Текст книги "Баллады старого катафалка (СИ)"
Автор книги: Константин Чиганов
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
– Так, теперь объясняй, некто Артем, – приказала она, отбрасывая копну мокрых волос за спину.
Взяла бутылку, набулькала себе водки и сока 50 на 50, решительно хватила.
– На, держи, – он подал планшет. – Введи свое имя и посмотри новости. Серьезно, приготовься к… неожиданностям.
Минут пять она двигала тонкими пальцами с розовым маникюром по экрану, сведя тонкие черные брови, читала сообщения. Кот запрыгнул на спинку дивана и издали обнюхивал ее волосы, делая презрительно– недовольную мину.
– Что за пи…ц! – четко произнесла Ангелина, разглядывая, Артем успел заметить, фото с собственных похорон. Она повернулась к нему и пронзила гневными синими клинками. – Это дебильный розыгрыш? Скрытая камера, эгей?! Я с тобой…
– Нет. Не розыгрыш. Просто так получилось, я тебя спас.
– Из могилы?! Ты некрофил? Милое дело!
– Охти мне. Чего ж я тогда тебя в чувство-то приводил?! Надругался бы так. Давай я расскажу с самого начала. Имеешь право не верить, конечно.
– Говори. Я жду.
– В общем, началось с того, что я купил катафалк… заработок нетрудный, а водить я люблю…
И он рассказал все со дня, когда приехал в странный, забитый раритетами гараж и увидел черного демона. Пропустил только историю с кладом. Зато подробно описал кота. И увидел, как она задумалась.
Теперь, похоже, из некрофилов она перевела его в сумасшедшие, говорящие с духами.
– То есть кто-то так сильно хотел моей смерти?
– Выходит, так. Чтопомнишь последнее?
– Примерка платья. Оно мне, кстати, жало в груди, надо было расставлять… и потом я уже здесь. Иманьяк передо мной.
(Язва)
– А. То есть никаких световых туннелей, выхода из себя, ничего не помнишь?
– Нет. Вообще ничего.
– Ах да, извини, забыл. – Он достал из кармана тяжелый драгоценный крест и протянул ей. – Твое имущество.
– ЧТО?
– Его положили тебе в руки. В гроб.
– Да какого чер… оставь себе, грабитель!
– Вещь ценная.
– Тем более оставь. Плату за спасение.
Она снова глянула на планшет. Там крутилось чье-то инставидео, Ставер шевелил губами над ее гробом, – Господи, бедный папа! Мало мамы, ещея! И Вадим! Слушай, если все правда, отец отблагодарит, миллионером станешь.
"Я и так миллионер" чуть не ляпнул Артем, но вовремя спохватился.
– И чего ты теперь хочешь делать? – спросила Ангелина.
– Спать. Смертельно. Ты-то лежала, а я копал полночи. Я бы сказал, утром связаться с твоим отцом, чтобне поднимать сейчас, пусть он тебя забирает, и разгребайтесь там сами. Да, поздравляю с воскрешением. Но как хочешь, можешь топать в ночь прямо так. Одежду потом верни. Если поесть (он не выдержал, зевнул) ыы… все что на кухне твое, лопай. Коту не давай, он сытый. А я (зевота не отступала) ыыы… к себе.
Она промолчала.
Он сходил в ванную, кое-как почистил зубы, ушел в спальню. Еле содрал с ног берцы и рухнул в неразобранную постель и во тьму.
Разбудил Артема запах кофе. Солнце заливало его постель сквозь бежевые жалюзи окна. Ноги и руки гудели, как налитые свинцом. Так. Что вчера было? Приснилось (неплохо бы)?
– Кофе на столе в кухне! – позвал звучный женский голос.
Не приснилось. Плохо дело. Ну хоть не зря съездил вчера.
Он выглянул в комнату. Ангелина сидела с планшетом на коленях, водя пальцем, кото-зомби Ося, предатель, лежал у ее стройного голого бедра с наслаждением на морде – она почесывала ему загривок ногтями левой руки.
Артем прошел в кухню, там на столе ждала чашка кофе, с молоком, как он любил, два тонко нарезанных бутерброда с сыром и сахарница. Боги, боги мои, спасибо.
Он вернулся, жуя и отхлебывая.
– Утро доброе. Ты поспала хоть немного?
И подумал – уже на какое-то семейное утро похоже.
– Да, успела. Я решила, теперь ты меня не задушишь во сне, раз раньше не стал. К тому же ты храпел. Такое не подделать.
Из планшета донесся стон, потом очень характерные звуки… что за черт?
– Эээ… ты прости, если не вовремя встал, но…
– Теперь уже ты думаешь, извращенка? Да какого… на, погляди!
Там на видео – камера смотрела откуда-то сбоку-сверху, смутно знакомый мускулистый блондин развлекался с также смутно знакомой темноволосой девицей. Встреча была в самом разгаре.
– Нравится? – с горечью спросила Ангелина. – Прямо на порнхаб выкладывай. А, ты-то не узнал. Вадик, золотой парниша. Красавчик. Мой нареченный. Вам, мужикам, что, совсем никому верить нельзя? И ведь клялся, говнюк, в вечной любви, на яхте катал, в рестораны в Париже водил… ой, какие вы все сволочи! С моей же школьной подружкой! Аатлично справляется, убитый горем, а! Стоило только…
– Умереть? Погоди, а ведь я эту девицу видел. Так ты ее знаешь?
– Еще бы. Кроткая девочка, Марьяночка, сюсенька такая… "Ангелочка, ты красотка, будьте счастливы всегда-всегда", ах ты тварь! Я ее на свадьбу позвала, представляешь?
– Понимаю. Я ее на кладбище с ним видел. Под руку.
– Уже на кладбище?! У моего гроба?!
– Она чего-то сильно боялась. Я потому и запомнил. Прямо в ужасе была.
– Она? В ужасе? Таак… – Ангелина зарылась пальцами в волосы, высохшие и блестевшие чистым золотом, Артем вспомнил свои слитки 999-й пробы. – А может это она, сука? Меня угробить, его прихватить? Ой, козееел! Твари!
– Ну откуда я знаю. Мало ли отчего она могла переживать. Погоди, а откуда видео?
– А это я еще когда в его квартире прилепила жучки. Так, на всякий пожарный. Папа мне помог с технической частью. И чтобы можно было посмотреть в любой момент через свой аккаунт в сетях. Ну вот… порадовалась. Узнала. Так они, может, и раньше?! Ах ты б…дь неумытая! Слушай, думаешь, я гадюка, да?
– Самую малость если.
– Респект за откровенность. Надо звонить папе. И звонить будешь ты!
– Почему это?
– Ну подумай немного. Вчера он меня… похоронил. А сегодня звонит мертвая дочь с того света "папенька, а ты меня закопал заживо, поздравляю!" Нельзя так с человеком. Слушай, ну я тебя прошу, ну сделай для меня?
Она заглянула ему в глаза с таким выражением красивого лица, что Артем ощутил головокружение. Что за бредни. Веревки ведьма из него еще будет вить.
– Хорошо. Раз мы в ответе за тех кого приручили.
– Спасибо, ты чудо что за маньяк!
– Он ведь Андрей…
– Михайлович.
Он принес мобильник. Было девять утра. А, конечно. Нашел позавчерашний контакт, сохраненный на всякий случай как "Клиент дочь". Хорошая привычка, пригодилась.
Ставер ответил сразу. Артем не успел собраться с духом.
Да какого Субботы, короче и по делу!
– Андрей Михайлович, это вы? (И чуть не ляпнул привычно "доброе утро", ни черта себе у человека сейчас доброе)
– Да, кто говорит?
– Мне надо вас увидеть. Поговорить. В таком месте, где никто не услышит. Серьезно, это очень важно. Касается вашей дочери.
Пауза. Знал бы, кто, закусив губу, ждет ответа рядом.
– А в чем дело?
– По телефону не могу. Поверьте. Много времени не займет.
– Ладно. В четыре часа в скверике за домом журналиста. Знаете такой?
– Конечно, бывал там. (Место уединенное, на окраине, деревья и кусты, подойдет). В четыре часа буду.
Ставер отключился.
– Спасибо, – сказала вчера еще покойная дочь. – Теперь только мне надо переодеться… не в платье же мертвецкое влезать, черт бы его взял. А в этом меня как бомжиху заметут.
– Ладно. Давай купим тебе одежку. Только я Прадо не потяну, знаешь ли.
– Съездим в секонд. Компенсирую я тебе расходы. Погоди, мы на Полевой сейчас? Я в карты заглянула, на всякий случай.
– Полевая, четырнадцать. Тут километрах в пяти был магазинчик.
– Отлично. У тебя темные очки есть?
– Ну есть где-то.
– Не хочу светить своей красотой. Узнают, будет тот еще дурдом. И выгляжу я жутко. Упыриха. Да, друзья меня зовут Геля. Иногда Ангела. Ангелина как-то пышно-приторно, как кремовый торт, такой, знаешь, с розочками, не в моем вкусе.
– А кавалеры каламбурят "ты ангел"?
– Ой, не говори, достали до печенок со своими ангелами, черти. Один идиот "ангелом моей страсти" звал, еле избавилась. Теперь-то я скорее труп невесты.
На взгляд Артема, она сильно прибеднялась, впрочем, раз женщина думает о внешности, душевное ее состояние в общем, приходит в порядок, он это давно знал.
– Хорошие же шмотки… были когда-то.
– Это на тебе они были, блин, хорошие. А я как в парашюте. Артем, мы ведь не на катафалке поедем?
– Есть у меня и обычная машина, а то как думаешь. За продуктами в катафалке ездить, оно как-то… макабрически. Да и жрет много.
– А поговорить сейчас с этим твоим… духом катафалка, ты можешь? Я хоть ему спасибо скажу.
6
Они уселись на широченное переднее сиденье вишневой кожи, словно дети, впервые попавшие в отцовскую машину.
– Занми вини! – сказал вслух Артем.
В зеркальце отразился Пятница, подмигнул, сделал почтительно-изумленное лицо.
– О, наша девочка с тобой! Какая бойкая!
– Пришла благодарить. Поедем после обеда вручать ее родителю.
– Прекрасно! Да, левая рука ее не беспокоит? Она сломала в двенадцать лет.
– Левая рука не болит? Он говорит, ты ее ломала в двенадцать.
– Нет, рука в поряд… Господи ты Боже, – сказала Ангелина, прикладывая к щеке руку детским жестом. – А я ведь правда его чувствую. Извините, граф. Спасибо вам от всего сердца. Ты ничего не ощущаешь, Тёма?
– Нет. Видеть его в зеркале я сейчас вижу, голос слышу, и все.
– Когда ты сказал те слова, тут словно ветром подуло. Не могу лучше объяснить. Теплым таким ветерком, и запахло вроде ванилью и лимоном, как в тропиках. Граф, вы меня слышите?
– Слышу, конечно. Госпожа моя, уж ты можешь звать меня на ты и по имени. Ты мне почти что крестная дочь с той стороны.
– Он слышит. И говорит, можно на ты.
– Артем говорил, меня кто-то поддерживал там. Верно? Не совсем живой но и не мертвый, так?
– Да, Энжи, я и сейчас очень слабо, но чувствую. Кто-то с тобой связан. Ты догадываешься?
– Да, Геля, граф подтверждает, и даже сейчас кто-то не исчез. Спрашивает, может, ты догадалась.
Девушка глубоко вздохнула. И взяла Артема за руку. Не сказать, чтобы это было неприятным ощущением.
– Мне не надо догадываться. Я и так знаю. Это моя мама. Она попала в аварию. Ударилась головой. Мы с папой стараемся не раскрывать посторонним. Она в коме.
– Давно? – Артем смутно представлял о чем речь. Разве что по роману "Сумеречная зона".
– Восемь лет. Граф, хотите, я вам душу заложу? Вы… ты можешь ей помочь? Мне же вот помог.
Впервые Артем видел неунывающего Пятницу озадаченным. Черный маг покачал головой, надул и так пухлые губы в размышлении.
– Энжи, девочка, я вроде как понимаю немного в странствиях души. И твою трогать не собираюсь. Но я просто не знаю. Мне надо бы на даму посмотреть, здесь, в машине. Я же не могу ее покидать.
– Гель, он говорит, может посмотреть, если положить ее к нему в машину. Но ничего не обещает.
– Спасибо, граф! – Эта дурочка вдруг схватилась за переднюю панель и прижалась к ней щекой.
– Смилуйся барон Суббота! – пророкотал Пятница, – конечно, я на нее посмотрю и сделаю все что могу. А я не такой уж и хилый лоа, верно?
– Ты самый крутой лоа на всем континенте Евразия, – сказал Артем, улыбаясь.
Артем остановил Джимника у грязно-серой пятиэтажки с магазиничиком в подвале, типичным, с желто-красной вывеской, обещавшей "самые низкие цены и богатый выбор от кутюр". Вот и пользуйтесь, мадемуазель. Сами, поди, все по бутикам ходили в Милане. В туалетах как в сору рылись.
Ангела надела темные очки, выскочила из машины, сверкнув стройными ногами, и поманила его за собой.
– Уж что имеем, – слегка ехидно сказал Артем.
– Хороший магазин, очень, очень хороший магазин! Сказка просто.
Они спустились, и она первой распахнула дверь, звякнув колокольчиком:
– Обожаю такие магазинчики, и везде и всегда в них первым делом зарываюсь!
– И в Париже?
– Тем более вПариже! Там таакое бывает, уникальнейшее барахло.
– Я в Париже больше шастал по букинистам.
– Лотки вдоль Сены! Зеленые! Конечно, там музей офигительных историй. Каждая вещь история, – она улыбнулась мечтательно, делая ручкой унылой пожилой тетке за кассой. В магазинчике стол типичный запах таких мест: старого тряпья, ношеной кожи, стирального порошка и еще чего-то столь же скучного.
Артем приготовился ждать долго, может, до самого свидания со Ставером, но она справилась удивительно споро для модницы.
Явилась пред его очи в джинсах, бежевой кофточке и ботинках на низком каблуке. Волосыстянув в хвост резинкой. В руках держала пакет и свои прежние туфли. Пакет сунула ему:
– Твои драгоценные шмотки, как видишь, не износила.
А белые туфли, пока не видела продавщица, поставила на полку с босоножками. Наверняка они стоили больше всей остальной обуви в магазине:
– Говорят, в секонды сдают вещи с покойников. Вот и пусть говорят.
– Не жалко? Небось Гуччи какие? – поддразнил Артем, доставая кошелек.
– Ага, имущество ценное. Да в…пу. Ноги в них будто мерзнут.
Удивительно, до чего Артем чувствовал себя в ее обществе легко и уютно. Он с внутренним содроганием вспомнил белый гроб и подумал, что хотел ведь отказаться от того заказа.
7
Скверик за домом журналистов Артем помнил хорошо, гулял тут студентом. Расхристанной "творческой личностью", волосы до плеч, косил под Цоя, да, "он по дороге шел с гитарой за спиной". Кто-то сел на нее после ночной попойки, Артем уже и не помнил кто. Уроды. Пивасик из пластиковых бутылок, дешевые бутерброды, а то и колбаса "Студенческая" без мяса, из сои и свиной шкурки.
Куда все умчалося…
Густые кусты и разросшиеся клены хорошо закрывали дома вокруг, по сторонам короткой дорожки неколько длинных старых скамеек, и посередине круглый фонтан с юной пионеркой, давным-давно сухой. Пионерку Артем тоже помнил, только тогда у нее еще были все пальцы на руках и нос. Но фонтан и тогда не работал. Небо затянули облачка, скверик казался смурным и скучным.
Ставер пришел вовремя. В этот час здесь не было даже мамаш с колясками, он сидел на скамейке в одиночестве. В замшевой куртке, застегнутой, хоть было и не холодно, и линялых джинсах. Все дорогое и элегантно не новое. Бородка совсем седая, да и голова почти целиком.
Артем подошел и сел на другом конце скамейки. Глаза у Ставера оказались красные, взгляд пустой и отстраненный. Он шевельнулся и поднял голову.
– Я вас где-то видел? Вроде бы недавно. Это вы звонили? Что еще за беседы, теперь? Что вы хотели от моей дочери? Если вы про ее долги, то я оплачу. Если про ее грехи, подите к черту.
Артем считал себя бессердечным человеком, но в его груди что-то закололо от жалости и невольного уважения. Кремень.
Он поднял взгляд на кусты за скамьей, ага, так, собрался и сказал, неожиданно даже для себя:
– Андрей Михайлович, у вас сердечники в роду были? Или инсульты?
– Ннет, кажется, ничего… – от такого начала даже в своем состоянии Ставер немного опешил и ответил автоматически правду.
– Тогда оглянитесь, пожалуйста. Медленно.
Там стояла Ангелина, держа в руке темные очки.
– Пап, – сказала она, – пап, это я, я живая.
И заплакала.
Артем опасался, не придется ли звонить "скорой", но старший Ставер не зря ворочал губерниями и миллионами. Он только на пару секунд замер с отвисшей челюстью. А потом Ангелина шагнула к нему и обхватила за шею, что-то горячо зашептала, и Артем поскорее отвернулся.
Ему было неудобно. И тягостно оттого, что история для него кончается, и хорошо, конечно, что хорошо кончается. И они разойдутся, как в море корабли. Что у них общего? Вот кот Ося, мохнатый предатель, наверное, будет по ней скучать. Переживет.
Он поднялся и хотел уже тихонько уйти.
– Стоять! – хлестнул нежный голос со стальной сердцевиной. – Куда это ты собрался, робкий герой? – Ангелина смотрела на него прищурясь, – нет уж, ты в ответе и так далее, забыл? Папа, познакомься, этот дезертир – Артем, это он меня спас. И с тебя причитается полцарства и коня в придачу. Я не шучу, он этого заслуживает.
Ставер встал, шагнул к нему… и вдруг обнял, как родного, прошептав "спасибо". Так, как Артема родной отец, сгинувший в нетях, не обнимал.
Девушка усадила ихобратно. Они еще о чем-то пошептались со Ставером-старшим, Артему показалось, мелькнули слова "Вадим" и "козел". Потом Ангелина сказала уже обычным голосом:
– Пап, я хочу знать, кто со мной это сделал. Мне нужны деньги и телефон.
Ставер без слова достал смартфон в кожаном чехле и бумажник. Геля порылась в нем и протянула Артему золотистую банковскую карточку.
– Это теперь твоя, на расходы. Там немного, тысяч триста, но для начала хватит. И не вздумай отказываться. Пин два два один один, нетрудно.
Она вздохнула. Вытерла остатки слез.
– А являться с того света рановато. Стоит узнать кому-то, такой хай поднимется! Очень уж многие меня помнят. Послушай, пока мы не найдем эту тварь, ты мог бы меня приютить? Серьезно, у тебя мне будет безопаснее всего.
– Нууу… – протянул Артем, чувствуя, как на лицо лезет преглупое довольное выражение, – опять же, Ося к тебе неравнодушен.
– Обещаю, что буду убирать и готовить! Я хорошо умею, ты не думай. Не настолько я избалованное дитя-цветок. Я даже лоток могу убирать, если ты не любишь.
– Ося интеллигент, он гадит только на улице. Нарисуешь мне его портрет анфас?
– Обещаю. – Она подняла и скрестила пальцы.
– Тогда ладно. Поживи пока.
[1] дьявол (гаит.)
[2] М. Веллер "Положение во гроб"
[3] Р. П. Уоррен "Вся королевская рать"
[4] Так проходит (лат.)
[5] грязное колдовство (гаит.)
[6] полные идиоты (гаит.)
[7] мусор (гаит.)
[8] причиндале (гаит.)
[9] несчастная девочка (гаит.)
Глава 4
Баллада о вечной дороге
Я буду ждать тебя там, где ты скажешь мне,
Там, где ты скажешь мне,
Пока эта кровь во мне, и ветер в твоих ветвях,
Я буду ждать тебя, ждать тебя.
БГ "Танцуй"
1
Катафалк у больницы дело, в общем, житейское, печальное, но особого внимания не привлекающее.
Катафалк у больницы около полуночи выглядит немного странно, выдача трупов там в другое время, если и не с трех до четырех, то точно не ночной порой. Но и разглядывать угловатого лаково-черного мастодонта на закрытой частной территории было некому.
На воротах со стеклянной будочкой Артема и его экипаж корректный молодой человек в черной форме и с проводком за ухом пропустил без единого слова. Современный автоматический шлагбаум, выкрашенный люминесцентными оранжевыми полосами, поднялся и опустился за тяжелой машиной.
Двухэтажное кремовое здание за надежным высоким забором, там, где предпочитают лечиться люди с большими деньгами и большой нелюбовью к посторонним. Артем подал Кадиллак к служебному входу, все как описала Ангелина. Приспустил стекло, выключил мотор и приготовился ждать. Ночь была ясная и теплая. Месяц рожками показывал У, если провести через них черту, убывает, паршивец. В маленьком парке вокруг больницы цвела сирень и душистый табак, странное сочетание запахов. Словно духи с папиросами эмансипированной кокетки.
А. В неярком свете фонариков вдоль дорожки показалась высокая, изящная фигура с золотыми волосами. Процокала к катафалку, Артем вылез и вытянулся во фрунт.
– Привет, мэм-сагиб, портшез прибыл.
Она коснулась воротника его куртки узкой рукой и чуть улыбнулась. В темном брючном костюме, судя по простоте, безумно дорогом, Ангелина казалась выше и старше.
– Они сейчас будут. Врачи так удивились. К ней никого кроме нас двоих не пускают.
– Но бабло побеждает зло?
– Точно, мойЛанселот.
Из двустворчатых дверей служебного хода появился ее отец, все в той же курточке. Легко спустился по пандусу, подошел и осторожно взял дочь под руку.
– Ну паап.
– Извини. Все еще боюсь, ты исчезнешь. Утром чуть не двинулся, подумал, ты мне приснилась вчера. Сразу звонить.
Артем отвел гостье вторую спальню, так что устроилась она довольно комфортно. Закупилась продуктами и дорогим алкоголем, и приготовила на ужин паэлью с креветками. Как ни странно, отличную. В принципе, не будь она миллионершей, можно бы идти в шеф-повара, Артем, подняв за ее здоровье бокал красного, так и сказал, и почему-то ее смутил. Кот Осирис новую стряпуху оценил тоже, креветок он еще не пробовал.
– Ну, я на вас полагаюсь, с вашим ээ… другом, – Ставер теперь излучал уверенность и Артем представлял, каким он был, когда строил свою империю. За дочь он, конечно, без колебаний спалил бы город со всеми жителями, от мала до велика.
Хлопнули двери, пара несуетливых рослых санитаров в зеленых комбинезонах, шапочках и масках, выкатили на крыльцо сооружение, какое и каталкой-то не назовешь, скорее самоходный комбайн. Хромированные трубки, резиновые колеса, какие-то ящички с огоньками в изголовье, они осторожно и быстро спустили драгоценный груз к катафалку. Артем уже открывал заднюю дверь.
– Вот. Это моя мама. Познакомься. Ксения. Мам, это Артем, он хороший… – Голос у Ангелины дрогнул и сломался. – Жалко ты ее не знал раньше. Она такая добрая… – "была", мысленно чуть не добавил Артем. На толстом зеленоватом матрасе, словно сделанном из пены, закрытая по шею светло-зеленой тканью, лежала женщина, очень похожая на Ангелину. Светлые волосы аккуратно расчесаны на прямой пробор. Старше, с исхудалым лицом и морщинками у запавших закрытых глаз. Но в остальном – портрет. В ноздрю уходила прозрачная трубочка с зажимом.
Ничему не удивляясь, санитары четко сложили блестящие "ноги" с колесами и точно задвинули кровать-комбайн в кузов. Ставер кивнул, они по-военному повернулись и ушли. Лампочки освещали странную картину, так могла бы выглядеть внутри "скорая помощь" какого-то безумного падишаха, с бордовыми бархатными занавесками и обивкой потолка.
Приборы в головах больной тихо и мерно пикали, похоже, все в порядке… если так можно сказать о ней вообще. Артем закрыл дверь и сел за руль. Впрочем, ехать никуда нужды не было. Рядом села Ангелина.
"Занми вини!"
Пятница явился. Уставился на них из зеркальца. Ухмыльнулся.
– Мы ее принесли, граф, – вслух сказал Артем. – Можешь осматривать.
– Благодарю, малыш, – он нахмурился, прищурился. Проворчал что-то.
Артем откинулся на мягкую спинку, уперся затылком в низкий длинный подголовник. Ангелина взяла его за руку прохладной и чуть влажной рукой.
– Благословляю вас, дети мои! – сказал Пятница, старый змей.
Артем даже отвечать на гнусные инсинуации не стал. Обычно чувство времени его не подводило, но теперь он ментально отключился, а на часы на приборной панели глянуть забыл. Сколько прошло?
– Арти, я нашел ее, – но граф не улыбался. – Она как бы между, видишь ли. В полях у реки, что струится у подножия трона Божия. Зовут ее почти как Кэсси, похоже. Но она не хочет со мной говорить. Я не могу ее заставлять, она и так держится на самом краю. Это она помогала дочке. Но сил потратила много. Не телесных сил. Без них ей не проснуться.
– Что будешь делать, лоа?
– Теперь уже ей нужна поддержка. И лучше всего, кого-то из своих. Я бы мог через тебя дать ей поговорить с Энжи. Ненадолго. Ее она послушает. Да и связать их будет проще, одна кровь.
– Это безопасно?
– Обижаешь старика. Вы же будете со мной. Риска никакого. Надо чтобы она захотела вернуться. Очень хотела. Силой тут не возьмешь.
– Ты же вытащил Гел… то есть Энжи?
– Черная магия иная. Я ей сродни, так, я знаю. Черная магия насилие, если она рвет нитки, kod lavi[1] у молодого здорового человека, можно врезать ей в ответ по морде… frape dan,[2] а здесь давить нельзя, Кэсси уйдет за реку совсем.
– Лады. Что тебе надобно?
– Сначала пусть ее перенесут обратно. Осторожно.
Артем передал.
Через несколько минут те же санитары унесли умное ложе.
Ангела о чем-то перемолвилась с отцом, тот кивнул, махнул приветственно Артему (а может, им обоим с Пятницей), ушел за женой, устроить ее как следует.
Девушка села к ним.
– Ну, вот и я, граф. Она в порядке… насколько в ее состоянии…
Аретм объяснил ей положение. Граф сказал:
– Просто сядете тут, держась за руки, как голубки, ты, мальчик, возьми руль… и постарайтесь думать о хорошем.
– Главное, для нее безопасно? – Артем кивнул на соседку, забывшись, сказал это вслух, Ангелина тут же сдавила его пальцы:
– Безопасно? Да если надо ей помочь, я на все…
– Спокойно, штурман, – Артем похлопал ее по руке. – Не дави так.
– Прости. Конечно, я-тоготова, – ответила девушка. – Но ты не обязан, Тёма. Оставайся, я сама за руль буду держаться. Она ведь моя мама.
– Я посторонним служебный транспорт не доверяю, – сказал Артем. – Держи меня за руку и думай о маме. Граф, мы готовы. Вся надежда на тебя, старина.
– Я ж говорю, положитесь на старого лоа, – он улыбнулся, пристально поглядел Артему в глаза… и тот стал точно проваливаться куда-то внутрь сиденья.
2
Они все еще сидели в катафалке. Но щиток приборов отсвечивал теперь темно-красным, а за стеклами вместо мирного вечера клубились дикие серобурые тучи, словно бродячий дымогенератор сошел с ума неподалеку.
– Спокойствие, можете расслабиться, детишки, поведу я! Со мной вы в ажуре, как в диснейленде! – Пятница блеснул зубами.
– Гос… я его вижу! И слышу! – Ангелина сжала руку Артему, – Граф, где мы и где сейчас мама?
– Не там где мы были, но мы к ней отправимся. Сидите тихо, как мышки, окна не открывайте, и не бойтесь… ну хоть не паникуйте. С вами любимец Субботы!
Блестящий ключ зажигания повернулся, мотор заработал, но совсем не так, как привык слышать Артем. Вместо мерного, еле слышного ворчания – низкий стонущий отзвук, точно грешные души рыдали в восьми цилиндрах. Триста сорок адских коней рванули машину куда-то в безвидную бурную мглу. Артема и Ангелину вдавило в сиденье, но рук они не расцепили. Руль неспешно ворочался сам, Артем больше не контролировал его. Педаль газа под ногой ушла вниз без участия его ноги.
– Придется ехать ээ… понизу, – Пятница надул щеки. – Дорогами ангелочков я вас повезти не могу, но главное, верьте мне. Ничто не может тут нам повредить. Ничто и никто, пока я с вами. Усекли?
"Дорога из желтого кирпича, что за черт?" – подумал Артем.
Катафалк под утробное подвывание разгонялся и разгонялся, теперь он отмахивал километров 150 в час… какое там, на горизонтальной шкале кроваво-алый палец спидометра уперся в ограничитель – 110 миль в час. "Сколько там нашими? 180? А шины?"
Дорога словно из желтого кирпича, но на такой скорости толком было и не понять.
Они проскочили большой прямоугольный указатель, грязно-желтый с черными буквами, если Артем верно прочел:
Acherontis fl. Toxicus![3]
Низкое, затянутое багровыми тучами небо и пустоши по сторонам, в лобовое стекло ударилось насекомое… расплылось зеленой кляксой, если могло быть насекомое размером с воробья.
Пятница захихикал и в пару взмахов дворников очистил стекло.
– У нас тут они вырастают большие!
– Кто?
– Мухи.
– А шины? Выдержат?
– Здесь? Мои шины? Еще как.
Ангелина выругалась:
– Прости.
– Ничего. Я сам в ахуе. Он мне никогда не… ого.
Дорога изогнулась, и Кадиллак вылетел на мост. Блекло-желтый, как бы не сложенный из старых костей. Ажурные опоры уходили куда-то в грязно-багровое месиво, река споро несла внизу гнойные воды. В салон проник запах гнили и протухшей плоти. Въезд на мост по сторонам стерегли большие уродливые черепа вроде крокодильих. Ну очень большие, с перевернутую лодку каждый.
Там, на середине гнусной реки, Артем увидел грузный черный корабль, трехмачтовый парусник, похожий на декорацию, с высокой изукрашенной кормой, с драным черным флагом. Но у декораций на клотиках мачт и топах рей не светятся оранжевые огни. И с палуб декораций не доносится многоголосый вой невыносимой боли.
– Старина Морган вышел на охоту! А с ним там и остальные, Тийч, Кидд, Дампир… хорошо еще они покойники, а то бы перерезали друг друга, выясняя, кому командовать! Шутка! Там не забунтуешь. – Пятница ухмыльнулся, – так вам, salo san,[4] за всю нашу черную кость что вы продали на поганые плантации Луизианы!
– И они там навечно? – спросила Геля.
– Пока Ахерон не высохнет. Вся кровь, что пролили такие как они. Мы еще в спокойном месте ее пересекли. Ты бы видел скалы убиенных младенцев, детка, вот там ихпомотает!
– Куда она течет? И откуда? – спросил уже Артем. Любопытство мать всех пороков, вспомнил он. Не кроткая лень.
– С хребтов безумия, – непонятно, шутил ли Пятница, Артему показалось, его глаза отсвечивают алым огнем. Тут он у себя, наверное. И хорошо, что мы друзья. – С гор буддийского ада нарака, а вытекает в море Хель, и дальше, вмерзая в Коцит. Тамя не был, и хвала Субботе. Там предатели. Малыш, ты не захочешь знать, что с ними сделали.
Дорога стала шире, местность вокруг нее понизилась, то, что Артем счел растительностью, совсем исчезло. На горизонте начали расти безлесые скалистые горы. Кондиционер катафалка еле справлялся, воздух стал таким сухим, что першило в горле.
– В бардачке была бутылка с водой, – Ангелина кивнула, нашла драгоценный сосуд. Открутила крышку:
– На, – он отхлебнул с наслаждением.
– Теперь ты, – она отпила немного.
– Скоро минуем еще одну речушку, – сказал граф, подмигнув из зеркала, – там немного жарко, а потом уже будет веселее, нам надо к Стиксу. Я бы повез вас дорогой поудобнее, но тут, где сходятся реки, короче всего. Мотелей рядом нет, и надолго лучше не оставаться.
Дорога превратилась в очень приличное четырехполосное шоссе с белой разметкой. Артем удивился. О! Впереди кто-то еще, ну да, раз есть дороги, зачем-то они нужны… движение, конечно, не столичное в час пик…
Они обогнали огромный двадцатиколесный автопоезд с ржавым фургоном, размалеванным какими-то не слишком приличными граффити. Алый, грязный и побитый, длиннокапотный тягач, Петербилт или Фрейлайнер, несся во весь дух, из высоких блестящих труб вырывались клочья бурого дыма. Даже в салоне катафалка было слышно рев старого дизеля. Грязные фары казались полуслепыми глазами чудовища. В высокой кабине с блестящими дудками на крыше Артем разглядел нечто темное, кажется, в ковбойской шляпе, но он бы не поручился. Как ни спешил автопоезд, как ни вертелись бешено бесчисленные колеса, катафалк легко его обошел. И тогда тягач протяжно завыл хриплым гудком, но не злобно, а словно приветствуя.
– Аа, старый vagabon, debouya[5], узнал! Даже тут узнал!
Пятница хохотнул и катафалк издал низкий, мелодично-двухтоновый сигнал: фаа-ууу!
– Кто это? – спросил Артем.
– Один грязный урод, лет пятьдесят тут колесит. Когда-то он подбросил меня в очень нужное место, я торопился. А я подарил ему очень нужную вещь. Чтобы у него была надежда убраться отсюда совсем, ну, не так скоро, лет через тысячу. Но это вам неинтересно.
3
Они обогнали еще пару путешествующих. Черную карету с шестеркой черных коней, и рыжим орангутаном на козлах (Ангелина восхищенно охнула) – обезьян взмахивал длинным бичом. И длинный открытый золотистый Линкольн Марк 3, за рулем худой, страшно волосатый тип в черной кожаной жилетке с блестящими заклепками. На заднем сиденье притулилась гитара, кажется, Артем оценил, Стратокастер, и наверняка настоящий. Тип помахал им рукой в шипастом браслете. Номера были американские, но их они разглядеть не успели – катафалк снова наддал. Артем начал уже привыкать к бешеной скорости и стону мотора.








