355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Вершинин » Четвертая воздушная » Текст книги (страница 5)
Четвертая воздушная
  • Текст добавлен: 25 сентября 2016, 22:44

Текст книги "Четвертая воздушная"


Автор книги: Константин Вершинин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Это совсем вывело меня из равновесия, руководителя полетов вдруг спрашивают, кто он такой.

– Сначала ты доложи, кто такой, – повысил я голос.

– Я, – неожиданно улыбнувшись, ответил прилетевший, – командующий ВВС округа Ингаунис.

Легко представить мое состояние в те минуты. Накричать на командующего, упрекнуть его в нерадивости, в незнании основных положений постановления, направленного на улучшение качества летной подготовки, – вряд ли кто, кроме самого Алксниса, отважился бы на это.

Заметив мое смущение, Феликс Антонович подал мне руку.

– Теперь, пожалуй, мне и делать нечего в бригаде. На себе проверил, что замечаете любую предпосылку к летному происшествию, а виновников драете с песочком. Правильно! А все же и вам придется назваться, – дружелюбно добавил командующий.

– Вершинин! – представился я. – Начальник оперативного отдела штаба бригады. Ингаупис удивился:

– А что, больше некому руководить полетами?

– Есть кому, – ответил я, – но...

И мне пришлось рассказать командующему о своем желании перейти на самостоятельную командную работу. Он одобрил мое стремление и в заключение с улыбкой заметил:

– Ас "козлятниками" будьте так же строги, как со мной.

Так я и не понял, действительно ли Ингаунис допустил ошибку при посадке самолета или преднамеренно совершил ее, чтобы проверить, замечаем ли мы промахи летчиков, эффективно ли боремся с летными происшествиями.

...Одним из важнейших событий, которое на всю жизнь запомнилось всем авиаторам моего поколения, было учреждение Дня Воздушного Флота СССР. С какой радостью читали мы опубликованное в "Правде" за 19 августа 1933 года сообщение о первом авиационном празднике, состоявшемся на Центральном аэродроме. "Вся Советская страна, – писала газета, – сегодня празднует День авиации, совпадающий с пятнадцатилетием со дня существования Красного Воздушного Флота и десятилетием Осоавиахима. За четыре года первой пятилетки выпуск самолетов по количеству увеличился почти в три раза, по тоннажу – почти в пять раз. Выпуск моторов за это же время увеличился больше чем в шесть раз".

Учреждение авиационного праздника способствовало дальнейшему повышению уровня боевой и политической подготовки в частях и соединениях ВВС, в том числе в нашей бригаде. В ответ на заботу партии и правительства летчики, инженеры, техники и другие специалисты отдавали все силы и знания делу укрепления оборонного могущества Советской Родины.

Тринадцать месяцев службы в 20-й авиабригаде дали мне очень многое с точки зрения практики штабной и летной работы, знакомства с рядовыми тружениками авиации. Теперь хотелось испытать себя в роли командира, полностью отвечающего за обучение и воспитание подчиненных, за боевую готовность той или иной части. И я подал рапорт с просьбой перевести меня на командную должность.

Начальник штаба бригады Альбертов с сожалением сказал:

– Я, признаться, надеялся, что ты пойдешь по штабной линии, Константин Андреевич. Сам посуди: ведь штаб – это мозг любой части...

Не без содействия комбрига Николая Яковлевича Котова, который ранее возглавлял командный факультет академии имени Жуковского, а теперь был начальником Высшей летно-тактической школы, приказом Реввоенсовета СССР от 23 февраля 1934 года меня назначили туда командиром эскадрильи. Распрощавшись с харьковскими сослуживцами, я отбыл к новому месту службы.

Н. Я. Котов принял меня очень тепло, однако работать с ним пришлось недолго. Вскоре его сменил Э. Шахт. Потом и Шахта освободили. Начальником школы стал генерал Васильев, а в 1941 году вместо Васильева назначили меня. Довольно частая и не всегда оправданная смена руководящих командных кадров отнюдь не способствовала делу укрепления боеспособности авиационных частей...

Контингент слушателей, обучавшихся у нас в школе два-три года, состоял в основном из бывших командиров частей и даже соединений. В школе было три эскадрильи, укомплектованные самолетами Р-5, ССС, ТБ-3, и два отряда Р-6. Мне доверили командовать эскадрильей легких бомбардировщиков Р-5. Хозяйство большое – 30 самолетов. Кроме того, я отвечал за оперативно-тактическую подготовку слушателей и преподавал им методику проведения летно-тактических учений.

ЛТУ обычно проводились в обстановке, максимально приближенной к боевой. Они служили хорошим экзаменом не только для воспитанников школы, но и для самих воспитателей. Показала эскадрилья высокие результаты – значит, ты отвечаешь требованиям, предъявляемым к наставнику. Обнаружатся промахи в чем-нибудь – стало быть, ты не соответствуешь своей должности. И пенять тут, естественно, не на кого.

Удивительно настойчивыми, выносливыми и упорными были авиаторы-дети рабочих и крестьян, строивших первое в мире социалистическое государство. Они отлично понимали необходимость создания таких военно-воздушных сил, которые могли бы стать надежным воздушным щитом Родины в случае нападения на нее империалистических агрессоров.

Коммунистическая партия и Советское правительство принимали все меры к тому, чтобы наше государство имело могучий Военно-Воздушный Флот. К концу первой пятилетки была создана мощная, технически совершенная авиационная промышленность; мы имели развитую базу моторо– и самолетостроения, хорошо подготовленные кадры отечественных конструкторов, инженеров и других авиационных специалистов. Уже в 1933 году шесть крупных заводов выпускали самолеты и четыре – авиационные моторы. Экономически они были тесно связаны с десятками предприятий-поставщиков.

Выступая на XVII съезде ВКП(б), Народный комиссар обороны К. Е. Ворошилов отмечал: "За время, прошедшее после XVI съезда партии, наши Военно-Воздушные Силы стали неузнаваемыми. Мы создали мощную тяжелую бомбардировочную авиацию и добились улучшения по всем другим видам авиации. Значительно улучшено в желательном для нас направлении соотношение видов самолетов в составе воздушных сил"{17}.

Во втором пятилетии партия поставила задачу освоить серийное производство новых самолетов и моторов, поднять работу научно-исследовательских институтов, обеспечить качественный и количественный рост авиации и вооружения. И это задание было выполнено с честью. За годы второй пятилетки советский народ построил две трети всех авиационных предприятий, имевшихся в стране. Это позволило удвоить самолетный парк в строевых частях по сравнению с первой пятилеткой.

Качество техники с каждым годом заметно улучшалось. Скорость истребителей, например, по сравнению с первыми серийными образцами возросла на 56 процентов, ближних бомбардировщиков – на 38, дальних – на 70, штурмовиков – на 67. Высота полета истребителей увеличилась на 21,5 процента, ближних бомбардировщиков на 83, дальних – на 77. Радиус полета ближних бомбардировщиков возрос на 50 процентов, дальних – на 61.

Заботу партии и правительства о качественном и количественном росте авиации мы ощущали непосредственно на себе. Так, вместо старых самолетов Р-5, которыми была оснащена моя эскадрилья, мы получили новые скоростные бомбардировщики СБ. Это была великолепная боевая машина, созданная группой конструкторов во главе с А. А. Архангельским. Она превосходила лучшие отечественные и зарубежные образцы такого типа.

Организуя летную подготовку личного состава эскадрильи и преподавая теоретические дисциплины, я, разумеется, испытывал моральное удовлетворение: к чему стремился, как говорят, того и добился. Но человеку присуще постоянное стремление за пределы достигнутого. Теперь меня все больше тянуло в кабину самолета, за штурвал: недаром же я имел специальность летчика-наблюдателя.

О своем желании я рассказал начальнику школы.

– Ну что ж, – поддержал меня Котов, – дело хорошее. Подберу тебе шеф-пилота, и "подлетывай" с ним. А когда почувствуешь уверенность в своих силах, самостоятельно будешь подниматься в воздух.

Котов, хотя сам прежде был пехотным командиром, любил и знал авиацию, а людей, стремившихся овладеть летным мастерством, всячески поддерживал. "Окрылил" он и меня, выделив для учебных полетов на Р-5 шеф пилота. Вскоре утерянные после академии летпабовские навыки были восстановлены, и мой наставник начал доверять мне самостоятельное управление самолетом.

Но вот однажды случилось нечто парадоксальное.

После окончания летного дня я, как обычно, собрал личный состав эскадрильи на разбор полетов. Больше других выслушал упреков в свой адрес слушатель Чумак – командир эскадрильи Борисоглебской школы военных летчиков. Вообще-то он был хорошим пилотом, но нередко, как и в этот день, допускал небрежность при взлете и посадке. Именно на этом я и сосредоточил внимание всех слушателей.

Закончив разбор полетов, я начал заполнять документацию, а летчики вышли покурить в соседнюю комнату.

Через дощатую перегородку был хорошо слышен разговор слушателей, являвшийся как бы продолжением только что закончившегося разбора полетов. Сослуживцы подтрунивали над Чумаком, тот пытался спокойно парировать шутки, затем не выдержал, сорвался:

– Конечно, знаний теории летного дела Вершинину не занимать. Академик. Он заметит ошибку или небрежность и посоветует, как их устранить. А на практике показать не имеет права, потому что у него нет летного образования. Какой из него комэск! – закончил он я нервно рассмеялся.

Упрек "какой из него комэск!" буквально обжег меня. Горькая мысль не давала покоя: "Прав ли Чумак?" Не столь важна форма его высказывания, сколько суть. В самом деле, могу ли я, не имея прав летчика, практически показывать слушателям, как надо выполнить то или иное упражнение, как поправить ту или иную ошибку? Нет, не могу, хотя и летаю самостоятельно на Р-5. Стало быть, Чумак прав и то же самое мне может сказать любой слушатель: "Какой из него командир эскадрильи!"

С этими раздумьями я и пришел к начальнику школы. Рассказав ему обо всем, попросил либо освободить меня от занимаемой должности и откомандировать в пехоту, либо послать на переучивание в Качинское училище летчиков. Котов внимательно выслушал меня и спросил:

– Значит, переучиться на летчика хочешь?

– Хочу.

– Ну и правильно, Константин Андреевич. Хотя тебе уже за тридцать, все равно – дерзай. Люблю таких людей! С округом я все согласую. Думаю, возражений не будет о твоем переучивании в Качинском училище.

Рассказывать подробности процесса переучивания пет необходимости. Скажу только, что весь курс учебы удалось закончить немногим более чем за месяц. В этом мне помогли требовательные и отлично знающие свое дело инструктор Аистов, командир звена Долгополов и командир эскадрильи Семенов. И еще, пожалуй, моим негласным помощником по овладению летной профессией в рекордно короткий срок был начальник ВВС РККА Яков Иванович Алкснис, который сам, не имея специального летного образования, за очень короткий промежуток времени освоил трехгодичную программу и в ноябре 1929 года, здесь же, в Каче, сдал экзамены на военного летчика.

Возвратившись из Качи, я снова принял свою эскадрилью.

В августе 1938 года меня, уже в звании полковника, назначили помощником начальника наших высших авиационных курсов усовершенствования по летной подготовке. К тому времени я самостоятельно летал на всех типах самолетов, имевшихся в распоряжении курсов, в том числе и на СБ.

Совершенствуя подготовку слушателей, мы отдавали себе отчет в том, что выпускники наших курсов, разъезжаясь в строевые части, должны обучать летчиков самым современным методам боевого применения авиации, основанным на достижениях советской военной науки, в том числе оперативного искусства и тактики. При этом учитывался опыт боевых действий в районах озера Хасан, реки Халхин-Гол и на Карельском перешейке.

Мы отдавали себе отчет в том, что в условиях напряженной международной обстановки, когда агрессивные империалистические государства то в одном, то в другом конце земного шара создавали конфликты, развязывали так называемые "малые войны" и в конце концов готовились к большим и жестоким битвам против Советского Союза, – в этих условиях кадрам, которые мы готовили, не сегодня-завтра придется вести в бой эскадрильи, полки и дивизии.

Учитывая это, командный и преподавательский состав курсов добивался того, чтобы слушатели настойчиво повышали свое боевое мастерство, перенимали опыт летчиков, участвовавших в борьбе с авиацией противника, творчески подходили к решению тактических вопросов в самых сложных ситуациях.

Шло время. Один выпуск слушателей сменялся другим, по принцип обучения и воспитания авиаторов оставался все тот же – учить тому, что необходимо на войне.

К сожалению, в жизни не все бывает так, как запланировано или рассчитано. Случилось непредвиденное и у нас на курсах.

В соответствии с приказом о предстоящих авиационных учениях мы готовили большую группу самолетов к перелету в Москву. Погода позволяла выпустить экипажи в воздух. На маршруте никаких изменений не ожидалось, как сообщил начальник метеослужбы Седов. И все же летчики были предупреждены, что в случае ухудшения метеоусловий, в частности уменьшения высоты до 800 метров, им следует возвратиться на свой аэродром.

Некоторое время спустя после старта самолетов начал накрапывать дождь. Я хотел возвратить экипажи, однако генерал Васильев не разрешил это сделать, тем более что Седов снова заверил: метеоусловия в районе Москвы хорошие. Но оказалось не совсем так. В результате пять экипажей не дошли до аэродрома назначения.

Потерять пять бомбардировщиков – дело серьезное. Взяв У-2, я полетел на поиски. Оказалось, что два экипажа приземлились ночью вполне благополучно, а три – потерпели аварию...

Начальник курсов уехал с докладом в Москву. Дело его совести, как он себя там вел, однако из Москвы к нам тут же прибыл следователь, который возбудил против меня судебное дело. Накануне заседания трибунала состоялась окружная партийная конференция. Как член парткома курсов в ее работе принимал участие и я. Это означало, что коммунисты доверяли мне, не считали меня виновником чрезвычайного происшествия, случившегося несколько дней тому назад.

На заседании окружного военного трибунала я подробно рассказал все обстоятельства, предшествовавшие ЧП, В мою защиту выступили и несколько участников перелета. Разобравшись, трибунал не признал за мной никакой вины. Но все же меня освободили от занимаемой должности, понизили в звании и направили заместителем командира 49-й авиадивизии.

А через четыре месяца я получаю из Москвы грозную телеграмму: "Срочно возвращайтесь". Прибыв туда, познакомился с новым приказом, на основании которого вместо генерала Васильева назначили меня. Коллектив летных курсов продолжал работу по переучиванию командиров для строевых частей. План учебно-летной подготовки был чрезвычайно напряженным. Впрочем, в предвидении военного столкновения с германским фашизмом с максимальной отдачей сил трудился весь советский парод, мобилизованный решениями XVIII съезда партии.

В 1939 году Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление о строительстве девяти новых и реконструкции девяти старых самолетостроительных заводов. В 1940 году в авиационную промышленность было передано семь предприятий из других отраслей, возводились и новые.

По решению ЦК ВКП(б) значительно улучшилась научно-исследовательская база авиации. В 1938-1939 годах фактически полностью реконструируется ЦАГИ, организуются новые конструкторские бюро во главе с С. В. Ильюшиным, С. А. Лавочкиным, А. И. Микояном, В. М. Петляковым, А. С. Яковлевым и другими творцами боевой техники. Одновременно создаются совершенные по тому времени авиационные двигатели. Это позволило увеличить скорость, дальность, высотность полета крылатых машин. Уже в 1940 году промышленность выпустили 8331 боевой самолет, а в следующем году началось их серийное производство.

С 1940 года командование ВВС приступило к формированию авиационных дивизий, которые стали основными тактическими соединениями истребительной и бомбардировочной авиации. В феврале 1941 года ЦК партии и Совнарком утвердили план дальнейшего развития Военно-Воздушных Сил страны. В нем предусматривалось развитие и укрепление военно-учебных заведений, создание 106 новых полков, вооружение их самой совершенной техникой. Уже к июню 1941 года общее количество авиационных частей увеличилось по сравнению с началом 1939 года на 90 процентов.

XVIII партийная конференция нацелила советский народ на дальнейшее укрепление всех родов и видов войск, в том числе и Военно-Воздушных Сил. "Многое было сделано, чтобы во всеоружии встретить агрессора. Но, к сожалению, не все... Это было в значительной мере связано с просчетом, допущенным в оценке возможного времени нападения фашистской Германии"{18}.

С началом Великой Отечественной войны на руководство наших высших авиационных курсов усовершенствования возлагалась задача формирования, обучения и отправки на фронт боевых полков, оснащенных самолетами СБ и Пе-2. О летно-тактических качествах скоростного бомбардировщика я уже говорил выше. Следует лишь добавить, что к лету 1941 года эта машина, несмотря на модернизацию, уже несколько устарела. Отдельные детали и агрегаты ее часто приходилось ремонтировать своими силами, поскольку запасных частей недоставало. Однако как ни латай старую материальную часть, она все же остается изношенной. Поэтому случались порой досадные отказы и поломки, тормозившие переучивание летного состава.

Другое дело Пе-2, фронтовой пикирующий бомбардировщик, созданный группой конструкторов под руководством В. М. Петлякова накануне войны. Он имел два двигателя ВК-105ПФ мощностью по 1250 лошадиных сил каждый, его максимальная скорость достигала 580 километров в час, потолок – 8800 метров, дальность полета – 1500 километров. На вооружении самолета было 2 пулемета калибра 12,7 миллиметра, 2 пулемета калибра 7,62 миллиметра и 1000 килограммов бомб. Экипаж, состоявший из трех человек – пилота, штурмана и стрелка-радиста, защищали от вражеского огня боковые броневые листы и бронированные сиденья.

Вполне понятно, что большинство летчиков предпочитало воевать на Пе-2, но, к сожалению, не всегда представлялась такая возможность: надо было кому-то драться с врагом и на СБ.

Полки, как правило, комплектовались из экипажей, уже имевших летную практику. Молодежь – выпускники военных школ – составляла не более 6-7 процентов.

За месяц мы готовили примерно четыре авиационных полка и сразу отправляли их на фронт. В период комплектования и переучивания частей к нам приезжали представители из округа и центра. Все они – инспекторы, члены различных комиссий – торопили инструкторский и руководящий состав.

И мы спешили, не считаясь ни с чем. К концу сентября сорок первого года было сформировано и подготовлено к боевым действиям 9 авиационных частей. Таких темпов довоенная авиация не знала. Впрочем, война переиначила весь ритм жизни советского народа.

В двадцатых числах сентября меня неожиданно вызвали в штаб ВВС. "Немедленно прибыть в Москву" – гласила телеграмма. Начались раздумья: "Зачем вызывают?" Волнение было небезосновательным: возможно, вспомнили историю с потерей трех самолетов во время перелета в Москву, а может быть, серьезный оборот приняло дело с поломками машин, которые совершили в течение трех последних месяцев молодые летчики в процессе переучивания.

Так или иначе, но телеграмма приказывала: "Немедленно прибыть..." Простившись с семьей, я собрал небольшой чемодан и вылетел в Москву. В штабе ВВС меня встретил невысокого роста, подтянутый и симпатичны и человек генерал П. А. Соколов-Соколенок. Он работал в Главном управлении обучения, формирования и боевой подготовки. Доложив ему о своем прибытии, я спросил, не знает ли он, по какому делу меня вызвали.

– Может, снимут и...

– Могут снять,-развел руками Соколов-Соколенок,– и... – При этом он одну руку опустил вниз, а другую поднял вверх: как, мол, хочешь, так и гадай. Давай-ка, Константин Андреевич, сначала попьем чайку, потом доложим начальству о твоем прибытии.

Нам принесли по маленькому ломтику черного хлеба, два кусочка сахару и по стакану чаю. Стало быть, жесткая продовольственная норма пришла и в управленческий аппарат... Подкрепившись, я позвонил генералу П. Ф. Жигареву, бывшему однокурснику по академии, возглавлявшему теперь Военно-Воздушные Силы страны. К вечеру раздался ответный звонок.

– Вершинин? – прозвучал в трубке голос Жигарева. – Решением Политбюро и Ставки Верховного Главнокомандования вы назначены командующим ВВС Южного фронта.

Были какие-то напутствия, которых я теперь не припомню. Соколов-Соколенок пожал мне руку, с облегчением улыбнулся и пожелал ни пуха ни пера. А рядом стоял чемоданчик с бельишком и сухариками. "Возьми, Константин, на всякий случай", – трогательно сказала мне жена, Валентина Александровда.

Утром следующего дня на самолете Ли-2 я вылетел из Москвы. По пути на фронт произвел посадку на школьном аэродроме, попрощался с товарищами и семьей.

Глава четвертая. На Южном фронте

Военно-Воздушные Силы Южного фронта были созданы на базе авиации Одесского военного округа. В первый день войны они насчитывали 827 самолетов: 427 истребителей, 285 бомбардировщиков и 115 штурмовиков. Около 20 процентов боевых машин составляли новые образцы, разработанные конструкторскими бюро и прошедшие войсковые испытания: МиГ-3 и Пе-2.

Немецкое командование сосредоточило против войск Южною и Юго-Западного фронтов румынскую авиацию и свой 4-й воздушный флот (командующий – генерал Лер), насчитывавший в общей сложности до 1300 самолетов различных типов. Таким образом, противник имел почти двойное количественное превосходство в авиации. Не утруждая читателя статистикой, замечу, что вражеский истребитель "Мессершмитт-109а" почти по всем тактико-техническим данным и по вооружению превосходил наши И-16, "чайки" (И-153) и даже "миги" на малых высотах; что же касается бомбардировщиков, то лишь один наш ДБ-3 имел большую, чем у "Хейнкель-111" и "Юнкерс-88" дальность и бомбовую нагрузку, однако в скорости он уступал "юнкерсу".

Немецкие летчики занимались воздушным разбоем еще во времена абиссинских и испанских событий и затем несколько лет в большинстве государств Западной, Центральной и Южной Европы. Поэтому гитлеровское командование предполагало уничтожить авиацию наших приграничных округов в первые же дни войны.

В канун вероломного нападения фашистской Германии на Советской Союз в Одесском военном округе проходили авиационные учения. Командующий ВВС генерал-майор авиации М. Г. Мичугин, его заместитель по политчасти бригадный комиссар А. С. Горбунов и штаб во главе с генерал-майором авиации А. З. Устиновым находились в Тирасполе. Большинство полков перебазировалось на полевые аэродромы. Личный состав подготовил материальную часть к предстоящим полетам, рассредоточил ее и замаскировал, как того требовали учения, проводившиеся в условиях, максимально приближенных к боевым.

Находясь, по существу, в готовности номер один, авиаторы округа и не подозревали, что с рассветом им придется не "играть в войну", а вступить в бой с реальным противником. Лишь руководящему составу было известно о возможности нападения немцев в ближайшие двое суток. В директиве Наркома обороны и начальника Генерального штаба, посланной в ночь на 22 июня в западные приграничные округа, предписывалось: "...б) перед рассветом 22.6.41г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность..."

На исходе ночи с 21 на 22 июня одновременно с передовыми отрядами фашистских наземных войск начала боевые действия и вражеская авиация. Массированными действиями с воздуха противник намеревался блокировать стационарные аэродромы и вывести из строя значительную часть самолетов. Однако этим намерениям не суждено было осуществиться: большая часть авиационных полков находилась на полевых аэродромах, остальная сумела выйти из-под удара и немедленно вступить в борьбу с противником.

Беседуя с героями первых воздушных схваток и их командирами, изучая различные документы, я впоследствии восстановил события, имевшие место на Южном фронте в начальный период Великой Отечественной войны. Не претендуя на полноту показа боевой работы авиаторов, расскажу лишь о некоторых, наиболее ярких примерах инициативы, находчивости и мужества наших летчиков.

Находясь в полевых условиях, штаб ВВС ОДВО заранее установил связь с частями и дал им необходимые указания. Вот почему массированный налет вражеской авиации на рассвете 22 июня оказался малоэффективным.

В 5 часов 10 минут около трех десятков Ю-88 в сопровождении девяти Ме-109 появились в районе Грассулово, где базировались наши самолеты СБ и Пе-2. Противник не без опасения предпринимал налет, раз его бомбардировщиков прикрывали истребители.

Ведущая девятка "юнкерсов" сбросила бомбы с высоты 1000 метров. Они разорвались в полукилометре от стоянки рассредоточенных самолетов и не причинили никакого вреда.

На цель устремились остальные бомбардировщики, прикрываемые "мессершмиттами". И тут появился МиГ-3, пилотируемый командиром эскадрильи капитаном Кармановым Афанасием Георгиевичем. Имея преимущество в высоте, комэск быстро сориентировался и устремился в атаку на "юнкерсов". Удар сзади сверху – и один из бомбовозов рухнул вниз.

Переполошенные летчики остальных вражеских экипажей, опасаясь такой же участи, сломали боевой порядок, рассыпались и повернули от аэродрома. Истребители же, рассчитывая на легкую победу, бросились на "мига". Девять против одного.

У Карманова три пулемета: БС (конструкция Н. Е. Березина и А. А. Суранова) калибра 12,7 миллиметра и два ШКАСа (конструкции Б. Г. Шпитального и И. А. Комарицкого) калибра 7,62 миллиметра. У вражеской девятки – как минимум 18 пулеметов и 9 пушек "эрликон" двадцатимиллиметрового калибра, а по максимальному варианту – 36 пулеметов и 18 пушек. Только боец необыкновенной воли и завидного мужества может не дрогнуть в такой ситуации. И Афанасий Карманов принял бой.

Отлично владея техникой пилотирования, капитан буквально выскользнул из-под удара истребителей противника и сам атаковал одного из них. "Мессершмитт" загорелся. Решив во что бы то ни стало уничтожить "миг", фашистские летчики открыли огонь из всех пулеметов и пушек.

Отбиваясь от восьмерки "мессов", Афанасий Карманов и сам нападал на них. Но вот нескольким гитлеровцам удалось атаковать его сверху сзади. Снаряды и пули буквально изрешетили самолет, однако советский летчик продолжал сражаться. Затем он перевел машину в резкое пикирование и почти у самой земли вышел из боя. "Мессершмитты" бросились в погоню, но было уже поздно. На бреющем полете капитан Карманов оторвался от преследователей. А на земле догорали два сбитых им немецких самолета – бомбардировщик и истребитель.

На горизонте показались еще две группы вражеских бомбардировщиков. Однако паши зенитчики не допустили их к Грассуловскому аэродрому.

Фашистская авиация пыталась бомбить и другие наши аэродромы. В частности, она произвела крупный налет на Бельцы. Там базировался 55-й истребительный авиационный полк, которым командовал майор В. П. Иванов.

Посты воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС) доложили, что с запада на высоте 3000 метров идут более 20 бомбардировщиков "Хейнкель-111" под прикрытием 18 истребителей "Мессершмитт-109". Дежурная эскадрилья в составе 8 истребителей МиГ-3 немедленно поднялась в воздух и в 5 часов 15 минут вступила в бой. Ни относительно большая высота, на которой "хейнкели" шли к Бельцам, ни заход на цель с приглушенными моторами не обеспечили немцам внезапности удара с воздуха. Наши истребители, разбившись на две группы, вступили с ними в схватку. Одна четверка "мигов" отвлекла внимание "мессершмиттов", вторая устремилась на бомбардировщиков.

"Хейнкели" не выдержали решительных и дерзких атак и, не доходя до аэродрома, беспорядочно сбросили бомбы. Лишь одному бомбардировщику удалось прорваться к стоянке самолетов. От взрыва его осколочно-зажигателъных бомб возник пожар на складе ГСМ, незначительные повреждения получили три "мига". При развороте бомбардировщика на обратный маршрут он был подбит нашими истребителями и рухнул вниз вместе с другим Хе-111, подожженным "мигами".

"Мессершмитты", имея более чем двойное численное превосходство, решили сковать боем нашу восьмерку. "Миги" приняли вызов противника и не пускали его на запад до тех пор, пока с аэродрома Бельцы не подоспели остальные истребители 55-го полка, подготовленные авиационными специалистами под вражеским огнем.

Теперь преимущество было на стороне советских летчиков, и гитлеровцы поспешили повернуть на запад. Один из оторвавшихся от боевого порядка "мессершмиттов" был сбит. Охваченный огнем, он врезался в землю на границе аэродрома.

Таким образом, и по Бельцам противнику не удалось нанести внезапный удар. Его план был сорван благодаря бдительности постов ВНОС, активным действиям наших летчиков.

Закончился провалом и воздушный налет фашистов на район базирования 67-го истребительного авиационного полка, которым командовал майор Б. А. Рудаков. Надо сказать, что летчики этой части в довоенное время служили примером для всех авиаторов Одесского военного округа. Высокая выучка как нельзя лучше пригодилась им в пору тяжелых испытаний.

...В направлении аэродрома Болгарика на высоте 2500 метров шел вражеский разведчик. Майор Рудаков приказал лейтенанту Ермаку перехватить его и уничтожить. Юркий И-16 немедленно взмыл в воздух. Заметив его, фашист круто изменил курс, пытаясь уклониться от ее 1 речи. Но спастись бегством ему не удалось. Ермак догнал разведчика и, хотя тот искусно маневрировал, сбил его. Так он открыл боевой счет своего полка.

Летчики майора Рудакова уже знали о том, что фашистская Германия напала на Советский Союз без объявления войны. На аэродроме только что состоялся митинг, и весь личный состав части находился в боевой готовности, Поэтому, когда на командный пункт поступило донесение о том, что к аэродрому приближаются девять вражеских бомбардировщиков (а это произошло вскоре после того, как лейтенант Ермак сбил разведчика), Рудаков поднял в воздух группу истребителей во главе со старшим лейтенантом А. И. Мокляком, Ведомыми у него были Ермак, Курочка и другие комсомольцы

Перехватив бомбардировщиков, наши истребители атаковали их. Ведущему удалось сбить один бомбовоз. Остальные самолеты были рассеяны.

Потерпев две неудачи, противник убедился, что аэродром Болгарика – крепкий орешек, что к нему не подойти малыми силами. И немецкое командование предприняло массированный налет, в котором участвовало 50 бомбардировщиков и 30 истребителей.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю