Текст книги "Олимпиада-80"

Автор книги: Константин Арий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

По сегодняшний день продолжается история этого славного вида спорта. Как прежде атлеты-пятиборцы сражаются за честь и славу победителя. В наше время пентатлон расцветает новыми красками, являя миру новых чемпионов.

Спортсмены сегодняшнего кросса уже пробежали трехкилометровую дистанцию. Сейчас они приходят в себя после изнурительного изматывающего бега. Чемпион в личном первенстве современного пятиборья Московской олимпиады уже известен. Им стал Анатолий Старостин. Он принес первую золотую медаль Советского Союза в этом виде спорта. Его победа – лучшее доказательство превосходной подготовки атлетов советской школы пятиборья.

Сильнейшими спортсменами командного первенства также оказались советские спортсмены. Три золотых медали достались Анатолию Старостину, Павлу Ледневу и Евгению Липееву, показавшим идеальную командную слаженность, скоординированность действий и взаимовыручку. Итого, четыре золотых медали Москвской олимпиады достаются советским спортсменам. Превосходный результат наших пятиборцев – теперь их имена навеки вписаны золотом в историю Олимпийских Игр.

Макс вышел из ворот конноспортивного комплекса.

Зрители шумной толпой покидали место прошедших соревнований и вскоре здесь осталась лишь небольшая группа болельщиков, ждавших выхода своих кумиров. Наконец, вышли и спортсмены, направившись к ожидающим автобусам. Поклонники, увидев своих кумиров, приветствовали новых чемпионов бурными овациями, а самые страстные из них подбегали, чтобы взять автографы. Вскоре уехали и спортсмены. Вслед за ними разошлись и их поклонники.

Макс остался один. Он стоял, совершенно не имея понятия куда ему идти и что делать. Солнце уже садилось, готовясь спрятать свой яркий лик за крышами высоких зданий, и Максу вдруг неожиданно стало тоскливо – он понял, что здесь он одинок, что здесь у него совершенно нет знакомых, к которым можно запросто, без звонка, придти домой, и к которым можно было бы обратиться с просьбой или за помощью.

Он оказался в такой далекой для него стране, в таком незнакомом обществе в такое непонятное для него время. Нет, он знал и об этой стране, и об обществе, и о времени тоже знал. Вернее не знал, а догадывался, догадывался что оно просто когда-то было. В то время когда жил он, когда получал образование и проходил процесс социализации, о прошлом предпочитали замалчивать или говорили, обрушивая потоки самой неблагородной критики в его адрес.

«Что делать? Куда идти? Как быть?» – эти вопросы сейчас терзали душу и разум Макса. Он наслышан про вездесущие советские спецслужбы, которые запросто могли рвать сознание личности самыми кровожадными и дикими способами. В поисках признания, для служения человеку и обществу, так вроде бы говорили они? Хотя… может быть не все так страшно, может быть они не такие, какими рисует их западная либеральная пресса? Но… нет, видя что они сделали с Россией, их отношение к отдельно взятому человеку кажется еще более ужасным.

Макс стоял, мрачно осматривая площадь перед конноспортивным комплексом. Теперь, когда на него навалилась вся тяжесть его положения, когда он осознал что он чужой в своей стране, теперь ему было все равно, он стоял, даже не пытаясь отогнать давившие на него мысли.

Где-то неподалеку шуршал своей метлой дворник, приводя асфальт в порядок. Макс даже не взглянул в его сторону, ему было абсолютно безразлично, а в его горле уже стоял ком тоски по его времени, кажущемуся таким родным и близким.

Шелест дворника раздавался все ближе и ближе, пока наконец не оказался совсем рядом с Максом.

– Шел бы ты отсюда, парень, подальше, а то сейчас время сам знаешь какое. Торчишь тут целый час уже, может затеваешь что? Ты смотри, сейчас позвоню куда надо, они из тебя живо всю дурь выбьют, – вернул в реальность Макса грубый голос дворника.

Макс, даже не обернувшись в его сторону, куда-то угрюмо поплелся. Он медленно брел через всю территорию комплекса, мрачно уставившись в землю. Он прошел возле манежа, где проводятся конные выступления; прошел возле огромной высоты трибун и катка, который заливают зимой – сейчас песок на его месте был усеян следами лошадиных копыт. Он дошел до лесопарка и свернул на тропинку, проходящую вдоль деревьев.

«Олени… здесь водятся олени» – подумал Макс, увидев деревянные кормушки, куда зимой для подкормки животных кладут сено. Он стоял, смотря на эту лесную столовую. Где-то там, глубоко в его душе, качнулись приятные воспоминания детства, когда он, будучи еще школьником, вступил в юннатский отряд. Они ходили по полям, лесам и оврагам, изучая природу родного края, мастерили скворечники и заготавливали сено, чтобы зимой заботливо угостить им голодающих животных. Он вспомнил, как его учили беречь и охранять природу, как вожатая, ведя отряд по заснеженному лесу, показывала следы животных, называя тех нашими питомцами. Она говорила о том, что человек, получив дар развития от природы, постоянно забывает свои корни, забывает что он связан с окружающим его миром кровными узами, что человек – это лишь крохотная часть огромного природного организма. И сейчас, когда человек в своем развитии намного превзошел своих предков, он просто обязан сохранить хотя бы те оазисы природного мира, что еще не сгублены цивилизацией, человек должен ограничить в излишествах.

И слезы тяжелой тоски навернулись на глаза Макса. Кажется все это было так давно, словно в другой жизни. Жизни, наполненной беззаботной радостью и весельем, где не нужно было думать о будущем, не нужно было обдумывать свои поступки, где Макс был счастлив просто от осознания того, что он есть.

Макс, тяжело надрывно вздохнув, поднял взгляд вверх. Горизонт окрашивался багряно-красными красками, небо принимало густой темно-синий оттенок, и вечерний полумрак вступал в свои владения. День неудержно заканчивался. Еще один день…

Краем глаза, Макс заметил что за ним внимательно наблюдает тот самый дворник. Вероятно он следил от самого входа, и сейчас внимательно наблюдает, скрывшись в тени хозяйственных построек. Макс пошел в сторону леса, скрываясь от ненужного ему внимания. Он свернул на узенькую, едва заметную тропинку, петляющую меж деревьев и куда-то медленно поплелся.

Макс долго плутал между деревьев. Под ногами шелестела старая испревшая листва, из-за густых крон деревьев окружающий полумрак казался еще тяжелее. Здесь не было слышно шума большого города, он остался там, где-то вдали, скрытый непроницаемой стеной леса.

Он дошел до моста, перекинутого через маленький ручеек, и, оперевшись на деревянные перила, стал смотреть в темную воду. Тихое журчание еще больше усилило его уныние. Там, в воде, застряв между камней белел маленький бумажный кораблик, спущенный кем-то на воду. Рожденный для свободного плавания, теперь он встретился с непреодолимой для него преградой и вот-вот наберет полный корпус воды, превращаясь в клочок размокшей бумаги.

Макс спустился вниз, осторожно ступая по скользким камням. Он вытащил кораблик из ручья. «Отважный» выло выведено на бумажном борту тщательным детским почерком. Макс протянул руку. «Плыви, „Отважный“, твое место – водная стихия» подумал он, спуская кораблик обратно на воду. Макс смотрел, как кораблик поплыл все дальше и дальше, плавно покачиваясь на тихой воде ручейка. Как вдруг, в порыве откуда-то взявшейся злобы, быстро схватил в руки камень и метким броском потопил бумажное судно. С каким-то непонятным злорадством он смотрел как игрушка, старательно сделанная чьими-то руками, уходит ко дну…

…Было уже практически ничего не видно. Темные силуэты деревьев смешались в единую массу, и Макс решил выйти из леса. Он пошел по той же тропинке, ориентируясь практически на ощупь. Пройдя немного, он заметил что тропинка разделилась на две части. Где-то совсем неподалеку послышалось истошное лаяние и грозный рык, как будто исходящий от целой своры. «Дикие собаки» промелькнула в голове Макса беспокойная мысль. Он нутром чувствовал, что отсюда надо срочно уходить, куда угодно, только уходить.

Макс свернул на одно из ответвлений, уводившее в противоположную сторону от своры и ускорил шаг.

Быстрее и быстрее – как можно скорее нужно оторваться от стаи. Позади раздался страшный вой, словно вырвавшийся из нескольких десятков собачьих глоток. Макс перешел на бег, быть растерзанным собаками – не самая радужная перспектива.

Он бежал уже не видя дороги, вокруг была кромешная темень. Он бежал, продираясь сквозь кусты и деревья. Его руки саднили от исцарапанной в кровь кожи, упругие ветки обжигающе хлестали, оставляя длинные красные полосы на теле, а мышцы ног уже начинало сводить судорогой. Он задыхался, ему не хватало воздуха, он делал частые глотательные движения, стараясь перевести дух. Он бежал так быстро, как только мог, как вдруг споткнулся о вылезший на поверхность корень старого дерева. Перелетев через корень, он кубарем скатился вниз, в овраг.

Кажется, он потерял сознание. Всего на мгновение.

Он лежал на спине в какой-то неестественной позе, подогнув под себя ноги, распластавшись на мокрой грязи. Перед глазами плыли разноцветные круги, каждая мышца его тела стонала от изнеможения, а в голове словно взрывались снаряды, вторя ударам сердца.

Макс долго лежал без движения, пока наконец не осмелился пошевелиться. Первое же его движение отозвалось болью обессилевших мышц. Он открыл глаза и увидел ночное небо, словно усеянное сотнями ярко блестевших искр. «Звезды. Я никогда не думал как вы прекрасны» пришла на ум Максу откуда-то взявшаяся мысль.

Потихоньку он начал приходить в себя. Мышечная боль стихла, сердечный ритм пришел в норму, но в горле по-прежнему стоял ком, напоминая о стремительном беге. Сильно болела нога, вероятно поврежденная при падении.

Макс поднялся и осторожно вскарабкался из оврага наверх. Прислушался. Где-то совсем неподалеку ему послышались приглушенные голоса и смех шумной компании. Значит надо идти туда. Макс пошел в сторону шума, прихрамывая на одну ногу. Наконец, он вышел из лесопарка. Он вышел в жилой квартал, вероятно совсем недавно сданный в эксплуатацию, потому как тут и там в темноте чернели неубранные груды строительного мусора; не зная куда идти дальше, Макс медленно побрел по тротуару.

Сейчас, когда опасность миновала, на него вновь обрушилось все то же тяготившее его уныние. Он бесцельно плелся по пустой улочке ночного города. Из дворов жилых кварталов раздавался шум засидевшихся допоздна компаний, из окон домов разносились приглушенные звуки работающих телевизоров и приглушенный шелест кухонных разговоров. Макс шел, стараясь выбирать наиболее темные места, словно именно там, в темноте, сейчас он находил свое утешение, не желая показываться даже случайным свидетелям своего отчаяния.

Он шел, тоскливо вглядываясь в зашторенные окна панельных многоэтажек. Где-то там, за каждым из них прятали свои судьбы их жители, со своими заботами, печалями и радостями. Из школы – домой, из дома – на работу, с работы – на лавочку, и вот уже провожают в последний путь те кому ты дорог, или же просто проходящие мимо зеваки. Такова жизнь городского обывателя. Бесхитростная и однообразная, однотипная и монотонная, словно списанная калькой друг с друга, размноженная на копировальной бумаге и вложенная каждая в свою, в отдельную клетку квартиры бесчисленного множества таких же панельных многоэтажек.

«Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно,

Струна осколком эха пронзит тугую высь…», -

услышал Макс донесшийся до него мягкий девичий голос, поющий слова давно знакомой ему песни. Он остановился; внезапно, словно оцепенев. Он внимательно слушал эту песню. Целая вереница событий всплыла из его памяти, накрыв его разум тяжелой волной воспоминаний. Сменяя друг друга, они кружили роящейся стаей, мелькая в его сознании. Вот они с классом вышли на природу, встречая первые летные деньки и начало школьных каникул. А вот он в детском лагере, сидит у прощального костра в окружении своих товарищей: трещат сухие ветки, языки пламени вьются высоко в небо, далеко видно его зарево, и они сидят плечом к плечу, согреваясь жаром огня и теплом новой дружбы. А вот они с университетскими однокурсниками вышли на природу, отметить окончание прошедшей сессии. А вот еще… и еще… И все эти воспоминания сливались в одно целое, когда звучали первые аккорды; и эхо далеко разносилось десятками дружно поющих голосов «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»

Нет, не пойдет, не хочу! – Макс встряхнул головой, отбрасывая ненужные ему воспоминания. Не буду! – безумным взглядом он окинул местность и рванулся вперед, без оглядки, едва ли не бегом метнувшись куда-то по дороге.

 
«Как отблеск от заката, костер меж сосен пляшет.
Ты что грустишь, бродяга? А ну-ка, улыбнись!», —
 

словно увидев Макса, девушка как будто пела ему вслед.

Макс шел быстрым шагом, теперь уже окончательно упав духом. Шел вперед, без цели, просто шел и все, с яростью и даже с какой-то злобой оглядываясь по сторонам. Он прошел мимо строящегося жилого дома. Откуда-то со стороны выскочила шелудивая шавка, звонким лаем окатывая Макса и едва не цепляясь тому в ноги. Следом за ней из своей будки вышел сторож, подозрительно осматривая Макса и сжимая в руках старенькую берданку. Макс еще больше обозлился.

Ты здесь хозяин? – думал он. – Ты думаешь, что все здесь принадлежит тебе и таким как ты? Думаешь, что все что тебя окружает – общее, что ты можешь быть свободным в своем выборе? И что также как вчера будет и сегодня и завтра, и много лет вперед после тебя? НЕТ! Ты ошибся. Ты слишком изнежился в своей роскоши, слишком распух от всех благ, окружающих тебя. Ты обезумел от осознания того, что ты нужен обществу. Скоро, очень скоро все измениться. Рухнет привычный тебе мир, рухнет разом, так что ты даже не заметишь. Одним утром ты проснешься, лежащий на обочине проходящий мимо тебя жизни. Ты, и миллионы таких как ты. И ты пойдешь по миру, пойдешь по своей стране, где некогда был хозяином, и куда бы ты не пришел, всюду будут смотреть на тебя как на чужака. Ты будешь изгоем, не нужным стране и не нужным обществу.

Впрочем, общества уже тоже не будет. Будет аморфная масса, состоящая из биологических единиц, чисто условно называемых человеком. И в сознание каждого из них будут вливаться тонны зловонного дерьма со сладким названием «свобода». И ты не будешь задумываться от чего дана эта «свобода», и зачем она тебе, а чтобы она казалась не такой приторной, в нее будут щедро добавлять приправы.

Ты когда-то был первым в космосе и готовился покорить Луну? Свободному человеку это не нужно. Свободный человек знает что это невыгодно. Он не может мечтать о звездах, он способен лишь бултыхаться в куче того дерьма, которое ему сунули. Твои космодромы зарастут травой, космонавтов не станет, а ракеты будут взрываться, даже не взлетая.

А может быть твоя наука была самой передовой в мире, чьи ученые славились своими талантами и смекалкой? Снова не угадал. Скоро новым девизом станет «экономическая выгода». Скоро твои НИИ закроются, профессора уйдут торговать, а в стенах университетов расцветут бездарность и невежество. Почему? Потому что свободный человек не может мыслить, он может лишь выбирать кучу дерьма, большую ему по нраву.

Или армия? Ах, да, твоя армия, искоренившая фашизм, и являющаяся самой боеспособной в мире. Но вот только свободному человеку нечего бояться. Ему не нужны ни армия, ни авиация, ни флот. Свободный человек живет в мире и толерантности, где право защиты демократии принадлежит североатлантической военщине. Твои военные заводы закроются, самолеты будут падать, танки гнить, а флот будет продан за бесценок твоим недавним врагам.

Скоро, очень скоро ты и такие как ты будут страдать в нищете, коченеть от холода и пухнуть от голода. Люди будут вымирать миллионами; «не вписались в рынок» – так скажут про тебя нуворишы-клептократы. Твои дети будут корчиться в ужасных страданиях перед смертью, таких что даже фашизм будет казаться тебе мирной идеей. Впрочем, он и будет лежать в основе идеологии тех самых либералов, фашизм будет защищаться и прославляться. А ты и твои предки, некогда освободившие народы от этой чумы, вы все станете оккупантами.

Радуйтесь последним дням своего счастья, советские люди. А лучше оглянитесь вокруг, присмотритесь, – враг уже вокруг вас. Он уже готовит свои сети, он уже смотрит на вас из своих банкирских лож, в предвкушении потирая руки. Враг уже среди вас. Он наносит удар за ударом, и уже достает свой кинжал чтобы поразить самое сердце вашей государственности. Враг уже внутри вас. Это ваша жадность, смирение и безразличие. И враг знает ваши слабости, он использует их, чтобы столкнуть вас друг с другом. И скоро, очень скоро вы будете отрекаться друг от друга. Вас будут учить ненавидеть друг друга, все общее, что вас когда-то объединяло, будет уничтожено.

Макс шел уже не так быстро, усталость давала себя знать. Он шел медленно, уже практически плелся, шаркая подошвами по асфальту. И вот он остановился перевести дух, грустно глядя в какую-то неопределенность где-то впереди себя. На душе было совсем тоскливо.

– Ты потерялся, сын мой, – раздался откуда-то со стороны мягкий мужской голос.

Макс обернулся и увидел едва различимого в полутьме священнослужителя в длинной черной рясе.

– Заходи, сын мой, двери храма для тебя всегда открыты, – продолжил священник, приглашающе открывая металлическую калитку.

Макс прошел внутрь.

Едва пройдя двери, он хотел было обратиться к священнику и рассказать кто он и откуда прибыл, но тот мягким жестом остановил его.

– Не надо слов, я все вижу, ты устал и заблудился в этом нелегком мире. Отдохни здесь, сын мой, тебя сюда привела воля Божья.

Они прошли в одну из белокаменных построек, расположенных неподалеку. Это была трапезная. Отец Василий, так называла его монашка, которую он попросил принести Максу пищу, сел за один из длинных деревянных столов. Подождав, пока тот пообедает, священнослужитель, все таким же мягким жестом пригласил Макса за собой.

Они пришли в маленькую комнату, где стояла лишь сколоченная из досок кровать, над ней висело деревянное распятие, а у крохотного окошка стоял стол с лежащей на нем Библией. Отец Василий зажег лампадку.

– Разденься, сын мой, твоя одежда слишком грязная. Оставь ее, сестра Варвара приведет твои одежды в порядок, – обратился он к Максу.

Не дожидаясь когда Макс разденется, отец Василий куда-то ушел. Вернулся он через несколько минут с какой-то женщиной, одетой в монашескую робу. Она принесла с собой черную рясу, такую же как у отца Василия и, подождав пока Макс переоденется, взяла у него грязную одежду.

– Спи спокойно, сын мой, да хранит твой сон твоя вера и ангелы пусть отгонят все тревожащие тебя мысли, – когда монашка ушла, сказал отец Василий, делая крестное знамение двумя вытянутыми вверх пальцами.

– Вы знаете, – хотел было начать разговор Макс, – я… я не отсюда, не из Советского Союза.

– Я знаю. – мягким категоричным тоном прервал его священник. – Я знаю все что ты хочешь сказать мне. Я знаю кто ты, знаю зачем ты здесь, и знаю что тебя тревожит. Николай Чудотворец сообщил мне об этом. Тебе дорога Россия, как и всем нам. Впереди нас ждет тяжкое время, гнетущий груз ляжет на плечи русского народа. Но помни, что Господь всем дает испытания по силам, и всегда помни, что над Россией никогда не зайдет солнце…

День седьмой: Укрощенная мощь. «Быстрее! Выше! Сильнее!»

В узкое оконце кельи пробивались косые яркие лучи утреннего солнца. Макс проснулся.

Он чувствовал себя заметно посвежевшим и совершенно бодрым. Голова была ясной, движения давались легко и непринужденно, даже боль подвернутой ноги куда-то бесследно исчезла.

На стоящем рядом стуле аккуратно лежала его выстиранная и выглаженная одежда. Макс оделся и вышел во двор храма. Здесь было тихо и умиротворенно, как это обычно бывает в подобных заведениях. Мимо, смиренно согнувшись и уставив свой взгляд долу, шла напрочь закутанная в черный балахон монашка.

– А где отец Василий? – обратился к ней Макс.

Та всего на мгновение подняла на него свой невыразительный взгляд и тихо молвила:

– Настоятель сейчас совершает утреннее богослужение, он будет позже. Вы пока можете пройти в трапезную, настоятель велел вам накрыть стол.

Макс пошел в трапезную. Здесь уже находилось несколько служителей храма, ужинающих бесхитростной монашеской едой. Макс сел на свободное место. К нему тут же подошла монахиня и принесла скоромные лепешки с большой кружкой молока. Макс съел эту хоть и простую, но, как ни странно, очень питательную пищу и, поблагодарив, вышел во двор. Он глубоко вдохнул свежий утренний воздух и взглянул в сторону храма. Лучи солнца ослепительно сверкали, отражаясь от высокого купола и венчающего его золотого креста. Макс зажмурился, осматривая постройку.

– Ты проснулся, сын мой, – раздался голос отца Василия. – Господь дал тебе еще один день, так проживи его с пользой для других.

– Я… я хочу поблагодарить вас за помощь, – начал было говорить Макс.

– Не стоит благодарности, – перебил его отец Василий, – наша цель – следить за паствой Господней. Постарайся не сбиваться больше с пути истинного, а собьешься, знай – двери храма всегда открыты. А теперь иди с миром, сын мой.

Отец Василий напоследок осенил Макса крестным знамением и тот вышел из ворот храма. Оказавшись на улице, он обернулся, еще раз мысленно благодаря священника за предоставленный приют, и медленным шагом пошел вперед.

На его душе было тихо и спокойно. «Счастье – есть вытеснение страдания и беспокойства» вспомнил Макс слова древнего философа, так кстати подходившие к тому безмятежному состоянию, которое он сейчас испытывал; так же ни о чем не беспокоясь, Макс вдыхал воздух полной грудью и наслаждался окружающим его миром. Он остановился и, тихонько насвистывая какую-то веселую мелодию, вытащил пачку билетов из кармана. Бегло просмотрев их, он обнаружил билет на соревнования по конному спорту, которые вот-вот должны были начаться в том же самом конноспортивном комплексе, где вчера проходили соревнования по пентатлону.

Макс сел в автобус, направляющийся как раз в сторону спортивного комплекса.

В олимпийской Москве было очень мало машин на улицах, поэтому проблемы пробок не было и в помине. Макс очень быстро доехал до указанного места. Едва только он слез на нужной остановке, и едва лишь его автобус отъехал, к остановке подъехал еще один, пассажиры которого, вероятнее всего зрители готовящихся соревнований, стали выходить из открывшихся дверей. Среди них была очаровательная девушка, которая тут же привлекла внимание Макса своей тонкой изящной фигурой, стройными точеными ногами и легкой воздушной походкой. В руках она бережно держала билет на соревнования.

Девушка на мгновение остановилась, поправляя сбившуюся в автобусе прическу, как вдруг внезапно налетевший поток ветра выхватил билет из ее рук, и играя им, начал куда-то нести. Девушка растерянно смотрела вслед улетающему от нее билету. Макс сделал несколько быстрых шагов и ловким движением схватил его, возвращая девушке. Та весело улыбнулась счастливой солнечной улыбкой.

– Вот спасибо, спас мой билет, – приветливо обратилась она к Максу. – Будем знакомы, меня Алена зовут.

– А меня зовут Макс, – нежно пожал тот протянутую ладошку, – первая польза на сегодня уже есть.

– Чего? Какой ты смешной, – с веселым смехом сказала Алена, – а ты идешь на соревнования?

– Да, иду, вот у меня билет даже есть, – протянул ей свой билет Макс.

Девушка посмотрела на билет и воскликнула:

– Да у нас места с тобой рядом! Тогда пошли вместе, так веселее.

И они пошли к конноспортивному комплексу. Пройдя контроль и, заняв свои места они приготовились смотреть соревнования.

Внизу располагался манеж, посыпанный ровным слоем песка. Сейчас на нем будут проводиться соревнования по манежной езде, открывающие состязание по индивидуальному троеборью. Второй день включает в себя полевые испытания, третий – конкур.

Троеборье является наиболее сложным видом спорта из всех конных олимпийских соревнований. Изначально появившийся в Европе, этот вид спорта был своеобразным экзаменом для боевых лошадей. К лошадям, используемым в военных целях, предъявлялись особые требования: готовность участия в военных парадах, способность преодолевать самые сложные ландшафты и большая выносливость. Все три вида испытаний были объединены в одну программу, так и появился этот вид спорта.

У его истоков стоят офицеры-кавалеристы. Изначально занятие этим видом спорта было исключительной прерогативой военных и победители в нем определялись только на военных соревнованиях. Но включение конного троеборья в программу Олимпийских игр сделало его открытым и для гражданских всадников. И сейчас, как дань традициям, всадникам из числа военнослужащих и полицейских разрешено выступать в своей форменной одежде, чем и воспользовались некоторые участники соревнований. Они резко отличались от своих соперников, одетых в стандартные ярко-красные жакеты и черные шлемы. Особенно колоритно выглядел всадник, одетый в пеструю форму офицера индийской армии.

Манежная езда, первый вид программы, это испытание и для всадника и для лошади. От лошади здесь требуется продемонстрировать гибкость и изящество, она должна быть в пике своей физической формы. От всадника же требуется умение подчинить лошадь своей воле, заставить ее послушно выполнять все команды, чтобы безупречно выполнить все элементы выездки.

Судья дает команду первому участнику начать выступление. На песке установлены таблички, указывающие когда нужно выполнить то или иное упражнение. Всадник въезжает на манеж равномерной рабочей рысью, уже начиная свое выступление. Резкая остановка, и всадник поднятием руки приветствует зрителей и судей. Ответом ему остается гробовое молчание; в конном спорте существует неписанное правило – ни в коем случае не нарушать тишины, чтобы не сбить с ритма лошадь. И сейчас это правило действует в полную силу.

Всадник продолжает выступление. Его лошадь идет свободным аллюром, вся красота, грация, и мощь покоренного животного заключена в ее походке. Всадник гордо возвышается на лошади, его спина выпрямлена, исполненный достоинства взгляд устремлен вперед, а руки свободно сжимают вожжи. Словно и нет для него никаких трудностей. Как будто он и есть потомок тех древних офицеров, стоявших у истоков троеборья.

Но внешность обманчива. За так необходимым любому атлету хладнокровием скрываются глубочайшие волнения. Не ошибиться, не споткнуться, не упасть – такие главные проблемы сейчас тяготеют над всадником. Его лошадь должна повиноваться его воле, а он должен показать правильность использования средств управления ей. И он показывает идеальное подчинение животного – еле заметное движение, и лошадь меняет направление движения.

Теперь смена ритма, и всадник совершает свою первую ошибку. Он не успел вовремя отдать нужную команду, а может и лошадь не успела ее выполнить. Но теперь это уже не имеет значения – ошибка есть ошибка, и исправить ее шанса уже не будет.

Прощальное приветствие, и первый участник завершает свое выступление. Судья объявляет следующего спортсмена, представляющего Польшу.

Поляк уверенно выезжает на поле. Он останавливается, приветствуя зрителей, и начинает свое выступление. Его лошадь равномерно и четко вышагивает по манежу, являя собой образец грациозности. Всадник переходит в рысь и лошадь в порыве краткого импульса устремляется вперед. Гибкость и эластичность ее движений порождают восхищение, все зрители замерли, внимательно наблюдая за выступлением животного.

Всадник, мастерки удерживая равновесие, дает команду, и лошадь, кротко повинуясь его воле, меняет направление движения. Лошадь, сделав левый полукруг, переходит в рабочую рысь, устремляясь к флажку, обозначающему начало следующего элемента. Резкая остановка, полная неподвижность, и всадник осаживает своего скакуна, заставляя сделать несколько шагов назад.

Поворот, и лошадь переходит в галоп, все больше ускоряясь на манеже. Ее шаги становятся все шире, а движения такими просторными, что кажется она летит над манежем. Лошадь несется средним галопом, вспахивая песок своими мощными копытами.

Следующее упражнение. Всадник отдает приказ лошади сменить направление, и та на полном ходу делает плавный полукруг. Лошадь меняет ритм, переходя в рабочий галоп и делает серпантин три петли, равномерно проходя по манежу.

Резкая остановка, и всадник салютует зрителям, объявляя об окончании выступления.

На манеж выходят несколько служащих со специальными инструментами в руках. После интенсивных выступлений песок представляет собой череду рытвин и возвышений, поэтому для продолжения соревнований его надо разровнять. Работники быстрыми слаженными движениями стали наводить порядок.

– Смотри какие красивые гривы у лошадей, – кивнула Алена в сторону готовых к выступлению скакунов, стоящих в своих вольерах.

Макс посмотрел в ту сторону. Гривы действительно были красивы. Правилами соревнований запрещено украшать животное любым убранством. Только сбруя и седло остается на ней во время выступлений. И тогда хозяева лошадей завивают гривы самыми причудливыми способами, чтобы выделить их из толпы своих собратьев.

Пышущие здоровьем тела лошадей, с выступающими из под шкуры рельефами мышц – кажется все естество этих животных дышит предвкушением победы. Они воспитаны лететь вперед быстрее ветра, преодолевать препятствия без малейших усилий и покорно выполнять приказы своих владельцев.

Тем временем ведущий вызывает следующего участника соревнований. «Россинан» громко звучит имя лошади. И к манежу изящным шагом подходит роскошный скакун серого в яблоках цвета, с гордо возвышающимся на нем всадником. Кажется, что они составляют единое целое, так неразрывно связаны они друг с другом. Кажется, что лошадь чует все желания своего хозяина, подчиняясь малейшим его приказам. И животное отвечает благодарной покорностью в ответ на любовь и ласку приручившего его человека.

Их выступление проходит четко и слаженно. Лошадь точно и выверено выполняет все упражнения. Ровность при переходах, постоянство ритма и плавные смены темпа движения. Вот он – полный контакт человека и животного, где всадник выполняет роль вожатого, отдающего команды, а лошадь – исполнитель, настоящий живой инструмент, выдрессированный годами тяжелых тренировок.

Только самые лучшие, самые упорные и стойкие добиваются успеха в этом виде спорта. Укротить буйный нрав животного, обуздать его свободолюбие может далеко не каждый. И далеко не каждый может найти общий язык со своим питомцем, а тем более взрастить из него настоящего боевого скакуна.