Текст книги "Уродливая Любовь (ЛП)"

Автор книги: Колин Гувер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 6

Майлз

Шесть лет назад

Мы ужинаем, но как-то неловко.

Лиса и отец пытаются втянуть нас в разговор, но ни она, ни я не в настроении разговаривать. Мы пялимся на наши тарелки.

Вилками двигаем еду вокруг.

Нам не хочется есть.

Папа спрашивает Лису, хочет ли она пойти сесть на диван.

Лиса отвечает да.

Лиса просит Рейчел помочь мне убрать со стола.

Рейчел соглашается.

Мы уносим тарелки на кухню.

И молчим.

Она опирается на стол, пока я загружаю посудомоечную машину.

Она видит, что я делаю все, чтобы не смотреть на нее. Она не осознает, что она везде. Во всем. Все есть Рейчел.

Это съедает меня изнутри.

Мои мысли теперь не просто мысли.

Мои мысли – это Рейчел.

Я смотрю на раковину.  Но хочу посмотреть на Рейчел. 

Я вдыхаю воздух.  Но хочу вдыхать аромат Рейчел. 

Я закрываю глаза.  Но хочу видеть только Рейчел. 

Я мою руки.  Но хочу дотронуться до Рейчел. 

Я вытираю руки полотенцем перед тем, как повернуться к ней.

Ее руки держится за стол. Мои скрещены на груди.

– Они самые ужасные родители на свете, – шепчет она.

Ее голос обрывается.

Мое сердце разрывается.

– Отвратительные, -говорю я ей.

Она смеется.

Я не должен влюбиться в твой смех, Рейчел. 

Она вздыхает. Я влюбляюсь и в это.

–Как долго они встречаются?– спрашиваю я ее.

Она честно ответит.

Она пожимает плечами. – Около года. Это были отношения на большом расстоянии, пока она не решила перевезти нас сюда, поближе к нему.

Я чувствую, как сердце моей матери разрывается.

Мы ненавидим его.

–Год?– спрашиваю я. -Ты уверена?

Она кивает.

Она не знает о моей матери. Определенно.

–Рейчел?

Я произношу ее имя вслух, так, как хотел с того момента, как встретил ее.

Она продолжает смотреть прямо на меня. Она глотает, а затем  медленно выдыхает. -Да?

Я подхожу к ней.

Ее тело реагирует. Она становиться выше, но не намного.

Она тяжело дышит, но не сильно. Ее щеки краснеют, но не сильно.

Но этого достаточно.

Я беру ее за талию. И смотрю ей в глаза.

Они не запрещают мне, так что я продолжаю.

Когда мои губы касаются ее, все зашкаливает. Это и хорошо, и плохо, и правильно, и неправильно, и  расплата.

Она вдыхает немного моего аромата. Я выдыхаю, давая ей еще больше. Наши языки касаются, и вина захватывает нас,

когда я провожу рукой по ее волосам, которые Бог создал специально

для нее.

Мой любимый вкус – Рейчел.

Моя любимая вещь – Рейчел.

Я хочу Рейчел себе на день рождения. Я хочу Рейчел на Рождество.

Я хочу Рейчел на выпускной.

Рейчел, Рейчел, Рейчел. 

Я все равно влюбляюсь в тебя, Рейчел. 

Дверь открывается.

Я отпускаю Рейчел.

Она отпускает меня, но только в физическом плане. Я до сих пор

чувствую ее повсюду.

Я отворачиваюсь от нее, но все вокруг до сих Рейчел.

Лиса заходит на кухню. Она выглядит счастливой.

У нее есть право быть счастливой. Не она ведь умерла.

Лиса говорит, что им пора идти.

Я говорю им обеим: – До свидания,– но мои слова сказаны только для Рейчел.

Она знает это.

Я заканчиваю прибираться.

И говорю отцу, что Лиса милая.

Я не говорю ему пока, что ненавижу его. Может быть, никогда и не скажу.

Я не знаю, правильно ли это, дав ему знать, что теперь я не представляю

его тем, кем он был для меня раньше.

Теперь он просто … нормальный. Просто человек.

Может это обряд посвящения, чтобы стать человеком –

осознание, что у отца, жизнь настолько же запутанная,

как и у меня.

Я иду к себе в комнату. Достаю телефон и пишу Рейчел.

Я: Чтобы мы будет делать с завтрашним вечером? 

Рейчел: Мы соврем им? 

Я: Встретимся в семь? 

Рейчел: Хорошо. 

Я: Рейчел? 

М: Да? 

Я: Спокойной ночи. 

Рейчел: Спокойной ночи, Майлз.

Я выключаю телефон, потому что хочу, чтобы последнее сообщение,

которое я получу сегодня, был от нее.

Я  влюблюсь, Рейчел.

Глава 7

Тейт

Прошло две недели с тех пор, как я в последний раз видела Майлза, и всего две секунды – как я думала о нем. Похоже, он работает столько же, сколько и Корбин, и это мило, когда он находит время для меня. И мило, когда Корбин не работает, и мне есть с кем поболтать. Я хочу сказать, это мило, когда и Корбин, и Майлз не работают, но этого не происходило ни разу с тех пор, как я живу здесь.

До этого дня.

– Его отец работает, и он свободен до понедельника, – сказал Корбин.

Я не знаю, зачем он пригласил Майлза поехать домой с нами на День Благодарения. Он постучал в дверь Майлза.

– Ему все равно больше нечем заняться.

Я почти уверена, что кивнула после окончания его фразы, но затем я развернулась и направилась к лифту. Я боюсь, что, когда Майлз выйдет, мое волнение из-за его присутствия станет слишком заметным.

Я стою в лифте, у самой дальней стены, когда они оба появляются рядом. Майлз кивает мне, и это все, что мне досталось. Когда мы в последний раз виделись, я делала вещи довольно неловкие для нас обоих, поэтому я не сказала ни слова. Я также стараюсь не пялиться на него, но мне чертовски трудно сосредоточиться на чем-то другом. На нем бейсболка, джинсы и футболка с эмблемой Форти Найнерс.

Видимо, именно поэтому мне трудно не смотреть на него. Меня привлекают парни, которые мало заботятся о своей привлекательности.

Я отвела глаза от его одежды и встретила его сосредоточенный взгляд. Я не знаю, что лучше, смущенно улыбнуться или отвести взгляд. Поэтому я просто копирую то, что делает он, дожидаясь, пока он отведет взгляд первым.

Но он не отводит.

Он продолжает смотреть прямо на меня на протяжении всей нашей поездки в лифте. И я упорно повторяю за ним. Когда мы, наконец, достигли 1 этажа, я пропустила его вперед, потому что на протяжении 60 секунд мне сложно было нормально дышать, и мне надо было успокоиться.

– Куда ты собрался? – спросил Кэп, когда мы все вышли из лифта.

– Домой, в Сан-Диего, – ответил Корбин. – Какие у тебя планы на День Благодарения?

– Это будет загруженный полетами день, – ответил Кэп – я буду работать здесь.

Он подмигнул мне, и я подмигнула ему в ответ до того как он переключил внимание на Майлза.

– Что насчет тебя, парень? Ты поедешь домой сам?

Майлз посмотрел на него так же, как совсем недавно на мня в лифте. Это немного расстроило меня, ведь я думала, что этот взгляд означает, что он чувствует то же, что и я, когда он рядом. Но сейчас, наблюдая за их визуальным поединком, я поняла, что этот взгляд не является признаком привлекательности того, на кого он направлен. Майлз смотрит так на всех.

Пять молчаливых и напряженных секунд прошли прежде, чем они заговорили.

Может, Майлзу не нравится, когда его называют парнем?

– Счастливого дня благодарения, Кэп. – наконец произносит Майлз, оставив вопрос Кэпа без ответа. Он развернулся и пошел по коридору с Корбином.

Я посморела на Кэпа и пожала плечами.

– Пожелай мне удачи,– сказала я негромко, – похоже, у мистера Ашера может быть другой неудачный день.

Кэп улыбнулся мне.

– Нет, – ответил он, делая шаг к своему стулу,– просто кое-кто не любит вопросы.

Он опустился в свое кресло и помахал мне рукой на прощание. Я помахала ему тоже, прежде чем направиться к выходу.

Не знаю, прощает ли он Майлзу грубость, потому что тот ему нравится, или он прощает ее всем.

– Я поведу, если хочешь. – сказал Майлз Корбину, когда мы добрались до машины.– Я знаю, что ты не выспался. Ты можешь сесть за руль завтра, на обратном пути.

Корбин согласился, и Майлз открыл водительскую дверь. Я забралась на заднее сидение и постаралась понять, где мне лучше сесть: за Майлзом, посередине или позади Корбина. Но, куда бы я ни села, я чувствовала его.

Он повсюду.

Он во всем.

Словно человек обнаруживает влечение к кому-либо. Вот он нигде, но, вдруг, он появляется везде, хочешь ты этого или нет.

Это дает мне надежду, что я для него хоть где-то. Но надежда не длится долго.

Я могу определить, когда парень увлечен мной. И Майлз к числу моих поклонников не относится. Поэтому мне надо найти способ остановить то, что я чувствую рядом с ним. Последнее, что мне нужно сейчас, это глупое увлечение, когда я едва нахожу время для обеих работ и школы.

Я достала книгу из своей сумки и начала читать. Майлз включил радио, а Корбин разложил свое кресло, закинул ноги на приборную панель.

– Меня не будить, пока мы не приедем, – заявил он, надвигая кепку на глаза.

Я взглянула на Майлза, когда он настраивал зеркало заднего вида. Он развернулся, чтобы выехать с парковки, и мы встретились взглядами.

– Тебе удобно? – спросил он.

Он развернулся прежде, чем я успела ответить, и повел машину, поглядывая на меня в зеркало заднего вида.

Ага, – сказала я, заставив себя улыбнуться. Я не хочу, чтобы он думал, что я расстроена из-за того что он едет с нами, но мне тяжело не замыкаться в себе, когда он рядом. Он смотрел на дорогу, и я вернулась к чтению.

Тридцать минут спустя, из-за движения машины, сопровождающего мое чтение, у меня разболелась голова. Я отложила книгу и стала устраиваться на сидении. Я запрокинула голову и устроила ноги на консоли между Майлзом и Корбином. Он взглянул на меня в зеркало, и его глаза вели себя так же, как и руки, действующие в дюйме от меня. Он задержал взгляд всего на пару секунд, а затем переключил внимание на дорогу.

Я ненавижу это.

Я понятия не имею, что творится у него в голове. Он никогда не улыбается. Он не смеется. Он не флиртует. Его лицо выглядит так, словно он оградил свои эмоции от внешнего мира листом брони.

Я часто была недоверчивой с парнями, потому что они много говорят, и бывает довольно больно, когда начинаешь верить в ту ерунду, что взбрела им в голову.

Я искренне надеялась, что Майлз не относится к этому типу парней. Я хочу знать все мысли, посещающие его голову. Особенно то, о чем он думает сейчас.

Я наблюдаю за ним в зеркало заднего вида, пытаясь выяснить, о чем он думает, когда он снова поднимает на меня взгляд. Я отвела глаза, смущенная тем, что он застал меня разглядывающей его. Но это зеркало, как магнит, притягивало мой взгляд, и мне пришлось приложить усилия, заставляя себя не смотреть в него.

Я на секунду заглянула в зеркало. Как и он.

Я снова отвернулась.

Дерьмо.

Эта поездка обещает быть одной из самых длинных в моей жизни.

Я выждала три минуты, прежде чем снова посмотреть в зеркало.

Дерьмо. Как и он.

Я улыбнулась, принимая игру, которую мы оба затеяли.

Он улыбнулся в ответ.

Он

Улыбнулся

Мне.

Майлз снова уставился на дорогу, но улыбка играла на его губах еще несколько секунд. Я знаю, потому что я не могла прекратить пялиться на него. Я хотела сфотографировать ее, прежде чем она исчезнет, но это было бы глупо.

Он опустил свою руку на консоль, но мои ноги мешали ему. Я приподнялась на локтях.

– Извини, – сказала я, собираясь опустить ноги на пол.

Его пальцы обхватили мою лодыжку, препятствуя мне.

– Все нормально, – сказал он.

Его рука все еще держит мою ногу.

Черт возьми, его пальцы гладят мою ногу. Действительно гладят мою ногу. Мои бедра сжались, дыхание участилось, а ноги напряглись, потому что я умру, если он уберет руку прежде, чем я успею насладиться его прикосновениями.

Я вынуждена прикусить губу, чтобы сдержать улыбку.

Я думаю, ты увлечен мной, Майлз.

 • • •

Как только мы приехали к моим родителям, Майлзу и Корбину поручили развешивать рождественские гирлянды. Я принесла вещи из машины. Мне пришлось уступить парням свою комнату, так как только там были две кровати. Сама я поселилась в старой спальне Корбина. Разместившись, я отправилась на кухню, помогать маме с праздничным ужином.

День благодарения никогда не был большим событием в нашей семье. Мои родители не любили выбирать между семьями, и мой отец редко бывал дома, ведь для пилотов каникулы – самое напряженное время. Мама решила, что день благодарения мы будем отмечать исключительно в семейном кругу. Поэтому в День Благодарения за столом сидели я, Корбин, мама и папа, когда он был дома. В прошлый раз мы с мамой праздновали вдвоем, потому что папа и Корбин были на работе.

В этом году мы все вместе.

И Майлз.

Странно видеть его здесь.

Мама, кажется, счастлива видеть его. В любом случае, она бы не возражала. Отец любит всех, и он больше чем счастлив, что ему помогли с рождественскими гирляндами. Так что, я думаю, присутствие кого-то третьего не сильно его волнует.

Мама передала мне чашку с вареными яйцами, и я начала чистить их для приготовления с пряностями. Она оперлась локтями на стол и подперла руками подбородок.

–Этот Майлз красавчик, – сказала она, выгнув брови дугой.

Давайте, я расскажу вам кое-что о моей матери. Она отличная мама. Действительно отличная мама. Но я никогда не любила говорить с ней о парнях. Это началось, когда мне было 12, и это был мой первый случай. Она была настолько взволнована, что позвонила трем своим подругам, чтобы посоветоваться, прежде чем объяснить, что за чертовщина со мной творится. Я рано усвоила, что все секреты перестают быть секретами, когда они достигают ее ушей.

–Он ничего, – вру я. Я нагло вру, потому что он – красавчик. Его золотисто-каштановые волосы сочетаются с завораживающе голубыми глазами, его широкие плечи, щетина, обрамляющая его породистый подбородок, когда он несколько дней отдыхает от работы. Он потрясающе пахнет, словно он отлько что вышел из душа и еще не вытерся полотенцем.

О Боже.

Какого черта я думаю об этом сейчас?

– У него есть девушка?

Я вздрогнула.

– Я не так близко с ним знакома, Мам.

Я ставлю чашку в раковину и включаю воду, чтобы убрать остатки скорлупы.

– Как папе живется на пенсии? – спросила я, спеша переменить тему.

Мама усмехается. Я знаю эту усмешку. Я терпеть не могу ее.

Я знаю, что мне не обязательно говорить что-либо. Она моя мама. Она уже знает.

Я краснею, отворачиваюсь и, наконец, домываю эти чертовы яйца.

Глава 8

Майлз

Шесть лет назад

– Я пойду к Йену сегодня, – говорю я ему.

Его это не волнует. Он уходит с Лисой. Он зациклен на Лисе.

Лиса – его все.

Раньше его всем была Кэрол. Иногда всем для него были Кэрол и Майлз.

Теперь все для него – Лиса.

Меня это устраивает, потому что для меня все – он и Кэрол.

И никто более.

Я набрал ей, можем ли мы встретиться где-нибудь. Она ответила, что Лиса только что ушла, направляясь к моему дому, и что я могу заехать за ней.

Когда я приехал, я не знал, стоит ли мне выходить из машины.

Я не знал, хочет ли она этого.

Но я вышел.

Я подошел к ее двери и постучал.

Я понятия не имею, что буду говорить, когда она откроет. Часть меня хотела извиниться за тот поцелуй.

Другая часть хотела задать ей миллион вопросов, несмотря на то что я знаю все о ней. Но больше всего мне хотелось поцеловать ее снова, особенно сейчас, когда она открыла дверь и встала прямо передо мной.

– Хочешь зайти ненадолго? – спросила она. – Ее не будет еще несколько часов.

Я кивнул. Надеюсь, ей нравится мой кивок так же, как мне нравится ее. Она закрыла за мной дверь и я осмотрелся. Их жилище довольно маленькое. Я никогда не жил в таком небольшом месте. Кажется, мне нравится здесь. Чем меньше дом, тем больше его жильцы любят друг друга. У них нет лишнего места, чтобы не любить. Я бы хотел, чтобы место, где мы с отцом живем, было меньше. Место, в котором мы были бы вынуждены взаимодействовать. Место, где мы бы перестали притворяться, будто мама не оставила слишком много пустоты, когда умерла.

Рейчел пошла на кухню. Она спросила, хочу ли я выпить.

Я последовал за ней и спросил, что у нее есть. Она ответила, что у нее есть все, кроме молока, чая, кофе, содовой, сока и алкоголя.

– Я надеюсь, ты любишь воду, – сказала она, рассмеявшись над своими словами.

Я засмеялся вместе с ней.

– Вода – самое то. Я бы выбрал ее в первую очередь.

Она налила нам по стакану воды и мы прислонились к стойке друг напротив друга.

Мы смотрели друг на друга не отрываясь.

Я не должен был целовать ее прошлым вечером. 

– Я не должен был целовать тебя, Рейчел.

– Я не должна была позволять тебе, – ответила она.

Мы уставились друг на друга снова. Интересно, она позволила бы мне поцеловать ее еще раз. Наверное, мне стоило уйти.

–Будет нетрудно остановить  это, – сказал я.

Я солгал. 

– Нет, не будет.

Она говорит правду. 

– Думаешь, они поженятся?

Она кивает. Почему-то, этот кивок не слишком нравится мне. Мне не нравится вопрос, на который он отвечает.

– Майлз?

Она смотрит вниз, на свои ноги. Она произнесла мое имя так, словно это пистолет, и она собирается сделать предупредительный выстрел. Я приготовился убегать.

– Что?

– Мы сняли жилье только на месяц. Я подслушала ее телефонный разговор вчера, – она подняла на меня взгляд – мы съедемся через две недели.

Я потерял дар речи.

Она переезжает ко мне.

Она будет жить в моем доме.

Ее мать собирается занять место, оставленное моей мамой.

Я закрываю глаза.  Я все равно вижу Рейчел. 

Я открываю глаза.  Я смотрю на нее в упор. 

Я отвернулся и вцепился в столешницу. Я даю мыслям успокоиться прежде чем ответить. Я не знаю что делать. Я не хочу увлекаться ей.

Я не хочу влюбляться в тебя, Рейчел. 

Я не глуп. Я знаю, как действует страсть.

Страсть хочет лишь то, чего не может иметь.

Страсть хочет, чтобы я завладел Рейчел.

Здравый смысл хочет, чтобы Рейчел ушла. 

И я принимаю его сторону. Я снова повернулся к ней лицом.

– Так не пойдет, – сказал я, – съехаться с нами. Это не закончится добром.

– Я знаю, – шепчет она.

– Как нам остановить это? – спросил я.

Она взглянула на меня, надеясь, что я сам отвечу на свой вопрос.

Я не могу.

Тишина.

Тишина.

Тишина.

ГРОМКАЯ, ОГЛУШИТЕЛЬНАЯ ТИШИНА.

Я хочу закрыть уши руками.

Я хочу заковать свое сердце в броню.

Я так и не узнал тебя, Рейчел. 

– Я должен идти, – говорю я.

Она соглашается,

– Я не могу, – шепчу я.

Она соглашается.

Мы смотрим друг на друга.

Может, если я буду смотреть на нее очень долго, мне надоест.

Я хочу попробовать ее снова.

Может, если я буду пробовать больше, мне надоест.

Она не дожидается моих прикосновений. Мы встречаемся на полпути.

Я касаюсь ее лица, она касается моих рук, и наши грехи сталкиваются, когда наши губы соприкасаются.

Мы лжем самим себе об истине. Мы говорили себе, что знаем ее. Мы знали ее не полностью...

Моей коже намного комфортнее, когда она касается ее. Моим волосам комфортнее, когда она запускает в них пальцы. Моему рту комфортнее, когда в нем ее язык.

Я бы хотел, чтобы мы дышали так.

Жили так. 

Тогда жизнь была бы лучше.

Ее спина прижата к холодильнику. Мои руки позади ее головы. Я отстраняюсь и смотрю на нее.

– Я хочу задать тебе миллион вопросов, – говорю я.

Она улыбается.

– Думаю, тебе стоит начать.

– Куда ты собираешься поступать?

– Мичиган, – отвечает она, – а что насчет тебя?

– Останусь здесь, пока не получу бакалавра, затем мы с моим лучшим другом Йеном поступим в летное училище. Я хочу быть пилотом. А кем будешь ты?

– Счастливой, – улыбаясь, отвечает она.

Безупречный ответ.

– Когда твой день рождения? – задаю я следующий вопрос.

– Третьего января. Мне будет восемнадцать. А твой?

– Завтра, – говорю я, – мне будет восемнадцать.

Она не верит, что мой день рождения завтра. Я показываю ей свой ID. Она заранее поздравляет меня. Она целует меня снова.

– Что будет, если они поженятся? – спросил я.

– Они никогда не позволят нам быть вместе, даже если свадьбы не будет.

Она права. Это было бы сложно объяснить друзьям. Объяснить семье.

– Итак, зачем же мы это делаем, если знаем, что это плохо кончится? -спросил я.

– Потому что мы не знаем как остановиться.

Она права.

– Ты уедешь в Мичиган через семь месяцев, а я останусь здесь, в Сан-Франциско. Видимо, это и есть наш выход.

Она кивает.

– Семь месяцев?

Я киваю.

Я провел пальцем по ее губам, потому что ее губы требуют прикосновений, даже когда не целуешь их.

– Мы будем вместе эти семь месяцев. Мы никому об этом не расскажем.

затем... – я замолчал, потому что не знал как произнести " мы остановимся".

– Затем мы остановимся, – шепчет она.

– Затем мы остановимся, – соглашаюсь я.

Она кивает, и начинается обратный отсчет.

Я целую ее, и мне немного легче, когда у нас есть план.

– У нас получится, Рейчел.

Она улыбается, соглашаясь.

– У нас получится, Майлз.

Я уделяю ее губам столько внимания, сколько они заслуживают.

Я буду любить тебя семь месяцев, Рейчел.

Глава 9

Тейт

– Медсестра!– кричит Корбин. Он заходит на кухню и Майлз следует  за ним. Корбин отходит в сторону и указывает на Майлза. Его рука вся в крови. Кровь  капает. Майлз смотрит на меня, как будто я должна  знать, что делать. Это не скорая помощь. Это кухня моей мамы.

–Не могла бы помочь? – сказал Майлз, крепко сжимая свое запястье. Его кровь капает по всему полу.

–Мама!– кричу я. -Где твоя аптечка?  Я открываю шкафы, пытаясь найти ее.

–Внизу ванная комната! Под раковиной! -кричит она.

Я указываю в сторону ванной, и Майлз следует за мной. Я открываю шкаф и вытаскиваю набор. Закрываю  крышку  унитаза, и направляю Майлза занять место, затем я сажусь на край ванны и тяну его руку к себе.

–Что ты сделал? Я начинаю обрабатывать  и осматривать рану. Она глубокая, прямо по центру ладони.

– Ухватился за стремянку. Она падала.

Я качаю головой.

 – Ты должен  был  просто дать ей упасть.

– Я не мог,– говорит он.– Там был Корбин.

Я смотрю на него, а он смотрит на меня своими насыщенно голубыми глазами.

Я посмотрела вниз на его руку.

– Тебе нужно наложить  швы.

– Ты уверена?

–Да, –говорю я.– Я могу отвезти тебя в скорую помощь.

– Ты не можешь наложить их сама?

Я качаю головой.

– У меня нет материала. Мне нужны нити для сшивания раны. Рана довольна глубокая.

Рукой он обыскал аптечку. Майлз достал катушку ниток и передал ее мне.

– Делай все возможное.

– Это не пришить чертову пуговицу, Майлз.

–  Я не потрачу целый день в отделение неотложной помощи из-за пореза. Просто сделай то, что  можешь. Я буду в порядке.

Я тоже не хочу, чтобы он провел весь день в отделении неотложной помощи. Это значит, что его не будет здесь.

– Если твоя рука инфицируется, и ты умрешь, я не причем.

– Если вдруг я заражусь и умру, то я буду слишком мертв, чтобы винить тебя.

–Точно подмечено,– говорю я. Еще раз обработав рану, беру материал. Мне нужно выложить его на полку. Мне было неудобно, поэтому я встала и поставила свою ногу на край ванны. Я положила его руку на свою ногу.

Я положила его руку на свою ногу.

О, черт.

Я не смогу работать, когда его рука на моей ноге. Если я хочу, чтобы мои руки сохраняли спокойствие и не тряслись, я должна изменить положение.

–Это не сработает, -говорю я, повернувшись к нему лицом.

Взяв его за руку я усадила его на стойку, затем стала прямо напротив него. Другой способ работал лучше, тогда нога Майлза не касалась моей, в то время как я обрабатывала.

– Будет больно,–  предупреждаю я.

Он смеется, как будто он знаком с  болью, и это не боль.

Я прокалываю  его кожу иглой, а он даже не дрогнул.

Он не издает ни звука.

Он смотрит спокойно на то, как я работаю. То и дело Майлз переводит свой взгляд с моей руки на лицо. Мы молчим.

Я стараюсь игнорировать его.  Пытаюсь сосредоточиться на его руке и ране, которую срочно надо зашить, но наши лица так близко, и я  чувствую  его дыхание на моей  щеке. И он начинает дышать чаще.

– У тебя будет шрам, -шепчу я.

Интересно, куда делся голос.

Я продеваю иглу в четвертый раз. Я знаю, это больно, но он это не показывает. Каждый раз, когда игла пронзает его кожу, я должна  удержаться  от того, чтобы не морщиться за него.

Мне следует сосредоточиться на его травме, но единственное, что я могу ощущать это соприкосновение наших коленей.  Здоровая рука лежит на моем колене. Кончиками пальцев он касается моего колена.

Я понятия не имею, как такое может происходить, но все, на чем я могу сосредоточиться  это на его пальцах. Я чувствую такой жар на джинсах, как клеймо. Вот он с серьезной раной, кровь впитывается в полотенце под рукой, моя игла  прокалывает его кожу, и все, на чем я могу сосредоточиться это на соприкосновении моего  колена и  его пальца.

И я  задаюсь вопросом, как бы это ощущалось, если  бы между нами не было слоя одежды.

Наши глаза встретились на две секунды, а затем я быстро опустила взгляд на его  руку. Он сейчас  вообще не смотрел на нее. Он смотрит на меня, и я приложу все усилия, чтобы игнорировать то, как он дышит. Я не могу сказать почему ускорилось его дыхание :потому что  я близко стою или потому что ему больно.

Два кончика пальцев касаются моего колена.

Три.

Я снова  вдыхаю и пытаюсь  сосредоточиться на своем  деле.

Я не могу.

Это преднамеренно. Его прикосновение не случайны. Он трогает, потому что он хочет касаться  меня. Его пальцы обводят  мое колено, и рука скользит на заднюю часть ноги. Он со вздохом прислоняется  лбом к  моему плечу и сжимает рукой  мою ногу.

Я понятия не имею, как все еще стою.

– Тейт, – шепчет он. Майлз мучительно произносит мое имя,  я останавливаюсь и жду, пока он скажет, что ему больно и попросит дать ему минуту. Вот почему он касался меня? Потому что ему было больно?

Он ничего не говорит, поэтому я заканчиваю последний стежок и завязываю нить.

–Готово, – я говорю, заменяя элементы на стойке. Он не отпускает меня, так что я не отхожу  от него.

Его рука медленно скользит вверх по моей ноге, по бедру  и плавно переходит на мою талию.

Дыши, Тейт.

Его пальцы обхватили  мою талию, все еще прижимаясь головой ко мне , он притянул  меня ближе.  Мои руки находят его плечи, так как я должна ухватиться за что-нибудь, чтобы не упасть . Каждая мышца моего тела так или иначе просто забыла, как делать свою работу.

Я до сих пор стою, а он все еще сидит, но теперь  я расположена между его ног, Майлз притянул  меня так близко. Он медленно поднимает  голову с моего плеча, и я закрываю глаза,  потому что он заставляет меня нервничать, я не могу смотреть на него.

Я чувствую, как Майлз наклонил свое  лицо, чтобы посмотреть на меня, но мои глаза все еще закрыты. Я закрыла их немного сильнее. Я не знаю, почему. Я ничего не знаю  сейчас. Я просто знаю, Майлза.

И сейчас, я думаю, что Майлз хочет поцеловать меня.

И в данный момент, я чертовски уверена, что хочу поцеловать  Майлза.

Своей рукой он медленно провел  по всей моей спине пока не коснулся шеи. Я чувствовала как рука оставляет отпечатки на каждой частичке моего тела, к которой он прикасается. Пальцы Майлза на моей шее, его рот не более чем в половине дюйма от моей челюсти. Так близко, что я не могу различить то ли его губы, то ли дыхание украшают мою кожу.

Я чувствую, что я при смерти, и нет ни черта в этой  аптечке, что могло  бы спасти меня.

Майлз усиливает  хватку на шее. . . и убивает меня.

Или  целует меня. Я не могу сказать точно ,поскольку абсолютно уверена, он почувствовал бы тоже самое.

Ощущение его губ напротив моих подобно всему. Это как жить, умереть и быть рожденным заново, одновременно.

Господи. Он поцеловал меня.

Его язык уже у меня во рту, нежно лаская меня, и я даже не помню, как это произошло. Тем не менее, мне хорошо с ним. Я в порядке с ним.

Он встает, но его рот остается на моем. Он отводит меня на несколько футов, пока я не упираюсь в стену.

Теперь он касается моей  талии.

О, Боже мой, его рот такой властный.

Его пальцы сжали мои бедра.

Черт, он только что  застонал.

Его рука движется от моей талии и скользит вниз по ноге.

Убей меня сейчас. Просто убей меня.

Он поднял мою ногу и я обхватила его за талию, прижал меня так восхитительно и я застонала ему в рот.

Поцелуй прервался так неожиданно.

Почему он отстраняется? Не останавливайся, Майлз.

Он роняет мою ногу, и его ладонь ударяет стену рядом с моей головой, как будто он нуждается в поддержке, чтобы стоять.

Нет, нет, нет. Продолжай. Поцелуй меня снова.

Я снова пытаюсь посмотреть в его глаза, но они закрыты.

Они  раскаиваются.

Не открывай  их, Майлз. Я не хочу видеть, как ты сожалеешь об этом.

Он прижимается  лбом к стене рядом со мной, все еще опираясь на меня, мы оба стоим спокойно, пытаясь вернуть воздух в наши легкие.  После нескольких глубоких вдохов, он отталкивается от стены, оборачивается, и идет к стойке. К счастью я не вижу его глаз, когда он открыл их, а теперь он спиной ко мне, так что я не вижу сожаление, которое он явно чувствует. Он поднимает медицинские ножницы и прорезает рулон бинта.

Я приклеена к стене. Мне кажется, что я останусь здесь навсегда.

Я обои. Вот и все. Это все я.

–Я не должен был этого делать,– говорит он. Его голос решительный. Жесткий.  Как металл. Как меч.

–Я не возражала,– говорю я. Мой голос нерешительный. Он как жидкость. Он испаряется.

Он оборачивает раненую руку, затем разворачивается и смотрит мне в лицо.

Его глаза так же решительны, как и голос. Они так же тверды как металл. Как мечи рассекающие веревки, которые держали  надежду на наш поцелуй.

– Не позволяй мне делать это снова,– сказал Майлз.

 Я хочу,  чтобы он сделал это снова, больше чем хочу обед на День Благодарения, но я промолчала. Я не говорю этого, потому что он услышит сожаление в моем голосе.

Он открывает дверь ванной комнаты и выходит.

Я все ещё стою у стены как приклеенная.

Какого.

Черта?

Я больше не в ванной.

Сейчас я приклеена к стулу и удобно усажена за обеденный стол рядом с Майлзом. Майлз, с которым я не разговаривала с тех пор как он назвал нас или наш поцелуй как «это».

Не позволяй мне делать это снова… 

Я бы не смогла остановить его даже если бы хотела. Я хотела «этого» так сильно, что даже не могла есть ,а он вероятно и не  предполагает насколько я люблю обед на День Благодарения. Потому что  я хочу «этого» много и «это» не относится к тарелке еды стоящей передо мной. «Это» Майлз. «Это» мы. Я целующая Мальза. Майлз, целующий меня.

Внезапно почувствовав сильную жажду, я схватила стакан и выпила его в три больших глотка.

– У тебя есть девушка, Майлз?– спросила моя мама.

Да, мама. Продолжай задавать ему такие вопросы, так как я сама слишком боюсь спросить его об этом. 

Майлз прочищает горло и отвечает: – Нет, мэм.

Корбин тихо смеётся , что вызывает вздох разочарования в моей груди. Видимо, Майлз имеет такие же планы на отношения, как и он. Корбин находит это забавным.

Я вдруг нахожу поцелуй, который мы разделили ранее, менее впечатляющим.

–Ну вполне не плохой улов,– сказала она. -Пилот авиакомпании, одинокий, красивый, вежливый. Майлз не отвечает. Он слабо улыбается  и кладет кусочек картофеля в рот. Он не хочет говорить о себе.

Это очень плохо.

– У Майлза не было  подруги в течение длительного времени, мама,– говорит Корбин, подтверждая мои подозрения. –Хотя, это не значит, что он один.

Моя мама наклоняет голову в замешательстве. Я тоже. Так делает и Майлз.

– Что ты имеешь в виду? – говорит она.

Ее глаза расширяются.

–О! Мне очень жаль. Это то, что я получаю за любопытство. Она произносит последнюю часть предложения и к ней приходит осознание того, что я все еще не могу понять.

Мама  извиняется перед  Майлзом. Ей неловко.