Текст книги "Сожалею о тебе"
Автор книги: Колин Гувер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Глава вторая
Клара
Семнадцать лет спустя
Я бросаю взгляд на пассажирское кресло и морщусь. Как обычно, оно все усыпано крошками. Остатки пищи неизвестного происхождения скопились в складках кожаной обивки. Я хватаю рюкзак и перекидываю на заднее сиденье. Туда же бросаю пакет из-под еды и две пустые бутылки. Затем пытаюсь смахнуть весь мусор. Скорее всего, это от бананового хлеба, который Лекси грызла на прошлой неделе. Либо от бублика, которым она завтракала сегодня по пути в школу.
На приборной панели валяются в беспорядке несколько контрольных с выставленными оценками. Я протягиваю к ним руку, одновременно сворачивая к обочине, но затем решаю, что не стоит так убиваться ради наведения порядка, и снова выруливаю на дорогу.
Когда я подъезжаю к знаку «СТОП», то всерьез задумываюсь, как поступить дальше: свернуть к дому, где семья готовится к традиционной вечеринке в честь дня рождения, или развернуться и направиться вверх по холму, чтобы подобрать голосующего Миллера Адамса, которого я заметила пару минут назад.
Он избегал меня почти весь прошлый год, но непорядочно оставлять даже едва знакомого человека под таким палящим солнцем. Стоит подвезти его, вне зависимости, насколько некомфортно мне будет. Снаружи почти сто градусов[1]1
Сто градусов по Фаренгейту почти равны 38˚С (прим. пер.).
[Закрыть]. В машине работает кондиционер, и все равно из-за жары капельки пота стекают по шее и груди и впитываются в бюстгалтер.
Лекси носит свой почти целую неделю, прежде чем постирать. Говорит, что пропитывает его дезодорантом каждое утро. Но для меня надеть один и тот же лифчик дважды равноценно повторному использованию грязных трусов.
К сожалению, моя философия чистоты не действует в отношении машины.
Я втягиваю носом воздух. Пахнет плесенью. Сначала я хочу воспользоваться освежителем, но затем решаю, что в таком случае Миллер почувствует его. Не знаю, что хуже: легкий запах плесени или свежераспыленный ароматизатор, который призван замаскировать запах плесени.
Не то чтобы я хотела произвести впечатление на Миллера Адамса. Какой смысл переживать, что о тебе подумает парень, который приложил массу усилий, лишь бы с тобой не пересекаться? Но отчего-то меня волнует его мнение.
Я никогда не рассказывала об этом Лекси, потому что история довольно унизительная, но в начале учебного года нам с Миллером достались соседние шкафчики, так не прошло и двух часов, как его локером стал пользоваться Чарли Бэнкс. Когда я поинтересовалась, почему он поменялся с Миллером, то узнала, что тот предложил приятелю двадцать долларов.
Не исключено, что ко мне эта ситуация и не имела отношения, но все же было обидно. Не знаю, чем я могла вызвать у Адамса такую неприязнь. Я стараюсь не обращать внимания на его поведение, но мне не нравится, что я ему не нравлюсь, поэтому я просто обязана его подвезти и доказать: я – хороший человек. Потому что так и есть, черт возьми! Хотя он явно другого мнения.
Я разворачиваюсь. Пускай я так поступаю из эгоистических соображений, но просто необходимо изменить его представление обо мне.
Когда я подъезжаю к вершине холма, то вижу, как Миллер стоит возле дорожного знака с телефоном в руке. Его машины нигде не видно, но он явно вышел не на пробежку. Адамс одет в потертые голубые джинсы и черную футболку, каждая из вещей сама по себе – это уже смертный приговор, а надетые вместе… Тепловой удар – не самая приятная штука, но каждому свое, как говорится.
Он внимательно за мной наблюдает, пока я паркуюсь. Парень стоит всего в пяти футах от меня, поэтому я отчетливо вижу его ухмылку, когда он небрежно засовывает телефон в задний карман и впивается взглядом в меня.
Не думаю, что Миллер знает, как его внимание (или отсутствие такового) могут повлиять на собеседника. Каким-то непостижимым образом у него выходит смотреть так, словно ты – самая интересная вещь на свете. Все его тело сигнализирует о предельной внимательности: он наклоняется вперед, брови сведены на переносице, он кивает, хмурится, смеется, слушает. Следить за тем, как меняется выражение его лица во время разговора, просто захватывающе. Иногда я замечаю Адамса с другими школьниками и втайне завидую его собеседникам. Мне всегда было интересно, на что был бы похож наш с Миллером диалог. Мы никогда не общались один на один, но раньше я время от времени ловила на себе его взгляд, и даже такие отголоски его внимания заставляли меня покрываться мурашками.
Начинаю жалеть, что не поехала домой, но раз я здесь, то делать нечего, поэтому я опускаю стекло и спрашиваю, стараясь не показывать волнения:
– Автобус ждешь? Он будет не раньше чем недели через две. Подвезти?
Адамс рассматривает меня несколько секунд, а потом смотрит на пустую дорогу, словно ожидая, что появится вариант получше. Затем утирает пот со лба и переводит взгляд на дорожный знак, за который держится рукой.
Предвкушение сжимает сердце, давая понять, что мне однозначно не наплевать на мнение Миллера Адамса, как бы я ни пыталась убедить себя в обратном.
Меня злит, что я понятия не имею, чем могла ему насолить, ведь мы вообще никогда не общались. Однако он меня избегает, и это становится похоже на примирение с парнем после разрыва.
Может, я бы и не стремилась так сблизиться с ним, не будь он таким уникальным. И симпатичным. Особенно в этой кепке, надетой козырьком назад, из-под которой выбиваются непослушные темные пряди. Сильно отросшие, между прочим. Обычно стрижка у Миллера довольно короткая, но за лето волосы стали длиннее. Мне так больше нравится. Хотя и раньше было ничего.
Черт. Неужели я засмотрелась на его прическу? Мое тело само меня предает.
Изо рта у него торчит палочка от леденца. Одна из его привычек. Меня забавляет эта привычка Адамса, она придает ему шарма. Неуверенный в себе парень ни за что не стал бы разгуливать с чупа-чупсом за щекой, но Миллер вечно посасывает леденцы.
Он вытаскивает конфету и облизывает губы. Я тут же ощущаю, насколько непривлекательной, потной шестнадцатилетней девчонкой выгляжу.
– Можешь подойти на пару секунд? – спрашивает Адамс.
Я хотела его подвезти, но вылезать на жару не собиралась.
– Нет. Снаружи просто печка.
– Это ненадолго. Быстрее, пока меня не застукали, – он снова призывно машет рукой.
Мне и в самом деле совершенно не хочется выходить из машины. Я уже начинаю жалеть, что решила помочь Миллеру, несмотря на долгожданную возможность побеседовать.
Разрываясь между почти одинаково вожделенными прохладой от кондиционера и разговором с парнем, я в конце концов выбираю последнее. Однако, выбираясь из автомобиля, я трагически вздыхаю, чтобы он понимал, какую жертву я приношу.
Расплавленный асфальт недавно отремонтированной дороги прилипает к подошвам шлепанцев. Стройка идет уже несколько месяцев, и теперь мою обувь почти наверняка можно выбрасывать.
Я осматриваю ущерб и протяжно выдыхаю.
– Отправлю тебе счет за испорченные туфли.
– Но это же не туфли, – вопросительно осматривает мои ноги Миллер.
Я внимательнее оглядываю дорожный знак, в который он вцепился. Это щит с названием города, вертикально прикрепленный к передвижной деревянной платформе. Она придавлена двумя огромными мешками с песком. Только после реконструкции дороги все знаки будут зацементированы.
Адамс снова вытирает пот со лба и берется за один из мешков. Затем приподнимает его и протягивает мне со словами:
– Держи и давай за мной.
– За тобой? С этим? Но куда? – ворчу я, пока он передает мне увесистый груз.
– Недалеко. Футов на двадцать туда, – кивает Миллер в сторону, откуда я приехала. Затем снова засовывает леденец в рот, поднимает второй мешок и безо всяких усилий вскидывает на плечо. Дорожный знак он волочит за собой. Деревянное основание скребет по плитам, оставляя след из небольших щепок.
– Ты что, собираешься украсть название города?
– Не-а. Просто хочу немного его передвинуть.
И он продолжает идти, я же застываю на месте, наблюдая за ним. Мышцы на руках Миллера напряглись, и я задумалась, как выглядят остальные его мускулы. Хватит, Клара! Из-за тяжести мешка руки уже ноют, но вожделение сильнее самоуважения, поэтому я неохотно преодолеваю оставшееся расстояние.
– Я предложила лишь подбросить тебя до дома, а не пособничество непонятно в чем, – пыхчу я, обращаясь к спине парня.
Миллер ставит знак вертикально, придавливает своим мешком деревянную панель и забирает у меня второй. Затем сгружает его на основание и разворачивает табличку в правильную сторону. Закончив с перестановками, он снова вытаскивает леденец изо рта и улыбается.
– Отлично. Спасибо. – Адамс вытирает руки о джинсы и переспрашивает: – Значит, ты подбросишь меня до дома? Клянусь, стало по крайней мере на десять градусов жарче, пока я сюда добирался. Нужно было взять свой пикап.
– Зачем тебе понадобилось передвигать дорожный щит? – интересуюсь я, указывая на надпись.
Миллер переворачивает кепку и надвигает козырек на самые глаза, чтобы защититься от солнца.
– Я живу примерно в миле отсюда, – отвечает он, указывая большим пальцем через плечо. – А в моей любимой пиццерии нельзя заказать доставку за пределы города. Поэтому каждую неделю я немного переставляю указатель. Пытаюсь сдвинуть его ближе к нашему дому до того, как стройка закончится и его зацементируют.
– Ты изменяешь границы города? Ради пиццы?
– Всего лишь на милю. – Миллер уже направляется обратно к моей машине.
– А вмешиваться в дорожное регулирование разве законно?
– Может быть. Я не знаю.
– Почему ты двигаешь по чуть-чуть каждый раз? – спрашиваю я, догоняя парня. – Почему бы сразу не поставить знак туда, куда нужно?
– Если перемещать понемногу, то гораздо выше вероятность сделать это незаметно, – отвечает Миллер, открывая пассажирскую дверь.
В чем-то он прав.
Когда мы оба забираемся в машину, я снимаю вымазанные дегтем шлепанцы и включаю кондиционер на максимум. Мои контрольные улетают прямо под ноги Миллеру, пока он застегивает ремень безопасности. Он нагибается, подбирает их и пролистывает, изучая оценки.
– Одни пятерки, – комментирует он, перекладывая бумаги на заднее сиденье. – Выходит само собой или зубришь?
– Какой ты любопытный. И то, и другое, пожалуй. – Я начинаю выруливать на дорогу, пока мой спутник заглядывает в бардачок. Прямо как неугомонный щенок. – Ты что творишь?
Миллер достает дезодорант.
– Для экстренных случаев? – Он открывает колпачок и принюхивается. – Вкусно. – Затем возвращает баночку на место и достает пачку жвачки. Берет одну пластинку и предлагает мне. Он предлагает мне мою же жевательную резинку!
Я недоверчиво качаю головой, наблюдая, как он обыскивает салон. Жевать он не может из-за леденца, поэтому убирает пачку в карман и начинает переключать песни в плеере.
– Ты всегда такой наглый?
– Я – единственный ребенок в семье, – заявляет Миллер таким тоном, словно это все объясняет. – Что слушаешь?
– Разное, но конкретно эту песню поет Greta Van Fleet.
– И как она? – Он делает громче как раз в момент, когда все заканчивается.
– Это не она, а название рок-группы.
Начинают звучать переборы гитары следующей мелодии, и на лице Миллера появляется широкая улыбка. Он вопит:
– Я ждал чего-нибудь повеселее!
Я поглядываю на дорогу и размышляю, ведет ли он себя так постоянно. Шумный, наглый, гиперактивный. Наша школа не такая уж и большая, но Миллер учится на класс старше, поэтому общих предметов у нас нет. Но я достаточно хорошо его знаю, чтобы понимать: парень меня избегает. Никогда еще нам не доводилось оказываться в ситуации, когда мы могли бы лично пообщаться. Не знаю, чего я ожидала, но явно не такой бесцеремонности.
Адамс протягивает руку, выуживает из-за сиденья стопку бумаг и немедленно начинает их рассматривать. Поняв, что это за листки, я выхватываю их из рук назойливого пассажира и бросаю на заднее кресло.
– Что это?
В папке собраны заявления во все подходящие университеты, но обсуждать их не хочется, так как эта тема и без того является яблоком моего раздора с родителями.
– Просто хлам.
– А было похоже на заявления для поступления в театральный университет. Уже начинаешь рассылать?
– Ты самый любопытный человек из всех, кого я встречала. И ответ – нет. Просто раздумываю. – Ага, и прячу документы в машине, чтобы не расстроить маму с папой своим желанием стать актрисой. – А ты свои уже отправил?
– Ага. В режиссерскую академию, – немедленно ухмыляется Миллер.
Ну да, теперь он просто издевается.
Затем Адамс начинает постукивать по приборной панели в такт музыке. Я стараюсь смотреть на дорогу, но взгляд то и дело возвращается к парню. Просто не могу удержаться. Отчасти потому, что наблюдать за ним увлекательно, хотя и просто проконтролировать его действия не помешает.
Внезапно Миллер выпрямляется и застывает, заставляя меня вздрогнуть, так как непонятно, что его испугало. Он достает телефон из заднего кармана, звонок которого я не услышала из-за громкой музыки. Адамс выключает плеер и вытаскивает изо рта палочку, оставшуюся от леденца.
– Привет, детка, – говорит он в трубку.
Детка? Стараюсь сдержаться и не закатить презрительно глаза.
Должно быть, это Шелби Филипс, его девушка. Они встречаются уже почти год. Раньше она тоже ходила в нашу школу, но в прошлом году поступила в университет, который находится в сорока пяти минутах езды отсюда. Ничего против нее не имею, но и общаться нам раньше тоже не доводилось. Может, у взрослых два года разницы и не имеют значения, но для подростков это целая пропасть. При мысли, что подружка Миллера уже студентка, я начинаю ерзать на кресле. Не знаю, почему этот факт заставляет меня чувствовать ущербность, будто учеба в универе автоматически делает человека умнее и интереснее обычной старшеклассницы.
Я пристально слежу за дорогой, хотя сгораю от желания проследить за мимикой Миллера во время разговора. Сама не понимаю почему.
– Уже подъезжаю к дому. – Парень делает небольшую паузу, чтобы выслушать ответ, и продолжает: – Думал, что это будет завтра. – Еще одна пауза. – Ты только что проехала нужный поворот.
Лишь спустя несколько секунд до меня доходит, что последняя фраза была адресована мне. Я перевожу на Миллера взгляд и замечаю, что он прикрывает телефон рукой:
– Поворот был вон там, сзади. – Я резко жму на тормоз. Несносный пассажир едва успевает упереться в приборную панель и бормочет со смешком: – Черт.
Я так увлеклась подслушиванием, что пропустила поворот.
– Не-а, – продолжает Миллер прерванный разговор, – просто вышел прогуляться в самую жару, поэтому обратно меня подвозят.
Почти уверена, что слышу голос Шелби на другом конце, спрашивающей:
– А кто тебя подвозит?
– Какой-то мужик, – отвечает ей парень, бросив на меня взгляд. – Без понятия. Я перезвоню, ладно?
Какой-то мужик? Кто-то не слишком доверяет своей половине.
Миллер вешает трубку как раз тогда, когда я выруливаю к его дому. Никогда раньше здесь не была. Знала, в какой стороне он живет, но высокие деревья загораживают то, что находится за дорожкой из белого гравия.
Подобного я не ожидала.
Деревянный домишко совсем старый, очень маленький и отчаянно нуждается в покраске. На крыльце висят ничем не примечательные качели и стоят два кресла-качалки – единственное, что не выглядит потрепанно.
Рядом припаркован старый голубой пикап, позади виднеется еще одна машина. Она в еще более ужасном состоянии: каркас стоит на пеноблоках, по бокам растут сорняки, почти скрывая кузов.
Это зрелище застает меня врасплох, сама не знаю почему. Наверное, я представляла жилище Миллера совсем по-другому: огромный особняк с бассейном во дворе и гаражом на четыре автомобиля. В нашей школе твой статус зависит от внешнего вида и богатства родителей. Возможно, обаяние Адамса искупает отсутствие у него денег, потому что он – один из самых популярных парней. Никогда не слышала, чтобы о нем кто-то плохо отзывался.
– Ожидала чего-то покруче?
Его вопрос неприятно задевает. Я останавливаю машину в конце дорожки и изо всех сил делаю вид, что в его доме нет абсолютно ничего удивительного. Вместо ответа я меняю тему:
– Какой-то мужик, значит? – спрашиваю в свою очередь я, возвращаясь к его беседе по телефону.
– Не собираюсь рассказывать своей девушке, что меня подвезла ты, – как ни в чем не бывало говорит этот неблагодарный, – иначе все выльется в трехчасовой допрос.
– Очень здоровые и честные отношения.
– Если не считать допросов, то так и есть.
– Раз не нравятся допросы, может, не стоило затевать перемещение указателя?
Когда я произношу последние слова, Миллер уже стоит снаружи, однако он наклоняется и, прежде чем захлопнуть дверь, заявляет:
– Я никому не проболтаюсь, что ты была соучастницей преступления, если пообещаешь не рассказывать историю с дорожным знаком.
– Купи мне новые шлепанцы, и я вообще забуду про сегодняшний день.
Парень ухмыляется, будто я сказала что-то забавное, и говорит:
– Мой бумажник внутри. Пойдем.
Само собой, это была шутка. И уже тем более я не собиралась брать у него деньги после того, как увидела состояние дома. Однако во время поездки мы выработали определенный саркастичный стиль общения, и если я сейчас откажусь от оплаты, то это может прозвучать как оскорбление. Я совсем не против подразнить его, но по-настоящему обидеть уж точно не хочу. Кроме того, возражать поздно, так как Миллер уже на полпути к дому.
Я оставляю обувь в машине, не желая запачкать дегтем крыльцо, и босиком поднимаюсь по скрипучим ступенькам. Увидев подгнившую доску, я перешагиваю через нее.
Миллер замечает мой маневр.
Когда мы заходим в дом, он оставляет свою измазанную дегтем обувь рядом с дверью. Внутри жилье находится в гораздо лучшем состоянии. Везде чисто и прибрано. Однако обстановку не меняли, наверное, с шестидесятых годов. Мебель совсем старая. Оранжевый войлочный диван, накрытый самодельным пледом, громоздится у одной из стен. Два зеленых громоздких кресла стоят друг напротив друга. Они выглядят очень устаревшими, словно купили их в середине прошлого столетия. Складывается ощущение, что мебель не меняли с момента приобретения, задолго до рождения Миллера.
Единственный предмет, выглядящий новым, это мягкое кресло с откидывающейся спинкой напротив телевизора. Однако сидящий в нем человек еще старее, чем все в доме. Мне видны лишь часть профиля и лысеющая макушка, а немногие оставшиеся на голове волосы совсем седые. Мужчина храпит.
В комнате удушающая жара. Пожалуй, здесь даже горячее, чем снаружи. Воздух, который едва достигает легких, обжигает и пахнет поджаренным беконом. Окно в гостиной открыто, а по бокам стоят два работающих вентилятора, направленные на спящего. Должно быть, он – дедушка Миллера. Слишком стар для отца.
Парень тем временем пересекает комнату и направляется дальше по коридору. На меня начинает по-настоящему давить тот факт, что я намерена забрать его деньги. Это была шутка. Теперь все выглядит как демонстрация моего характера далеко не с лучшей стороны.
Когда мы добираемся до его спальни, Миллер оставляет дверь открытой, но я остаюсь в коридоре. Из комнаты до меня доносится теплый ветерок, который приносит облегчение, играя с прядями моих волос.
Я осматриваю помещение. Оно тоже не такое ветхое, как дом снаружи. Вплотную к дальней стене стоит широкая кровать. Миллер на ней спит. Прямо там, ворочаясь на тех белых простынях. Я с трудом отвожу взгляд и смотрю на висящий над изголовьем постер The Beatles. Интересно, это Адамс такой фанат старой музыки или плакат повесили в шестидесятых годах, вместе с остальной мебелью? Дом такой старый, что не удивлюсь, если раньше здесь была спальня его дедушки, когда тот был подростком.
Но тут мое внимание привлекает фотокамера на комоде. Совсем недешевая. А рядом лежат несколько объективов. Подобный набор вызвал бы зависть у любого профессионала.
– Любишь делать снимки?
– Да. – Миллер перехватывает мой взгляд. Затем открывает верхний ящик комода. – Но моя настоящая страсть – это кино. Поэтому и собираюсь стать режиссером. – Он искоса смотрит на мою реакцию. – Убил бы за возможность учиться в Техасском университете, но вряд ли для меня там найдется стипендия, так что придется идти в государственный колледж.
Я думала, что тогда в машине он просто издевался, но теперь его комната убеждает меня в обратном. Возле кровати возвышается стопка книг. Название верхней гласит «Как делается кино», автор некая Сидни Люмет. Я прохожу, беру пособие и пролистываю.
– Какая ты любопытная, – с гримасой передразнивает меня Миллер.
Я неодобрительно вздыхаю и возвращаю книгу на место.
– А в колледже есть режиссерский факультет?
– Нет, но он может быть первой ступенькой в образовании, которое приведет к заведению с таким подразделением. – Парень качает головой и подходит ближе, сжимая в пальцах десять доларов. – В супермаркете такие шлепанцы стоят пятерку.
Шикуй!
Я замираю в нерешительности, не желая брать деньги. Видя мои колебания, Миллер неодобрительно закатывает глаза, а затем засовывает купюру в передний левый карман моих джинсов.
– Дом действительно развалина, но я не нищий. Забирай.
Я через силу сглатываю.
Его пальцы побывали в моем кармане. Я до сих пор чувствую прикосновение, словно он их и не вытаскивал.
Я откашливаюсь и выдавливаю улыбку.
– Приятно иметь с тобой дело.
– Правда? Выглядишь ты чертовски виноватой, – парень недоверчиво склонил голову к плечу.
Обычно я гораздо лучше использую свой актерский талант. Ненавижу сама себя.
Подхожу к двери, несмотря на жгучее желание чуть лучше рассмотреть спальню.
– Я и чувство вины? Не смеши. Из-за твоей выходки моя обувь испорчена. Так что с тебя причитается. – Я выхожу из комнаты и направляюсь к выходу, но он неожиданно решает проводить меня. Но, дойдя до гостиной, я останавливаюсь: старика больше не видно. Я поворачиваю голову и замечаю его возле холодильника на кухне. Он открывает бутылку с водой и отпивает, с любопытством глядя на меня.
Миллер обходит меня и спрашивает:
– Ты уже выпил таблетки, дедуль?
Он называет его дедулей. Это так мило.
Мужчина пристально смотрит на внука и презрительно закатывает глаза.
– Я принимаю лекарство каждый божий день с тех пор, как твоя бабушка уехала. Я не инвалид.
– Пока, – язвительно замечает Адамс. – И потом, бабушка не уезжала. Она умерла от сердечного приступа.
– Так или иначе, она меня бросила.
Миллер оглядывается, подмигивает мне. Не уверена, к чему относится этот жест. Может, он просто пытается смягчить эффект от поведения и внешности пожилого родственника, который выглядит точь-в-точь как Мистер Небберкрякер[2]2
Мистер Небберкрякер – отрицательный персонаж из анимационного фильма «Дом-монстр».
[Закрыть]. Я начинаю понимать, откуда взялась саркастическая манера общаться у его внука.
– Ты просто зануда, – ворчит дедуля Миллера. – Ставлю двадцатку, что переживу и тебя, и все ваше поколение номинантов на премию Дарвина.
Адамс лишь хохочет в ответ.
– Осторожнее, дед. Из тебя рвется язвительность.
– Это ты поосторожнее. А то я вижу перед собой изменщика, – незамедлительно наносит ответный удар старик.
Миллера его слова совершенно не задевают, а вот мне становится неловко.
– Осторожнее, дедуля. Твои варикозные вены набухли.
Старший Адамс швыряет крышку от бутылки во внука и попадает тому по щеке.
– Я вычеркиваю тебя из завещания.
– Да пожалуйста. Сам повторяешь, что единственная ценность, которая у тебя есть, – это воздух.
– Значит, он тебе в наследство не достанется, – пожимает мужчина плечами.
Я наконец не выдерживаю и смеюсь. Хотя до последнего не была уверена в благодушности их перепалки.
Миллер подбирает крышку с пола и крутит ее в руках. Затем машет в мою сторону.
– Это Клара Грант. Моя подруга из школы.
Подруга? Ну хорошо. Я улыбаюсь старшему Адамсу.
– Приятно познакомиться.
– Клара Грант? – переспрашивает он, наклоняя голову к плечу и рассматривая меня. Я киваю. – Когда Миллеру было шесть лет, он наделал лужу в штаны, до смерти испугавшись слива в общественном туалете.
Мой новый друг издает тихий стон и открывает входную дверь, выразительно глядя на меня.
– И ведь я знал, что не следует впускать тебя внутрь. – С этими словами он жестом приглашает меня на выход, но я и не думаю покидать дом.
– Не уверена, что готова уйти, – смеясь, комментирую я. – Я бы не отказалась услышать еще несколько подобных историй.
– У меня их полно, – заверяет дедуля. – Вот, эта точно тебе понравится. Есть видео того момента, когда пятнадцатилетний внучек устроил в школе…
– Дед! – резко прерывает Миллер. – Иди лучше вздремни. Прошло уже по крайней мере пять минут с твоего последнего отдыха. – Раздраженный парень хватает меня за руку и буквально вытаскивает за собой из дома, хлопая дверью.
– Подожди. Что произошло, когда тебе было пятнадцать? – спрашиваю я, в надежде узнать подробности.
Миллер отрицательно машет головой, выглядя слегка смущенным.
– Ничего особенного. Он любит нести небылицы.
– Нет, уходишь от ответа. Я хочу услышать продолжение, – ухмыляюсь я.
– Этого никогда не будет. Никогда, слышишь? – Парень кладет ладонь мне на плечо и подталкивает к крыльцу.
– Ты еще не знаешь, какой настойчивой я могу быть. А еще мне нравится твой дедушка. Может, стоит навещать его почаще? – поддразниваю я. – Когда граница города будет официально передвинута, я закажу пиццу с пепперони и ананасом и приеду смаковать унизительные истории о тебе.
– С ананасом? Пицца? – Миллер с притворным разочарованием качает головой. – Тебе больше не рады в этом доме.
Я спускаюсь по ступеням, вновь обходя подгнивший участок. Уже стоя на траве, я оборачиваюсь и замечаю:
– Ты не можешь решать, с кем мне дружить. И кстати, пицца с ананасом просто великолепна – идеальное сочетание соленого и сладкого. – Я достаю мобильник. – У твоего дедушки есть Инстаграм?
Миллер только неодобрительно фыркает, но глаза у него веселые.
– Увидимся в школе, Клара. Никогда больше не приезжай сюда.
Я ухмыляюсь и довольной походкой направляюсь к машине. Когда я открываю дверцу и оборачиваюсь, Адамс пристально смотрит в телефон, а затем уходит, так и не оглянувшись. Когда он исчезает внутри, мне приходит уведомление.
Миллер Адамс подписался на ваши обновления.
Я улыбаюсь.
Может, мне только показалось, но…
Заводя двигатель, я набираю номер тети Дженни.
