355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константэн Григорьев » Подборка стихов - часть первая » Текст книги (страница 1)
Подборка стихов - часть первая
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 23:53

Текст книги "Подборка стихов - часть первая"


Автор книги: Константэн Григорьев


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Григорьев Константэн
Подборка стихов – часть первая

Константэн Григорьев

Подборка стихов – часть первая

Беседка.

В полутуманной полумгле

Или во мгле туманной

Горит луна.

Лимонный цвет в густом стекле

Моей воды лиманной

И зелень дна.

Лепечут волны про свое;

В беседке деревянной,

Едва видна,

Перчатка тонкая с ее

Руки благоуханной

Обронена.

1988 год.

Былое и думы.

Вот опять в никуда указал

Безнадежной влюбленности вектор,

А когда-то я девушку знал

Со значком "Молодой архитектор".

Длинноногую фею любви

Я увидел, гуляя в Кусково,

И в глазах прочитал: "Позови".

И позвал в ресторан "Три подковы".

Улыбнулась она: "Погоди.

Не нужны мне твои рестораны.

Если нравлюсь тебе, приходи

Завтра в церковь зачатия Анны".

От названия бросило в дрожь.

Почему, догадаться несложно.

И она рассмеялась: "Придешь?"

Я в ответ прошептал: "Если можно..."

Белый камень на солнце сиял,

Дуры-бабочки всюду порхали.

Я едва за тобой поспевал

Мы всю церковь не раз обежали.

Ты меня измотала вконец,

В бок меня постоянно толкая:

"Посмотри, какой фриз-бегунец!

Луковичная главка какая!"

А когда мы присели в тени,

Я решил говорить напрямую.

Снял очки и сказал: "Извини,

Но сейчас я тебя поцелую".

И увидел я сон наяву:

Волосами ты только тряхнула

И легла, усмехаясь, в траву,

И футболку лениво стянула...

Все в душе первернулось моей!

Я увидел упругие груди,

И кузнечики русских полей

Застонали, запели о чуде!

Сколько лет с того лета прошло...

Где сейчас ты? услышь мои зовы!

Почему я уверен светло,

Что мы встретимся, встретимся снова?

Не забуду я нашей любви

Как в траве ты кричала, нагая...

Луковичные главки твои

Снятся мне до сих пор, дорогая!

Юный жар первобытных сердец

Вновь нас кинет в объятья друг друга,

Чтоб ты вспомнила бабочек луга,

Золотую траву полукругом

И могучий мой фриз-бегунец!

1988 год.

В.Р.И.О. или временно исполняющий обязанности.

А я и не скрываю, что у меня есть ВРИО

двойник мой, биоробот, ну в точности как я.

Я дал ему свой паспорт, мои он носит ФИО,

с отчетом возвращается он на закате дня.

Лежу я на диване, хочу унять зевоту,

а ВРИО сообщает мне, где он побывал.

Пока я спал, разнежась, он сбегал на работу,

провел переговоры и денежек достал.

Купил мне все, что нужно, успел везде, где можно,

все строго по инструкции и строго по часам.

Поскольку он – машина, успеть везде несложно,

а люди все уверены, что он и есть я сам.

Я говорю: "Ну что же, ты нынче молодчина,

а я в твое отсутствие две песни сочинил.

Ты понимаешь, творчество – вот главная причина,

из-за которой я тебя и создал, и чинил.

Быт или там работа – все это отвлекает

от сочиненья песен, и прозы, и стихов.

И творческую личность на поиски толкает

таких, как ты, мой ВРИО, бесценных двойников.

Есть у меня идея – тебе, мой верный ВРИО,

помощника я сделаю – ну, ВРИО номер два.

Вот, представляю, будет веселенькое трио

ты, я и твой помощник. Пусть вздрогнет вся Москва!

Мы, трое Константэнов, теперь успеем всюду,

я буду на концертах, как прежде выступать,

но о деньгах и быте и думать я забуду...

Хочу творить, и только! Ну, и побольше спать.

Теперь тебя, мой ВРИО, я на ночь отключаю".

Щелк – ВРИО застывает, блестят на нем очки,

Я на него с улыбкой смотрю, напившись чаю

в нем бегают какие-то цветные огоньки.

Стоит он, словно елка, и лишь гудит немножко.

Я подбираю рифмы, склонившись над листом.

И тут к нам из прихожей моя выходит кошка,

дуреет, видя робота, шипит и бьет хвостом.

1997 год.

Богомол

Прозрачный богомол в саду осеннем грезит.

Сбылись мои мечты – я вами обладал.

И вот мы пьем вино... Куда оно в вас лезет?

Я сам бы так не смог – бокал, еще бокал!

Да, я теперь любим, и вы мне говорите,

Как я похорошел. А я ошеломлен:

Вы курите к тому ж? О, сколь еще открытий

Готовите вы мне, прелестная Мадлон?

Два месяца назад вы скромницею были...

Куда там до вина и лунного огня!

И в толк я не возьму, ужели близость в силе

В вас монстра разбудить и погубить меня?

О, как унять ваш пыл? Но что ж, я мудр и молод;

Я вышел на балкон и тихо с ветки снял

Охотника на птиц – большого богомола,

И опустил его в хрустальный ваш бокал.

Вы замолчали, вы растерянно смотрели,

Как шевелится он. И вдруг вы, как дитя,

Заплакали... Мадлон! Ну что вы, в самом деле?

Ведь я же пошутил... ведь это я шутя!

Прижались вы ко мне, я целовал вам руки,

И нежно утешал, и думал: вуаля...

И чувствовал глаза, исполненные муки

То богомол на нас глядел из хрусталя.

1988 год.

ГИТАРА

(Из цикла "Прошлые жизни")

Я в прошлой жизни был гитарой

ручною сборки, дорогой.

Ведь мой родитель, мастер старый,

нас делал, как никто другой.

Как надо мною он трудился,

как долго создавал меня!

Точил, строгал, пыхтел и злился

день ото дня, день ото дня.

Он бесконечно что-то правил

но наконец я был рожден.

И мастер петь меня заставил,

довольно выслушав мой звон.

И я был рад – какие звуки!

Но в тот же вечер я попал

из мастерской в чужие руки,

чужою собственностью стал.

Удел презренный, бестолковый!

Хотя мне жаловаться грех:

ценил меня хозяин новый,

оберегал меня от всех.

Повесил он меня на стенку

жаль, сам играть он не умел,

но, выпив водки, на коленку

меня он ставил и смелел:

Мычал себе под нос невнятно

и струнами перебирал.

Потом подвешивал обратно

и нежно тряпкой вытирал...

А мне казалось – для фламенко,

для страстных звуков создан я,

для сцены! Ну, при чем тут стенка?

Неужто в этом – жизнь моя?

Хочу, чтобы на мне играли,

пусть рвутся струны к черту, пусть!

Но лишь бы все, кто слышит, знали

во мне есть страсть, и боль, и грусть.

Во мне есть краски, есть оттенки,

созвучий целый миллион!

Как страшно провисеть на стенке,

когда для музыки рожден!

И как-то, помню, я свалился

вниз, от бездействия устав,

и об пол сразу же разбился,

и умер я, не прозвучав.

А ты, певец, молчать не смеешь:

ты должен петь, а не молчать,

так петь, как только ты умеешь,

и – в полный голос прозвучать!

1998 год.

Крупный выигрыш, или Протектор.

Играл в рулетку до рассвета

Один поэт – и вот те на!

Сбылась, сбылась мечта поэта

Срубил он сорок штук грина.

Запели ангелы над залом,

Где повезло ему так вдруг.

Он получил все деньги налом

Все в пачечках, все сорок штук.

Как в сердце тут заколотилось!

Поэт наш даже побледнел

Ему такое и не снилось...

И он в машину тупо сел,

В сопровождении охраны

уехал прочь из казино,

Домой, шатаясь, будто пьяный,

Ввалился, начал пить вино,

Потом, как сумасшедший, прыгал,

Вполне понятно, почему,

Он деньги прятал, мебель двигал,

Весь в бриллиантовом дыму.

Мечтал: "Теперь куплю квартиру,

Пожить себе я разрешу,

Беситься я не буду с жиру,

Но хоть проблемы все решу.

А вдруг мне хватит и на дачу?

На кругосветку и на джип?

Во! На трехтомник свой потрачу!

На портостудию! На клип!

Во! Выпущу альбом убойный

Из лучших песенок своих!

О! Соберу гаремчик знойный

Из девочек я ломовых!..."

Поэт мечтал, уж засыпал он,

Летел все дальше от земли...

Тут три огромнейших амбала

К его квартире подошли,

В дверь постучались осторожно,

Переглянулись и – опять.

А что случилось дальше сложно,

Словами, братцы, передать:

Мусоропровод задымился,

Оттуда вырвался огонь,

И в мир ужасный зверь явился,

Распространяя всюду вонь.

Его глазища, как прожектор,

Амбалов ослепили вмиг.

Взревел он жутко: "Я – Протектор!

Поэтовых поклонник книг!

Ага, приперлись, суки, бляди,

Поэта деньги отнимать?"

И начал зверь мочить, не глядя,

Амбалов с воплем: "Твою мать!"

Возможно, он перестарался

Двоим он бошки откусил,

За третьим пять минут гонялся,

Лупя со всех звериных сил,

Да все по почкам и по яйцам...

Короче, уложил бандюг,

И заревел: "Пусть все боятся!

Я – лишь поэтам лучший друг.

Помог я выиграть поэту

Ведь я его стихи люблю.

И вдруг здесь вижу погань эту

Козлы, дешевки, завалю!"

Вдруг, с безобразною улыбкой

На бородавчатом лице,

Зверь обернулся синей рыбкой,

Потом вдруг мухою це-це,

Потом на сотни фей крылатых

Рассыпался с глухим хлопком,

На сотни фей в злаченых латах,

И этот золотистый ком

В квартиру к спящему поэту

С хрустальным смехом просочась,

Стал совершать там пируэты;

А феи, за руки держась,

Запели, зашептали разом:

"Пиши, пиши, поэт, дерзай!

Награды будут – пусть не сразу,

Пиши, поэт, не унывай!

Вот я, к примеру, добрый некто,

Я за тобой давно слежу,

Поэт, тебя я, твой Протектор,

И защитю, и награжу!"

Поэт в постели шевельнулся

Рой фей исчез, как быстрый взгляд.

Поэт проснулся, улыбнулся

Сказал: "О, Боже! Я – богат!"

Протектор-2

Один поэт пришел домой,

Попил чайку, стал размышлять:

"Вот мой успех – он только мой?

Я сомневаться стал опять.

Мне интуиция моя

Подсказывает – кто-то есть,

Кто сделал так, чтоб выжил я,

Добился славы, смог процвесть.

Кого же мне благодарить?

О, этот кто-то, проявись!

Хотел бы я тебя спросить,

За что меня ты поднял ввысь?"

Тут воздух задрожал вокруг

И странно в люстре свет мигнул,

Из ниоткуда как-то вдруг

К поэту жуткий зверь шагнул.

Он весь искрился и мерцал,

Он безобразен был собой

На задних лапах он стоял,

Покрытый склизкой чешуей.

Зверь – полуящер, полухряк

Сопел, придя на этот свет;

Воняло от него, да так,

Что сразу нос зажал поэт.

Зверь недовольно заурчал

И завертелся весь волчком,

Перед поэтом вновь предстал,

Уже в обличии ином

Красавицей с букетом роз.

Красавица открыла рот,

Шепнула: "Кто я, был вопрос?

Я – твой протектор, это вот.

Я внешне – безобразный зверь,

Но я стихи твои люблю,

И зла не сделаю, поверь,

Скорей спасу и исцелю.

Я помогал тебе всегда,

Поверив первым в твой талант.

Ты – мой воспитанник, да-да,

Мой друг, поэт и музыкант.

Пусть я в аду почти живу,

Но красоту люблю, пойми!

Я сделал так, что ты в Москву

Приехал, свел тебя с людьми.

В Литературный институт

Тебя пристроил, денег дал.

Талант твой развернулся тут,

Хоть обо мне ты и не знал.

С пирушек пьяным ты домой

Не на автопилоте шел

Я вел тебя, мой дорогой,

Незримою дорогой вел.

Спасал тебя от пьяных драк,

Ты мог погибнуть сотни раз!

Ценя твой дар, я сделал так,

Что вот ты модным стал сейчас.

Автографы ты раздаешь,

Я – за спиной твоей стою,

Пускай невидимый – ну что ж,

Горжусь, стихи твои люблю.

Но буду я карать и впредь

Тех, кто мешает нам с тобой.

Ты должен сочинять и петь,

А я – я принимаю бой.

Пиши! А вот тебе цветы

У вас такие не растут.

Цветы за все, что создал ты.

А мне пора, меня ведь ждут".

Приняв от девушки букет

И отойдя с ее пути,

Немного оробел поэт,

Но крикнул: "Как тебя найти?"

Красотка, в зеркало войдя,

В нем растворилась без следа.

Раздался рев чуть погодя:

"Как, как? Протектор мой, сюда!"

Поэт, тряхнувши головой,

Шатаясь, вышел на балкон.

Какой закат плыл над Москвой!

Поэт курил и думал он:

"Да, интуиция моя

Опять меня не подвела...

Ну, развернусь отныне я!

Во, начинаются дела!"

1996 год.

Мальчик чумазенький.

Каждое утро, радостный, ты просыпаешься,

теплой водою с песнями ты умываешься,

ты заправляешь коечку, гладишь подушечку,

сладкой истомой манят тебя потягушечки.

А в это время западный мальчик чумазенький,

с впалою грудью, чахнущий и грустноглазенький,

катит свою в шахте с углем вагонеточку,

чтоб получить вечером мелку монеточку.

Каждое утро, гладкий, довольный, сияющий,

в школе встречаешь добрых и верных товарищей,

пахнет цветами светлая комната классная,

нежно ерошит вихры твои солнышко ясное.

А в это время западный мальчик горбатенький

гробик несет, спотыкаясь, для младшего братика

он схоронил мать, отца, двух сестренок, трех дедушек,

и все равно прокормить ему надо семь детушек.

Ты каждый вечер ходишь гулять по Москва-реке,

с девушкой милой, глаза у нее как фонарики,

робко в любви объясняясь, за полную грудь берешь,

шепчешь на ушко стихи и в аллейку ее влечешь.

А другой мальчик с улыбкой бессмысленной жуткою

возится в жалкой лачуге своей с проституткою,

завтра ему чуть свет на работу опять вставать,

как бы скорей закончить и завалиться спать.

Школу закончив, может, ты станешь директором,

или инспектором, или вообще архитектором,

сытый, веселый, румяный и к людям внимательный,

в ладушки будешь играть с женой привлекательной.

Мальчик же западный, чахлый, забитый, запуганный,

кашлять-чихать будет пылью противною угольной,

а потерявши работу, в сиянии месяца

в жалкой лачужке своей с облегченьем повесится.

Будь же ты проклят, тот дяденька, что вдруг решил вести

нашу Россию по западному тому пути!

Очень обидно в трудах загибаться во цвете лет,

черт знает чем заниматься, чтоб раздобыть обед.

Вижу, на улицах наших уж проявляются

дети чумазые, к гражданам так обращаются:

"Дайте хотя бы копеечку, добрые, милые!"

Только спешат мимо них люди хмурые, хилые...

1994 год.

Ж и в о т.

Упрекают меня, что я толстеньким стал,

что живот мой все больше и шире.

Ох, бестактным друзьям повторять я устал:

"Относительно все в этом мире..."

Я покушать люблю, мне худеть как-то лень...

Да и надо ли? Вряд ли, не стоит.

На природу взгляните! Чем толще тюлень,

тем скорее он самку покроет.

Очень многие женщины любят таких,

у кого есть брюшко, между прочим.

Мы, в отличье от желчных субъектов худых,

добродушны и часто хохочем.

Конституция тела моя такова,

что широк я в кости, а не тонок.

Говорила мне мама святые слова:

"Ты – не толстый, а крупный ребенок".

Если б я занимался борьбою сумо,

мне кричали бы: "Эй, худощавый!"

Там, средь жирных гигантов, я был бы, как чмо,

обделенный и весом, и славой.

Я смотрю на себя – разве это живот?

Нет, серъезнее нужно питаться...

Вдруг борец из сумо на меня нападет

и начнем животами толкаться?

Я животик свой пухлый безмерно люблю...

Что урчишь, моя радость? А, знаю.

Ну, пойдем, дорогой, я тебя покормлю,

а потом я с тобой погуляю.

2000 год.

Писать бы так, как Северянин...

Писать бы так, как Северянин!

Боюсь, однако, не поймут:

Его язык немного странен

и полон всяческих причуд.

Вот как он пел любви экстазы,

совсем забыв про тормоза:

"О, поверни на речку глазы

я не хочу сказать: глаза..."

Вот, рифму он искал к Роопсу,

родив и строчку заодно:

"Люби, и пой, и антилопься!"

Свежо? Свежо, легко, смешно!

Поклонниц он имел до черта,

задумываясь в беге дней:

"Ах, не достойны ли аборта

они из памяти моей?"

Он пел про "негные уроны"

про шалости и про весну,

чем вызывал у женщин стоны

и обожания волну.

Он всяческих похвал достоин,

он говорил про жизнь свою:

"Я не делец. Не франт. Не воин.

Я лишь пою-пою-пою".

Ведь до сих пор он интересен!

Он написал – ах, Боже мой!

"Я так бессмысленно чудесен,

что смысл склонился предо мной!"

Бессмысленно чудесен, странен...

Мы все ж склонимся перед ним

второй не нужен Северянин...

Он был, как мы, неповторим.

1997 год.

Фантазии.

Пытаясь как-то секс разнообразить,

Громадное количество людей

В постели любят тихо безобразить,

Но – в свете неожиданных идей.

Вот парочка, привыкшая друг к другу,

Привычно мнет постельное белье:

Супруг ласкает нежную супругу,

Но думает совсем не про нее.

Воображает он, трудясь, как пчелка,

Что он – белогвардейский офицер,

Она же – на допросе комсомолка,

И ей к виску приставлен револьвер.

И он ее насилует свирепо,

И плачет комсомолка, и кричит,

И юбка задралась на ней нелепо,

И грудь одна из кофточки торчит...

Супруга же сейчас воображает,

Сама своей порочности дивясь,

Что ей бандит кастетом угрожает

И требует, чтоб срочно отдалась.

Он – грубое животное, скотина,

(Совсем не то, что муж ее, дохляк...)

Поймал ее на улице пустынной,

Заставил делать так, потом – вот так...

К нему спешат дружки его, бандюги,

И все подряд насилуют ее...

Супруги, возбужденные супруги

Теперь куда активней мнут белье!

Другая пара действует иначе

Друг друга мажут краской золотой,

И друг за другом носятся по даче,

Сверкая необычной наготой.

Другая пара надевает маски

И в масках это делает. Они

Как персонажи некой странной сказки,

Двойной галлюцинации сродни.

С изменчивой реальностью играя,

Вдвоем скучать в постели так смешно.

Фантазиям ведь нет конца и края,

Не зря воображенье нам дано.

Скажи подруге: "Нынче ты монашка,

А я – немой садовник, хорошо?

Ты без мужчин измучилась, бедняжка,

Ты знаешь: у садовника – большой...

Я сплю в траве, а ты ко мне подкралась,

Перекрестилась, юбки задрала..."

Примерно так... Но, впрочем – это малость,

Фантазиям подобным нет числа!

Твоя подруга может быть царицей,

Нимфеткой, гейшей, чудом красоты,

Дешевой проституткой, светской львицей,

Да, словом, всем, что хочешь видеть ты.

Взгляни в глаза подруге – как мерцают!

Так вот он, здесь, искомый идеал!

И в ней черты – о, чудо! – проступают

Всех женщин, о которых ты мечтал.

Ее улыбка – точно, без ошибки,

улыбка всех, в кого ты был влюблен...

Ты разгляди в единственной улыбке

Улыбки сотен женщин всех времен.

1999 год.

Я – председатель Клуба кошководов...

Я – председатель Клуба кошководов.

По воскресеньям, в девять сорок пять,

Съев пару холостяцких бутербродов,

Иду в Дом пионеров председать.

Там ждут меня нарядные детишки

Я открываю дверь, веду их в зал

И важно им надписываю книжки,

Которые о кошках написал.

Потом приходят девочки постарше...

Но прежде чем войти, всегда оне

На лестничном покуривают марше,

Хохочут и болтают обо мне.

Одна из них мне часто помогает:

Читает вслух, стирает мел с доски

(И носит свитера, что облегают

Ее грудей торчащие соски).

Она со мной заигрывает, ясно,

Чтобы потом смеяться надо мной.

Бандитка! ведь не знает, как опасно

Мужчину вызывать на ближний бой.

Однажды я читал о свойствах случки,

И ручка закатилась к ней под стол...

Я шарил в темноте, но вместо ручки

Божественную ножку я нашел.

С тех пор моя красавица другая:

Разглядывает пристально меня,

До крови рот насмешливый кусая

И от подруг событие храня.

Под Новый год мы залу украшали

Стеклянными шарами, мишурой,

Я чувствовал: подружки ей мешали,

Она была мысленками со мной.

И пробил час! она пролепетала:

"Я, кажется, забыла в клубе шарф..."

И музыка любви затрепетала

Над нами голосами сотен арф.

И в сумрак мы вошли уединенный:

Она стянула молча джемпер свой,

Легла на стол... Я замер, оглушенный

Невинной, огуречной чистотой.

Потом, открыв глаза, мы созерцали

Украшенный флажками потолок,

Кругом огни загадочно мерцали,

За окнами поблескивал снежок.

Я размышлял, чем кончится все это:

Быть может, я с работы полечу,

Уж больно молода девица Света,

Хоть я ее молчанье оплачу.

А впрочем, нет, есть способ понадежней:

Магические древние слова

Произнести как можно осторожней...

Воспользуюсь... имею все права...

И произнес! и комната качнулась!

Прошелестел в тиши хрустальный звон,

Возлюбленная кошкой обернулась,

Мяукнула и выбежала вон!

Ну что ж, ступай... Я все тебе прощаю,

Хоть буду жить, страдая и любя.

Всегда я женщин в кошек превращаю,

Чтоб не скомпрометировать себя.

Иду по коридорам величаво,

Огнем нездешним, праведным объят,

И кошки вслед за мной бегут оравой,

И стонут, и чихают, и кричат.

1990 год.

* * *

Ты заболела – пульс остановился,

Лечил тебя какой-то коновал,

Я под твоими окнами молился,

Чтоб кризис поскорее миновал.

Зима блистала царственным нарядом,

Был город в эти дни похож на торт,

А я не мог побыть с тобою рядом

Я был студент, я беден был и горд.

Мне не забыть, как вечером однажды

Ты подвела меня к своей maman:

"Вот юноша моей духовной жажды,

Все остальное – розовый туман!"

Мамаша отвела тебя в сторонку

И по-французски стала укорять.

Тут я ушел. Ты кинула вдогонку

Пленительное: "Милый, завтра в пять..."

Да, ты хотела легкого скандала,

Тебя, наверно, выпорол отец...

Но на катке ты вскоре вновь сияла,

И звездный над тобой сиял венец.

О, как ты в поцелуе трепетала!

Как нравилось тебе изнемогать!

Ты к тайне тайн меня не подпускала,

Но позволяла грудь поцеловать.

И нежные девические груди

Пред зеркалом ты гладила потом...

И вдруг слегла в стремительной простуде

И разделил нас черный водоем.

Вот вышел доктор. Вот остановился.

Вот снял пенсне. Неужто плачет он?

"Что с Катей, доктор ?" – он перекрестился

И молча протянул мне медальон.

"Что это?" – "Если вас она любила,

Вам лучше знать... Молитесь за нее."

"Вы врете, доктор!" – "Юноша! мой милый,

Мужайтесь! и – какое тут вранье...

Хотите слышать мненье человека,

Который знает суть добра и зла?

Пусть правда умерла в начале века,

Но Красота – сегодня умерла! "

Сказал и растворился в полумраке...

Я выслушал с усмешкой этот вздор

И подмигнул случайному зеваке,

Который наш подслушал разговор.

Смутился и ушел ночной прохожий,

А я сверкнул железным коготком,

И в книжечке, обшитой черной кожей,

Поставил крест на имени твоем.

Довольный неожиданным успехом,

Нарисовал в цветах и лентах гроб,

И прежде чем уйти, швырнул, со смехом

Твой медальон в серебряный сугроб.

1991 год.

Меня ты пылко полюбила...

Меня ты пылко полюбила,

Мечтала стать моей женой,

И часто розы мне дарила,

Встав на колени предо мной.

Мои ты целовала руки,

Шептала: "Милый, стань моим!",

А я зевал с тобой от скуки,

Приветлив, но неумолим.

Меня домой ты провожала,

Несла тяжелый мой портфель,

От хулиганов защищала,

Мечтая лечь в мою постель.

Тебе давал я обещанье

Любви твоей не забывать,

Но только в щечку на прощанье

Себя давал поцеловать.

В подъезде часто ты смелела,

Стремилась дальше ты зайти,

Пощупать ты меня хотела,

Но я шипел: "Пусти, пусти!".

Тянулась ты ко мне руками,

Но от тебя я убегал,

"Давай останемся друзьями",

тебе я сверху предлагал.

Ты уходила с горьким стоном,

Но не совсем, а лишь во двор

Петь серенады под балконом

О том, что мой прекрасен взор.

Как я капризничал упрямо!

В кино меня ты позвала,

Я ж прокрутил тебе динамо,

В метро ты зря меня ждала.

Ты снова назначала встречи,

Мне покупала шоколад,

Я приходил порой на встречи

И делал вид, что очень рад.

Ты посвящала мне сонеты,

Меня поила в кабаках,

Дарила кольца мне, браслеты,

Порой носила на руках,

И что ж? Я поневоле сдался

Сбылись, сбылись твои мечты,

Вдруг стоя я тебе отдался,

И ахнула от счастья ты.

И я сказал тебе: "Ну, ладно...

Теперь мы будем вместе, да?

Помучал я тебя изрядно,

Но ты мне нравилась всегда.

Наш брак с тобою – неизбежность,

Мы вскоре сдружимся вполне.

Твоя настойчивая нежность

Внушила уваженье мне.

Теперь ты за меня в ответе,

Ведь понял я, что, может быть,

Никто не сможет в целом свете

Меня так пылко полюбить".

2003 год.

Ты надругалась надо мною...

Ты надругалась надо мною

И заявила мне: "Ха-ха!

Не стану я твоей женою,

Найду другого жениха!

Я секса просто захотела.

От разных слышала я баб,

Что каждая тебя имела

И что на передок ты слаб.

Ты был мной резко обнаружен,

Мне быстро дал, как идиот.

А мне ведь муж такой не нужен,

Который бабам всем дает.

Прощай и, слушай, вытри слезы.

Пойду-ка я, махну стакан..."

Я лепетал: "А как же розы?

Выходит, это был обман?".

К себе в квартиру я пробрался,

А ты ушла с ухмылкой прочь.

Обманутый, я разрыдался,

В подушки плакал я всю ночь.

Сказали утром мама с папой:

"Ты что ж, сынок, позоришь нас?

Смотри в глаза! И в суп не капай

Слезами из бесстыжих глаз.

Все говорят, что ты гулящий,

Что ты не девственник уже,

Что с каждой дрянью завалящей

На нашем куришь этаже.

Кроме любви и модных тряпок,

О чем ты думаешь, дебил?"

Взревел отец и, снявши тапок,

В меня им ловко запустил.

Я тут же из квартиры смылся,

Побрел куда глаза глядят.

Зачем так папа рассердился?

Ну в чем же, в чем я виноват?

Сравню любовь с хрустальной чашей.

Зачем в любовь мою плевать?

Кто на двери железной нашей

Писал смолой: "Живет здесь блядь"?

Не та ль, что хвалится подругам

Победой быстрой надо мной?

Теперь я убегу с испугом

От их компании хмельной.

И пусть они мне вслед гогочут,

И пусть подстилкою зовут,

Мое сердечко все же хочет

Любовь дарить и там, и тут.

Но опозорен, смят и брошен,

Бреду один через пустырь.

Мне этот мир жестокий тошен,

Уйду я нынче в монастырь.

Средь позолоты и лампадок

Забудусь, успокоюсь я,

И станет дорог мне порядок

Расчисленного бытия.

Мне мудрые там скажут речи,

Мне поднесут Христову кровь,

И пусть оплакивают свечи

Мою разбитую любовь.

Пусть вспомнит злая та девчонка

Мое паденье, мой позор,

И то, как я смеялся звонко,

И светлый мой лучистый взор.

2003 год.

Про мою любимую.

Моя любимая прекрасна

Два уха у нее, два глаза,

Нос между глаз, под носом – губы,

На голове есть волоса.

Она плечами водит страстно,

Грудями и частями таза,

Есть в ней и маточные трубы,

Есть и другие чудеса:

Вот яйцевод, предвестник счастья,

Вот кровь по венам к мозгу мчится,

Вот, крепко сшит и ладно скроен,

Скелет пленительный ее.

Крестец на месте и запястья,

Лопатки, ребра и ключицы,

Он из двухсот костей построен,

И все это мое, мое!

Мои гортань и селезенка,

Язык и ротовая полость,

Фолликулы, желудок, почки,

Трахея, бронхи, пищевод.

Как все устроено в ней тонко,

И как ей свойственна веселость!

Любимой я купил цветочки,

Она со мной гулять идет.

Она щебечет что-то... Боже!

Соматотип долихоморфный

В любимой мне так симпатичен,

Что я целуюсь долго с ней.

Мы с нею разные, так что же?

Соматотип мой – брахиморфный,

Но то, что я гиперстеничен,

Любимой нравится моей.

К тому же я хорош собою:

Два уха у меня, бородка,

Нос посреди забавной рожи,

Очки надеты на глаза.

К любовному готов я бою

В портфеле есть вино и водка,

Мой шланг со мной, и клубни – тоже,

И Куперова железа.

Сегодня мы с моей любимой

Весь день хотим совокупиться.

Так нам природа повелела,

Против природы не попрешь.

Жизнь силою непобедимой

В экстазе нас заставит слиться,

Два наших, крайне сложных, тела

В одно вдруг превратятся. Что ж,

Не нам разгадывать загадки

Вселенского мироустройства

Займемся лучше важным делом,

Что полюбил я всей душой.

Мы просто вместе ляжем спатки,

Чтоб изучать оргазма свойства.

Двум особям половозрелым

Сегодня будет хорошо.

Все, все в любимой интересно

Живот, и груди, и ключицы,

Глаза, и ножки, и запястья,

а также тайна тайн ее.

К любимой я прижмуся тесно,

Непоправимое случится,

И я вскричу тогда от счастья:

Ах, это все мое, мое!

2003 год.

СЧАСТЬЕ (эти стихи нужно петь).

Я к дому Вашему примчал автомобильно

На день рожденья Ваш я прибыл пунктуально,

И торт вручил Вам, улыбаясь инфантильно,

И в зал прошел, где все шумело карнавально.

Я сел за стол, где было людно и бутыльно,

И все глазел на Вас – смеялись вы хрустально,

В колье из жемчуга Вы выглядели стильно,

И вдруг я понял, что влюбляюсь в Вас тотально.

Мои соседи гоготали так дебильно,

Так безобразно ели, так шутили сально,

Что посуровел я, напрягся очень сильно,

Но Вы сказали через стол мне: "Все нормально!".

Потом спросили: "Как Вам пишется? Стабильно?

А не хотите почитать нам музыкально?"

И я кивнул, и стал читать стихи обильно,

Жестикулируя эффектно-театрально.

Иные гости сразу замерли субтильно,

Другие кушать продолжали машинально.

Сосед мой справа ухал как-то замогильно,

Сосед мой слева заорал: "Конгениально!".

Вы подошли ко мне, шепнули сексапильно:

"Не уходите, я сегодня уникальна...",

Когда же ночью гости расползлись рептильно,

Вдвоем остались мы, нам стало сексуально.

Вдвоем остались мы – и вспыхнули фитильно,

И зарычал тогда от страсти я брутально,

И обхватил я Вас за талию горилльно,

И потоптались мы с минуту вертикально,

Потом упали за тахту, где было пыльно,

И очень скоро осмелели максимально:

Я совершал движенья сладкие бурильно,

Вы удовлетворить смогли меня орально.

Потом мы в ванную пошли, где стало мыльно,

Потом, обнявшись, мы уснули моментально...

А утром Вам я заявил: "Люблю Вас сильно,

И это чувство, уверяю Вас, кристально!

Я не хочу умчать от Вас автомобильно,

Давным-давно я не влюблялся так тотально!

Давайте вместе жить спокойно и цивильно?

Жить хорошо мы будем, даже процветально!".

В колье из жемчуга лежали вы умильно,

И вдруг кивнули мне смущенно-улыбально...

И вновь мы вспыхнули – светло и ювенильно,

И счастья крик вдвоем издали эпохально!

2002 год.

Дума о киберпоколенье.

Прямо на наших глазах поколенье взрастает,

рядом с которым мы все уже – анахронизм.

Есть у меня тут знакомая девушка Кира

я вам скажу, удивляюсь я прям на нее.

Нравятся ей Кастанеда, Пелевин, Сорокин,

фильм под названием "Матрица" нравится ей.

На дне рождения Киры я с ней накирялся,

стала с друзьями знакомить малышка меня.

Вскоре я понял, как быстро меняется мода

"Продиджи" слушать в квартире никто не хотел.

Геймер какой-то вопил: "Эй, врубите "Фристайлер!"

и в Казантипе танцпол почему-то хвалил.

Перед танцульками все накатили текилы,

геймер болтал по мобильному про флоппи-диск.

Кирочка свет потушила, все ринулись в пляску,

я, отставать не желая, с юнцами скакал.

Кира к подружке своей прижималась все время,

с ней целовалась и группу хвалила "Тату".

Видел я клип этой группы – лесбийская тема

песне возглавить позволила топ МTV.

Гости потом разошлись, Кира нас провожала.

Геймер упал у метро, все вокруг заблевав.

Стали друзья поднимать его с радостным ржаньем:

"Бивис, – кричали они, – ну, вставай, ты, пельмень!"

Кирочка в шубке загадочно мне улыбалась.

Мы с ней остались вдвоем, и сказала она:

"Если тебе поутру не бежать на работу,

можем вернуться ко мне и еще посидеть".

"Ладно, – сказал я, – вот только куплю фрикаделлер,

что-то меня от текилы немножко мутит".

"Делай свой шоппинг", – кивнула мне кротко малышка,

после спросила: "Ты мне почитаешь стихи?"

Кирочка, Кира, красивая, как иномарка,

ты подарила мне ночь обалденной любви!

В сексе ты все позволяла. Спросил про подружку

коротко ты отвечала мне: "Дура она".

Мы CD-ROM неприличный с тобою смотрели

и в Интернете зашли на смешной порносайт.

Позже, уставши от ласк, ты мне тихо призналась,

что с маньеристом мечтала ты ночь провести.

Утром расстались – зевая, ты двинула в офис,

я же побрел отсыпаться и грезить домой.

И по дороге я думал о том поколенье,

что нам на смену идет уже, черт побери!

...Если на нашу планету обрушатся сверху

инопланетные твари и будет война,

Кира возглавит отряд молодежи отважной

и с огнеметом в руках будет путь расчищать.

Тут мне представился лагерь военный, где шепчут

парни крутые с девчонками, глядя мне вслед:

"Этот папашка, что был маньеристом когда-то,

пишет нам гимны в нас дух боевой поддержать".

2000 год.

Ларочка, или о/с в СВ.

Мне – 33, я – член СП,

на отдых еду я в СВ,

со мною – дамочка в купе,

а у меня – полно лавэ.

Раз так, повеселев душой,

я говорю: "Вас как зовут?

Лариса? Очень хорошо.

А где вино здесь продают?"

Я за "Мерло" сгонял, и вот

его с Ларисою мы пьем,

и мне она уже поет

о муже о своем дурном

мол, он не раз был в ЛТП,

в семье поэтому – м/п,

на днях попал он в ДТП,

кошмар, короче, и т.п.

"А вы? Вы, часом, не поэт?"

меня спросила Лара вдруг.

Подумав, я сказал в ответ:

"Поэт.Зовет поэта юг".

Обрадовалась Лара: "Я

вас видела по СТС...

Живой поэт! А у меня

и жизнь скучна, и муж – балбес..."

"Ну, Лара...Вы – юна, стройна...

А как снимаете вы стресс?"

Тут женщина, отпив вина,

шепнула: "Я люблю о/с..."

"О/с? А что это – о/с?"

"Ну, я вам лучше покажу.

Дверь вроде заперта? О, йес!

Сидите..." – "Я и так сижу".

И, расстегнув ширинку мне,

Лариса увлеклась о/с.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю