Текст книги "Войны несчитанные вёрсты"

Автор книги: Константин Телегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

На фоне развернувшихся событий, постине исторических задач, которые решал фронт, этот эпизод не отличался ни масштабностью, ни последствиями. Да и влияния на ход развития операции он не мог оказать практически никакого, а вот запомнился мне на всю жизнь, видимо, потому, что наполнен был огромным общечеловеческим смыслом, что в нем отразилась сама духовная сущность советского воина, та неисчерпаемая человечность, которая снискала столь глубокое уважение всех освобожденных народов к бессмертному подвигу Красной Армии, разгромившей фашизм ценой неисчислимых жертв и страданий.

...До первых дней февраля вся наша партийно-политическая работа была сосредоточена на подготовке к штурму Берлина. Берлин был, в сущности, рядом. Казалось, вот он, преодолеть бы только оборонительный рубеж противника по Одеру, и через несколько километров начнутся предместья столицы фашистского разбойничьего государства. И можно себе представить, как была воспринята в войсках новость об изменении направления действий войск фронта. Теперь не на запад, а на север и частично на юг, поскольку и на левом фланге можно было ожидать неожиданностей всякого рода и там могла в любую минуту возникнуть угроза удара противника – ведь за левым флангом нашей 33-й армии стык с войсками 1-го Украинского фронта только набирал необходимую прочность.

Теперь вся работа Военных советов фронта и армий, всех политорганов, партийно-политического аппарата частей и подразделений была сосредоточена на разъяснении необходимости надежных наступательных действий Красной Армии в исключительно ответственном, завершающем периоде войны.

При постановке измененной оперативной задачи Военным советам армий Военный совет фронта обращал их особое внимание на доведение до каждого бойца в понятной и доступной ему форме целей и смысла уничтожения восточнопомеранской группировки противника. При этом указывалось на необходимость постоянно подчеркивать, что изменение направления удара – явление временное, обусловленное конкретными оперативными обстоятельствами, что берлинское направление было и остается главным для войск, развернувших наступательные действия на протяжении всего советско-германского фронта.

Следует также подчеркнуть, что перед политорганами и командирами всех степеней ставилась непростая задача разъяснения всему личному составу особенностей политических целей, преследуемых в этой войне. Теперь политорганы, воспитывая в личном составе, и в первую очередь пополнении, ненависть к врагу, высокую бдительность к проискам фашистской агентуры, оставленной у нас в тылу, одновременно с этим воспитывали бойцов и офицеров в духе гуманного отношения к местному населению, развертывали работу по организации нормального функционирования городского хозяйства, содействия созданию и укреплению демократических форм самоуправления.

В отличив от работы в Польше здесь, на территории Германии, нашим комендантам чаще всего поначалу приходилось выступать в роли и в качестве единоначальных органов местной власти, поскольку на них выпадали сразу все заботы по наведению порядка в городах, задействованию коммунальных предприятий, организации снабжения оставшегося в городе населения, медицинской помощи и т. д.

* * *

В предвидении новых сражений политуправлений фронта и политорганы армий занялись организационным укреплением первичных и низовых партийных и комсомольских организаций. Значительно усилился приток новых членов в партию и комсомол. Так, в марте было принято кандидатами в члены 3890, а в члены партии – 5807 человек, а в апреле соответственно 6413 и 6849 человек. Примерно так же росли на фронте ряды Ленинского комсомола.

Менее чем за две недели – с середины февраля по 1 марта – удалось восстановить боеспособность партийных организаций фронта, укомплектовать их политически зрелым руководством, сформировать необходимый резерв на случай выхода из строя парторгов, членов бюро партийных организаций, комсомольских вожаков. Вся эта работа поддается статистическому учету только на уровне, так сказать, организационном – кого, сколько, куда. Но ее результат мы почувствовали с первых же часов сражения по уничтожению восточнопомеранской группировки противника.

Все говорило за то, что противник окажет в Восточной Померании упорное сопротивление, что именно здесь собраны им силы для нанесения удара во фланг наступавшим на Берлин войскам фронта, что именно на эту группировку германское верховное командование делало главную ставку в своей кровавой игре на затягивание срока окончания войны. Однако и наличие, и оснащенность, а главное, сосредоточение войск в этом районе превзошли все расчеты и ожидания. Малейший тактический промах с нашей стороны, малейшее нарушение спланированного штабом взаимодействия обернулись бы самыми нежелательными последствиями.

В конце концов все отладилось, и наступление, а за ним и полный разгром немецко-фашистских войск в полосах наступления взаимодействовавших фронтов приближался к своему логическому и неизбежному уже теперь завершению.

В конце первой недели наступления командующий фронтом Г. К. Жуков был вызван в Ставку. По возвращении из Москвы он рассказал о встрече с Верховным Главнокомандующим, который проинформировал Г. К. Жукова об итогах Ялтинской конференции и военно-политических намерениях союзников. Подробно, как мне помнится, Г. К. Жуков остановился на работе в Генеральном штабе, где он вместе с генералом А. И. Антоновым (который после назначения Маршала Советского Союза А. М. Василевского на должность командующего 3-м Белорусским фронтом вместо погибшего генерала И. Д. Черняховского возглавил Генеральный штаб) рассмотрели в подробностях предложения 1-го Белорусского фронта по предстоящей Берлинской стратегической операции, над которыми, кстати сказать, штаб нашего фронта и весь Военный совет работали постоянно с середины ноября 1944 года.

Г. К. Жуков сообщил, что по основным положениям наши предложения утверждены, однако в Берлинскую операцию задействованы Генеральным штабом и соседи, что потребует, естественно, некоторых уточнений, относящихся и к действиям войск нашего фронта.

Так и сложилось, что, осуществляя руководство наступательной операцией по уничтожению померанской группировки противника, Военный совет и штаб фронта вплотную занялись совершенствованием плана операции по взятию Берлина.

29 марта Г. К. Жуков был снова вызван в Москву. Мы псе понимали – теперь уже за окончательным вариантом плана наступления на Берлин.

Действительно, так и оказалось. По возвращении на фронт (Военный совет фронта, штаб и управления размещались в то время в Ландсберге) Г. К. Жуков сообщил, что директива 1-му Белорусскому фронту утверждена Верховным Главнокомандующим в ночь на 2 апреля и предписывает нам наступление на Берлин начать 16 апреля. К сожалению, 2-й Белорусский фронт одновременно с нами начать наступление не мог, поскольку, по всем расчетам, успевал закончить выход на нижнее течение Одера и подготовку к удару только к 20 апреля.

Это обстоятельство мы должны были серьезно учитывать, поскольку на берлинском стратегическом направлении немцы имели 4 армии, в составе которых насчитывалось не менее 90 дивизий, в том числе 14 танковых и моторизованных, 10400 орудий и минометов, 1500 танков, САУ, штурмовых орудий и 3300 боевых самолетов, базировавшихся на стационарных аэродромах. А всего нам противостояло не менее одного миллиона солдат и офицеров, не считая берлинского гарнизона, в котором, как мы потом смогли уточнить, насчитывалось около 200 тысяч человек.

Возможно, и следовало бы, учитывая такую плотность войск в обороне противника, подождать, пока подтянется к назначенному рубежу 2-й Белорусский и пока полностью сосредоточит все силы на Одере и Нейсе наш левый сосед. Однако, как был проинформирован Г. К. Жуков И. В. Сталиным, немецко-фашистское руководство предпринимает энергичные усилия для подготовки условий сепаратного договора с нашими западными союзниками и в любую минуту может открыть им свободный проход на Берлин, сдать город англо-американским войскам, чем они могут вполне воспользоваться в нарушение договоренности, достигнутой на Ялтинской конференции. Подобного допустить было нельзя.

Учитывая, что на проведение всей операции давалось 12-15 дней, что к исходу этого срока мы должны были захватить Берлин и выйти на берега Эльбы, главный удар было решено нанести с кюстринского плацдарма силами пяти общевойсковых и двух танковых армий. Последние по плану операции предполагалось ввести в сражение после прорыва обороны противника в обход Берлина с северо-запада и юга. Для развития наметившегося при прорыве успеха планировалось ввести на главном направлении войска 3-й армии генерала А. В. Горбатова, которая в начале операции располагалась во втором эшелоне фронта. Этим обеспечивалось наращивание силы удара войск при развитии военных действий в глубине обороны противника и при его преследовании.

Сложность положения состояла в том, что войскам предстояло прорывать целую систему заблаговременно укрепленных оборонительных позиций противника, которые начинались от кюстринского плацдарма, шли практически непрерывной чередой до самых предместий Берлина, где переходили в укрепления городских окраин. Город, раскинувшийся на площади более 900 квадратных километров, срочно преобразовывался в сплошной укрепленный район с организованной системой огня из всех видов оружия.

Вот такой укрепленный район предстояло штурмовать войскам, которые только что участвовали в уничтожении крупной группировки противника в Восточной Померании, израсходовав при этом огромное количество ресурсов, предназначенных по первоначальному расчету на проведение именно Берлинской операции.

Теперь за сравнительно короткий срок следовало вернуть в первоначально назначенные места тылы, перемещенные для обеспечения Восточно-Померанской операции, перегруппировать войска, довести боезапасы до расчетного количественного уровня, отремонтировать технику, сильно пострадавшую в ходе хотя и подходивших к концу, но все еще продолжавшихся местами боев на правом фланге фронта.

А ведь это лишь одна сторона дела. Вторая состояла в том, что расположение оборонительных рубежей противника, их оснащенность и, несомненно, хорошо организованное взаимодействие всех привлеченных для обороны средств и сил требовали самой детальной и совершенной отработки наступательных действий каждой части и даже каждого подразделения в тех конкретных условиях, которые ожидали войска с первых же шагов углубления в тактическую оборону противника. Следовало учитывать особый характер боевых действий на подступах к Берлину и в самом городе.

При подготовке всех предшествующих операций в войсках фронта, как помнит читатель, обычно развертывалась учеба, призванная подготовить личный состав к действиям в конкретных условиях.

На этот раз в штабе инженерных войск под руководством генерала А. И. Прошлякова был выполнен объемный макет Берлина, по которому в ходе проводимых командно-штабных учений выверялись решения и действия командиров.

Готовились все. С 5 по 7 апреля были проведены командно-штабные учения, в которых участвовали командование фронта и армий, командующие и штабы всех родов войск, командиры отдельных корпусов. Затем по результатам этих игр прошли учения в соединениях и частях, которые закончились буквально накануне самого наступления.

Политуправлением фронта, политотделами армий в те дни особое внимание было уделено изданию памяток-листовок о наиболее эффективных методах и способах действий бойцов в ходе уличных боев в городе, о боевом опыте штурмовых групп, действовавших в Сталинграде. Популяризация этого опыта сыграла в дальнейшем огромную роль.

В ходе учебы, в беседах с личным составом особо подчеркивалось наличие перед фронтом прочной системы оборонительных сооружений противника, опиравшихся на Зеловские высоты. Всем было понятно, что легкого успеха здесь ожидать не придется, что эти укрепленные ворота своей столицы гитлеровцы будут защищать до последнего и потребуется такой натиск, удар такой ошеломляющей силы, которые разрушили бы надежду врага на саму возможность успешной обороны Берлина.

За короткий срок партийно-политическим аппаратом была проведена крупномасштабная, всеохватывающая работа по повышению бдительности и скрытности действий. Перед самым наступлением в дневные часы вся прифронтовая полоса буквально замирала, создавая у противника мнение о намерении наших войск просидеть в обороне до летнего тепла. Принимались проверенные уже меры по усилению свето– и шумомаскировки в ночное время, когда передовая насыщалась вооружением до невиданной ранее плотности на километр фронта.

Пока шло скрытное сосредоточение войск на отведенные им позиции, инженерные войска, по существу, вступили в бой. Начало нашего наступления совпало с ледоходом на Одере и, хотя и небольшим в этом году, весенним разливом реки. В районе форсирования Одера у городов Кюстрин и Франкфурт-на-Одере русло реки достигало ширины 380 метров. Через это русло, где под прикрытием войск, укрепившихся на плацдармах, а местами и "впритык" с расположением противника, инженерные войска навели около 50 мостов и понтонных переправ, что было неизбежно связано с первыми потерями в этой наступательной операции, однако обеспечило в назначенный срок быструю переправу войск на правый берег и организованное введение их в бой.

Теперь, отдавая себе полный отчет в том, что последующие события описаны в подробностях и многократно, я разрешу себе только напомнить в общих чертах их последовательность, а также те мысли, поступки, действия, которыми жил и я сам, и мои фронтовые товарищи в последние, завершающие полмесяца этой, казалось, бесконечно долгой войны.

К Берлину рвались воины, вынесшие на своих плечах все тяготы минувших сражений, и дело чести всего командования фронта, армий и соединений, командиров всех степеней состояло в том, чтобы, решая свои боевые задачи, добиваясь безусловного победного результата, сделать все возможное для сохранения жизни личного состава. А этого можно было добиться только при полной ясности о наличии сил и расположении противника, занявшего сейчас последние рубежи обороны у стен своей столицы.

Не довольствуясь уже накопленными данными, Военный совет приказал провести по всему фронту разведку боем, были выделены 32 сильных разведотряда от дивизий первого эшелона общевойсковых армий численностью до усиленного стрелкового батальона каждый. На ряде участков затем были введены в бой и полки первых эшелонов. За два дня боев им удалось вклиниться в оборону врага, местами до 5 километров, преодолеть на ряде участков зону наиболее плотных линейных заграждений. Своими активными действиями в ходе разведки боем мы заставили противника раскрыть огневую систему своей обороны на большую глубину. Появилась возможность сократить продолжительность артиллерийской подготовка атаки главных сил с 30 до 20-25 минут.

Наступление главных сил началось утром 16 апреля. Командующий фронтом принял решение нанести удар по врагу за два часа до рассвета, в условиях полной темноты.

Глухой ночью 16 апреля Военный совет фронта в полном составе выехал на наблюдательный пункт, оборудованный в полосе наступления войск 8-й гвардейской армии. Вместе с нами для участия в руководстве действиями войск отправились командующий бронетанковыми войсками генерал Г. Н. Орел и начальник тыла генерал Н. А. Антипенко.

Нас встретили командарм генерал В. И. Чуйков, члены Военного совета генералы А. М. Пронин и Д. П. Семенов, командующие родами войск армии, начальник политотдела.

Нас всех – это я видел по лицам и настроению присутствовавших – радовал, внося успокоение в растревоженный ожиданием ход мыслей, деловитый настрой, уверенный ход последних подготовительных действий, завершавшихся теперь уже прямо на наших глазах. Успокаивали и стаканы крепкого горячего чая, которые расставляла на столе перед нами официантка столовой Военного совета, словно мы находились не в нескольких сотнях метров от передовой, а в глубоком тылу.

Судя по всему, противник принял боевые действия наших разведывательных отрядов 14 и 15 апреля за неудачную попытку наступления. Успокоенные тем, что это наступление "удалось отбить", гитлеровцы вели себя довольно спокойно. Над Одером плыла настороженная предутренняя тишина, нарушаемая редкими одиночными выстрелами, кстати сказать, очень слышными именно потому, что раздавались в тишине.

В. И. Чуйков доложил о полной готовности частей и соединений армии к выполнению поставленной задачи. Возникла пауза, прерываемая звоном ложки, которой Жуков машинально помешивал в стакане давно растаявший сахар.

Я посмотрел на Чуйкова, он тоже молчал, вопросительно поглядывая на командующего фронтом, и невольно вспомнилась наша встреча на берегу Волги в памятные дни, вернее, в памятный последний день 1942 года – в день нашего первого знакомства с возглавляемой им армией. Тогда мы, проскочив под запоздалым огнем противника через широкую ледяную гладь, стояли на самом краешке берега главной реки России. От тех мест и тех событий нас сейчас отделяли почти два с половиной года беспрерывных, в основном наступательных боев и тысячи не считанных (ибо фронтовые дороги не равны отрезкам прямой линии, проложенной на карте с помощью линейки), но запомнившихся на всю жизнь верст, через край заполненных сражениями, радостями побед и горечью безвозвратных потерь.

И было что-то величественно символическое в том, что именно здесь, на вражеской земле, на берегах широкой немецкой реки, готовились к штурму столицы фашистской Германии войска той самой армии, которая сравнительно недавно по историческому масштабу отсчета времени стояла насмерть у берегов Волги, выстояла и теперь живым олицетворением всенародного возмездия готова была подняться на штурм последней крепости кровавого фашизма.

Я собрался было, пользуясь паузой, напомнить В. И. Чуйкову о нашей встрече на том исходном рубеже победы, но В. И. Казаков, который уже несколько раз перед этим досконально изучал циферблат своих наручных часов, взглянул на них еще раз и коротко спросил:

– Разрешите дать условный сигнал?

– Добро! – решительно произнес Г. К. Жуков, поднимаясь из-за стола первым.

В. И. Казаков снял трубку стоявшего перед ним телефона и отчетливо произнес:

– Родина!

Когда мы вышли из землянки к стереотрубам, перед глазами открылось зрелище мощнейшей ночной артиллерийской подготовки, превосходившей даже внешне все, что довелось видеть до сих пор. В расположении противника в полыхании раскаленно-красного зарева рвались тысячи снарядов и мин. Прогромыхав над головами ревущими на предельных оборотах двигателями, волны бомбардировщиков обрушили свой смертоносный груз на ближние и дальние цели, черное беззвездное небо располосовали огненные следы полета тысяч реактивных снарядов.

Огонь был настолько ошеломляющим, что противник только в самом начале попытался огрызнуться, а затем его оборона словно вымерла.

После заключительного залпа реактивной артиллерии перед нашими взглядами развернулось еще одно незабываемое зрелище – вспыхнули расставленные в тылу наступавших войск мощные прожектора числом до 140.

Представьте себе мгновенное наступление дня в дымном покрове предрассветной густой темени, представьте, как голубоватые, ослепительно яркие полосы света, тревожно подрагивая, пробиваются сквозь дым разрывов, буквально обрушиваются на оборону противника; как в этом море искусственного мерцающего света поднялись в атаку пехотные цепи, причем отсюда, с наблюдательного пункта, можно было в стереотрубу рассмотреть даже складки смятых шинелей на бойцах, идущих в рост на ослепленного прожекторами противника.

Внезапность и мощь огневого удара в сочетании с необычностью примененных средств обеспечили желаемый начальный успех. К рассвету наши войска очистили первую и ринулись на штурм второй полосы обороны противника.

Всю первую половину дня к нам поступали доклады об успешном развитии наступления. Однако во второй половине в докладах начали пробиваться тревожные потки. Войска, преодолев равнинные участки обороны, приблизились к Зеловским высотам, где были встречены сосредоточенным огнем артиллерии и ударами авиации, базировавшейся на берлинских аэродромах. Нам стало ясно, что впереди укрепления противника такой прочности, что с ходу их не взять.

Действительно, дальнейшие усилия успеха не принесли, и только ввод на направлении главного удара двух танковых армий позволил наконец к исходу 17 апреля прорвать вторую оборонительную полосу и две промежуточные позиции, а к исходу 19 апреля третью оборонительную полосу – теперь уже последнюю на подступах к столице фашистского государства.

Положение несколько осложнялось тем, что в те дни наш фронт действовал на этом направлении в одиночестве.

2-му Белорусскому, войска которого были основательно вымотаны тяжелыми боями в ходе ликвидации восточнопомеранской группировки противника, еще предстояло преодолеть Одер в его нижнем течении, где он образует два широких и очень глубоких (до 10 метров) русла, каждое из которых заблаговременно укреплялось противником в предвидении неизбежного здесь наступления. Таким образом, учитывая также, что и пополнение поступало на соседний фронт в значительно более скромных размерах, чем на наш, мы могли ожидать от него активной помощи не ранее как 24-25 апреля.

Что касается 1-го Украинского фронта, то его успешные действия в отведенной ему полосе наступления, несомненно, содействовали решению поставленной перед нами задачи, однако установленная перед началом наступления разграничительная линия между фронтами препятствовала довольно длительное время объединению наших усилий для решения главной и конкретной задачи овладению Берлином. К началу третьей декады апреля эта разграничительная линия (скорое всего, самим развитием событий), как и задача нашему правому соседу, были откорректированы, однако все было сделано несколько позже, чем диктовалось реальными потребностями наступления.

Конечно, с позиций определившихся обстоятельств и устоявшихся оценок судить о делах минувших куда как легче, чем найти единственно правильное решение в периоды подготовки к операции и ее осуществления.

Как бы там ни было, а события развивались в соответствии с нашими намерениями. Накануне 75-й годовщины со дня рождения В. И. Ленина войска 1-го Белорусского фронта ворвались на северо-восточную окраину Берлина. А спустя буквально несколько часов на южную окраину города вышли и войска 1-го Украинского фронта. Началась битва непосредственно за Берлин.

Перед нами лежал огромный город, представлявший продуманную и заблаговременно организованную систему укрепленных районов, более 600 тысяч каменных построек, каждая из которых была превращена противником в крепость. Сражение сразу завязалось на земле, под землей и в воздухе. Фронт был кругом. Наступавшие советские воины не видели привычной армии противника со всеми ее атрибутами. Здесь не было линии обороны в общепринятом смысле. Противник обрел многоликость – некоторые нацистские формирования действовали в гражданской одежде, растекались мелкими группами, наносили удары из-за угла, из развалин, подвалов, с чердаков уцелевших зданий, из канализационных колодцев, выходили в тыл подземными коллекторами, линиями метро, жалили со всех точек, откуда только можно было наносить удары.

В составе фронта было немало соединений, имевших большой опыт ведения боя в городе, но этот опыт не шел ни в какое сравнение с тем, что встретилось в Берлине. В сражение включились танковые армии и корпуса, стихия которых оперативный простор. Здесь же танки вынуждены были действовать в составе штурмовых отрядов и групп, пробиваться по узким каменным коридорам под обстрелом артиллерии и фаустников противника.

В период подготовки к операции командиры и политаппарат соединений, частей и подразделений провели огромную работу по ознакомлению личного состава с планом Берлина, распространению опыта и отработке действий штурмовых групп. Были отпечатаны в десятках тысяч экземпляров и распространены в войсках инструкции и памятки по ведению уличных боев для всех родов войск. Это, конечно, сыграло в дальнейшем положительную роль, но главное, что решило исход битвы за Берлин, – это беззаветное мужество наших солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов.

Бой в самом городе сразу распался на тысячи отдельных очагов, шел в подвалах, на этажах зданий, в подземелье, на лестничных пролетах, на улицах и площадях, отделенных друг от друга развалинами и уцелевшими стенами построек. Не раз наши воины попадали в устроенные гитлеровцами ловушки, так называемые "огненные мешки". Путь отважным бойцам преграждали баррикады и завалы, мощные опорные пункты, из которых противник поливал наступавших потоками горячего свинца.

Огромную роль в поддержании высокого боевого порыва, неутомимости и самоотверженности действий личного состава играла в те дни работа всего партийно-политического аппарата.

Разъясняя особенности сложившейся обстановки, историческое значение захвата столицы вражеского государства, партийно-политический аппарат войск фронта продолжал разъяснять политику нашей партии в отношения к местному населению, подчеркивая при этом, что каждый встречный житель Германии не может сегодня рассматриваться как непосредственный виновник бесчинств и зверств, чинимых недавно гитлеровскими захватчиками на временно оккупированных территориях нашей Родины.

Большую помощь политорганам и всему партполитаппарату оказала в то время статья, опубликованная 14 апреля в "Правде". В ней говорилось: "Красная Армии, выполняя свою великую освободительную миссию, ведет бои за ликвидацию гитлеровской армии, гитлеровского государства, гитлеровского правительства, но никогда не ставила и не ставит своей целью истребить немецкий народа.

Руководствуясь этим положением, Военный совет фронта в своем обращении к личному составу писал:

"Настоящий воин Красной Армии никогда не уподобится фашистским людоедам, никогда не уронит достоинства советского гражданина и за безрассудной "личной местью" не может забыть главного – священной и благородной цели войны, ради которой наш народ взялся за оружие, – разгромить немецко-фашистскую армию и покарать фашистских преступников. Мы не мстим немецкому народу, обманутому фашистскими главарями, отравленному ядом человеконенавистнической расистской пропаганды, а хотим помочь ему сбросить с себя это кровожадное чудовище фашизм".

И советский воин свято выполнял свой интернациональный долг. Еще в центре города бушевало пламя войны, а на его отвоеванных окраинах у многочисленных солдатских кухонь немецкие дети, женщины в старики получаля горячую пищу.

Следует здесь снова напомнить, что на протяжении последнего года войска фронта получали пополнение в основном из числа призванных в ряды армии жителей районов, переживших ужасы временной оккупации. С одной стороны, это были люди, на своей собственной судьбе испытавшие гнет фашистского режима. С другой стороны, оторванные от жизни советского общества, они были напичканы гитлеровской пропагандой, вымыслами о слабости Красной Армии, о превосходстве германского оружия.

Ориентируясь на эту категорию бойцов, противник забрасывал расположение наших войск тысячами листовок, в которых пытался навязать мысли о неприступности Берлина. "От Берлина вы недалеко, – вещала одна из таких листовок, – но в Берлине вы не будете. В Берлина каждый дом будет неприступной крепостью. Против вас будет бороться каждый немец!" "Мы тоже были у Москвы и Сталинграда, – говорилось в другой листовке, – но их не взяли. Не возьмете и вы Берлин, а получите здесь такой удар, что и костей не соберете. Наш фюрер имеет огромные людские резервы и секретное оружие, которое он берег для того, чтобы на немецкой земле окончательно уничтожить Красную Армию"{43}.

В противовес распространяемым в листовках лживым домыслам геббельсовской пропаганды партийно-политический аппарат войск на конкретных примерах минувших операций показывал коренные изменения, происшедшие а расстановке сил на фронте, постоянный рост экономического и военного могущества страны, возрастающие с каждым днем размеры материального, технического, боевого обеспечения войск всем необходимым – от боеприпасов до продовольствия.

В эти дни настойчивая работа пропагандистов и агитаторов, их слова о росте боевою могущества Родины наглядно подтверждались наличием огромного количества могучей техники, которая обрушивала на врага всю мощь своего удара. В этих условиях горячее слово агитатора, подкрепленное конкретными боевыми делами наступающих войск, оказывало самое активное влияние на рост сознания воинов.

Используя огромный опыт воспитательной работы, накопленный войсками в ходе последнего года войны, политорганы умело сочетали все виды пропаганды и агитации, начиная от беседы бывалых воинов с новичками пополнения и групповых политинформаций до лекций с офицерским составом, издания в помощь агитаторам печатных методических и справочных разработок, памяток личному составу о действиях в наступлении, до создания яркой и впечатляющей нарядной агитации на путях движения войск к заветной цели.

Вспоминается в этой связи замечательные, добротно выполненные придорожные щиты. На первом из них было написано: "До Берлина 50 километров. Быстрее вперед!" На втором, появившемся на дороге к Берлину после овладения укреплениями Зеловских высот, яркие буквы, видимые издалека, призывали: "До Берлина осталось 30 километров. Вперед, товарищи, вперед!"

Без преувеличения можно сказать, что в дни наступления на Берлин оперативность информации об успехах отличившихся частей и подразделений, о геройских подвигах отдельных бойцов и командиров достигла просто высочайшего уровня, что в условиях разрозненности действий отдельных подразделений, штурмующих под непрерывным огнем многочисленные укрепления врага, было делом нелегким.

Один из многих примеров. 20 апреля артиллеристы подразделений капитана Решетова и майора Демидова обрушили огонь на район имперской канцелярии и центре Берлина. Это произошло в 13 часов, а в 15 часов все войска фронта были оповещены об этом событии, а сразу, в это же время, на центральные кварталы фашистской столицы обрушила огонь вся дальнобойная артиллерия центрального участка фронта, салютуя грохотом орудий героическим успехам воинов, приступивших вплотную к штурму последнего оплота германского фашизма.

Как и раньше, особое внимание партийные организации и политорганы частей и соединений фронта обращали на пополнение партийных рядов. В последние дни перед наступлением значительно увеличился приток заявлений воинов с просьбой принять их в партию. Только в ночь на 16 апреля, в часы, предшествующие началу наступления, в партийные организации частей фронта было подано более 2000 заявлений о приеме в партию. Прием в партию наиболее отличившихся бойцов проводился на протяжении всего периода наступления на Берлин.