Текст книги "Стратегическая семейная терапия"

Автор книги: Клу Маданес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Когда родитель – один

В тех случаях, когда в семье имеется только один родитель, в процессе лечения необходимо заручиться поддержкой родственников – бабушки, тети или друга матери. Эти родственники составляют круг тех наиболее значимых лиц, которые в жизни молодого человека заменяли отсутствующего родителя. Процесс терапии остается тем же самым, за исключением одного момента: вместо двух родителей на сеанс придет один в сопровождении того человека, который замещает другого. Если родственников нет (во всяком случае тех, кто может быть включен в терапию), то и в этом случае план и стадии лечения должны остаться без перемен. Изменится лишь то обстоятельство, что вместо двух родителей, беседующих друг с другом и совместно принимающих решение, терапевт, обсуждая проблему, в большей степени использует себя. Он должен с большим энтузиазмом поддерживать родителя, подвигая его к тем решениям, которые диктуются ходом терапии.

Органика

Вопрос о том, имеет ли определенный вид патологии, характерный для юношеского возраста, органическую основу, совершенно чужд описанному здесь подходу. Даже если рассматриваемая патология и не лишена органической либо генетической основы, известные сегодня медикаменты, будучи эффективными в острой фазе, достаточно бессильны, когда дело доходит до психосоциальной реабилитации пациента. Ввиду опасности побочных эффектов, медикаментозные средства должны использоваться умеренно и с величайшей осторожностью. Главная цель терапевта, которой тот добивается, удерживая молодого человека вне больницы для душевнобольных, организовать его жизнь в такой близости к норме, в какой только возможно. Подобный подход использовался в работе с молодыми людьми, страдающими задержкой психического развития или необратимыми неврологическими изменениями в результате использования РСР, а также с эпилептиками.

Краткое резюме терапевтической стратегии

В случаях тяжелых отклонений поведения в юношеском возрасте терапевт, как правило, сталкивается с ситуацией, которая характеризуется неконгруэнтностью семейной иерархии. Посредством своих поведенческих отклонений и беспомощности молодой человек начинает занимать более высокую, по сравнению с родительской, позицию на лестнице семейной иерархии.

Иерархия в семье определяется неизменно повторяющейся последовательностью, с которой один член семьи сообщает другому, что он должен делать. Порядок сообщений, при котором родители говорят детям, что им следует выполнять, в семьях встречается существенно чаще, чем противоположный. В семьях, где поведению детей присущи серьезные отклонения, терапевт сталкивается с особой ситуацией, при которой подростки, продолжая экономически и эмоционально зависеть от своих родителей, отказываются выполнять то, чего от них требуют старшие. Случается, что родители даже уже не говорят подросткам, что те должны делать, а лишь жалуются на то, что они делают. И, наконец, бывает и так: именно подростки говорят родителям, что те должны делать, и родители оказываются достаточно послушными.

Терапевтическое вмешательство предназначено трансформировать подобный порядок вещей, приведя его к обычному, при котором родители говорят своим детям, что они должны делать, и те подчиняются им. В результате многократного повтора такого взаимодействия, в семье устанавливается иерархия, при которой родители начинают занимать более высокую позицию по отношению к молодым людям. Содержание коммуникаций между родителями и детьми включает сообщения о родительских ожиданиях, обращенных к детям, а также о правилах, на выполнение которых рассчитывают старшие, и, наконец, о мерах, последующих в случае нарушения установленных правил. Поскольку в начале лечения родители находятся в невыигрышном положении, терапевт должен повлиять на них, настояв на выработке достаточно строгих правил и последствий, чтобы власть родителей vis-a-vis с их юным отпрыском была восстановлена. Когда молодой человек теряет власть над родителями, он начинает вести себя нормально и постепенно становится независимым.

Стратегия, используемая в этом терапевтическом подходе, основана на манипулировании властью. Иначе говоря, терапевт перераспределяет власть между членами семьи. Реализация этой стратегии предполагает определение, с одной стороны, такого следования коммуникаций между членами семьи, которое образует адекватную иерархию, а с другой, – противодействующих коммуникативных маневров, подрывающих нормальный строй иерархии.

7. НОЧНЫЕ КОШМАРЫ: ИЗУЧЕНИЕ СЛУЧАЯ

В настоящей главе приводятся отдельные, наиболее существенные отрывки из полной стенографической записи терапевтического процесса, а также комментарий к ним. Краткое изложение и анализ этого случая представлены в четвертой главе данной книги. Терапевт – Вирджиния Лопес, проходившая подготовку в Филадельфийской детской консультативной клинике. Автор книги выступала в качестве супервизора. Сидя за односторонним зеркалом, она отслеживала ход терапии, составляла план действий терапевта на основе стратегического подхода, беседовала с ней по телефону в течение сессии, вызывала ее, чтобы обсудить отдельные спорные или решающие моменты и таким образом сотрудничала с нею вплоть до самого завершения психотерапевтической работы. Цель рассмотрения этой стенограммы, так же как и стенограммы другого случая, к которому мы перейдем в следующей главе, состоит в ознакомлении читателя с тем, что представляет собой реальный процесс работы в рамках данного вида терапии.

Женщина обратилась за терапевтической помощью, в которой нуждался ее десятилетний сын: по ночам его настигали страхи. Кроме мальчика, у нее было еще две старшие дочери (двенадцати и четырнадцати лет) и семимесячный младенец. Вся семья, за исключением младенца, происходила из Пуэрто-Рико и проживала в Соединенных Штатах лишь последние восемь лет. Мать, 29-летняя учительница танцев, была замужем дважды. С первым мужем она развелась, со вторым – разъехалась незадолго до его смерти, произошедшей год назад.

На первое интервью семья прибыла в полном составе – мать и четверо детей. Все худощавые, с длинными, темными, прямыми волосами и откровенно испанской внешностью. В глазах десятилетнего Рауля застыло выражение печали, на его смуглое лицо то и дело спадали прямые пряди темных, длинных волос. Мать казалась полноватой и выглядела старше своих лет. В начале интервью она беспокойно жевала жвачку. Семья уселась полукругом – мать на одном его конце, Рауль – на другом, Мария и Клара – посередине. Четырнадцатилетняя Мария держала на руках младенца. Терапия шла на испанском: хотя дети и владели английским, но мать говорила только на родном языке.

Терапевт и супервизор встретились накануне первой сессии, и супервизор предложила следующий план терапии:

1. Начать с подробного расспроса матери о проблеме сына.

2. Выяснить, как дети и мать располагаются на ночь, где стоят кровати каждого.

3. В поисках ключа к метафоре, выражаемой симптомом Рауля, расспросить каждого из членов семьи, нет ли и у них аналогичных признаков, и не замечалось ли что-либо подобное в прошлом.

4. Попросить мальчика имитировать симптом на сессии, для того чтобы активно ввести проблему в терапию, причем под контролем терапевта.

5. Выявить обстоятельства, предшествующие симптому и наступающие по завершении симптома, чтобы определить, кто из членов семьи больше всего включен во взаимодействие с мальчиком на данной основе.

6. Определить, как мать пытается решать проблему сына и какой теории она придерживается относительно причины сыновних страхов. Не рекомендовалось спорить с нею или опровергать ее взгляды.

Первое интервью

Лопес: Отчасти вы меня уже ввели в курс дела по телефону, но не могли бы вы рассказать более подробно, что происходит?

Мать: Да, хорошо. Дело в том, что иногда Рауль подолгу не может заснуть, несмотря на поздний час, и он говорит, что ему слышатся голоса, которые зовут его, или он слышит, как кто-то кричит…

Лопес: И давно это происходит?

Мать: Примерно полтора месяца, может, чуть больше.

Лопес: А перед тем как этому начаться, он никогда…

Мать: Никогда, он никогда не жаловался и ни о чем таком никогда мне не говорил.

Мария: Мама, это началось, когда мы переехали в новый дом и ты поместила его в отдельную комнату.

Мать: Да, потому что, знаете, раньше у нас был не такой уж удобный дом, и они втроем ютились в одной комнате. Поэтому, когда мы переехали, первое, что я сделала, это отвела ему комнату, поскольку он мальчик и у него должна быть отдельная комната, правда? Да, действительно, тогда это и началось.

Лопес: А Клара? Она тоже спит одна?

Мать: Нет, девочки спят вместе.

Лопес: В одной комнате. И вы тоже там?

Мать: Я сплю с ним. (Показывает на малыша.)

Супервизор позвонила терапевту по телефону и попросила ее расспросить о страхах и снах других членов семьи. Эта просьба преследовала две цели. Во-первых, она вела непосредственно к переопределению проблемы, то есть к толкованию симптома как более обыденного явления: страхи и сны принадлежат к категории детских фантазий, по сравнению с мнимым восприятием голосов, которое может свидетельствовать о психическом расстройстве. Во-вторых, ответы матери и девочек могли дать ключ к тому, кто из членов семьи вовлечен в представленную проблему. Если мать испытывала аналогичные страхи, то резонно было предположить, что симптом сына являлся метафорой материнских проблем и выполнял, таким образом, протекционно-защитительную функцию по отношению к матери.

Лопес: И вы не боитесь?

Мать: Ну уж, кто-кто, только не я! (С коротким смешком.)

Лопес: И вы хорошо спите всю ночь?

Мать: Угу.

Лопес: И вы не видите снов или чего-нибудь в этом роде?

Мать: Допустим, но я ничему такому не придаю значения. (Коротко смеясь.)

Лопес: И все-таки, что это за сны?

Мать: Ну, иногда мне снится, будто кто-то ломится в дом, что-то в этом роде.

Лопес: М-м-м-м.

Мать: Вы знаете, у меня есть такая особенность, ну, из-за того, что я иногда бываю одна, и тогда я что-то такое слышу и начинаю думать, что кто-то хочет к нам забраться. Такие вещи случаются, но это естественно, вы же знаете.

Лопес: Вы рассказываете о ваших снах детям?

Мать: Иногда. И временами они обсуждают их со мной.

Этих сведений, говорящих о внутреннем состоянии матери, было вполне достаточно, чтобы сформулировать гипотезу о том, что проблема мальчика является метафорой материнских страхов, одновременно выступая и формой помощи. Однако, прежде чем предписать определенную стратегию, необходимо было получить дополнительную информацию о функции симптома и о том, в какой степени в него включены сестры нашего пациента.

Лопес: М-м-м. А не могли бы вы рассказать, что вам снится?

Клара: Иногда мне снится, что я нахожу деньги. …

Лопес: О, что вы находите деньги? (Общий смех.)

Клара: Я всегда нахожу деньги. (Смех.)

Лопес: И где же вы их находите?

Клара: На улице.

Лопес: Правда?

Мать: Угу.

Лопес: Как хорошо! (К Марии) Как, ты сказала, тебя зовут?

Мария: Мария.

Лопес: Мария…. Не пойму, как я могла забыть, ведь мою дочку тоже зовут Марией.

Мать: М-м-м.

Лопес: А тебе – тебе тоже снятся сны, Мария?

Мария: Да.

Лопес: Да? И какие же сны видишь ты?

Мария: Я не помню, что мне снится. Нет, правда, я не помню.

Итак, сестер, в отличие от матери, не мучили ночные кошмары, и по первому впечатлению они не были вовлечены в симптоматическое поведение брата. Но всем своим видом они выражали дружелюбие и готовность помочь, поэтому их следовало включить в план терапии.

Далее терапевт приступила к подробным расспросам Рауля о его симптоме. Мальчик рассказал о периодически преследующем его ночном кошмаре, в котором за ним гналась ведьма, а также о чувстве ужаса, охватывающем его в этих снах.

Лопес: А тебе что видится?

Рауль: Ну, плохое, дурные люди.

Лопес: Что это за дурные люди?

(Молчание.)

Лопес: Что тебе снится? Расскажи мне какой-нибудь сон.

Рауль: Однажды мне приснились ведьмы и… …

Лопес: М-м-м.

(Молчание.)

Лопес: Что они делали с тобой?

Рауль: Гм?

Лопес: Что они делали?

Рауль: Они хотели забраться в дом.

Лопес: Забраться в дом?

Рауль: В дом, где мы раньше жили, на Четырнадцатой улице.

Лопес: И чего ты боишься?

(Молчание.)

Лопес: Когда ты вечером укладываешься спать, ты боишься?

Рауль: Иногда.

Лопес: Чего ты боишься?

Рауль: Иногда я слышу крики.

Лопес: Ты слышишь крики?

Рауль: Временами.

Лопес: И кто, по-твоему, это кричит? Мужчина, женщина или ребенок?

Рауль: Женщина.

Лопес: М-м?

Рауль: Женщина.

Лопес: Кричит женщина?

(Молчание.)

Лопес: И часто ты это слышишь?

(В знак подтверждения Рауль кивает головой.)

Лопес: Сколько раз ты видишь сон ночью?

Рауль: Я всегда вижу сны. Редко, ну, может, раза три всего, мне ничего не снилось.

Лопес: Примерно три раза? С тех пор, как вы переехали в новый дом?

Рауль: Нет, я всегда вижу сны. И в том, старом доме тоже.

Лопес: А, и там ты видел сны! И что это были за сны, которые ты там видел?

Рауль: Об одном я уже говорил.

Лопес: Про ведьму? Тебе всегда снятся ведьмы?

Рауль: Нет.

Лопес: А что еще тебе снится?

Рауль: Иногда мне ничего не снится, в этом доме… Примерно три ночи мне ничего не снилось.

Семья пришла с жалобой на то, что ночами Рауль слышит пугающие его голоса. В приведенном месте интервью терапевт, к удивлению семьи, уже переформулировал заявленную проблему, которая незаметно преобразовалась в проблему ночных страхов. Не слуховые галлюцинации, а ночные страхи, которых у кого только не бывает. Супервизор позвонила терапевту по телефону и предложила инсценировать сон, с участием матери и сына. Матери была отведена роль ведьмы, которая должна была нападать на спящего мальчика. Симптом, таким образом, переставал быть для членов семьи всего лишь предметом обсуждения во время терапии, становясь тем, что реально происходит у них дома, вне контроля терапевта. Имитация симптома в кабинете терапевта служила первым шагом к его изменению.

Рауль: Ведьма…… ведьма……

Мать: Она приближается и заносит над ним нож.

Лопес: О’кей. Как ты думаешь, можем мы драматизировать сон, который тебе снился?

(Молчание.)

Лопес: М-м?

(Молчание.)

Лопес: Женский крик с угрозами убить тебя? Ведьму? О’кей, давай предположим, что мама – это ведьма, которая пришла, чтобы убить тебя. А ты спишь и видишь сон. Хорошо?

Рауль: Нет, я не смогу так сделать.

Лопес: Почему?

Рауль: Потому что… ведьма была выше.

Лопес: Понятно, но давай предположим, что это она, хорошо?

Рауль: Она была больше ее; и такая – полная……

Лопес: А как ты думаешь, твоя мама – какая?

Рауль: Ну, она, действительно, высокая женщина.

(Мать смеется.)

Лопес: Очень высокая?

Мария: Рауль говорит, что когда он понимает…… когда видит, что она собирается пырнуть его ножом, он цепенеет и не может двинуться с места…

Мать: Да, он становится совершенно неподвижным…

Лопес (Переключаясь на Рауля): О’кей.

Рауль (Говорит, запинаясь от волнения): Я просыпаюсь, как… это …(напрягаясь, вытягивает руки вдоль туловища). Когда со мной такое происходит, я не могу… я не могу…… не могу спать… и… и потом я просыпаюсь, но не могу шевельнуться.

Мать: М-м-м.

Лопес: О’кей, это как раз то, что мы сейчас проиграем, хорошо? Мама будет ведьмой, и ты представишь себе, что она огромная, хорошо? Итак, сначала ты расскажешь нам сон, а потом мы его разыграем.

Рауль: Но…… но я просыпаюсь, когда она ко мне обращается… …

Лопес: О’кей, значит, когда она нависает над тобой, ты просыпаешься.

(Смех.)

Мать: Поставьте ее (указывая на одну из дочерей), ее поставьте, давайте посмотрим…

Лопес: Нет, я хочу, чтобы это были вы, идет?

(Смех.)

Мать: Ну, она знает, что я артистка.

(Смех.)

Лопес: Прекрасно. Итак, вы будете ведьмой, а он будет спать. Вы возьмете вот это, как будто бы это нож (дает ей карандаш). О’кей? Вот он спит.

(Рауль сидит, его глаза закрыты, руки скрещены на груди. Мать медленно поднимается со своего стула, держа в руках карандаш, словно это нож, направляется к сыну и останавливается перед ним, затем, захватывая карандаш двумя руками, заносит его над головой мальчика. Рауль открывает глаза и с испугом смотрит на нее.)

Затем терапевт выяснила, какой ход обычно принимают события дома, когда Рауль видит свои кошмарные сны. Оказалось, что обычно мать берет его к себе в постель, наказывая ему думать о Боге и молиться. Она крестит ему лоб, чтобы защитить от дьявола. Мать убеждена, что своей бедой Рауль обязан воздействию дьявола.

Лопес: Вот так ты и просыпаешься?

Рауль: Да.

Лопес: И тебя охватывает страх?

(Рауль утвердительно кивает головой.)

Лопес: А что происходит потом?

Рауль: Я рассказываю все маме. Она крестит меня, и я засыпаю.

Лопес: Ага, и после этого ты спишь уже более спокойно?

Рауль: Я как будто…… Я как будто… еще…… м-м-м…… вы знаете…… после еще…… Я не могу двигаться.

Лопес: Не можешь двигаться?

Рауль: Я даже не могу шевельнуть рукой.

Лопес: Не можешь шевельнуть рукой?

Рауль: Не могу. Ни той, ни другой.

Лопес: Это выглядит так (делает жест руками)?

Рауль: Как будто столбняк на меня находит.

Лопес: Давай-ка, посмотрим, что происходит с твоими руками, когда ты как будто в столбняке.

Рауль: Это выглядит так (принимает позу, в которой его тело становится ригидным).

Лопес: М-м-м, и что же происходит дальше?

Рауль: Кроме того, я не могу произнести ни звука.

Лопес: Не можешь произнести ни звука. А после этого что происходит?

Рауль: Потом, когда я ложусь снова, все повторяется.

Лопес: То есть дважды за одну ночь?

Рауль: Бывает, даже три.

Лопес: Три раза в течение одной ночи. И все три раза – все та же ведьма, которая собирается тебя убить?

Рауль: Нет, … три раза это то, что вы знаете…… что я не мог …двинуться.

Лопес: Три раза случалось так, что ты не мог пошевельнуться. А что же делала твоя мама?

Мать: Я кладу его к себе в постель. Верно? Разве это не так? Клала я тебя в постель с собой?

Лопес: То есть ты видишь сон, потом приходит мама и разговаривает с тобой, и оставляет у себя, и это все проходит?

Рауль: Да, она это забирает.

Лопес: После того, как поговорит с тобой?

Рауль: Да, некоторые сны……

Лопес: И тогда ты уже окончательно укладываешься, чтобы заснуть?

Рауль: М-м-м.

Лопес: О чем вы говорите с ним, миссис Санчес?

Мать: Я говорю ему, чтобы он помолился.

Лопес: Помолился.

Мать: Я говорю ему о себе и о горестях, и о том, чтобы он думал о Боге, попросил Бога…… потому что выше Бога никого нет, попросил Бога, выше Бога нет никого…… никакого зла……

Лопес: М-м-м.

Мать: Все это проделки дьявола.

Лопес: Вы думаете, это проделки дьявола?

Мать: Конечно.

Терапевт не оспаривал веру матери в силу дьявола, не пытался изменить систему ее убеждений. Наступил благоприятный момент для того, чтобы сформулировать гипотезу в ее окончательном виде. Ночной ужас Рауля служил одновременно и метафорическим выражением материнских страхов, и попыткой помочь ей. Если сын испытывает страх, значит, мать должна быть достаточно сильной и собранной, чтобы суметь подбодрить и успокоить его. Поэтому она не имеет права бояться сама. Но когда мать берет Рауля под свою защиту и старается помочь ему, она внушает ему еще больший страх. Мать и сын попадают в ловушку: они оба стараются помочь друг другу, прибегая к негодным средствам.

Первое терапевтическое интервью было призвано блокировать тот своеобычный способ, которым мальчик защищал свою мать, а мать защищала его. Супервизор вызвала терапевта к себе, вооружив ее новым заданием. Членам семьи предстояло инсценировать ситуацию материнского страха. Надо было представить, как они находятся дома, как затем до слуха матери доносится какой-то шум, и она понимает, что сейчас ее семья подвергнется нападению. Одна из сестер должна была исполнять роль вора, пытающегося проникнуть в чужое жилище, сын сыграть защитника матери, готового дать непрошеному гостю достойный отпор. Таким образом, от матери требовалось не столько реалистически передать, как она на самом деле нуждается в помощи сына, сколько инсценировать, будто нуждается в ней. А сын воодушевлялся, чтобы сыграть, как он помогает матери. Иными словами, и потребность матери в помощи, и готовность сына помочь теперь оказались включенными в игру. Вот как прошла первая попытка инсценировать эту драму.

Лопес: Теперь нам предстоит разыграть сцену (к Марии), в которой ты вор, который намерен сюда влезть.

Мария: Кто я?

Лопес: Вор. (Она повторяет это слово по-английски.) Тот, кто обкрадывает квартиры.

Мария: Ой!

(Мать закончила кормить ребенка, и Клара, взяв малыша на руки, стала прохаживаться с ним по комнате.)

Лопес (Матери): Вам надо показать, что вы очень испуганы, вся на нервах. Идет? (Дети смеются.) Отлично. (К Марии) Ты должна тихонько подкрасться, потому что собираешься ограбить дом, поняла? И тогда… …

Мать: Не думаю, чтобы мои дети были способны кого-нибудь ограбить.

Лопес: Но это то, что мне сейчас нужно. Понимаете? Вы должны быть испуганной, очень испуганной. А Рауль… Ты постараешься помочь своей маме. Так?

Мария: Давайте посмотрим. Если кто-то чужой забирается в дом, что ты будешь делать? Ты сделаешь вот так (делает вид, будто прячется)?

Мать: Он удерет. (Все смеются.)

Лопес: Давайте посмотрим, как у нас это получится. Готовы? (Все дети говорят одновременно. Мария поднимается со своего стула и направляется к двери комнаты.)

Лопес: Рауль, ты будешь помогать своей маме, помнишь? Мама страшно перепугана: грабители вот-вот проникнут в дом.

Мария: Мама, встань, потому что…

Лопес: Она необязательно должна стоять.

Мария: Я только говорю…

Лопес: Переходи туда и входи, как будто бы ты готовишься грабить.

(Мария выходит из комнаты.)

Рауль: А что делать мне?

Лопес: Подумай сам, что ты будешь делать.

(Рауль что-то ищет в карманах. Мария на цыпочках входит в комнату. Никто не двигается. Мать что-то шепчет Раулю. Через несколько секунд Мария и мать встречаются глазами и улыбаются. Мария завязывает узлом свои волосы. Рауль встает и начинает что-то искать в кармане своего пиджака, который лежит на стуле. Мария смеется.)

Сколько эту сцену ни репетировали, она не удавалась. Мать набрасывалась на вора и давала ему отпор, прежде чем сын поспевал прийти ей на помощь. Сообщение, которое вытекало из неудавшегося представления, ясно убеждало, что мать – сильный, состоятельный человек, который способен защитить себя сам; она не нуждается в опеке со стороны сына.

В конце терапевт сказала, что она будет наблюдать за игрой из другой комнаты. На этот раз сцена получилась ближе к замыслу.

Лопес: Я собираюсь оставить вас наедине, а вы попробуйте разыграть всю сцену с самого начала. Я буду наблюдать за игрой из соседней комнаты. Мне бы очень хотелось, чтобы вы попытались сыграть эту сцену ближе к жизни, ну, вы понимаете… когда вы чувствуете потребность кричать, вопить, как на самом деле. Рауль, что ты собираешься делать?

Рауль: Не знаю.

Лопес: Я буду смотреть на тебя, чтобы увидеть, что ты надумаешь.

(Терапевт покидает комнату. Мать предлагает Марии выйти. Мария выходит и через несколько секунд снова входит в комнату уже в роли вора. Мать хватает стул и с угрожающим видом заносит его над головой Марии. Рауль по-прежнему сидит.)

Рауль: Но, мам, она должна что-нибудь взять.

Мать (Стоит посередине комнаты, держит стул в одной руке, кричит на Рауля): Слушай-ка, ты должен, наконец, подняться и что-то предпринять. Что бы ты стал делать, если бы со мной действительно что-нибудь случилось?

Рауль (по-английски): Хорошо, хорошо, начинаю, начинаю.

Мать: Поздно, все: что смогла, я уже сделала.

(Мать ставит стул на место, в то время как Мария вновь оставляет комнату. Рауль направляется к двери. Когда Мария входит, мать снова хватает стул, но Рауль проворнее: он выталкивает Марию из комнаты, ударяя ее по руке.)

Пока терапевт, стоя за односторонним зеркалом, наблюдала эту сцену, супервизор предложила следующий план: 1) Обсудить с семьей инсценировку и сказать матери, что она плохо изображала свой страх, сдерживая себя, поэтому сыну тоже не удалась отведенная ему роль защитника. 2) Похвалить мать за стремление помочь Раулю и после этого заручиться ее согласием на следование дальнейшей инструкции терапевта. 3) Инструкция предусматривала два момента: а) Рауль всегда должен спать в своей комнате; б) каждый вечер семье в течение нескольких минут следует разыгрывать сцену, где взломщик пытается ворваться в их дом, мать переживает страх, а сын бросается к ней на помощь; в) в том случае, когда Рауль будет с криком просыпаться среди ночи, мать должна поднимать на ноги всю семью, и всем им вновь придется разыгрывать ту же сцену, которую они репетировали на сессии и воспроизводили вечерами у себя дома.

Терапевт вернулась в комнату, где проходила встреча, обсудила с семьей инсценировку, покритиковала мать за то, что та была чересчур сдержанна в игре и недостаточно экспрессивно изобразила страх. Следующий далее текст раскрывает, как мать отреагировала на критику. Она с достоинством заявила, что поскольку по натуре своей является достаточно самостоятельным человеком, способным дать отбор любому, кто посягнет на ее безопасность, ей было невыносимо трудно играть эту роль. Она не нуждалась в поддержке со стороны сына.

Мать: Это все потому, что я не…… не…… на самом деле, это не моя роль. Когда я…… если я сталкиваюсь с чем-то подобным, то прежде всего думаю, как мне защитить себя и как защитить детей. На самом деле, я не чувствую страха.

Лопес: А что вы чувствуете?

Мать: Я дала бы отпор любому, кто вздумал бы забраться ко мне в дом.

Лопес: М-м-м.

Мать: Понимаете? Если я слышу что-то подозрительное, я всегда поднимаюсь и выясняю, что это за шум. Я всегда так делаю.

Лопес: Ну, допустим, вы выяснили, и что потом?

Мать: Я выясняю для того, чтобы отразить удар. Понимаете?

Лопес: Но……

Мать: То есть, я не…… я хочу сказать, что я не дам ему возможности ни даже заговорить со мной, ни что-либо другое. Понимаете?

Лопес: Вот это да!

Мать: У меня только одна мысль: дать отпор! Я с детства была большой любительницей драк.

Лопес: А-а? Так вы драчунья с опытом?

Мать: Ну, да.

(Лопес смеется.)

Мать: Вы знаете, в моей жизни бывали поводы, когда требовалось дать отпор, понимаете?

Лопес: М-м.

Мать: … …потому что я росла почти одна и должна была уметь защищать себя, знаете ли. Я защищала даже других. Друзей, например. Разные случались обстоятельства.

Лопес: Да…

Мать: Понимаете теперь? В данном случае я действовала совершенно естественно, поступая так, как, мне кажется, я и должна была бы поступить, если……

Лопес: М-гм.

Мать: Другие люди…… другие люди в таких случаях даже теряют сознание, кричат и все такое прочее, но только не я.

После разговора об инсценировке, на который ушло несколько минут, терапевт поблагодарила мать за помощь сыну, после чего заметила, что если она хочет, чтобы Рауль окончательно избавился от симптома, требуется еще кое-что, а именно – беспрекословное исполнение указаний терапевта.

Лопес: Вы говорили мне, что учили Рауля быть ответственным, верно?

Мать: Чего мне больше всего хочется от него, так это инициативы, понимаете? Чтобы проснувшись утром, он быстро прибрался в своей комнате. Я всегда говорю ему, что одежда, снятая с себя, должна висеть, а не валяться; не следует играть или ходить по дому в том, в чем он ходит в школу.

Лопес: Отлично, это все замечательно. Но если вы хотите помочь своему сыну стать человеком…

Мать: Я хочу, чтобы он стал полностью самостоятельным человеком… Я знаю, есть дети, примерно того же возраста, что и он, которые даже свои носки и то стирают сами. Он этого еще не делает, потому что я все бросаю в машину, … и получается, что все его вещи стираю я. Практически все я делаю сама.

Лопес: Понятно, но существует и другие способы, как приучить детей к ответственности.

Мать: Наверное.

Лопес: Если вы хотите помочь ему стать взрослым… …

Мать: Да.

Лопес: Тогда в течение следующей недели вы должны выполнить три вещи.

Во-первых, Рауль должен был спать в собственной комнате и ни под каким видом не ночевать снова в комнате матери. Во-вторых, каждый вечер семье следует собираться вместе, чтобы продолжить начатое во время сессии представление, где происходят все те же события: кто-то ломится в дом, мать теряет голову от страха, Рауль защищает ее. В-третьих, в течение той же недели, если Рауль будет кричать во сне, а мать, лежа в своей комнате, услышит его крик, она должна встать, разбудить сына, поднять с постелей сестер и возобновить инсценировку, которую семья репетировала каждый вечер. Они должны следовать этому указанию, как бы ни устали за день и какое бы время ни указывали стрелки часов. Данное испытание было предписано с единственной целью – подвигнуть мать и сына к тому, чтобы они изменили старый способ, с помощью которого защищали друг друга. Марии было поручено вести запись, в какие дни и насколько пунктуально семья выполняла эти задания. Вторая сессия состоялась через пять дней.