Текст книги "Почти как люди: Фантастические романы"

Автор книги: Клиффорд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 76 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]

Глава 8

Когда я дошел до дверей, по улице уже бежали люди – сломя голову, вытаращив глаза, неслись они туда, откуда изливался надрывный вой, словно сирена эта – чудовищная дудка в руках Крысолова в последний день бытия, а они – крысы, и нет для них ничего страшней, чем опоздать на зов.

Торопливо прихрамывал дряхлый дядюшка Эндрюс, с необычайной силой размахивая костылем, громко стуча им по тротуару, и ветер вздувал ему до самых глаз длинную бороду. С мрачной решимостью ковыляла мамаша Джоунс, она нахлобучила на голову старомодный капор с огромными полями для защиты от солнца, но забыла завязать ленты, и они болтались по плечам. Сия музейная редкость сохранилась у нее одной во всем Милвилле (а быть может, и в целом свете), и старуха ужасно этим чванилась, словно щеголять в головном уборе, в каких разгуливали модницы прошлого века, – признак величайшей добродетели. Следом шагал пастор Сайлас Миддтон, на лице его застыла гримаса брезгливого осуждения, и все-таки он влился в общий поток. Продребезжал древний «форд». К рулю пригнулся сумасбродный мальчишка Джонсон; в машине полно было его приятелей, таких же хулиганов, они вопили, свистели, мяукали – словом, рады были случаю пошуметь. Спешили еще и еще милвиллцы, наперегонки мчались дети и собаки.

Я отворил калитку и вышел на улицу. Но не бросился бежать, как другие, я ведь уже знал, из-за чего тревога, и меня угнетало и давило еще многое, чего пока не знал никто. Главное – Таппер Тайлер: как он связан с тем, что происходит? Пусть это дико, нелепо, но в глубине души я уверен – без Таппера тут не обошлось, каким-то образом он заварил эту кашу.

Надо бы все обдумать, разобраться, но уж очень это огромно и никак не укладывается в голове, и не за что зацепиться… За этими мыслями я не услышал, как сзади, словно крадучись, подкатила машина. Очнулся, только когда щелкнула распахнутая дверца.

Я круто обернулся – за рулем сидела Нэнси Шервуд.

– Садись, Брэд! – крикнула она сквозь вой сирены.

Я поспешно сел рядом, захлопнул дверцу, и мы понеслись. Машина была большая, мощная, верх опущен; с непривычки как-то чудно мчаться в открытой машине, когда над головой ничего нет.

Сирена утихла. Только что мир был до отказа полон воем ее медной глотки – и вот все оборвалось коротким жалобным стоном и смолкло. Настала тишина – огромная, давящая, под ее необъятным грузом глубоко в мозгу еще таился слабый, рыдающий отзвук. Словно вой не совсем кончился, а лишь отодвинулся куда-то очень далеко.

Тишина обдала холодом, я почувствовал себя беззащитным и беспомощным. Глупо: будто, пока выла сирена, у нас была цель, было зачем и куда стремиться. А смолкла она – и непонятно, куда идти и что делать.

– Хорошая у тебя машина, – сказал я первое, что пришло в голову. Ничего другого не подвернулось, а что-то сказать было необходимо.

– Это мне отец подарил ко дню рожденья, – ответила Нэнси.

Машина шла бесшумно, мотора совсем не было слышно только глухо шуршали шины по асфальту.

– Слушай, Брэд, что происходит? Кто-то мне говорил, будто твоя машина валяется разбитая, а тебя нигде нет. Это не из– за твоей аварии запустили сирену? И еще, говорят, на шоссе пробка, застряла масса машин…

– Вокруг Милвилла поставили ограду, – сказал я.

– Кто поставил? Зачем?

– Это не простая ограда. Ее не видно.

Мы подъезжали к главной улице, здесь народу стало больше. Шли не только по тротуарам, но и по газонам перед домами, и прямо по мостовой. Нэнси сбавила скорость, машина теперь еле ползла.

– Так ты говоришь, ограда?

– Ну да. Автомобиль без шофера и без пассажиров может пройти сквозь нее, а человека она не пропускает. Подозреваю, что она не пропустит ничего живого. Заколдованная стена, как в волшебной сказке.

– Не хватало еще, чтобы ты верил в волшебство!

– Час назад не верил. А теперь не знаю…

Мы выехали на главную улицу, тут перед муниципалитетом собралась толпа, все время подходили еще и еще люди. Подбежал Джордж Уокер, мясник из магазина «Рыжий филин»: край белого фартука заткнут за пояс, белый полотняный колпак съехал на ухо. Норма Шепард, секретарша доктора Фабиана, забралась на какой-то ящик посреди тротуара, чтоб лучше видеть, что творится вокруг; Батч Ормсби, хозяин заправочной станции напротив муниципалитета, стоял у обочины и усердно тер комком ветоши перепачканные смазкой ладони, словно знал, что вовеки не ототрет их дочиста, а все-таки обязан стараться.

Нэнси подвела машину к бензоколонке и заглушила мотор.

Размашисто шагая по бетонной площадке, к нам подошел какой-то человек. Наклонился, оперся скрещенными руками о дверцу.

– Ну, приятель, как дела? – спросил он.

Минуту я смотрел на него, не узнавая, и вдруг вспомнил. Он, видно, понял.

– Угу, – подтвердил он. – Я самый. Это я разбил твою машину.

Он выпрямился и протянул руку.

– Звать меня Гэбриел Томас. Попросту сказать, Гейб. Мы тогда на дороге и назваться-то не успели.

Я пожал ему руку и назвал себя, потом представил ему Нэнси.

– Говорят, на шоссе что-то случилось, мистер Томас, – сказала она. – Но Брэд мне не рассказывает.

– Видите ли, мисс, тут дело темное, – сказал Гейб. – Вроде ничего и нет, наезжаешь на пустое место, а оно тебя не пускает – все равно как в каменную стену уперся. Проехать нельзя, а видно все насквозь.

– Звонили вы своему начальству? – спросил я.

– А как же. Ясно, звонил. Да только никто мне не поверил. Думают, я пьяный. Думают, я до того допился, что боюсь ехать, вот и отсиживаюсь где-то. Думают, я сочинил эту дурацкую историю себе в оправдание.

– Они вам так и сказали, мистер Томас?

– Нет, мисс, не сказали, да только я и сам знаю, что они Думают. То и обидно, что им такое в голову пришло. Я ж непьющий. И ничего за мной худого не водится. Я же три года кряду премии получал за классную езду.

– Ума не приложу, как быть, – продолжал он, обращаясь ко мне. – Никак не выберусь из этого городишки. Никакого просвета нет. В какую сторону ни подамся – всюду стена. До моего дома пятьсот миль, жена одна осталась, на руках шестеро ребятишек, меньшой еще в пеленках. Ума не приложу, как она там управится. Она, понятно, привыкла, что я уезжаю. Так ведь я всегда за три дня оборачиваюсь, на худой конец – за четыре. А ну как застряну тут недели на три, а то и на все три месяца? Что ей тогда делать? Денег взять неоткуда, а за квартиру плати да шесть ртов прокорми.

– Может, это и ненадолго, – сказал я; мне хотелось его немного подбодрить, – Может, кто-нибудь сообразит, как этот барьер одолеть. А может, он пропадет сам собой. И потом, мне кажется, компания пока будет выплачивать ваше жалованье жене. Ведь вы-то не виноваты…

Он презрительно фыркнул.

– Чтоб эти выжиги да заплатили! Держи карман шире! Знаю я ихнюю шатию.

– Да вы не волнуйтесь, – уговаривал я. – Мы еще не знаем, что случилось, надо сперва разобраться…

– Это верно, – согласился Гейб. – Все-таки я ж не один такой. Я тут со многими толковал, которые тоже попались. Вот только что у парикмахерской мне один говорил – у него жена лежит в больнице… в этом, как бишь его…

– В Элморе, – подсказала Нэнси.

– Вот-вот. Жена в Элморе в больнице, а он рвет и мечет, боится – вдруг не сумеет ее навестить. Все твердит – хоть бы это поскорей уладилось, хоть бы ему отсюда выбраться. Видно, жена очень плоха, он ее навещал каждый божий день. И она его ждет и наверняка не поймет, чего он не едет. Вроде она малость не в своем уме, и ей не втолкуешь. И еще тут один. У него вся семья гостила в Йеллоустоуне, и как раз нынче он ждет их домой. Приедут, говорит, усталые, дорога-то не близкая, а домой не попасть. Он их ждет среди дня. Решил выйти на дорогу и ждать у самого барьера. Встречай не встречай, толку-то чуть, но он говорит, больше ничего придумать не могу. Потом тут куча народу работает на стороне, и теперь они не могут попасть на работу. А еще кто-то рассказывал, одна здешняя девушка собирается замуж за парня из Кун-Вэли – есть такое место поблизости? – и они хотели завтра обвенчаться, а теперь, понятно, свадьбы не выйдет.

– Вы, я вижу, со многими успели потолковать, – заметил я.

– Тише! – сказала Нэнси.

На той стороне улицы, на высоком крыльце муниципалитета появился наш мэр Хигги Моррис и замахал руками, чтоб все замолчали.

– Сограждане! – заорал Хигги фальшивым голосом, будто на предвыборном собрании; от такого голоса сразу начинает тошнить. – Сограждане, призываю вас соблюдать тишину и спокойствие!

– А ну скажи им, Хигги! – выкрикнул кто-то.

В толпе прокатился смех, но совсем не веселый.

– Друзья, – продолжал Хигги, – нам грозят неприятности. Вы про это, наверно, уже слышали. Не знаю, что именно вы слышали, ходит уйма всяких сплетен. Я и сам не знаю точно, что случилось. Прошу прощенья, что пришлось пустить в ход сирену, но это был самый быстрый способ созвать вас сюда.

– Да ладно, черт с ним! – крикнул кто-то, – Давай ближе к делу, Хигги!

На этот раз никто не засмеялся.

– Ладно, попробую ближе к делу, – сказал Хигги, – Не знаю, как бы это выразиться, – в общем, мы отрезаны. Нас огородило каким-то непонятным забором – ни к нам, ни от нас ходу нет. Не спрашивайте, что это за забор такой и откуда он взялся. Понятия не имею. Наверно, сейчас ни одна душа этого не знает. Может, в нем ничего страшного и нет и нечего нам волноваться. Может, это ненадолго, может, оно и само исчезнет. А я вот что хочу вам сказать: сохраняйте спокойствие. Мы все вместе очутились в этой ловушке, и надо всем вместе искать выход. Пока бояться нечего, опасности никакой нет. Мы отрезаны только в том смысле, что сами не можем выбраться из города. Но связь с внешним миром у нас есть. Телефон работает, газ подается, электричество не выключилось. Запас продовольствия у нас есть, вполне хватит дней на десять, а то и больше. И если даже запасы придут к концу, мы достанем еще. Можно подвести грузовики с продуктами и со всем, что нам понадобится, впритык к этому самому забору, потом водитель вылезет, а машину можно будет протолкнуть или перетянуть через забор. Он не пропускает только людей и вообще живую тварь.

– Одну минутку, мэр! – крикнул кто-то.

– Да? – Хигги огляделся, отыскивая глазами того, кто посмел его перебить – Это вы кричали, Лен?

– Я кричал.

Теперь и я увидал, что это Лен Стритер, учитель естествознания из нашей школы.

– Что вы хотите сказать? – спросил Хигги.

– Насколько я понимаю, ваше последнее утверждение – будто сквозь преграду проходят только неодушевленные предметы – основано на случае с автомобилем на кун-вэлийской дороге.

– Вот именно, – снисходительно подтвердил Хигги, – На том самом и основано. А вам что об этом известно?

– Ничего, – сказал Лен Стритер. – Об автомобиле мне ровно ничего не известно. Но, я полагаю, вы намерены расследовать это явление, строго соблюдая законы логики?

– Совершенно верно, – с лицемерной кротостью подтвердил Хигги, – Именно так мы и намерены поступать.

Ясно было, он понятия не имеет, о чем говорит Стритер и куда клонит. А Стритер продолжал:

– В таком случае должен вас предостеречь: не спешите с выводами, не то можно совершить грубую ошибку. Например, если в автомобиле не было человека, это еще не значит, что там вообще не было ничего живого.

– Так ведь не было! – возразил Хигги. – Водитель бросил машину и куда-то ушел.

– Кроме людей в природе существуют и другие живые организмы, – терпеливо объяснял Стритер. – Мы не можем утверждать, что в этом автомобиле не было ничего живого. Напротив, с уверенностью можно сказать, что какие-то формы жизни там были. Возможно, внутри застряла муха. На капоте мог сидеть кузнечик. Безусловно, и в самой машине, и на внешней ее поверхности имелись различные микроорганизмы. А это такие же живые организмы, как и мы с вами.

Хигги слушал растерянно и с досадой. Видно, не понимал: может, Стритер попросту над ним насмехается? Должно быть, он сроду и слов таких не слыхивал – микроорганизмы…

– А знаете, Хигги, наш юный друг прав, – раздался новый голос, который я тотчас узнал: это говорил доктор Фабиан. – Разумеется, микроорганизмы там были. Кое-кому из нас следовало сразу это сообразить.

– Ладно, пускай, – сказал Хигги. – Будь по-вашему, док. Пускай Лен верно говорит. Да нам-то не все равно?

– Пока, пожалуй, все равно, – согласился доктор.

– Я просто хочу подчеркнуть, что суть не только в том – живые организмы или неодушевленные предметы, – сказал Сгритер. – Если мы хотим понять создавшееся положение, нельзя исходить из неверных предпосылок. Иначе мы с самого начала ступим на ложный путь.

– У меня вопрос, мэр, – сказал кто-то еще, я обернулся, но не увидал, кто именно.

– Валяй, друг, – обрадовался Хигги, очень довольный, что кто-то прервал непонятные рассуждения Стритера.

– Вот какое дело, – продолжал тот же голос. – Я работаю на прокладке дороги, это к югу от Милвилла. А теперь на работу не попадешь. Может, денек-другой меня и не уволят, а уж больше подрядчик ждать не станет, и думать нечего. У него время считанное, сами понимаете: подрядился сделать к сроку, опоздал – за каждый лишний день плати неустойку. Ему рабочий на месте нужен. Может, день-два обождет, а там и другого наймёт.

– Это я все знаю, – сказал Хигги.

– И я не один, – продолжал рабочий. – В Милвилле полно таких, кто работает на стороне. Не знаю, как другим, а мне без заработка не прожить. У меня никаких капиталов не отложено. А ежели на работу не доберешься, жалованья не получишь, сбережений ни гроша – так что же это с нами будет?

– Про это я и хотел сказать, – заявил Хигги. – Я знаю, положение у тебя трудное. И еще у многих. Милвилл – невелик городок, на всех работы не хватает, очень многим приходится зарабатывать на стороне. И я знаю, многие из вас еле дотягивают до получки, а больше вам жить не на что. Надеюсь, это дело скоро уладится, так что вы все вовремя вернетесь к работе и места никто не потеряет. Но вот что я вам еще скажу. Даю вам слово: если это и не враз уладится, никому из вас не придется голодать. И никого не выгонят на улицу, если вы задолжаете за квартиру или не внесете в срок арендную плату. Ничего худого с вами не случится. Из-за этой чертовщины многие потеряют работу, но о вас позаботятся, ни одного человека не бросят на произвол судьбы. Я назначу особую комиссию для переговоров с торговцами и с банком, и мы установим такую систему кредита, чтоб вы могли просуществовать. Кому потребуется кредит или ссуда, тот ее получит, можете не сомневаться. Верно я говорю, Дэн?

И Хигги поглядел на Дэниела Виллоуби, который стоял там же, на крыльце, ступенькой ниже.

– Да, да, – сказал банкир. – Ну конечно, все правильно. Мы сделаем все, что только в наших силах.

Но обещание Хигги пришлось ему очень не по вкусу. Это сразу было видно. И согласился он скрепя сердце. Если уж Дэн выкладывает хоть один доллар, так будьте любезны, дайте ему залог, гарантию, надежное обеспечение!

– Пока мы еще не знаем, что такое стряслось, – продолжал Хигги. – Но, может быть, уже сегодня вечером будем знать куда больше. Самое главное – сохранять спокойствие и не терять головы. Не буду врать, я не знаю, как обернется эта история. Если забор так и останется на месте, некоторых затруднений не миновать. Но пока все не так уж плохо. Еще часа два назад почти никто и не знал, что есть на свете такой городок Милвилл. По правде говоря, ничего такого примечательного в нем не было. А сейчас мы прогремим на весь мир. О нас уже заговорили и газеты, и радио, и телевидение. Вот пускай сюда выйдет Джо Эванс, он вам подробно расскажет.

Хигги оглядел толпу, высматривая Эванса.

– Эй вы там, расступитесь-ка немного, дайте ему пройти.

Наш газетчик поднялся на крыльцо и обернулся к толпе.

– Пока что рассказывать особенно нечего, – сказал он. – Меня вызывали очень многие телеграфные агентства и несколько газет. Все расспрашивали, что у нас происходит. Я рассказал все, что знаю, только знаю-то я немного. Одна телевизионная компания посылает к нам из Элмора съемочную группу. Когда я сейчас уходил из дома, телефон все звонил, и в редакцию, наверно, тоже звонят без передышки. Надо думать, газеты и радио уже не выпустят нас из виду, не сомневаюсь, что и власти штата, и правительство не бросят нас на произвол судьбы. Как я понимаю, нашим положением всерьез заинтересуются и научные круги.

– А по-твоему, эта ученая братия сумеет нас выручить? – спросил все тот же дорожный рабочий.

– Не знаю, – ответил Джо.

Сквозь толпу протолкался Хайрам Мартин и деловито зашагал через улицу. Куда это он собрался?

Кто-то еще спрашивал о чем-то мэра, но озабоченный вид Хайрама отвлек меня, и я прослушал, о чем речь.

– Брэд! – раздалось над ухом.

Я обернулся.

Рядом стоял Хайрам. Шофер грузовика еще раньше куда-то скрылся.

– Что тебе? – спросил я.

– Ты свободен? Мне надо с тобой потолковать. – Валяй, я свободен.

Он мотнул головой в сторону муниципалитета.

– Ладно, – сказал я, открыл дверцу и вылез из машины.

– Я тебя подожду, – сказала Нэнси.

Хайрам, огибая толпу, двинулся к боковому входу в здание муниципалитета. Я за ним.

Но все это мне сильно не понравилось.

Глава 9

Хайрам привел меня в свой закуток рядом с помещением, где стояли машины пожарной команды. В закутке только и хватало места для стола да двух стульев. На стене позади стола болтался огромный, кричаще яркий календарь с изображением голой девицы.

А на столе стоял телефон без диска.

Хайрам широким жестом указал на него и спросил:

– Это что такое?

– Телефон, – сказал я. – С каких пор ты стал такой важный, что у тебя целых два телефона?

– Погляди получше.

– Все равно телефон.

– Лучше гляди, – настаивал Хайрам.

– Какой-то дурацкий аппарат. У него нет диска.

– А еще чего?

– Вроде все. Только диска нету.

– И провода нету, присоединить нечем, – сказал Хайрам.

– А я и не заметил.

– Что-то чудно, – сказал Хайрам.

– Почему чудно? – обозлился я. – И на кой черт ты меня сюда приволок – чтоб я любовался каким-то дурацким телефоном?

– Чудно потому, что телефон-то этот был у тебя в конторе.

– Ничего подобного. Эд Адлер вчера снял у меня телефон. За неуплату.

– Сядь-ка, Брэд.

Я сел, и Хайрам сел напротив. Лицо у него было пока словно бы даже добродушное, но в глазах появился особенный блеск… Этот блеск был мне хорошо знаком по прежним временам, так смотрел Хайрам в школьные годы, когда загонял меня в угол и знал, что податься мне некуда, и не миновать драки, и он наверняка излупцует меня до полусмерти.

– Ты что, в первый раз видишь этот телефон? – спросил он.

Я кивнул:

– Когда я вчера уходил из конторы, у меня там телефона не было. Ни этого, ни какого другого.

– Удивительно!

– И мне тоже удивительно. Не знаю, куда ты гнешь. Объясни толком.

Я знал, что никакое вранье меня не выручит, но старался пока выгадать время. Уж наверно, сейчас у него нет доказательств, что я как-то причастен к этому телефону…

– Ладно, объясняю, – сказал Хайрам, – Том Престон – вот кто его у тебя видел. Он послал Эда снять у тебя аппарат, а попозже днем шел мимо, ненароком поглядел, а телефон стоит на столе. Ну, его разобрала досада. Ты, верно, и сам понимаешь.

– Еще бы, – сказал я. – У Тома характер известный. Воображаю, как его там разобрало.

– Он же велел Эду снять телефон. Сперва он подумал – может, ты как-нибудь Эду заговорил зубы. Или, может, Эд сам не торопился. Том же знает, что вы с Эдом друзья.

– Значит, его так разобрала досада, что он взломал дверь и сам унес телефон?

– Нет, – сказал Хайрам, – ничего он не взламывал. Он пошел в банк и выпросил у Дэниела Виллоуби ключ.

– А между прочим, помещение арендую я.

– Арендуешь, да не платишь. Уже за целых три месяца не плачено. Так что, я считаю, Дэниел в своем праве.

– А я считаю, что Том с Дэниелом вломились ко мне безо всякого на это права и еще обокрали меня.

– Говорят тебе, никто никуда не вламывался. И Дэниел тут ни при чем. Он просто дал Тому запасной ключ. Том вернулся один. И потом, ты ж сказал, этот телефон не твой и ты его раньше в глаза не видал?

– Не в том дело. Мало ли что у меня есть в конторе, а Том не имеет права ничего трогать. Все равно, мое оно или не мое. Почем я знаю, может, он и еще что-нибудь стащил?

– Ничего он у тебя не тащил, черт подери, ты это и сам знаешь! И сам просил, чтоб я тебе рассказал, что к чему.

– Так давай рассказывай.

– Ну вот, Том взял ключ, вошел и сразу увидал, что телефон какой-то не такой. Без диска и никуда не присоединен. Он было собрался уходить, а тут телефон возьми да и зазвони.

– Как ты сказал?

– Телефон зазвонил.

– Без провода? Невключенный?

– Ну да, а все равно он зазвонил.

– Ага, – сказал я. – Стало быть, Том снял трубку, и это звонил Санта-Клаус.

– Том снял трубку, и это звонил Таппер Тайлер.

– Таппер?! Но ведь он…

– Знаю, знаю, – сказал Хайрам, – Таппер пропал без вести. Уже лет десять, что ли. Но Том говорит, это голос Таппера. Говорит, обознаться невозможно.

– И что же Таппер ему сказал?

– Том снял трубку – слушаю, мол, а Таппер спросил, кто это говорит. Том сказал. Тогда Таппер ему и говорит: убирайся подальше от этого телефона, он не про тебя. И все заглохло.

– Слушай, Хайрам, да ведь Том тебя просто разыграл.

– Ну нет. Он подумал, это его кто-то разыгрывает. Он подумал, это вы с Эдом подстроили. В насмешку. Хотели с ним сквитаться.

– Что за чушь! – сказал я. – Даже если б мы с Эдом состряпали такую штуковину – откуда нам было знать, что Том вломится в контору?

– С вас все станется.

– Да ты что? Может, ты поверил в эту ерунду?

– Ясно, поверил. Говорю тебе, тут дело темное, что-то тут нечисто.

Но в голосе его не было уверенности, он словно бы оборонялся. Я его провел. Он хотел припереть меня к стенке, да не вышло, и теперь он чувствовал, что попал малость впросак. Но еще немного – и он обозлится. Он такой.

– Когда Том тебе все это рассказал? – спросил я.

– Нынче утром.

– А почему не вчера вечером? Если уж он вообразил, что это так важно…

– Да нет же, говорят тебе. Он не думал, что важно. Думал, это розыгрыш. Думал, это вы подстроили ему назло. А вот нынче утром как началась кутерьма, тут он и решил, что дело-то серьезное. Вчера-то он, когда поговорил с Таппером, просто забрал аппарат. Решил, понимаешь, что еще неизвестно, кто на ком отыграется. Сперва он думал, это все твои фокусы…

– Понимаю, – сказал я. – А теперь он думает, что это и вправду звонил Таппер и звонил не кому-нибудь, а мне.

– Ну да, верно. Он забрал этот аппарат к себе домой и вечером несколько раз снимал трубку, и телефон был вроде как включенный, только никто не отзывался. Вот это его и ошарашило – что телефон вроде дышит, как будто включенный. Он все ломал голову, в чем тут секрет. Понимаешь, проводов-то нет, аппарат ни в какую сеть не включен, а дышит.

– И теперь вы с ним хотите меня за эту штуку притянуть к ответу?

Лицо у Хайрама стало злобное.

– Меня не проведешь, – сказал он. – Я же знаю, ты что-то крутишь. Ездил зачем-то вчера вечером на болото к Шкалику, вот когда мы с доком повезли его в больницу.

– Правильно, ездил, – сказал я. – Потому что нашел его ключи, они у него выпали из кармана. Вот я и поехал посмотреть, все ли там у него в порядке, может, он и дверь забыл запереть, мало ли.

– Не просто ездил, а воровским манером, – сказал Хайрам. – Когда сворачивал с шоссе, погасил фары.

– Ничего не гасил, они сами погасли. Короткое замыкание. Когда я оттуда уезжал, мне сперва пришлось исправить цепь.

Отговорка не бог весть какая. Но лучшей я наспех не придумал. Впрочем, Хайрам придираться не стал.

– Нынче утром мы с Томом тоже побывали в логове у Шкалика, – сказал он.

– Стало быть, вот кто за мной шпионил – Том!

– Он уж больно расстроился из-за этого телефона, – проворчал Хайрам, – И подозревал, что это твоих рук дело.

– И вы, значит, вломились к Шкалику в дом. Ясно, вломились. Я, когда уходил, дверь запер на замок.

– Ага, вломились, – подтвердил Хайрам. – И нашли еще такие телефоны. Полный ящик.

– Не пяль на меня глаза, – сказал я. – Я там никаких телефонов не видал. Я не сыщик, по чужим углам ничего не вынюхиваю.

Мне ясно представилось, как эти двое, точно гончие псы, с ходу ворвались в хижину Шкалика, убежденные, что напали на след какого-то преступного заговора: что именно тут кроется, в чем соль – кто его знает, но уж мы-то со Шкаликом наверняка кругом виноваты!

А ведь какой-то заговор и вправду существует, сказал я себе, и мы со Шкаликом вправду увязли… Надеюсь, хоть Шкалик понимает, в чем тут соль, потому как я-то ни черта не понимаю. От того немногого, что мне известно, все только становится еще непонятнее. И Джералд Шервуд, если он не соврал (а он едва ли врал), знает не больше моего.

Счастье еще, что Хайрам не проведал про тот аппарат, который стоит в кабинете у Шервуда! И про другие – их, наверно, немало в Милвилле у людей, что служат чтецами этим… неведомо кому… которые разговаривают по таким телефонам.

Впрочем, вряд ли Хайраму удастся пронюхать насчет остальных телефонов: уж наверно, владельцы запрячут их понадежнее и будут держать язык за зубами, как только станет известно, что такие телефоны существуют. А слух этот наверняка через час-другой разнесется по всему Милвиллу. Хайрам и Том Престон сами же и проболтаются, они у нас первые трепачи.

Любопытно, у кого еще есть такие телефоны?.. И вдруг я понял: у разных бедолаг, невезучих и нищих, у вдов, оставшихся без всяких сбережений и без пенсии, у стариков, которые уже не в силах заработать кусок хлеба, у бродяг, никчемушников и всяких горемык, кто потерпел крах или кому и вовсе ни разу не улыбнулось счастье.

Ведь как получилось с Шервудом и со мной? С Шервудом установили связь (если можно так это назвать), только когда он обанкротился; и мною они (кто бы они ни были) тоже заинтересовались лишь после того, как я окончательно сел на мель и сам это понял. И, очевидно, теснее всего с ними связан отъявленнейший лодырь и пропойца во всем Милвилле.

– Ну, чего молчишь? – рявкнул полицейский.

– А чего ты хочешь – чтоб я выложил, что я обо всем этом знаю?

– Вот именно. Не то тебе же будет хуже.

– Слушай, Хайрам, ты не грозись. Даже и не пробуй. Если ты думаешь меня запугать…

Дверь распахнулась.

Пошел! – заорал с порога Флойд Колдуэлл, – Барьер пошел!

Мы кинулись к выходу. По улице с криком бежал народ, посреди мостовой подскакивала на одном месте мамаша Джоунс и пронзительно взвизгивала, капор еле держался у нее на макушке.

Я глянул через улицу – Нэнси по-прежнему сидела в своей открытой машине, я со всех ног бросился к ней. Мотор был включен, и, едва Нэнси заметила меня, машина тихонько двинулась вдоль тротуара. Я ухватился за верх задней дверцы и прыгнул в машину, потом перебрался на переднее сиденье. Тем временем машина уже поравнялась с аптекой, свернула за угол и теперь набирала скорость. Еще несколько машин направлялись к шоссе, но Нэнси в два счета обогнала их.

– Знаешь, что случилось? – спросила она.

Я покачал головой:

– Слышал только, что барьер сдвинулся.

Впереди был дорожный знак – перед выездом на шоссе полагалось остановиться, однако Нэнси даже не сбавила скорости. Да и зачем сбавлять, если на шоссе – никакого движения. Оно перекрыто с обоих концов.

Нэнси свернула на ровную, широкую полосу асфальта; на той стороне шоссе, по которой шло встречное движение, сейчас все впереди сплошь было забито машинами, они застыли неподвижно, впритык одна к другой. Перед нами на прежнем месте торчал грузовик Гейба: нос его задрался в воздух, прицеп всей тяжестью придавил ко дну канавы мою злосчастную тележку. Еще дальше сбились в кучу встречные машины – они, видно, подались на нашу сторону шоссе в надежде объехать препятствие, и, прежде чем барьер сдвинулся, там тоже кто-то на кого-то наехал.

А барьера здесь уже не было. То есть, конечно, его все равно никто бы не увидел, но он передвинулся примерно на четверть мили – в этом нетрудно было убедиться.

Там, впереди, неслась по шоссе обезумевшая толпа, гонимая какой-то непонятной силой. А вслед за бегущими двигался огромный вал словно вихрем сметенной травы, кустов и даже вывороченных с корнями деревьев – по нему-то и видно было движение незримого барьера. Вал тянулся вправо и влево от шоссе, сколько хватал глаз, и, казалось, жил своей особой жизнью: покачивался, вскидывался вверх, вновь медленно полз вперед, и груды деревьев неуклюже перекатывались на растопыренных во все стороны корнях и ветвях.

Наша машина подъехала к затору и остановилась. Нэнси выключила мотор. В тишине стали слышны непрестанные шорохи, шелесты – это подавал голос скошенный неведомой силой зеленый вал; порою раздавался треск: ломались сучья, несуразно ворочаясь, громыхали стволы.

Я вылез из машины, обошел ее и двинулся вперед, пробираясь в железном лабиринте. Наконец затор остался позади, передо мною тянулось свободное от машин шоссе, а по нему все еще убегали люди… впрочем, нет, теперь они уже не мчались очертя голову. Пробегут немного, приостановятся, сбившись в кучу, – и оглядываются на вспухающий, медлительный зеленый вал; еще побегут – и снова постоят, озираясь. Иные даже не бежали, а шли ровным, почти спокойным шагом.

Отступали не только люди. Самый воздух дрожал и трепетал: мелькали темные тельца – тучами неслись птицы и насекомые, устрашенные таинственной силой, что неотвратимо надвигалась по равнине.

А позади барьера оставалась пустыня. Обнаженная земля, на которой только и торчали два голых, иссохших дерева. Так и должно быть, подумалось мне, естественно, что они уцелели. Ведь они мертвые, для них этот барьер не существует, ибо он отбрасывает только все живое. Впрочем, если Лен Стритер прав, то барьер этот противостоит не всему живому, а лишь определенным формам жизни, быть может – живым существам каких-то определенных размеров или определенных видов.

Но если не считать двух высохших деревьев, эта полоса земли обратилась в пустыню. Ни травинки, ни хотя бы крапивы или полыни, ни кустика, ни деревца. От всего, что здесь росло и зеленело, не осталось и следа.

Я сошел с асфальтовой полосы на обочину, опустился на колени и погрузил пальцы в обнаженную почву. Она была не просто обнажена, но вспахана, разрыхлена, будто какая-то исполинская борона прошлась по ней и подготовила под новый посев. Потому она и разрыхлилась, что весь растительный покров с нее сорван. Нигде не осталось ни единого корня, ни одного самого слабого, с волосок толщиной, корешка. Все, что Здесь прежде росло, сметено начисто и теперь катится чудовищным зеленым валом впереди незримой стены.

В небе глухо зарокотал гром. Я огляделся: гроза, что собиралась с самого утра, надвинулась вплотную, но тучи не сплошь – втянули небо, а неслись в вышине клочьями, обрывками, их словно кружило вихрем.