Текст книги "Неотразимая"

Автор книги: Конни Брокуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 6

– Ваш первый ход, мосье пират, – проговорила одетая в черное незнакомка.

Толпа, собравшаяся вокруг них, загудела. У нее получилось! Она добилась своего: все вокруг знали, на что они играют. Среди зрителей был Джонстон. Он поспешил за незнакомкой, которая пообещала поцеловать Томаса в случае своего проигрыша и разрешить снять с себя маску в случае его выигрыша.

Томас посмотрел на карты. У нее – король червей, у него – король бубен. Он не отрывал взгляда от карт. Сейчас он вел, имея на руках пикового туза, зная, что если у нее нет пик, ей придется ходить с козыря или она проиграет. У нее оказалась козырная восьмерка бубен.

– Это мое, – сказала она, собирая карты. И сразу пошла с валета бубен, еще одного козыря.

Томас задумался. В ответ на валета он пошел козырной дамой и разыграл восьмерку пик. Пик у нее не было, и это означало, что она должна пойти козырем или проиграть. Если у нее больше нет козырей, то у него они есть – девятка бубен. Вряд ли у Фиа есть десятка бубен и еще какой-нибудь козырь. Она пошла тройкой бубен. Взяла взятку, и счет сравнялся.

– Момент истины настал, – прошептала она.

– Нет, миледи. Это настал момент, когда вам придется открыть свое лицо, достаточно спектаклей.

Она положила десятку бубен. Их взгляды скрестились. Глаза ее сверкали.

– Я выиграла!

– Только эту партию, миледи, – уступил Томас. Он встал. – Я с нетерпением жду, когда вы получите свой выигрыш.

Она тоже поднялась.

– Ну что ж, вам не придется долго ждать, я заберу его сейчас же.

Он холодно посмотрел на нее.

– А это будет публичное представление или вы предпочтете уединиться?

– Разве вам решать? Я что-то не припомню, чтобы мы обсуждали, когда и где проигравший вознаградит победителя, – произнесла она с вызовом. Широко разведя руки, она повернулась к публике. – А что скажете вы, джентльмены?

– Она обошла тебя, сынок, – послышался голос какого-то денди, наряженного турком. Другие, включая Джонстона, поддержали его.

– А я что-то не припоминаю, что согласился призвать публику в свидетели при получении выигрыша. – Томас вынужденно улыбнулся.

– Вы – нет, – подтвердила она, опуская руки, – но я должна призвать на помощь ваше чувство справедливости и честности. Вы честны?

– Вы сомневаетесь в этом? – вырвалось у него.

– Я? Я знаю вас, сэр, не лучше, чем вы меня. – Голос ее стал неожиданно холоден. – По крайней мере, у меня преимущество в том, что я понимаю, чего не знаю, но это, – неожиданно ее голос снова потеплел и словно начал поддразнивать его, – не относится к делу. Я полагаю, что вы справедливый человек, и прошу только одного: если бы вы выиграли, вы бы согласились снять с меня маску не сразу, а потом, несколько позднее? – Она опять загнала его в угол.

– Нет, – ответил он, с усмешкой поклонившись. – Я к вашим услугам. «Да, получилось не очень хорошо», – подумал Томас, видя, что все ухмыляются и пересмеиваются, в то время как сама дама явно испытывала смущение.

– Полагаю, вас не слишком затруднит, если я попрошу вас подойти поближе, – попросила она тоном, каким обращаются к капризному ребенку.

– Нет-нет, что вы! – отозвался он и в два шага преодолел расстояние, разделявшее их. Томас посмотрел на нее, сознавая, что он намного выше. – И что я должен делать теперь?

– Ничего. – Незнакомка подняла голову. Томас не отвел глаз, когда одна из ее рук коснулась его груди. Их взгляды встретились, но никто из них не хотел уступать. «Смешно, какая-то чепуха», – отметил про себя Томас. И в то же время ему казалось, что все происходящее сейчас очень важно. Ее пальцы поднялись выше и легко коснулись его шеи, начали гладить волосы. Бездонная синева ее глаз стала еще глубже, губы, словно в ожидании чего-то, раскрылись, обнажая ровные ряды жемчужных зубов. Ноздри затрепетали и чуть расширились, щеки ответно зарделись, будто она почувствовала его возбуждение. – Вы слишком высоки, – еле слышно заметила она.

Ее вторая рука присоединилась к первой и тоже начала ласкать его волосы. Незнакомка приподнялась на цыпочках, прижалась к нему грудью и руками притянула его голову. Из ее груди вырвался звук, похожий на довольное урчание, а затем ее губы прикоснулись к его лицу чуть выше подбородка. Томас почувствовал тепло прижавшегося тела, ощутил на губах свежесть ее дыхания. Он содрогнулся, будто по нему прошел электрический разряд. Томас понял, что хочет большего. Он хочет, чтобы эти влажные губы прижались к его губам.

– Поверните голову, сэр, – прошептала она так, чтобы было слышно только ему одному. – Я уверена, что вы сами никогда не попросите у леди больше, чем она готова дать, однако мои моральные устои не так сильны. Я хочу поцеловать вас, мосье пират, в губы.

Она медленно улыбнулась, коснулась его губ своими губами, дразня и мучая, но тут же отпрянула.

Он не позволит ей победить себя, не допустит, чтобы случившееся переросло во что-то большее. Томас стоял неподвижно и скованно, слушая, как серебряным колокольчиком звучит ее тихий смех. Самый кончик ее языка коснулся его губ, жгучая страсть заклокотала во всем его теле, и он отшатнулся. Глаза под маской сверкнули удовлетворением. Быстро, как кошка, она притянула его голову и крепко поцеловала в губы. Прежде чем Томас успел что-либо сообразить, незнакомка отпрянула и улыбнулась.

Неожиданно Томас вспомнил, что вокруг них очень много народу. Большинство из присутствующих он не знал. Все стояли молча и не сводили с них глаз. Казалось, воздух накалился от общего возбуждения. Дама в серебристой маске пробудила желание не только в нем – во всех окружающих она вызвала первобытные, звериные, хищные чувства, нечто очень опасное.

Она провела языком по своим губам, словно пробуя их на вкус.

– Бренди? Хороший бренди. Полагаю, что король пиратов получил свою долю добычи именно в виде бренди.

И тут она тоже почувствовала неестественную тишину, окружавшую их. Улыбка на ее губах замерла, глаза медленно окинули неподвижно стоящую напряженную толпу. Внезапно в их глубокой синеве появился как бы проблеск страха. Томас с дамой были все еще довольно далеки от остальных гостей, а тропинки, ведущие к танцевальной веранде, освещались очень плохо. Незнакомка взяла его за руку, будто приглашая присоединиться к ней.

Волна удовлетворения охватила Томаса: он ей нужен. И то, что он вел себя как джентльмен, хотя она ранее и высмеяла это, теперь необходимо ей, она просит сопровождать ее туда, где безопасно, подальше от тех примитивных чувств и инстинктов, которые пробудила в толпе своим маленьким представлением. Он придвинулся к ней.

– Мы квиты, милорд? – прошептала она и насмешливо улыбнулась. Она вполне допускала, что он мог подумать, будто она вынуждена прибегнуть к его помощи из-за слабости. – Прощайте! – Она решительно пошла прочь.

– Подождите!

Она остановилась.

– Честный игрок позволил бы сопернику отыграться.

– Но я не честный игрок. Думаю, это вас не удивляет. – Она посмотрела в его сторону через плечо и тихо, чтобы только он услышал, добавила: – Даже если бы мы сыграли еще и выиграли бы вы, неужели вы думаете, что узнали бы меня лучше без маски?

Она не стала ждать ответа. С неземной грацией Фиа направилась в сторону гостей. Она не остановилась, даже когда достигла их. И это ее царственное нежелание признавать остальных присутствующих вызвало почтительное движение среди них. Толпа расступилась, позволив ей пройти.

Мужчина, который стоял крайним, обернулся ей вслед. Взгляд его темных глаз неотступно следовал за ее удаляющейся фигурой, другие мужчины как-то неуверенно переминались на месте. Крайний мужчина отделился от толпы и направился было за ней.

– Я бы не стал этого делать, – спокойно произнес Томас.

Мужчина остановился и оглянулся на него. Как бы в насмешке, его губа приподнялась.

– Она уже договорилась с вами?

Остальные посмотрели на Томаса. Их лица выражали неприкрытую зависть. Среди них только Джонстон выглядел несчастным и смущенным.

– Да, она моя, – твердо ответил Томас, а про себя подумал: «Не важно, что это ложь, главное, чтобы я помнил об этом».

Лорд Карр с раздражением отметил, что освещение в Тилнбер-Хаусе не подчеркивает богатства его костюма. Он крутился перед зеркалом во все стороны, рассматривая свое отражение. «Может, все дело в этом проклятом зеркале?» – подумал он. В нем его кожа выглядела такой дряблой. Зеркало подчеркивало среднюю часть лица, собственно говоря, его нос, который был далек от совершенства. Придет день, и он обязательно отплатит за это своему сыну Рейну. Карр снова принялся рассматривать собственное отражение. Другой неприятностью было то, что еще несколько человек были одеты в такие же костюмы, как у него. Собираясь на маскарад, он был совершенно уверен, что его костюм будет единственным. Он и сейчас считал, что идея наряда весьма оригинальна. Но Карр решительно настроился по возвращении домой серьезно поговорить со своим нынешним слугой о том, что иногда полезно держать рот на замке. Надо надеяться, что парень переживет эту взбучку и намотает себе на ус на будущее. Да, пока новый слуга поймет, что к чему, пройдет немало времени.

– Лорд Карр. – К его отражению в зеркале присоединилось еще одно. Оно принадлежало хищного вида испанцу с козлиной маской на голове и в черном бархатном камзоле.

– В чем дело, Танбридж?

– Она здесь.

Карр уже знал это.

– Как, по-твоему, кожа у меня гладкая? Или все дело в этих дешевых светильниках, которыми пользуется Портман?

Танбридж покраснел, и Карр улыбнулся. Танбридж ненавидел свое положение при Карре. Глупец! Он прекрасно понимал, что чем больше возрастает его ненависть к Карру, тем большее удовольствие получает Карр, мучая его, но скрыть свою ненависть все равно не мог.

– Ответь мне честно. Ты знаешь, я всегда полагаюсь на твою честность, – проговорил Карр.

– Конечно, все дело в светильниках, сэр, несомненно.

– Хм, я так и думал. – Карр повернулся к своему лизоблюду, быстро оглянулся и, убедившись, что они одни, спросил: – Что ты узнал о капитане Бартоне и его отношениях с моей дочерью?

– Последние два плавания были для Бартона весьма неудачными. Первый вояж был застрахован швейцарской компанией. Мне не удалось узнать, получил ли он страховку. Второй вояж был застрахован здесь, в Лондоне. Страховку по нему Бартон определенно получил. Он прикупил новый корабль и тратит сейчас деньги не считая. Большую часть он тратит на леди Фиа.

Лицо Карра смягчилось.

– Ах, какая предприимчивая, однако все это тщетные усилия.

– Сэр?

– Да это же очевидно.

– Они любовники? – Танбридж нахмурился. – Она старается получить от него все, что может?

– Нет-нет-нет! Ты подумай. Ну что ты знаешь о Фиа, кроме того, что когда-то имел наглость предположить, что я позволю тебе жениться на ней. – Танбридж не ответил. Его лицо перекосилось и выглядело очень странно. Карр посмотрел на собственное отражение, но, увидя выражение Танбриджа в зеркале, вздохнул и понял, что обречен говорить с человеком, куда менее умным, чем он сам. – Они не любовники, они компаньоны.

– Компаньоны?

– Да, тупица. Он ухаживал за ней, конечно, но Фиа же моя дочь. Неужели бы она согласилась сидеть за столом и ждать каких-то подачек, которые этот колонист готов бросить ей, когда она может получить все. – Карр хмыкнул от одной этой мысли.

– Сомневаюсь... – промямлил Танбридж, —...но если она его компаньон, то почему он забрасывает ее всеми этими подарками?

Карр с удивлением уставился на Танбриджа. Он не думал, что придется объяснять такие простые вещи. Когда брови Танбриджа, наконец, вернулись на место и он оставил тщетные попытки догадаться о причине, Карр сдался.

– Она принимает его подарки и откладывает их в качестве страховки. Таким образом, Фиа рассчитывает получить больше половины доли. – Взгляд его осветился любовью. – Смышленая маленькая тварь.

– А откуда вы знаете об этом? Как можете быть уверены? – с сомнением произнес Танбридж.

– Уж не думаешь ли ты, что я полагаюсь исключительно на твои сообщения? – Карр не стал дожидаться ответа и продолжил: – Я слежу за состоянием дел. Фиа вложила почти тысячу фунтов в различные ценные бумаги, с тех пор как появился капитан Бартон. – Карр выдержал паузу. – И, кроме того, если бы они были любовниками, Фиа не стала бы болтать о своей доступности для каждого мужчины в городе. Не так ли?

– Возможно, – отозвался Танбридж, его лицо посуровело. Этот идиот все еще питал какие-то чувства к Фиа, хотя, судя по его выражению, видно, что эти чувства носят далеко не романтический характер.

– Возможно, если бы ее любовником был ты, Танбридж, она бы так и поступила, – сухо снизошел Карр. – Однако я все же сомневаюсь, что она затеяла бы игру с капитаном Бартоном. Она не способна на безумные поступки вроде того, чтобы сделать колониста своим любовником. С ее стороны было бы безумством связывать себя сейчас.

Карр продолжал размышлять. Он встретил Фиа на маскараде несколько раньше. Она была на террасе. Его очень удивило, что ее губы дрожали, а сама она была явно чем-то рассержена. Даже цвет лица у нее изменился. Дочь, которую он всегда читал, словно открытую книгу, была близка к рыданиям от бессильной ярости. Несколькими минутами позже Томас Донн прошел по направлению к лужайке позади дома, лицо его было очень сурово. Неужели этот высокий шотландец непочтительно обошелся с Фиа? Если бы он только видел ее состояние сам!

Карр поднял глаза и заметил, что Танбридж с несчастным видом все еще толчется поблизости.

– Ну, – резко и раздраженно произнес Карр. Ему были отвратительны люди, подобные Танбриджу, но все же приходилось иметь с ними дело. – Ты сказал, что можешь еще что-то сообщить мне. Если у тебя что-то непристойное, лучше уходи. – Танбридж сразу стал как-то меньше и засеменил прочь. Карр, вернувшийся к изучению своего отражения в зеркале, нахмурился. – Танбридж, – позвал он. Тощая фигура замерла в дверном проеме. – Как ты считаешь, я не ошибся, надев розовое?

– Нет, милорд, – отозвался Танбридж. – Этот цвет исключительно идет вам.

Карр самодовольно кивнул, принимая комплимент за должное.

– Хорошо, я так и думал. Можешь идти. Я не хочу, чтобы другие видели, что я общаюсь с людьми, подобными тебе.

Не сказав ни слова в ответ, Танбридж исчез, а Карр продолжил изучение своего отражения в зеркале. «Возможно, пора вернуться к гостям, – подумал он. – Надо еще поздороваться со многими, услышать столько секретов и сплетен». Карр растянул губы в улыбке, поправил камзол, раскрыл веер и направился в зал.

Глава 7

Томас вышел на улицу, где ласково пригревало весеннее послеполуденное солнце. В руках он держал бумаги. Лицо его еще хранило жесткое выражение, которое у него было во время разговора с сэром Фолкесом, одним из главных компаньонов компании «Ллойд Инщуаранс». Томас повстречался с ним, когда уходил с маскарада у Портманов.

Фолкес пригласил Томаса к себе в контору для приватного разговора, сумев подогреть его любопытство очень серьезным видом. У Томаса с Фолкесом было только шапочное знакомство, но он всегда считал его человеком порядочным и ровного характера. Поэтому и принял его приглашение.

Сведения, которые ему удалось получить за последние полчаса, стоили потраченных усилий. Он пришел в ярость, когда понял, что слухи о Джеймсе Бартоне зашли так далеко, что стали восприниматься в обществе совершенно серьезно. Томас убедил Фолкеса, что Бартон не виновен в обмане страховой компании, и предложил представить соответствующие доказательства. Он пообещал Фолкесу, что добьется письма от швейцарской компании, страховавшей груз на корабле Бартона, с подтверждением, что весь груз был доставлен в целости и сохранности. Томас посмотрел на копию манифеста для корабля «Иона», которую продолжал сжимать в руке. Ему также хотелось найти человека, который распространял лживые слухи.

С таким настроением Томас спустился по ступеням, пересек улицу, ловко обходя экипажи и повозки, и направился в парк, расположенный напротив здания. Наконец туман, который постоянно окутывал Лондон, рассеялся, и стало видно ясное голубое небо с легкими облачками. Он почувствовал, как ласковые солнечные лучи согревают его, и понемногу успокоился. В парке было много лондонцев, спешивших насладиться теплой солнечной погодой, которая не так часто случается в это время года. Воздух был наполнен звуками: глухим стуком подков по специально отведенным тропинкам для прогулок верхом знатных господ, веселыми и радостными криками детей, поскрипыванием легких колясок, в которых проезжали по парку дамы, щебетанием птиц в кустарнике.

Томас никуда не спешил и решил прогуляться до дома пешком через парк. Он дошел до Серпентайн-роуд и остановился, чтобы купить у уличного торговца-мальчика пирожок с мясом. В этот миг неподалеку он заметил пару, привлекшую его внимание. На одной из парковых скамеек сидел молодой человек, а перед ним, немного наклонившись вперед, стояла молодая женщина. Даже с расстояния можно было заметить, что юноша подавлен и угнетен, а в позе женщины сквозила растерянность. У Томаса мелькнуло чувство, что эта пара ему знакома. Он не стал дожидаться, пока мальчик отсчитает сдачу, и направился в сторону молодой пары, в которой признал Сару и Пипа Лейтон.

Когда он приблизился, Сара подняла голову и посмотрела на него. На секунду ее лицо отразило чувство неудовольствия, но беспокойство и тревога за брата перевесили.

– Капитан Донн! Я... мы... Пипу стало плохо.

Том присел рядом с юношей. Пип сидел, опустив голову и тяжело дышал. На бледной коже поблескивали капельки пота. Том взял юношу за руку. Пульс ровный, быть может, чуть ускоренный, рука теплая. Скорее всего, молодой человек переутомился от прогулки.

– Казалось, что ему уже намного лучше, он ходил по дому, так хорошо себя чувствовал и даже высказал желание погулять в парке. Я подумала, что небольшая прогулка пойдет ему только на пользу, и пришла с ним сюда.

В ответ Пип слабо улыбнулся:

– Как же, пришла сюда! Да она просто выгнала меня из дому, полагая, что если я не выйду хотя бы ненадолго, то сойду с ума. Она мне и выбора не оставила, но винить ее нельзя.

– Я не стану винить ее, – сказал Томас, улыбаясь.

– Не могли бы вы... – промолвила Сара и опустила голову, не желая встречаться с ним взглядом.

– Да-да, конечно. – Том поднялся и осмотрелся. И хотя аллеи парка были заполнены прогулочными колясками, свободных он не увидел. А до выхода было не менее четверти мили. Томас, конечно, смог бы донести юношу, но не стал предлагать этого, поскольку была опасность, что откроется рана.

Вдруг из-за поворота показалась легкая коляска, запряженная одним рысаком. Томас с облегчением увидел, что ею управляет Джеймс Бартон. Он вышел на середину аллеи и окликнул друга. Коляска остановилась, но Томас слишком поздно понял, кто сидит рядом с Бартоном. Только сейчас он признал в сидящей даме Фиа. На ней была модная черная треугольная шляпа, которую она кокетливо опустила так, что само лицо оставалось в тени. Завлекающая улыбка показала, что Фиа тоже узнала Томаса.

– Томас? – удивился Джеймс.

– Здесь Пип Лейтон, он нуждается в помощи.

– Разумеется. – Джеймс быстро подогнал экипаж к краю газона, привязал поводья и спрыгнул. – Чем могу помочь?

Было ясно, что Сара тоже заметила и узнала небезызвестную даму. Лицо ее побледнело, но она гордо вскинула подбородок.

– Если вы будете столь любезны, сэр... – Лицо ее зарделось, она замялась и смутилась, что так смело обратилась к незнакомцу.

– Джеймс Бартон, к вашим услугам, мисс, – представился он, поклонившись. Бартон перевел обеспокоенный взгляд на побледневшего Пипа.

– Леди Фиа! – Боль исказила лицо юноши, когда он узнал ее и попытался встать.

– Я надеюсь, леди Фиа простит вас за то, что вы не смогли встать, чтобы поприветствовать ее. – Томас помог подняться Пипу со скамьи.

– Боже правый! Пип! Сидите! Не двигайтесь! – вырвалось у Фиа. Томас с удивлением посмотрел на нее, услышав в голосе искреннюю боль и сочувствие. Вид у Фиа был крайне обеспокоенный.

– Мне так не хватало вас, – прошептал Пип. На лице его были написаны все чувства, которые питал юноша, сраженный красотой дамы.

– Пип! – воскликнула Фиа, но вдруг, словно захлопнулась дверь, ее лицо и голос совершенно изменились. – Неудивительно, конечно, – проговорила она резко и вызывающе, – я ведь всегда так занята, что у меня совершенно не было времени навестить вас. Я и о себе совсем забыла. Когда вы ко мне заходили в последний раз? На этой неделе или раньше? – Фиа рассмеялась. – Пожалуй, мне надо записывать даты визитов. Совсем ничего не помню.

Намек на то, что она забыла о дуэли Пипа из-за нее и его ранении, нельзя было даже назвать жестоким. Это было уж совсем непонятно. Пип почувствовал, как напрягся Томас. Щеки Сары покраснели от гнева. Джеймс закусил губу, чувствуя себя отвратительно. Фиа...

– Джеймс, вы можете довезти Пипа домой? – спросил Томас.

– Разумеется.

Томас посмотрел на Сару. Она стояла неподвижно. Ее глаза были устремлены на коляску. Она старалась сделать вид, что беспощадного создания, которое сидит в коляске, не существует. Но тщетно. Это все равно что смотреть на солнце и отрицать, что оно слепит глаза.

Томасу стало жаль Сару, но он знал, что она не одобрила бы этой жалости. И ей очень не хотелось, чтобы именно он сопровождал ее домой. Но коляска Джеймса была рассчитана только на двоих, и если третьего еще можно было кое-как разместить, то о четырех не могло быть и речи. Джеймс замялся. Ему очень не хотелось оставлять Сару одну, но выбора не было.

– Если мисс Лейтон сделает мне честь и разрешит проводить ее домой... – Томас сухо поклонился в сторону Сары.

– Зачем же? – вмешалась Фиа. – Разумеется, она может поехать вместе с братом.

– Но... – начал, было, Джеймс, глядя то на Сару, то на Фиа. Сара была явно расстроена, в то время как Фиа открыто забавлялась происходящим. – А как же вы, Фиа?

– Уж я-то точно попрошу капитана Донна проводить меня домой. Ему же известно, где я живу. – Улыбка ее была какой-то нехорошей, а взгляд говорил что-то ему одному. В данных обстоятельствах подобный флирт вызывал возмущение, и Фиа это знала. Но, по крайней мере, такое равнодушно-холодное поведение избавило Сару от дальнейших забот и должно было показать Пипу ее подлинную натуру.

– Я буду счастлив сопроводить вас, – холодно отозвался Томас.

– Вот все и устроилось к лучшему. – Фиа приподнялась, подобрала юбки и повелительно протянула руку. У Томаса не оставалось выбора, кроме как помочь ей. Фиа легко соскочила с коляски, грациозностью напоминая черного лебедя.

Лицо Пипа выражало неприкрытую боль и удивление. Фиа даже не посмотрела на него. Улыбка победительницы предназначалась только Томасу.

Пипа со всеми предосторожностями усадили в коляску, Сара села рядом, а Джеймс, бросив еще один тревожный взгляд на Фиа, направил лошадь к дому Лейтонов, оставив Томаса позади. С Фиа.

Фиа подождала, пока коляска скроется из виду, и повернулась к Томасу. Ее жеманная улыбка, все время присутствовавшая на лице, исчезла. Теперь Фиа смотрела на него, как всегда, непроницаемо-загадочно. Не сказав ни слова, она пошла по аллее, и Томас последовал за ней. Сердце ее учащенно забилось – она не ожидала увидеть его так скоро. Фиа искоса бросала на Томаса взгляды, отмечая, какая сильная у него шея, как удачно оттеняет загар его белоснежный воротничок. Она очень хорошо помнила ощущение, которое возникло у нее, когда она коснулась его кожи, помнила страсть в его серых глазах.

– Я знаю, что дамой в серебряной маске на балу у Портманов были вы. – Эти слова застали ее врасплох.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – встрепенулась Фиа, сознавая, что на маскараде совершила ошибку. В тот вечер Джеймс был занят, и она пришла туда инкогнито. Увидев Томаса, она решила хорошенько проучить его и показать, что он сам легко подвержен тому, что открыто осуждает. Не получилось, она лишь поняла собственную слабость. Как неосмотрительно с ее стороны, раньше с ней такого не бывало.

И потом, она выше этого. Она не какая-то юная девица, которая жаждет доброты, подобной той, какую выказывал Томас Саре Лейтон, или той, в которой она так безжалостно отказала Пипу. Она, разумеется, вела себя эгоистично, но причиной этого была ее уверенность, что, поскольку Пип всего лишь юноша, дружить с ним будет безопасно. Он напоминал ей Кея и брата. В этой буре заговоров ей так хотелось иметь настоящего друга, с которым она могла быть самой собой и не притворяться.

Что ж, больше такое не повторится. Да, она впредь не допустит, чтобы ее желания угрожали чьей-то невинной жизни. Теперь она стала мудрее.

– Вы всегда носите черное? – Голос Томаса заставил ее вздрогнуть.

– А я думала, вы из тех мужчин, которые предпочитают только белое и черное, поскольку это освобождает от изучения полутонов.

Томас рассмеялся, и сердце ее учащенно забилось в ответ. Он не должен был рассмеяться на эти слова, он должен был обидеться.

– Признаю, черное вам очень идет, миледи. А платье, в котором вы были на маскараде у Портманов, делало вас еще прелестнее. – Фиа улыбнулась, не отрицая и не признавая его утверждение.

– Капитан Донн, следите за собой, а то и вы попадете под мои чары. – Она произнесла эти слова с сожалением и очень удивилась, когда он усмехнулся в ответ.

– Очень любезно с вашей стороны предложить свое место мисс Лейтон, – продолжил Томас. Но теперь Фиа знала свою роль. Она подняла одну бровь и улыбнулась улыбкой, которую все мужчины находили столь соблазнительной.

– О, капитан, я хорошо понимаю, что мы с вами испорчены настолько, что оба прекрасно догадываемся, почему я это сделала. Мне просто захотелось прогуляться с вами. – Ее взгляд призывно манил. – И я добилась своего.

– Я не верю вам.

– Как вам угодно. – Фиа пожала плечами.

День становился все теплее. Фиа стало жарко в накидке, и она ослабила шнурок на шее.

– Вы знали, что Сара Лейтон не одобряет вас, но все-таки позволили ей занять свое место в коляске?

– Ах, так вот в чем дело! Ну, чтобы вы не записали меня в святые преждевременно, позвольте мне объяснить. Сара Лейтон достойна жалости, и больше ничего. – Томас сжался от этих слов, как от удара, ему стало не по себе. – Она даже не заслуживает звания соперницы. О ней и думать не стоит. – Эта ложь слетела с ее губ очень естественно, хотя в душе Фиа восхищалась Сарой Лейтон, порядочной девушкой, чья тревога за брата была искренней. Фиа не хотела, чтобы Томас догадался о ее подлинных чувствах, потому что тогда у него появилось бы преимущество перед ней, а она не желала, чтобы Томас Донн имел хоть какие-то преимущества, да, собственно говоря, и не только он, но и любой другой мужчина, в том числе и ее отец, потому что там, где власть отца ограничивалась угрозами, власть Томаса... О нет! Об этом даже думать нельзя. Она продолжила, и теперь ее голос звучал самоуверенно: – Мисс Лейтон, бесспорно, достойная девушка, но она не соперница мне. Я имею в виду Джеймса. Он, несомненно, полностью мой. Пип тоже попал под мое обаяние, и только вы еще сопротивляетесь моим чарам.

– Вы лжете, – глухо произнес Томас.

– Ха, как же! – Ей с трудом удалось выдавить из себя этот легкий смешок. – Вы лучше, чем многие здесь, знаете мое прошлое. Я ведь по натуре азартный игрок, да и в роду моем одни игроки. Нет ничего удивительного в том, что мне никто не может противостоять и я всегда пытаюсь выиграть еще один приз, вместо того чтобы удовлетвориться уже полученным. – Она посмотрела на него из-под густых ресниц. – И потом... именно вы предложили ту игру. – Томас вздрогнул и внимательно посмотрел на нее. Она стояла, словно приглашая его подойти ближе, и, чтобы расслышать ее, ему пришлось приблизиться к ней почти вплотную. – В будуаре, тогда, – прошептала она чуть слышно, словно дразня его, – когда вы пришли, чтобы обвинить меня, вы сказали, что я единственный человек, которому вы бы бросили вызов.

Он не отпрянул, устремил на нее взгляд и заговорил. Их губы разделяло всего несколько дюймов. Серые глаза Томаса светились на загорелом лице.

– Я имел в виду совсем другое. И вам это прекрасно известно.

Но Фиа была не из тех, кто отступает. Положение напоминало игру «Кто смелее», и она не имела права проиграть. Излишне спрашивать почему. Она подняла лицо, и ее щека оказалась в опасной близости от лица Томаса. На Фиа пахнуло запахом сандалового дерева и кофе. Кожа его была очень гладкой, он побрился совсем недавно.

– Но это было то, что имела в виду я.

Он чуть-чуть подвинулся, так чтобы ей в глаза попало солнце. Она отвернула лицо, заморгала. Ресницы ее были такими длинными, что касались щек. Она услышала, как у него перехватило дыхание, и неожиданно почувствовала у себя на талии его руки. Они сжимали ее, не давали пошевелиться. Какое-то мгновение Фиа не понимала, то ли он хочет притянуть ее к себе, то ли оттолкнуть. И почему-то ей показалось, что он сам не знает, чего хочет. Она чувствовала прикосновение каждого его пальца, ширину его ладони. Надо освободиться, надо дать ему пощечину, высмеять! Но в этот миг она была способна думать только о том, что Томас Донн прикасается к ней. Это еще не страсть, но уже больше, чем равнодушие. Всеми фибрами своей души она отозвалась на его прикосновение. Из ее полуоткрытых губ с трудом вылетало прерывистое жаркое дыхание: его как будто захватывало в груди, где так сильно билось и со щекотливым ощущением замирало сердце. Он изучал ее взглядом, злым и смущенным одновременно. Накидка соскользнула с ее плеч и упала к ногам.

Томас начал медленно поднимать руку с талии по спине к затылку. Фиа прикрыла глаза. Пальцы были немного грубоватые, с жесткой кожей, но на удивление теплые. Она запрокинула голову. Он почти ласкал ее своими прикосновениями, и она сосредоточилась на восхитительных ощущениях, которые они рождали в ней.

Вдруг его рука замерла и упала, и другая рука, лежавшая на талии, тоже отпустила ее.

– На вас ожерелье Амелии Бартон, – холодно и раздельно отчеканил он.

Разумеется, Томас недоволен. Амелия Бартон была прекраснейшей женщиной из всех, кого знала Фиа. Несомненно, она была прелестнейшей женщиной из всех, кого знал Томас. Возможно, Томас даже любил ее.

Фиа открыла глаза. Томас стоял рядом. Его глаза говорили гораздо больше, чем лицо Фиа. Они горели гневом.

– Неужели? – пожала плечами Фиа.

– Черт побери! Вам это прекрасно известно. Джеймс подарил его Амелии в день их свадьбы.

– Неужели? – повторила Фиа. Она хотела сказать ему, что все это лишь фасад, часть игры, часть того, что она замышляла. Но она не могла довериться Томасу. Томас ненавидел всех Мерриков. Он сделал все, чтобы расправиться с ее братом Эшем. Не следует думать, что к ней он будет добрее. Во всяком случае, пока он не давал повода надеяться на снисхождение.