Текст книги "Мы так близко. Противостояние (СИ)"
Автор книги: Коин Кэтрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Глава 7
19 ноября
Ян
Захожу в университет и оглядываюсь по сторонам. Вокруг столько людей. Все суетятся, спешат на пары. Раньше меня с трудом можно было назвать ответственным студентом, а сейчас тем более. Толпа начинает напрягать. Скорее бы все разбежались по аудиториям. Поднимаюсь на третий этаж. Черт! Где находится кафедра? Хорошо, что этаж помню. Читаю таблички возле каждого кабинета.
– А кто это к нам пожаловал? – знакомый голос заставляет меня обернуться.
Улыбаюсь, заметив Киру.
– Привет.
– Привет. Какими судьбами? – спрашивает она.
– Я здесь учусь, если ты не забыла.
– Это сильно сказано.
– Лучше напомни, где находится кафедра, – прошу ее.
– 320 кабинет, – смеется.
– Спасибо.
– Будешь должен. Ладно, я опаздываю на пару, – перекладывает журнал в другую руку.
– Не смею Вас задерживать, товарищ преподаватель.
Показывает мне язык и заходит в аудиторию.
Продолжаю свой путь в поисках кафедры и натыкаюсь на целующуюся парочку. Откашливаюсь. Первой реагирует Ксюша. Смотрит на меня, а затем на ее лице появляется румянец.
– Немой! Здорово! – Рома жмет мне руку. – Хотя бы позвонил, что придешь.
– Зачем? Я бы пропустил такое шоу, – смеюсь.
Ксюша закатывает глаза.
– Ксюша, разве хорошие девочки целуются в коридорах университета? – подкалываю ее.
– Кто бы говорил! В отличие от некоторых, я не встречаюсь с преподавателем, – приподнимает подбородок.
– Значит, вы встречаетесь? Ясно. Спасибо, что сообщили об этом своему другу.
– Мы бы сказали... когда-нибудь, – оправдывается Рома.
С Ксюшей смеемся над ним.
Рассказываю друзьям последние новости. Договариваемся встретиться на выходных, и я иду на кафедру. Заведующая кафедрой горячо приветствует меня. Расспрашивает о состоянии здоровья отца. И самое главное: вопрос с сессией решен. Единственное – мне нужно будет присутствовать на экзаменах. В хорошем настроении отправляюсь на работу. Но у входа в тренажерный зал меня ждет сюрприз. Какого черта этот мудак приехал ко мне на работу? Ставлю машину на сигнализацию и подхожу к Мише.
– Чего тебе?
Ехидно улыбается. Гаденыш. Придушил бы его.
– Кажется, ты мне кое-что должен.
Может съездить ему по морде?
– У нас был договор. Забыл?
– Да пошел ты!
– Как нехорошо забывать о помощи, – качает головой. – Если бы не я, твоя подружка уже лежала в гробу.
Теряю контроль над собой. Мой кулак врезается в его челюсть. Хватаю его за ворот пальто и прижимаю к стене.
– Вали отсюда, урод, и забудь о Вике, – рычу я.
Кто-то оттаскивает меня от него. Краем глаза замечаю Гришу. Злится на меня. Позже с этим разберусь.
Миша сплевывает сгусток крови.
– Ты пожалеешь об этом, – идет к своей машине.
– В мой кабинет. Немедленно, – говорит начальник.
Следую за ним. Прежде чем он начнет читать мораль, рассказываю ему о Мише.
– Надо было раньше сказать мне, я не стал бы тебе мешать, – вместо нотации говорит Гриша.
– Пойду выпущу пар, – выхожу из его кабинета.
– У тебя полчаса, – кричит вслед.
Этого достаточно, чтобы прийти в себя после встречи с пижоном.
Виктория
Пока врач проверяет состояние Павла Алексеевича, мы со Светланой Ивановной сидим возле палаты.
– Вика, я тебя не задерживаю. Вдруг у тебя есть свои дела.
– Не переживайте. Сегодня у меня нет никаких дел, так что я с вами, – улыбаюсь ей.
– Спасибо, милая, – берет мои руки в свои ладони и легонько сжимает.
Светлана Ивановна нуждается в поддержке, поэтому я просто не могла не пойти с ней сегодня в больницу. Мне самой давно нужно было сходить на прием к гинекологу. Решаю дождаться, когда Светлану Ивановну пустят к мужу.
Дверь палаты открывается, и выходит доктор. Сообщает, что мы можем проходить.
– Светлана Ивановна, я отойду ненадолго, хорошо?
– Да-да, конечно, – дарит мне легкую улыбку и заходит в палату.
Я давно не была у гинеколога, к тому же мне нужно снова начать прием таблеток. Проходя по коридору больницы, спрашиваю у первой встречной медсестры, где найти кабинет гинеколога. Спускаюсь по ступенькам на второй этаж: это быстрее, чем ждать лифт. Ищу 56 кабинет. Перед кабинетом – несколько девушек. Занимаю очередь. Надеюсь, врач быстро принимает, и мне не придется здесь надолго задержаться.
Напротив меня сидит девушка примерно моего возраста. Ей в соседний кабинет. На руках держит девочку, которой около года (может, чуть больше). Надув щеки, она сосредоточено крутит что-то в своих маленьких ручках. На этого ребенка просто невозможно смотреть без умиления.
Встречаюсь со взглядом больших голубых глаз, когда она отвлекается от игрушки. На её лице мгновенно появляется радостная улыбка. Она начинает крутиться, как будто ей надоело сидеть на одном месте. Девушка с тяжелым вздохом ставит ребенка на пол и поправляет комбинезон. Девочка тут же мелкими шажочками пробегает по коридору и останавливается возле меня. Внимательно на меня смотрит и тянет ручку.
– Привет, – тихонько произношу, улыбаясь в ответ этому милому созданию.
Не могу удержаться и легонько беру ее за протянутую ручку. Она сразу же с силой сжимает мой палец и расплывается в довольной улыбке.
– Извините, – виновато произносит мама этого чуда и подхватывает ребенка на руки.
– Ничего, – улыбаюсь ей в ответ и машу девочке на прощание.
Они заходят в кабинет, а меня накрывают теплые чувства. Конечно, мне, как и почти всем девушкам, хочется иметь детей. Но я не стремлюсь к этому. Всему свое время. Интересно, хочет ли Ян детей? Мы никогда это не обсуждали. Да и рано об этом говорить, ведь мы встречаемся всего ничего. Но я думаю, что он мог бы стать прекрасным отцом.
За своими мыслями и фантазиями о счастливой семейной жизни я не замечаю, как до меня доходит очередь. Захожу в кабинет. За столом напротив двери сидит женщина средних лет. Рядом, за соседним столом, – скорее всего, медсестра. Она выглядит намного моложе и даже не поднимает на меня взгляд, когда я прохожу в кабинет.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, присаживайтесь, – врач указывает мне на стул напротив ее стола, – что у вас?
– Я принимала противозачаточный таблетки, но потом перестала. Нужно снова начать прием.
– Имя и возраст? – поправляет очки и готовится печатать на компьютере.
– Белозерская Виктория Валерьевна. 23 года. Почти 24.
– Боткина, венерические болезни?
– Нет, ничего.
– Первые месячные?
– В 12.
– Аборты, выкидыши были?
– Нет.
– Хорошо. Проходите к креслу, – указывает в сторону ширмы.
После осмотра она возвращается за свой стол, а медсестра что-то пишет, пока я одеваюсь. Обратно сажусь напротив врача, и медсестра протягивает мне листок с рецептом на таблетки.
– Принимать начнете с нового менструального цикла, а пока что вашему молодому человеку нужно позаботиться о защите, – информирует врач.
– Ясно. Большое спасибо, – улыбаюсь и встаю со стула.
– Всего хорошего.
– До свидания.
Выхожу из кабинета. Решаю спуститься на первый этаж и сразу купить таблетки в больничной аптеке.
Когда я возвращаюсь к палате, в которой лежит Павел Алексеевич, то слышу громкие всхлипывания. Они явно принадлежат Светлане Ивановне. Сердце мгновенно сжимается в груди. Меня пронизывают страх и предчувствие плохого. Мигом влетаю в палату. Мама Яна прижимается к мужу и громко рыдает. Рядом стоят врач и медсестра. У обоих печальный вид, и я понимаю: это конец. Чудо, которое мы так ждали, не произойдет. Случилось то, чего все так боялись и даже не озвучивали.
Подхожу к Светлане Ивановне и кладу руку ей на спину. Даже представить не могу, что она сейчас чувствует. Через секунду она разворачивается, и я утешающе обнимаю ее. Понимаю, что ей не помогут никакие слова или действия. Смерть любимого человека – это, пожалуй, самое ужасное, что может произойти. Что будет с Яном? Глебом? Бедная Светлана Ивановна...
Не замечаю, как тоже начинаю плакать. Мы не были знакомы с Павлом Алексеевичем, но я не могу остаться равнодушной. У его семьи не было даже возможности попрощаться с ним. Услышать последние слова и сказать, как они его любят.
Покинув палату, садимся со Светланой Ивановной в кресла. Она не прекращает плакать, и это можно понять.
– Нужно сообщить мальчикам, – с трудом произносит она, захлебываясь от слёз.
– Я сообщу, – успокаивающе глажу ее по спине.
Одна из медсестер приносит для нас успокоительное в виде валерьянки. Выпиваю и отхожу в сторону, чтобы позвонить Яну. Мне страшно представить, что с ним будет; и сердце разрывается оттого, что любимого человеку будет больно.
Достаю телефон и набираю номер Яна.
– Детка, еще час, и я еду, – его бодрый и веселый голос заставляет меня снова заплакать, – что случилось? – он становится серьезным.
Мне тяжело выговорить эти ужасные слова.
– Вик, что случилось? Что-то с отцом? – он обеспокоен.
– Да... он умер.
Глава 8
21 ноября
Ян
Уже несколько ночей я не могу уснуть. Как только закрываю глаза – вижу образ отца. В тот момент, когда Вика сообщила о его смерти, мое тело будто что-то сковало; и хотелось орать до одури от боли. Что я и сделал, вылетев из тренажерного зала. Я орал как сумасшедший, пугая прохожих. Орал и разбивал руки в кровь о стены, чтобы стало легче. Бесполезно. До сих пор не верю, что он... умер. Сглатываю.
Больше не будет нравоучений, сравнений с братом, обиды и прочей ерунды, которая теперь не имеет значения. Абсолютно никакого значения, потому что отца больше нет с нами рядом. Я так надеялся наладить с ним отношения. Мы уже сделали шаг навстречу друг другу, но оказалось слишком поздно. Это самое ужасное. Планы на будущее, мечты – всё рухнуло в один момент. И ничего уже не изменить. Никогда. Сжимаю руки в кулаки так, что слышится хруст. Безысходность душит невидимой петлей, заставляя все органы внутри сжиматься от боли.
Сажусь на кровать и смотрю на Вику. Спит. Провожу пальцем по щеке. Если бы не она, не знаю, что со мной стало. Одно ее присутствие дает мне силы продолжать жить и просто не утонуть в горе. Поднимаюсь и иду на балкон. Подкуриваю сигарету. Открываю окно, и в лицо бьет ноябрьский ветер.
Прошло три дня с момента смерти отца, но я до сих пор не проронил ни одной слезы. Я просто не могу раскисать, когда мама на грани нервного срыва, когда брат не может принять факт смерти отца и впадает в депрессию. Я должен быть сильным и поддержать их. Но это непросто сделать. Днем я забываюсь, занимаясь вопросами похорон, но ночью становится невыносимо. Ненавижу ночь. Часы тикают, отсчитывая секунды. А мозг лихорадочно работает, вытаскивая из памяти воспоминания о счастливых и не очень моментах. Меня злит, что плохих моментов больше. Хочется вспоминать только хорошее, но его было так мало в наших отношениях.
Чувство сожаления съедает меня изнутри. Почему я был таким законченным эгоистом? Почему нельзя было хотя бы раз сесть и послушать отца? По сути, он желал только добра для меня. А я, как баран, упирался и не хотел ничего знать, кроме собственного мнения.
– Теперь никто не будет поучать! Наслаждайся, Ян! Ты же этого хотел, – мысленно говорю себе и усмехаюсь.
– Хотел, только это уже не имеет значения. Теперь я хочу другого. Хочу прийти за советом к отцу и выслушать его мнение. Хочу, чтобы он гордился мной.
В памяти всплывает наш последний разговор и его слова "я горжусь тобой, сынок". Глаза щиплет от навернувшихся слез. Втягиваю морозный воздух. Не сейчас. Я не имею права на слабость! Выкидываю окурок и захожу в комнату. Пару шагов – и квартиру наполняет истошный вопль. Мама! Вика подскакивает на кровати. Не дожидаюсь ее и бегу в комнату матери. Опять истерика. Как только уколы перестают действовать и она возвращается к реальности, начинаются ее страдания. Это невыносимо слышать и видеть. До ломоты костей больно за родного человека, но я не знаю, как ей помочь. Я лишь прошу Бога – или кто там управляет нашими жизнями, как марионетками, – не забирать ее у меня.
Мама, скорченная от боли, лежит на кровати, вцепившись зубами в подушку.
– Пашенька, забери меня с собой...
По спине проходит холодок.
С трудом удается взять ее на руки. Марина уже со шприцем ждет моей команды. Киваю. Еще один укол – и несколько часов сна для мамы. Укачиваю ее на своих руках, как ребенка. Слезы переходят на всхлипы. Прижимается к моей груди, стискивая в руках футболку. Тишина. Несколько минут – и снова тихий вой. Только теперь брата. Сжимаю челюсти от злости.
Мама выпускает футболку из своих рук. Я не тороплюсь укладывать ее в кровать. Уже знаю: как только выпущу из своих рук – начнет метаться. Минимум полчаса нужно подождать. Снова тиканье часов. Раздражает, но я терплю ради матери. Руки затекли и начинают покалывать.
– Ян, Светлана Ивановна спит, – возвращает к реальности Вика.
Укладываю маму. Всматриваюсь в ее лицо. Осунулась. Напоминает маленькую девочку, а не взрослую женщину. "Что же ты сделал, отец..."
Выходим с Викой из комнаты. Брат сидит на полу, обхватив голову руками. Маришка прижимает его к себе.
– Идите спать, – говорю им.
– Глеб, поднимайся, мой хороший, – просит Маришка.
Убирает руки от лица. Взгляд пустой и потерянный.
– Неужели тебе не больно, – выплевывает он в мой адрес, – как можно быть таким черствым? – его лицо кривится от ненависти ко мне.
Хватаю его за футболку и одним рывком поднимаю на ноги.
– Спать, я сказал.
Истеричный смех.
– Ты всегда ненавидел отца!
Злость накрывает меня с такой силой, что я не сразу осознаю, что трясу его и прижимаю к стене.
– Заткнись и иди спать, – цежу сквозь зубы.
Встряска немного приводит брата в себя. Отпускаю его. Девчонки смотрят на меня в ужасе. Ничего никому не хочу объяснять. Беру Вику за руку, и уходим в комнату.
– Ложись, я на балкон.
Одна сигарета. Две. Руки до сих пор трясутся. Третья сигарета. Тошнит. Выкидываю так и не докурив. Скоро рассвет. Прощание с отцом. Только бы мама все это пережила, а остальное – ерунда.
Захожу в комнату. Вика свернулась калачиком. Ложусь рядом, привлекая ее к себе. Она – моя надежда на будущее. На счастливую жизнь.
Разворачивается ко мне лицом. Проводит ладонью по щеке.
– Спи, впереди трудный день, – говорю ей.
– Я рядом. Знай это, – шепчет она.
– Знаю, – прижимаю ее к себе и закрываю глаза.
Виктория
Панихида проводится в большом зале, и люди не прекращают приходить, чтобы попрощаться с Павлом Алексеевичем. Очень жаль, что я не успела познакомиться с ним. Судя по количеству собравшихся людей, он был хорошим человеком.
Один за другим коллеги и друзья умершего подходят к открытому гробу, чтобы проститься, после чего выражают соболезнования членам семьи. До сегодняшнего дня я никогда не была на похоронах. Именно такие ситуации заставляют полностью пересмотреть всю свою жизнь и задуматься о смысле существования.
Я вижу, как тяжело Яну сдерживаться, поэтому только сильнее сжимаю его руку и шепчу на ухо: "Я с тобой". В ответ он выдавливает едва заметную улыбку. За эти три дня я ни на шаг не отходила от него, потому что боялась оставить Яна один на один с болью утраты. Я могу только представить, что он чувствует... что чувствует Светлана Ивановна и Глеб с Мариной. Кроме Яна, никто из близких не сдерживает слёз. Да и ни к чему их сдерживать, ведь это показатель не слабости, а скорби и сожаления о человеке, которого уже не вернуть. Как оказалось, у Яна были натянутые отношения с отцом, поэтому помимо боли он чувствует еще и вину за то, что не успел наладить с ним отношения.
Кто-то подходит сзади и кладет руку мне на плечо. Повернувшись, вижу Киру с Гришей.
– Прими мои соболезнования, – шепчет Кира, обнимая Яна.
В ответ он лишь кивает и пожимает руку Грише. После того, как я сообщила Яну о смерти отца, он стал молчаливым. Ради матери и брата он старается быть сильным, но я знаю, с каким трудом ему это дается. Как бы я хотела облегчить его боль, но никакие утешения здесь не помогут.
Следом за Кирой и Гришей подходят Рома с Ксюшей. Оба обнимают Яна и выражают соболезнования, после чего идут к Светлане Ивановне. В очередной раз убеждаюсь, что у Яна замечательные друзья, с которыми ему очень повезло. Страшно представить, как Ян пережил бы всё без чьей-либо поддержки.
Спустя примерно полчаса гроб закрывают, и шестеро мужчин медленно выносят его из зала. Некоторые из присутствующих извиняются перед семьей и уезжают, а остальные садятся в автобус, который отвезет на кладбище.
Прежде чем сесть в автобус, замечаю, что начинает идти снег. Небо затянуло темными тучами, которые не пропускают ни одного солнечного луча. Такая погода еще больше угнетает.
Автобус останавливается недалеко от участка, на котором рабочие уже выкапывают яму. Так как неизвестно, где похоронены родители Павла Алексеевича, Яну с Глебом пришлось искать другое место для захоронения отца. Было очень сложно найти пустой участок на кладбищах в черте города.
Пока батюшка произносит речь и читает молитву, вокруг то и дело слышится плач. Светлана Ивановна обливается слезами, стоя возле гроба мужа, и шепчет ему какие-то слова. Глядя на то, каким спокойным кажется лицо Павла Алексеевича, становится ужасно грустно. Он долго мучился и так тихо ушел. Не могу представить, что будет со мной, когда умрет мой отец. Для детей нет ничего ужаснее, чем хоронить своих родителей. Так же как и для родителей – хоронить детей.
Мне необходимо написать родителям, как сильно я их люблю, потому что никто не знает, что может случиться в любую минуту. Смахнув слёзы, я отхожу в сторону от толпы и поочерёдно набираю сообщения сначала для мамы, затем для папы.
Наблюдая за страданиями Светланы Ивановны, очень тяжело сдержать слёзы. Глеб с Яном держат мать под руки, и сейчас еще больше заметно, насколько братья отличаются. Глеб обливается слезами и не скрывает своих страданий, в то время как Ян держит все в себе. Я поражаюсь его крепости и стойкости. Слова Глеба о том, что Ян ненавидел отца, – полная чушь. Если бы это было так, он не стоял сейчас здесь и не навещал его в больнице, когда еще была надежда на выздоровление. Я знаю, что для него значил отец. Да, у них были разногласия, и Ян держал обиду на отца, но это не означает, что он его не любил. Тяжело найти человека, который не любил бы своих родителей. Я не знала Павла Алексеевича, но видя боль небезразличных мне людей, я не могу оставаться спокойной. Я скорблю вместе с ними и соболезную их утрате.
Поминки будут проходить в кафе, поэтому после возложения цветов все идут обратно к автобусу. Это странная традиция – есть и пить после того, как похоронили человека. Также я никогда не понимала людей, которые едят на кладбище.
По дороге к кафе каждый думает о своем. Только с задних сидений автобуса слышны разговоры друзей Павла Алексеевича. Хорошо, что кафе находится совсем близко, поэтому мы быстро доезжаем. Иначе, боюсь, Ян не выдержал бы эти разговоры. Скорей бы закончился этот день.
В кафе, сидя за большим столом, присутствующие не перестают вспоминать и рассказывать истории, связанные с Павлом Алексеевичем. Терпения Яна надолго не хватает. Встаёт из-за стола и уходит на улицу. Следом за ним выходит Рома. Реакция Яна понятна всем. Тяжело воспринимать разговоры об отце, которого только что похоронили. Не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы утихли душевные страдания.
Встретившись взглядом со Светланой Ивановной, вижу в ее глазах застывшие слезы. Поднимаюсь со стула и, обняв ее со спины, иду к выходу из кафе. Ян стоит на холоде в одном костюме и выпускает кольца дыма. На мгновение я залюбовалась им. Никогда не видела его в костюме, и тяжело не признать, что он ему очень идет. Подхожу сзади и обнимаю Яна за талию. Его руки сразу же накрывают мои.
– Пойду внутрь, – говорит Рома и выбрасывает окурок.
Проходя мимо, он на секунду кладет руку на мое плечо и сочувственно смотрит мне в глаза. Подарив ему легкую улыбку, встаю рядом с Яном. Никто из нас не произносит ни слова, пока Рома не заходит обратно в кафе.
– Устала? – спрашивает Ян.
– Немного. Ты как?
– Да устал слушать об отце в прошедшем времени, – затягивается сигаретой.
– Надо как-то пережить этот день...
– Этот и последующие...
– Я с тобой, – сжимаю его руку и сильнее прижимаюсь к нему.
Несколько минут стоим в тишине.
Удивительно, как поворачивается жизнь. Еще на этих выходных все было прекрасно – и в один момент все изменилось. Но благодаря таким жизненным ситуациям я понимаю, что никогда не оставлю Яна. Я всегда буду рядом, когда он будет во мне нуждаться.
Глава 9
29 ноября
Виктория
Вчера прошло девять дней со смерти Павла Алексеевича, но в квартире все еще присутствует эта атмосфера траура и пустоты. Можно только представить, что чувствуют Светлана Ивановна с сыновьями, когда всё в этом доме напоминает им о родном человеке. Я знаю, что это не пройдет. Никакая смена обстановки не поможет забыть или хотя бы притупить боль утраты. Светлана Ивановна каждый раз глядя на сыновей будет вспоминать мужа, так же как и Глеб с Яном, глядя друг на друга, будут вспоминать отца. Поэтому им нужно время, чтобы смириться с этой болью и найти в себе силы жить дальше.
Вчера был тяжелый день. На поминки собрались самые близкие друзья семьи. Трудно было не заметить, как Светлане Ивановне тяжело сдерживаться в их обществе. Но она сильная женщина. Днем она уже практически не плачет, но ночью еще слышны ее тихие всхлипы. Ян ужасно переживает за нее, а я – за него. Он стал плохо спать по ночам, и отношения с братом оставляют желать лучшего.
Сегодня с самого утра Светлана Ивановна решила заняться разбором вещей мужа. Поэтому, пока Ян был на работе, я решила помочь ей с этим делом. Как бы ни было ей тяжело расставаться с вещами любимого человека, но, наверное, она понимает, что от постоянного напоминания о нем ей не станет легче. Поэтому одежду мы сложили в коробки, которые позже отвезут на дачу. Личные вещи: телефон, документы, часы и прочие мелочи – Светлана Ивановна бережно сложила в шкатулку. Естественно, ей сложно отказаться от всего, что связано с мужем.
Ближе к вечеру приехали Глеб с Мариной. Наверное, это странно, но в их присутствии я начинаю чувствовать себя лишней. Хотя мне очень нравится Марина: она открытая и добрая. А вот с Глебом... не могу сказать, что у нас сложились хоть какие-то отношения.
– Мам, что с машиной отца решили? – спрашивает Глеб, пока мы со Светланой Ивановной и Мариной готовим ужин.
– Пускай Яну будет, – тихо отвечает она.
Вижу недовольную гримасу на лице Глеба. Не понимаю, почему у него такое отношение к родному брату. Особенно после того, как он помог Марине. Возможно, это смерть отца так повлияла на него, хотя я не знаю, какие у них были до этого отношения.
Слышу щелчок открывающегося замка входной двери и выхожу из кухни, чтобы встретить Яна.
– Привет, – подхожу к нему и целую в губы.
От него еще веет холодным воздухом с улицы.
– Привет, – обнимает за талию, – как вы тут?
– Нормально. Глеб с Мариной приехали.
– Ясно. Чем занимались весь день?
Наблюдаю за тем, как Ян снимает куртку и вещает ее на вешалку.
– Уборкой, – пожимаю плечами. Не хочу говорить про вещи отца, чтобы в очередной раз не напоминать Яну о нем, – устал?
– Немного, – целует меня в губы.
– Мой руки и приходи на кухню, – говорю с трудом разорвав поцелуй.
Мне не хочется расставаться с Яном ни на секунду. Одного его присутствия достаточно, чтобы я забыла обо всем на свете.
Зайдя на кухню, он пожимает Глебу руку, после чего Ян поочередно целует в щеку сначала маму, затем Марину. К последнему его действию я отношусь совершенно спокойно, хотя если бы он сделал это несколько недель назад, я метала бы молнии. Сейчас же я не переживаю на этот счет, потому что полностью доверяю Яну.
За столом некоторое время царит тишина. Ян с Глебом молча едят и даже не поднимают взгляды. Марина пытается разрядить обстановку разговорами и новостями о том, что после Нового года сможет уже вернуться к учебе. Судя по ее восторженным рассказам, она любит университетскую жизнь и довольна направлением, которое для себя выбрала.
– Ян, когда у тебя сессия? – спрашивает Марина.
– С пятнадцатого декабря.
Только сейчас понимаю, что после осеннего бала Ян всего несколько раз появлялся в университете. Он очень много пропустил. Тяжело будет за такой короткий срок подготовиться и хорошо сдать экзамены.
– Готов? Ты много пропустил, – словно озвучивает мои мысли Марина.
– Нет, – коротко отвечает Ян.
– Я помогу, – встречаемся с ним взглядами и обмениваемся улыбками.
Могу только представить себе, как будут проходить наши занятия.
– Вика, а как у тебя с работой? Нашла что-нибудь подходящее?
– Пока ничего. Или зарплата маленькая, или неприемлемые условия.
– Лучше еще поискать, чем работать там, где не хочется.
– Согласна, – дарю ей улыбку.
За столом снова повисает неловкая тишина.
– Мариночка, а как твои походы к врачу? Что говорят? – прерывает тишину Светлана Ивановна.
– Все хорошо, – с улыбкой отвечает Марина, – врач говорит, что можно вздохнуть с облегчением.
Она светится от счастья. Слава Богу, что все обошлось и удалось вовремя предотвратить еще более серьезные проблемы.
– Кстати, Марине предложили путевку в санаторий, – вступает в разговор Глеб, – может, вместе поедете? – обращается к матери.
На лице Светланы Ивановны читается растерянность и замешательство.
– А как же Янчи? Я не могу его оставить.
– Мам, я же не маленький. Тем более Вика со мной будет, – кладет ладонь мне на колено.
– Светлана Ивановна, поезжайте, и можете не переживать, – говорю я.
– Ну, раз ты останешься с ним, то я могу быть спокойна за сына.
– Ура! – радуется Марина и вызывает своей реакцией у всех улыбки.
Поездка в санаторий – это лучшее предложение для Светланы Ивановны. Там она сможет хоть немного отойти от горя, да и смена обстановки пойдет ей на пользу.
Ян
Вика отправляется в душ, а я иду к маме. Сейчас она обходится без уколов, но все равно плачет по ночам. А днем не подает виду, как ей плохо. Удивляюсь ее стойкости и в тоже время восхищаюсь.
– Мам, ты не спишь? – заглядываю в комнату.
Подносит ладони к лицу. Она сидит ко мне спиной, но несложно догадаться, что вытирает слезы.
– Заходи, сынок, – оборачивается.
Глаза красные от слез.
– Чем занимаешься? – подхожу и сажусь рядом на кровать.
– Перебираю личные вещи отца, – протягивает мне шкатулку.
Дрожь проходит по телу. Аккуратно беру в руки часы.
– Они остановились, когда умер папа.
– Не думал, что такое бывает.
Беру бумажник. Провожу пальцем по коже потертой временем. Открываю. Семейное фото. Мне тогда было лет десять. Родители водили нас в зоопарк.
– В тот день я впервые увидел слона, – улыбаюсь.
– А потом месяц всем об этом рассказывал, – смеется мама.
– Впечатлил своими габаритами.
Мама берет шкатулку с моих колен. Что-то ищет, а затем вынимает со дна золотую цепочку с крестиком. Отец никогда ее не снимал.
– Это тебе, – мама протягивает мне цепочку.
Не решаюсь взять в руки.
– Папа всегда хотел оставить это тебе. Жаль, не успел сам сделать, – мама вкладывает цепочку в мои ладони.
– Мам.
Накрывает мои руки своими.
– Ты думаешь, отец больше любил Глеба, но это не так. Папа очень за тебя переживал, поэтому срывался и начинал поучать. А потом корил себя за это.
– Знаю. Теперь понимаю...
Разжимаю ладони.
– Этот крестик является семейной реликвией. Когда-нибудь и ты передашь его своему сыну или дочери, – улыбается.
Дети! Странно, но я только сейчас стал понимать, что когда-нибудь у меня появится ребенок. Не представляю себя в роли отца. Или то, что рядом будут бегать маленькие Яны и Вики. Черт! Да я даже не знаю, как вести себя рядом с детьми, не то что быть папашей.
– О детях задумался? – врывается в мои мысли мама.
– Да.
– Я тоже хочу увидеть внуков.
– Кажется, пора намекнуть Глебу с Маришкой, – перевожу разговор в шутку.
– Ладно, хитрец, иди, не заставляй Вику ждать.
Желаю маме спокойной ночи и, дойдя до двери, оборачиваюсь.
– Мам, я хочу, чтобы Вика переехала к нам.
Улыбается.
– Давно пора.
– Спасибо за понимание.
– Я твоя мама. Не забывай об этом.
Выхожу из комнаты. Надеваю цепочку и провожу кончиком указательного пальца по крестику.
– Спасибо, отец, – шепчу я.
Выдыхаю. Осталось самое сложное – поговорить с Викой. Быстрым шагом направляюсь в комнату. Увидев меня, Вика сразу убирает телефон в сторону.
– С кем общаешься? – настораживаюсь.
– С Кирой, – улыбается, и мои сомнения тут же исчезают.
Ложусь с ней рядом и притягиваю к себе. Упирается подбородком в мою грудь.
– Что ты скажешь насчет того, чтобы переехать ко мне? – не хочу ходить вокруг да около.
– Я, можно сказать, и так к тебе уже перебралась, – смеется. – А если серьезно, то твоя мама не будет против?
– Мама, только "за".
Делает вид, что размышляет, устремив взгляд на потолок.
– Ну, раз мама "за", тогда я согласна, – наконец произносит она.
– Черт! Даже не предполагал, что ты вот так сразу согласишься, – приподнимаюсь на локтях.
– Сразу? Ты мне уже как минимум два раза предлагал переехать, – смеется.
– Правда? – делаю вид, будто не помню. – Не важно. Главное – ты согласна, – улыбаюсь.
– Главное, что ты рад.
Рад? Да, я готов станцевать ламбаду от счастья.
Вика подползает ко мне и целует. Ее губы! Они сводят меня с ума и заставляют забыть обо всем плохом. Даже не хочу думать, что бы со мной было, если бы Вика не вернулась из Испании. Гоню прочь воспоминания и углубляю поцелуй. Сейчас есть только она и я.
