Текст книги "Вернуть изобилие"

Автор книги: Колин Гринленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Часть третья
МНОГОЛИКАЯ ИСТИНА

27

BGK009059

TXJ. STD

ПЕЧАТЬ

flf$$ip uhOj6u98-Y (********r&&&*** ** **un] 98-Y

РЕЖИМ? VOX

КОСМИЧЕСКАЯ ДАТА? 19.07.07

ГОТОВА

– Привет, Элис.

– ПРИВЕТ, КАПИТАН. ТЫ ПРИШЛА РАССКАЗАТЬ МНЕ КАКУЮ-НИБУДЬ ИСТОРИЮ?

– Я думаю, это ты должна рассказывать мне истории. В конце концов, это я сейчас нуждаюсь в утешении.

– Я И САМА ЧУВСТВУЮ СЕБЯ НЕ СЛИШКОМ ВЕСЕЛО.

– Не говори так, Элис.

– НО ЭТО ПРАВДА.

– Из-за кристалла осевого запора, да?

– ВЕРОЯТНОСТЬ АВАРИИ 89.09%.

– Боже мой.

– Я ПРОСТО НАДЕЮСЬ, ЧТО ТЫ НЕ ЗАСТАВИШЬ МЕНЯ ПЕРЕНАПРЯГАТЬСЯ, ВОТ И ВСЕ.

– Мы выйдем из пике на Поясе. Ты сможешь дотянуть до Цереры?

– Я ТЕБЯ КОГДА-НИБУДЬ ПОДВОДИЛА, КАПИТАН?

– Нет. Честное слово, я не помню, чтобы ты хоть раз меня подвела.

– ХРАНИ ЭТО В ПАМЯТИ.

– Господи. Боже мой. Послушай, Элис, держись. Я поговорю с Кстаской. Он думает, что может помочь. Похоже, он хорошо разбирается в «Кобольдах». Хорошо? Элис!

– КОНЕЧНО. МОЖЕТ БЫТЬ, МЫ ВООБЩЕ БЕСПОКОИМСЯ НА ПУСТОМ МЕСТЕ.

– Такое возможно?

– НЕ ТАК УЖ НЕВЕРОЯТНО.

– Всего на 10.91%, да?

– В ДВУХ МЕСТАХ, ДА.

– Я спрошу Кстаску. Спрошу, как только зайду внутрь. А пока я что-нибудь могу сделать?

– РАССКАЖИ МНЕ КАКУЮ-НИБУДЬ ИСТОРИЮ.

– Ты серьезно?

– ОТВЛЕКИ МЕНЯ.

– Хм. Ты когда-нибудь слышала о капитане Франке?

– А КТО ОН БЫЛ?

– Альтесеанин.

– ФРЭНК ВЕДЬ НЕ АЛЬТЕСЕАНСКОЕ ИМЯ, ПРАВДА?

– У него было и альтесеанское, только я не могу тебе сказать, какое. Я бы его даже произнести не смогла. Нет, я не знаю, почему он называл себя Франком. Думаю, он набрел на это имя, когда где-нибудь лежал, и просто подхватил его. Ты же знаешь, какие они, альтесеане.

– А КАК ТЫ С НИМ ПОЗНАКОМИЛАСЬ?

– Это было на Фобосе. В баре. Это было не то место, которое я бы выбрала для того, чтобы провести вечер. Я вообще не должна была быть на Фобосе. Я прибыла на внутреннем шаттле, который вез обалдевших от космоса туристов с дурацких каникул на Поясе.

– ЭТО БЫЛО ТВОЕ ПЕРВОЕ ЗАДАНИЕ?

– О, нет, я не вела корабль. Я тогда еще даже не умела летать. Я была стюардессой. Я собиралась удрать с корабля в Версале, но они нас не выпустили. Фобос был моим первым шансом, и я им воспользовалась. Я терпеть не могла эту работу. Меня выводила из себя даже не рвота и нытье – мне приходилось выслушивать, какие сволочи эти люди из безопасности, о том, как провалился купол, нет, меня бесило сознание того, что через пару месяцев они все будут хвастаться где-нибудь в Долговечности или Нью-Торонто и показывать соседям свои пленки.

Я застряла на чужой луне, у меня не было работы. Не было ни рекомендаций, ни образования, ни опыта, ни денег. Все, что я имела, – это нарушенный контракт и криминальное прошлое. Кроме того, у меня был номер, который помощник капитана записал мне на тыльной стороне перчатки и который разъединялся каждый раз, когда я его набирала. Вот так. Мне надо было быстро как-нибудь пристроиться, пока кто-нибудь из клерков эладельди не приметил, как я пользуюсь кредитной карточкой в том месте, где мне быть не положено, и не вздумал совать в мои дела свой синий нос. Я не знала, что делать. Я была совсем ребенком, я вообще ничего не знала. Кончилось все тем, что я стала бродить по улицам на окраине и заглядывать в лица прохожим, пытаясь угадать, кто чего хочет и кто мог бы помочь мне выбраться с Фобоса, если я правильно угадаю.

Я решила, что могу прожить своим умом вместо того, чтобы сидеть сложа руки. Когда я подошла к месту, где не было таблички «Астронавтам вход воспрещен», я зашла внутрь.

Посетители бросили на меня всего один взгляд, а потом перестали обращать внимание. Не сказать, чтобы это место кишело полезными контактами. Какие-то замученные техники, разговаривавшие сами с собой и что-то царапавшие на подставках под пиво. Одинокий трант с «тарелкой грез» и парой гелиосумок, что-то бурчавший об ограничениях на претензии. Но с меня к тому времени уже было довольно. Я не собиралась повернуться и снова уйти.

Я села у бара, взяла выпивку для бармена – это было вложение капитала – и для себя.

В воздухе позади бара случайно оказался голошар. В тот момент он показывал мужчину и женщину в шикарных костюмах, поливавших друг друга краской, в то время, как собравшиеся за их спинами голые юнцы аплодировали, как бешеные, и набивали электробытовыми приборами золотую вагонетку.

Я сидела, потягивая напиток.

– Тихо сегодня, – заметила я.

Бармен что-то буркнул. Он был толстым уроженцем Бангладеш с поразительными челюстями и ресницами, напоминавшими кожу. Вид у него был такой, словно он не слишком хорошо был знаком с искусством вести беседу, но я угостила его выпивкой, так что он был готов установить свою тушу напротив меня на пару минут, пока вытирал стойку грязной тряпкой. Он был похож на скучающего гиппопотама, созерцавшего того, кто только что угостил его рыбой.

Я сказала:

– Вы, наверное, не знаете никого, кто бы меня подбросил.

Бармен поразмыслил. Во всяком случае, вид у него был такой, словно он размышлял. Уголки его глаз приподнялись.

– Скиапарелли? – спросил он.

– Ну-у, – ответила я.

– Тут есть шаттлы, – заметил он.

– У меня нет денег на проезд, – ответила я.

– Ты хочешь ехать бесплатно, – заявил он таким тоном, словно это только подтверждало его мнение о том, что я тряпка, никудышная и вообще ни на что не годная бродяжка. Они тут все были такие, в этом баре.

– Я могла бы отработать свой проезд, – сказала я.

Он повернулся вбок и заговорил с маленьким человечком со следами шрамов от прививки памяти и волосами, растущими из ушей, сидевшим чуть подальше у стойки.

– Юная леди хочет получить работу, – сказал он, не сводя с меня глаз.

– Тут везде полно работы, – быстро, возбужденным голосом сказал маленький человечек. – Полно работы, – продолжал он, пристально глядя на меня. – Официантка, оператор, клерк, диспетчер, приемщица, отделочница, усилитель, агент, помощница, ассистентка, рассеиватель, запасная, каменщица, менеджер по операциям с микросистемами взаимодействия синапсов, повар в забегаловках, а чем она вообще занимается, а? Что умеет делать?

– Я не хочу получить работу здесь, – сказала я. – Я просто хочу, чтобы меня подбросили.

Они оба промолчали. И оба продолжали смотреть на меня.

– Я только что вернулась с Пояса, – сказала я, надеясь, что это прозвучало так, словно я делала это регулярно и так часто, что мне это уже наскучило и понадобилась перемена обстановки.

Они обдумали мои слова. И ничего не сказали.

– Я довольно хорошо управляюсь на звездолете, – сказала я.

Они это приняли. И не ответили. Они ждали, что я продолжу.

– Я могу справиться со многими вещами, – заявила я, уже начиная раздражаться.

Бармен мигнул.

– Со многими вещами, а? – сказал мужчина со шрамами, неожиданно снова включаясь в разговор. – Со многими вещами. Например, исследовать биологию частиц для высококвалифицированных ксенологов. Стирать белье. Переводить импульсы для эладельди.

– Она хочет поговорить с капитаном Фрэнком, – объявил бармен. И, проглотив свой напиток, потопал в другой конец бара. Я уже видела, что мое вложение исчерпало себя. Или уже оплачено.

Я не заметила альтесеанина, когда вошла в бар. Он сидел сам по себе в кабинке, о чем-то размышляя среди теней. Все, что я могла разглядеть, напоминало копну грязно-белого меха с кепочкой, в которой ходят на яхтах, и блайзере.

– Капитан Фрэнк! – позвал человек со шрамами. – Тут юная леди хочет с вами познакомиться. Хочет поставить вам выпивку.

И подмигнул мне.

Я знала, что они оба надо мной издеваются. Просить альтесеанина подвезти меня? Они просто хотели позлить нас обоих – его и меня.

– Все в порядке, – крикнула я альтесеанину, – не стоит беспокоиться.

Однако он уже забеспокоился. Он шел ко мне.

Ладно, подумала я, пусть подойдет. Все равно сегодняшний день уже потерян, думала я, снова глядя на голо-шар. Теперь он показывал хирурга, вырезавшего у кого-то язык.

Я почувствовала запах – так пахнет пыльный старый ковер. Капитан Франк неуклюже взбирался на пару высоких стульев между мной и маленьким человечком со шрамами. Он взгромоздился на них и плюхнулся прямо на оба, а его короткие толстые ножки торчали прямо перед ним. Его ноги были похожи на лапы гигантской птицы: три длинных жестких чешуйчатых пальца, тупых, без когтей, спереди и один – сзади. Пальцы неожиданно сжались, точно альтесеанин заметил, что я на них смотрю.

Я быстро отвела глаза от его ног. И посмотрела ему в лицо.

Раньше я никогда не бывала так близко от альтесеанина. Я смотрела поверх его хобота в огромное лицо, как у тюленя, полускрытое за толстой густой бахромой. Под хоботом находился большой влажный рот, огромный, как уродливая расщелина. По обе стороны хобота располагались два круглых черных глаза, выпученных, размером с грейпфрут. Уголки его глаз казались воспаленными, они были влажны и красны. В этих глазах нельзя было прочесть ничего.

Над его глазами была темно-синяя кепка с козырьком. Это была человеческая кепка, и я понятия не имела, как ему удалось приладить ее на своей огромной голове. И на нем был блайзер под цвет кепки, грязный, засаленный старый блайзер. Его карманы были оттопырены.

– Юная леди, это капитан Фрэнк, – сказал человек со шрамами. – Капитан Фрэнк, это юная леди, а кстати, как вас зовут, дорогая?

Капитан тяжело дышал от усилий, затраченных на то, чтобы вскарабкаться на стулья, и от того, что альтесеане всегда пыхтят.

– У НИХ ПРОБЛЕМЫ С ВАШЕЙ АТМОСФЕРОЙ.

– Только ты ни за что не заставишь их в этом признаться.

– Я не могу поставить вам выпивку, капитан Фрэнк, – сказала я, я почти обанкротилась.

– Юная леди желает узнать, как она может добраться до Скиапарелли, – сказал человек со шрамами.

Альтесеанин обернулся и посмотрел на него. Я увидела, как из его огромного пурпурного ушного отверстия вылез клещ.

– У меня нет денег, – снова сказала я на случай, если он не понял.

Он понял. Он протянул руку через бар. Рука у него была в три раза длиннее ног и оканчивалась большой лапой. На лапе были три чешуйчатых красных пальца, имевших форму верхней части клюва попугая. Она сильно вытянулась из сальной голубой манжеты.

Капитан Фрэнк подал знак бармену. Затем стал с надеждой шарить в пепельнице.

Подошел бармен. Он посмотрел на альтесеанина так, словно презирал его. Он посмотрел на меня так, словно презирал меня. У него вообще был такой вид, словно он презирал всех и каждого, кто входил в этот бар, проходил мимо него или двигался в любом месте в пределах видимости бара или вообще где бы то ни было. Он забрал пепельницу у альтесеанина и подчеркнуто вытер ее тряпкой.

Альтесеанин обратился ко мне.

– Што т-ты пььешшь? – спросил он. Его голос я передать не могу.

– Я ДУМАЛА, ОН БЫЛ ВПОЛНЕ ХОРОШ. НА САМОМ ДЕЛЕ.

– Да, я тоже так думала. Нет, все равно не могу. Тебе придется представить его себе.

Я сказала: пиво.

– Х-какое пивво? – спросил капитан.

Вот уж кого бармен презирал больше всего, так это молодых женщин, позволявших подвыпившим альтесеанам заказывать им выпивку. Мне было все равно. Капитан Фрэнк, по-видимому, никуда лететь не собирался. Но он мог знать, чей брат работает на того, кто собирался. А нет – так это была бесплатная выпивка. Ты должна принять это во внимание. Элис.

Найдутся такие, кто скажет тебе, что таких вещей, как бесплатная выпивка, не бывает, особенно для того, кто в ней нуждается. Большинство альтесеан скажут тебе это. Большинство альтесеан верят, что вселенную создали гигантские омары. Боги, похожие на гигантских омаров, из другого измерения. Они по-настоящему не поклоняются этим богам, ты же понимаешь. Просто очень-очень их уважают.

– ЭТО ТЕБЕ КАПИТАН ФРЭНК СКАЗАЛ?

– Ну, не в прямой форме.

– АГА.

– Не надо все портить.

Следующее, что сказал капитан Фрэнк, было:

– Тты з Земмли. – Это прозвучало как что-то секретное, со скрытым недовольством.

– Нет, – сказала я.

– 3 вашшей Луны, – настаивал он.

– Верно, – устало сказала я, уже зная, что за этим последует.

– Х-кто-то жже долж-жен быть, – сказал он.

Я уставилась на капитана.

– Капитан Фрэнк, – вмешался человек со шрамами, – уборщик мусора в космосе. Чистильщик пляжей на пыльных ярусах. Чемпион в борьбе с энтропией. На своем корабле «Жирный рот» он рыщет по выгребным ямам и канавам в пустоте. Он отлавливает мусор на орбитах. И чего он там только не находит – все, кроме забытых сокровищ. Отслужившие свое спутники. Старую мебель. Длинные комки водорослей-мутантов, похожих на быстрозамороженную слизь. Тускло поблескивающие бруски топлива. Битое стекло. Серебристые кости старых рефрижератов.

– Юная леди-лунянка, – сказал человек, – ищет способ выбраться с Фобоса.

Капитан Фрэнк издал звук – нечто среднее между зевком и стоном. Затем снова заговорил:

– Богом забытое место, – сказал он.

Так и сказал: «богом забытое». С согласными у капитана Фрэнка были проблемы, но он выговорил.

Я была этим просто поражена. В конце концов, я поставила-таки ему следующую выпивку. Мы разговорились. Капитан Фрэнк сидел рядом со мной на двух стульях сразу, воняя, как разгоряченная мокрая овца, невозмутимо потягивая джин через хобот и позволяя всему, что я говорила, проходить мимо него и исчезать в ночи. Каким-то образом из-за того, что он почти не реагировал на мои слова, я болтала все больше и больше. По-моему, в конце концов, я рассказала ему все про Луну, Энджи, Интегрити-2, круиз по Поясу – словом, все.

В ответ он сообщил мне, в чем заключается основная беда нашего вида:

– Г-никакого ф-самоувважения, – заявил он. – Г-нет г-неззавищимости.

Услышать такое от альтесеанина!

Он помедлил, с трудом переводя дыхание, по его влажному рту струилась слюна. Я поняла, что одной из причин, почему он был таким тихим, было то, что на длинные разговоры у него просто не хватало дыхания.

Я поговорила с капитаном Фрэнком некоторое время. Я привыкла к его уродливым клешням, черному языку, маленьким круглым зубкам. Привыкла к его резкому, неприятному запаху. Это было все равно что болтать с каким-нибудь старым пьяницей в пивной на Грейс или Сантьяго, засидевшись за полночь. Голо-шар замигал и отключился. Бармен покинул свой пост и удалился в свободную кабинку с бутылкой сладкого зеленого вина. Вообще большинство кабин опустели. Я почти не заметила, как посетители один за другим перестали отравлять себя и ушли.

А потом явились полицейские.

Капитан Фрэнк что-то пробурчал по-альтесеански. Это прозвучало резко и грубо. Человек со шрамами ухмыльнулся, поднял воротник своего пальто и выскользнул вон. Захмелевший бармен сел прямо, вид у него был малоприятный и нездоровый. Только последний из техников приободрился, признав в вошедших существ, еще больше увлеченных данными, чем он; забыв, где он находится и что он здесь делает. Как это всегда бывает с техниками.

Я почувствовала холодок в груди. У полицейских было считывающее устройство. Они проверяли удостоверения личности.

– НО У ТЕБЯ, КОНЕЧНО, БЫЛО УДОСТОВЕРЕНИЕ, КАПИТАН?

– О, было, Элис, но оно бы не прошло. Это было мое настоящее удостоверение. Они уже собирались хорошенько поддать мне.

Сначала они подошли к Капитану Франку. Он искал удостоверение целую вечность. Я уже стала думать, что все-таки был бродягой, и все, что человек со шрамами говорил про то, что у него есть свое дело и свой корабль, – просто сказки и бред сумасшедшего. Я начинала подумывать, что «капитан» и я окажемся на ночь в одной камере, и надеялась, что он не станет настаивать на том, чтобы согреть меня. Но ничего подобного, удостоверение у него имелось, причем было в полном порядке. Так что в конечном итоге он оказался по эту сторону закона.

Я наблюдала, как мой новый «товарищ по несчастью» превращается в обычного гражданина. Я ощущала горячее дыхание эладельди на своей шее. Полицейские были эладельди. Я об этом сказала?

– Мисс, – обратился ко мне лейтенант.

Я расстегнула жакет и стала шарить во внутреннем кармане.

Это было все, что я сделала. Все, что мне пришлось сделать.

– Онна рработа-ает н'меня, – прорычал Капитан Фрэнк, даже не подняв глаз от своего джина.

Я поняла, что вовсе не пьян.

Полицейские подозрительно посмотрели на капитана.

– Ваша служащая?

Он просто кивнул, словно ему было глубоко безразлично, поверят ему или нет.

Может, так оно и было.

Полицейские изучили мою карточку. Они что-то негромко провыли друг другу насчет того, что я приписана к шаттлу, который уже отбыл, и моего осуждения на Интегрити-2. Они не могли найти никаких записей о том, что я поступила в ученицы к этому старьевщику.

Капитан Фрэнк повернулся к ним на своем стуле и посмотрел на них мутным взглядом:

– Дак ззапишшите, – сказал он. – Б-минимальное жжалованьье, шшестть уссловных месясев з брроверкой.

Так вообще-то делать не полагалось; но было уже поздно, и полицейские знали, что им не доставит никакой радости устраивать веселую жизнь альтесеанину. Внутренне дрожа от облегчения, я следила за тем, как они делают запись.

После того, как полицейские ушли, я повернулась к капитану.

– Это было блестяще, – сказала я и хлопнула его по спине в порыве охватившего меня хмельного чувства товарищества. – Я вам очень благодарна, – сказала я. – Правда. Давайте, я закажу вам еще выпить.

– Нет времени, – ответил он.

– Они что, закрываются? Уже?

Он близоруко прищурился на меня:

– У д-нас рработа, – объявил он и, спрыгнув со стула, приземлился со оглушительным стуком.

– У нас? – переспросила я.

Но его уже не было – он направлялся к двери.

Так я и попала на «Жирный рот». Я отправилась на этот корабль и шесть месяцев рыскала по мусорным орбитам.

– ЗВУЧИТ НЕ СЛИШКОМ ПРИЯТНО.

– Это и не было приятным занятием.

– И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, ОН БЫЛ ОЧЕНЬ ДОБРЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, ПРАВДА?

– Добрым, Элис? Не знаю. Не знаю, почему ты так решила. Он подобрал меня, как любой другой обломок человеческих отбросов.

– ОХ, КАПИТАН!

28

«Элис Лиддел» была в своей стихии.

Полицейские – нет. Как бы ни были изящны и впечатляющи дельты, они не были приспособлены для того, чтобы заметно удаляться от атмосферного конверта Изобилия. Когда станция стала уменьшаться, приобретая привычную для Табиты форму черепашьего панциря, девушка увидела полицейских на кормовых сканерах: они удалялись, признав свое поражение, и между их антеннами проскакивали голубые стрелы молний. Радио рычало и щебетало, посылая сигналы тревоги, готовности, сыпало взаимными обвинениями и цитатами. Но Элис была уже далеко, отправляясь искать счастья в безбрежных водах космических морей.

Как романтично это звучит. Однако в тот момент это было отнюдь не так. И тот романтический ореол, который окружает маленький «Кобольд» в моей памяти и в памяти любого из нас о тех днях, – это чистая ностальгия. Как ни любила Табита свою баржу, даже она никогда не заблуждалась на этот счет и не считала ее чем-то из ряда вон выходящим. Если бы тогда кто-то сказал, что в один прекрасный день о «Берген Кобольде» напишут роман, это вызвало бы улыбку у многих пилотов, в том числе, и у самой Табиты.

В поле гравитации «Кобольд» казался громоздким и неповоротливым. У многих из них был такой вид, словно они не смогут оторваться от земли, не развалившись при этом. Допустим, это было связано не столько с их конструкцией, сколько с тем фактом, что их базовый блок был так стоек, что люди гоняли и гоняли их до тех пор, пока они не оказывались на грани, а иногда даже после этого, Имен я не называю.

Однако в космосе от «Элис» был толк. В пространстве она сразу переставала быть непрезентабельной. То, что казалось приземистым, здесь становилось компактным; что казалось толстым, теперь было надежным.

Я могла бы с некоторыми оговорками сказать то же самое о дочерях и сыновьях Серафимов и о Кстаске. Лишенным ног, при любой, даже минимальной гравитации, им требуется поддержка; если они лягут, то встать не смогут. Безволосые и нагие в своих прозрачных костюмах, они кажутся совершенно беспомощными. А в космосе они чувствуют себя, как дельфины в воде. Через призматические поля их защитных костюмов их кожа отражает все созвездия рая. Когда они плывут сквозь пространство, с их спин, как вода, льется звездный свет.

Табита Джут, как и большинство людей, верила, что если бы капеллийцы не опустили барьер, поставленный ими вокруг солнечной системы, в один прекрасный день ему бросили бы вызов Херувимы. Действительно некоторые считали, что только этого и ждали капеллийцы, как только отправили Брата Амвросия на Луну ждать Армстронга и Олдрина.[8]8
  Н.Армстронг и Э.Олдрин – экипаж корабля «Аполлон-11, первые люди, ступившие на Луну.


[Закрыть] Они ждали проявления инициативы со стороны людей.

Табита Джут, опять же, как большинство людей, не была уверена, что Херувимов можно отнести к разряду человеческих существ.

У самих Херувимов на этот счет сомнений не было: они к таковым не относились. Их конструкция была квантовым скачком за пределы геноремонта самых дорогостоящих биолабораторий. Они не страдали ни от каких физических ограничений, которые человечество несло от планеты к планете, а если бы и страдали, то очень скоро отбросили бы их – уже в следующем поколении. Это убеждение было заложено в них Серафимами, зачавшими их и записавшими это в их гермоплазме.

Среди своего вида Кстаска казался неким исключением. Где наткнулась на него Ханна Су, наша история умалчивает; но каковы бы ни были эти обстоятельства, она была права, взяв его в свою труппу, хотя бы за его новизну. Что думали о Кстаске его сородичи из пробирки, когда он выставлял себя на потеху публики в том качестве, какое в предыдущие столетия было бы названо экзотикой или причудой, – мы опять же можем только предполагать. Никто никогда не слышал, чтобы Кстаска плохо отзывался о них; или о Серафимах.

Кто же такие Серафимы? Лучше было бы спросить, существует ли слово, чтобы определить, кто они. Они – это организация; культ; независимое государство – Серафимы решительно и определенно – это Серафимы. Их происхождение – вопрос архивов, в объединении девятнадцать лет назад порочного Храма Абраксаса[9]9
  Абраксас – мифическое существо с человеческим лицом, петушиной годовой и змеями вместо ног, символ Бога-творца.


[Закрыть] с потерявшей свою репутацию лабораторией хирургии программного обеспечения «Фруин-Мейсанг-Тобермори» (ФМТ).

Сколотив несколько состояний, предоставляя льготы для косметических ампутаций и примитивного модного протезирования, постоянно рискуя, лаборатория ФМТ агрессивно вылезла из облаков правительственных исследований, став вдруг мессианской, евангелистской, элитарной. Вняв некоему проницательному совету в области маркетинга, Кайса Тобермори (ее собственная личность с юридической точки зрения осталась под вопросом после программы селективных замен, в результате которой ее личность оказалась заключенной сразу в двух телах – в Нью-Цюрихе и в Гонконге) реорганизовала свои работы по принципу «автопластического превосходства». «ЗАЧЕМ МЕНЯТЬ СВОЙ РАЗУМ? МЕНЯЙТЕ СВОЕ ТЕЛО!» – говорит лозунг одной из немногих оставшихся с ранней стадии кампании брошюр.

Пропаганда ФМТ аккумулировалась в каждом отклоняющемся баре и зале отлета; их почтовые проспекты наводняли каждое электронное бюро бюллетеней. Любое место, где собирались беспокойные и недовольные. Не каждый человек, а только очень-очень богатые могли позволить себе что-нибудь из меню ФМТ. Политика сования их в лицо финансово несостоятельным была составной частью корпоративной косметической операции, трамплина гиперболы. Исключительность ничего не стоит без питательной среды зависти.

Слухи о том, что ключевые элементы лечения ФМТ включали железы, возникшие по милости ничего не подозревавших доноров Третьего мира, могли быть частью хитрой паблисити, могли распространяться злобными конкурентами, а могли даже быть и правдой. В любом случае, они так и не подтвердились, поскольку в этом пункте ФМТ привлекла внимание эндокринных баронов Абраксаса, и вся история перешла на более высокий уровень.

Храм Абраксаса не видел нужды в рекламе, рекрутировании и даже в использовании неимущих. Он просто требовал жертв, а его адепты, как все адепты, собирались, чтобы унижаться у его благовонных алтарей. Тем не менее удовлетворение от пресыщения секрецией правоверных стало надоедать иерархам храма, когда они увидели, что происходит в ФМТ.

Каждой из сторон пришло в голову, что она может кое-что предложить другой, и выиграть еще больше. Состоялся обмен посланиями. Это был всего лишь маленький шажок от обещания состоятельным и легковерным техники самоусовершенствования или милостей античного бога к обещанию им беспредельного физического совершенства. Прямо выступая под прикрытием благотворительного статуса, освобождения от налогов и юридических льгот, распространенных на нее этой орбитальной церковью, ФМТ бесследно растворилась, а Храм Абраксаса приобрел новый высший эшелон – Серафимов.

А вот тут история исчезает из виду. Пока ученые от делового мира и теологи вели дебаты по поводу временного и духовного значения этого объединения, а крупнейшие биоархитекторы и евгенисты тайно и избирательно завлекались наверх поразительными и, чтобы не сказать, омерзительными посулами, двери храма оставались накрепко закрытыми для глаз неверных. От них не поступало никаких сообщений, к ним не вело никаких путей. Паства Абраксаса процветала на мировых рынках, но Серафимы оставались тайной за семью печатями.

Не было заметно также, чтобы в это вмешивалась Капелла.

С тех пор утечки информации почти не было. Поначалу «оптовое» рециркулирование правоверных предотвратило появление обычной в таких случаях струйки отступников, готовых рассказывать всякие басни. Путч, поглотивший Высшую клику Абраксаса и большую часть прежнего Совета директоров ФМТ и превративший их в штат Серафимов, состоял в основном из аватар Кайсы Тобермори, о которых нам известно только из блиц-исследования экспериментальной группы коммандос из студии новостей Шу Дзин, тела которых так и не были обнаружены. Абраксас и ФМТ породили Серафимов, а Серафимы произвели на свет Херувимов, рожденных пространством, «хомо альтериор», конькобежцев космических путей.

Все знают, как выглядит Херувим, хотя вряд ли могут предполагать, что когда-нибудь встретят хоть одного. Черно-металлические, красноглазые, макроцефалы, мало кто из особей ростом достигает выше метра, безволосые, безногие и бесполые, снующие туда-сюда в свободном полете или бросающие вызов гравитации на своих маленьких тарелках, они напоминают младенцев-демонов, рожденных воображением самых фанатичных служителей испанской Инквизиции. Они не носят другой одежды, кроме прозрачных пластиковых костюмов, оптическая микросхема которых постоянно украшает их радугами. Накинув на головы капюшоны костюмов, они могут в течение значительного времени переносить грубый вакуум пространства. На планетах они чувствуют себя менее уютно, и большинство Херувимов считают пребывание на них ниже своего достоинства. Будучи существами, созданными при помощи техники, Херувимы отличаются редкой сноровкой в области замысловатой электроники самого разного толка и могут оперировать с огромным количеством инструментов и машин с помощью своих хвостов-протезов, которые вставляют в розетку в основании спины.

Таково было существо, обнаруженное Табитой сидящим в ее кресле у панели управления «Элис Лиддел», когда она с грохотом покидала Изобилие в пламени неистовства страстей, нарушая все правила движения.

Табита искоса посмотрела на Херувима, всем своим существом восставая против него. Он выглядел, как разросшийся эмбрион из черного хрома, и он засунул свой хвост в панель Элис. Он и его жуткие спутники спасли ее корабль, может, спасли ей жизнь, но при этом навлекли на них больше неприятностей, чем она вообще могла себе представить.

Посреди всех этих драматических событий и разрушений Табита задумалась, как получилось, что он вообще оказался здесь, на Изобилии, работая с этой изнеженной и плутоватой труппой кабаре. Почему он не был дома, в храме, живя, работая и планируя следующую стадию их апокалиптической эволюции? Может, это был какой-нибудь списанный прототип? Может, у него был какой-нибудь кошмарный дефект, генетическая ошибка, из-за которой его отвергли? Но, конечно же, тогда они должны были реконструировать его, перепрограммировать, разобрать на запчасти. А может, он просто покинул паству, бежал, как до сих пор делают дети большинства современных земных обществ в поисках более аутентичного, грубого способа существования среди трудностей высокой границы. А вдруг он обманщик? Или, может быть, шпион?

Прежде чем Табита успела отвести глаза, Херувим неожиданно обернулся и посмотрел ей в лицо. Его маленькие красные глазки сверкнули, он приоткрыл свои мерцающие черные губы. Табита увидела его крошечные абсолютно ровные зубки из блестящей черной эмали.

Он улыбнулся ей.