Текст книги "Игра в цивилизацию: Фантастические рассказы"

Автор книги: Клиффорд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

– Мы не виноваты,– ответил генерал,– Мы же не знали. Мы никогда еще не воевали таким манером.

– Мы дадим вам берушки,– заявил пятнашник,– В следующий раз мы с вами сыграем как надо. Будут берушки, у вас получится лучше. Нам легче дать, чем терять.

«Неудивительно,– подумал генерал,– что они и слыхом не слыхивали про перемирия. Неудивительно, что были повержены в недоумение предложением о переговорах и обмене пленными. Какие в самом деле переговоры нужны обычно для того, чтобы вам вернули фигуры и пешки, завоеванные в игре?

И неудивительно, что у других инопланетян идея коллективно обрушиться на пятнашников вызвала лишь скорбь и неприязнь...»

– Они вели себя неспортивно,– сказал генерал вслух,– Могли бы предупредить нас. А может, они привыкли к правилам игры с незапамятных времен...

Теперь он понял, почему пятнашники выбрали именно эту планету. На ней хватало места для посадки всем кораблям.

Он стоял и смотрел, как эскадры опускаются на скальный грунт в клубах розового пламени. Попытался пересчитать их, но сбился; хотя он и без счета знал, что Земле вернули все утраченные корабли, все до единого.

– Мы дадим вам берушки,– продолжал пятнашник.– Научим, как обращаться. Управлять просто. Никаких увечий ни людям, ни кораблям.

«А ведь это,– сказал себе генерал,– нечто большее, чем глупая игра. Да и глупая ли, если вдуматься в ее исторические и культурные корни, в философские воззрения, которые сплелись в ней?..» Одно можно утверждать с уверенностью: это много лучше, чем вести настоящие войны.

Впрочем, с берушками всем войнам придет конец. Те мелкие войны, что еще оставались, будут прекращены раз и навсегда. Отныне нет нужды одолевать врага в бою – зачем, если любого врага можно просто забрать? И нет нужды годами терпеть партизанские вылазки на вновь осваиваемых планетах: аборигенов можно забрать и поместить в культурные резервации, а опасную фауну переправить в зоосады.

– Будем еще воевать? – спросил пятнашник с беспокойством.

– Разумеется! – воскликнул генерал.– В любое время, как только пожелаете. А что, мы и вправду такой хороший противник, как вы сказали?

– Не самый ловкий,– отозвался пятнашник с обезоруживающей прямотой,– Но лучший, какого мы встречали. Играйте больше – станете еще лучше.

Генерал усмехнулся. «Ну в точности сержант и капитан со своими вечными шахматами»,– подумал он.

Повернувшись к пятнашнику, он похлопал того по плечу.

– Пошли назад в палатку,– предложил генерал.– Там еще осталось кое-что в кувшине. Зачем же добру пропадать?

СИЛА ВООБРАЖЕНИЯ

Салон-магазин находился в самой фешенебельной части города, куда Кемп Харт попадал нечасто. Она лежала в стороне от его обычных маршрутов, и он сам удивился, когда понял, что забрел в такую даль. По правде говоря, он вообще никуда бы не пошел, сохранись у него кредит в баре «Светлая звездочка», где обреталась вся его компания.

Как только Харт разобрался, где он, ему следовало бы развернуться на все сто восемьдесят и убраться восвояси: он ощутил себя лишним здесь, среди роскошных издательств, раззолоченных притонов и знаменитых кабаков. Но салон заворожил его. Салон просто не дал ему уйти. Харт застыл перед витриной, забыв о своем стоптанном и заношенном убожестве; рука, засунутая в карман, ненароком нащупала две мелкие монетки, которые там еще уцелели.

За стеклом стояли машины, блестящие, сногсшибательные, именно такие, каким и надлежало продаваться на этой изысканной, напудренной улице. Особенно одна машина, в углу,– она была еще больше и блестела еще ярче, чем остальные, и над ней словно витал ореол великой мудрости. Массивная клавиатура для набора исходных данных, сотня, а то и больше прорезей для ввода кинопленок и перфолент, нужных по ходу процесса. Судя по градуировке шкал, выбор настроений гораздо богаче, чем Харту когда-либо доводилось видеть, да, по всей вероятности, еще и множество других достоинств, не столь заметных с первого взгляда.

«С такой-то машиной,– сказал себе Харт,– человеку ничего не стоит прославиться практически за одну ночь. Он напишет все, что пожелает, и напишет хорошо, и перед ним распахнутся двери самых привередливых издателей...»

Но как бы ему того ни хотелось, заходить в салон и осматривать машину не имело смысла. Думать о ней и то было без толку. Оставалось лишь стоять и глазеть на нее сквозь витринное стекло.

«И все-таки,– сказал он себе,– у меня есть полное право войти в салон и осмотреть ее со всех сторон. Кто и что может мне помешать?..» Никто и ничто – ну если не считать усмешки на лице продавца, молчаливой, вежливой, точно отработанной гримаски презрения в ту секунду, когда он отвернется и поплетется к выходу...

Он украдкой бросил взгляд по сторонам – улица была пуста. Было еще слишком рано для того, чтобы эта надменная улица возродилась к жизни, и у него мелькнула надежда, что, если он все-таки войдет и попросит разрешения осмотреть машину, ничего страшного не случится. Может, он сумеет объяснить, что не собирается покупать машину, а только хочет поглядеть на нее. Может, они не станут над ним смеяться. Конечно же нет, никто и слова против не скажет. Мало ли людей, в том числе богатых и известных людей, заходят в салон просто поглядеть...

Он крался вдоль витрины, не отрывая глаз от машины, и подбирался все ближе к двери, уговаривая себя, что ни за что не войдет, что входить – отъявленная глупость, но в глубине души сознавая, что искушение неодолимо.

Наконец он поравнялся с дверью, толкнул ее и шагнул внутрь. Продавец возник перед ним как по волшебству.

– Вон тот сочинитель в углу,– промямлил Харт,– Скажите, не могу ли я...

– Безусловно, безусловно,– подхватил продавец,– Будьте любезны следовать за мной.

В углу салона продавец ласково положил руку на корпус машины.

– Это новейшая модель,– начал он,– Мы дали ей имя «Классик», поскольку она задумывалась и выпускалась с единственной целью – наладить производство классики. Мы полагаем, что она имеет значительные преимущества по сравнению с нашей предшествующей моделью «Бестселлер», перед которой в конечном счете не ставилось задач более сложных, чем производство бестселлеров, хотя время от времени ей и удавалось выдавать классику малых форм. Но если вы позволите говорить вполне откровенно, сэр, то я подозреваю, что почти во всех подобных случаях хозяева сами совершенствовали машину. Мне говорили, что кое-кто на таких делах прямо собаку съел...

Харт покачал головой.

– Уж только не я. Не знаю даже, с какого конца за паяльник берутся...

– В таком случае,—не смутился продавец,—лучшее, что вы можете сделать, это сразу приобрести сочинитель высшего класса. Если пользоваться им с умом, то разносторонность творчества окажется практически безграничной. А в данной модели к тому же предусмотрен коэффициент качества, гораздо более высокий, чем в любой другой. Хотя, разумеется, для получения наилучших результатов необходимо проявлять осмотрительность при выборе типажных фильмов и сюжетно-проблемных лент. Но пусть это вас не тревожит. Запас фильмов и перфолент у нас огромен, а наши фиксаторы настроения и обстановки не имеют себе равных. Конечно, они обходятся недешево, однако...

– Между прочим, какова цена этой модели?

– Всего-навсего двадцать пять тысяч,– весело откликнулся продавец,– Вас не удивляет, сэр, что мы предлагаем ее за столь мизерную цену? Это замечательное достижение инженерной мысли. Мы работали целых десять лет, прежде чем добились должного эффекта. И все эти десять лет отбрасывали устаревшие конструктивные решения и искали новые и новые, чтобы не отстать от достижений технического прогресса...

Он с торжествующим видом похлопал машину по ее блестящему боку.

– Заверяю вас, сэр, что вы нигде не найдете изделий лучшего качества. В этой машине предусмотрено все. В ней заложены миллионы вероятностных комбинаций, гарантирующих стопроцентную оригинальность продукции. Ни малейшей опасности сбиться на стереотип, что так характерно для многих более дешевых моделей. Сюжетный банк, взятый сам по себе, способен выдать почти бесконечное число коллизий на любую заданную тему, а смеситель характеров учитывает тысячи оттенков вместо ста или ста с небольшим, свойственных моделям низших классов. Семантический блок обладает высокой изобретательностью и чувствительностью, и нельзя также не обратить вашего внимания...

– Хорошая машина,– прервал его излияния Харт,– Но, пожалуй, дороговата. Вот если бы у вас нашлось что-нибудь еще...

– Безусловно, сэр. У нас есть множество других моделей.

– А вы примете в обмен старую машину?

– Охотно. Какой марки ваша машина, сэр?

– «Автоавтор девяносто шесть».

Лицо у продавца едва заметно вытянулось. Потом он покачал головой, не то грустно, не то смущенно.

– Видите ли, мм... Признаться, я не уверен, что мы сможем за нее много предложить. Это довольно старый тип машины. Почти вышедший из употребления.

– Но что-нибудь вы за нее все-таки дадите?

– Думаю, что да. Хотя и немного.

– И оплата в рассрочку?

– Да, конечно. Что-нибудь придумаем. Будьте добры сказать, как вас зовут.

Харт назвал свою фамилию. Продавец записал ее в блокнот и добавил:

– Извините, сэр, я вас на минутку покину.

Какое-то мгновение Харт смотрел ему вслед. Потом, как трусливый воришка, тихо попятился к двери и выскочил из салона. Оставаться не было смысла. Не было смысла ждать, пока продавец вернется, подаст на прощанье руку и скажет:

– Очень сожалеем, сэр...

Что означало бы: «Очень сожалеем, сэр, но мы проверили вашу кредитоспособность и убедились, что она равна нулю. Мы запросили сведения о ваших успехах и установили, что за последние полгода вы продали всего один короткий рассказ».

– И зачем я вообще затеял эту прогулку,– упрекнул себя Харт не без горечи.

На окраине, весьма и весьма отдаленной от блистательного салона, Харт вскарабкался на шестой этаж по лестнице, так как лифт опять не работал. За дверью, на которой красовалась табличка «Издательство Ирвинг», секретарша, поглощенная шлифовкой ногтей, оторвалась от этого занятия ровно настолько, чтобы махнуть рукой в сторону смежной комнаты и предложить:

– Заходите прямо к нему.

Бен Ирвинг сидел за столом, погребенным под кучами рукописей, гранок и корректурных листов. Рукава у него были закатаны по локоть, а на лбу торчал козырек. Он носил козырек не снимая, а зачем – оставалось тайной для всех: за весь день не бывало и часа, когда в этой занюханной комнатке набралось бы достаточно света, чтобы ослепить уважающую себя летучую мышь.

Бен поднял глаза и, моргая, уставился на Харта.

– Рад тебя видеть, Кемп,– сказал он,– Садись. С чем сегодня пожаловал?

Харт оседлал стул.

– Решил зайти спросить о судьбе последнего рассказа, который я посылал тебе.

– Никак не доберусь до него,– В порядке самооправдания Ирвинг повел рукой, показывая на кавардак на столе,– Мэри! – заорал он. В дверь просунулась голова секретарши,– Возьмите рукопись Харта, и пусть Милли на нее глянет,– Он откинулся в кресле,– Времени это не займет, наша Милли читает быстро...

– Я подожду,– сказал Харт.

– А у меня есть для тебя новость,– объявил Ирвинг.– Мы открываем журнал для племен системы Алголь. Жизнь там у них довольно примитивная, но читать они, да вознаградят их небеса, умеют. Хлебнули же мы хлопот, пока нашли кого-то, кто мог бы выполнить переводы текстов, да и набор обойдется куда дороже, чем хотелось бы. Они там такой алфавит выдумали, каверзнее я в жизни не видел. Но в конце концов мы отыскали типографа, у которого нашелся даже такой шрифт...

– Что от меня требуется? – осведомился Харт.

– Обычное гуманоидное чтиво,– ответил Ирвинг.– Побольше драк и крови и чтобы как можно красочнее. Живется им там несладко, так что наш долг – предложить яркий колорит, но чтобы читать было просто. Никаких вывертов, заруби себе на носу.

– Звучит неплохо.

– Нужна добротная макулатура,– заявил Ирвинг.– Посмотрим, как пойдет дело. Если хорошо, тогда начнем переводить и для первобытных общин в районе Капеллы. Вероятно, понадобятся кое-какие изменения в текстах, но не слишком серьезные.– Он прищурился, задумавшись,– Платить дорого не сможем. Зато, если дело пойдет, товара потребуется много.

– Хорошо, я подумаю,– сказал Харт,– Есть у них какие-нибудь табу? Чего надо избегать?

– Никакой религии,– ответил издатель,– Что-то похожее у них вроде бы есть, но лучше эту скользкую тему обойти. Никаких сантиментов. Любовь у них не котируется. Женщин они себе покупают и с любовью не знаются. Сокровища, погони, муки алчности – вот это будет в самый раз. Любой стандартный справочник даст тебе необходимые сведения. Фантастические виды оружия – чем ужаснее, тем лучше. И побольше кровопролития. Ненависть – вот что им подавай. Ненависть, месть и острые ощущения. Главная твоя задача – чтобы напряжение не спадало.

– Хорошо, я подумаю.

– Ты повторяешь эту фразу уже второй раз.

– У меня что-то не ладится, Бен. Раньше я мог бы сразу сказать тебе «да». Раньше я мог бы запросто выдавать такое варево тоннами.

– Потерял форму?

– Не в форме дело, а в машине. Мой сочинитель – сущее барахло. С тем же успехом я мог бы писать свои рассказы от руки.

При одной только мысли о подобной непристойности Ирвинга передернуло.

– Так почини его,– сказал издатель,– Повозись, подлатай.

– Чего не умею, того не умею. И все равно модель слишком старая. Почти вышедшая из употребления.

– Ну, в общем, постарайся сделать что сможешь. Я хотел бы сохранить тебя в числе своих поставщиков.

Вошла секретарша. Не глядя на Харта, положила рукопись на стол. С того места, где он сидел, Харт без труда различил единственное слово, какое машина оттиснула на первой странице: «Отказать».

– Слишком вычурно,– пояснила секретарша,– Милли чуть себе потроха не пережгла.

Ирвинг перебросил рукопись Харту.

– Извини, Кемп. Надеюсь, в следующий раз тебе повезет больше.

Харт поднялся, сжимая рукопись в кулаке.

– Я попробую взять твой новый заказ,– произнес он и направился к двери.

– Погоди-ка,– окликнул его Бен сочувственным голосом.

Харт обернулся. Ирвинг вытащил бумажник и, выудив оттуда две десятки, протянул ему.

– Нет,– отказался Харт, пожирая деньги глазами.

– Это взаймы,– сказал издатель,– Черт тебя побери, могу я дать тебе взаймы? Принесешь мне, что сочинишь.

– Спасибо, Бен. Я твоей доброты не забуду.

Он запихнул деньги в карман и поспешно ретировался. В горле стояла жгучая горечь, под сердцем застрял жесткий, холодный комок.

«У меня есть для тебя новость,– заявил Бен,– Нужна добротная макулатура».

Добротная макулатура.

До чего же он докатился!

Когда Харт наконец появился в баре «Светлая звездочка» с деньгами в кармане и со страстным желанием осушить стакан пива, из постоянных посетителей там была только Анджела Маре. Она пила какую-то дикую розовую смесь, по виду явно ядовитую. При этом Анджела нацепила очки, а волосы гладко зачесала назад и, очевидно, праздновала литературную удачу. «Что за нелепость,– подумал Харт,– Ведь она могла бы быть привлекательной, но намеренно избегает этого...»

Едва Харт подсел к ней, как бармен Блейк выбрался из-за стойки и молча встал рядом, упершись кулаками в бока.

– Стакан пива,– бросил Харт.

– В долг больше не верю,– отозвался бармен, сверля его прокурорским взглядом.

– Кто сказал, что в долг? Я заплачу.

Блейк нахмурился.

– Ежели вы при деньгах, то, может, и по счету заплатите?

– Настолько я еще не разбогател. Однако получу я свое пиво или нет?

Наблюдая за тем, как Блейк вперевалку возвращается к стойке, Харт порадовался собственной предусмотрительности: по дороге он специально купил пачку сигарет, чтобы разменять одну из десяток. Вытащи он купюру хоть на мгновение, Блейк тут же налетел бы на нее коршуном и отобрал бы в погашение долга.

– Подкинули? – приветливо осведомилась Анджела.

– Аванс,– соврал Харт, чтобы не уронить свое мужское достоинство.– Ирвинг поручил мне кое-что. Говорит, заказ будет крупным. Хотя гонорар, разумеется, не слишком...

Подошел Блейк с пивом, плюхнул его на стол и подождал, пока Харт не сделает того, что от него требуется. Харт рассчитался – тогда бармен, шаркая, удалился.

– Слышали про Джаспера? – спросила Анджела.

Харт покачал головой.

– Да нет, в последнее время ничего не слышал. А что, он закончил книгу?

Анджела просияла.

– Он уезжает в отпуск. Можете себе представить? Он – и вдруг в отпуск!

– А что тут особенного? – откликнулся Харт,– Джаспер продает свои вещи безотказно. Он единственный среди нас, кто загружен работой из месяца в месяц!

– Да не в том дело, Кемп. Погодите, сейчас узнаете – это же умора! Джаспер считает, что если он съездит в отпуск, то станет лучше писать!

– А почему бы и нет? Ездил же Дон в прошлом году в летний лагерь. В один из тех, что рекламируются под девизом «Хлеб наш насущный»...

– Все, чем они там занимаются,– сказала Анджела,– это зубрят заново механику. Вроде повторного курса по устройству сочинителей. Как переделать старую рухлядь, чтобы она сумела выдать что-нибудь свеженькое...

– И все-таки не вижу, почему бы Джасперу не съездить в отпуск, раз у него завелись деньги.

– Вы такой тугодум,– рассердилась Анджела,– Вы что, так и не поняли, в чем тут соль?

– Да понял я, все понял. Джаспер до сих пор не отказался от мысли, что в литературном деле присутствует фактор личности. Он не довольствуется сведениями, почерпнутыми из стандартного справочника или из энциклопедии. Он не согласен, чтобы сочинитель описывал чувства, каких он, Джаспер, никогда не испытывал, или краски заката, какого он никогда не видел. И мало того – он оказался столь безрассуден, что проговорился об этом, и вы вместе с остальными подняли его на смех. Что ж удивляться, если парень стал эксцентричным. Что удивляться, если он запирает дверь на ключ...

– Запертая дверь,– зло сказала Анджела,– очень символичный поступок для такого психа, как он.

– Я бы тоже запер дверь,– ответил ей Харт,– Я бы стал эксцентричным, лишь бы печатать такие рассказы, как Джаспер. Я бы ходил на руках. Я бы вырядился в саронг. Я бы даже выкрасил себе лоб и щеки в синий цвет...

– Вы словно верите, что Джаспер прав.

Он снова покачал головой.

– Нет, я не думаю, что он прав. Я думаю по-другому. Но если он хочет думать по-своему, пусть себе думает на здоровье.

– А вот и нет,– возликовала она,– Вы думаете, как он, это у вас на носу написано. Вы допускаете возможность творчества, независимого от машины.

– Нет, не допускаю. Я знаю, что творчество – привилегия машин, а не наша. Мы с вами всего лишь лудильщики, поселившиеся в мансардах. Механики от литературы. И я полагаю, что так оно и должно быть. Конечно, в нас еще жива тоска по прошлому. Она существовала во все эпохи. Где вы, мол, добрые старые времена? Где вы, деньки, когда литературные произведения писали кровью сердца?..

– Что-что, а кровь мы проливаем по-прежнему.

– Джаспер – прирожденный механик,– заявил он,– Вот чего мне недостает. Я не способен даже починить свой мусорный ящик, а вы бы видели, как модернизировал Джаспер свой агрегат...

– Можно нанять кого-нибудь, чтобы произвели ремонт. Есть фирмы, которые прекрасно справляются с подобной работой.

– На это у меня никогда нет денег,– Он допил пиво и поинтересовался: – А что такое у вас в бокале? Хотите повторить?

Она оттолкнула бокал от себя.

– Не нравится мне эта дрянь. Я лучше выпью с вами пива, если не возражаете.

Харт жестом приказал Блейку принести два пива.

– Что вы нынче поделываете, Анджела? Все еще работаете над романом?

– Готовлю фильмы.

– Мне сегодня придется заняться тем же. Чтобы выполнить заказ Ирвинга, понадобится главный герой. Большой, сильный, темпераментный – но не слишком страшный. Поищу где-нибудь у реки...

– Теперь они в цене, Кемп,– сказала она,– Инопланетяне нынче поумнели. Даже самые дальние. Только вчера я заплатила одному из них двадцатку, а ведь он не представлял собой ничего особенного.

– Все равно это дешевле, чем покупать готовые фильмы.

– Тут я с вами согласна. Правда, и работы прибавляется.

Блейк принес пиво, и Харт отсчитал ему мелочь в подставленную ладонь.

– Возьмите пленку нового типа,– посоветовала Анджела,– Она куда лучше прежних по всем показателям. Резкость гораздо выше, а значит, улавливается больше побочных факторов. Характеры очерчиваются более плавно. Вы приобретаете способность видеть, так сказать, все оттенки исследуемой личности. И персонажи сразу становятся более достоверными. Я пользуюсь именно такой пленкой.

– За нее, должно быть, дерут втридорога.

– Да, довольно дорого,– согласилась она.

– У меня сохранилась еще парочка катушек старого образца. Придется обойтись тем, что есть.

– Могу ссудить вам полсотни, если позволите.

Он покачал головой еще решительнее, чем раньше.

– Спасибо, Анджела. Я могу клянчить на выпивку, обедать за чужой счет и стрелять сигареты, но я не могу взять у вас полсотни, которые вам самой нужны позарез. Среди нас просто нет богатеев, способных раздавать в долг по полсотни.

– Но я ссудила бы вам их с радостью. Если вы передумаете...

– Хотите еще пива? – спросил Харт, чтобы положить конец неприятной теме.

– Мне нужно работать.

– Мне тоже...

Он вскарабкался на седьмой этаж, прошел по коридору и постучался к Джасперу Хансену.

– Минуточку,– донесся голос из-за двери. Но прошло минуты три, прежде чем ключ заскрежетал в замке и дверь распахнулась.– Прости, что так долго,– извинился Джаспер,– Вводил в машину исходные данные и не мог оторваться.

Харт кивнул. Объяснение Джаспера было нетрудно принять. Прервать на середине набор исходных данных, на подготовку которых уходили многие часы,– дело почти немыслимое.

Комната у Джаспера была маленькая и захламленная. В углу красовался сочинитель, гордый и блестящий, хоть и не такой блестящий, как тот, которым Харт любовался утром в салоне в центре города. На столе, полуприкрытая разбросанными бумажками, стояла пишущая машинка. Длинная полка провисала под тяжестью потрепанных справочников. Книги в ярких обложках громоздились в беспорядке на полу. На неприбран-ной постели спала кошка. На шкафу виднелась бутылка вина и рядом с нею кусок хлеба. Раковина была завалена грязной посудой.

– Говорят, ты собираешься в отпуск, Джаспер,– начал Харт.

Джаспер ответил настороженно:

– Да, мне подумалось, что можно бы...

– Послушай, Джаспер, не окажешь ли ты мне одну услугу?

– Все, что только пожелаешь.

– Пока тебя не будет, разреши мне воспользоваться твоим сочинителем.

– Ну, в общем... Не знаю, Кемп. Видишь ли...

– Мой вышел из строя, а на ремонт у меня нет денег. И вдруг я, представь, получаю заказ. Если бы ты разрешил мне поработать на твоей машине, я бы за неделю-другую выдал достаточно, чтоб отремонтировать свою.

– Ну, в общем,– повторил Джаспер,– я для тебя готов на все. Проси чего хочешь. Но сочинитель – извини, никак не могу разрешить тебе работать на нем. Я его полностью перепаял. Там нет ни одной цепи, которая осталась бы в первозданном виде. И никто во всем мире, кроме меня, не сумеет теперь с ним совладать. А если попробует, то или машину сожжет, или себя угробит, или не знаю что...

– Но разве ты не можешь меня проинструктировать?! – воскликнул Харт почти умоляюще.

– Слишком сложно. Я с ней возился годами.

Харт еще ухитрился выжать из себя улыбку.

– Прости, я думал...

Джаспер положил руку ему на плечо.

– Что-нибудь другое – пожалуйста. Что угодно другое.

– Спасибо,– бросил Харт, отворачиваясь.

– Выпить хочешь?

– Нет, спасибо,– ответил Харт и вышел.

Преодолев еще два лестничных марша, он поднялся на самый верхний этаж и ввалился к себе. Его дверь никогда не запиралась. При всем желании никто не высмотрел бы у него ничего достойного кражи. «И коль на то пошло,– спросил он себя,– разве у Джаспера есть что-нибудь, что представило бы интерес для других?»

Он опустился на колченогий стул и уставился на сочинитель. Машина была старая и обшарпанная, она раздражала его, и он ее ненавидел. Она не стоила ни гроша, абсолютно ни гроша, и тем не менее придется на ней работать. Поскольку другой у него нет и не предвидится. Он может подчиняться ей, а может спорить с ней, может ее пинать и бранить последними словами, а может проводить подле нее бессонные ночи. А она, урча и кудахтая от признательности, будет самонадеянно выдавать необъятные груды посредственных строк, которые никто не купит.

Он встал и подошел к окну. Внизу блестела река. С судов, пришвартованных у причалов, выгружали бумажные рулоны, чтобы прокормить ненасытные печатные станки, грохочущие день и ночь. За рекой из космопорта поднимался корабль, оставляя за кормой слабое голубое сияние ионных потоков. Харт наблюдал за кораблем, пока тот не исчез из виду.

Там были и другие корабли, нацеленные в небо, ожидающие только сигнала – нажатия кнопки, щелчка переключателя, легкого движения ленты с навигационной программой,– сигнала, который сорвал бы их с места и направил домой. Сначала в черноту космоса, а затем в то таинственное ничто вне времени и пространства, где можно бросить вызов теоретическому пределу – скорости света. Корабли, прибывшие на Землю с многих звезд с одной-единственной целью, за одним-единственным товаром, какой предлагали им земляне.

Харт не без труда стряхнул с себя чары космопорта и обвел взглядом раскинувшийся до горизонта город – скученные, отесанные до полного однообразия прямоугольники района, где жил он сам, а дальше к северу сияющие сказочной легкостью и тяжеловесным величием башни, построенные для знаменитых и мудрых.

«Фантастический мир,– подумал он,– Фантастический мир, где приходится жить. Вовсе не такой, каким рисовали его Герберт Уэллс и Стэплдон. Они воображали себе дальние странствия и галактические империи, гордость и славу человечества,– но когда двери в космическое пространство наконец отворились, Земле каким-то образом не досталось ни того ни другого. Взамен грома ракет – грохот печатных машин. Взамен великих и возвышенных целей – тихий, вкрадчивый, упрямый голос сочинителя, зачитывающего очередной опус. Взамен нескончаемой череды новых планет – комнатка в мансарде и изматывающий страх, что машина подведет тебя, что исходные данные неверны, а пленки использовались слишком часто...»

Он подошел к столу и выдвинул все три ящика один за другим. Камеру он обнаружил в нижнем ящике под ворохом всякой дряни. Потом порыскал еще и в среднем ящике нашел пленку, завернутую в алюминиевую фольгу.

«Стало быть, большой и сильный,– подумал он,– Такого, наверное, нетрудно встретить в каком-нибудь подвальчике у реки, где космические волки, получившие увольнительную в город, проматывают свои денежки...»

В первом подвальчике, куда он заглянул, было смрадно – там расположилась компания паукообразных существ из системы Спики, и он там не остался. Недовольно поморщившись, он выбрался на улицу со всей быстротой, на какую оказался способен. Соседний погребок облюбовали похожие на раскормленных котов обитатели Дагиба, и это тоже было совсем не то, что надо.

Зато в третьем заведении его ждала удача в образе гуманоидов со звезды Каф – созданий дородных и шумных, склонных к экстравагантности в одежде, вызывающему поведению и вообще падких до роскошной жизни. Они сгрудились вокруг большого круглого стола в центре комнаты и увлеченно буянили: стучали по столу кружками, гонялись за удирающим от них хозяином, заводили песни, но тут же сами прерывали их выкриками и перебранкой.

Харт проскользнул в незанятую кабинку и стал присматриваться к загулявшим кафианам. На одном из них, самом крупном, самом громогласном и самом буйном, были красные штаны и рубаха цвета яркой зелени. Платиновые ожерелья и диковинные чужеземные украшения болтались у него на шее и сверкали на груди, а волосы он, похоже, не стриг месяцами. У него была и борода довольно сатанинского вида, а также – поразительная штука – чуть заостренные уши. Ссориться с ним, судя по всему, было весьма и весьма небезопасно. «Вот он,– решил Харт,– вот типаж, который мне нужен».

Наконец к кабинке кое-как подобрался хозяин.

– Пива,– распорядился Харт,– Большой стакан.

– Да что вы,– удивился хозяин,– кто же у нас пьет пиво!

– Ну хорошо, а что у вас есть?

– Бокка, игно, хзбут, грено. Ну и еще...

– Тогда бокка,– отрезал Харт. По крайней мере, он представлял себе, что такое бокка, а об остальных напитках никогда и не слыхивал. Кто их знает, что они способны сотворить с человеком. Глоток бокка, во всяком случае, пережить можно.

Хозяин ушел и спустя какое-то время вернулся с кружкой бокка – зеленоватого, слегка обжигающего пойла. По вкусу пойло напоминало слабенький раствор серной кислоты.

Харт вжался поглубже в угол кабинки и открыл футляр камеры. Потом приподнял камеру над столом – не выше, чем было необходимо, чтобы захватить Зеленую Рубаху в поле зрения объектива. Наклонившись к видоискателю, поймал кафианина в фокус и тут же нажал кнопку, приводящую аппарат в действие. И, покончив с этим, принялся прихлебывать бокка.

Высидеть вот так, давясь едким пойлом и орудуя камерой, предстояло четверть часа. Четверти часа хватит за глаза. Через четверть часа Зеленая Рубаха окажется на пленке. Может, и не столь исчерпывающе, как если бы Харт применял ту же новомодную пленку, что и Анджела, но своего героя он получит.

Камера крутилась, запечатлевая физические характеристики кафианина, его манеры, любимые обороты речи, мыслительные процессы (при наличии таковых), образ жизни, происхождение, вероятные реакции перед лицом тех или иных обстоятельств. «Пусть не в трех измерениях,– подумал Харт,– пусть без проникновения в душу героя и без развернутого ее анализа, но для той халтуры, что нужна Ирвингу, сойдет и так...»

Взять этого весельчака, окружить тремя-четырьмя головорезами, выбранными наудачу из досье. Можно использовать какую-нибудь из пленок серии «Рыцарь голубой тьмы». Ввернуть туда что-нибудь заковыристое про сокровища, добавить капельку насилия, притом на каком-нибудь жутком фоне,– и пожалуйста, готово, если, конечно, сочинитель не откажет...

Десять минут прошло. Осталось всего пять. Еще пять минут – и он остановит камеру, сунет ее обратно в футляр, а футляр в карман и выберется отсюда как можно скорее. Разумеется, стараясь не привлечь ничьего внимания.

«А все получилось довольно просто,– подумал он,– много проще, чем я рассчитывал...»

Как это Анджела сказала? «Все нынче поумнели, даже инопланетяне...»

Осталось три минуты.

Неожиданно на стол опустилась рука и заграбастала камеру. Харт стремительно обернулся. У него за спиной, с камерой под мышкой, стоял хозяин.

«Ну и ну,– подумал Харт,– я так старательно следил за кафианами, что начисто забыл про этого типа!»

– Ах так! – зарычал хозяин.– Пролез сюда обманом, а теперь фильм снимаешь! Хочешь, чтобы мое заведение приобрело дурную славу?