355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Кудрев » «Тяжёлая» вода » Текст книги (страница 2)
«Тяжёлая» вода
  • Текст добавлен: 17 ноября 2021, 14:04

Текст книги "«Тяжёлая» вода"


Автор книги: Константин Кудрев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– А правда, что когда ракету привозят на «акулу», то КрАЗ вокруг рубки разворачивается?

– Не знаю, не уверен! – ответил офицер – ракетчик, и тут же добавил, как бы аргументируя свой ответ:

– Там ракеты совсем другие, то есть более тяжелые и габаритные стоят, чем у нас! Они почти под сто тонн, да и длиннее наших!? Где – то метров двадцать пять или двадцать семь будут! Ну и естественно, что и несут больше заряд и стреляют дальше! – старпом замолчал, краем глаза наблюдая за Беляевым, на которого эта информация явно произвела оглушительный эффект. Штурман сразу сник и замолчал, «переваривая» услышанное. Крайнов, поняв свою оплошность, решил, что теперь настала его очередь «разрулить» ситуацию:

– Говорят, там у них условия обитаемости такие комфортные – прямо как в пансионате ЦК КПСС: и кинотеатр, и сауна, и бассейн, и черт те что еще там есть? Даже «живой уголок»… с канарейками! Старпом улыбнулся почти искренне, тем самым заставив улыбаться и своего визави…

Из-за мыса показался небольшой рейдовый буксир, как муравей, за собой тянущий большой семисот тонный плавкран. Улыбки сразу же улетучились с лиц офицеров, на которых появились «маски суровых флотских будней». Настроение Крайнова снова ухудшилось: «Кажется, началось… в колхозе утро!»

– Андрей Леонидович! Давайте боцманов – «наверх»!

– Слушаюсь! – не по «казенному», то есть вместо «так точно» ответил дежурный по кораблю, исчезая в рубочном люке. Практически сразу же прошла команда по кораблю: «Швартовой команде построиться на пирсе! Форма одежды – номер «четыре», спасательный жилет!.. Старшине команды боцманов – главному боцману прибыть на пирс!» Старпом стал немного успокаиваться – все идет пока по плану… Нет никаких причин для беспокойства? «Все будет хорошо! Все будет хорошо …?» Но нервозность или «флотский мандраж» только возрастала. Неудача своего предшественника как «кровоточащая рана» еще свежа была в памяти Крайнова.

Боцмана выбегали из «чрева» корабля, быстро пробегая по верхней палубе, обегая огромные люки ракетных шахт, по «гребню» «хвоста» этого гигантского «тритона» и сбегая по приставленному сходню, стоились в «цепочку» на пирсе.

– Паньков! А ну – ка,… сгоняй «мухой»… в ту хибару, что на сопочке стоит и позови – ка сюда этих «аника – воинов», чтобы убрали эту дырявую «калошу» отсюда подальше! – главный боцман «К-921», старший мичман Сафронов Михаил Афанасьевич, более двадцати пяти лет отдавший службе на флоте, был мужик суровый, но справедливый. Как говорится: «Слуга царю, отец – солдатам»! Молодого матроса – первогодка или «карася» Панькова заслуженный мичман направил в экипаж роты обслуживания арсенального причала, чтобы от пирса убрать (отчалить) торпедо лов, дабы дать место плавкрану. Паньков вначале «затормозил», то есть пошел в казарму флотского экипажа, но окрик главного боцмана «бегом» придал матросу должное ускорение. Сафронов же, удовлетворенный таким оборотом дела, при котором подчиненный оказал должное уважение – повиновение приказу начальника, направился к вахтенному офицеру и своему приятелю мичману Олегу Анатольевичу Шевцову, старшине команды трюмных, дабы перекинуться парой-тройкой слов – анекдотов, пока «суть да дело»…

– Как служба идет, Олег Анатольевич? – Сафронов достал свой серебряный портсигар, которым очень гордился, достал две папироски «Герцеговина Флор» («Как любил товарищ Сталин!»), одну протянул Шевцову, другую небрежно сунул себе в рот. Мичман Шевцов же, поблагодарив приятеля, услужливо «угостил огоньком» главного боцмана и прикурил сам. Конечно, курить на вахте не положено, но «на все что не положено, может быть наложено»!? Олег уже примерно знал, о чем будет разговор – расспрос боцмана – об охоте, о рыбалке или о грибах или ягодах. В этих увлечениях друзья – приятели были солидарны, а иногда и участвовали вместе, если выпадал такой счастливый случай. Даже в прошлом году Олег не поехал в очередной отпуск «на материк» (родом он был из Башкирии, из районного центра Архангельское, что примерно в ста километрах от Уфы), а отправился с другом в лесотундру «дикарями» рыбачить, охотиться, да просто «чисто по – мужски» отдохнуть от тягот флотской тяжелой службы… Сафронов же последние года три – четыре вообще не покидал Севера. Даже, однажды, когда нужно было после БС обязательно ехать «восстанавливаться» в санаторий, боцман предпочел красоты Карелии крымскому побережью.

Шевцов, пустив колечко голубого дыма, как бы растягивая удовольствие от ароматного табака, немного небрежно, будто бы это и не служба, а «службишка» ответил:

– Матрос спит, а служба идет!

– Это точно! – усмехнулся боцман. – Служба не волк, в лес не убежит и бояться ее не нужно! Служба – она и в Аф… в Арктике служба!?

Оба засмеялись удачному каламбуру главного боцмана.

Крайнову с ходового мостика хорошо было видно: и приближающийся к пирсу плавкран, и сам пирс с построенными на нем для приема этого самого плавкрана швартовая команда во главе с главным боцманом, и самое главное, нарушающий корабельный устав и курящий, находящийся на дежурстве, вахтенный мичман Шевцов. Старпом на корабле – есть судья и спикер в одном стакане, он – блюститель Закона и Порядка, строго, как шериф, следящий за соблюдением всеми своими подчиненными, всем экипажем распорядка и дисциплины… Такое откровенное хамство – попирание основ корабельной этики и службы со стороны Шевцова, «этого оборзевшего мичманка – трюмного» в других обстоятельствах или условиях могло бы быть расценено как личное оскорбление или вызов старшему офицеру! Однако, как это уже было неоднократно, еще с самого детства, непонятное приторно – сладкое ощущение собственной неполноценности, граничащее со страхом перед более сильным, а значит и более наглым, то есть имеющим право хамить другим, подкатило к горлу, как изжога, как блевотина во время качки, готовая вырваться гейзером наружу. Кровавая пелена затуманила мозги, взгляд, всю внутрянку, всю душу… Старпом отвернулся, чтобы не видеть «оборзевших» мичманов, которые и «в ус не дули», какие шекспировские страсти – «бесы» бушуют в душе их командира – начальника. Крайнов вспомнил свое детство, как еще маленьким мальчиком ездил каждое лето в деревню к дедушке и бабушке, родителям отца вначале с родителями, а потом и самостоятельно, уже школьником. «Что ты из пацана «кисельную барышню» делаешь?» – постоянно ворчал его дед на бабку, которая, точно курица – наседка, которая не знала, как и ублажить единственного внука и самого дорого гостя. «Пусть растет как все мальчишки, хулиганит, на речку бегает, на велике гоняет»? «Хватит нам Васькиных проделок, чтобы еще и Сереженька рос, точно чертополох в поле»! после такого «весомого» аргумента дед капитулировал и замыкался, лишь иногда позволяя себе позвать Сережу на рыбалку или по грибы. Да и внук особо и не рвался, в отличие от своих сверстников, на речку или в лес, предпочитая общество своей бабушки или романтическое одиночество в саду или на сеновале, с книжкой. Дело было в том, что дед Василий Васильевич Крайнов, фронтовик – орденоносец (прошел всю войну, имел шесть орденов и восемь медалей) был в родном колхозе – миллионере парторгом и очень уважаемым человеком. Увидев пол – Европы, Василий Крайнов – старший так был увлечен идеей построения коммунизма и всеобщего благоденствия и процветания, что абсолютно упустил воспитание собственных детей. И особенно, сына Василия – младшего? Васька связался с плохой кампанией таких же как он «детей войны», многие из которых (в отличие от Василия) не имели отцов, сложивших головы на войне, а значит, и не кому было их увести с кривой криминальной дорожки. Голые – босые, хлеба вдоволь не евшие (в отличие от Крайного – младшего, который благодаря отцу «как сыр в масле катался»), пацаны по малолетству, ради конфет и спиртного «подломившие» сельпо, оказались на скамье подсудимых в 1946 году и пошли «осваивать» свои жизненные университеты по тюрьмам и лагерям. Васька же Крайнов, благодаря отцу, «отделался легким испугом» и тем, что институт пришлось оканчивать уже заочно, после службы в армии и женитьбы. Этот факт из биографии отца теперь был тем самым «весомым аргументом», которым бабка парировала любые потуги деда «вырастить из внука нормального пацана»…

– Товарищ старший мичман! Ваше приказание выполнено! – это «карась» Паньков «доложился об исполнении приказания» главному боцману Сафронову.

– Свободен! Встать в строй! – сухо поблагодарил главный боцман, продолжая беседовать с вахтенным. Вскоре, из казармы вбежали два матроса и молодой мичман, которые направились на пирс, к торпедо лову. Подойдя к своим коллегам – мичманам, молодой мичман поздоровался и представился, однако сделал это робко и нерешительно. Как делает это щенок, подходя и здороваясь к или с матерыми волкодавами:

– Здравие желаю! Мичман Алиев!

– Приветствуем, мичман Алиев! А как зовут? – подводники явно забавлялись робкой нерешительностью своего молодого визави. Однако протянули руки для рукопожатия, чем еще больше смутили «юношу» Алиева.

– Рафаэль Ахметович! – неуверенно пожимая протянутые руки подводников, ответил «надводник-торпедолов».

– Красиво, красиво! Лишь мадонны не хватает! – сегодня боцман был «в ударе», каламбуря по любому поводу и без повода. Чем привел Алиева еще большее смущение и алый румянец, будто как у гимназисточки из знаменитого шлягера «Москва златоглавая»: «Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные …»

– Ну, давай, Рафаэль Ахметович! Убирай свою «лоханку» вон туда, подальше! – Сафронов указал рукой на свободную «бочку» практически перед бонновыми заграждениями, ближе к волнорезу, разделяющим внутренний рейд от внешнего, мористого…

– Сейчас, отчалим, вот только моторист подойдет! – как-то неуверенно в себе отвечал молодой мичман. И повернувшись к своим подчиненным, молодым матросам крикнул:

– Ну, где этот… разгильдяй Аверкин? Ну – ка, Петренко, тащи этого моториста «мухой» сюда!

Но никого «мухой тащить сюда» не потребовалось, старший матрос Аверкин сам «нарисовался» собственной персоной. Точнее, пародия на военного моряка: давно нестриженный, с грязными маслянистыми волосами, небритый, неряшливый, в грязной робе и бушлате, давно не чищеных «прогарах» и бляхе, болтающейся «на яйцах, яко как у пьяного дембеля»… Как бы сказал помощник командира крейсера «Александр Суворов»: «Перед нами форменная военно-морская… уеба»!!!

Когда это «форменное недоразумение» приблизилось к мичманам, Алиев, дабы как-то повысить свой авторитет в глазах «старших флотских товарищей» и «братьев по оружию – североморцев» решил «покачать командирские права», прикрикнув на своего нерадивого подчиненного:

– Аверкин, а ну живо заводи «машину»!

– Не рычи, сундук, а то гланды застудишь! – огрызнулся старший матрос, маленькие заспанные поросячьи глазки его зло зыркнули на молодого командира.[5]5
  «Сундук» – оскорбительное прозвище мичманов на флоте. Считается, что мичмана служат ради возможности что-либо украсть и унести с корабля (службы), «скоммунизмить» или «стырить». Есть даже такая флотская поговорка, точнее две. Первая: «Курица – не птица, а мичман – не офицер!». И вторая: «Офицер служит, пока ноги носят! А мичман служит, пока руки (!) носят!». Однако, во время моей учебы в училище и дальнейшей службы на флоте мне в большинстве случаев попадались настоящие мичмана и лишь изредка «сундуки».


[Закрыть]
.

– Кто, кто – «сундук»? Ты кого это тут «сундуком» назвал, сучонок недоношенный? – старший мичман, сжимая крепкие кулаки, приблизился к старшему матросу. Однако, прежде чем что-то дерзкое ответить главному боцману, «оборзевший» Аверкин вдруг резко взмыл в небо почти на метр. Шевцов, ухватив наглеца за ворот бушлата, поднял над землей почти на вытянутых руках матроса, так что тот будто кукла – марионетка задергался, точно был подвешен на нитке.

– А ну, пусти, пусти, кому говорю! – то ли от ярости, то ли от страха захрипел моторист. Но сильные руки вахтенного как клещи сжали воротник бушлата, удерживая навесу в общем – то достаточно крепкого телом старшего матроса.

– Сейчас с пирса прямо в море и пущу! Хочешь поплавать, а мы проверим – тонет г… но или нет?! – подводники как-то зло ухмылялись. – Да не дергайся ты, а то шею сверну, точно куренку! Веришь, дерьмо собачье?

– Верю, верю, товарищ мичман! – сразу как-то обмяк «годок» и добавил. – Отпустите меня, пожалуйста, я больше не буду!

– Отпусти его, Олег Анатольевич! Видишь, парнишка решил исправиться, значит больше борзеть не будет! – Сафронов наслаждался не только произведенным воспитательным эффектом, но и невероятной силищей своего друга и сослуживца. Шевцов же спокойно выполнил просьбу друга, но не удержался, чтобы не добавить «фитиль» и от себя:

– Бегом заводить дизель, иначе не посмотрю на твою покорность и так уделаю, что родная мать не признает?! Понял?

– Так точно, товарищ мичман! – и Аверкин «рысцой» побежал по трапу на торпедолов – «заводить машину». Алиев поблагодарил подводников «за помощь» и последовал за своим мотористом. Как только командир торпедолова прошел на свой катер, его молодые подчиненные – матросы втянули трап на катер. И одновременно взревели дизеля, черно – сизый дым окутал корму маленького катерка. Сафронов четко отдавал приказания своим боцманам:

– Швартовой команде – на «концах» «стоять», корабль «отдавать»!

Матросы с торпедолова сбросили швартовый канат с кнехтов, ослабив натяжение, а боцмана на пирсе «отдали» носовой и кормовой «концы» с кнехт на пирсе.

– Выбирай «по малу»! – это уже Алиев руководил действиями своих матросов, которые быстро «выбрали» швартовые канаты, почти не замочив «концы» – петли. – Машина, малый ход!

Торпедолов вздрогнул, винты провернулись, пуская струю пузырьков и воды вдоль борта и пирса, медленно кораблик отчалил от причала. Алиев дал прощальный сигнал – ревун, будто ночная птица прокричала в ночи – «уа-уа, а-а-а …».

Подводники помахали прощально вслед маленькому кораблю, уходящему вдаль…

Крайнов наблюдал всю эту сцену «со стороны», как зритель наблюдает театральное действие. В душе старпома одновременно боролись два чувства по отношению к своим подчиненным, точнее к одному из них, Шевцову: с одной стороны, он недолюбливал этого человека – за его физическую силу, фигуру, мужскую силу и красоту, службу «как бы нехотя», но все получалось или почти все, иногда допуская небольшие проступки? Вроде курения на вахте? А ведь управлять трюмными, этими «флибустьерами и анархистами», «королями воды, г… на и пара» крайне сложная задача? Но с другой стороны, Крайнов завидовал и даже восхищался этим человеком практически по тем же качествам, за которые и ненавидел – за рост, мужскую силу и красоту, самообладание и спокойный уверенный взгляд на жизнь и службу. Прямо таки «закон борьбы и единства противоположностей»! «Черт побери, ну не будь тряпкой! Нужно было бы сделать замечание, «вставить фитиль» мичманам, чтобы «не зарывались»! Но в таких случаях какая – то «медвежья слабость» случалась с Крайновым, граничащая с трусостью. Сергей сразу же находил себе оправдание – случай из детства: лет в двенадцать его ограбили два семнадцатилетних парня – «фэзэушника», вначале приставив к горлу «финку» с наборной цветной ручкой из разноцветного оргстекла, а потом и обыскав и облапав в поисках мелочи. Добычей малолетних грабителей стал рубль на завтраки, но душевная травма осталась на всю жизнь – когда требовалась решительность и действия, вдруг возникала «дрожь» в коленках и «комок» в горле…

– До причальной «стенки» двести метров! – этот голос чуть с хрипотцой, практически как у диктора с радио или телевидения, будто удар хлыстом, вывел старпома из оцепенения, вернув в реальность. Плавучий кран, толкаемый рейдовым буксиром, медленно, но неумолимо приближался к «Златоусту», точнее к тому месту у причала, где недавно стоял торпедолов. Перед транцем (бортом) крана, обвешенным кранцами, будто бусы у туземца на шее и животе, бурунами пузырьково белых «барашков» пенилась вода, как бы сопротивляясь этому неумолимому движению людей к причалу. «Где это чертов спецтранспорт с этой чертовой ракетой запропастился?» Крайнов помимо раздражения и злости снова ощутил этот противный и ноющий озноб: то ли от холода, то ли от страха? Страха от чего-то неизвестного, но неизбежного своей фатальностью – что-то должно произойти? Но вот это «что – то» будет хорошим или нет? И эта неизвестность пугала, вызывая подсознательно страх – «чему быть, того не миновать»! «Рожденный утонуть, сгореть не может»! Ибо все подводники – фаталисты, верящие в Судьбу и в свою исключительную Удачу, которая сопутствует не каждому, а только смелым и отчаянным «ребятам»! Тем, кто рожден и служит под Полярной звездой, да еще под Звездой Красной и с красными же перекрещенными серпом и молотом.

Старпом смотрел на дорогу, ведущую от поселка вокруг сопки прямо к причалу, пытаясь увидеть хоть какое-то движение транспорта, хоть намек на него, хоть облачко пыли в дали… Но дорога была пуста. «Вечно их нужно ждать, ни разу еще вовремя не приезжали, эти «арсенальные»!? Однако, и того требовали все инструкции по безопасности, во избежание возможных чрезвычайных ситуаций спецтранспорт (конвой) мог двигаться только в светлое время суток и с максимально допустимой скоростью не более сорока километров в час. Конечно, старший офицер подводного ракетного крейсера это знал, да к тому же и, будучи ракетчиком по основной военно-морской специализации не мог не знать, и все же…

– До «стенки» сто пятьдесят метров… машина – «малый ход»! Сто метров… пятьдесят метров… двадцать пять метров! Стоп – машина! Табань! – точно как метроном, голос «диктора» отдавал команды команде плавучего крана.

– Эй, на берегу, примите линь!? – командир плавкрана, по всей видимости офицер или мичман (по «канадке» и черной форменной пилотке с металлическим полусогнутым «крабом» было сложно определить звание) выстрелил из швартового пистолета по направлению к берегу. Линь или тонкий канат просвистел над головами швартовой команды, улетев метров на десять – двенадцать от причала в сторону сопок. Боцмана с крейсера быстро бросились к линю, дружно подхватив его и стали «выбирать» линь, к которому был привязан швартовый канат. Как только петля или «конец» был вытащен из воды, его будто лассо накинули на береговой причальный кнехт. Затем аналогичную операцию совершили и с другим концом. А далее уже, как говориться «дело техники», то есть «подтянулись» барабанами для швартовки – накручивая на барабаны канаты, подтянули плавкран к пирсу. Ву а ля! На все про все – две минуты! Как говориться: «Дело мастера боится, когда мастер пьян! Но мастерство не пропьешь?» Особенно, когда это «мастерство» доведено до автоматизма под руководством истинного Мастера многочасовыми тренировками…

– Прювет, мореманы! – вместо привычного и традиционного «привет» прозвучало «прювет» как в знаменитом советском мультфильме «Ну, погоди!».

– Привет, привет, Николай Васильевич! – расцвел в радостной улыбке («рот до ушей») Сафронов. – Давненько не виделись.

Шевцов же подал руку командиру рейдового буксира, дабы «старый морской волк» мог подняться на причал. Несмотря на свой «почтенный» возраст (69 лет), Николай Васильевич Фадеев был еще крепким и подтянутым мужчиной, как говориться «в полном расцвете сил и лет». Среднего роста, коренастый, широкоплечий, Николай Васильевич был подтянут, по спартански аскетичен. И одет старый моряк был по-военному аскетично: мичманка с расшитым золотом офицерским «крабом», скрывающая коротко стриженные седые волосы; хотя и старый, но довольно добротный темно – синий офицерский китель – френч, на правой стороне прикрученные на винт золотой орден «Отечественной войны» 1 степени и бордовой эмали орден «Красная Звезда», знак «Гвардия», а над ними командирский знак «лодочка», на левой стороне орденские разноцветные планочки; морские черные брюки – клеш; черные лакированные офицерские ботинки – «хромачи». Фадеев на флоте – личность легендарная, недаром с ним за руку сам командующий Северным флотом здоровается, незабвенный «Ильич» Брежнев дважды приглашал на Малую Землю. Краснофлотец – подводник Николай Фадеев, старший торпедист на подводной лодке «К -21» под командованием капитана 2 ранга тезки Николая Лунина, самый активный участник «атаки века», самолично отправив в «брюхо» немецкого линкора «Тирпиц» четыре торпеды. Собственно и именно за этот подвиг он и был награжден золотым орденом «Отечественной войны» первой, то есть офицерской степени (для старших офицеров), а не второй. Но сам Николай Васильевич, по его утверждению, больше гордился своим первым орденом – «Красной Звезды», полученным им за спасение своих товарищей – экипажа героической, но такой трагической судьбы подводной лодки «Щ -402» капитан-лейтенанта Столбова…

– Однако, Олег, ну у тебя и силища! Чуть руку не вырвал! – старый моряк, здороваясь с своими более молодыми «коллегами», то ли в шутку, то ли всерьез потирал правое плечо.

– Дядя Коля, я не хотел! – чуть смущаясь своей медвежьей неловкости, отвечал молодой мичман.

– Не хотел он! – уже «сменив гнев на милость» ухмыльнулся старый вояка. – Надо же уважать старость!?

– Старый конь не бороздит море! – засмеялся Сафронов, протягивая руку для рукопожатия. – А вот скажи мне, пожалуйста, Николай Васильевич, что это за новаторство в мореходном деле?

– Какое такое «новаторство»? Я что-то тебя не пойму, Михал Афанасьевич! – Фадеев называл Сафронова не «Михаил», а «Михал», как бы проглатывая вторую «и», но боцман на это не обижался, привык.

– Ну и что обозначает команда «Табань»? Или как там еще? – боцман так солнечно и заразительно заулыбался «в полный рот», что его улыбка как эстафетная палочка сначала передалась – озарила Шевцова, а потом и Фадеева. Все трое дружно засмеялись – долго и заразительно. Продолжая смеяться, командир буксира объяснял – оправдывался:

– Да, понимаете, мужики, тащил я этот чертов кран, как черепаха тащились почти восемь часов? Не поверите, даже пару раз кимарнуть успел, да раза три «на толчек» сбегать? А тут, понимаешь, стал швартоваться – буксировать, а этот чертов кран вдруг возьми не с того, ни с сего разогнался! Я аж испугался, что в «стенку» влеплюсь. Как говорится: «Корабль к «стенке», капитан на «стенку»![6]6
  Сойдет домой на берег.


[Закрыть]
. Корабль – в «стенку», капитана – к «стенке» (расстреляют)!». Надо тормозить? Давать «задний ход», реверс? А я что-то растерялся, вот и дал «петуха»: «Табань»! Ну, то есть «Стоп, машина! Задний ход!» Одним словом, Митрич меня понял, не подвел старый «мосол»[7]7
  Моторист-механик, служивший на буксире Фадеева тоже ветеран-подводник Ольшанский Александр Дмитриевич.


[Закрыть]
. В общем, все нормально, мужики!

Трое моряков снова дружно рассмеялись, однако наблюдавшему за ними Крайнову было не до смеха: спецконвой задерживался. И это томительное ожидание только усиливало тревогу и беспокойство. Такое же беспечное веселье подчиненных злило и раздражало старпома: «Ржут как кони! Весело им! Ну, ничего, я им покажу, где раки зимуют? И за что нужно Родину любить?!» Но в душе, Сергей понимал, что ничего он им не сделает. Ну, может быть погнобит чуть – чуть Шевцова, «повоспитывает малость». Боцману же вообще ничего не сделает, а о Фадееве и говорить не приходиться – ветеран – герой сам кого хочешь, построит и поимеет, если что… И от этого понимания собственного бессилия или даже какой-то неполноценности как командира или отсутствия у этих людей, интересы, разговоры об охоте или рыбалки, даже их образа жизни он не понимал и не хотел ни понимать, ни как-то воспринимать на дух… В душе Крайнова боролись две взаимоисключающие друг друга противоречия: с одной стороны, эти люди вроде Шевцова или Фадеева привлекали его, восхищая своей внутренней и внешней красотой и физической и духовной силой; с другой стороны, раздражали своей «плебейской» примитивностью и простотой мыслей и поступков. Он «витал высоко в облаках», мечтая когда-нибудь совершить подвиг, сделать блестящую военную карьеру, стать великим? «А эти мелкотравчатые людишки, словно тараканы за печкой, мечтают только о пойманной треске, пельменях или соленых рыжиках?! Разве можно жить так примитивно? Прозябать, растрачивая свою молодость и силы на эту всю фигню, о которой они сейчас с пеною у рта с восторгом рассказывают друг другу и при это ржут как буденовские лошади?!» Старпом отвернулся, дабы не видеть эту «щенячью радость» мичманов, живо и со смехом обсуждающих «табань», «пельмени из трески целых двести штук, а печени пожарили аж целую сковороду, да с лучком, на сливочном масле», другую хрень «из жизни отдыхающих»… И отвернулся весьма вовремя: от поселка по «бетонке» к причалу ехала белая «Волга». «Что это нач. ПО приспичило к нам явиться? От скуки на все руки что ли? Не спиться главному политруку дивизии?»:

– Говорит старший помощник командира! Дежурному по кораблю – прибыть на пирс! – Крайнов четко отдал команду по переговорному устройству, находящемуся на ходовом. Естественно, что команда старшего на борту по громкой связи прошла как внутри крейсера, так и была услышана на пирсе. Сразу в движении пришли боцмана на причале, почуяв неладное – «от начальства следует держаться подальше, к камбузу поближе» – такова морская «народная» мудрость.

– Давай-ка, Николай Васильевич, я тебя чайком в нашей гарсонке угощу, а то озяб, поди?

– С превеликим удовольствием, Михал Афанасьевич! – живо откликнулся на «заманчивое предложение, подкупающее своей новизной» предложение старый мореман. – А як же, конечно озяб!

– Вот и ладненько! – заулыбался – замурлыкал как кот главный боцман. – А тебе, Олежа, службу нести надобно! Сочувствуем, но? (и тут же мичман Сафронов посерьезнел, появился металл в голосе). – Так, бойцы, на борт бегом марш!

Застучали, загремели по металлическим ступенькам – паелам трапа матросские яловые ботинки – «прогары», и побежали по палубе боцмана, суетливо отдавая честь корабельному флагу, исчезая в чреве этой «огромной рыбины» – подводном ракетном крейсере стратегического назначения (ПРКСН) с гордым названием «ЗЛАТОУСТ»… Не спеша, с чувством собственного достоинства, важно и величаво, точно и сами были крейсерами, Фадеев и Сафронов, козырнув корабельному флагу, поднялись по трапу на палубу, прошли через или мимо огромных крышек ракетных шахт и скрылись в рубочную дверь, по пути пропуская дежурного по кораблю капитан-лейтенанта Беляева, который бегом (застегивая крючок кителя на ходу) выполнял команду: «Дежурному по кораблю – прибыть на пирс!» Типа как поезд: «Скорый поезд Ленинград – Магадан прибывает на первый путь!». Оказавшись на пирсе, Андрей вопросительно посмотрел вверх на Крайнова, который молча, указал на приближающуюся к КПП белую «Волгу», которая при приближении вдруг из «двадцати четвёрки» превратилась в «тридцать первую»… командира третьей флотилии подводных сил Краснознаменного Северного флота (КСФ) контр-адмирала Порошина Василия Алексеевича. Порошин тоже на флоте был фигурой уважаемой и незаурядной, недаром он один из первых (третьим) стал полным кавалером всех трех степеней «молодого» послевоенного боевого ордена «За службу Родине», который в простонародье называли «Звездой шерифа» за восьмиконечную форму – два квадрата, наложенных друг на друга «на крест». Вообще – то, полный кавалер этого ордена по льготам и заслугам приравнивался к Героям Советского Союза, Героям Социалистического Труда и полным кавалерам ордена «Славы». Мне довелось знать троих таких героев: заместителя командира 20 эскадры КТОФ капитана первого ранга Путова, начальника Первой кафедры ВВМИОЛУ им. Дзержинского капитана первого ранга Капранова и контр-адмирала, а в последствии ставшим вице – адмиралом, Василия Алексеевича Порошина. (Авт.)

«Волга» проскочила под услужливо приподнятым дневальным по КПП старшим матросом, одетым «по первому сроку формы № 4» (тот есть в черную бескозырку, суконный черный бушлат с нашивками на рукаве и повязкой «Рцы» (сине – бело – синие полозки с нашитыми на нее красной материи буквами «КПП»), в черные суконные матросские брюки и «хромовые» кожаные ботинки – «хромачи»), шлагбаумом на КПП и резко остановилась возле будки дежурного. Не спеша, как и подобает «большому начальнику», из авто сначала вышел контр-адмирал, а уж затем довольно молодой или по крайней мере, очень моложавый капитан первого ранга. Адмирал, также не спеша, даже по барски вальяжно обошел автомобиль спереди и принял доклад дежурного по КПП, молодого «новоиспеченного» лейтенантика, только что «выпорхнувшего из училищного «гнезда»»:

– Смирно! Товарищ контр-адмирал! За время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по КПП лейтенант К.!

– Вольно! – командир флотилии, улыбнувшись молодости и волнению молодого офицера, который о такой близости «высокого начальства» находился в полуобморочном состоянии – густо покраснел и даже чуть – чуть заикался от волнения. – Здравствуйте! – Порошин протянул руку для рукопожатия. Лейтенант едва не упал в обморок от осознания, что он вот так «запросто» здоровается с «великим» адмиралом. («Теперь точно руку неделю мыть не будет! На удачу в службе?» – усмехнувшись, подумал про себя Порошин).

– Здравия желаю, товарищ контр-адмирал!

– Помощник дежурного по КПП, мичман С.! – несмотря на то, что мичман был постарше своего «патрона по дежурству» да и по опытнее, тем не менее, и он волновался. «Не каждый день вот так встречаешь «нос к носу» своего главного начальника – командира?». Адмирал, козырнув, также поздоровался за руку с помощником.

– Здравия желаю, товарищ контр-адмирал! – («И этот, похоже, тоже руки мыть не будет, дабы не спугнуть птицу – Удачу?!»).

– Ну, что ж, очень хорошо службу несете, товарищи, молодцы! – усмехнулся «главный подводник Северного флота» и тут же, посерьезнев и приняв положение стойки «смирно», скомандовал:

– Благодарю за службу!

– Служим Советскому Союзу! – громко хором отвечали на благодарность моряки.

– Вольно! – адмирал снова стал «мягким и пушистым», отвернувшись от дежуривших на КПП, обратился к своему водителю, старшине второй статьи – «срочнику»:

– Так, Миша! Езжай сейчас в экипаж, можешь до вечера отдыхать! И обязательно, чтобы тебя там покормили как следует! Приказ ясен?

– Так точно, товарищ адмирал!

– Вот и хорошо! – сделав распоряжение своему водителю, Порошин как будто вспомнил о своем доселе молчаливом спутнике. Ну что ж, Александр Андреевич, пойдемте теперь, осмотрим ваше «беспокойное хозяйство»?

– Так точно, Василий Алексеевич! Это вы верно подметили – именно «беспокойное хозяйство»! Так оно и есть! Не дает расслабиться – того и гляди, что-нибудь да «выстрелит»?

Старшие офицеры, не спеша и переговариваясь, отправились пешком метров сто – сто пятьдесят от КПП к причалу, где были пришвартованы ПРКСН «Златоуст» и плавкран, ожидающие погрузку баллистической ракеты нового типа… Подходя к пришвартованному подводному ракетному крейсеру, младший по званию капитан первого ранга чуть отстал от адмирала, дав возможность дежурному по кораблю доложить старшему начальнику подводных сил флота:

– Корабль, смирно! – капитан-лейтенант Беляев, перейдя на строевой и четко чеканя шаг, сделал несколько шагов на встречу адмиралу, который остановился, чтобы принять доклад. Команда «Смирно!» относилась лишь находящимся на пирсе капитану первого ранга, спутнику адмирала, вахтенному на юте мичману Шевцову и находящемуся на мостике ходовой рубки старпому Крайнову. – Товарищ контр-адмирал! Подводный ракетный крейсер «К-921» «Златоуст» готовится к приему боезапаса, экипаж согласно штатного расписания находится на борту! Корабельные запасы, боекомплект, вооружение и технические средства пополнены и находятся в исправном состоянии! Корабль к бою и походу готов! За время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по кораблю капитан-лейтенант Беляев!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю