Текст книги "Дневник Алины"

Автор книги: Колетт Вивье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

19, пятница

Случилось ужас что! Тетя Лотта прислала телеграмму: погиб дядя Эмиль – разбился на автобусе, который упал в ущелье!

А потом папа прочитал про это в газете, где все объяснялось и было напечатано имя дяди Эмиля.

Ах! Мама скорбит, она много плачет, и папа тоже. Телеграмма пришла за ужином, и никто не подумал его доесть, кроме Рике. Надо сказать, что для меня это не так ужасно, как для мамы, потому что я дядю Эмиля почти не знаю, но когда я вижу, как они с папой плачут, то плачу тоже.

Мама повторяла:

– Бедная моя Лотта – у нее всего месяц назад родилась дочка – как она, наверно, переживает! Мы должны поехать, Фернан – и сейчас же. Но дети, как их оставить!

Я сказала, что мы вполне можем со всем справиться с Эстеллой за эти несколько дней, и мадам Петио, которая как раз зашла в гости, пообещала присматривать за нами. И вот папа быстро спустился за билетами, но оказалось, что ничего не выйдет из-за стоимости поездки: 160 франков на человека, 320 – на двух… слишком дорого!

– А мы едва ли наскребем и 300 франков, – воскликнула мама. – Что же делать?

– Ну ладно, – сказал папа. – Есть решение: я поеду один.

– Нет, нет, – взмолилась мама. – Это я должна поехать к Лотте.

Папа сказал, что это невозможно, что он сам должен все устроить. Но мама заплакала:

– Шарлотта мне подруга, почти сестра, она меня ждет, я уверена в этом.

Папа уступил: поедет мама. Она попросила меня пропустить занятия, чтобы помочь ей приготовить траурную одежду, и Эстелла одна спустилась с Рике. Она недовольна – считает, что мама не должна нас бросать.

20, суббота

Мама уехала. Ох, как мы плакали все втроем! Мадам Петио никак не могла нас утешить! Мы не смогли даже поехать на вокзал, потому что на метро слишком дорого, и папа сказал «нет». Мама тоже плакала. Она повторила мне двадцать раз, как варить, и как приготовить на завтра рагу.

– А еще, – добавила она, – Рике нельзя промачивать ноги, а во вторник ты должна поменять у всех белье… и самое главное, Лилиночка,[6]6
  Лилина – уменьшительно-ласкательная форма имени «Алина».


[Закрыть] позаботься о папе…

Но тут рассердилась Эстелла.

– Ты почему говоришь это Алине, а не мне? – крикнула она.

– О, – сказала я, – обычно ты никогда не хочешь ни за что браться, а тут вдруг захотела?

– Но ведь, – сказала она, – это очень занятно всем управлять как большая… И потом как же – старшая ведь я!

– Тебе бы нужно вспоминать об этом почаще, дочка, – сказала ей печально мама. – Но если тебя это так волнует, то не хочу поступать несправедливо: Алина меня заменит в воскресенье и понедельник, а ты – во вторник и среду; я вернусь утром в четверг.

Мы прыгнули ей на шею. Но я кончаю – нужно ложиться, потому что завтра много дел.

21, воскресенье

Столовая убрана, спальни убраны, все умыты, все позавтракали.

Вчера мы с Эстеллой никак не могли заснуть, потому что всё переживали. Мы говорили про маму, а еще придумывали, что бы сделать вкусненького на сладкое, чтобы хоть как-то утешить папу после смерти брата.

– Во вторник я хочу состряпать торт с кремом, – сказала Эстелла.

Но она не умеет ни стряпать торт, ни делать крем, а учиться очень долго. Тогда она решила нажарить блинов – она их обожает, – а я собираюсь напечь яблок. Папа наверняка будет доволен! Он сел перед кастрюлей и с грустью смотрит перед собой. Я подбежала и поцеловала его.

– Что? Что такое? – сказал он. – Чего тебе? И почему ты смеешься? Нашла тоже время смеяться.

– Я не смеюсь: это сюрприз!

И я убежала на кухню, чтобы не проговориться про печеные яблоки!

23, вторник, 5 ч. утра

Я встала потихоньку, потому что уже не хочу спать, и пошла в кухню. Как я устала! Папа очень придирчив и часто нас ругает. Время от времени я пытаюсь его спросить, как мама:

– Тебе не пора к мсье Мартине?

Но он лишь пожимает плечам, и я вижу, что его это не интересует. И еще – со мной он терпелив, но не может выносить Эстеллу, которая расхаживает повсюду, уткнув нос в учебник географии, а когда я прошу ее помочь накрыть на стол, то отвечает:

– Накрывай сама и оставь меня в покое!

После обеда Рике прибежал сесть ко мне на коленки – как он садился к маме, когда огорчится.

Мне всякий миг хочется расплакаться, но я не могу, потому что когда начинаю вздыхать, то папа смотрит на меня с беспокойством:

– Что с тобой? Ты плачешь? Ты, моя Лилинка, которая всегда в таком хорошем настроении?

Время от времени я бегаю к Виолетте и все ей рассказываю, чтобы излить душу. Она не очень знает, что ответить, но слушает меня, а это уже хорошо.

Вторник, вечер

Наконец пришло письмо от мамы. Мадам Ох-беда дала его, когда я вернулась из школы, и я побежала отнести его папе, к мсье Мартине. Мама написала:

«Доехала хорошо. Бедная Лотта сильно болеет. Скучаю по вам всем».

Папа бережно положил письмо в бумажник, а я побежала домой. Рике поджидал меня на лестнице, один-одинешенек, грустный-прегрустный:

– О, вот ты где – я хочу полдник, Лилина!

– Как же, а Эстелла? Она не собирается тебе его дать? Это же ее день!

Он показал пальцем на дверь спальни:

– Она сказала: «Не мешай!».

Я поняла: она готовится к контрольной! Да еще эта история с блинами в обед! И зачем только она решила их стряпать? Мама советовала приготовить:

1. бифштекс

2. жареной картошки

3. салат

Но у Эстеллы засели в голове одни блины, и после школы она взяла 10 франков и побежала на рынок. Эти 10 франков папа ей дал утром. Когда она вернулась, то закрылась на кухне. Я постучалась:

– Может, тебе помочь?

– Нет, нет!

– Накрывать на стол?

– Нет, сегодня мой день!

И так до самого обеда. Вернулся папа:

– Что же это, Лилина – стол все еще не накрыт?

Я все объяснила. Папа побежал на кухню, и я увидела, как посреди тучи дыма трясет сковородку раскрасневшаяся Эстелла.

– Что за запах! А обед?

– Иду, иду!

Эстелла начала медленно накрывать на стол, и папа занервничал. Она сделала нам знак садиться, принесла на большом подносе редиски, пошла на кухню и тут же вернулась с блинами. Рике захлопал в ладоши, а у папы широко раскрылись глаза:

– Но это же десерт! А мясо? А овощи?

– Как же, – говорит Эстелла, – на 10 франков нельзя же, чтоб было сразу все! Можно и так хорошо поесть – здесь по четыре блина каждому!

Папа громко шарахнул кулаком по столу:

– Это не обед – несколько редисок да десерт!

– Но он очень вкусный!

– «Очень вкусный», – передразнил Эстеллу папа. – А что тебе сказала приготовить на сегодня мама?

Эстелла пожала плечами:

– Сегодня распоряжаюсь я!

Папа шлепнул ее по щеке! Она заплакала, и в это мгновение с кухни донесся запах горелого…

– Блины мои! – воскликнула бедная Эстелла.

Поздно! Они уже все почернели.

Мы начали есть те, что уже на столе.

Все откусили по кусочку… блины были такие соленые, что мы не смогли их есть. Папа пришел в ярость, а Эстелла все повторяла:

– Я не умею печь блины…

Тогда я без слов прошла в кухню и на скорую руку нажарила большую тарелку картошки. На этот раз папа успокоился, но Эстелла побелела от ярости. Когда папа ушел, она не захотела мыть посуду, а в четыре часа объявила, что больше не хочет хлопотать по дому. Я завозражала, но в конце концов уступила. Я ее заменила, да еще и пообещала, что послушаю, как она рассказывает уроки.

Она бросилась мне на шею:

– Спасибо, спасибо, сестричка моя дорогая!

И поцеловала меня и подарила красивую синюю резинку – совсем новую. Все это прекрасно, но работы у меня по горло: изложение на завтра, ужин, починка обуви, Рике, который не знает своих глаголов, Эстелла со своей контрольной.

Я сегодня утром тоже писала контрольную – по арифметике, но она не удалась. Эстелла говорит, что для меня это не так важно, как для нее – ведь я все равно никогда не бываю первой.

24, среда, полдень

По арифметике я на предпоследнем месте!

– Очень плохо, Алина, – объявила мадемуазель Делис. – Тебе нужно работать лучше.

Я опустила голову. Как ей объяснить? Жаловаться нехорошо! Папа, когда я ему сказала свое место, рассердился:

– Как тебе не стыдно!

Но тут же спросил:

– На каком ты была в прошлый раз?

– На четырнадцатом.

– Ну ничего, Лилиночка, не плачь. Завтра вернется мама.

Да, мама вернется завтра утром. Какое счастье! Папа собирается пойти встретить ее на вокзал и купить торт с кремом. Мы с Рике от радости пустились в пляс, но Эстелла – нет. Она так и осталась серьезной, потому что плохо написала утром контрольную по географии.

Вот беда! Эстелла ни о чем не думает, кроме своих контрольных!

3 часа

Написала мама: она не приедет. Но это невозможно! Папа сел за стол, он перечитывал письмо и обсуждал его с мадам Петио. Вот что написала мама:

«Бедная тетя не может ни есть, ни спать с тех пор, как на нее свалилось горе. Она лежит в постели вся худая и бледная. Сегодня утром у нее был ужасный кризис. Я вызвала врача, он сделал успокаивающий укол. „Это – нервная депрессия,“ – объявил он. – „Должна пройти, но нельзя оставлять ее одну, особенно со всей этой малышней. Кто-то должен побыть с ней несколько недель.“ „Но у меня никого нет, кроме Минетты,“ – воскликнула тетя Лотта. Я попыталась объяснить врачу, что не могу остаться с Лоттой: у меня ведь у самой семья. Но он сказал: „Увы, мадам, я ни за что не отвечаю!“

И вот, – добавила мама, – я отлично понимаю, как вам трудно, но не могу бросить Лотту».

Еще она написала, что приедет домой только через полтора месяца, а нам на это время нельзя оставаться одним, и она предложила позвать в гости тетю Мими.

«О!» – запротестовали мы, но папа так огорчен, что сам не всегда знает, чего хочет, а чего нет. Мама Петио сказала, что сможет нам помогать, и что нет нужды в тете Мими. Но папа сказал:

– Нет, мамаша Петио, у вас и у самой дел по горло, а у детей с их учебой не может так дальше продолжаться. На Алину только посмотрите! Нет, нет – тетя Мими обязательно должна приехать!

И папа написал тете Мими. Нам грустно. Не из-за тети Мими, а из-за мамы, так и не приехавшей мамы.

25, четверг, 2 часа

Тетя Мими дала телеграмму: она приедет сегодня вечером.

– Очень великодушно с ее стороны, – объявил папа, – и надеюсь, вы понимаете, что в благодарность должны слушаться. А теперь быстро – наведите порядок, милые мои!

Сколько дел! Все взялись за работу: Эстелла, я, мама Петио, Виолетта и мадам Ох-беда, которая спустилась во двор выбить ковры из столовой.

26, пятница, вечер

Очень милая эта тетя Мими! Она подарила нам очень красивый подарок всем трем! Это игра: путешествие по Европе. Ужин очень вкусный: лапша, может, слегка недосолена, но как говорит тетя Мими, это и не плохо. Все это с очень ласковой улыбкой. Единственно, ей все время кажется, будто пахнет газом, и она десять раз посылает нас с Эстеллой на кухню – посмотреть, закрыты ли краники. Мы возвращаемся:

– Да, тетя Мими, закрыты.

Папа говорил с ней о тете Лотте и прочитал письмо мамы; мы видели, что это на нее произвело сильное впечатление, а когда папа начал рассказывать о кризисе тети Лотты, она разразилась слезами:

– Ох, Фернан, довольно, довольно… Я чувствую, что сегодня ночью не смогу уснуть! После смерти моего бедного Анри я не могу слышать ничего печального: я слишком много его навидалась!

И она пустилась рассказывать папе в подробностях про болезнь дяди Анри. Мне было слышно лишь, как папа тихо повторял: «Да, да…», – но видно было, что он не слушает, и когда тетя Мими вдруг спросила: «Что вы об этом думаете, Фернан?» – папа не знал, что ответить.

– Я вижу, Фернан, – сказала тетя Мими, – что вы просто-напросто валитесь с ног от сна, вот и все! Я тоже! Между прочим, где я буду спать?

Спать! Никто даже не подумал о постели для нее – никто! Папе стало стыдно:

– Мими, простите нас, простите, это все из-за хлопот, но мы сейчас быстренько все уладим. Вы можете устроиться у меня в спальне.

Но тетя Мими сама все организовала. Мы с Эстеллой будем спать, как обычно, у себя в спальне, Рике – с папой, а тетя Мими – на кровати Рике.

30, вторник

Тетя Мими все время хлопочет по дому, не приседая ни на минутку – только поесть. Но все теперь как надо, все блестит и каждая вещь на своем месте. Она очень приветлива с папой. Когда он возвращается, она выдвигает ему кресло и, не дав времени открыть газету, начинает с ним говорить, «чтобы отвлечь».

– Да, да, – говорит папа, – конечно… – и пытается прочесть хоть один заголовок, но тетя Мими берет его за руку:

– Как вы молчаливы, Фернан! Вы устали? У вас болит голова?

– Да нет же, Мими.

– Тогда вас все еще беспокоит смерть вашего бедного брата?

Папа уверяет, что все хорошо, и что ему ничего не нужно. Это правда мило, очень мило, и за нами хороший уход. На каждый обед тетя Мими готовит новое блюдо. Мы едим много и когда доходит очередь до сладкого, то на него уже почти не остается сил. А кроме того, за стол садятся точно в четверть первого. Тетя Мими не любит, когда мы опаздываем.

Но вот какая история приключилась с вазой Эстеллы.

Когда в субботу Эстелла вечером вернулась из школы, то увидела, что ее ваза стоит на камине в столовой. Она бросила сумку и побежала вернуть ее к себе на туалетный столик. Но когда после полдника мы вернулись из кухни, то ваза опять стояла на камине.

– Это что еще такое? – крикнула Эстелла.

И уже собралась вернуть ее на место, когда вошла тетя Мими с вязаньем в руках.

– Маленькая моя, – сказала она своим спокойным голосом, – сделай одолжение – верни вазу на место.

– Но ведь, – запротестовала Эстелла, – у нее место – как раз на туалетном столике, и эта ваза – моя, я ее выиграла – спросите у Алины!

– Да-да, конечно, – говорю я, – и…

Тетя Мими не пожелала меня слушать:

– Я понимаю, но вазу с цветами никогда не ставят на туалетный столик.

– Мама разрешила!

– Ты поняла меня, Эстелла?

Эстелла с вазой в руках побежала к нам в спальню; тетя Мими ее догнала, ухватилась за вазу, которую Эстелла сжимала в руках, ее глаза сверкали, она была в ярости. Одна потянула, другая тряхнула и… красивая ваза упала на пол и разбилась на мелкие кусочки.

– Ой, – вскрикнула Эстелла и закрылась у себя в спальне; она плакала, плакала…

Тетя Мими ничего не сказала. Она аккуратно подмела все осколки вазы, а потом пошла в магазин. Вечером, когда Эстелла села за стол – что она увидела рядом со своей тарелкой?

Великолепную вазу из хрусталя!

После мгновения тишины Эстелла пробормотала совсем тихо: «Спасибо». Тетя Мими покачала головой:

– Не за что, девочка моя маленькая – ты видишь: все образуется. И поставь ее, пожалуйста, на камин.

Снова наступила тишина.

Эстелла смотрела на тетю Мими, тетя Мими – на Эстеллу, обе были холодны и вежливы. А потом Эстелла вдруг пожала плечами и, ничего не говоря, поставила вазу на камин. Но весь ужин она не проронила ни слова, а вечером у нас в постели она двадцать раз мне повторила, что терпеть не может тетю Мими и хоть бы та заболела «бери-бери» (это такая болезнь, которую они прошли по естествознанию). Она была очень ласкова со мной – поцеловала, прежде чем уснуть. Это все потому, что она скучает по маме и ей нужно, чтобы я ее очень любила, но мне все равно приятно.

3 апреля, суббота

Вчера у выхода из школы меня с грустным лицом поджидала Эстелла:

– Я по географии – седьмая!

– Но это же не плохо! Вот бы мне стать седьмой!

Но ее это совсем не утешило и за обедом она почти ничего не ела.

– Этот ребенок слишком много думает об оценках, – объявила тетя Мими. – Разве можно прийти в дурное настроение из-за места, которое совсем недурно?

– Так ведь, – сказал папа, гладя по голове Эстеллу, – она в классе всегда первая.

И мы стали говорить об успехах Эстеллы. Тетя Мими слушала нас с интересом.

Наконец спросила:

– А остальные? Алина? Она тоже хорошо учится?

Папа мгновение поколебался:

– Она очень старается.

И посмотрел на меня с нежностью. Но я не захотела ничего скрывать, рассказала про свои места, как я была предпоследней по арифметике.

– А мне, – добавил Рике, – это почти все равно – особенно, по арифметике.

– Понятно, понятно, – сказала тетя Мими, – значит, это Эстелла у вас – гордость семьи?

– Да, да, – сказали мы с Рике.

Наконец бедная Эстелла успокоилась и жалобным голосом проговорила:

– Мне все же хотелось бы немножечко сыра…

Потом она очень приветливо себя вела с тетей Мими, чтобы показать, будто забыла про историю с вазой.

– Мой дорогой Рике, – продолжала тетя Мими, – ты очень сообразителен – разве ты не хочешь получить хорошую отметку? У тебя завтра есть арифметика?

– Да, да.

– Ну, тогда послушай, мальчик мой: если вернешься с хорошей отметкой, я тебе кое-что подарю.

– Спасибо, спасибо, тетенька – вот увидишь, я обещаю получить завтра хорошую отметку.

Даже не доев сладкого, он побежал учить уроки. Вечером он подошел ко мне:

– Проверишь меня, Лилина?

Он рассказал все без ошибки и раскраснелся от радости:

– Как ты думаешь: что мне подарят? Я очень хочу красный поезд – как у Габриэля, но с вагончиком и с туннелем!

Назавтра, придя на обед, он прыгал, плясал, орал: получил хорошую отметку!

– Очень хорошо, – сказала тетя Мими. – Я купила тебе подарок.

Она подала ему очень красивый сверток – для поезда, правда, маловатый.

– Это, наверно, коробка красок, – прошептал мне Рике, – а может, шоколадка!

От нетерпения у него не получалось вскрыть сверток; я ему помогла, и достала из свертка… серую книжицу: «Арифметика без слез», – с картинкой на обложке: школьник, плачущий у покрытой числами доски. А сама книжка была полна задачек!

Рике взял книжку и посмотрел на нее, повесив нос.

– Ну что же ты? – сказал папа. – Что нужно сказать доброй тете?

– Да нет, это, конечно, еще не все…

– Прекрасно, – сказала тетя Мими и ушла на кухню.

Папа заругал Рике: нельзя так отвечать родной тете. В конце концов, Рике пошел на кухню и поцеловал тетю Мими, а та в ответ несколько суховато улыбнулась.

Ему было грустно, и я посадила его себе на коленки.

– Лилина, – сказал он тихо-тихо, – расскажи мне сказку про трех медведей!

К нам подошла Эстелла с рисунком, который ей нужно было дорисовать – она хотела показать его мне. Мы чувствовали себя очень сплоченными все трое. Я сказала себе, что не позабуду этот миг никогда.

6, вторник

Тетя Мими все переменила у нас дома: солонка исчезла, часы «без десяти шесть» теперь идут, и когда я сижу за столом, меня завораживает, как у них поворачиваются стрелки. И Рике, как я, смотрит на них с грустью.

Понемногу тетя Мими стирает следы присутствия мамы. Маленький столик из ее спальни, ножницы, шкатулку для шитья тетя Мими перенесла в столовую; на камине больше нет фотографий.

Правда тетя Мими нас балует. Она подарила нам еще по подарку: Эстелле – красивый воротничок, Рике – зеленый шарик, а мне – великолепное ожерелье с красными бусинками.

Еще одна очень важная новость: мадемуазель Делис нас всех пригласила в гости к себе домой на полдник – в каникулы!

– А где живет мадемуазель Делис? – спрашивали мы друг у дружки на перемене. – На какой улице, на каком этаже?

И Жаклина Муш знает: улица Жуфруа, 28, четвертый этаж, а занавески на окошках – желтые. Это должно быть великолепно! Но почему занавески? Не может быть, что она такая же, как все: ест, пьет, спит или чистит зубы и корчит гримасы из-за щетки, – совершенно невозможно. Мне кажется, она всегда должна оставаться такой, как есть: в своем розовом шарфике, светлой блузке, с приятным смехом.

Когда я рассказала про приглашение Эстелле, та рассердилась.

– А почему это ей не пришло в голову, когда у нее в классе училась я? – заметила она сухо.

И потом, всякий раз, как я собиралась рассказать ей про мадемуазель Делис, она меня не слушала. Я поняла: ей завидно.

7, среда

Вот так история вышла с Мари Коллине! Сегодня утром она вошла в класс опустив голову, в застегнутом по самое горло пальто, и пробралась к себе на место, не раздевшись. Учительница на нее посмотрела:

– Что же это, Мари – ты разве не знаешь, что у нас есть вешалка?

– Знаю, мадемуазель, но я… мне… мне холодно!

– Холодно? Но здесь же тепло!

– Я простыла! – воскликнула Мари таким жалобным голосом, что мы все засмеялись.

Тут мадемуазель Делис строго сказала:

– Довольно глупостей – я прошу меня слушаться!

Мари бросила вокруг полный отчаяния взгляд, и медленно пошла к вешалке, расстегнула пальто, сняла… и что же мы видим? На ней нет ее бежевой школьной блузки, а старая, совсем малая и желтая, с красным воротничком, из которого торчит ее черная головка. И Мари осталась стоять, не двигаясь.

– Что ж, Маришечка, – сказала учительница ласковым голосом, – иди на место, я начинаю диктовать задачу.

На перемене мы побежали в угол двора:

– Вы видели? Видели? Это ее мачеха вытворила!

– Как забавно, – засмеялась Кармен Фанту. – Она похожа на канарейку, эта Коллине!

– А ты, – говорю я, – разодевшись так, сильнее всего похожа на тыкву! Лично мне больше по душе канарейка!

– И нам, и нам, – закричали остальные, а Кармен покраснела от злости.

Но что же произошло?

– Сегодня утром Мари хотела разжечь огонь и опалила себе блузку, – сказала Ирена Юрпен. – Тогда мачеха надела на нее вот эту блузку, которая у ней была, когда она была еще совсем маленькой. Блузка такая смешная, но Мари пришлось подчиниться.

– А почему она не рассказала обо всем этом нам? – заметила Виолетта.

– Я ее понимаю, – сказала я, – для нее это очень унизительно. Мы должны ей помочь!

– Помочь? – воскликнула Люлю Топен, – ты что, уже позабыла, как она нам швырнула в лицо все наши подарки?!

– Но мы поступили не очень деликатно!

Раньше я недолюбливала Мари, теперь я счастлива отдать ей все, что у меня есть. Остальные тоже меня поняли. Все начали думать о том, как ей помочь. Мы не можем просто взять и купить ей новую блузку. Она слишком деликатна, чтобы принять от нас подарок.

– У меня идея! – крикнула Тьенетта Жако. – Устроим лотерею, дадим один билетик Мари, и она выиграет свою блузку!

– Как интересно! – закричали остальные.

– Только, – сказала я, – остальные-то тоже должны что-нибудь выиграть. Потому что нельзя же, чтобы Мари подумала, будто мы устроили эту лотерею специально ради ее блузки.

И мы решили провести лотерею в пятницу на утренней переменке. Все сдали деньги (каждая по 1 франку 50 сантимов), и мы купим выигрыши: леденцы, мячики, альбомы – а самое главное, блузку.