Текст книги "Подборка стихов - часть первая"

Автор книги: Константэн Григорьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Метался я, пылал в огне,

душа летала до небес.

Чуть позже, горячо вскричав:

"Нет лучше женщины в РФ!",

разделся я, костюмчик сняв,

на Лару бросился, как лев.

Мелькали за окном АЭС,

а мы – уже в четвертый раз

о/с творили и а/с,

была в постели Лара – ас.

Вот так мы ехали на юг,

нас к морю быстрый мчал экспресс.

Сплетенья ног, сплетенья рук

шел восхитительный процесс.

Теперь все в прошлом – и экспресс,

и юг, где я сорил лавэ...

Ах, Лара! Вспомни наш о/с

в купе уютного СВ!

Билет на юг – уже б/у,

я весь в заботах и т.д.

Закончила ты МГУ,

теперь ты служишь в УВД.

Хотя живу я без м/п,

что значит – без проблем живу,

все ж не могу забыть купе,

в котором покидал Москву.

Игра закончилась вничью,

но как сладка была игра!

Я описал ее с ч/ю,

что значит – с чувством юмора.

2001 год.

Г Л И Н Я Н Ы Е С Т И Х И (пародия на современную псевдопоэзию).

Я глине поклонюсь, потом – воде.

Застряли крошки глины в бороде.

То плачу я, то дико хохочу

и глиною обмазаться хочу.

О глине постоянно я пишу

и буду впредь писать, пока дышу.

Я глину ем. Я глину всем дарю.

Из глины я стихи свои творю.

Из глины первородной создан я.

Так здравствуй, глина, девочка моя!

Тону в объятьях глиняной жены...

Мои карманы глиною полны...

Мы выползли и снова мы вползем

в таинственный и жуткий глинозем.

На что нам Копенгаген и Москва?

Без глины нет суглинка, нет родства...

О, глиняный распад, повремени!

Не усыхайте, глиняные дни!

Я глиняное прошлое люблю,

но из чего день завтрашний слеплю?

Да вознесется глиняный мой стих

навроде фейерверков и шутих!

И у Вселенной с глиной на краю

я глиняную песню запою

о глине, в глине, с глиной, глины из...

Но у меня к вам – глиняный сюрприз!

Надеюсь, понял искушенный зал,

что вовсе НЕ О ГЛИНЕ я писал?

2001 год.

8 МАРТА.

Восьмого марта это было: гулял я тихо у Кремля,

и вдруг меня, как вещь, купила дочь нефтяного короля.

Со мною рядом смех раздался: "Я, пап, вот этого хочу..."

и кто-то басом отозвался: "О'кей, дочурка, я плачу".

Меня схватили два амбала и усадили в лимузин,

затем команда прозвучала: "Хаттаб, на дачу нас вези!"

Глаза мне сразу завязали повязкой черной и тугой,

но объяснять, зачем, не стали. Я испугался, крикнул: "Ой!

Вы что? Да по какому праву? Куда мы едем, черт возьми?

Вот, блин, нашли себе забаву! Нельзя так поступать с людьми!"

Тут рядом туша прокряхтела: "Хорош болтать! А-ну, заткнись,

тебя дочурка захотела, поверь, все будет хорошо.

Сегодня же – восьмое марта, и ты подарком будешь ей.

Зовут дочурку, кстати, Марта.Не ссы, пацан, будь веселей..."

Машина вдруг остановилась, куда-то повели меня.

Бубнил я: "Марта, сделай милость, остановись...что за фигня?

Зачем глаза мне завязали? Зачем свалили на кровать?

Зачем наручники достали, и как все это понимать?"

Коварно этак засмеялась дочь нефтяного короля

и надо мною надругалась, крича: "Ох!", "Ах!" и "У-ля-ля!"

Потом – опять, еще разочек...Потом подружки к ней пришли...

Летят так пчелки на цветочек, в цветочной возятся пыли.

Подружки были садо-мазо, лупили плетками меня,

я доводил их до экстаза четыре ночи и три дня.

Трудился честно, врать не буду, покуда мог их ублажать.

Но после вырвался оттуда – сумел, товарищи, сбежать.

К Москве лесами добирался – без денег, но зато живой.

Да, да, я чудом жив остался, и чудом обманул конвой!

Отныне я восьмого марта на улицу не выхожу.

А вдруг меня поймает Марта? Нет, лучше дома посижу.

Запрусь тихонечко в квартире

и спрячусь от проблем в сортире.

2001 год.

Чемодан.

Девчонки, что ж вы все рожаете?

Вы тем, скажу я мягко вам,

Мужьям своим не помогаете

А надо помогать мужьям.

Младенец криком надрывается,

В квартире – нехороший дух,

Его папаша убивается

На трех работах или двух.

Да и мамаша вся всклокочена,

Она психует, плохо спит,

Орет: "За ясли не уплочено,

Мужик ты или инвалид?"

Девчонки, вы не понимаете,

Что нужно не мужей винить.

Вы ВООБЩЕ не то рожаете,

Ну, как бы лучше объяснить?

Рожайте чемоданы с баксами!

Вот это – круто, это-да.

Побудете немножко плаксами

Во время родов – не беда.

Вам медсестра покажет ласково

Рожденный вами чемодан,

И муж вам поднесет шампанского,

Не от него – от счастья пьян.

Потом на радостях в палате он

Начнет беситься и скакать,

Подарит от Кардена платье вам,

Вопя: "Ну что, гуляем, мать?!"

И вы на весь роддом прославитесь,

К великой зависти всех дам,

А с мужем вы домой отправитесь,

Везя в коляске чемодан.

Когда ж все денежки просадите,

Зачнете вновь – и все дела,

Шепнет вам ночью муж усатенький:

"Роди мне тройню, слышишь, а?"

2000 год.

Ангел алкоголя (сонет).

Барахтаюсь порой на самом дне.

Всю жизнь бы изменил, была бы воля...

Но светоносный Ангел Алкоголя

Спешит тогда на выручку ко мне.

Его сиянье вижу в стакане

И ангельское чую биополе,

И становлюсь спокойней как-то, что ли...

И он приходит, будто бы во сне,

Уводит за собою в мир прекрасный,

Где нет забот и суеты напрасной,

Где денег нет – а значит, нет обид.

Но Ангел не всесилен – возвращаюсь

Из забытья туда, где, ухмыляясь,

Злорадный Демон Трезвости сидит.

2000 год.

Бросаю пить

Меня вы не узнаете в 2000-м году

Я очень сильно изменюсь и к святости приду.

Я перестану мясо есть, я брошу водку пить,

Про курево забуду я, начну в спортзал ходить.

Я стану воплощением здоровья, наконец,

И все зашепчутся кругом – какой я молодец.

Я по режиму буду жить и пить один кефир,

И бегать по утрам трусцой, чтоб сбросить лишний жир.

Займусь я бодибилдингом и стану пресс качать,

И на работе больше всех я стану получать.

Карьеру быстро сделаю – поскольку всех бодрей,

Румяней, энергичнее, настойчивей, мудрей.

Я накатаю книжицу о радости труда,

О том, что пить, как и курить, не нужно никогда.

Сто лет, возможно, проживу – здоровых, долгих лет...

Ну, а пока той святости во мне, конечно, нет.

Я сам себе назначил срок – то будет новый век.

До той поры хочу успеть пожить... как человек!

Осталось мало времени до резких перемен.

Нет, я не должен трезвым быть среди постылых стен!

И нажираюсь водки я, и пива – как бы впрок,

Зубами жадно мясо рву, чтоб накопить жирок.

И беспрестанно я курю, и неустанно пью,

На четвереньках бегаю, похожий на свинью.

Шарахаются от меня соседи и друзья,

Ведь я небрит, ведь я немыт, воняю крепко я.

Ох, напоследок я хочу повеселиться всласть

Я начал пакостить кругом и начал вещи красть.

Я захожу в любой подъезд, чтоб справить там нужду,

Старушек полюбил пугать – я их у лифта жду.

Внезапно, с диким хохотом, бросаюсь я на них

Им корчу рожи страшные и даже бью иных.

Потом бегу к друзьям-бомжам, мы политуру пьем

В каком-то детском садике, под крашеным грибком,

И голосами хриплыми орем мы до тех пор,

Покуда не заявится милиция во двор.

Себя я в вытрезвителе все чаще нахожу

Лежу под серой простыней, от холода дрожу.

Пусть с бодуна меня мутит, колотит и трясет,

Пусть перегаром от меня за километр несет,

Я тихо бормочу себе: "Я лишь сейчас – такой,

Ждет очищенье впереди, и святость, и покой...

Уже через два месяца наступит Новый год,

Он обновленье лично мне с собою принесет.

Тогда – ни капли в рот, клянусь. А нынче я – спешу,

Опять я вечером напьюсь и мясом закушу!

Да, кстати, нужно провести один эксперимент

Перед великой трезвостью понюхать клей "Момент",

Да мухоморов бы достать, да дернуть анаши,

Все перепробовать хочу, все средства хороши..."

Лежу я в вытрезвителе, одежды не дают,

На фоне белокафельном здесь чертики снуют.

"Уйдите, проклятущие!" – кричу я им, чертям,

глазами злобно зыркая по стенам и углам.

1999 год.

Аннет.

Очень грустная была девушка Аннет,

повторяла про себя: "Смысла в жизни нет".

Проклинала этот мир и свою судьбу.

Не хотела жить Аннет и спала в гробу.

Говорила всем она лишь про суицид,

начитавшись ужасов, плакала навзрыд.

Музыку унылую слушала Аннет,

в комнате покрасила стены в черный цвет.

Вдруг свела ее судьба с пареньком простым,

улыбнувшись, он сказал: "Тю, чего грустим?

Меня Жориком зовут. Выпьем или как?"

и сплясал перед Аннет танец краковяк.

Он привел ее к себе, водкой угостил.

Вдруг подумала Аннет: "Жорик очень мил".

И, расслабившись, Аннет быстро напилась,

с Жориком вступив затем в половую связь.

Сладкая, горячая ночь у них была,

ведь на этот раз Аннет не в гробу спала!

С этим парнем проведя пять ночей подряд,

изменилася Аннет, полюбив разврат.

Перекрасилась она, стала веселей,

стала рэйвы посещать. (Жорик был ди-джей).

Все подходят к ней: "Аннет? Неужели ты?

Мы не знали, что в тебе столько красоты!"

Парни все теперь хотят с ней потанцевать,

в общем, счастлива Аннет – незачем скрывать.

Светятся глаза у ней, светится душа...

Девушки! Любите жизнь! Жизнь так хороша!

Не мрачнейте – это вам, правда, не идет.

Улыбайтесь до ушей – счастье вас найдет!

Вариант: Жорик вас найдет!

1999 год.

Снова про Аннет.

В известный рок-клуб я однажды забрел,

я был "под шафэ" уже малость.

Со сцены гремел чумовой рок-н-ролл,

толпа там вовсю отрывалась.

Внезапно я встретил красотку Аннет

она подошла ко мне с пивом:

"О, Костик, привет! Сколько зим, сколько лет!"

– скользнув по мне взглядом игривым.

Аннет несказанно была хороша

опять перекрасилась крошка.

Мы выбрали столик себе не спеша,

решив пообщаться немножко.

– Аннет, что случилось? Ты так весела,

кокетлива и сексапильна.

Когда-то ты грустной девчонкой была,

была депрессивной стабильно.

– Да брось, Костик, лапа, что было – прошло,

в то время я думала много.

Тогда мне казалось, что жить тяжело,

о смерти молила я Бога.

Потом вдруг опомнилась – жизнь-то идет,

у каждой подружки есть парень.

Придумал, наверное, не идиот,

чтоб дать каждой твари по паре.

И я полюбила, и вдруг поняла,

что время бежать от маразма.

Какой же я дурочкой раньше была

до первого в жизни оргазма!

Любовь потрясла, восхитила меня!

У зеркала стала вертеться:

красивая девка я, вся из огня,

сама не могу наглядеться.

Так хватит, решила я, время терять!

Вон сколько вокруг наслаждений

хочу целоваться, в объятьях стонать,

и двух тут не может быть мнений.

Ах, сладостной суки мне нравится роль,

я – сука, я – сладкая сука...

Да! Кроме любви, есть еще алкоголь

ведь тоже отличная штука!

Еще – сигареты, еще – рок-н-ролл,

кайфов в этой жизни немало.

Все в жизни – наркотик, всем нужен укол,

такой, чтоб потом не ломало.

Ты, кстати, порнушку мне дать обещал:

я порно теперь полюбила.

А помнишь, ты "чуйкой" меня угощал?

Меня тогда мощно прибило.

Пойдем потанцуем? – мы встали с Аннет,

и, пусть ее мощно шатало,

под трэш станцевали мы с ней менуэт,

потом вместе вышли из зала.

... А ночью она обнимала меня,

стонала, кричала от страсти.

Проснулись мы поздно, уже в свете дня,

она мне сказала: "Ну здрасьте..."

Я ей любовался, сидел и курил,

и гладил рукой ее тело.

Она бормотала: "Подлец... Заманил..."

и вся от стыда розовела.

Потом вдруг привстала, довольно смеясь,

в меня запустила подушкой...

Мы вновь обнялись, на постель повалясь,

с Аннет, моей новой подружкой.

2000 год.

Подражание Есенину.

Что, народ, рощи-брови насопил?

Тихий вечер закатностью ал.

В кабаках свою душу я пропил,

Потому что на все я поклал.

Протеленькал кудлатую юность,

Сердце выпеснил бредью стихов.

А когда-то ведь в жидкую лунность

Гонял я незримых коров.

Шеи ног расставлю пред вами.

Люди, бойтесь господних грабль!

Посмотрите, как над головами

Проплывает кобылий корабль!

Златою подковою месяца

Лягнул меня звездный конь.

Я сижу, клювом в рюмку свесясь,

Эй, паскуды, меня не тронь.

Эх вы, черти. Не видеть нам рая.

Где же, милые, наша крепь?

Спев, уйду я, ушами махая,

Умирать в голубую степь.

2003 год.

Поэт и джинн (естественно-разговорное представление в шести частях)

Часть первая.

В Центральном Доме Журналиста,

Что на Никитском на бульваре,

Я заказал себе грамм триста

Хорошей водки в местном баре.

Мне тут же принесли графинчик,

Я пробку снял и удивился

Передо мною мелкий джиннчик,

Размером с рюмку, появился.

"Ты кто? Откудова ты взялся?"

его спросил я ошалело.

А он на палец мой взобрался

И пропищал довольно смело:

"Я – дух, страны волшебной житель,

Али-Гасан-ибн-Абдрахманыч.

Но ти мене, мой повелитель,

Зови, пожалста, Рахманыч".

Тут я Рахманычу заметил,

Что джинны, кажется, мельчают.

Он мне, насупившись, ответил,

Что разными оне бывают.

Потом икнул. Мне стало ясно,

Что пьян, похоже, мой Рахманыч.

Чтоб не стоял графин напрасно,

За джинна я махнул стаканыч.

Часть вторая.

Пьяный и мелкий джинн Рахманыч, сидя на указательном пальце левой руки Константэна Григорьева (правой рукой тот держал стакан), предложил поэту выполнить три любых его желания. "А почему только три?" – спросил поэт. "Мамой килянус, болше исделать не могу, дорогой – икнул джинн, – Гавары свой три желаний, тудым-сюдым, а?". "Ну, хорошо, хорошо, – занервничал Константэн, соображая, чего ему хочется больше всего. – Хочу я, Рахманыч, один миллиард долларов, только чтобы без неприятностей, понимаешь? Чтобы мафии всевозможные да налоговики меня не трогали, просто чтобы я вдруг стал миллиардером, как Пол Маккартни, и все мои бумаги были в порядке. Сделаешь?". "Хорошо, дорогой, будет тибе миллиард-шмиллиард, об чем речь? Ну, а еще чего хочишь?". "Еще хочу...Чего же я хочу? Чего люди хотят? Думай быстрей, Кастет, думай! Власти, славы, здоровья, долгой жизни? Ну?" Внезапно поэт хитро прищурился и сказал: "Слушай, мне в голову пришла бредовая мысль – раз ты такой маленький, то вдруг то, что я у тебя попрошу, будет таким же маленьким? Ну там, машина, дворец? Внеси ясность, пожалуйста". "Да нет, все-все будет совсем болшой, совсем настоящий, мамой килянус! Зачэм обижаишь, да?" "Ну, тогда хочу я, Рахманыч, красивый дворец. А третье мое желание такое – чтобы жил я сто лет и был при этом здоровым". "Будет исделано, мой повелитель", – кивнул Рахманыч и стал дергать по одному волосики из своей крошечной бороды. Григорьеву же представилась такая картина: возлежит он на ковре у фонтана, а вокруг стоят красивейшие девушки в восточных национальных костюмах и обмахивают дремлющего поэта опахалами. Все вокруг – в бриллиантовом дыму, все сверкает. Одна из девушек виртуозно исполняет танец живота, другая кормит поэта из нежных ручек финиками и бананами. "Эх, – вздохнул Константэн, – хорошо!" Тут Рахманыч истошно заголосил:

Часть третья, волшебная.

Рахманыч: Трах-тиби-дох, трах-тиби-дох!

Григорьев поет: Чувствую, есть тут какой-то подвох.

Рахманыч поет: Тиби-дох-трах, тиби-дох-трах!

Григорьев: Ах, неужели все сбудется, ах!

Рахманыч: Трах-дох-тиби, трах-дох-тиби!

Григорьев: Милый Рахманыч, ты уж подсоби.

Рахманыч: Хоть отсырел весь мой борода,

Выполнил просьбы я твой без труда.

Григорьев: Где ж миллиард? Я не вижу его!

Не изменилось вокруг ничего.

Часть четвертая.

"Верно, – согласился Рахманыч, слезая с поэтова пальца и усаживаясь на столике в позу лотоса. – Но твой желаний уже готов, все нормалды". "Но где дворец, где деньги, где прекрасное самочувствие? – начал злиться Григорьев. – Голова как болела с бодуна, так и болит". "Зачем шумишь, дорогой? пропищал джинн. – Ти послюшай. Дело в том, уважаемый, что я тебя пироста поставить на очередь. Ти полючать и миллиард свой, и дворец, но в две тысячи пятьдесят третьем году". "Как так? – ахнул поэт. – Но это же через пятьдесят лет!". "Э...Я тебе разви обещаль, что сегодня все получишь? Ти не расстраивайся, тебе будет всего восемьдесят пять. До ста лет еще будешь веселиться, дорогой". "Да зачем мне все это в старости? Мне сейчас нужно!". "Надо быль яснее виражатися, дорогой. Ти говорить – хочу, но ти не говорить, когда. Да и как мог я прямо сейчас тебе весь кейф пиридоставить, а? Деньги и дворцы другие джинны дали пока другим людям, ви такой человек называть олигархи. А вот через пятьдесят лет ты и сам пойдешь олигархи, тудым-сюдым! Старый олигарх отомрет, новый пиридет. Все будет нормалды". "Ну, так я и знал, – вздохнул поэт. – Удружил, Рахманыч, нечего сказать"."Давай лучше твой водка пить, – миролюбиво предложил джинн. -И давай, слюшай, петь песня о том, что всему свое время, а? ". Поэт и джинн затянули:

Часть пятая, философическая.

Эх, джиннов могучее племя

Живет на Земле сотни лет.

– Рахманыч, всему свое время.

– Да, время всему свой, Кастет.

Коль джинна ты вдруг повстречаешь,

Проси у него кое-что.

– Кастет, ти меня уважаишь?

– Тебя-то, Рахманыч? А то...

Будь джинну за все благодарен,

За труд и за емкий ответ.

– Рахманыч, ты очень коварен.

– Такой вот работа, Кастет.

Для джинна бессмертие – бремя,

Поймет это только поэт.

– Рахманыч, всему свое время.

– Канэшна, канэшна, Кастет!

Часть шестая.

Джинн тепло попрощался с поэтом и растаял в воздухе. Константэн допил свою водку и вышел на улицу. Там поймал такси и поехал домой. В пути он думал: "Теперь буду беречь себя. Пятьдесят лет как-нибудь проживу, чего уж там. Зато в старости устрою дикий угар с расплясом. Хорошо, что я теперь знаю, чего ждать. Соответственно спланирую каждый год своей жизни. Жаль, конечно, что так получилось. Мне бы сейчас все заполучить, да побыстрее..." "Эй, шеф, притормози-ка", – вдруг попросил он таксиста. Тот остановился. Поэт купил в ларьке бутылку пива и открыл ее специально лежащей на прилавке открывашкой. Перед поэтом появился другой джинн, на сей раз огромный, с очень длинной седой бородой. "О, мой повелитель! – воскликнул он. – Проси меня о чем хочешь!"

А вот о чем попросил Григорьев этого джинна, мы не расскажем – это уже совсем другая история.

2003 год.

Русская разгульная.

Собиралися поэтушки

На единое крылечушко,

За едину думу думали,

За один совет советовали:

Да где бы, где бы бутылочку найти,

Как бы, как бы абсентику попити?

Добрынин Андрей догадливый был:

Предложил пройтись к палатушке

Да купити там абсентику

Только нужно будет скинуться.

Так и сделали поэтушки

Забухати им хотелося

Зелена питья заморского.

Во садочке есть беседочка,

Там поэтушки устроились,

Позвонили по мобилушке

Распригожим красным девицам,

Чтоб спешили на гуляньице.

Распечатали бутылочку

И, содвинув дружно рюмочки,

Вечерочком летним выпили,

Каждый с пачкою "Парламента".

Тут примчались красны девицы

С коньяком, вином и закусью,

И вовсю пошло гуляньице.

Разделились все по парочкам,

Ай, да стали миловатися,

А иные пары сразу же

В лопушье ушли широкое,

И оттуда раздавалися

Звонкий смех и стоны страстныя.

Проходил-тко мимо странничек

Синеглазый да убогонький,

Шел в небесный град тот странничек,

Но благословил поэтушек.

Молвил он: "Жизнь продолжается,

Парни с девками милуются,

Если всем пойти в небесный град,

Жизнь угаснет во своей красе.

Пусть же песни на Руси звучат,

Пусть гуляют буйны головы,

Помолюсь я, божий странничек,

Да за молодежь горячую".

И пошел себе он далее,

А над Русью небо звездное

Синий свой шатер раскинуло,

Светлым месяцем украшенный.

Так поэты развлекалися,

Так и будут развлекатися,

Славя край родимый сказочный

Русь могучую, привольную!

2003 год.

Урок литературы.

Школьный дворик, листья клена,

За окном – притихший класс.

На урок литературы

Как бы смотрим мы сейчас.

Строгая Оксана Львовна,

Думая о физруке,

Имя "Константэн Григорьев"

Мелом пишет на доске.

А потом садится томно,

Руки вытерев платком,

И вздыхает: – Ну, ребятки,

Разбирать стихи начнем.

Куртуазных маньеристов

Изучаем мы теперь...

Что за фокусы, Баранкин!

Марш немедленно за дверь!

Не паясничай, Баранкин,

Я с тобою не шучу.

Видеть в классе хулиганов

Не желаю, не хочу.

Я прошу всех быть серъезней.

Иванов, что за хи-хи?

Все Григорьева учили?

Кто готов читать стихи?

Молодец, Мардалейшвили,

Что ты выбрал? А, "Живот"...

Понимаю. Ты ведь полный,

Тема за душу берет.

Так. Спасибо. Удальцова,

Что ты выбрала? Ага...

Значит, "Ангел алкоголя"?

Тоже тема дорога?

Хорошо. Садись на место.

А теперь Ершов Иван

Пусть читает. Что ты выбрал?

Все понятно, "Чемодан".

Да, в стихах у Константэна

Есть гротеск и есть лиризм,

Есть патетика и емкость

Слога, есть и гуманизм.

Что, Баранкин, стыдно стало?

Ладно, быстро в класс шагай,

Только больше ты Петрову

За косички не тягай.

Кстати, раз уж ты вернулся,

Может, нам стихи прочтешь?

Хочешь -э-э – "Рецепт успеха"?

С выражением? Ну что ж...

Ох, какое выраженье!

Ох, опять, а вот опять...

Вся я как-то покраснела.

Ну, Баранкин, ставлю пять.

Ты что выучил, Тимошкин?

Снежную...чего-чего?

Как мне быть, не знаю прямо.

Это что за баловство?

Дай-ка загляну в программу,

Присланную из Москвы.

Да, там есть названье это...

Знаете, ребята, вы

Посидите тут тихонько,

Я же к завучу пойду

И спрошу, читать ли в классе

Эту... Снежную...у-у...

– И Оксана Львовна вышла,

Вниз по лестнице пошла,

Но не к завучу, однако,

– поважнее есть дела.

Шла Оксана Львовна робко,

Прячась от учеников,

Вниз, к огромному спортзалу,

Возбудившись от стихов.

Как физрук ее увидел,

Сразу же в объятьях сжал

И повел к себе в подсобку,

Где всех женщин ублажал.

А в десятом-а Тимошкин

Песню "Снежная п-а"

Пел по книжке увлеченно

Прям до самого звонка.

А Ершов сыграл с Петровой

В перекрестный онанизм...

Так вот изучали в школе

Куртуазный маньеризм.

Константэна изучили

Быстро, но, в конце концов,

Впереди и монстр Добрынин,

И брутальный Степанцов.

...Школьный дворик, листья клена,

за окном – десятый класс.

На урок литературы

заглянули мы сейчас.

2003 год.

РАВНОДУШИЕ (сонет).

Сверкает первый снег, как серебро.

С другим я встретил Вас. Да, Вы – все та же,

Но Ваши остроумные пассажи

Теперь уже звучат не так остро,

А просто обращаются в зеро.

Я стал другим, стал сдержанней, и даже

Дивлюсь на все любовные миражи...

А раньше я страдал бы, как Пьеро.

Да, раньше я страдал бы... Усмехаюсь

И с Вами крайне холодно прощаюсь,

И ухожу, сказать не в силах Вам,

Что женщины вообще мне надоели,

Что нынче у меня другие цели

Я, например, нажрусь сегодня в хлам.

2002 год.

Стансы.

Вряд ли что-то изменится в мире

После смерти мгновенной моей,

И опять в тихоструйном эфире

Для влюбленных споет соловей,

И опять будут люди смеяться.

Волноваться, буянить, грустить,

И опять будут смерти бояться,

И для счастья детишек растить,

И опять кто-то водки напьется,

Кто-то стансы опять сочинит...

Мир таков – и таким остается,

Нас реальность творит и казнит.

Неизбежны законы природы,

Все живое однажды умрет.

В бездну царства летят и народы

Бездна новую жизнь создает.

Ежечасно на нашей планете

Люди гибнут, от старости мрут,

Им на смену рождаются дети,

Подрастают и песни поют.

Мир таков, такова эта данность,

Люди память о мертвых хранят.

Мыслеформы моей многогранность

Миллионы понять захотят.

Я не зря жил на свете, похоже,

Ведь, читая и слыша меня,

Миллионы почувствуют то же,

Что когда-то почувствовал я.

Вряд ли что-то изменится в мире

После смерти моей, но, живой,

Здесь останусь я в телеэфире,

В книгах, в дисках, в Сети мировой.

2003 год.

Утро маньериста.

Встать рано, полистать де Лиль-Адана,

Пока готовят завтрак за стеной,

Под шум прибоя гладить павиана

По шерсточке упругой и цветной,

И, глядя вдаль, с бокалом мазаграна

В одной руке, с улыбкой размышлять:

"Где взять алмаз голландского ограна,

что обещал Возлюбленной прислать?"

1991 год.

* * *

От Бэкки Тэчер до Джульетты

Почти хрустальная пора.

Уже потом – огни, поэты

И выпускные вечера,

Уже потом – веранды, грозы,

Потом – веранда и гроза,

Вдвоем – аккорды Чимарозы

И – роковая пауза.

Все остальное – сны и сказки,

Постой, вздохни и не нарушь!

Нет ниже уровня опаски,

Чем уровень влюбленных душ.

Вы целовались так прилежно,

Про все на свете позабыв,

Что стали музыкою нежной

И шум волны, и звон олив.

1990 год.

* * *

Лазурный грот весны, проталины и птицы,

И солнечная пыль... А помните, мадам,

Мы не хотели жить,

Мы не могли проститься,

Но голоса в саду кричали: "Чемодан!".

Вы помните: гамак, дорожки с придыханьем,

Сверкающий бассейн, волшебник-Стивенсон,

Вечернее бордо

И роз благоуханье...

Все это было сном? Какой чудесный сон!

Откуда вы теперь? Как сердце благодарно!

Скорей пойдемте в сад, он помнит вас, princesse...

Как я тогда страдал!

Как вас терзал коварно:

"Когда ваш муж опять уедет на конгресс?"

1988 год.

* * *

Нас помнят Фонтанка и сумрак зеленый,

И золото в черном, и Аничков мост,

Где мы совершали свой путь изумленный

От сердца до сердца, от терний до звезд.

Нас помнят, как помнится выстрел из лука,

Нас помнят, как помнится плющ на стене,

Нас помнит Свиданье, нас помнит Разлука,

И кольца причала, и лед по весне.

Нас помнят повсюду, пока не устали,

Торговки, актеры, вихры и венки,

И легкие эльфы, и бабочек стаи,

Алмазы на бархате, розы, клинки.

Нас помнят, и мы забываем, конечно,

Что время затопит сиянье огня,

И я позабуду тебя неизбежно,

И ты, моя прелесть, забудешь меня.

Останутся где-то, как вздох отдаленный,

Окутаны стынущим шорохом звезд,

И лепет Фонтанки, и сумрак зеленый,

И золото в черном, и Аничков мост.

1988 год.

Тает-умирает...

Тает, умирает,

Вспыхнет и алеет,

Бликами играет,

Снова пепелеет.

Ты войдешь как эхо,

Тихо скрипнув дверью,

В переливы меха

Выдохнешь: "Не верю..."

Сядешь за спиною,

Рюмки переставишь,

Прозвучит виною:

"Все-таки сжигаешь?"

Я не постигаю

Твоего движенья.

Все, что я сжигаю,

Подлежит сожженью.

Снег деревья сада

Опушил забавно.

Ты не плачь, не надо

Посмотри, как славно:

Тает, умирает,

Вспыхнет и алеет,

Снова пепелеет,

Бликами играет...

Словно бы не тлеет,

А еще пылает.

1995 год.

Избранные хокку.

Об Ордене, о моих друзьях и о войне с критиками.

С другом за чашкой сакэ

Мы вспоминаем, смеясь,

Вечер в ДК МГУ.

Старый Хонсю удивлен

Бабочки стайкой летят

На куртуазный концерт.

Юкку, смешливый монах,

Лисам в осеннем саду

Том маньеристов читал.

Как оживился Гонконг!

То маньеристы идут

В белых своих пиджаках.

Слышишь – лягушка в воде

Лапками тихо гребет?..

Мы уже в Вечности, брат.

Только акулы в море

Да глупая трясогузка

Не слыхали про Орден.

Поезд. Колеса чух-чух.

В зюзю упившись вчера,

Рыцари Ордена спят.

Глянь – барсук моет лапки

В родниковой воде...

Шесть книг уж у Ордена!

Вишни в цвету по весне...

Ну, а про нас сняли фильм.

Это так, к слову пришлось.

Помнится, мы богатеям

Жестами объясняли:

Мол, очень хочется рису.

Вьются закатные ласточки

Над восточной террасой...

Пьют маньеристы сакэ.

Пишет сестра мне из Омска:

Тысячи школьниц Сибири

Вашими грезят стихами.

Мост через горное озеро

Из лепестков хризантем

Тянем пятнадцатый год.

Город Владимир хорош:

Делают классное в нем

Пиво, а также сакэ.

Вот, девчонки-послушницы

Пьют, как воду, сакэ,

Что меня беспокоит.

Как ни включу телевизор,

Вижу – снова Вадим

Звонкие песни поет.

Птицы над лесом кружат.

В куче опавшей листвы

Виктор резвится с женой.

Водки напился Андрэ:

Правый глазок помутнел,

Левый закрылся совсем.

Все маньеристы женаты.

Только один Андрэ

Ходит в веселый квартал.

Слышу подшипников тренье...

Есть среди нас механизм.

Кажется, это Добрынин.

Жуткий увидел я сон:

Я – механизм, как Андрэ.

Мы с ним в пустыне скрипим.

Богат безмерно Андрэ...

И все ж я богаче его

У меня есть осенний закат.

Дико вращая глазами,

Вадим куда-то промчался...

Время цветения лип.

Сражаются на сосульках

Вадим и Андрэ по весне...

Смотрю на них в умиленьи.

Взять бы всех наших врагов

Да и ударить башкою

О фарфоровый гонг.

Палкою поворошил

Я муравейник лесной...

Критик там дохлый лежал.

Что-то все меньше нападок

На знаменитый наш Орден...

Вновь чищу меч самурайский.

Критика в пропасть я бросил.

Рядом стоявший Магистр

Метко сказал: "Одним меньше".

Как мы вчера веселились!

Критика бросив пираньям,

Ели на даче эклеры.

Девушка, критик прелестный!

Весь обливаясь слезами,

Меч достаю самурайский.

Даже Магистр удивился:

"Больно лютуешь, Григорьев,

критики тоже ведь люди".

Что учудил наш Добрынин!

На конференции критиков

Всех уложил в одиночку!

После концерта Добрынин

Ходит с блокнотом за всеми,

Каждый фиксирует отзыв.

Орден в Японии (мини-цикл).

К роскоши быстро привыкнув,

Дня себе не представляю

Я без двух мисочек риса.

С завистью смотрят японцы,

Как маньеристы вдаль едут

На мотороллерах новых.

Рис уплетает Добрынин.

К бочке бежит Пеленягрэ

Съел уж свой рис, еще хочет.

Весь гонорар от концертов

Быстро истратил Добрынин

В зимнем веселом квартале.

К окнам прильнули японцы

Здесь, у огня, на циновках,

Виктор с женою резвится.

В Токио сразу наш Орден

Снялся в японской рекламе

Рисовой водки отличной.

Скорбно стоят маньеристы

Чтут память жертв Хиросимы,

А также жертв Нагасаки.

Про СССР.

СССР возродится!

Выше, товарищи, знамя

И на другие планеты!

Что вам и Кант, и Конфуций?

Самая мудрая мудрость

Вся на советских плакатах.

О космосе, о будущем.

Каждым космическим хокку

Мирный контакт приближаю

С разумом инопланетным.

Жил на Луне человек

Почту с Земли получив,

Хокку со смехом читал.

Самый большой звездолет

Наша планета Земля...

В нем я стою на посту.

Футуристический город:

Пью на закате дыханье

Юной андроидки нежной.

В городе каждом хранятся

Письма рабочих к потомкам

С просьбой открыть в Коммунизме.

Есть у меня три желанья:

Деньги, свободное время,

В космосе свой астероид.

Если забуду я что-то,

Вряд ли меня примут звезды...

Помню и чту эту песню.

Жду каждый день звездолета.

Все, чем сейчас занимаюсь,

В космосе мне пригодится.

Вспыхну звездой на орбите...

Все человечество всхлипнет,

Шутки мои повторяя.

Женщин, меня приласкавших,

Вспомню с улыбкой в полете,

Всем присмотрев по планете.

Женщина вам не игрушка!

В ней разглядите партнера

По освоенью Вселенной.

Вы не ругайте меня,

Что все про космос пишу...

Нам же туда не слетать!

В Ордне вспыхнул конфликт:

Кто всех достойней из нас,

Чтобы на Солнце лететь?

В иллюминатор уставясь,

Думаешь горькую думу:

Дома-то что не сиделось?

Центр управленья полетом

Ждет от тебя громких песен

И белозубых улыбок.

В космос впервые взлетая,

Съешь, причитая от страха,

Множество тюбиков с пищей.

Вот ты и на звездолете!

Пукаешь от перегрузок,

Маму зовешь и рыдаешь.

4) Хокку про хокку.

Чудо! Ура! Этой ночью

В зимнем саду Константэна

Новые хокку поспели!

Вольный размер в моих хокку,

Ибо ведь русские хокку

В целом абсурдная штука.

Так написать надо хокку,

Чтобы все ахнули разом,

Словно оргазм испытали.

Все от тебя ждут открытий!

Ум свой показывай реже,

Сделай упор на безумства.

Все эти новые хокку

Я написал на работе,

В тихом своем кабинете.

В день десять хокку пишу я.

Выполню план – и гуляю,

А на душе так спокойно!

Раз на вопрос молодого,

Что для поэта главнее,

"Искренность!" – рявкнул я грозно.

Про очевидные вещи

Я не пишу, зная точно:

Этим займутся другие.

Смело ломаю стандарты

И в маньеризм привношу я

Грезы о странствиях звездных.

Хокку писать так несложно:

Главное – чтобы картинка

Перед глазами вставала.

Тот, кто послушает хокку,

Завтра японцем проснется,

Щелочки-глазки мусоля.

Вы тут внимаете хокку,

Жизни поэта фрагментам...

Где-то ваш дом догорает.

Кто-то сейчас тонет в речке,

Кто-то летит с небоскреба...

Вы – на концерте пока что.

Ах, не трещите, цикады!

Девушка в скалах целует