Текст книги "Сын охотника"

Секрет укротителя

– Что случилось? Зачем вызывает меня зайсанг? – испуганно спрашивал жену чабан Манджи, маленький колченогий человечек. – Найди мне чистую рубашку да те башмаки, что в сундуке.

На нем была полуистлевшая от пота и солнечного зноя рубашка землистого цвета, латаные-перелатаные домотканые штаны и развалившиеся башмаки. Рыжие потрескавшиеся носки этих обуток давно оторвались от подошвы и держались на трех-четырех ржавых гвоздях, похожих на клыки в оскаленной пасти старой собаки. Жена, критически осмотрев своего мужа с ног до головы, печально промолвила:

– Конечно же, нельзя в таком виде показываться перед священным ликом зайсанга! Приоденьтесь. Но не гните перед ним спину, как в старину. А то я вас знаю: еще за порогом снимете свой малахай и согнетесь в три погибели!

Доставая из сундука серенькую бязевую рубашку, которую Манджи надевал только в торжественных случаях, и завернутые в тряпицу башмаки, жена озадаченно говорила:

– И сама не пойму, зачем он вас вызывает. Вы ничего плохого о нем не говорили? – К мужу, как и положено по обычаю предков, Шиндя обращалась на «вы». – Если бы случилась недостача овец в вашей отаре, – продолжала она вслух размышлять, – так нет же, все целы, сама пересчитывала еще вчера…

– Овцы все на месте, – озабоченно отвечал Манджи. – Ни одного копытца не потерял. Всех овец его отары я знаю не только по масти, но и по голосу.

Переодевшись, Манджи выпил чаю, посидел молча, потом взял в руку длинную палку и уныло направился к дому богача. А жена с малолетней девочкой пошла к отаре, пасшейся на пригорке.

– Там смотрите, не давайте себя в обиду! – издали все еще наказывала она. – Теперь не старое время, нечего им кланяться.

Манджи всю дорогу размышлял о том, зачем он вдруг понадобился Цеде. Недавно, возвращаясь с охоты, завез хозяину мех пушистой лисы. Приплод овец в этом году очень хороший. Пасутся они на самых лучших в округе пастбищах. Придраться хозяину не к чему. «О боже, спаси меня от гнева зайсанга!»– шептал Манджи, подходя к фруктовому саду богача.

На всякий случай зашел сперва в кибитку Бадаша, стоявшую за садом, как сторожка.

– Э-э, Манджи, здравствуй! Хорошо, что пришел вовремя. Вот только Цедя спрашивал о тебе, – сказал Бадаш.

– Вы не знаете, зачем он меня вызывает? – робко спросил Манджи.

– Видно, важное дело. Да он и меня вызывает в день десять раз. На то он и хозяин. Его дело спрашивать, наше дело отвечать. Что скажет, то и выполняй.

За кибиткой послышался злой голос Цеди. Бадаш от испуга вскочил:

– Бадаш!

– Слушаюсь, ваше степенство!

– Чабан Манджи пришел?

– Пришел, пришел. Здесь он, – крикнул Бадаш и выскочил из кибитки.

– Пошли его ко мне.

Сердце Манджи екнуло, как только он увидел хозяина. Сняв, шапку и покорно склонив голову, батрак молча ждал грозы.

– Пойдем, поговорим с тобой вон там, – сказал Цедя и направился под тень старой яблони.

«Что могло случиться? Куда он ведет меня? Или хочет под деревьями избить своей железной тростью? Чего он держит ее в руках?»– с тревогой думал Манджи, следуя за хозяином.

– Слушай меня и запоминай хорошенько! – сказал, когда подошли к яблоне, Цедя, стукнув тяжелой тростью о землю.

– Слушаюсь, – замирая, ответил Манджи.

– Ты знаешь Хару Бурулова?

– Знаю, знаю. Меткого охотника Хару Бурулова знают во всем аймаке, – ответил Манджи с радостью, поняв, что ругать его не собираются.

– Он хвастается, что его не трогают даже самые злые собаки! Ты слыхал об этом?

– Нет, я ничего не слышал об этом! Что касается его меткости, то о ней все знают. Такого меткого охотника больше нот нигде! Он одним выстрелом убивает любого зверя. Попадает прямо в переносицу. Однажды во время сенокоса мы видели, как высоко в небе схватились орел и сокол. Хара выпросил у милиционера винтовку и одним выстрелом сразил сокола. Так он спас орла. Ваше степенство, ведь сокол в два раза меньше орла, а тогда с земли нам показалось, что он не больше ласточки. А Хара его – одним выстрелом! – захлебываясь, говорил Манджи.

Стараясь живее изобразить то, о чем рассказывал, Манджи размахивал руками, качал головой.

– Хватит! Слышал эти побасенки! – крикнул Цедя и опять стукнул тростью о землю. – Что мне пользы от его меткости! Все вы его расхваливаете, вот он и зазнался! – и, понизив голос, Цедя продолжал заговорщически – Он всем похваляется, что ни одна моя, даже самая злая собака не только не тронет его, но даже не будет лаять. Я говорил с ним об этом. Он утверждает, что это правда. Я с ним поспорил: если ты действительно обладаешь таким искусством, я спущу с цепей моих злых собак, а ты приходи ночью и уноси любую овцу из моей отары. Он согласился. – Цедя перешел на шепот и, оглянувшись – не слышит ли кто, продолжал – Манджи, ты на обратном пути сходи к этому зазнайке и передай, что я велю ему ночью прийти за обещанной овцой. А сам, как только люди лягут спать, спусти с цепей Балтыка, Цохора и Галзана.

– Ой, что вы говорите, ведь эти звери разорвут его на куски! Они не только пешего, но даже верхового стянут с коня и растерзают, – сказал Манджи, закрывая ладонью рот от страха.

– Ничего, раз сам напрашивается, значит много накопилось сала на заду вашего меткого охотника! – съязвил Цедя. – Не допускай только, чтоб они его совсем загрызли. А проучить надо, чтоб знал, как шутить со мной, зайсангом! Ха-ха! – и Цедя самодовольно захохотал.

– Я все понял, ваше степенство! – закивал Манджи.

– Ну, тогда иди, – махнул рукой хозяин. – А как мои собаки драли ягодицы хвастуну, расскажешь мне послезавтра. Приходи опять сюда к Бадашу. Да смотри, приметь, какой из моих добрых псов первым кинулся на Хару. Я его особо приласкаю, – злорадствовал Цедя. – Иди.

Манджи шел к Харе Бурулову и вслух рассуждал. Он всегда говорил сам с собою вслух, когда чем-то был очень взволнован. Вечно один со своей отарой, этот человек не находил времени поговорить с людьми. Поэтому и говорил то с овцами, то с самим собою. Вот и сейчас он медленно плелся к охотнику с недоброй вестью и говорил вслух.

– Наш зайсанг совсем спятил! Он хочет погубить Хару! Разрешает ночью унести из отары овцу, а сам приказал спустить с цепей злых собак. Отпущу – псы разорвут человека, а люди обвинят меня. Но и ослушаться я не могу. – Манджи даже остановился и руками развел – Приказ хозяина для нас закон. Это там, у русских, богачи уже совсем не хозяйничают. А мы еще долго будем тянуть свою дряхлую арбу.

Так рассуждая, Манджи незаметно для себя дошел до хотона. И тут он увидел человека на облезлой верблюдице, за которой бежал верблюжонок. Ом ехал со стороны Волчьей балки. Манджи догадался, что это Хара возвращается с охоты, и присел на серый камень возле дороги.

– Манджи, здравствуй! Ты что здесь? А где твоя отара? Или Цедя прогнал тебя с работы? – спросил Хара, заставляя верблюдицу опуститься на колени. Верблюдица глубоко вздохнула и легла на все четыре ноги.

– Хара, хорошо, что мы встретились здесь. Я хотел поговорить с тобой наедине, – потупившись, сказал Манджи.

– Что случилось? – недоуменно спросил Хара.

– Не знаю, что вышло между тобой и зайсангом, но только он очень зол на тебя. Зачем ты тягаешься с ним? Забыл, что кто играет с собакой, остается без полы, а кто играет с нойоном, остается без головы. Он решил затравить тебя собаками. Будь осторожен, дорогой. Я знаю, какие злые собаки у него, даже верхового не пропустят. – Манджи поскреб свою жиденькую черную бородку и виновато развел руками – Хозяин послал меня сказать, чтобы ты завтра ночью непременно пришел за обещанной овцой. Но вот ведь какой коварный: мне приказал к твоему приходу спустить с цепей самых злых собак – Балтыка, Галзана и Цохора. – И Манджи запричитал – Боже мой, боже мой, как же я могу это сделать, ведь эти звери насмерть тебя загрызут. И ослушаться хозяина не могу. Пойми меня, Хара. – Бедняк чуть не плакал.

– Что поделаешь, Манджи. Мы оба должны выполнить свое дело. Если мне не пойти, Цедя скажет, что я хвастун и трус. Так что ты выполняй его приказ, спускай аобак с цепей, а я с ними попытаюсь договориться. С собаками легче найти общий язык, чем с богачом… Ну а пока зайди к нам, попьем чайку.

– Нет, отара осталась без присмотра, там только Коти бегает – маленькая собачонка, но сторож хороший, – заспешил Манджи и поднял свою длинную суковатую палку.

– Тогда иди. Я обязательно приду завтра ночью. Собак спускай и за меня не беспокойся, – и Хара подбадривающе похлопал чабана по плечу.

Манджи пошел к своей отаре напрямик, по степи. А Хара сел на верблюдицу и отправился домой. По дороге он вслух твердил клички собак:

– Балтык, Галзан, Цохор.

* * *

Поздно вечером, когда все уже спали, Хара с Мергеном вышли из хотона и направились к загону, где ночевала отара Цеди. Хара передал Мергену аркан из верблюжьей шерсти, который всегда брал с собой на охоту, и приказал молча идти за ним.

Вечер был тихий, вокруг ни звука. Чем дальше в степь, тем темнее. Лишь изредка ночную тишину нарушали вспархивавшие почти из-под ног вспугнутые птицы. Мерген каждый раз от неожиданностн вздрагивал, но молчал, чтоб отец не думал, что он боится.

«Балтык, Галзан, Цохор, – твердил про себя Хара. – Скоро должен послышаться их лай. А вдруг Манджи пожалеет меня и не спустит их с цепей. Нет, побоится ослушаться хозяина. Если он не исполнит приказ зайсанга, тот его вгонит в гроб». С такими мыслями Хара подходил к отаре. Мерген молча следовал за ним.

Вдруг они услышали звонкий заливистый голос маленькой собачки по кличке Коти. Она бросилась к ним, а за нею – спущенные с цепи Балтык, Галзан и Цохор. Чабан Манджи, испугавшись за Хару, схватил длинный шест и побежал за собаками, чтобы остановить их. Но споткнулся и упал. А пока поднимался, убежавшие за Коти псы перестали лаять. А раз молчат, значит никого постороннего возле отары нет. Манджи прислушался, осмотрелся и, никого не увидев, возвратился к отаре и прилег на кучке сена.

А Хара, как только услышал лай приближающихся собак, прилег на землю и подал знак Мергену тоже лечь. Отец взял у сына аркан из верблюжьей шерсти и, держа один конец в руке, с силой бросил другой его конец. Дальний конец аркана упал на землю шагах в тридцати, и в это время из-за холмика показались бегущие собаки. Три из них были огромные, ростом с годовалого бычка. Первые две, заметив на земле аркан, остановились, недоумевая. Прибежала третья, похожая на матерого волка. Все перестали лаять и начали обнюхивать аркан. Но когда Хара потянул за его конец, они испуганно шарахнулись и, озадаченные, остановились возле кустиков полыни. Хара и Мерген молча наблюдали за собаками. Потом прибежала маленькая Коти.

Хара приподнялся на локтях и начал тихо звать собак:

– Балтык, Балтык! Цохор, Цохор! Галзан, Галзан!

Потом охотник присел и стал звать маленькую:

– Коти, Коти!

Услышав свою кличку, собачка подняла уши и завиляла хвостиком.

Время от времени Хара потягивал аркан, на другом конце которого был привязан кусок мяса. Наконец, собачка бросилась на мясо. Хара дернул сильнее, собачка наступила лапками, но не успела оторвать кусочек – аркан отдернулся. Так Коти подошла совсем близко к Харе. Тот погладил ее по головке и отдал мясо. Потом почесал за ухом. После этого собачка и сама потерлась о ногу доброго человека.

Большие псы, увидев, что их дозорная беспечно играет с неизвестными людьми, тоже стали приближаться к ним.

– Эй, Балтык, Галзан, Цохор! Ступайте домой! – с напускной строгостью прикрикнул на собак Хара, поднимаясь с места.

Собаки покорно повернули назад. Хара с Мергеном подошли к отаре. Вслед за ними, ласкаясь то к одному, то к другому, бежала Коти. Хара обошел отару. Овцы спокойно спали. Вдруг он заметил лежавшую с краю овцу с талисманом на шее. Рядом с талисманом висел маленький колокольчик. Хара осторожно снял колокольчик, чтобы овца с испугу не подняла трезвон. Потом он приласкал овцу, поднял ее и взвалил на плечи. Держа овцу за ноги, Хара пошел к своему хотону. Мерген молча нес за отцом аркан из верблюжьей шерсти, который теперь казался ему волшебным.

Услышав их шаги, собаки вновь прибежали к ним. Но Хара строгим голосом вновь повторил свой приказ:

– Балтык, Галзан, Цохор! Молчать! Домой!

И те снова повиновались.

Отойдя от отары на полверсты, Хара снял с плеч овцу, взял у Мергена аркан, привязал один конец за ее шею и повел на поводу. Мерген подгонял овцу сзади. Когда они отошли от отары на достаточное расстояние, овца уже сама бежала за ними без понукания.

Было далеко за полночь, когда охотники возвратились домой. Хара привязал овцу к телеге и пошел с сыном отсыпаться после необычной охоты. Заходя в кибитку, отец спросил:

– Ну что, охотник, понял, как разговаривать со злыми собаками?..

– Если бы сам не был рядом с вами, никогда бы не поверил, – ответил Мерген.

В хотоне раньше всех встают женщины. Они рано начинают утреннюю дойку. Поэтому они первыми и увидели овцу, привязанную к телеге возле жилища Хары. Овца жалобно блеяла, рвалась к своему стаду. Вскоре поднялись мужчины. Удивленные, соседи стали собираться возле приблудной овцы.

– Ой, да это священная овца. Смотрите – на шее талисман. Не трогайте ее, будет грех. Надо найти хозяина, – громче всех говорил старик Церен.

От этого шума проснулся Хара и вышел к людям.

– Вчера вечером услышал: жалобно блеет чья-то овца, Взял аркан и привязал, а то, думаю, собаки угонят в степь. На шее рядом с талисманом висел вот этот колокольчик. – Хара достал из кармана серебристый колокольчик и повесил его на шею овцы.

Церен подошел к овце и твердо сказал:

– Говорил же я вам, что это священная овца. Раз есть талисман да еще колокольчик – это точно священная. – Потом, повернувшись к охотнику, добавил —. Хара, счастье само к тебе пришло. Недаром говорят: «К лежащему верблюду прикатывает перекати-поле и само попадает в рот». Особенно хорошо то, что она белая. Священное животное белой масти принадлежит богу. Человек богобоязненный непременно отдал бы эту овцу в жертву бурханам. Но ты у нас безбожник.

Все утро в хотоне только и было разговору, что о священной овце, приблудившейся к жилищу Бурулова. Все старики и старухи, мужчины и женщины, даже дети по-своему толковали эту новость. Вскоре необычайная весть разнеслась и за пределы селения.

А в соседнем хотоне, где жил чабан Манджи, все утро люди толковали о пропаже священной овцы зайсанга Цеди. Она была избалована и привыкла каждое утро пить молоко из подойника. Доярки считали это счастьем для себя. И вот овца пропала.

Больше всех переживал сам чабан Манджи. Он, как огня, боялся гнева зайсанга и всех встречных спрашивал, не видел ли кто священную овцу? Но никто ничего не знал. Манджи в отчаянье пошел по балкам: может, туда утащили ее волки. Но ни в одной из ближних балок не было никаких признаков растерзанной овцы. В другие места отправилась жена чабана с детьми. Им помогали однохотонцы, но нигде не находили пропажи.

– Словно в преисподнюю провалилась! – со слезами говорил Манджи. – Теперь мне житья не будет от зайсанга.

У каждого встречного он просил совета, что делать.

Некоторые говорили:

– Это неспроста! Из-за этого может случиться большая беда.

Другие советовали срочно сообщить хозяину.

– Нет, лучше пусть сам еще поищет. Уж если не будет надежды, тогда сообщи хозяину, – возражали третьи.

Нашлись и такие, что советовали идти в хурул, чтобы зурхачи[2]2
  Зурхачи – астролог.


[Закрыть] с помощью священной книги по ходу небесных светил предсказал, куда делась овца.

А богомольные старики нашептывали:

– Место, где исчезла священная овца, проклято, оно принесет нам несчастье, надо немедленно отсюда откочевать. К утру эту низинку займут дьяволы…

Наконец о пропаже священной овцы узнал сам хозяин. Он рассвирепел и вызвал Бадаша.

– Немедленно запряги в тачанку пару чалых! Нашу священную овцу съели Хара Бурулов и чабан Манджи! Слышишь? Сожрали! – орал он так, будто бы во всем был виноват Бадаш, – Пропало мое счастье. Манджи сегодня не приходил к тебе?

– Нет, не приходил! – испуганно сказал Бадаш и побежал исполнять приказ Цеди.

В мгновение ока он запряг пару чалых в тачанку и подкатил к дому хозяина. Тот вскочил в тачанку и крикнул:

– Гони!

Чалые рванулись с места. Голосисто зазвенели колокольчики под дугой. И вскоре они подкатили к кошаре чабана Манджи. Два быстроногих мальчугана помчались в степь, где Манджи пас отару. Но тот, заметив возле загона тачанку хозяина, уже бежал со всех ног к дому. Подойдя к хозяину, чабан снял шапку и подобострастно поздоровался. Все собравшиеся сочувственно смотрели на провинившегося чабана.

– Что ты пресмыкаешься? Жир священной овцы распирает твое брюхо! Подойди поближе! – закричал Цедя.

Манджи побледнел еще пуще.

– Хара Бурулов приходил ночью?

– Нет, не приходил! – едва слышно промямлил чабан.

– Ты спускал собак с цепей?

– Я передал Харе ваше указание. А вчера поздно вечером спустил с цепей Балтыка, Галзана и Цохора. Если бы он приходил ночыо, его разорвали бы ваши собаки. Но в эту ночь собаки почти совсем не лаяли, – сообщил Манджи, отирая вспотевший от ужаса лоб.

– Теперь понятно, как ты выполнял мой приказ. Собак ты и не отвязывал. А священную овцу сам отдал тому безбожнику! – закричал Цедя и железной тростью ударил Манджи по спине.

– Ваше степенство! Клянусь тремя своими детьми, я вашей овцы не отдавал! – взмолился Манджи.

Многие из присутствующих отворачивались, видя, как глумится богач над своим работником. А кузнец, человек прямой и неробкий, громко заявил:

– Цедя, забываешься! Бить не имеешь права!

Но Цедя от лютости никого, кроме чабана, не замечал и продолжал наседать:

– Мои собаки никого к отаре не допустят, если их спустить с цепей. Куда же делась овца?

– Пусть разразит меня гром, пусть лягнет меня верблюд! Хара действительно не приходил, – униженно клялся Манджи, размазывая по щекам слезы.

Вместе с ним ревмя ревели его жена и дети.

– Где моя овца? Говори, паршивая собака! Я свою священную овцу не променяю на целую отару. Говори, почему ты не спустил на ночь собак!

– Видит бог, собаки были отпущены! – твердил Манджи.

– Ступай к тачанке! – крикнул Цедя и снова замахнулся тростью.

Но кузнец схватил его за руку и так посмотрел в глаза, что Цедя скрипнул зубами, но трость опустил.

Манджи глазами дал знать жене, чтоб она до его возвращения пасла отару, а сам направился к тачанке. Когда хозяин сел на свое место, Манджи примостился на облучке рядом с Бадашем, который, крепко натянув вожжи, еле сдерживал лошадей.

– Гони к Харе Бурулову! – приказал хозяин.

Пара чалых рванула с места и помчалась, словно пожар по летней ковыльной степи.

Хара кормил овцу, когда заметил мчащуюся тачанку. Он вошел в кибитку и спокойно сказал:

– Едет Цедя, приберите немного в доме!

А сам взял берданку, вышел из кибитки и, присев на телегу, начал чистить оружие. Рядом блеяла священная овца.

– Мерген, принеси шомпол! – окликнул Хара сына.

А когда Мерген вернулся с шомполом, Хара сказал:

– Видишь, сам Цедя катит к нам. Он думает, что его собаки искусали меня, и хочет посмотреть, как я корчусь от укусов. Ты не уходи никуда, сиди здесь, послушаешь, что он скажет.

Пара чалых неслась по хотону во весь опор. Но, подъезжая к жилищу Хары, кони замедлили бег и остановились возле старой телеги, к которой была привязана овца.

– Смотри, Манджи как из гроба вышел, видно, досталось ему из-за этой овцы, – вздохнул Хара сочувственно.

Манджи соскочил на землю и хотел помочь хозяину сойти с тачанки. Но тот толкнул его в грудь тростью и слез сам. Хара и Мерген с достоинством поздоровались.

– В такой жаркий день собрался на охоту? – спросил Цедя у Хары как ни в чем не бывало.

– Нет. Я уже перестрелял всех волков на много верст вокруг своего хотона, – спокойно заглядывая в ствол ружья, отвечал Хара. – Это мой сын ходил на барсуков и забыл почистить берданку. А сегодня ночью, как вы хотели, я охотился «на белых волков», – и Хара кивнул на священную овцу, которая пугливо забилась под телегу.

Цедя густо покраснел, лицо его исказилось.

– Эй, иди сюда, паршивая собака! – позвал он чабана.

Но Манджи, увидев овцу, сразу бросился к ней.

– Не подходи к священной овце! Она и без тебя уже осквернена, – остановил его хозяин.

Манджи только руками развел и остановился возле телеги.

– Ты же клялся, что не отдавал овцу Харе, а как же она очутилась здесь? Тебе охотник Хара Бурулов, выходит, ближе, чем знатный зайсанг Цедя, который ведет свой корень от самого бога? Бесстыжий обманщик! – и ударом кулака Цедя свалил Манджи.

Чабан схватился рукой за скулу и с трудом приподнялся.

– Цедя, постойте! Хотя и говорят, что ни на дикого кабана, ни на хана не наденешь узды, но все же я прошу вас разобраться, Хара отложил ружье и, глядя на жалко согнувшегося чабана, сказал: – Нельзя же поднимать кинжал на тушканчика! Срывайте свой гнев не на чабане, а на мне. Но прежде вспомните наш спор. – И он в точности повторил слова зайсанга, когда тот бросил ему вызов. – Помните, как вы тогда смеялись надо мной? А потом послали ко мне Манджи передать вашу волю. Манджи так и сказал мне: «Сказано – сделано, пусть Хара придет за обещанной овцой!» Я сдержал свое слово, и вот ваша священная овца теперь у меня. Надеюсь, узнали ее? Тут вины чабана Манджи совсем нет. А что касается ваших злых собак, то они были спущены с цепей и прибежали ко мне. Но я заговорил с ними, и они послушались меня. Настоящего охотника собаки не тронут. Я вас об этом предупреждал. Чего же вы теперь хотите? Спор выиграл я. Вот свидетели, – и Хара повел рукой в сторону однохотонцев, собравшихся по случаю приезда такого редкого гостя.

– Неправда! Ты сговорился с этим брехуном. Он не спускал собак с цепей, поэтому тебе удалось увести мою священную овцу! – закричал Цедя.

– Почтенный Цедя! Все три пса были спущены. А впереди бежала еще и Коти. Если не верите, могу побожиться перед бурханами, поцеловать дуло заряженного ружья. Вы ведь тоже охотник, должны знать, что такое клятва охотника на ружье, – твердо заявил Хара.

– Мой отец говорит правду: все собаки были спущены с цепей. Я был рядом с отцом. Собаки сначала залаяли. Но отец крикнул: «Замолчите!» – и они все притихли, как ягнята, стали нюхать землю да махать хвостами. Как ручные бегали за нами! – гордо заявил Мерген, проходя между собравшимися.

– Замолчи, щенок! – закричал на него Цедя и снова набросился на чабана – Ты что, залил свинцом уши моих собак? Почему они не услышали прихода посторонних? Или ты кляпами забил им рты? Почему они не разорвали чужого, когда тот уносил овцу? Я знаю своих собак, я им верю. Если бы коснулось это твоей единственной однорогой пестрой коровы, ты ее прятал бы в своей постели! Если ты сейчас же не расскажешь мне, как мою священную овцу выдал Харе, я сдеру с твоей спины три ремня, выгоню из аймака, а след твоей кибитки засыплю пеплом и залью водой!

– Эй, зайсанг, не трогайте Манджи! Вы же поспорили. Спор выиграл отец. Вы должны быть хозяином своих слов! – выкрикнул Мерген.

Цедя покраснел от злости, но смолчал. Наконец стукнул о землю тростью и сказал:

– Я забираю священную овцу. Надо повезти ее в хурул, очистить от ваших осквернений и снова освятить. А ты, Хара, за это время попробуй повторить свой фокус – попытайся увести из-под носа Манджи его корову. Посмотрим, как он отдаст тебе свою единственную скотину. Ну, а коли ты считаешь, что я проспорил… – Цедя окинул собравшихся хитрым взглядом, – что ж, слово есть слово: приходи, бери у меня любую овцу на выбор. Манджи, слышишь? Завтра пусть он придет днем за овцой. А сейчас ступай домой, надо пасти отару, – с этими словами Цедя направился к тачанке.

Хара с помощью Манджи связал ноги священной овцы, положил ее на тачанку у ног хозяина и на прощанье сказал чабану:

– Не забывай, Манджи, что ради своей потехи богач может лишить бедняка жизни. Хорошенько береги свою корову. Я ведь должен доказать Цеде, что не боюсь его лютых собак. Я обязан это сделать, чтобы в землю втоптать его спесь! Жди! Приду за твоей коровой…

Возвращаясь к отаре, Манджи потирал плечо, ушибленное хозяином. «Эта боль пройдет, – думал он опечаленно, – хуже будет, если Цедя прогонит с работы. Тогда совсем пропаду». И вдруг он горько ухмыльнулся. В его голове мелькнуло: «Хоть и получил тростью по плечу, зато прокатился на тачанке… Если бы мне удалось стать кучером, как Бадашу, согласился бы каждый день терпеть такие побои!»

Уж таким был Манджи с детства, потому что не видел никаких радостей в своей бесправной жизни.

Чабан целыми днями в одиночестве ходит за отарой. Времени для размышлений у него целое море! Думай, о чем хочешь! А Манджи по натуре был мечтательным, и все невзгоды переносил легко. Он любил подтрунить не только над чужими, но и над своими бедами.

Но сегодня Манджи задумался всерьез. Как жить, если Хара уведет его корову? И решил не только спустить собак в ту ночь, когда придет Хара, но и не смыкать глаз.

А через день Цедя опять вызвал его и спросил.

– Хара приходил за обещанной овцой?

– Нет, еще не приходил. По вашему приказу я поймал одну, не самую лучшую овцу и привязал в сарае, но он не явился, – ответил Манджи.

– Почки его заплыли жиром. Черт с ним, пусть не берет. Важно, что я при людях пообещал сдержать свое слово, – самодовольно заметил Цедя. – Ночью он уведет твою единственную однорогую корову. Ты понимаешь это?

– Понимаю! Но я не собираюсь отдавать ему корову. Спущу с цепей всех собак да и сам буду сторожить до утра, – сказал Манджи, вытирая рваным рукавом пот с лица и шеи.

– Слышишь, Бадаш? Разве не говорил я тогда, что если коснется дело его собственной коровы, то он готов будет спрятать ее в своей постели? Вот, что значит свое, – заметил богач. – Но мне наплевать, как ты будешь жить без коровы. Мне важно другое. Если ты даже свою скотину проворонишь, значит, не годишься в пастухи, и я тебя выгоню! Тогда подыхай с голоду или бери своих детей и вместе с женой собирай милостыню по всему аймаку.

Чабан стоял бледный, как приговоренный к смерти.

– Так запомни: он придет за твоей коровенкой ночью. Собак спустишь с цепей в присутствии Бадаша. Только спрячь Бадаша так, чтобы псы его не разорвали, а он мог все видеть. Если умен – пойми, если имеешь хвост – помаши! – сказав это. Цедя ушел.

К вечеру небо заволок, тучами. Подул сильный ветер. Манджи, оставив овец в загоне, пошел домой поужинать. Еще издали он увидел свою единственную пеструю корову, привязанную за решетку ветхой кибитки.

– Что так рано привязала корову? – спросил он у жены, хотя знал, что жена слышала его спор с охотником и боится за свою кормилицу.

– Вы же говорили сами, что в эту ночь придет Хара за нашей коровой. Если надо будет, упрячу ее в постель. Пусть берет меня вместе с коровой! – сердито бросила Шиндя.

– Сегодня он не придет. Не видишь, какая погода? – сказал Манджи, залезая на кровать, чтобы немного отдохнуть.

За целый день пастьбы он так устал, что только прилег на постель, сразу уснул.

Гром и молния разбудили чабана. Он соскочил с постели и, отмахнувшись от ужина, побежал к отаре. Овцы, тесно прижавшись друг к дружке, крепко спали. Чабан обошел отару. Вдруг неподалеку фыркнула лошадь, он насторожился. Подъехал Бадаш, покашлял, подавая знак о себе, и спросил:

– Манджи, это ты? Я боялся, что ты уже успел спустить собак с цепей. Меня послал хозяин, чтоб я сам убедился, что ты сделал все, как приказано. Он тебе не верит. Давай скорее спускай псов, да я поеду домой, а то дождь начнется.

– Слезайте, заходите в кибитку, попейте чайку, – пригласил Манджи.

– Нельзя сходить с лошади. Я боюсь этих зверей, – признался Бадаш.

– Ну тогда следуйте за мною и не отходите, пока я их не отвяжу. Когда убегут на волю, я вас провожу.

Приблизились к глинобитному сарайчику, в котором были собаки.

– Манджи, лучше я залезу на крышу сарайчика, – взмолился Бадаш, – а то собаки стащат меня с коня и растерзают вместо Хары.

– Забирайтесь! – потешаясь в душе над трусостью хозяйского холуя, скомандовал чабан и даже помог ему подняться с коня на крышу мазанки.

Привязав коня к стропилу, Манджи вошел в сарай и спустил собак. Дрожащий от страха Бадаш видел из-за дымохода, как один за другим огромные псы с радостным визгом выскакивали из сарая. Они были счастливы, что получили свободу, и сразу умчались в ночную темноту. Где-то неподалеку они, видимо, собрались. Немного полаяли и будто бы даже погрызлись. А потом затихли.

Бадаш ждал с нетерпением того момента, когда послышится яростный лай собак, нападающих на охотника Хару. Но время шло, а собаки словно канули в ночную тьму. Начался дождь. Бадаш вымок и готов был возвратиться домой. Но он боялся, что как раз в тот момент, когда он слезет с крыши, собаки вернутся и нападут на него. Просить чабана, чтобы проводил, не решился – Манджи расскажет людям, засмеют. Он потребовал, чтобы Манджи созвал собак и привязал. Манджи начал посвистывать, и собаки вскоре прибежали. Но вернулись только две большие и маленькая Коти. Чабан посадил их на цепь. Однако самого злого пса, Балтыка, не было, как Манджи ни посвистывал, как ни приманивал. В конце концов Бадаш был вынужден просить чабана, чтобы проводил его. Но и тут он схитрил.

– Садись сзади меня на моего коня, проедем вместе по хотону. Ты все время будешь звать Балтыка, он и найдется, – сказал Бадаш.

Проехали весь хотон. Выехали в степь, а собаки не встретили. Манджи вернулся к отаре, а Бадаш, пришпорив коня, умчался так, словно за ним гнался не пес хозяина, а целая стая волков.

А утром по всей округе люди со смехом рассказывали о том, что вернувшийся откуда-то в полночь Бадаш, верный холуй зайсанга, обнаружил возле кибитки своего хозяина большой мешок с чем-то живым. Думал, там овца. Развязал, а из мешка выскочил свирепый хозяйский пес Балтык.

Что было дальше, неясно, все говорят по-разному. Одни заверяют, что пес до полусмерти загрыз Бадаша. Другие утверждают, что пес толвко тявкнул – и Бадаш упал со страху и теперь лежит в лихорадке. Но все радовались, что Хара здорово проучил спесивого богача. Особенно радовался этому чабан Манджи. И приказ хозяина он исполнил, и корова его осталась на месте. Да и пес, побывавший в мешке, стал менее свирепым.

Мерген после этого целую неделю ходил героем. Ребята все расспрашивали о том, как они с отцом укрощали собак зайсанга. Но больше всего интересовалась подробностями этого необычайного дела Кермен. Широко раскрыв черные, всегда удивленные глаза, она по нескольку раз слушала одно и то же, вздрагивала, когда ей было страшно за юного охотника.