Текст книги "Игра в любовь"
Автор книги: Конни Брокуэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
У нее закружилась голова и подкосились ноги. Он оторвался от ее губ и подхватил, прижав к своему твердому, напряженному телу. Она чувствовала свое горячее дыхание и учащенные удары сердца. Он снова наклонился к ней, издав какой-то очень мужской горловой низкий звук. Глаза его горели, он был явно готов возобновить атаку.
Но она не была готова. Она не могла. Ей с избытком хватило того, что уже произошло. Она попробовала высвободиться. Он сразу же ее отпустил.
Она неуверенно заглянула ему в глаза. На его лице было непроницаемое выражение, но, судя по учащенному дыханию, которое она чувствовала под своей ладонью, его все это тоже не оставило равнодушным.
– Предполагается, что ты должна сгорать от страсти, а ты выглядишь так, словно боишься, что тебя изнасилуют, дорогая моя, – насмешливо пробормотал он, многозначительно взглянув на ее руку, пытающуюся оттолкнуть его.
Ее словно жаром обдало, и она проворно отдернула руку.
– Так-то лучше, – прошептал он и, наклонив голову, проделал поцелуями дорожку по всей линии ее горла, вызвав дрожь во всем ее теле. – Не беспокойся, больше я тебя целовать не буду. Потерпи еще несколько мгновений в моих объятиях – и, я полагаю, мы сможем опустить занавес, закончив представление.
Представление. Его губы остановились у самого основания ее горла, и язык нежно прикоснулся несколько раз к бешено бившейся в ямочке жилке. Мелкая дрожь перешла в содрогания.
– Спокойнее, Лотти, – шепнул он волнующим голосом. – Ведь это всего лишь игра на публику.
Но она-то знала, что это не просто игра.
– Ах, дорогая моя, у тебя все получилось! – воскликнула Джинни, как только Шарлотта вошла в спальню. По просьбе Джинни служанка сразу же сообщила ей о возвращении Шарлотты. Куртизанка сидела в постели, подложив под спину подушки, и на ее лице впервые после несчастного случая было оживленное выражение. – Ты обесчещена. Причем так быстро и эффективно удалось все проделать! Великолепно!
– Откуда ты об этом узнала? – спросила Шарлотта.
– Час назад здесь был лорд Скелтон, – фыркнула Джинни. – Думаю, он сразу же уехал из «Аргайла» и сломя голову примчался сюда, чтобы первым сообщить эту новость мне. Такая преданность! Возможно, я даже удостою его поцелуем!
– Что он сказал?
– Он хотел первым сообщить мне самую невероятную сплетню за целое десятилетие. И эта сплетня о том, что мой юный ангел милосердия был скомпрометирован! – Она наклонилась вперед, ее прекрасные, чуть раскосые глаза так и сияли. – Неужели правда, что Росс буквально изнасиловал тебя прямо в саду?
– Насчет изнасилования – это, конечно, грубое преувеличение, – сказала в ответ Шарлотта, пытаясь говорить сдержанным тоном, хотя у нее подгибались колени. Она присела на краешек кровати Джинни.
Значит, свершилось. Она обесчещена. Хотя дрожь в коленях вызывал не факт ее падения, а воспоминание о мужчине, который был его причиной. Ее целовали много раз и многие мужчины. Но поцелуи ни одного из них не оказывали на нее такого воздействия, не заставляли ее пульс барабанить, словно град по оконному стеклу, а ее ноги становиться ватными. Может быть, она чем-нибудь заболела?
Она заставила себя встретиться со все понимающим, сияющим взглядом Джинни.
– Как это мило со стороны лорда Скелтона. Надеюсь, ты подтвердила его «наихудшие опасения»?
– Только после долгих уговоров и бесчисленных обязательств с его стороны хранить все в тайне. Он, разумеется, дал клятву, значит, – она взглянула на часы] показывающие час ночи, – об этом уже услышал каждый. Включая младшего садовника лорд-мэра. – Она указала на подушку рядом с собой. – А теперь садись поближе и расскажи мне обо всем.
Шарлотте не хотелось задерживаться здесь дольше, хотелось побыть одной и подумать. Правда, вспоминать она боялась.
– Рассказывать почти нечего, а я невероятно устала.
– Это, девочка моя, явная ложь, – сказала Джинни, приподняв бровь. – Ну полно тебе. Расскажи мне обо всем.
– Он дал отпор лейтенанту Олбрайту, заставил меня станцевать с ним два танца, потом вытащил в сад и, убедившись, что нас хорошо видно сквозь распахнутую дверь, поцеловал меня.
– А ты?
– Я ответила на его поцелуй. С большим энтузиазмом.
– Умница. Совсем не обязательно, чтобы работа не доставляла удовольствия. А потом?
– Потом он потащил меня за собой сквозь переполненный людьми вестибюль, накинул свой плащ мне на плечи, затолкал меня в наемный экипаж, потом сел сам и громко приказал кучеру везти нас ко мне домой.
– Великолепно! – одобрила Джинни. – А потом?
– Потом, проехав два квартала, он постучал кучеру, попросив остановиться, и вышел, пожелав мне приятного вечера.
– Вот как? – Джинни, казалось, была разочарована. – И все?
– И все, если не считать того, что он упомянул о своем намерении пригласить меня завтра прокатиться в Гайд-парке в тот самый час, когда у светских людей принято там прогуливаться, чтобы, как он сказал, закрепить факт моего грехопадения в умах тех, кто пока еще сомневался в очевидном. – Шарлотта не сказала Джинни, как выглядел Дэнд во время их короткой поездки в экипаже, как он сидел, сгорбившись в дальнем углу экипажа, буквально вибрируя от напряжения.
– Отлично. Вижу, что он продумал весь процесс в мельчайших деталях. Кажется, я начинаю с одобрением относиться к мистеру Россу. Скажи мне, как он выглядел?
– Выглядел?
– Да, – сказала Джинни. – Был ли у него такой же неухоженный вид, какой бывал, судя по твоим рассказам, всегда? Или он приобрел некоторый светский лоск?
– Выглядел он, безусловно, светским человеком. И хотя его действия были явно варварскими, держался он очень уверенно.
– Это особенно хорошо, – сказала Джинни. – Новости распространяются так быстро, что Сент-Лайон, возможно, узнает об этом еще по пути на север. Но для того чтобы все наверняка получилось так, как надо, я должна сейчас же написать ему письмо и обронить в нем как бы между прочим, что моя своевольная юная приятельница мисс Нэш попала в чрезвычайно трудное положение.
Человек проталкивался сквозь толпу, образовавшуюся вокруг мальчишки-газетчика, выкрикивавшего заголовки сообщений о последних успехах Наполеона, почти не замечая толпящихся людей. Ему нужно было сосредоточиться. За последние сутки ситуация в корне изменилась. К счастью, он давно научился приспосабливаться к изменениям.
Но... видит Бог, он не ожидал, что все это так сильно его затронет. Что ему будет так трудно. Даже сейчас эмоции грозили вновь захлестнуть его.
Он судорожно глотнул воздух, чувствуя, как его вновь охватывает старое искушение, и, быстро оглядевшись, заметил маленький дворик, где в этот поздний час было темно и безлюдно. Низко наклонив голову, он ступил в кромешную тьму и, прерывисто дыша, нащупал в кармане плаща футляр с тонким ножом, который всегда носил с собой. Потом, испытывая стыд и облегчение, снял с руки перчатку и широко раздвинул пальцы. Никаких видимых шрамов больше не будет. Как только все завершится и он займет принадлежащее ему по праву место в обществе, ему больше не потребуется совершать это омерзительное действие над собой.
Он вынул из малахитового футляра тонкое, очень острое лезвие и, глядя на его серебристый кончик, так удобно расположившийся в ладони, попытался устоять перед этим искушением.
Он прислонился к кирпичной стене, вновь переживая события нынешнего вечера, всколыхнувшие все противоречивые эмоции: гордость и отчаяние, гнев и... да, и любовь.
Тихо вскрикнув от отвращения к самому себе, он вонзил кончик ножа в нежную плоть между указательным и средним пальцами, аж зашипев от острой боли. Эта великолепная прочищающая мозг боль, словно кислота, стирала чувство вины, сомнения и ужас, не оставляя ничего, кроме чистой... боли.
Мало-помалу к нему вернулось спокойствие. Вернулось чувство юмора. Он вновь увидел окружающий мир в правильной перспективе. Его умственная деятельность, которая и всегда отличалась остротой, стала еще острее. Он почувствовал, что окружающий мир – не такое уж гиблое место. Он небрежно снова сунул нож в футляр, и мысли его обратились к событиям нынешнего вечера и различным проблемам, которые возникли в связи с ними. Он думал об этой девушке, он думал о проститутке и думал о человеке, известном под именем Дэнда Росса.
Ну конечно, конечно. Как это раньше не пришло ему в голову? Все получится превосходно. Даже лучше, чем то, что он планировал первоначально. Можно подумать, что это было предопределено самим Господом.
Что ж, возможно, так оно и было.
Глава 8
Капхотанд-сквер, Мейфэр,
20 июля 1806 года
– Мисс Нэш! Мисс Нэш! – Лизетта, горничная Шарлотты, даже не потрудившись постучаться в дверь, вбежала в комнату с круглыми глазами и раскрытым ртом.
Шарлотта, встревожившись, села в постели.
– Что такое, Лизетта? Что произошло?
Горничная бросилась к окнам, резким движением раскрыла тяжелые парчовые шторы, наполнив комнату ярким солнечным светом. Потом, прижав руки к груди, взволнованно заговорила:
– Внизу в главном холле стоит мужчина! Он приехал в модном экипаже десять минут назад и потребовал, чтобы дворецкий его впустил. Ему было сказано, что вы не принимаете, но он все равно вошел! И теперь он стоит там, внизу, а мне приказал сказать вам, чтобы вы поторапливались!
– Он приказал тебе – что? – Она поморгала, чтобы лучше видеть. Ночью она спала плохо. От пережитого унижения заснула только под утро. И не от того унижения, которое могло бы быть вызвано тем, что она опозорила себя в глазах общества, а от унижения, вызванного собственной неспособностью скрыть физическую реакцию на сцену грехопадения, с неожиданным актерским мастерством сыгранную Дэндом Россом.
– Кто он такой?
– Откуда мне знать, мэм? Думаю, какой-нибудь набоб. Он загорелый, как будто приехал из Ост-Индии, но одет с иголочки, а говорит так, что заслушаешься. Только все равно он не джентльмен. Потому что джентльмены так себя не ведут!
«Дэнд здесь?» – в смятении подумала Шарлотта. Ведь он сказал, что заедет за ней во второй половине дня.
Она взглянула на часы из золоченой бронзы, стоящие на каминной полке. Они показывали девять часов. Весьма неурочный час для визитов, если только не случилось что-нибудь серьезное.
Она вскочила с широкой, мягкой постели, вдела руки в рукава прозрачного желтого шелкового пеньюара, который предусмотрительная Лизетта держала наготове, и поспешила к двери.
– Может быть, послать за лакеями? – спросила Лизетта, помчавшаяся следом за ней.
– Нет! – крикнула Шарлотта через плечо, босиком спускаясь вниз по лестнице. Должно быть, что-то случилось. Иначе зачем бы Дэнду настаивать, чтобы она поторопилась? Уже пересекая лестничную площадку над главным холлом, она услышала:
– Пусть кто-нибудь пойдет и скажет ей, чтобы не теряла времени и не прихорашивалась, – повелительным тоном приказал Дэнд. В его голосе с легким иностранным акцентом чувствовалась чисто мужская снисходительность. Она замерла на месте. – Мужчина должен знать, что скрывается под всеми этими причиндалами!
Это переполнило чашу ее терпения. Перегнувшись через балюстраду, она выглянула в главный холл. Дэнд стоял на паркетном полу посередине холла, слегка опираясь на трость с серебряным набалдашником, и без особого интереса оглядывался вокруг. Он отнюдь не был смущен. Напротив, он чувствовал себя вполне комфортно. Все было не так, как должно было быть. Это она была закаленным ветераном сотни флиртов. Она должна была быть хозяйкой положения. Она была несравненной, непревзойденной соблазнительницей мисс Шарлоттой Нэш. А он... он был всего лишь крысоловом!
Хотя крысоловом красивым. Дьявольски красивым! В этом ему не откажешь. Темно-синий сюртук сидел на широких плечах без единой морщинки, подчеркивая безупречность покроя. Желтовато-коричневые лосины облегали мускулистые бедра, а на ногах красовались высокие черные, начищенные до зеркального блеска сапоги, обтягивающие икры.
– Что ты здесь делаешь? – крикнула она сверху, свесившись через перила.
Он взглянул вверх. Во взгляде отразилось удовольствие.
– А-а, Лотти! Ты выглядишь очень соблазнительно. Я очень рад этому.
Глаза его сардонически поблескивали, и ей стало не по себе. Она сразу же вспомнила, что не одета, что кудряшки на ее голове всклочены после сна, а лицо, возможно, бледно. Для заправской кокетки и покорительницы сердец самого высокого полета она предстала перед ним в явно неблагоприятном свете.
– Что ты здесь делаешь? – повторила она.
– Поскольку я взял ситуацию под свой контроль, то решил, что мне будет лучше воспользоваться твоей приятной компанией, чем включать в наше соглашение оплату номера в гостинице, – объяснил он, причем его французский акцент еще больше усилился.
– Наше соглашение? – словно эхо повторила она. – Какого черта ты...
– Не ругайся в присутствии слуг, Лотти, – тихо заметил Дэнд, указав глазами за ее спину.
Проследив за его взглядом, Шарлотта увидела Лизетту, застывшую на месте от удивления.
– И еще... – пробормотал Дэнд. Она взглянула в глубь холла. По обе стороны от входной двери стояли слуги – Брайан и Кертис, – тоже удивленные до крайности, но готовые действовать по первому слову. Наклонившись еще ниже, она заметила кухарку, выглядывающую из-за обитой зеленым сукном двери, ведущей в кухню, которая кивала головой, как будто наконец подтвердились ее худшие подозрения. Даже кухонная прислуга с ведром в руке выглянула из гостиной, чтобы узнать, что происходит.
Силы небесные! Ну и ну!
Дэнд сочувственно поцокал языком.
– Ах ты, бедняжка моя. Я вовсе не хотел, чтобы твоя горничная тебя разбудила. Но глупая девчонка меня не поняла. – Он вдруг вскинул голову, как будто только что о чем-то вспомнил. – Лотти! – воскликнул он, слегка нахмурив брови. – Ты, я вижу, не сообщила обо мне своему персоналу? Ах ты, шалунья! Неудивительно, что они так перепугались. Скажи им, чтобы занимались своим делом.
Он окинул слуг предостерегающим взглядом.
– Или, может быть, это сделать мне?
– Нет, нет! – торопливо остановила его она. Интересно, каким тоном следует объявлять персоналу о том, что ты стала падшей женщиной? Он застал ее врасплох. Это было несправедливо. Придется импровизировать. Сказать что-нибудь небрежно, свысока и очень вежливым тоном... – Все свободны. Займитесь своим делом. Идите же!
Дэнд одарил ошарашенных слуг извиняющейся улыбкой.
– Она желает побыть минутку наедине со мной.
Слуги проворно разбежались со скоростью жуков, попавших в луч света. Об их недавнем присутствии говорила лишь открытая кухонная дверь.
– Полагаю, все прошло хорошо, – усмехнулся Дэнд.
– Ты так считаешь? – холодно спросила она. – Преклоняюсь перед твоим, несомненно, большим опытом. А теперь повторяю свой вопрос, причем в последний раз: ты сам, черт возьми, соображаешь, что делаешь?
– Ай-ай-ай, что за лексикон! Знаешь, Лотти, говорят, что самые редкие райские птички ведут себя очень благовоспитанно на людях, а в частной жизни – наоборот. Боюсь, дорогая, что у тебя наблюдается противоположное явление.
– Дэнд...
– Я всего лишь пытаюсь помочь тебе советом, – небрежно сказал он и, положив трость на плечо, начал подниматься к ней по лестнице. Она попятилась. Неужели он идет в ее спальню? Существовали все-таки границы, которые даже она никогда не пересекала. И это была одна из них.
– Стой! Ни шагу дальше! – приказала она. Он остановился на полпути вверх по лестнице, озадаченно глядя на нее. – Подожди... Подожди меня в столовой!
– Знаешь, для «крепкого орешка», каким ты хочешь казаться, ты на редкость провинциальна!
Ей не хотелось слушать, что он скажет дальше, поэтому она, круто повернувшись, помчалась в свою комнату. Быстро сбросив пеньюар, она умылась, почистила зубы и надела весьма скромное платье из батиста цвета слоновой кости в фиолетовую полоску.
Что все это значило? Разумеется, он приехал сюда, чтобы придать большую убедительность разыгранному ими спектаклю. Но как именно он намерен убедить всех, что она обесчещена? Она знала лишь одно: дело зашло дальше, чем ей того хотелось бы. Вернее, она боялась, что дело может зайти дальше, вспоминая, какой трепет во всем ее теле оставил его страстный поцелуй. Довольно! Откинув с лица копну кудряшек, она перевязала их черной бархатной лентой и, восстановив таким образом уверенность в себе, отправилась, чтобы встретиться с Дэндом.
– Где он? – спросила она у слуги.
– Месье Руссе находится в столовой, мэм. Месье Руссе? Видно, он и впрямь спятил.
Она нашла Дэнда в столовой, где он удобно расположился во главе обеденного стола и накладывал яичницу на кусочек поджаренного хлеба. Увидев, что она вошла, он указал серебряной вилкой на свою тарелку.
– Твоя кухарка потрясающе готовит яичницу, Лотти. Утверждает, что все дело в добавлении лука-шалота.
Пропустив его слова мимо ушей, она грациозно подошла к столу. Пора бы ему знать, что она не ребенок.
– Что ты здесь делаешь? – напряженным тоном спросила она. – И с каких пор ты приобрел французскую...
Он многозначительным жестом заставил ее замолчать, не договорив фразы, и, взяв кофейник, налил черную дымящуюся жидкость в свою чашку.
– ...французскую привычку пить по утрам кофе? – закончил он, бросив многозначительный взгляд на дверь в коридор и дав ей понять, что их подслушивают. – Но ведь я француз.
Он одарил Шарлотту лучезарной улыбкой, заставив на минуту подумать, уж нет ли в нем и впрямь французской крови. Он, безусловно, говорил по-французски как француз. Причем не так, как говорят простолюдины, а на великолепном языке аристократов. Но нет. Все это вздор. Он шотландский сирота, который просто хорошо играет роль.
– Тебе следует поесть, – продолжал Дэнд. – Кертис!
Дверь, ведущая в кухню, тотчас открылась, и появился младший из слуг. Дэнд был прав: парень явно подслушивал под дверью.
– Сэр?
– Мисс Нэш требуется накормить. Яичницу из одного яйца? – Он вопросительно приподнял брови и окинул дерзким оценивающим взглядом ее стройную фигурку. – Нет, из двух яиц. И поджаренные хлебцы.
Это было уже слишком. Она не какая-нибудь племенная кобыла, которую он выиграл на спор и теперь явился посмотреть, стоит ли ее оставить. Предполагалось, что она его любовница. А своих любовниц аристократические любовники всячески балуют и относятся к ним с подобострастием. По крайней мере так она слышала.
Заметив по ее глазам приближение бури, он добавил:
– И еще меду. Ей явно не хватает сладкого. Кертис, будучи хорошо вышколенным слугой, сумел подавить улыбку, но не смог скрыть веселые искорки в глазах.
– Будет сделано, сэр.
– И больше никаких подслушиваний под дверью, – сказал Дэнд, как будто ему это только сейчас пришло в голову.
– Не сочтите это проявлением неуважения, сэр. Я всего лишь хотел быть под рукой сразу же, как только потребуюсь.
– Не сомневаюсь. Но я очень обижусь, если когда-либо обнаружу, что кто-то подслушивает под дверью. Можешь передать это остальным членам персонала.
– Разумеется, сэр.
Как только Кертис ушел, Дэнд поудобнее расположился в кресле.
– Ну а теперь мы можем поговорить.
– Спасибо, – сказала Шарлотта, не скрывая сарказма, и отодвинула стул в противоположном конце длинного стола.
– Дорогая моя, – сказал он, видя, что она собирается сесть, – я сделал все, что мог, для того, чтобы мы могли поговорить с глазу на глаз, но если тебе желательно сидеть в двенадцати футах от меня, то для того, чтобы подслушать наш разговор, не придется прикладывать ухо к двери.
Он был прав. Но незачем быть таким самодовольным. Она и сама видела, что ей еще следует многому поучиться у Дэнда. Тем более что вчера вечером она сильно сдала свои позиции. Но это было вчера, а сейчас было утро следующего дня, и она вспомнила, кем она была и кем должна стать, если желательно, чтобы этот маскарад принес нужные результаты.
Грациозно кивнув, она приблизилась к нему. Он поднялся, отодвинул для нее стул, и она села.
– Ну а теперь говори. Во-первых, почему ты назвал французское имя?
– Хотя мне по душе, что ты решила представить меня как соседского озорного мальчишку, с которым вместе росли, я подумал, что это можно без труда разоблачить, – ответил он. – Твой отец, дорогая моя, был некогда весьма состоятельным человеком, и в детстве ты жила в одном из самых фешенебельных районов Йорка. Я уверен, что в Лондоне сейчас есть люди, некогда проживавшие в том же районе, которые отлично помнят, кто в каком доме и на какой улице жил в то время.
– Как нам может помочь то, что ты делаешь вид, будто ты француз?
– Французский эмигрант, – поправил он ее, – Анд-ре Руссе, который когда-то вместе со своей семьей провел незабываемый сезон в Бристоле после того, как удалось успешно бежать от ужасных событий, происходивших в родной стране его бедного батюшки. И там по счастливой случайности произошла наша судьбоносная встреча. – Он замолчал ненадолго, вопросительно глядя на нее. – Думаешь ли ты, что наша встреча была судьбоносной, Лотти? Я, например, думаю. По крайней мере наши семьи познакомились. Надеюсь, что ты с одобрением отнесешься к этой легенде. Если кому-нибудь покажется странным, что ты никогда не упоминала обо мне, то ведь в наши дни никто без особой надобности не упоминает о своих французских связях, не так ли?
Она была вынуждена признать, что у его плана есть свои плюсы.
– План не лишен смысла.
– Уймись, у меня голова может закружиться от такой похвалы.
Она почти улыбнулась. Подперев подбородок рукой, она снова спросила:
– Но зачем ты явился сюда, Дэнд? Он отправил в рот еще кусок яичницы.
– Полагаю, что то, что я делаю здесь, совершенно очевидно. Я пришел, чтобы придать правдоподобие своей роли твоего покровителя.
– Это можно было с успехом сделать, и не появляясь в моем доме в столь неурочный час.
– Я не согласен. Правда, вчера вечером мы дали пищу для сплетен. Но с точки зрения высшего света ты всего лишь скомпрометирована. Кстати, многие, наверное, ждут появления объявления в «Тайме». В том числе и старина Сент-Лайон, которому известно, кто ты такая, и, что еще важнее, кем является твой зять. И вообще, Лотти, что более вероятно: твоя неизбежная помолвка или твое неизбежное вступление в мир женщин сомнительного поведения?
Хотя это, несомненно, было бы приятным занятием, мне пришлось бы провести не одну неделю, целуя тебя на каждом углу улицы и в каждом месте скопления публики в Лондоне, прежде чем станет ясно, что никакого объявления в «Тайме» не будет и что ты была не просто скомпрометирована, а обесчещена. Вот тогда – и только тогда – осторожный Сент-Лайон попадется в твою ловушку, хотя к тому времени будет слишком поздно и от твоего бесчестия мне не будет никакой пользы. – Он вежливо улыбнулся. – Я хотел сказать «нам».
– Нет. Сент-Лайона следует убедить, как ты правильно заметил вчера вечером, по возможности быстро и эффективно.
Он отхлебнул глоток кофе.
– А рассеять все сомнения относительно твоего нынешнего статуса можно эффективнее всего в том случае, если я переселюсь в твой дом. К тому же самым быстрым и мощным средством распространения слухов являются, как известно, домашние слуги.
Значит, он намерен жить здесь? Она расправила плечи и уставилась на него, в изумлении раскрыв рот. До этой минуты она не сознавала, что представление может зайти так далеко. Конечно, можно было допустить разок-другой завтрак вдвоем или позволить ему допоздна задержаться у нее в доме, но... не жить же там?
– Но я подумала... – забормотала она, – что, возможно, можно было бы оставить некоторое сомнение относительно... – она лихорадочно подыскивала подходящее слово, – относительно моего статуса.
– А-а, ты хочешь сказать, что надеялась оставить для себя лазейку, чтобы избежать впоследствии ярлыка куртизанки? – с сочувствием в голосе подсказал он.
Куда девался сердитый шотландец, которого было практически невозможно ни в чем убедить? Человек, который ругался и рычал на нее из-за того лишь, что она предложила взять на себя роль его любовницы? Он исчез. Она видела его беспечного двойника в элегантной одежде.
– Боюсь, что всем нам, сделав выбор, надо научиться жить в соответствии с тем, что выбрали, Лотти, – сказал он все с той же отвратительной добротой.
– Почему ты вдруг так изменился? Почему неожиданно стал поддерживать наш план?
– Я вернулся к себе и подумал над этим. Я подумал о том, что я готов сделать, чтобы достичь поставленной цели, и пришел к выводу, что сделаю все необходимое, пойду на любой риск и жертвы, лишь бы добиться нужного результата.
Она печально посмотрела на него, сожалея о том, что он говорит так убедительно, и сознавая, что вела себя глупо.
– Полно тебе, Лотти, – сказал Дэнд, взгляд которого снова стал мягким, более привычным и несколько насмешливым. – Видишь ли, не одной тебе приходится идти на жертву. Как только твой зять Манро услышит об этом, он из-под земли достанет меня, чтобы продырявить своей шпагой. А твой второй зять, глубокоуважаемый Кит? – Он рассмеялся. – Он не успокоится, пока не переломает мне все кости!
– Они ничего не сделают, если им объяснить, зачем все это было нужно, – сказала она. – К тому же они даже не узнают, что это ты.
– Будем надеяться... – Он вдруг насторожился. Какой-то звук в коридоре привлек его внимание. Без предупреждения он схватил ее за запястье и, рывком подняв с места, посадил к себе на колени. – Подыграй! – успел шепнуть он.
Дверь распахнулась, и появился Кертис с серебряным подносом в руках. Увидев, где сидит хозяйка, слуга остановился с округлившимися глазами.
– Поставь это здесь, – небрежно приказал Дэнд, и рука его по-хозяйски погладила Шарлотту по спине, заставив Кертиса покраснеть до корней волос. Шарлотта глубоко вздохнула. Она сделает это. Она сможет.
– Радость моя, может быть, хочешь, чтобы я тебя покормил?
Хорошо, что она вовремя отвернулась, иначе слуга мог бы прочесть по ее губам такое слово, которое она и знать-то не должна бы.
Карие глаза Дэнда зажглись неподдельным удовольствием.
– Ах! Она оробела! Восхитительно! А теперь оставь блюдо и уходи, Кертис. Мне нужно немного за ней поухаживать.
Она услышала, как звякнуло о крышку стола блюдо, и через несколько секунд за Кертисом закрылась дверь. Сердито проворчав что-то, она попыталась встать с его колен, но он обеими руками прочно удерживал ее на месте.
– Ну и что ты надеялся добиться разыгранной сценкой? Только Кертиса смутил, – возмущенно сказала она. Больше всего ее возмутило то, что, находясь в таком положении, она не могла не чувствовать его хорошо развитой мускулатуры, его сильных рук и не ощущать его запаха. И жара его крупного мужского тела.
– Не забывай о слугах, Лотти. Они представляют собой самую важную аудиторию для нашего спектакля. Они должны разносить повсюду были и небылицы, а для этого им надо дать то, что можно разносить, так что я предлагаю пополнять как можно чаще их запас разнообразных впечатлений.
В ответ на этот вздор она снова попробовала встать. Он ей этого не позволил и рассмеялся.
– Кто бы мог подумать? Озорная, отважная, роковая мисс Нэш – и вдруг блюстительница строгих нравов?
Почти прикасаясь губами к ее уху, он прошептал:
– Не вздумай растаять, словно девчонка, маленькая сердцеедка!
Его теплое дыхание вновь разбудило томление, которое она испытала прошлым вечером.
– Я не неженка. И не ханжа. Я сорванец, кокетка и озорница, – заявила она, чувствуя, что задета ее гордость. – И уж никак не блюстительница строгих нравов.
– Так перестань вести себя как ханжа. Сиди спокойно. – Он снова привлек ее к себе, заставив расслабиться. Томление не только проснулось, но и стало набирать силу. – Сиди спокойно, – повторил он каким-то странным голосом. – Познакомься поближе с моим телом, с моим прикосновением.
В этом был смысл. Здравый смысл. Пока он не догадывается о туманящем рассудок желании, которое охватывает все ее существо. О желании слишком сильном, чтобы его игнорировать. И слишком реальном, чтобы отрицать. Ее руки, сжимавшие плотным кольцом его шею, постепенно расслабились. Ее тело словно таяло, смягчаясь от соприкосновения с его твердой плотью, становясь податливым...
Нет! Даже если бы она и Дэнд не были... товарищами? Соучастниками заговора? Весь ее жизненный опыт подсказывал, что ей следует держать оборону. А это означало, что ей следует быть абсолютно честной с самой собой.
Для Дэнда все это было одной большой игрой, а Лондон, Париж и все остальное представляло собой шахматную доску, где каждый был шахматной фигурой, которую он передвигал, которой манипулировал и использовал для достижения своей конечной цели. Но она в отличие от Дэнда не могла относиться ко всему так же бесстрастно. И теперь вставал вопрос: была ли она достаточно хорошей актрисой, чтобы скрыть свою реакцию на него?
Придется ей стать такой актрисой.
– Ладно.
– Это ведь не смертный приговор, – шепнул он. Кажется, его губы коснулись ее уха? Она вздрогнула. – К тому же, как ты сама неоднократно говорила мне, это совсем ненадолго.
Она повернула голову и заглянула ему в глаза. Они были ясные, как янтарь, и теплые, а в уголках глаз образовались морщинки, появлявшиеся, насколько она заметила, когда ситуация его забавляла.
– Через несколько недель, самое большее через две, – продолжал он, – мы разыгрываем столь же публичный и столь же бурный разрыв, после которого я выброшу тебя из своей жизни, а ты, униженная и безвозвратно обесчещенная, укроешься в нашем убогом любовном гнездышке, чтобы попробовать как-то устроить свою жалкую жизнь.
Он умышленно делал из этого историю, не перегруженную душещипательными деталями и жаркими страстями. Она не могла не рассмеяться, почувствовав облегчение, когда он оставил в покое ее ухо. По крайней мере так она сказала самой себе.
– Какая отвратительная история.
– И трагичная, – спокойно кивнул он.
– Нет, так дело не пойдет.
Он ее не слушал. Он зарылся носом в кудряшки на ее шее. Она замерла. Он с явным наслаждением глубоко втянул в себя воздух.
Нет. Нет. Она не какая-нибудь жеманная глупенькая мисс, готовая упасть в обморок от мужских знаков внимания.
– Что это за аромат?
– Жасмин, – сказала она, не сразу вспомнив, что надо продолжать дышать.
– Приятный. – Его дыхание привело в возбужденное состояние все нервные окончания. Она довольно сильно укусила себя за нижнюю губу. Не так-то легко отвлечь ее внимание! Но где, интересно, он научился этому трюку?
– Насчет того, каким образом закончить нашу мнимую связь, у меня есть идея получше, – сказала она, отстраняясь от него и стараясь говорить небрежным тоном. – Это я дам тебе от ворот поворот. А ты, будучи не в силах вынести непередаваемой муки и отчаяния, бросишься с Лондонского моста. – Она помедлила, подумав, что, наверное, зашла слишком далеко. – Или уедешь на следующем корабле, отплывающем в Египет.
