существования. Если никто не принимает найденыша на воспитание, то он должен быть воспитан на счет государства».

Но гуманнее всего относительно детей, законы у евреев. По объяснению Талмуда «все незаконнорожденные дети, хотя бы от публичной женщины, имеют право наследовать отцу и считаются законными».

Говорят, что «вопрос» о «незаконнорожденных» рассматривается в наших государственных учреждениях. По крайней мере, об этом давно ходили слухи в печати, но пока еще даже слово «незаконнорожденный» употребляется в, нашем официальном языке.

XI

Судьба, видно, судила мне, в последние дни моего пребывания в Москве, еще раз встретиться с моим спутником на железной дороге – Свистунским. Он, как оказалось, застрял в Москве долее предположенного по маршруту времени, изучая, как видно, не столько московских жителей, сколько кулинарное искусство московских поваров и достоинства завтраков и обедов, которые давали ему наивные люди, обманутые, конечно, его враньем о данной будто бы ему миссии и о его близости со всеми людьми, от которых, будто бы, зависит торговля, промышленность, пошлины, словом – чуть ли не благоустройство империи.

Москва, не смотря на свой почтенный возраст и, если верить г. Каткову, даже «умственную зрелость», признаться, довольно-таки еще легковерная старушка, охотно готовая не только торжественно принять, накормить до отвала, но и поверить всякому приезжему «генералу», хотя бы этим «в некотором роде генералом» и был неподражаемый Свистунский. Если принять при этом в соображение его необыкновенную способность врать, не останавливаясь, коли нужно, в течении 24-х часов кряду, прелесть московских завтраков и обедов и обилие вина, что всегда возбуждает красноречие, и, наконец, внимание, с каким чествовавшие купцы-москвичи слушали невозможное «блягерство» этого «почетного гостя», то не трудно понять, почему мой бывший товарищ застрял в Москве и восхищал своими речами наивных москвичей.

Признаться, я, было, и забыл совсем о Свистунском (его речи в газетах не печатались) когда сидел однажды в «Эрмитаже» за чашкой кофе после обеда, как вдруг из соседней комнаты до меня долетело громозвучное «ура», и вслед затем я услышал знакомый, крикливый голос моего товарища…

«Это он!» пронеслось в моей голове, я поспешил расплатиться и собирался уже уходить, как в коридоре совершенно неожиданно столкнулся с ним лицом к лицу. Он был торжествен, возбужден и несколько пьян, во фраке со звездой Льва и Солнца и какими-то сиамскими орденами, полученными им во время пребывания в этой далекой стране…

– А, вот неожиданная встреча! – воскликнул он, бросаясь ко мне. – Нет, так нельзя… Пойдем, пойдем к нам!.. Ты увидишь!

И с этими словами он чуть ли не насильно втащил меня в отдельную залу «Эрмитажа», где за большим столом сидели незнакомые, сияющие лица господ во фраках с большими медалями на шеях. Не успел я еще осмотреться, как Свистунский уже говорил:

– Господа! позвольте вам представить моего друга… литератора…

И, затем, обращаясь ко мне:

– Я удостоился чести… Достоуважаемые мои друзья, представители Москвы, именитые граждане, в моем скромном лице, желали, так сказать, почтить представителя администрации, не жалеющей трудов… Я очень рад…

Я не слышал дальнейших его слов, изумленный обстановкой этого торжественного собрания, и безропотно сел около Свистунского, посадившего меня на стул. Устремленные на него со всех концов стола эти почтительные, масляные, пьяные взгляды, его собственный торжественный вид, это количество медалей, обстановка, – все ясно свидетельствовало, что «героем» банкета был он, этот невозможный враль, Свистунский. Его каждое слово ловилось на лету. Он с таким покровительственным видом обращался то к одному, то к другому из гостей, точно в самом деле воображал себя настоящим «почетным гостем», каким-нибудь важным лицом, которого чествуют благодарные сограждане.

Обед приходил уже к концу, шампанское лилось рекою. Мой Свистунский был пьян достаточно и потому ни умолкал ни на минуту. Он говорил о задачах, о будущности, о Москве, о тарифе, о раскольниках, о Москва-реке. Он обещал во все вникнуть и все рассмотреть, когда вернется в Петербург. И все слушали, все выражали одобрение. Я тоже слушал, изумляясь его необыкновенной способности мистифицировать добрых людей. Какой-то толсторожий господин в торжественном спиче благодарил Свистунского от лица купечества за честь, прослезился и объявил, что москвичи всегда были русскими и останутся русскими, и после этого так крикнул «ура!», подхваченное пьяными голосами, что я вздрогнул от неожиданности.

Тогда Свнстунский встал, обвел глазами собрание и произнес приблизительно следующую речь:

– Господа! Я не смею отнести к своим слабым заслугам те слова одобрения, которыми вы, именитые представители Москвы, сделали честь только что почтить меня… Скромная моя служба в качестве столоначальника департамента проектов и, наконец, еще краткое пребывание мое на этом посту – не дают мне права, скажу даже, не позволяют мне лично принять от вас, милостивые государи, столь лестные знаки внимания; я понимаю, что вы чествуете в лице моем не меня, скромного исполнителя предначертаний моего уважаемого начальника, а всю нашу администрацию, все наши усилия, наши труды, наши желания послужить на пользу родины… И я могу обещать вам, господа, и обещаю вам – тут голос Свистунского приобрел торжественную твердость – что мы не сложим рук, что мы при помощи вашего одобрительного сочувствия и – в некоторых случаях – ваших просвещенных советов, – достигнем успехов на благо нашего отечества. Да, вы правы, господа… Наша политика русская, истинно русская, наши задачи русские и наши средства будут тоже русские. Программа моя, – наша, хочу я сказать, – русская. Мы не смущаемся трудностями, мы ничем не смущаемся и не смутимся никогда… Пора нам избавиться от иностранного влияния, как пора нашей промышленности избавиться от иностранных ситцев… Пора нам перестать стыдиться Европы и открыто заявить, что Россия самобытна, а потому и меры должны быть вполне самобытны. Я, господа, командирован по России для её статистического изучения… Москва произвела на меня прекрасное впечатление, и я счастлив, милостивые государи, что могу вместе с вами повторить: да мы русские и останемся русскими и потому провозглашаю тост за ваше здоровье, русские люди, достойные представители великого русского народа… «Ура!»

Что было потом – трудно передать… Восторг был всеобщий. Шум этот стоял у меня в голове еще долго после банкета и только через день, по возвращении в Петербург, я мог придти в себя…

1897.