Текст книги "Форсаж"

Автор книги: Колин Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Раздалось низкое гудение вертолетов. Ему нужно себя обнаружить. В этот момент вертолет патруля уже начал делать свои круги, беспрерывно паля из 20-миллиметровых пушек. Чарли прижал голову к обожженной земле и сосчитал до тридцати. Два вертолета-аэромобиля, огромные зеленые насекомые, поднялись над кромкой леса. Да, чтобы вылетать на спасательные операции, нервы нужны железные. Стрелки, высунувшись из дверей вертолета, сидели наготове за пулеметами. Тогда он напялил на голову шлем, выпрыгнул из воронки и побежал к середине просеки. Одна из машин нависла над деревьями и задрала нос, готовясь к посадке.

Под непрерывным огнем вьетконговцев вертолеты сгрудились над просекой, стреляя из пулеметов и выпуская ракеты. Потом они прочесали джунгли по другую сторону этой просеки. Самолет «А-1» из воздушного патруля опустился совсем низко. Он обстреливал ракетами, которые ложились рядом с ним, ярдах в сорока. Он вжался в землю, голова его дергалась от взрывных волн. Наконец «Скайрейдеры» набрали высоту, покачивая крыльями. Из джунглей поднимался дым. Пора выбегать. Ему не верилось, что кто-то из вьетконговцев мог уцелеть.

Один из вертолетов снизился, а другой стал кружить над поляной на большой скорости. Пулеметчики не прекращали огонь. Он побежал по утоптанной траве к первому вертолету, который был в метре от земли. Стрелок вертолета прицелился, сделав ему знак пригнуться. Над головой засвистели пулеметные очереди. Он прополз вперед, на руках и коленях, – нужно было преодолеть всего ярдов тридцать. Со всех сторон раздавались выстрелы, пули рикошетом отскакивали от обшивки вертолета. Он оглянулся и увидел, как из джунглей вынырнул вьетнамский солдат с реактивным снарядом на плече. Стрелок в вертолете дал пилоту сигнал подняться выше. Чарли вскочил, чтобы пробежать оставшиеся пятнадцать ярдов. Что-то над ним просвистело, из вертолета вырвалось пламя, дверь кабины оторвалась, а лобовое стекло превратилось в осколки. Он упал на колени. Объятая огнем машина осела на землю. Горящие люди выпрыгивали и начинали кататься по траве. Его охватило жаром, он стал отползать подальше от горящего вертолета. А когда взорвались баки с горючим, Чарли швырнуло на землю, рядом с ним приземлилось горящее колесо.

Он лежал тихо, выжидая.

Выстрелы из автоматических винтовок. Людские вопли. Потом пальба стала утихать. Голоса рыскающих вьетов. Он притворился мертвецом. Еще два выстрела, бух-бух. Голоса ближе. Лучше чтобы прикончили меня сразу. Прости, Элли. А я-то думал, что все обернется хорошо. Я тебя люблю, Бен. Я тебя люблю, Джулия. Голоса в траве. Кто-то схватил его за лодыжки и перевернул. Их глаза встретились. А потом, как положено, его начали молотить прикладами.

К нему возвращалось сознание. Сначала почувствовал боль в спине, потом, открыв глаза, обнаружил, что сидит на деревянном ящике в какой-то хижине. Спасательный жилет и пистолет исчезли. Голова была ватной. Северовьетнамский офицер встал, держа в руках тонкую папку. Коротышка-переводчик с умильным выражением лица наблюдал. Офицер прочел вслух несколько предложений, и коротышка перевел:

– Вам не вернуться никогда в Соединенные Штаты, должны понимать это теперь. Демократическая Республика Вьетнам воюет пятьдесят лет. Это ничто – мы боремся за независимость уже две тысячи лет. Монголы, японцы, французы, американцы, вы понимаете, нам все равно с кем. Ваше американское правительство не понимает. Так, для вас нет дороги назад. Капитан Чарльз Равич, вы есть военный преступник. Я говорю, что если мы видим, что вы будете сотрудничать при допросе, вас никто не тронет. Если скажете «нет», то будете получать наказание. Возможно, большое. Ваши военные силы принесли много смерти нашим товарищам. Мы образованный народ. Вы ничего о нас не знаете. Мы хорошие люди. Мы не заставляем вас принять совсем быстро решение. Мы знаем, что вы измените свою идеологию у нас. Нам известно, вас учили так не делать, сопротивляться. Я вам говорю, капитан Чарльз Равич, слушайте, что говорит ваша совесть, не слушайте Соединенные Штаты. Вы понимаете?

Потом последовал допрос.

– На каком самолете вы летаете?

Едва слышным шепотом он назвал свое имя, звание и личный номер.

– Мы уже видели номер у тебя на шее, да. Я спрашиваю, какой самолет?

Он опять повторил сказанное.

– Самолет. Скажи нам, какой.

– Нет.

Он взглянул на переводчика. Если они думают, что он будет отвечать на вопросы, то они не на того напали.

– Не скажу.

– Мы будем ждать немного, Чарльз Равич. Ты думай. Может быть, думай о том, где ты сейчас.

Офицер вышел.

Вопрос о самолете был только началом. Они знали, что это «F-4».

– Хорошо, – сказал переводчик. – Скоро заговоришь.

Солдат принес ему воды и липкую и жидкую рисовую кашу с бамбуковыми ростками, жестом указал на еду, он начал есть, жадно, руками.

После еды он почувствовал себя лучше, в голове прояснилось. Он понимал, где находится. Его задачей было вынести все физические и психологические пытки, пока не свихнется или не умрет, и не делать пропагандистские заявления. Когда же будет не в состоянии молчать, начнет лгать или выдавать искаженную информацию. Трудно судить, до какой степени они способны в таких вещах разбираться. Некоторые северные вьетнамцы получили французское образование. Иные из них были оппортунистами, другие – коммунистическими фанатиками. Сказать им, что мои родители держали свиноферму в Айове? Как узнать, где он сейчас находится? К северу от демилитаризованной зоны? В Восточном Лаосе? Он не фиксировал, в каком направлении летел в последние мгновения. Несколько градусов на компасе могли означать освобождение или долговременное заключение.

Но как узнать это? Нужно требовать от них еды и лечения. Чем лучше будут условия его заключения, тем легче он сможет перенести все испытания. В ВВС пилотов учили не терять присутствия духа, но от них не скрывалось, что все может случиться. У каждого есть предел, дойдя до которого человек ломается. Теряет присутствие духа.

Что их интересовало? Три вещи. Главным образом, параметры и системы вооружения – СССР и Китай могли использовать эти данные в других частях мира; в какой-то степени представляли важность специфические задания и стратегическая информация; меньшее значение придавалось тому, что под пыткой сообщалось прежде всего – приемы подготовки боевого состава и детали организации ВВС. Если пилота брали в плен и не отправляли немедленно в Ханой, тогда чем дольше он мог протянуть, тем выше были у него шансы на спасение Американскими или южновьетнамскими войсками.

Через несколько часов офицер, который вел допрос, вернулся. Раскрыл тонкую папку.

– Капитан Чарльз Равич. Мы начинаем. Тот поднял глаза.

– Я военнопленный и американский офицер.

Я…

– Чарльз Равич. Ты преступник! Военный преступник. Я тебе объясню. Мы тебя будем учить для трудных вопросов. Покажите военному преступнику Чарльзу Равичу первую фотографию.

Солдат принес три небольших альбома в черных переплетах.

– Этот мальчик стоял возле железной дороги, когда ваши истребители атаковали. Ты посмотри на него!

Офицер встал за его спиной и, схватив рукой за шею, пригнул голову к фотографиям.

– Ты видишь, что твои бомбы делают с моей страной, Чарльз Равич? И это малое, совсем малое свидетельство. Ты несешь ответственность. Много убитых. Слишком много, Посмотри на следующую фотографию, посмотри… женщина, ей шестьдесят два. Она чинила свое жилище, когда твой самолет атаковал. Ты видишь, это напалм. Она живет четыре дня и потом умирает. Так, ты знаешь западную философию. Человек – это сумма его поступков. Человек несет ответственность. Это западный взгляд, это твоя вера. Я говорю тебе, как одно человеческое существо другому: зачем ты это делаешь, зачем бросаешь бомбы на наших детей? Люди моей страны умирают. Ты, может быть, и теперь скажешь, что с пленным нужно хорошо обращаться? Нет, я хочу, чтобы ты быстро был убит. Мои родители крестьяне. Теперь я тебя спрашиваю – у тебя есть маленький сын? Маленькая дочь? Вот, у тебя изменилось лицо. Значит, есть. Теперь я тебя спрашиваю… следующую фотографию! Ты считаешь, что отвечаешь за это? За это! Или, еще фотография, за это? Это твои дела. Ты человек Запада, признаешь личную ответственность? Почему ты стал преступником?

После первого альбома ему показали еще два. Он узнавал сооружения на заднем плане. Депо. Мосты. Стоянки грузовиков, железнодорожные станции. Он их видел раньше. Он их бомбил.

Сумерки. Насекомые кружатся вокруг лампы, висящей под соломенной крышей. Офицер затолкал ему в рот носовой платок. Прошли часы. Спина затекла. Голову ему обвязали жесткой тряпкой, воняющей бензином. Раздался звук – будто метлой сметали мусор.

– Ложись! – завопил переводчик и ударил его по лицу. Он распластался на земле. – Лезь! – крикнул переводчик.

Потом ударом ноги под ребро его подтолкнули к норе. Эти твари, видно, хотят прикончить меня здесь, решил Чарли. А он и детей-то своих толком не видел, времени не было. Неожиданно он соскользнул вниз. Кто-то толкнул его сзади, и опять послышался тот же звук – от метлы. Вот его плечи уже задевают стены лаза. Он встал на четвереньки и пополз на руках и коленях, а сзади его подгонял голос: «Nanhlen!» – «Быстро!» Пытаясь приспособиться, нащупывая путь руками, он определил высоту и ширину туннеля, оказавшегося на редкость правильной формы. Почва под его коленями и руками была прохладной, плотно утрамбованной. Полная темень. Кто-то с шарканьем полз следом, подгоняя его винтовкой. Руки болели. Боль в спине усилилась – что-то треснуло или откололось в нижней части позвоночника. Время от времени он пересекал плоские деревянные планки, которыми, возможно, отмечалось расстояние. Пытался сосчитать, сколько их, но сбился со счета, когда туннель нырнул вниз и повернул. В какой-то момент он услышал шум быстро бегущей воды. А потом послышались голоса, то совсем близко, то далеко, то монотонные, то завывающие, кажется, плакал ребенок. Теперь – статические помехи коротковолнового приемника, подобные порывам ветра. Вьетконговские пещерные города. Судя по эху и движению воздуха вокруг, он приблизился к развилке туннеля. Ствол винтовки ткнулся в него, указывая, куда двигаться. Воздух был сначала свежим, потом стал зловонным, гнилостным. Подземные захоронения. Вполне в духе Вьетконга. Спрятать мертвецов, чтобы скрыть потери. Или это всего лишь гниющая рыба? Туннель пошел вверх, изогнулся и вновь резко вниз. Тут послышался рокот, такой зловещий, будто его рождала сама земля. Стены туннеля сотрясались. Инстинктивно он бросился на землю. «Nanhlen!» – завопил сзади солдат, толкая его. Чарли встал на колени и поспешно двинулся вперед, цепляясь за корни. Рев приближался. Он наткнулся на стену туннеля. Солдат велел идти направо, но вдруг схватил его за плечо. Чарли слышал его дыхание и бормотание на родном языке, возможно, он считал промежутки между взрывами на поверхности. Они раздавались совсем близко. На какой глубине вырыты туннели? Влажность грунта… высота детонации… Он попытался вспомнить глубину кратера при взрыве пятисотфутовой бомбы. «В-52» сбрасывают и тысячефунтовые… Рев, казалось, сейчас раздавался почти над ними. В ужасе солдат начал петь, ожидая развязки. Чарли понял – один из туннелей резко уходил в сторону от сектора бомбежки, а другой вел к нему. Земля сотрясалась. Он сгорбился, опираясь на руки и колени, застыв в полном мраке, ощущая горячий спертый воздух.

– Nanhlen! – взвизгнул солдат, дергая его влево. Он пригнулся, их накрыло волной жара.

Потом все затихло. Оба отдохнули, перед тем как двинуться дальше.

Свет. Запах горящего керосина. Когда он мешкал, дуло винтовки подгоняло. Голоса вьетнамцев. Взрыв смеха. Его руки нащупали мешки с рисом. Запах масла, звук скребущего по металлу напильника. Потом снова темнота. Шарканье ног конвоира – это все, что он слышал, да еще собственное дыхание. Ужасно потея, весь в грязи, он полз и полз… Казалось, он катапультировался много дней назад. Уже начинаю приспосабливаться, Элли, уже привыкаю, – подбадривал он себя.

Дулом винтовки его подтолкнули наверх, откуда долетали живые звуки, видимо, стрекотали насекомые. Солдат сорвал с его головы тряпку. Он стоял теперь на тропе, уводящей в джунгли. На его шею набросили веревку. Спина ослабла и горела, но он не подавал вида, что ему больно, – они и это могли использовать против него. Теперь, спустя несколько часов после восхода солнца, прямые солнечные лучи не проникали сквозь буйную растительность. Он втянул в себя густой, влажный воздух. Мухи и москиты собирались в гудящие, клейкие облака.

От связанных сзади рук он почувствовал невыносимую боль, – такую сильную, что в нем вспыхнула ненависть к мучившим его мерзавцам. Кожа в паху и под мышками начала неудержимо зудеть. Ему хотелось почесаться, освободить руки. Веревка врезалась в запястья так глубоко, что уже через несколько минут пальцы напрочь онемели.

На тропе появилась группа солдат. Они проворно шагали в своих похожих на пижаму униформах, у каждого «АК-47». Солдаты вели на веревке вокруг шеи пилота «В-52», судя по летному комбинезону. На фут выше вьетнамцев. Его лицо показалось Чарли знакомым, – может, они ходили в одну учебную группу. «В-52» сбивали редко, но такое случалось. Эти огромные самолеты на низких высотах становились легкими мишенями и не могли эффективно маневрировать. Лицо летчика было обмотано тряпкой, промокшей в крови. Он мог быть одним из тех, кто бомбил деревню прошлой ночью. Пилот волочил ноги, голова у него подергивалась.

– Этому человеку необходима медицинская помощь, – сказал Чарли.

– Иди давай, – ответил один из солдат, подталкивая его.

– Мне необходимы бинты и вода. Развяжите мне руки, и я… – еле слышно проговорил летчик,

Вьетконговец вложил дуло винтовки в его ухо – его намерение несложно было понять.

Через три часа раненый безжизненно рухнул на тропу. Вьетконговец закричал на него, пинками заставляя подняться.

– Дайте ему пить, – сказал Чарли.

Вьет нарезал лиан и соорудил грубые носилки для пилота, застонавшего, когда его укладывали.

Из-за впившихся веревок руки Чарли совершенно онемели. Боль проникала глубоко в грудь. Он пытался пошевелить пальцами, чтобы восстановить кровообращение. Безрезультатно. Но жажда доставляла еще больше мук. Во влажной жаре он потерял с потом, наверное, семь или восемь фунтов. Нечем было мочиться. В горле пересохло, губы растрескались. Ветки деревьев расцарапали кожу, порезы слегка кровоточили. Вокруг лица кружили насекомые. Какое-то время он пробовал сосредоточиться на шагах. Раз-два. Раз-два. Просто повторяй. Чертовы футбольные тренировки. Раз-два. Земля была влажной и черной. Тропа выглядела исхоженной. Он был рад, что с него не сняли кожаные пилотские ботинки со стальными пластинами в подошвах. Удивительно, как они могли ходить в этих своих черных маленьких тапочках?

Он слышал стоны бредившего американца, Несколько миль тропа шла вниз, пока они не достигли широкого ручья. Тысячи блестящих черных личинок каких-то насекомых свисали с ветвей деревьев и падали на него. Он встряхивал плечами, но безрезультатно, они ползали по груди, впиваясь в кожу. Падали и на вьетнамцев, но, похоже, тех это не беспокоило. Через грязно-зеленую воду был перекинут пешеходный мост, подвешенный на связанных лианах. Его покрытие шириной едва в два фута было составлено из тяжелых стальных звеньев, каждое примерно футов в пятнадцать, – старые танковые гусеницы. Перебравшись на ту сторону, они двинулись вверх по откосу берега, где почва была посуше; один из солдат вскрыл патронную гильзу, высыпал оттуда порох и смешал его с каким-то другим порошком. Потом завернул эту смесь в большой зеленый лист и поджег бутановой зажигалкой с инсигнией «Майамских дельфинов». Американская футбольная лига. Дон Шула. Едкий дым поднимался вверх. Солдат обошел группу, окуривая всех дымом. Личинки отпали, и они двинулись дальше.

Приблизились к старой дороге с грунтовой насыпью. Их конвоиры поспешили поскорей пересечь открытое пространство, осматриваясь по сторонам. В пяти футах от другого края дороги, в высоких тростниковых зарослях, виднелся ржавый остов старого бульдозера. Наследие колониальной эпохи, когда французы тщетно пытались построить дороги. Они потеряли во Вьетнаме в погоне за несбыточной мечтой целый век.

Часом позже ему развязали руки, но веревку на шее оставили. Руки, словно чужие, беспомощно болтались по сторонам. Он заметил, что тропа становится все более широкой и плоской, от нее разбегались небольшие тропинки. Затем, словно за невидимой границей, перед ними предстали кривые, изуродованные деревья с почерневшими кронами, свисавшими до земли; сквозь них просачивался свет, создавая замысловатые узоры. Отсюда начиналась долина, простиравшаяся на сотни ярдов. Ее земля была сплошь изрыта воронками, обугленные стволы деревьев стояли без ветвей и листьев, бесшумно пролетали птицы, серо-голубая пелена дыма стелилась в низинах. Угадывались остатки хижин, черепки глиняной посуды, рассыпанный рис, колесо велосипеда.

Солдаты дернули за веревку на шее, заставляя поторопиться. Он поднял глаза и с ужасом понял, почему здесь не видно людей. Деревня располагалась в пойме реки. Ее глинистые развороченные берега были завалены трупами. Тела, изуродованные и расчлененные, лежали одно на другом. Настоящий ад. Дети, женщины, старики, с вздутыми животами, из которых сочилась гниль. Над телами роились тучи мух, гудевших, запутавшись в черных мокрых волосах, жужжавших над гениталиями, садившихся на пальцы ног, носы, колени. «Раз и два…» Дальше по течению лежали пять мертвых буйволов. Они выглядели ухоженными, здоровыми. И снова мухи. Он-то знал, отчего все жители деревни были собраны в одном месте. «В-52» сбрасывали бомбы с короткими интервалами, пролетая на очень низкой скорости, чтобы создать эффект ковровой бомбардировки. Эти зеленые драконы летели очень высоко, их налет нельзя было предвидеть. Жители деревни, спасаясь, тащили за собой через реку буйволов. Там их и настигли бомбы.

Солдат тычком винтовки погнал его дальше.

Они шли, пока не достигли высоких отрогов холмов. Он был голоден, обессилен, но его руки наконец ожили. Чарли определил, что они движутся в сторону Лаоса, практически на запад, к горному хребту, который лежал на восточной границе. Ночь была светлой; на юг и восток простиралось колышущееся необъятное пространство. Солдаты бросили носилки с раненым пилотом на землю и разбили лагерь Они ели холодный липкий рис и спали по очереди. Его посадили спиной к выступу скалы и привязали руки к дереву. Всякий раз, когда он изменял положение тела, в спине что-то скрежетало. Ему дали полную чашку риса.

Время от времени в ночи были видны вспышки взрывов, милях в тридцати к югу. Зловеще прекрасные, неслышные на расстоянии. Утром он думал, что это ему привиделось. Да и спал ли он вообще?

Внезапно он остро затосковал по детям – по каждой черточке их лица. Папочка, папочка…

На следующий день они подошли к деревне. Его затащили в загон для скота с оцинкованным корытом, наполненным водой. Три огромных буйвола с утопленными в грязи копытами стояли вокруг огромных вонючих лепешек. Пожилой солдат-вьетконговец начал пичкать его историей борьбы Вьетнама с агрессорами за последнее тысячелетие: Чингиз-хан и монголы, китайцы, японские фашисты, французские империалисты, а теперь американцы. Каждая иностранная держава, начал солдат на своем тональным языке, имела предлог для войны – захват контроля над караванными путями, по которым вывозились пряности, обращение в католицизм, французская missioncivilisatrice, «защита свободы» – и каждый раз вьетнамцы (вьетконговец не усматривал разницы между Северным и Южным Вьетнамом, кроме той, что первый боролся за освобождение второго от американцев и их «марионеток») давали им отпор.

– Мы воюем десять, двадцать, пятьдесят лет. Твое правительство хочет быстрой победы. Не знают они Хо Ши Мина! Мы потеряем десять солдат против один ваш – и все равно победим.

Солдат настаивал на том, чтобы Чарли выступил по телевидению Ханоя и отрекся от Соединенных Штатов. Вокруг загона собрались зеваки, прильнув лицами к перекладинам. Смысла разговора они, разумеется, не понимали: высота при заходе на цель, топливные параметры, тактика ложных авиаформирований над Ханоем. Он качал головой, отказываясь отвечать. Вот это было понятно всем. Народ за забором начал вопить, и тогда солдат пригнул его голову к корыту, в котором плавала тошнотворная смесь из дохлых мух, дерьма и буйволиных волос.

– Говори!

Он покачал головой. Голову глубоко окунули в корыто. Он сосчитал до пятнадцати. Выдернули из-под воды.

– Говори! Какая тактика!

И опять головой в корыто. Он задержал дыхание, – все дело в должной концентрации, – береги воздух, расслабься… должны же они дать ему вздохнуть… легкие загорелись огнем… темень окутала сознание… Наконец голову выдернули из корыта. Грудь разрывалась.

– Говори!

Окунали его под воду десятки раз, потом внезапно прекратили и отволокли в неглубокую яму, бамбуковую клеть, попасть в которую можно было только ссутулившись. Там они оставили его в покое, хотя деревенские подходили поглазеть на него сквозь прутья клетки. Он прижался головой к этим прутьям, разглядывая деревню. На залитом водой поле молодые женщины просеивали рис, подбрасывая его в плоских корзинах. Поблизости без дела стояли солдаты с автоматами через плечо, переговариваясь, покуривая маленькие трубки. Выше по холму группа людей делала туннель в горе, используя ручные орудия труда. Вход в убежище был укреплен деревянными поперечными балками; отсюда появлялись женщины, толкавшие перед собой тачки. Кто-то наполнял рисом холщовые мешки, которые затем зашивались. Куры важно расхаживали по утрамбованной земле. Старик выравнивал длинные жерди бамбука плотницким тесаком. Запас провианта и фортификационная активность означали, что вьетконговцы опасались дня, когда американские наземные силы окружат их По периметру деревни были расставлены советские 130-миллиметровые легкие орудия «М-46». Два грузовика китайского производства стояли в засохшей грязи у кромки джунглей. Возможно, деревня была расположена вдоль ответвления идущей по отрогам гор тропы Хо Ши Мина, в десяти – пятнадцати милях от лаосской границы. Если поблизости американские войска, то, учитывая, что дороги в джунглях труднопроходимы для транспорта, воздушная разведка обнаружит грузовики.

Днем позже его вытащили из клети и привели в хижину. Пилот «В-52» лежал на циновке, едва дыша, – дыхание бедолаги не в силах было потревожить даже мух, залепивших его рот и глаза.

Пилота выволокли на улицу под солнце.

И снова принялись за Чарли. Тот же пожилой солдат со своей тощей тетрадкой.

– Скажи, какая у «F-15» высота захода на цель?

Он покачал головой.

– Скорость захода на цель? Сколько горючего перелетать от Убон до Ханой? Ты должен говорить.

Когда он опять отказался отвечать, ему связали за спиной руки, да так крепко, что сошлись локти. Потом перетянули ноги и соединили обе веревки. Потом к запястьям привязали еще веревку, которую через спину протянули к адамову яблоку. Малейшее движение натягивало одну их веревок, так что он ощущал, где соединялись все его кости, хрящи и мускулы. В спине, без сомнения, что-то было сломано.

Он искал способ не чувствовать боль. Но самовнушение не помогало. Когда же он попробовал заснуть, голову ему облили горячей водой. Не кипятком, но страшно горячей. А думать он уже был не в состоянии. Солдаты продернули палку между веревками и оттащили его обратно в яму.

Шел дождь. Он облизывал бамбуковые перекладины своей клетки. В голове вертелось: каждая минута, которую ты пережил, дает надежду на следующую. Возле клетки стояли солдаты и над чем-то смеялись.

День – ночь, ночь – день, возможно, еще один день, за которым была еще одна ночь, или этот день был перед прошлой ночью, или это ночь была день тому назад, после которой он только что очнулся? Он пробовал считать восходы и закаты, но такая система оказалась ему не по силам. Скоро осознал, что бормочет бессмыслицу. Конечности его плохо сгибались, так что стоять он мог с большим трудом. Даже когда веревки, изранившие кожу сквозь летный комбинезон, развязали, не мог прикоснуться руками к грудной клетке. Солдаты всякий раз, когда снимали с Чарли путы, избивали его. Поэтому оставаться связанным ему было даже легче. Губы покрылись коркой, тело слоем грязи, не той коричневой илистой грязью его детских лет (нет, вовсе не той грязью с берегов речушки, где они ребятами качались на тарзанке, сделанной из веревки с привязанной шиной, высоко взмывая над водой в воздух и плюхаясь с размаху в мутную теплую воду, потом опять и опять карабкаясь по осклизлому береговому откосу, чтоб снова взлететь к небу), но комковатой, пахнущей зловонной тиной субстанцией, в которой копошились красные черви. Мимо плелись деревенские жители в своих конических шляпах; детей он больше не занимал. Его кал из мягкого сделался твердым. Начались боли в желудке, и когда развязывали веревки, молился о том, чтобы ему удалось выдавить из себя эту боль вместе с фекалиями. Вытащив из клетки, его окатывали ведром воды и придвигали к носу деревянную миску. Кашица из ростков бамбука, риса, дохлых мух. Никто не сомневался, что он пожрет все это, словно пес. Так оно и было.

Какие-то мальчишки воткнули палку в тело пилота «В-52». Оно раздулось от газов и смердело.

Нужно было очень спешить. Но куда? Ночь и день. Он это сознавал.

Ему переломали руки, и он сказал: да, он летал на самолете, который сбрасывал бомбы.

Они поддерживали в нем жизнь, он не знал, почему. Заставляли его есть. Он вспоминал своих детей. Маленькую девочку и маленького мальчика. Он был рад тому, что таким, каков он сейчас, они его никогда не увидят. Вырастут взрослыми, так и не узнав своего отца. Но если в Элли есть хоть капля здравого смысла, она опять выйдет замуж. Как можно скорей. Она почувствует, что он хотел бы этого. Нарожай еще ребят, дорогая, чем быстрей, тем лучше.

Он много чего рассказал им о разных вещах, за это они давали ему воду, записывали то, что он говорил, а он молол и молол, похоже, в его болтовне они находили какой-то смысл. Однажды в его сознании возникла целая схема электрических систем «F-4» в трех измерениях. И так же внезапно стерлась из памяти. Без следа, просто позабыл ее навеки.

Они не давали ему спать – пусть чувствует, что он в их власти.

Однажды утром над деревней пролетел, разбрасывая кипы прокламаций, призывающих сдаваться, американский винтовой самолет. Несколько листовок приземлилось прямо на его клеть. Он был знаком с их текстом. Листовка легко умещалась на ладони; на ней был изображен «В-52» с открытыми люками, из которого сыпались бомбы. Day PHONG PHAO CO KHONG LO B.52…«Это грозный „В-52“. Очень скоро на вас обрушится ужасающий град бомб, сеющий смерть и разрушение. Эти самолеты очень быстро летают. Они рупор правительства Южного Вьетнама. Они провозглашают его решимость уничтожить угрозу миру в лице Северного Вьетнама. Этот район будут бомбить снова и снова, но вам не будет известно, в какой точке и когда. Самолеты, несущие бомбы, летают так высоко, что их нельзя услышать и увидеть. Они обрушат на вас свой смертоносный груз без предупреждения. Покидайте этот район, спасайте свои жизни. Используйте эту листовку или пропуск Женевской конвенции и собирайтесь у ближайших правительственных представительств. Солдаты и все население Республики Вьетнам будут рады вас приветствовать». На обратной стороне: «Giaythong-hanh…» «Пропуск будет безоговорочно приниматься правительственными агентствами Вьетнама и службами сил союзников».

Деревенские ребятишки подобрали и сожгли все листовки.

Его переместили в хижину. Связали руки вместе, другой веревкой привязали к шесту. Из него мягко, с чавкающими звуками, вываливался кал, – великое облегчение для Чарли.

Он провел целый день, пытаясь распрямить ногу. Но после всех трудов нога не распрямилась, нисколечко.

Однажды утром они положили доску ему на голени, взвалив на нее три мешка из-под риса, наполненных камнями. К полудню он признался в том, что Элли подписала заем на сорок семь тысяч долларов и что у него имеется страховой полис на тридцать пять тысяч. Их заинтересовали такие большие суммы, они их записали. Ты очень богатый человек. Что еще у тебя есть? Он не видел никакой выгоды что-то скрывать. Тем более, все равно прикончат, кто бы сомневался. Что еще? Акции IBM, прошептал он, восемьсот паевых акций. Что такое IBM? Международная корпорация по производству офисного оборудования, такая компания. Что такое акции? Это такой маленький кусочек, часть компании. Сколько таких кусочков у компании?

– Не знаю, – ответил он.

Тогда его стали хлестать по спине сдутой велосипедной камерой.

– Может, десять миллионов, – прохрипел он. Цифра показалась им неправдоподобно большой, и его снова принялись избивать.

Он посмотрел на свои ноги. Его плоть ссохлась.

Ночью деревню сотрясали снаряды. На рассвете звено сверхзвуковых «F-105» пронеслось на малой высоте над джунглями, и небо прогрохотало канонадой. Солнце начало набухать над землей. «Скай-рейдеры» снизились, сбрасывая противопехотные бомбы. Он, должно быть, находился в Лаосе или Южном Вьетнаме. Мимо его хижины взад-вперед носились солдаты. Пробежала женщина, перепачканная кровью. Он понял – в деревне переполох. Услышал, как вертолетные лопасти шлепают по воздуху, как трещат автоматы и пулеметы. Сквозь прутья решетки увидел бегущих по грязи солдат с мешками риса. Он взглянул на свою бейсбольную перчатку, ожидая, что его вот-вот найдут свои. На ее большом пальце была надпись в специальной крошечной графе: Владелец Этой Подлинной Перчатки Фирмы «Роулингс» – имярек. В нее каждый вписывал свое имя.

Вьетконговцы бежали в джунгли. Извиваясь, он прополз по земляному полу ближе к выходу. Веревка натягивалась, все туже перехватывая запястья. Три морских пехотинца медленно двигались от одной хижины к другой. Один из них давал по каждой несколько автоматных очередей, затем заходил внутрь. Из некоторых выносил кипы бумаг и складывал их в ранец. В большинстве случаев выводил деревенского жителя под прицелом автомата. После того как они проверили все хижины, начали их поджигать, поливая пламенем соломенные крыши из заплечного огнемета. Горящие лачуги задымили до самого неба. Солдаты нашли девочку-подростка в одной из хижин и выволокли ее наружу. Она сопротивлялась.

– Детка-сан мне сделает минет? – спросил один из солдат.