Текст книги "Сожалею о тебе"
Автор книги: Колин Гувер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Глава пятая
Морган
Однажды я слышала выражение, что любой телефонный звонок может поставить нас на колени.
Только сегодня я понимаю, насколько оно верно. Дрожащим голосом я второй раз пытаюсь выдавить вопрос:
– Он в порядке?
И бесконечные секунды провожу в ожидании, пока медсестра на другом конце провода подтвердит, что с Крисом все замечательно. Однако она молчит. Я чувствую, как сердце сжимается, его кто-то скручивает. Я могла бы согнуться пополам, чтобы унять страдания, но это не физическая боль, а неосязаемые муки, как от смертельного удара.
– Я не в курсе подробностей, – наконец произносит голос. – Знаю только, что его доставили в больницу несколько минут назад, так что приезжайте как можно быстрее.
Мне с трудом удается прошептать согласие, прежде чем повесить трубку, но я уверена: будь прогноз оптимистичным, она бы сообщила.
Будь прогноз оптимистичным, Крис сам бы мне позвонил.
Я прижимаю к себе Элайджу, находясь в той же позе, в которой подняла телефон. Теперь я обнимаю мальчика еще крепче, по-прежнему стоя на коленях. Еще минуту я просто смотрю в одну точку, не поднимаясь с пола, но затем племянник ворчит, и этот звук возвращает меня к суровой реальности.
Я набираю Дженни, но попадаю на голосовую почту. Она сегодня первый день на работе, поэтому к телефону сможет подойти не раньше обеденного перерыва. Но новости в больнице расходятся быстро, поэтому она и сама скоро обо всем узнает.
Я начинаю искать номер Джонаса, пусть он приедет и заберет сына, но не нахожу в списке контактов. Тогда я торопливо вытаскиваю бумажку, которую Дженни вручила мне утром, и дрожащими пальцами ввожу цифры. Снова голосовая почта! Он, должно быть, ведет урок.
Я могла бы позвонить прямо в школу, чтобы они передали ему сообщение, но каждая потраченная секунда задерживает меня, не дает поехать к мужу. Поэтому я устраиваю Элайджу в кресле, пристегиваю, беру подгузники и выбегаю из дома.
Дорога промелькнула словно в тумане. Помню лишь, что шептала молитвы, отчаянно цепляясь за руль и поглядывая на сотовый, лежащий на соседнем кресле, в ожидании звонка от Дженни.
Кларе я решаю пока не говорить. Прежде чем обрушивать на нее новости, хочу убедиться, что с ее отцом все будет в порядке.
Если в больнице не уведомили Дженни о состоянии Криса, то я попрошу отправить ей сообщение на пейджер, как только доберусь туда. Тогда она сможет забрать Элайджу.
Пока же он побудет со мной. Я достаю малыша из машины и мчусь ко входу. Перед автоматическими раздвижными дверями приходится остановиться и подождать пару секунд, пока они откроются. Как только я попадаю в зал ожидания, сразу направляюсь прямиком к дежурной медсестре. Я ее не узнаю, наверное, новенькая. Раньше я старалась познакомиться с каждым коллегой Криса, так как хотела помочь супругу создать хорошее впечатление о нем на работе. Но сотрудники так часто менялись, что со временем я перестала успевать со всеми общаться.
– Где мой муж? – слова вылетают как пулеметная очередь, выдавая мою панику. Взгляд медсестры смягчается.
– А как зовут вашего мужа?
– Крис, – выговариваю я, стараясь отдышаться после забега. – Крис Грант. Он здесь работает. Мне сказали, что его недавно привезли.
Лицо девушки застывает, когда я называю имя.
– Давайте я позову того, кто сможет ответить на ваши вопросы. Я только недавно заступила на смену.
– А можете отправить сообщение на пейджер моей сестре? Она тоже здесь работает. Дженни Дэвидсон.
Медсестра кивает, но затем сразу убегает.
Я ставлю кресло с племянником на ближайший стул и еще раз набираю Дженни, затем Джонаса, но с прежним результатом.
Мне некогда ждать, пока новенькая сотрудница разберется со своими проблемами. Поэтому я звоню по больничному каналу и прошу соединить с родильным отделением. Они отвечают спустя самые мучительные тридцать секунд ожидания в моей жизни.
– Родильное отделение.
– Мне срочно нужно поговорить с Дженни Дэвидсон. Она работает у вас медсестрой. Вопрос неотложный.
– Пожалуйста, подождите на линии.
Элайджа начинает вопить, поэтому я перевожу телефон на громкую связь и кладу на стул, чтобы взять мальчика на руки. Я расхаживаю взад и вперед, укачивая малыша и ожидая, пока ответит Дженни либо вернется убежавшая медсестра, либо придет доктор, ожидая, ожидая, ожидая…
– Прошу прощения…
– Да! – Я хватаю трубку.
– Согласно графику Дженни будет на работе только с завтрашнего дня. Пока она находится в отпуске по уходу за ребенком.
Я раздраженно мотаю головой. Элайджа становится неуправляемым, чувствуя мою нервозность. Или он просто голоден.
– Да нет же! Она вышла сегодня утром.
– В графике указано, что ее смена начнется только завтра. – После короткого замешательства женщина на другом конце провода добавляет: – Я здесь весь день и ее не видела.
Прежде чем я начинаю с ней спорить, дверь в холл открывается и впускает бегущего Джонаса. Он замирает на месте, словно не ожидал увидеть меня. Я прерываю звонок и отбрасываю телефон на стул.
– Слава богу, ты здесь! – говорю я, вручая ему Элайджу. Затем роюсь в сумке и достаю пустышку. Как только она оказывается во рту племенника, я снова устремляюсь к стойке дежурной медсестры и трижды нажимаю на звонок.
– Что тебе сообщили? – спрашивает Джонас, подходя ко мне.
– Ничего! – гневно отвечаю я. – По телефону только сказали, что произошла автомобильная авария.
Я поднимаю взгляд на жениха сестры и замечаю, что он выглядит абсолютно потрясенным. Бледным. Разбитым. Никогда не видела его таким. На минуту мне становится его жаль даже больше, чем себя, поэтому я забираю ребенка из его трясущихся рук. Джонас падает на кресло и обессиленно прислоняется к стене. Я же начинаю раздражаться. Крис – мой муж. Его друг должен заботиться обо мне, а не я о нем.
В зале ожидания никого нет. Элайджа нетерпеливо ерзает, поэтому я усаживаюсь на стул через три сиденья от Джонаса и достаю бутылочку. Молоко холодное, но пока и так сгодится. Малыш мгновенно успокаивается и начинает причмокивать.
Я вдыхаю его младенческий запах, прижимаюсь к его головке щекой и закрываю глаза. Надеюсь, это меня отвлечет и я не разрыдаюсь прямо здесь. Нутром, однако, я чувствую, что новости будут неутешительными. Если нас не пускают к Крису, возможно, ему делают операцию. Боже, пусть это окажется что-то совсем незначительное.
Мне нужна сестра. Не думаю, что Джонас в состоянии меня успокоить в такой ситуации. Наоборот, я бы предпочла, чтобы его вообще здесь не было. Дженни всегда умела позитивно смотреть на вещи, к тому же она сможет разузнать больше информации от персонала. Может, Джонас смог с ней связаться?
– Не знаешь, Дженни уже в курсе? Она скоро спустится? – Я поворачиваюсь к ее жениху, и он поднимает голову, однако на вопросы не отвечает, а просто хмуро смотрит на меня. – Я пыталась ей дозвониться, но в родильном отделении настаивают, что по графику она пока не работает.
Джонас лишь качает головой, не сводя с меня глаз.
– Ничего не понимаю, – произносит он.
– И я тоже! Я им сказала, что сестра должна заступить на смену сегодня, но они продолжают твердить свое.
– Почему ты пытаешься связаться с Дженни? – вставая с места, спрашивает Джонас. Его удивление заставляет меня нервничать еще сильнее.
– Она – моя сестра. Само собой, я хочу сообщить ей о Крисе.
– А что с Крисом? – хмурится Джонас.
Как это, что с Крисом?
Теперь уже я ничего не понимаю.
– В каком смысле? Мне позвонили из больницы и сказали, что он попал в аварию. Иначе зачем я здесь?
Джонас судорожно сглатывает, потирая руками лицо. Его глаза снова наполняются тревогой, хотя казалось, что больше уже некуда.
– Морган, – он делает шаг вперед, – я приехал сюда, так как мне сообщили, что Дженни попала в аварию.
Если бы я уже не сидела, то упала бы.
У меня нет слов. Я просто молча смотрю на жениха сестры и пытаюсь все осознать. Затем качаю головой, откашливаюсь и пытаюсь заговорить, но выходит лишь со второй попытки:
– Ты, наверное, не так понял. Они не могли оба…
– Жди здесь, – велит Джонас и торопливым шагом подходит к стойке. Пытается опять привлечь внимание, нажимая на звонок. Я же достаю телефон и набираю номер Дженни. Голосовая почта. Вбиваю контакт Криса. Может, произошел сбой в системе? Тоже автоответчик.
Здесь точно должна быть какая-то ошибка.
Когда спустя несколько минут к нам никто так и не подходит, Джонас несется прямиком в приемное отделение экстренной помощи. Там он подходит к одному врачу за другим, пока в зал ожидания не отправляют медсестру. Ее я узнаю. Это Сьерра. Наши дочери учатся вместе. Она по очереди смотрит на нас с Джонасом.
– Думаю, произошла какая-то ошибка, – нервно заявляет он.
Я немедленно подхожу к стойке, держа на руках Элайджу. Ног я не чувствую и даже не осознаю, как встала со стула и очутилась здесь.
– Кто попал в аварию? Кого доставили в больницу? – вопросы так и срываются с языка. – Моего мужа или сестру?
Сьерра поворачивается ко мне, затем косится на Джонаса и в конце концов опускает взгляд на бумаги перед собой.
– Давай я приведу того, кто сможет тебе помочь, Морган.
– Черт побери! – Джонас изо всех сил бьет по стулу, когда медсестра уходит.
Я начинаю понимать, что нас намеренно избегают, и это пугает до смерти. Никто не хочет сообщать плохие новости.
– Они не могут оба пострадать, – шепчу я. – Просто не могут.
– Однозначно, случилась какая-то путаница, – произносит Джонас. Его голос спокоен и звучит так уверенно, что я готова ему поверить. Однако сразу после этих слов он закрывает глаза рукой и опирается на стену, словно ноги больше не держат. – Кто с тобой связался? Что они сказали?
– Звонили из больницы. Минут двадцать назад. Они четко назвали имя Криса. Про Дженни речи не было.
– То же самое, только сообщили о Дженни.
В это мгновение мы замечаем Сьерру. На этот раз она выходит из дверей приемного отделения и подзывает нас.
– Идемте.
Однако ведет она нас не в палату, а в еще один холл, поменьше и дальше по коридору, внутри отделения экстренной помощи.
Джонас забирает у меня сына, хотя я даже не замечаю, когда это произошло. Сьерра предлагает присесть, но никто из нас не следует ее указаниям.
– Информация об их состоянии пока отсутствует.
– Значит, все-таки пострадали оба, – уточняет Джонас, – Крис и Дженни?
Медсестра кивает.
– Боже мой, – шепчу я, затем закрываю лицо ладонями. По щекам льются слезы.
– Сочувствую, Морган, – произносит Сьерра. – Вы можете подождать здесь, а я сообщу, как только что-нибудь узнаю. – С этими словами она покидает нас и закрывает дверь.
Джонас опускается на стул рядом со мной.
Мы пробыли в отделении экстренной помощи всего десять минут, но они кажутся часами в отсутствие новостей.
– Может, у одного из них сломалась машина, – высказывает предположение жених Дженни. – Это бы объяснило, почему они были вместе.
Я киваю, но его голос едва долетает до моего сознания. Я не знаю, почему сестра и муж ехали на одном автомобиле. Не знаю, зачем она соврала, что работает сегодня. И мне все равно. Мне просто нужно знать, что с родными все в порядке.
Джонас укладывает спящего Элайджу в креслице и начинает мерить комнату шагами. Я смотрю невидящим взглядом на экран телефона. Нужно кому-то позвонить, чтобы привезли Клару. Кому-нибудь из моих подруг. Или Лекси. Не хочу, чтобы дочь узнала об аварии от посторонних.
А еще необходимо свзяться с родителями Криса.
Обязательно. Вот только чуть-чуть еще подожду. Надо убедиться, что с их сыном все будет хорошо. Они живут во Флориде и все равно ничего не могут сделать оттуда. Зачем лишний раз беспокоить пожилых людей?
Джонас звонит своей матери и спрашивает, не могла бы она забрать из больницы Элайджу. Прежде чем он вешает трубку, я привлекаю его внимание.
– А она не будет против подбросить сюда Клару?
Жених Дженни кивает и передает мою просьбу. Затем набирает номер школы и вручает мне телефон. Я объясняю администратору, что миссис Салливан заберет Клару с уроков.
Думаю, дочь будет удивлена, так как, несмотря на ее знакомство с матерью Джонаса, это странный выбор взрослого для сопровождения. Но мне не хочется, чтобы Клара вела машину сама. Справиться с тревогой и паникой не так-то просто, а она совсем недавно получила права.
Проходит еще несколько минут. Джонас пытается дозвониться до полицейского участка и разузнать про аварию больше. Однако там не сообщают особых подробностей. Только марку автомобиля. Это была «Тойота Хайлендер», принадлежащая Дженни. За рулем находился мужчина. И на этом все.
– Почему Крис вел ее машину? – недоумевает Джонас. Я воспринимаю это как риторический вопрос, но он продолжает бормотать: – И почему она солгала насчет работы?
Я невидящим взглядом продолжаю гипнотизировать телефон, словно жду, что позвонят муж и сестра и сообщат: с ними все хорошо.
– Морган, – привлекает мое внимание Джонас. Однако мне совершенно не хочется на него сейчас смотреть. – Как думаешь, у них был…
– Не произноси этого, – выплевываю я. Не желаю ничего слышать. Или думать о подобном. Это просто глупо. Немыслимо.
Я подскакиваю и принимаюсь ходить по другой стороне зала ожидания. Любой звук приводит меня в бешенство. Пиканье, доносящееся из коридора. Стук клавиш, когда Джонас набирает сообщения Крису и Дженни. Громкоговоритель, объявляющий имена медсестер и докторов. Поскрипывание обуви по деревянному полу помещения. Эта какофония меня раздражает и в то же время позволяет отвлечься от тяжких мыслей. Не собираюсь строить предположения относительно причин, по которым Дженни и Крис были вместе.
– Скоро придет Клара. И моя мать, – произносит Джонас. – Нужно будет как-то все им объяснить.
– Зачем? Уверена, ситуация объясняется общим местом работы.
Джонас смотрит в пол, но я ясно вижу сомнение на его лице. Беспокойство. Страх.
Я вытираю слезы и киваю, соглашаясь с ним. Несмотря на желание верить в лучшее, дочери понадобятся ответы. И нужно будет поведать ей все подробности, иначе она может прийти к тем же выводам, что и Джонас. Сказать, что мы не знаем причины, по которой ее отец и тетя оказались вместе, – не вариант. Иначе Клара начнет подозревать худшее.
– Можно сообщить, что Дженни подвозила Криса до работы, – предлагаю я. – По крайней мере, пока они сами не объяснят, что произошло.
Мы встречаемся взглядами. С тех пор как мы очутились здесь, я практически не смотрела на него. Джонас кивает, поджав губы. Наш молчаливый диалог что-то во мне переворачивает.
Словно почувствовав, что я сейчас рухну… сломаюсь… исчезну, он делает шаг и притягивает меня в утешающем объятии. Я прижимаюсь к нему изо всех сил, закрыв глаза и сходя с ума от ужаса, когда дверь в зал ожидания распахивается.
Мы отшатываемся друг от друга. Джонас выходит навстречу прибывшим. Я же, наоборот, отступаю назад, увидев доктора. Он начинает что-то говорить, но его слова сливаются в сплошной шум, не имеющий смысла. Однако я вижу, каким сожалением наполнены его глаза. Как опускаются уголки его губ. Как сострадательны его жесты. И понимаю вердикт.
Когда доктор произносит, что ничего нельзя было сделать, Джонас падает на стул.
Я же просто… падаю.
Глава шестая
Клара
Когда я была чуть младше, то коллекционировала снежные шары. Я ставила их на полку в спальне и время от времени встряхивала все подряд, а затем садилась на кровать и наблюдала за кружением белых хлопьев и блесток под стеклом.
Конечно, буря утихала, и обитатели полок возвращались в привычное состояние.
Мне сувениры нравились, потому что напоминали саму жизнь. Иногда может казаться, что все пришло в движение и мир перевернулся с ног на голову, но стоит лишь немного подождать, и все успокаивается. Мне нравилось думать, что любой ураган рано или поздно кончается.
События предыдущей недели доказали, что этот шторм так просто не уляжется. Иногда повреждения слишком велики, чтобы от них можно было оправиться.
Последние пять дней с тех пор, как миссис Салливан забрала меня из школы и отвезла в больницу, я ощущаю себя словно внутри одного из снежных шаров, который кто-то хорошенько встряхнул, а затем и вовсе уронил на пол. Я чувствую, что жизнь разбилась на тысячу осколков и кусочки меня выпали на чей-то грязный деревянный пол.
Внутри меня что-то безнадежно сломалось.
И мне некого винить в произошедшем, кроме себя самой.
Есть что-то нечестное в том, как одно событие… одна секунда… могут потрясти твой мир до самого основания. Смести все на пути. Разрушить все счастливые моменты, которые привели к катастрофическому финалу.
Все вокруг ходят, будто воды в рот набрали. Горестно молчаливые.
Мама постоянно интересуется, в порядке ли я, но я могу лишь кивать в ответ. Если не считать этого дурацкого вопроса, она и сама постоянно молчит. Все вокруг кажется кошмарным сном, когда не можешь есть, пить или говорить. Кошмаром, от которого хочется кричать, но из пустой груди не доносится ни звука.
Я нечасто плачу. Думаю, этим я пошла в маму. В больнице мы не сдерживали слез, впрочем, как и Джонас с миссис Салливан. Но когда мы поехали в морг, мама превратилась в уравновешенную и собранную женщину, которую и хотели видеть люди. Она умеет держать лицо на публике, а рыдает уже в спальне. Я это знаю, потому что и сама такая.
Родители отца прилетели из Флориды три дня назад. Они остановились у нас. Бабушка помогает по дому, за что я ей очень признательна. Маме и так приходится нелегко с организацией похорон не только мужа, но и сестры.
Погребение тети Дженни состоялось вчера. Папу мы хороним сегодня.
Мама настояла на отдельных церемониях, что привело меня в ярость. Никто не хочет проходить через подобное дважды. Даже мертвые.
Не знаю, что выматывает больше – дни или ночи.
С момента аварии дверь в нашем доме просто не закрывается. Люди приносят еду, выражают соболезнования, заглядывают проведать. В основном это коллеги папы и тети Дженни из больницы.
Ночи же я провожу, уткнувшись лицом в заплаканную подушку.
Я знаю, мама хочет, чтобы все поскорее закончилось и дедушка с бабушкой вернулись домой.
Я сама хочу вернуться домой.
Во время службы я держу Элайджу. Я вообще практически не выпускаю его из рук. Не понимаю, почему. Может, новая жизнь приносит мне утешение среди всех этих смертей.
Он начинает беспокойно ерзать. Малыш точно не голоден – мама Джонатана недавно его покормила. И подгузник я поменяла прямо перед церемонией. Возможно, ребенку не нравится шум. Священник, проводящий службу, похоже, не знает, как держать микрофон. Он постоянно задевает его губами, а еще постоянно отходит к колонкам, отчего те издают противный звук.
Когда Элайджа начинает плакать в полный голос, я бросаю взгляд на пустое место Джонаса в конце прохода, хотя совсем недавно я его видела. К счастью, я сижу возле стены на самом краю скамьи, что дает мне возможность незаметно покинуть церковь без необходимости пробираться по центру зала. Похороны в любом случае уже подходят к концу. После речи священника все собравшиеся пройдут мимо гроба, и на этом церемония будет завершена.
Я и так уже виделась с большинством гостей на погребении тети Дженни. И снова принимать соболезнования мне совершенно не хочется. Отчасти поэтому я и настояла, что буду держать Элайджу. Занятые ребенком руки предоставили мне возможность избежать объятий.
Выйдя из часовни, я забираю в фойе коляску, кладу туда малыша и иду по дорожке. По иронии судьбы, день сегодня просто изумительный. Солнце согревает кожу, но это не приносит удовольствия. Ничто больше не радует меня. Папе нравилась такая погода. Однажды он позвонил на работу и притворился больным, а затем взял меня на рыбалку просто потому, что была замечательная погода.
– Он в порядке?
Я поворачиваю голову влево и вижу Джонаса, который стоит, опираясь на здание в тени. Он отталкивается от кирпичной кладки и подходит ближе. Мне кажется странным, что он не там, не внутри, ведь хоронят его лучшего друга. Почему он не на церемонии?
Обсуждать это совсем не хочется. В конце концов, я же тоже не в церкви.
– Элайджа плакал, поэтому решила с ним погулять.
Джонас кладет ладонь на головку сына и проводит пальцем по маленькому лобику.
– Если хочешь, можешь вернуться. Я отвезу его домой.
Я слегка завидую, что он собирается покинуть это место. Сама бы не отказалась так поступить.
Идти обратно нет никакого желания, поэтому я просто сажусь на скамью перед часовней и наблюдаю, как Элайджа с отцом удаляются на парковку. Поставив кресло с сыном в машину и погрузив коляску в багажник, Джонас машет мне на прощание рукой и забирается на водительское место.
Я машу в ответ, наверняка не сумев скрыть сочувственное выражение лица. Малышу и двух месяцев еще не исполнилось, а теперь моему несостоявшемуся дяде придется растить сына в одиночку.
И братик даже не будет помнить, какой была его мама.
Наверное, следует записать любимые воспоминания о тете Джении, прежде чем они начнут забываться.
Эта мысль вызывает новый приступ боли. Неужели я действительно однажды смогу забыть их? Конечно, это произойдет спустя время, но произойдет непременно. Воспоминания про то, как отец фальшиво насвистывал припевы песен Джона Денвера, подстригая газон, однажды поблекнут. Начнет стираться из памяти, как тетя Дженни подмигивала всякий раз, заслышав командные нотки в мамином голосе. Исчезнут кофейный запах отца и медовый – тети и, что хуже, звучание их голосов и черты их лиц.
На щеку падает одна слеза, затем другая. Я ложусь на скамью, прижимая ноги к груди. Затем закрываю глаза и стараюсь отогнать преследующее меня чувство вины. Но оно никуда не исчезает, лишь окутывает меня сильнее и высасывает последний воздух из легких. С той самой секунды, как я узнала об аварии, стало очевидно, кто стал ее причиной.
Я писала тете Дженни.
Сначала она отвечала, а потом… резко перестала. Больше я не получила от нее ни словечка, а спустя пару часов услышала про автокатастрофу.
Хотелось бы думать, что я здесь ни при чем, но тетя Дженни ясно дала понять, что находится за рулем, когда я отправила первое сообщение. Нужно было подумать, что ей не следует отвлекаться от дороги, но меня заботили только собственные проблемы.
Я задумываюсь: а знает ли мама, что именно я виновата в случившемся? Если бы я подождала, пока тетя не доберется до работы, матери не пришлось бы хоронить сестру и мужа. Ей бы не пришлось прощаться сразу с двумя самыми дорогими людьми.
Джонас не потерял бы Дженни, а Элайджа – свою маму.
А в моей жизни до сих пор присутствовал бы единственный мужчина, которого я когда-либо любила, – мой отец.
Интересно, полиция обнаружила тетин телефон? Установила, что она отвечала на сообщения за рулем? Если мама узнает о моем ужасном поступке, это еще сильнее ранит ее.
Понимание того, что все пролитые слезы – моя вина, и удерживает меня вдали от церемонии.
– Привет.
Я широко распахиваю глаза, услышав этот голос. Рядом стоит Миллер, засунув руки в карманы брюк. Я сажусь прямо и расправляю складки платья, чтобы прикрыть бедра. Не ожидала его здесь увидеть. Тем более – облаченного в костюм. Черный. Я ужасно себя чувствую оттого, что, даже испытывая глубокое горе, могу ощущать прилив возбуждения в его присутствии. Я утираю ладонью слезы.
– Привет.
– Хотел узнать, как у тебя дела. – Он оглядывается вокруг, поджав губы и явно чувствуя себя не в своей тарелке.
Дела у меня идут паршиво. Совсем паршиво. Я открываю рот, чтобы так и ответить, но вырываются совсем другие слова:
– Не хочу здесь находиться.
Я не пыталась заставить его забрать меня отсюда. Просто констатировала свои чувства в данный момент. Однако Миллер кивает в сторону парковки:
– Тогда пошли.
* * *
Он ведет старый голубой пикап, который я заметила тогда у его дома. Даже не знаю марки автомобиля, но его цвет напоминает оттенок неба над головой сейчас. Стекла в машине опущены, что подсказывает: кондиционер не работает. Либо просто хозяину нравится так ездить. Я собираю волосы в пучок, чтобы они не развевались на сквозняке и не лезли постоянно в лицо. Заправляю выбившиеся пряди за уши и кладу подбородок на руки, рассматривая проносящийся мимо пейзаж.
Я не спрашиваю, куда мы направляемся, потому что мне все равно. Просто чувствую, как с каждой милей напряжение в груди ослабевает.
Играет музыка, и я прошу Миллера прибавить звук. Никогда раньше не слышала эту песню, но она красивая и отвлекает от тяжелых мыслей. Голос певца мягкий и приятный, словно повязка на ране. Когда трек затихает, я прошу включить его снова.
– Не получится, – отвечает парень, – это радио. Пикап слишком старый, чтобы в нем был плеер.
– А что это была за песня?
– «Dark Four Door» Билли Раффула.
– Мне понравилась. – Я снова отворачиваюсь к окну, думая о песне. Мне нравятся музыкальные предпочтения Адамса. Хотелось бы проводить так все время. Целыми днями мчаться по дороге под звуки грустных аккордов с Миллером в качестве водителя. Не знаю почему, но печальные композиции заставляют чувствовать себя лучше. И чем надрывней мелодия, тем лучше я себя ощущаю. Есть что-то одурманивающее в душераздирающих нотах, сродни наркотикам, как мне кажется. По-настоящему вредные, но дающие возможность забыться.
Я не знаю, правильное ли подобрала сравнение, потому что никогда не была под кайфом. Сложно бунтовать, когда за тобой присматривают сразу двое чрезмерно опекающих родителей, которые стараются оградить тебя от их же собственных ошибок.
– Ты не голодна? – спрашивает Миллер. – Или, может, пить хочешь?
– Нет, – отвечаю я, поворачиваясь к нему. – Хотя, думаю, я хочу накуриться.
– Ну да, конечно, – слегка улыбается он, переводя на меня взгляд.
– Я серьезно! – настаиваю я, выпрямляясь. – Я никогда раньше не пробовала ничего подобного, а сейчас мне просто необходимо отвлечься. У тебя нет травки?
– Нет, – хмурится водитель. Я разочарованно оседаю. – Но знаю, где можно достать.
* * *
Спустя десять минут он сворачивает к кинотеатру и просит подождать в машине. Часть меня хочет его остановить и сказать, что это плохая затея. Но другой половине любопытно, поможет ли это справиться с горем. Сейчас я готова согласиться на что угодно, лишь бы унять боль.
Миллер заходит в здание буквально на минуту и почти сразу выходит вместе с парнем, выглядящим немногим старше нас. Лет двадцати максимум. Никогда раньше его не встречала. Они подходят к тачке незнакомца и производят быстрый обмен. Так просто? Эта внешняя простота заставляет нервничать. В Техасе марихуана не легализирована, да и моему спутнику только семнадцать. Не говоря уже о том, что в этом пикапе-развалюхе стоит новенький регистратор. Я почти уверена, что на записи не виден момент передачи наркотиков, но если нас арестуют, полицейские первым делом обыщут автомобиль, посмотрят видео и выяснят, что травка предназначена мне.
К тому моменту, как Миллер забирается на водительское место, меня уже трясет от страха.
Он паркуется на стоянке кинотеатра таким образом, чтобы нам было видно всех подъезжающих, и вытаскивает пакетик. В нем лежит несколько готовых самокруток.
Автомобиль настолько древний, что в нем до сих пор есть прикуриватель. Мой напарник по преступлению включает прибор и вручает мне косяк. Я лишь молча смотрю на протянутую сигарету, а затем на Миллера.
– А ты его не подожжешь?
– Я не курю, – пожимает плечами парень.
– Но… ты знаком с дилером.
– Его зовут Стивен, – со смехом поясняет Адамс. – И он всего лишь коллега, а не дилер. Просто всегда таскает с собой травку.
– Вот блин. Не думала, что придется делать это самой. Никогда даже обычную сигарету не закуривала. – Меня осеняет мысль, и я достаю телефон. Затем открываю YouTube и ищу ролик, как зажечь самокрутку.
– Там есть такое обучающее видео? – с ужасом и весельем интересуется Миллер.
– Сама в шоке.
Видно, что эта мысль его забавляет. Он придвигается ближе, и мы смотрим инструкцию вместе.
– Ты уверена, что все еще хочешь этого? У тебя руки трясутся. – Мой сотовый плавно перекочевывает к нему.
– Будет невежливо передумать. Ты ведь уже заплатил.
Миллер продолжает держать телефон. Когда видео заканчивается, я вытаскиваю прикуриватель и неуверенно смотрю на него.
– Давай я попробую.
Я с облегчением передаю устройство парню, и он поджигает самокрутку, словно профессионал. Заставляет задуматься, не соврал ли он. Адамс делает одну затяжку и выдыхает дым в окно. Затем протягивает тлеющую сигарету мне, но меня сразу же одолевает приступ кашля. А еще я совершенно неизящно захлебываюсь слюной. Да, до Миллера мне далеко.
– Если ты никогда раньше не курил, почему у тебя так легко получилось?
– А я и не говорил, что вообще не пробовал, – ухмыляется он в ответ. – Просто никогда не поджигал косяки.
Я снова пытаюсь вдохнуть дым, но получается плохо.
– Просто отвратительно, – задыхаясь, прокашливаю я.
– Ага, съедобный вариант гораздо приятнее.
– Так почему ты не купил такой?
– У Стивена не было, и потом, наркотики – не моя тема.
Я держу сигарету между пальцев, поглядывая на нее и размышляя, каким образом я оказалась здесь, когда должна быть на отцовских похоронах. Наверное, травка и не моя тема тоже. Ощущения от нее неправильные.
– А что тогда – твое? – спрашиваю я у Миллера, глядя ему в глаза. Он откидывается на кресло, смеживает веки и обдумывает с минуту.
– Чай со льдом. И кукурузный хлеб. Да, люблю кукурузный хлеб.
Я заливаюсь смехом. Совсем не тот ответ, который ожидался. Я еще раз пытаюсь сделать затяжку. Если бы Лекси видела меня сейчас, то пришла бы в ужас.
Дерьмо… Лекси.
Я даже не предупредила, что ухожу с церемонии. Я опускаю взгляд на телефон, но посланий от подруги не было. Только одно от мамы, отправленное пятнадцать минут назад: «Ты где?»
Кладу мобильник экраном вниз. Если я не вижу сообщения, его не существует.
– А что насчет тебя? – интересуется Миллер. – Какая у тебя тема?
– Актерское мастерство. Но ты об этом уже знаешь.
– Когда ты спросила, то я думал, ты имеешь в виду что-то физическое, типа любимой еды, – состроил гримасу собеседник.
– Нет, я говорила в общем, – улыбаюсь я. – Что ты больше всего любишь? Без чего не представляешь свою жизнь? – Думаю, он сейчас скажет: «Шелби».
– Тогда фотография, – быстро выпаливает парень. – А еще видеосъемка и режиссура. Все, что подразумевает нахождение по другую сторону объектива. – Он вскидывает голову и ухмыляется. – Но ты об этом уже знаешь.
– Так вот зачем тебе регистратор, – указываю я на устройство. – Тебе всегда нужно снимать видео, даже во время вождения.
Он кивает.
– А еще у меня есть эта малышка. – Миллер открывает бардачок и достает GoPro. – У меня почти всегда есть какая-нибудь камера. На случай, если возникнет идеальный момент для съемки.
Думаю, он так же увлечен кино, как и я, только с другой точки зрения.
