Текст книги "Игра в цивилизацию: Фантастические рассказы"

Автор книги: Клиффорд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

– Вы имеете представление о том, кто это будет?

У Фарриса еле заметно дрогнули веки, глаза утратили обычную рассеянность, стали жесткими, пронзительными.

– Ни малейшего,– ответил он.– Преемника назначит Исполнительный совет, а кого именно – понятия не имею.

«Не имеешь ты, как же!» – подумал Блейн.

Вслух он сказал:

– Вы уверены, что это самоубийство?

– Абсолютно. У Гиси было больное сердце, и он об этом знал.– Фаррис встал, надел форменную фуражку,– Мне нравятся люди, у которых быстро варит котелок. Продолжайте в том же духе, Блейн, и мы с вами поладим.

– Не сомневаюсь.

– Так не забудьте: жду вас сегодня вечером.

– До встречи,– попрощался Блейн.

4

Липучка, приставший к нему нынче утром, появился на стоянке как раз в тот момент, когда Блейн припарковал машину. Как этот тип пробрался на стоянку – совершенно непонятно, но как-то он все-таки пробрался и затаился, поджидая свою жертву.

– Секундочку, сэр! – сказал липучка.

Блейн повернулся к нему. Человечек шагнул вперед и обеими руками крепко ухватился за лацканы плаща Блейна. Блейн отпрянул, но цепкие пальцы липучки не выпустили лацканы.

– Дайте пройти! – разозлился Блейн.

– Сначала выслушайте меня, сэр! – сказал человечек,– Вы работаете в Центре, и мне необходимо с вами поговорить. Если мне удастся убедить вас, значит, появится хоть какая-то надежда. Надежда! – Он говорил, обильно брызжа слюной,– Надежда на то, что и другие люди поймут: сновидения – это зло! Зло, которое развращает души! Сновидение дает возможность бежать от проблем и опасностей, закаляющих характер. Зачем бороться с трудностями, если можно просто удрать от них и погрузиться в сладкое забытье? Поверьте мне, сэр, сновидения – проклятие нашей цивилизации!

Услышав эти слова, Норман Блейн почувствовал прилив слепой холодной ярости.

– Отпустите меня! – сказал он таким тоном, что липучка разжал хватку и отступил назад.

Блейн, утирая лицо рукавом плаща, смотрел на человечка до тех пор, пока тот не дрогнул и не убежал.

До сих пор Блейну не приходилось сталкиваться с липучками, хотя он не раз о них слышал и посмеивался над рассказами коллег. Но то рассказы, а непосредственная встреча все-таки выбила его из колеи. Блейна ошеломил сам факт существования людей, которые осмеливались подвергнуть сомнению искренность и чистоту намерений гильдии Сновидений.

Он отогнал от себя неприятное воспоминание. Есть и другие вещи, поважнее, требующие осмысления. Смерть Гиси, подобранный с пола бланк, а главное – странное поведение Фарриса. Начальник Охраны вел себя так, будто между ним и Блейном существовало какое-то молчаливое соглашение. Словно его, Блейна, втягивали в какой-то гигантский и уже созревший заговор.

Он неподвижно сидел за столом, пытаясь понять, что происходит.

Будь у него тогда хоть немного времени, чтобы подумать, он ни за что не поднял бы с пола листок. А если бы и поднял, то непременно бросил бы его обратно. Но времени на размышления у него не оставалось. Фаррис со своими головорезами уже спешил в кабинет, где Блейн беспомощно стоял рядом с покойником – без всякого разумного объяснения, что он тут делает, без единого ответа на неизбежно возникающие вопросы.

Бланк стал для него и ответом, и оправданием. Более того – он предотвратил множество других вопросов, которые непременно возникли бы, если бы Блейн не сумел ответить на самые первые.

Самоубийство, сказал Фаррис.

Интересно, сказал бы он так, не будь у Блейна в кармане спасительного бланка? Может, самоубийство превратилось бы в убийство? Фаррис запросто мог воспользоваться невыгодными для Блейна обстоятельствами, чтобы сделать из него козла отпущения.

Начальник Охраны заявил, что ему нравятся люди, у которых быстро варит котелок. Тут он не врал, конечно. У него у самого котелок варит будь здоров: Фаррис настоящий мастер импровизации и любую ситуацию умеет обратить к собственной выгоде.

Да, верить ему нельзя ни на грош.

И вот что еще интересно: осталось бы назначение в силе, если бы Блейн не подобрал с ковра листок? Блейн отнюдь не тот человек, которого Фаррис выбрал бы в преемники Римера. Не исключено, что начальник Охраны просто уничтожил бы этот бланк и назначил бы кого-то из своих людей.

Но почему для Фарриса так важен этот пост? Какая ему разница, кто возглавляет Архив? Фаррис, конечно, ни словом не обмолвился, что это его волнует, но он был явно заинтересован, а Пол Фаррис никогда не интересуется пустяками.

Может, назначение как-то связано со смертью Гиси? Блейн встряхнулся. Что толку зря ломать голову? Все равно он не найдет сейчас ответа.

Самое главное – в должности он утвержден, несмотря на смерть патрона. Фаррис, похоже, не собирается ставить ему палки в колеса. По крайней мере, пока.

И все же надо быть начеку и не позволять простодушной внешности начальника Охраны ввести себя в заблуждение. У Пола Фарриса высокий полицейский чин, отряд преданных головорезов и широчайшие полномочия. Прирожденный политик, не слишком разборчивый в средствах, он всеми силами старается пробиться наверх, занять такое положение, которое удовлетворяло бы. его амбициям.

Похоже, смерть патрона ему только на руку. Не исключено, что Фаррис в какой-то степени поспособствовал этой смерти, а то и просто организовал ее.

Самоубийство, сказал он. Отравление. Больное сердце. Сказать можно что угодно. Да, отныне надо быть начеку. Но вида не подавать. Не суетиться. И быть готовым к неожиданному удару. Главное – успеть отреагировать.

А теперь пора успокоиться и взять себя в руки. Сейчас об этом думать бесполезно. Вот когда – и если – появятся новые факты, тогда и будем думать.

Блейн взглянул на часы: четверть четвертого. Домой идти еще рано, да и работу надо закончить. Завтра он переберется в новый кабинет, но сегодня нужно сделать, что положено.

Он взял папку Дженкинса. Большая увлекательная охота, по словам двух весельчаков-фабрикаторов. Обещали, что клиент не соскучится.

Блейн открыл папку, пробежал глазами несколько страниц. Его передернуло.

Что ж, о вкусах не спорят.

Он вспомнил Дженкинса – массивный, зверского вида мужик. От его рыка в кабинете все стены тряслись.

Надо думать, сценарий ему понравится. Во всяком случае, что заказано, то и получено.

Блейн сунул папку под мышку и вышел в приемную.

– Мы только что узнали новость,– сказала Ирма.

– Про Гиси?

– Нет, о нем мы узнали чуть раньше. Ужасно жалко. Его, по-моему, все тут любили. Но я имела в виду другую новость. Почему вы нам сразу не сказали? Мы очень рады за вас.

– Спасибо, Ирма.

– Но мы будем по вам скучать.

– Очень мило с вашей стороны.

– Почему вы все держали в тайне? Почему не поделились с нами?

– Я сам узнал только сегодня утром. А потом был слишком занят. А потом Гиси позвонил.

– Охранники здесь все перевернули вверх дном, перетрясли все мусорные корзинки. Даже ваш стол, по-моему, обшарили. Какая муха их укусила?

– Обычная проверка.

Блейн вышел в коридор, чувствуя, как с каждым шагом вверх по позвоночнику ползет холодный страх.

Конечно, он и раньше догадывался, что Фаррис ему не верит. И про котелок, который быстро варит, сказано было неспроста. Но теперь не осталось никаких сомнений: Фаррис знает, что Блейн солгал ему.

Хотя – может, это даже к лучшему? Своей ложью Блейн поставил себя на одну доску с начальником Охраны. Фаррис теперь считает его чуть ли не своим человеком. Во всяком случае человеком, с которым можно иметь дело.

Но хватит ли у него духу продолжать игру? Сможет ли он выдержать?

«Спокойно, Блейн! – сказал он себе,– Не дергайся. Будь готов ко всему, но не показывай вида. Как в покере: никаких эмоций. Не зря же ты столько лет общался с клиентами!»

Он решительно зашагал вперед. Страх понемногу испарился.

Блейн спустился в машинный зал и, как всегда, почувствовал себя в плену у магии.

Вот она, Мирт – великая машина сновидений, непревзойденная мастерица, создающая «вторую реальность» из самых буйных фантазий клиентов.

Стоя в тишине зала, Блейн ощущал, как душу его наполняет покой, благоговение и нежность. Словно Мирт была богиней-матерью, заступницей, готовой в любой момент понять тебя и утешить.

Блейн покрепче прижал к себе папку и осторожно, стараясь не вспугнуть неловкими шагами тишину, пошел вперед. Поднялся по лесенке к огромной клавиатуре, сел в скользящее кресло. Кресло само передвигалось вдоль длиннющей контрольной панели, чутко реагируя на малейшее прикосновение оператора. Блейн прикрепил раскрытую папку к пюпитру и щелкнул тумблером. Индикатор замигал зеленым огоньком: машина свободна, можно вводить данные.

Блейн набрал на клавиатуре идентификационный код и задумался – он нередко сиживал так за машиной, погрузившись в размышления.

Вот чего ему будет не хватать на новой работе. Здесь он нечто вроде священнослужителя, он общается с загадочным, непостижимым божеством, перед которым благоговеет. Непостижимым потому, что ни один человек на свете не в состоянии полностью представить себе внутреннее устройство машины сновидений. Слишком она сложна и огромна, необъятна для человеческого мозга.

Компьютер со встроенным волшебством. В отличие от других, обыкновенных компьютеров, эта машина не подчиняется формальной логике. Ее стихия – не факты, а воображение. Из введенных в нее символов и уравнений она сплетает удивительные истории и сюжеты. Проглатывает коды и формулы, а выдает сновидения и грезы.

Проворно передвигаясь вдоль контрольной панели, Блейн скармливал компьютеру новую информацию. Панель замерцала огоньками, где-то глубоко во чреве машины защелкали автоматические реле, приглушенно зажурчала побежавшая по цепям энергия, зажужжали контрольные счетчики, с еле слышным ворчанием пробудились к жизни бесчисленные файлы – и программа фабрикации сюжетов мурлыкнула, возвестив о своей готовности к работе.

Блейн сосредоточенно и усердно вводил страницу за страницей. Время остановилось, мир исчез; были лишь эта панель с бесконечными клавишами, кнопками и тумблерами да мерцание мириадов огоньков.

Наконец последний листок с тихим шелестом упал с голого пюпитра на пол. И тут же вернулось ощущение времени и пространства. Норман Блейн устало уронил руки на колени. Рубашка на спине взмокла от пота, влажные волосы прилипли ко лбу.

Машина загудела. Тысячи огней зажглись на панели – одни монотонно мигали, другие вспыхивали, словно молнии, и бежали искрящейся рябью. Зал наполнился гулом энергии, почти громоподобным, но даже сквозь этот гул Блейн различал деловитое потрескивание невообразимо быстро работающих механизмов.

Блейн через силу встал с кресла, подобрал упавшие листки, сложил их как попало, не глядя на нумерацию, и запихнул в папку. Потом прошел в конец машинного зала и остановился У застекленного стеллажа, где пленка наматывалась на катушку. Он завороженно глядел на крутящуюся пленку, привычно изумляясь тому, что на этой катушке помещается иллюзорная жизнь сновидения, которое может длиться сотню, а то и тысячу лет,– сновидения, сфабрикованного столь искусно, что оно никогда не потускнеет и до последней секунды будет живым и ярким.

Блейн начал уже подниматься по лестнице, но на полпути остановился и обернулся.

Сегодня он ввел в компьютер последнее в своей жизни сновидение; с завтрашнего дня у него будет другая работа. Он тихонько помахал рукой:

– До свидания, Мирт.

Мирт загудела в ответ.

5

Ирма взяла отгул, в кабинете не было ни души. Только письмо, адресованное Блейну, стояло на столе, прислоненное к пепельнице. Конверт был пухлый и зазвенел, когда Блейн взял его в руки.

Он надорвал конверт, и на стол с лязгом упало кольцо с множеством нанизанных ключей. За ними высунулся краешек сложенной записки. Блейн отодвинул ключи, вытащил записку и расправил листок.

Текст начинался без всякого вступления:

«Я заходил, чтобы отдать ключи, но не застал вас, а секретарша не знала, когда вы вернетесь. Я решил, что ждать не имеет смысла. Если захотите встретиться, я к вашим услугам.

Ример».

Блейн выпустил записку из рук, она плавно приземлилась на стол. Он взял ключи, несколько раз подбросил их в воздух и поймал, прислушиваясь к их звяканию.

Что, интересно, будет теперь с Римером? Придумают ему новую должность или переведут на какое-нибудь вакантное место? А может, Гиси собирался вообще выставить Римера за дверь? Да нет, вряд ли. Гильдия заботится о своих служащих и крайне редко вышвыривает их на улицу, разве что за очень уж серьезные прегрешения.

Да, кстати, а кто займет место начальника Фабрикации? Успел ли Лью Гиси перед смертью отдать распоряжение? На эту должность вполне годились и Джордж, и Херб, но ни один из них не обмолвился ни словечком. Если бы им сделали такое предложение, они бы наверняка проговорились, не утерпели бы.

Блейн прочел записку еще раз. Обычное деловое послание, никакого подтекста или завуалированных намеков.

Одному богу известно, какие чувства испытал Ример, узнав о своем внезапном отстранении от должности. По крайней мере из записки узнать об этом невозможно. А главное – почему его отстранили? В Центре давно уже сплетничали о грядущих должностных перемещениях, но об их причине никто ничего не знал.

Как-то странно выглядит эта церемония передачи ключей в конверте – передача ключей как символа власти. Ример словно швырнул их Блейну на стол со словами: «Теперь они твои, приятель!» – и вышел, не снисходя до объяснений.

Вышел немного рассерженный, наверное. И обиженный, конечно.

И все-таки он самолично явился к Блейну в кабинет и оставил ключи. Почему? По идее, Ример должен был дождаться своего преемника, провести его в Архив, передать дела... Обычная процедура.

Да, но нынешняя ситуация далеко не обычна. И чем больше о ней думаешь, тем более необычной она кажется.

Что-то тут нечисто, ей-богу. Если бы его назначение прошло все положенные инстанции, тогда другое дело: в служебных перемещениях как таковых нет ничего из ряда вон выходящего. Но привычный порядок был нарушен. И не найди Блейн умершего патрона первым, не подбери он с пола листок бумаги, трудно сказать, состоялось бы это назначение или нет.

Что ж, он рискнул своей шеей – и получил должность. Не сказать, чтобы он о ней только и мечтал, но отказываться тоже нет смысла. В конце концов, это повышение, шаг вперед. Теперь он третий человек в иерархии гильдии: венчает пирамиду бизнес-агент, ступенью ниже стоит Охрана, а сразу за ней – Архив.

Нужно сегодня же поставить в известность Гарриет. Ах нет, он все время забывает: она не сможет сегодня поужинать с ним.

Блейн сунул ключи в карман и снова пробежал глазами записку. «Если захотите встретиться, я к вашим услугам». Простая вежливость? Или Ример и впрямь должен сказать ему что-то важное?

Блейн скомкал записку и бросил ее на пол. Все, пора уходить из Центра. Пойти куда-нибудь, где можно спокойно все обдумать и составить план действий. Не мешало бы, конечно, привести в порядок стол, но неохота, да и рабочий день давно закончился. К тому же надо успеть на свидание с Гарриет... Да что же с головой-то сегодня творится! Помутнение, не иначе. Не будет никакого свидания!

Ладно. Стол все равно подождет до завтра. Блейн взял плащ и шляпу и пошел на автомобильную стоянку.

У ворот вместо обычного вахтера стоял вооруженный охранник. Блейн предъявил удостоверение.

– Проходите, сэр,– сказал охранник,– Но будьте внимательны. Тут один «размороженный» сбежал.

– Сбежал?

– Ну да. Проснулся неделю-другую назад.

– Далеко ему не убежать,– сказал Блейн.– Он сам себя выдаст. Сколько он проспал?

– Да вроде лет пятьсот.

– За пятьсот лет многое изменилось. У него нет ни единого шанса.

Охранник покачал головой:

– Мне его жалко. Жуткое дело – проснуться через пятьсот лет.

– Да, жутковато. Мы их всех предупреждаем, но они не слушают.

– Скажите, а это не вы тот парень, что нашел мертвого Гиси? – спросил вдруг охранник.

Блейн кивнул.

– Он и правда был уже мертвый?

– Правда.

– Убит?

– Я не знаю.

– А все судьба-злодейка! Всю жизнь суетишься, карабкаешься вверх, а потом – хлоп!..

– Злодейка,– согласился Блейн.

– Да-а, против судьбы не попрешь.

– Не попрешь,– опять согласился Блейн и поспешил к автомобилю.

Выведя машину со стоянки, он свернул на магистраль. Сгущались сумерки, на шоссе было почти пусто.

За окошком неторопливо проплывал осенний сельский пейзаж. Загорались первые огоньки в окошках горных коттеджей; пахло палеными листьями и грустным увяданием уходящего года.

Мысли в голове мельтешили, будто птицы, летящие к себе в гнездо на ночлег. Чего добивался сегодня утром липучка, приставший на стоянке? Что подозревает – или знает – Фаррис и что он затевает? Почему Джон Ример пришел передать ключи, а потом передумал и не дождался? Почему убежал «размороженный» ?

Нет, в самом деле, почему? Если вдуматься, это же полнейшее безумие. Чего он хочет достичь побегом в чужой для него мир, к которому совершенно не приспособлен? Все равно что удрать в одиночку на другую планету, ничего о ней не зная. Или взяться за работу, в которой ни черта не смыслишь, и строить из себя великого специалиста.

Зачем? Зачем ты сбежал, «размороженный»?

Блейн отогнал от себя назойливый вопрос. И без того есть о чем подумать. И вообще, думать надо последовательно и методично, а у него в голове сплошной сумбур.

Блейн включил радио и услышал голос комментатора: «...тому, кто следит за историей политики, нетрудно увидеть ее кризисные точки, ныне обозначившиеся весьма четко. Более пятисот лет управление планетой фактически находится в руках Центрального Профсоюза. То есть во главе правительства стоит комитет, в который входят представители всех гильдий и союзов. Этой группировке удалось продержаться у власти целых пять столетий – из них последние шестьдесят лет совершенно открыто – не столько благодаря особой мудрости, терпению или умению предвидеть, сколько благодаря устойчивому равновесию сил внутри комитета. Взаимное недоверие и страх ни разу не позволили какой-либо гильдии занять главенствующее положение. Как только возникала подобная угроза, все прочие союзы тут же вспоминали о своих амбициях и подавляли потенциального узурпатора.

Но такое равновесие – и это понимают все – не может длиться бесконечно. Оно и так затянулось сверх всяких ожиданий. Опираясь на фанатичную преданность своих служащих, гильдии годами накапливают силы, но не пытаются их применить. Не приходится сомневаться, что ни одна из них не сделает попытки захвата власти, не будучи заранее уверена в успехе. Однако угадать, какая из гильдий накопила достаточно сил для решающей схватки, практически невозможно, ибо союзы хранят подобные сведения в строжайшей тайне. И все-таки недалек тот день, когда кто-то из них выйдет на поле брани, чтобы помериться силами. Нынешнее равновесие может показаться невыносимым некоторым союзам, возглавляемым амбициозными лидерами...»

Блейн выключил радио – и поразился торжественной тишине осеннего вечера. Вся эта трепотня стара как мир. Сколько он себя помнит, всегда находился какой-нибудь комментатор, предупреждавший об угрозе захвата власти. Одна и та же песня, меняются только персонажи: то говорят, что верх возьмет Транспорт, то намекают на Связь, а одно время всячески склоняли Питание – дескать, за ним нужен глаз да глаз.

Сновидения, слава богу, в такие игры не играют. Гильдия Сновидений всецело отдала себя служению людям. Конечно, ее представители входят в Центральный – и по долгу, и по праву,– но в политику никогда не лезут.

Кто вечно раздувает шумиху из ничего, так это газетчики и досужие комментаторы. Связь – вот самый подозрительный из союзов. Все его члены спят и видят, как бы прибрать к рукам власть. Впрочем, Просвещение не лучше. Там же одни мошенники, всю жизнь только и делают, что подтасовывают факты!

Блейн покачал головой. Да, ему крупно повезло, что он принадлежит к гильдии Сновидений. Ему не надо стыдливо прятать глаза, слушая очередные сплетни, потому что даже самые беспардонные сплетники не посмеют назвать Сновидения потенциальным захватчиком. Из всех союзов только его гильдия всегда имела право держать голову высоко поднятой.

У Блейна с Гарриет то и дело возникали ожесточенные споры насчет Связи. Гарриет, похоже, упрямо верила в то, что именно Связь обладает безупречной репутацией и бескорыстно служит обществу. Хотя, с другой стороны, что может быть естественнее преданности своей гильдии – последней преданности, оставшейся у людей? Когда-то, в далеком прошлом, на Земле существовали государства, и любовь к своей стране называлась патриотизмом. Теперь место государств заняли профессиональные союзы.

Блейн въехал в извилистое ущелье, свернул с магистрали и направился по серпантину вверх, в горы.

Ужин наверняка уже готов, и Ансел опять будет дуться (робот у него, мягко говоря, с характером). Зато Фило встретит хозяина у ворот, и они вместе доедут до дома.

Он миновал коттедж Гарриет, бегло скользнул взглядом по деревьям, заслонявшим дом. В доме темно, Гарриет на задании. Срочное интервью, так она сказала.

Блейн свернул к своим воротам. Навстречу выбежал Фило, оглашая окрестности радостным заливистым лаем. Норман Блейн притормозил; пес, запрыгнув в машину, лизнул хозяина в щеку, а затем чинно улегся на сиденье. Автомобиль сделал круг по подъездной дороге и наконец остановился возле дома.

Фило выскочил из машины. Блейн неторопливо последовал за ним. Утомительный был денек. Только теперь, добравшись до дома, Блейн почувствовал, насколько он устал.

Он постоял немного, разглядывая свой дом. Хороший у него дом. В нем будет уютно жить настоящей семьей – если, конечно, когда-нибудь удастся уговорить Гарриет бросить журналистскую карьеру.

За спиной раздался голос:

– Так, хорошо. Можешь повернуться. Только спокойно и без фокусов.

Блейн медленно обернулся. Возле машины в сгустившихся сумерках стоял человек. В руке у него что-то блестело.

– Не бойся, я не причиню тебе вреда,– продолжал незнакомец,– Ты, главное, сам не лезь на рожон.

Одет в какую-то невиданную форму и говорит как-то странно. Непривычная интонация – жесткая, резкая, без того плавного перехода слов из одного в другое, который придает речи естественность. А что за выражения: «без фокусов», «не лезь на рожон»!

– У меня в руке пушка. Так что лучше не валяй дурака.

«Не валяй дурака».

– Вы сбежали из Центра,– догадался Блейн.

– Верно.

– Но как...

– Я всю дорогу ехал с вами, прицепился под машиной. Глупые копы не додумались там проверить.– Человек пожал плечами,– Вы ехали дольше, чем я предполагал. Я чуть было не соскочил на полпути.

– Но при чем тут я? Почему вы...

– Вы ни при чем, мистер. Мне было все равно, с кем ехать. Я просто хотел выбраться оттуда.

– Я вас не понимаю,– сказал Блейн.– Вы же вполне могли уйти незамеченным. У ворот, например. Я ведь притормозил. Что вам мешало тихонечко скрыться? Я бы вас и не заметил.

– Скрыться? Чтобы тут же попасть копам в лапы? Стоит мне только нос высунуть – и меня сразу вычислят. По одежде, по разговору. Я и за столом веду себя не так и даже хожу не так, наверное. Я буду бросаться в глаза, как забинтованный палец.

– Понимаю. Ну что ж, раз такое дело... Уберите вашу пушку. Вы, должно быть, проголодались. Пойдемте в дом, поужинаем.

«Размороженный» сунул пистолет в карман и похлопал по нему:

– Я могу вытащить его в любую минуту, не забудьте. Так что советую не рыпаться.

– О’кей, не буду рыпаться.

А что, очень даже выразительно – «не рыпаться». В жизни не слыхал такого словечка. Но о смысле догадаться нетрудно.

– Кстати, откуда у вас оружие?

– А это пусть останется моей маленькой тайной.

6

Его зовут Спенсер Коллинз, сказал беглец. Он проспал пятьсот лет, проснулся месяц назад. Физически для своих пятидесяти пяти он в прекрасной форме. Всю жизнь заботился о своем здоровье – правильно питался, соблюдал режим, упражнял и дух и тело, обладал кое-какими познаниями о психосоматике.

– Надо отдать вам должное,– сказал он Блейну.– Вы умеете заботиться о телах клиентов. Когда я проснулся, то чувствовал лишь небольшую вялость. Но никаких признаков старения.

– Мы постоянно следим за этим,– улыбнулся Блейн,– То есть не я лично, конечно, а команда биологов. Для них физическое состояние клиента – проблема вечная. За пять веков вы наверняка сменили дюжину хранилищ, и каждый раз они усовершенствовались. Как только появлялось какое-нибудь новое изобретение, его тут же применяли и к вам.

Коллинз сообщил, что был профессором социологии и выдвинул оригинальную теорию.

– Вы извините меня, если я не буду углубляться в подробности?

– Ну разумеется.

– Они представляют интерес только для специалистов, а вы, как я понимаю, не ученый.

– Что верно, то верно.

– Моя теория касалась социального развития общества в отдаленном будущем. Я решил, что пятьсот лет – срок достаточный, чтобы стало ясно, прав я был или ошибался. Меня мучило любопытство. Согласитесь: обидно придумать теорию и отдать концы, так и не узнав, подтвердит ее жизнь или нет.

– Могу вас понять.

– Если мои слова вызывают у вас сомнения, можете справиться в Архиве.

– Я ничуть не сомневаюсь.

– Впрочем, вам к таким историям не привыкать. У вас наверняка все клиенты с заскоками.

– С заскоками?

– Ну, чокнутые. Ненормальные.

– Да, заскоками меня не удивишь,– заверил профессора Блейн.

Хотя большего заскока, чем сидеть под осенними звездами в собственном дворике, беседуя с пятисотлетним человеком, трудно себе и представить. Впрочем, работай Блейн в Адаптации, ему бы это не показалось странным. Для служащих Адаптации подобное времяпрепровождение – обычная рутина.

Но наблюдать за Коллинзом было интересно. Речь его ясно показывала, насколько изменился за пятьсот лет разговорный язык. К тому же он то и дело пользовался всякими жаргонными словечками – идиомами прошлого, которые потеряли смысл и исчезли из языка, несмотря на то что многие другие почему-то уцелели.

За ужином профессор недоверчиво тыкал вилкой в некоторые блюда, другие поглощал с явным отвращением, не решаясь, однако, их отвергнуть. Очевидно, старался по мере сил вписаться в новый для него мир.

В его манерах были какие-то нарочитость и претенциозность, лишенные всякого смысла, а в больших дозах даже и раздражающие. Задумываясь, он потирал рукой подбородок или начинал хрустеть суставами пальцев. Эта последняя привычка особенно действовала Блейну на нервы. Хотя, возможно, в прошлом не считалось неприличным во время беседы постоянно трогать себя руками. Надо будет выяснить в Архиве или спросить кого-нибудь, например ребят из Адаптации – они много чего знают.

– Если это не секрет, конечно, мне хотелось бы услышать: подтвердилась ваша теория или нет? – спросил Блейн.

– Не знаю. У меня не было возможности выяснить.

– Понимаю. Я просто подумал – может, вы спросили об этом в Адаптации?

– Я не спрашивал,—сказал Коллинз.

Они сидели в сумеречной тишине, глядя вдаль, за долину.

– Вы многого достигли за пять столетий,– проговорил наконец Коллинз,– В мое время человечество было очень озабочено проблемой межзвездных полетов. Считалось, что поскольку скорость света превзойти невозможно, то о полетах нечего и мечтать. Но теперь...

– Да, верно,– сказал Блейн,– То ли еще будет. Лет этак через пятьсот.

– Можно продолжать так до бесконечности: проспал тысячу лет, проснулся, посмотрел – и снова заснул на тысячу...

– Думаю, оно того не стоит.

– Кто бы спорил,– сказал Коллинз.

Козодой стрелой пронесся над деревьями, стремительными резкими движениями хватая зазевавшихся мошек.

– Что не меняется, так это природа,– заметил Коллинз,– Я помню козодоев...– Он помолчал немного, потом спросил: – Что вы намерены делать со мной?

– Вы мой гость.

– Пока не нагрянут копы.

– Поговорим об этом позже, сегодня вы здесь в безопасности.

– Я вижу, вам не дает покоя один вопрос. У вас просто на лице написано, как вам хочется его задать.

– Почему вы убежали?

– Вот именно,– сказал Коллинз.

– Ну и почему же?

– Я выбрал себе сновидение, соответствующее моим склонностям. Нечто вроде профессионального затворничества – такой, знаете, идеализированный монастырь, где можно было бы предаться любимым занятиям и пообщаться с родственными душами. Я хотел покоя: прогулки вдоль тихой речки, живописные закаты, простая еда, время для чтения и раздумий...

Блейн одобрительно кивнул:

– Прекрасный выбор, Коллинз. Жаль, маловато у нас таких заказов.

– Мне тоже казалось, что я сделал правильный выбор. Во всяком случае, мне хотелось чего-то в этом духе.

– Надеюсь, вам не пришлось раскаяться?

– Я не знаю.

– Не знаете?

– Я не видел этого сновидения.

– То есть как не видели?

– Я видел совсем другое.

– Какая-то накладка? Кто-то перепутал заказы?

– Ничего подобного. Никакой накладки не было, я уверен.

– Когда вы заказываете определенное сновидение...– начал Блейн, но Коллинз перебил его:

– Говорю вам, никакой ошибки не было! Сновидение подменили.

– Откуда вы знаете?

– Да оттуда, что такое сновидение не мог заказать ни один из ваших клиентов. Это исключено. Сновидение было изготовлено вполне сознательно, с какой-то целью, о которой мне остается только догадываться. Я попал в другой мир.

– На другую планету?

– Не планету. Я был на Земле, но в какой-то чужой цивилизации. И прожил в ней все пятьсот лет, каждую минуточку. Я-то считал, что сновидение будет укорочено – что тысячелетний сон сожмут до размеров нормальной человеческой жизни. Но я пробыл там все пятьсот, от звонка до звонка. И могу утверждать совершенно определенно: никто ничего не перепутал. Сновидение навязали мне сознательно и целенаправленно.

– Давайте не будем спешить с выводами,– запротестовал Блейн,– Поговорим без эмоций. В том мире была другая цивилизация?

– В том мире не существовало такого понятия, как выгода. Вообще не существовало, даже теоретически. В принципе цивилизация походила на нашу, только была лишена тех движущих сил, которые в нашем мире проистекают из понятия о выгоде. Мне, разумеется, это казалось фантастикой, но для коренных жителей – если их можно так назвать – такое положение вещей было совершенно естественным,– Коллинз наклонился к Блейну,– Думаю, вы согласитесь, что ни один человек не захотел бы жить в подобном мире. Никто не мог заказать себе это сновидение.

– Может, какой-нибудь экономист...

– Экономисты не такие идиоты. А кроме того, само развитие событий в сновидении было до жути последовательным. В него была заложена заранее продуманная схема.

– Наша машина.

– Вашей машине известно заранее не больше, чем вам. По крайней мере не больше, чем вашим лучшим экономистам. К тому же ваша машина алогична, и в этом ее прелесть. Логика ей ни к чему, логика только испортила бы сновидение. Сновидениям логика противопоказана.