Текст книги "Брызги зла"

Автор книги: Константин Мартынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Мне бы послать его к чертям, но спорить не было сил. Подошла медсестра и сделала укол прямо в трубку капельницы. Боль чуть-чуть отступила, и я уснул…

Поправлялся я долго и скучно: сон – кормление – уколы – сон. Двигаться я не мог, и ежеутренне две молоденькие медсестры обтирали меня влажной марлей. Тонкая розовая кожица, блестящей пленкой обтягивавшая мое тело, прикосновениям не радовалась. Кормили меня сначала внутривенно, потом из фаянсового чайничка с носиком-воронкой то ли киселем, то ли густым бульоном – вкуса я не чувствовал совершенно. Два раза в день появлялся врач, сопровождаемый свитой ординаторов и интернов, изучал мое недвижное тело, объясняя его состояние почтительно внимающей аудитории, и величественно удалялся, не забывая сделать фотографию, Я даже не гадал, зачем ему это нужно – наверняка для рекламного ролика или для тех самых пресловутых внуков. Лично я этот ролик смотреть бы не стал.

Содержание речей из-за обилия медицинской терминологии до меня не доходило совершенно. Гораздо позже, когда сознание достаточно прояснилось, я понял, что шевелиться мешало наложенное кем-то заклинание. Элементарное, рассчитанное чуть ли не на младенца, но справиться с ним мне было не под силу.

Я уже потерял счет дням, когда заклинание сняли, и в палате появился здоровенный детина, с великим энтузиазмом принявшийся разминать мои иссохшие мускулы. Кости хрустели и взрывались болью, но это не шло ни в какое сравнение с пережитым, наоборот – приносило в мое растительное существование хоть какое-то разнообразие.

Еще через месяц я встал на ноги, но от этого мало что изменилось: окон в палате не было, за порог меня не пускали, а редкие попытки воспользоваться магическими навыками успеха не приносили. Разговаривать со мной явно не рекомендовалось: на все мои вопросы сестры только мило улыбались, а врач их вовсе не замечал. Зато в палате появился гимнастический тренажер, на котором я проводил все свободное время: занятия помогали отвлечься от мыслей об Айлин.

Она так ни разу у меня не появилась, и я не знал, что и думать: либо посещения запрещены, либо она не имела возможности. Ни в ее смерть, ни в нежелание появляться верить не хотелось.

А дни тянулись и тянулись, сливаясь в своей однообразности, пока на очередной утренний осмотр доктор не появился с низеньким пухленьким толстячком. Толстячок, благожелательно улыбаясь, держался на втором плане, не рискуя высовываться, из чего я заключил, что личность он малозначительная.

Очередная моя ошибка.

Осмотр затянулся вдвое против обычного, закончившись, как всегда, фотографированием.

– Что ж, – глубокомысленно изрек он напоследок, – полагаю, что вы достаточно здоровы, чтобы освободить палату для следующего уникума.

Самомнения ему было не занимать, и он явно готовился продолжить свое торжественное самовосхваление, но здесь вперед-таки высунулся забытый всеми толстячок:

– Позвольте, позвольте! Вы так и не представили меня этому молодому человеку! А для меня этот случай не менее интересен, чем для вас!

Эскулап некоторое время пожевал губами, словно пробуя предложенное на вкус. Вкус с его точки зрения был отвратительным – физиономия врача недовольно сморщилась.

– Этот господин… – Врач небрежно кивнул в сторону пухлячка и переспросил, не повернув головы, – простите, не помню вашего имени…

– фон Штольц! Генрик фон Штольц, к вашим услугам! – Толстяк попытался прищелкнуть каблуками, но помешали надетые на обувь больничные бахилы.

– Так вот, этот самый Штольц…

– Фон Штольц! – обиженно подскочил толстяк.

– …этот самый Штольц, – невозмутимо повторил местный светоч медицины, чем вызвал мои мысленные аплодисменты, – уверяет, что может отправить вас обратно, в тот мир, откуда, по слухам, вы прибыли. Мы здесь ерундой не занимаемся, и надеюсь, что эту животрепещущую тему вы обсудите за пределами клиники.

– Непременно! Непременно за пределами! – Толстяку очень хотелось продемонстрировать свою обиду, но дверь уже захлопнулась за удалившимся госпитальным самодержцем.

Появилась сестра, доставив простенький серый костюм, рубашку и туфли. Принесенное изрядно напоминало гуманитарный набор подержанных вещей, но я не стал привередничать: мне было не до того! Домой! Этот пузан говорит, что может отправить меня ДОМОЙ!!! Я моментально переоделся, зацепил фон Штольца под руку и вылетел из палаты.

На секунду я замер, не зная, куда идти дальше, но фон Штольд перехватил инициативу и поволок меня по направлению к лифту.

Мне так и не довелось выяснить, на каком уровне от поверхности располагалась клиника: указателей этажей не было, однако украшенная зеркалами и резными золочеными завитушками кабина лифта, скрипя и погромыхивая, спускалась все глубже и глубже, а когда она остановилась и фон Штольц открыл дверь, мы вышли прямо в суетливо спешащий людской поток.

Более всего это походило на перрон старинного метрополитена, а через минуту я убедился в истинности догадки – из невидимого за толпой туннеля выползла обшарпанная, антикварного вида электричка.

Головной вагон остановился в нескольких метрах от нас, и фон Штольц заспешил к открывающимся вручную дверям, по-прежнему таща меня за собой и бухтя на ходу что-то успокоительно-неразборчивое.

Станций не объявляли, но мы вышли на третьей остановке и в том же стремительном темпе ринулись наперерез толпе, спешащей к ведущей на поверхность широкой каменной лестнице. Не отпуская моей руки, фон Штольц юркнул в узкий боковой проход, где обнаружился вход в очередную лифтовую кабину.

Покинув лифт, мы продолжили марафон по длинному полупустому коридору, ярко освещенному торчащими из стен газовыми рожками; свернули в приоткрытую дверь и промчались по длинной анфиладе комнат, закончив пробежку в вычислительном комплексе. По крайней мере именно так я определил окружающее меня скопище мониторов, терминалов и небритых молодых людей с фанатично-голодным блеском в глазах.

Впервые за долгое время я очутился в более-менее знакомом окружении – мелькание таблиц и графиков на светящихся зеленоватым светом экранах казалось не в пример роднее, нежели магические заморочки. Оставалось только гадать, откуда здесь возник этот заповедник высоких технологий – до сих пор мне казалось, что магия и наука – суть вещи почти несовместимые, поскольку являются разными путями достижения одинаковых эффектов. Или проще: зачем рассчитывать, если легче наколдовать такое, какое надо? Кстати, на это же указывал и технологический уровень всех виденных доселе машин и механизмов. На их фоне вычислительный комплекс выглядел анахронизмом.

Я собрался разговорить на эту тему фон Штольца, когда понял, что меня временно оставили в одиночестве: толстяк, собрав вокруг себя небольшую толпу, увлеченно размахивал руками и что-то взахлеб объяснял, время от времени непочтительно тыкая в мою сторону пухлым пальцем. Молодежь рассматривала мою фигуру откровенно оцениваюше.

– Хиловат кролик! – заявил один из оценщиков, чем вызвал одобрительный гул среди собравшихся.

Похоже, весь этот проклятый мир в грош меня не ставит! А для этих вивисекторов я и вовсе обычный подопытный! Разве что устроить им здесь маленький магический погром, в целях самоутверждения? Ну нет, пусть молотят языками что угодно, но выполнят обещанное. Главное – найти Айлин и забрать с собой!

Фон Штольц наконец закончил вводный инструктаж и, поманив меня взмахом руки, скользнул в неприметную боковую дверь. Я последовал за ним, оказавшись в небольшом кабинетике, заставленном железными картотечными шкафами. Половину кабинета занимал письменный стол, заваленный горами распечаток. Фон Штольц облегченно рухнул в хозяйское кресло, достал носовой платок и промокнул потный лоб.

Я отыскал наименее захламленный стул, перекинул бумаги на соседний и уселся верхом, положив локти на спинку.

– Уважаемый фон Штольц, – начал я, заметив, что собеседник не спешит приступать к разговору, хотя только что мчался как оглашенный, – у меня есть подруга по имени Айлин, и в момент отбытия я бы хотел видеть ее рядом с собой. Собственно, это непременное условие!

– Ах, господин Горицкий, господин Горицкий! – в тон мне отозвался толстяк. – Я бы с удовольствием выполнил ваше условие, но есть рад факторов… Вы не вполне понимаете суть проблемы.

– Не тяни, милейший, – процедил я, быстро теряя терпение и вместе с ним светскую витиеватость речи, – что еще за проблемы?

– Ну… даже если только оценить энергию, потребную для переноса одного килограмма массы – господин Горицкий, вы бы просто ужаснулись! Поверьте, учиненное вами побоище не потянуло бы и на стограммовый перенос!

Видимо, он сообразил, что сунулся куда не просили, потому как сразу стушевался и нервно затеребил пуговицу на пиджаке. Я скрипнул зубами и подавил ярость, кинув:

– Продолжай!

– Основная сложность состоит в том, – зачастил вмиг побледневший толстяк, – что это не просто перенос тела из одного мира в другой, а эквивалентный обмен масс. Правда, в вашем случае произошел так называемый масс-энергетический обмен, то есть в тот мир попало большое количество магической энергии, и мы просто вынуждены отправить вас обратно для восстановления нормального баланса…

Фон Штольц продолжал плести псевдонаучную ахинею, но я его уже не слушал: идеи равновесия далеко не новы, и было понятно, что он доказывает необходимость возвращения в одиночестве.

– Значит, переправить Айлин вместе со мной вы отказываетесь? – спросил я, чтобы прекратить фонштольцевы виляния.

– Поймите! – главное было произнесено, и толстяк отбросил словесную эквилибристику. – Мы не в состоянии сделать это по трем причинам: нехватка энергии – раз, непрогнозируемые последствия – два, и, в конце концов, прямой запрет Ворона – три! Лично для меня хватает и первого пункта, но поскольку неудовольствие Ворона может вышибить из этого мира и меня, и мою лабораторию обратно в… – Тут он запнулся, и я сообразил, откуда примерно взялся этот фон Штольц и его манера щелкать каблуками. И какого сорта контора финансировала его разработки в том мире.

Как ситуация, так и личные качества собеседника укладывались в хорошо знакомую схему! Дядечке очень не хотелось расставаться с уютной норкой. Становилась понятней брезгливая отстраненность Эскулапа.

– … И вообще, разговор этот беспредметен, – продолжал фон Штольц, словно и не было досадной для него оговорки, – девушка в подземельях Ворона, а перенос, если вы на него согласны, должен состояться… – он взглянул на часы – в течение ближайшего получаса. Решайте, слово за вами!

Я оперся подбородком о стиснутые кулаки и закрыл глаза, чувствуя запредельную опустошенность.

Выбор между моим миром и моей любовью… Разве это выбор? Почему все так устроено? Уйти? Забыть? На секунду все пережитое за последние месяцы показалось мне затянувшимся фильмом ужасов. Вот включен свет и зрители расходятся, оставив в зале пакеты с недоеденным попкорном и обертки от жевательной резинки. Что их ждет за порогом кинотеатра – престижный особняк или орущий младенец за стеной дешевой тесной квартирки – неважно! Они идут ДОМОЙ, а магия и любовь остались где-то в жестяной коробке, дожидаться следующего сеанса…

Вернуться? Но ведь это не фильм! И Айлин, живая, яркая, желанная, останется здесь, среди упырей и разрухи! Но ведь это ее мир, привычный, обжитой! Как ей, такой неукротимой и своевольной, вписаться в жестко регламентированную и скучную жизнь городского обывателя? Я же обычный, никому не интересный клерк. Даже отправься она со мной – наверняка бы быстро нашла кого-то более удачливого, богатого… Так надо ли стараться ради счастья чужого дяди? Впрочем, о чем это я? Она же все равно не сможет отправиться со мной! Значит, остаться?

Я вздрогнул от одной мысли о пережитом. Пальцы до хруста вцепились в спинку стула. Посланцы, упыри, Ворон этот клятый, бросивший неопытного новобранца в неравную схватку!.. Вечно жить в этом нескончаемом кошмаре?! Ни за что!.. Но Айлин, Айлин!

Я вспомнил нашу первую встречу, девушку в прозрачном пеньюаре, такую нежную, беззащитную и желанную!.. К черту все, лишь бы снова оказаться рядом с ней! Кому нужно одинокое сытосвинячье будущее? Уедем вдвоем на край света, не весь же мир под властью колдунов – вон, даже метро в наличии! Забудем все, как кошмарный сон… Сон? СОН?! Полгода в клинике – это сон? Боль сожженного в уголь тела – сон?! Странно, что я до сих пор в своем уме! Что же делать? Вернуться домой? Бросить ее здесь одну? Предать? Но она не одна – ее опекает Ворон, а кому нужен я? И все равно это воняет предательством…

– Осталось пятнадцать минут на перенос и не больше двух – на раздумья! – подал голос фон Штольц. – Потом будет поздно, навсегда поздно!

Пара минут, и выбор между спокойной жизнью и, вернее всего, скорой и страшной смертью. Пусть даже последние минуты скрасит любовь – разве это окупит все муки? Да и была ли она, взаимная любовь, или мой влюбленный разум по-своему трактовал легкий девичий флирт? А если и была, то не лучше ли ей остаться красивой грустной сказкой, из тех, что вечерами рассказывают детям? Ведь не всю же жизнь я проживу холостяком?

Я поднял глаза и, встретившись с напряженно ожидающим взглядом фон Штольца, устало произнес:

– Согласен. Что надо делать?

– А, почти ничего, – толстяк тут же вскочил и засуетился, – пройдите вот сюда…

Он нажал кнопку на невидимом с моего места пульте, и часть стены отъехала в сторону, открыв внутренность маленькой – полтора на полтора метра – абсолютно пустой камеры.

Боясь передумать, я в три шага пересек кабинет и переступил высокий стальной комингс. Входная панель бесшумно захлопнулась за моей спиной.

– До переноса осталось тридцать секунд, – донесся из динамика голос фон Штольца, и вслед за ним электронный речитатив начал обратный отсчет.

– Я хочу все-таки сказать, что очень рад вашему добровольному согласию. – Фон Штольц повысил голос, стараясь перекричать компьютер. – У меня был категорический приказ Ворона отправить вас обратно, а запихивать вас в камеру насильно, конфликтовать с пусть ослабленным, но все же настоящим магом? Нет! Это не для меня! Это, знаете ли, чревато!.. Ну, прощайте господин Горицкий! Время!

Значит, никакого выбора не было? Зачем тогда весь этот фарс? Зачем заставили предать любовь? Мерзавцы!

Я вскочил и ударил кулаком по двери в надежде, что меня услышат; хотел что-то доказать, исправить… но мир помутнел, закружился, и я замер.

* * *

Когда в глазах прояснилось, я увидел себя стоящим на оживленной улице. Рядом проносились автомобили. Воняло разогретым асфальтом, выхлопными газами и канализацией.

Кто-то сильно толкнул меня в спину, и я растерянно оглянулся: дородная баба тащила две туго набитые сетки с овощами.

– Чего раскорячился, раззява? – вызверилась она. – Выпрыгнул черт его знает откуда и врос, как пень посреди дороги! Обходи его!

Я оторопело посторонился. Не переставая бурчать, тетка вклинилась в толпу прохожих и исчезла из виду. Больше мое появление никого не заинтересовало. Значит, я был дома.

Мне бы радоваться, только почему так муторно на душе?

Глава 2
ОБЫВАТЕЛЬ

Дверь с тихим скрипом отворилась, и я вошел в собственную квартиру. Будто и не было без малого года мрака. Разум суетливо принялся адаптироваться к полузабытым реалиям. Как жить-то будем? На работу сходить? Так меня наверняка давно уже уволили! Интересно, кстати, какое нынче число… и какого месяца? Спросить у кого? Проще самому к психиатру направиться. Чтобы дальше не послали.

Я осмотрелся, невольно отметив, что все осталось на своих местах. Даже пыли, по-моему, не прибавилось, что вовсе казалось странным. И вещи валялись в прежнем беспорядке… Да что там – несуразностью больше, несуразностью меньше – мне ли думать о странном, когда только что увидев неработающий лифт, решил телепортироваться прямо в квартиру? Забавно было видеть выражение лица бабуськи, вышедшей с ведром к мусоропроводу и увидевшей мои пассы! Абсолютно безрезультатные, надо заметить.

Я усмехнулся и тут же поймал себя на том, что пытаюсь усилием воли включить телевизор. Долгонько придется отвыкать! Я встал и ткнул пальцем в кнопку. Осталось дождаться какой-нибудь ссылки на дату. Я зевнул, посмотрел за окно и заметил самое большое несоответствие: перенесло меня в середине лета, отсутствовал я около девяти месяцев. Значит, теперь бы только снегу таять, а квартира пропиталась зноем, хотя солнце не успело достигнуть зенита! Уж это я мог сказать точно: рубашка липла к телу, а солнечные лучи били в окна, выходящие на юго-восток. Любопытственно получается…

* * *

С датой мне все-таки повезло, правда, если вдуматься, повод для радости оказался слишком уж специфический: скончался известный – по меньшей мере с точки зрения диктора – академик. И скорбным голосом объявленная дата: «… Сегодня, 1 июля 1995 года, на восемьдесят седьмом году жизни…» Дальше я не слушал: оказывается, по времени моего мира я отсутствовал всего-то одни сутки! Жизнь не устает преподносить сюрпризы! И даже иногда приятные: всего один пропавший день! И никому не придется объяснять мое отсутствие… кроме главбуха. В животе на миг похолодело – отчет-то сгинул в подземельях Ворона – но я тут же рассмеялся – все-таки главбух не Посланец ада, общий язык с ним найти гораздо проще!

На дворе – утро субботы, впереди целых два дна отдыха! Что еще нужно хорошему человеку? Я перебрался на старенький диванчик и расслабился, наслаждаясь вновь обретенным комфортом и незыблемостью окружающего. Воспоминания все больше становились похожими на кошмарный сон. Неужели он действительно существует – тот покинутый богами мир, или я просто отравился консервами и добросовестно бредил чуть не двое суток? Я припомнил психологические обстоятельства своего отбытия «оттуда». Что ж, это подсознание с таким неприкрытым садизмом решило потыкать меня носом в мое собственное малодушие? Весьма неблагородно с его стороны! Выбор, предательство… Выкрутасы отравленного мозга.

А вообще-то оно, подсознание проклятое, абсолютно право: властьпредержащие крутят рулетку, ты мечешься шариком по лункам, думая, что от тебя что-то зависит, а в результате – как ни ставь, а выигрывает казино. Всегда и везде. И нечего переживать, раз ты даже не игрок, а обычный шарик.

Мысли стали разбегаться; со вкусом потянувшись, я лег поудобней, решив проспать полуденную жару…

* * *

Окружающую тьму с трудом рассеивали редкие факелы, воткнутые в расщелины осклизлых каменных стен. Подземные коридоры извивались, разветвлялись и перекрещивались. Эхо доносило звуки шаркающей походки горе-оборотня. Низкие своды ощутимо поскрипывали под тяжестью десятков метров грунта, отделявшего меня от поверхности, и чем дальше я шел, тем все более хлипкой становилась кладка. Местами сквозь щели между блоками с мертвенно-сухим шорохом сыпался мелкий песок. С каждым пройденным метром разрушения становились явственней, торопя покинуть опасный участок. Струйки песка сменились ручейками. Я ускорил шаг, затем побежал. В такт грохоту моих ботинок завибрировали, расползаясь, стены, выдавливая в проход отдельные монолиты.

Я бежал, напрягая последние силы, в ушах гремел набат крови, но периферия сознания по-прежнему отмечала далекую шаркающую походку. Жаль будет парня, если погибнет. Я обернулся на ходу, надеясь если не помочь, то хотя бы подбодрить…

Больше притормаживать я не собирался, а ноги сами увеличили скорость: позади, заполняя своим телом почти всю ширину прохода, сквозь нарастающие завалы пробивался прадедушка всех аллигаторов. Слюнявые клыки то и дело поблескивали в капканом клацающей пасти, не делая секрета из ближайших намерений владельца. Я отчаянно рвался к показавшемуся вдалеке блеклому пятну выхода. Ни засыпанным, ни растерзанным быть не хотелось.

Сердце колотилось, норовя проломить ребра, мельтешили в глазах разноцветные круги, а спасительный выход и не думал приближаться. Тяжелые удары начавших падать глыб сменились ревом камнепада, но негромкие шлепающие шаги и за моей спиной с легкостью перекрывали грохот обвала. Мою спину обдавали порывы жаркого смрадного дыхания: от вожделенной добычи преследователя отделяло не больше двух шагов…

Выход маячил в нескольких десятках метров, и я совершил невозможное, сделав финишный рывок. Спасение было совсем рядом, когда очередное клацанье челюстей за спиной все-таки зацепило рубашку и меня швырнуло на стену. Материя, к счастью, не выдержала рывка, и я освободился, оставив клок рубахи в зубах ящера. Спину обожгло брызгами едкой слюны. Грубо обтесанные валуны падали со свода, грозя переломать кости. Я из последних сил метнулся прочь.

Хмурый пейзаж вдруг окружил меня с трех сторон, и почва под ногами тяжко вздрогнула, когда тоннель обрушился на хищника, но вместо ожидаемого визга твари позади раздался слабый девичий стон. Я обернулся.

Заваленная по пояс каменными обломками, на меня жалобно смотрела Айлин!

– Почему ты бросил меня, Дмитрий? – дрожащим голосом спросила она, и из уголка рта на подбородок сбежала струйка крови. Раздробленные пальцы девушки беспомощно скребли землю.

Забыв обо всем, я бросился на помощь. Я расшвыривал камни как одержимый, освобождая хрупкое девичье тело. Айлин силилась что-то сказать, но дыхание клокотало в раздавленной груди, и я наклонился к ее губам. Ее руки взметнулись вверх, с неожиданной силой обвив мою талию.

– Мне конец, Дмитрий! – хрипло произнесла она. – Но ты умрешь вместе со мной!

Я хотел отстраниться, но в спину, раздирая кожу, впились острые лезвия когтей. Лицо девушки начало быстро меняться, покрываясь грубой зеленовато-коричневой чешуей, челюсти удлинились, влажно блеснули мощные клыки…

Спасли меня наработанные рефлексы – я телепортировался. На миг меня окружила безликая и неосязаемая серая мгла. «Безадресный перенос» – пронеслось в голове. Я сконцентрировался на образе тренировочного зала, зажмурился и перенесся вторично…

В паре метров от меня ворковали голуби, слышалось скрежетание коготков по жестяному карнизу… Я изумленно открыл глаза – диванчик, диктор НТВ, приглушенно бубнящий с экрана телевизора… Моя собственная квартира. Заведенный поутру будильник показывал начало пятого.

– Ну и сон! – Я сел и передернул плечами.

Движение отозвалось болью в пояснице. Я протянул руку и нащупал свежие царапины. На пальцах осталась не успевшая свернуться кровь.

Вновь появилось и заняло привычное место в моей груди тоскливое чувство нестабильности. Я прошел в ванную и, повернувшись спиной к зеркалу, увидел то, во что верить не хотелось: поперек спины тянулись параллельные борозды, оставленные когтями монстра. Найти бы рациональное объяснение! Вроде католических стигматов. Нет, здесь абсолютно другая ситуация. Знакомый запах сверхъестественного. Значит, не сон, не бред, не проделки отравленного мозга. Все было наяву: и Ворон, и Посланец, и Айлин… Нехочу ничего помнить!!!

Айлин! Пытка памятью! В чем я провинился? В том, что жить хочу? Жить, как все – тихо и незаметно, пользуясь маленькими земными радостями. Не герой я, не герой! Не латы мне носить положено, а сатиновые нарукавники! Пусть те, кто круче, принцесс из беды выручают, а я лучше завтра на рыбалку пойду. Для нервной системы оч-чень полезное занятие!

И пошел. Только через неделю и на двое суток.

* * *

Поплавок резко ушел под воду. Я подсек и выбросил на берег двухсотграммового хариуса. Утренний клев был недурен. Я будто вернулся в юность, азартно высматривая подходящее местечко для следующего заброса и начисто выкинув из памяти неприятные воспоминания. К четвергу главбух подобрел, а в пятницу соизволил поздороваться первым, что, впрочем, не помешало ему оставить в силе приказ о лишении меня месячной премии.

Жизнь вошла в свою колею. Даже ссадины на спине перестали зудеть, напоминая о иррациональности происшедшего. Поразмыслив, я все-таки отнес их к категории внушенных – совсем не редкое явление в психологии – или все-таки в психиатрии? Кстати, о соотношениях между бредом и реальностью: существует так называемый принцип Оккама: «Не умножай сущностей без нужды» – или, говоря проще, если можно объяснить происходящее естественными причинами, то не стоит приплетать к делу дьявола. Стоит прислушаться к чужой мудрости. Таким образом, уважаемые, все вышеописанное следует считать бредом и временным помешательством. Нынче пациент здоров, все позади. Тема закрыта.

Клев утих, хотя я прошел вдоль реки километра два, добросовестно выпутывая удочку из прибрежных зарослей ивняка после каждого заброса. Пора было думать о дневке. Я поднялся на холм, собирая по дороге сушняк и, не отходя далеко от воды, обнаружил подходящее местечко: огромный принесенный ледником валун раскололся, образовав похожую на шалаш расщелину. Трещину наверху давно забило щебнем, на котором успел вырасти мох, образовав надежную крышу. О лучшем и мечтать не стоило. Я сбросил рюкзак и запихал его в сухой дальний угол, достав предварительно котелок, специи и картошку. Мягкая подстилка измха и шуршащих прошлогодних листьев оказалась как нельзя более кстати: я развел костер, сходил за водой и подвесил котелок над огнем, позволив себе затем сесть и привалиться спиной к нагретому летним солнцем камню, ожидая, когда закипит вода.

В расщелине потемнело, и я поднял взгляд. Заслоняя пейзаж могучими плечами, над костром нависал здоровенный мужик в камуфляжном костюме. Сердчишко мое екнуло и ускорило темп, но мужик присел на корточки, демонстрируя открытое добродушно-наивное лицо. Я перевел дух.

– Добрый день, – поздоровался он, снял кепчонку и смял в пудовом кулаке. – Вы не против, если я тут у костерка посижу? Скучновато, знаете ли, одному…

– Что уж там, – усмехнулся я, – от костра не убудет! С чего бы возражать? Недаром я воды для ухи чуть не полный котелок накипятил, чувствовал, наверное, что на двоих готовить придется!

– Я помогу! – радостно подхватил гость и, вытащив здоровенный тесак, принялся сноровисто чистить картошку.

Через полчаса, как это иногда бывает, появилось ощущение давнего знакомства. Несмотря на внешнее простодушие, Андрей оказался остроумным и интересным собеседником. По молчаливому соглашению мы каким-то образом миновали традиционное «о политике, женщинах и работе», заговорив о рыбалке, природе и экологии, после чего разговор плавно перетек к мирозданию вообще, коснувшись непознанного и эзотерического. Вот уж тема, о которой я как раз старался не вспоминать! Однако Андрей неожиданно оказался именно тем неблизким человеком, кому так легко исповедоваться, зная, что завтра его уже не встретишь.

Я, как мог, акцентировал смешные стороны сюжета, но либо смешного было мало, либо – что вернее – юморист из меня вышел никудышный, но за весь рассказ Андрей, как и некогда Айлин, так ни разу не улыбнулся. Происходящее все больше напоминало мне прием у психиатра, я поневоле скомкал окончание повествования, неуклюже попытавшись вновь свернуть на обсуждение сегодняшней рыбалки. Андрей понимающе покивал головой, взял ложку и помешал кипящую уху.

– Ты уж прости, Дима, но о рыбалке мы поговорим чуть позже. – Он поднял глаза от варева и аккуратно положил ложку на край котелка. – Слишком плотно твой рассказ вписывается в сферу моей профессиональной деятельности – я физик по образованию и работаю в довольно странной области – пытаюсь доказать существование альтернативных вселенных… и к твоему костру вышел не случайно.

Он достал из висящего на боку баульчика небольшой прибор, внешне похожий на карманную рацию.

– Это на нашем жаргоне – «охотник за привидениями», как в мультике. Регистрирует излучения, свойственные паранормальному. Конечно, все это дремучая эмпирика пополам с шарлатанством: за все время его использования мы засекли только один по настоящему мощным источник…

– Какой? – спросил я, только бы порвать до звона натянутую струну напряжения.

– Тебя, Дима, – виновато ответил Андрей и включил прибор. Встроенный динамик взвыл дурным голосом. – Мне очень жаль, но происшедшее с тобой – не галлюцинации. – Он постучал ногтем по прибору.

– Врет твоя тарахтелка, – протестующе вскинулся я, – даже будь ты прав, все равно все осталось в том мире! Нечего регистрировать! Пробовал я уже – ни сил, ни способностей! И слышать о них не хочу! Дайте пожить спокойно!

Я старательно запихал поглубже воспоминания о недавно ободранной спине. Может, я лунатик и сам себя исцарапал! Нечего мою спину сюда примешивать!

Андрей сочувственно молчал, наблюдая за отражением внутреннего монолога на моей выразительной физиономии. Похоже, ему было что добавить к сказанному.

– Ну давай, добивай, – обреченно махнул я рукой, – что там еще припас за пазухой?

– Есть еще одно, – пробормотал он, пряча взгляд, – все, с чем ты соприкасаешься, «фонит». На пределе чувствительности прибора, но этого достаточно, чтобы делать выводы…

Выводы они делают! Я по-настоящему вскипел: черт меня дернул исповедаться перед этим Иудушкой! Теперь закрутятся колесики – постановление о задержании, датчики на тело – и в изолятор. Или еще проще: ликвидировать как потенциально опасного – такие конторы известно кем финансируются! Злость на судьбу и ее выразителя начала перехлестывать через край. Я скрипнул зубами и выругался. Андрей опасливо отшатнулся, но тут же сделал вид, что просто устраивается поудобней, но я понял – боится! Не надо было ему это выдавать!

– Вот что, мой милый исследователь! Бери-ка ты свой приборчик да катись отсюда к чертовой матери! Кончилась наша беседа! И забудь, гад, вообще, как меня зовут!

Андрей осторожно поднялся, и я вновь получил возможность оценить, насколько этот человек-гора больше меня самого: костюм примерно шестидесятого размера сидел «в обтяжку», и это при росте за метр девяносто! Я же больше сорок восьмого не покупал, и то в поясе оставался изрядный запас. Слишком разные у нас весовые категории, чтобы так громко орать…

Вероятно, Андрей просто отсидел ногу, поскольку, вставая, резко шатнулся в мою сторону, но для меня этого хватило. Потеряв остатки самообладания, заученным до автоматизма жестом я швырнул в него ком энергии, замешанной на злости и страхе. Я не ведал, что творю, и даже не думал о невозможности происходящего, иначе постарался бы действовать по-другому, сбежать, в конце концов! Но случилось то, что случилось: Андрей сложился пополам, ноги его оторвались от земли, и он исчез под откосом. Секундой позже я услышал глухой удар о землю и треск проламываемых кустов. Затем донесся плеск упавшего в воду тела.

– Убил! – всхлипнул я перепуганно и рванулся к реке, чтобы успеть схватить за руку безвольно погружающегося в омут Андрея. Злость мгновенно испарилась, сменившись раскаянием и страхом ответственности за содеянное.